Текст книги "Эдатрон. Том I"

Автор книги: Эдуард Неллин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Встал рано, когда еще робко и несмело защебетали первые утренние птахи. Утро выдалось росистым, что предвещало жаркий солнечный день. Поэтому, после недолгого раздумья, решил не торопиться, да и куда банде деться, всяко не каждому хочется переться по пояс в холодной росе. А найти их по следу – куда как проще. Благо след этот не нашел бы только полностью слепой и глухой, а он этим отнюдь не страдал. Заблудиться он не боялся. Чувство направления у него было отменным, в чем успел убедиться, когда уходил на охоту или просто на обследование местности. Бывало пропадал вдали от своего жилища по трое-четверо суток, а то и больше и всегда возвращался обратно. Главное – внимательно отслеживать и запоминать приметы окружающей его местности, что у него после первого же месяца практики стало получаться автоматически.

Поэтому протер лицо утренней росой и пошел на охоту. Ничего, что роса еще не ушла и он сразу оказался мокрым по самые плечи. Это только первые пять минут неприятно и холодно, зато потом, словно утренний холодный душ, освежает и бодрит. Тем более рубаха он снял и, скатав в валик, одел на голову, соорудив подобие чалмы. Уже где-то через час ему удалось подстрелить из лука очередного рябчика. Тот подпустил охотника метров на пятнадцать. По-видимому, в этих глухих местах человек хоть и считался опасным хищником, но довольно редким и тем более никто не ожидал лука со стрелами. Поэтому местная дичь подпускала охотника довольно близко, а для мальчишки дистанции выстрела метров в двадцать вполне хватало. Осторожные улетали, едва его завидев, а тупые и глупые, уверенные в своей безопасности, подпускали чуть ли не вплотную. Наскоро ощипав птицу и выпотрошив, опалил остатки пуха на костре, а затем, натерев солью, зажарил на образовавшихся углях. Рябчик оказался из глупых, но вкусным. С найденной тут же черемшой, завтрак получился достаточно съедобным и сытным. Конечно, не ресторан, но вполне достойно. При чем порция хоть и оказалась великовата, но он умял ее всю. Что поделаешь, молодой, даже скорее детский, растущий организм и активная жизнь на природе давали такой эффект, что есть ему хотелось всегда. За полчаса покончив с завтраком, он решил, что пора заняться и шайкой. А как еще назвать толпу заросших мужиков самого бандитского вида? Пока не доказано обратного, банда она и есть банда.

Роса уже ушла легким туманом, сменившись духотой, которая к обеду превратится в жаркое марево. Трава подсохла и стала издавать цветочный духмяный аромат, который на какое-то время будет забивать все запахи. Пора идти. Собрав снаряжение и надев рубаху, он легким шагом двинулся в сторону, где по всем его прикидкам находилась банда. Те уже снялись с места и ушли, видно намереваясь с утра по холодку пройти побольше. Так что он не спеша обследовал покинутую стоянку, не нашел ничего нового и все так же не торопясь отправился вслед за ними. Близко к преследуемым не подходил, чтобы не появляться в поле видимости бандитов. Ему вполне хватало оставшихся следов. Идти было скучно. Мужики были предсказуемы, как расписание движения немецких поездов. Шли и шли себе по прямой. Но внимательности и бдительности он не терял, что и помогло ему подстрелить зайца. Тот, видимо напуганный шумной толпой, затаился, переждал и затем, решив, что опасность удалилась, вылез на белый свет и нарвался на стрелу. Готовить зверушку он не стал. Просто, как носок, содрал шкурку, вытащил потроха, порубил тушку на куски, подсолил и, завернув в лопухи, положил в походную сумку. Как сложится день неизвестно и запас пищи не будет лишним. Затем вернулся к своим «баранам». Грязным и бородатым.

За то время, что он занимался зайцем, банда ушла далеко вперед. Поэтому ему пришлось поднажать, чтобы их догнать. Время близилось к полудню и солнце уже во всю начало припекать. Тут еще всякая таежная гнусь, от комаров до оводов. Одни нападали, когда он скрывался в тенистом сумраке под кронами деревьев, другие во время переходов через залитые солнцем лесные полянки. Как бы там не было, но время шло, и он думал, что вот-вот нагонит банду. Так далеко от своего жилища в эту сторону он еще не отходил. Места были совершенно незнакомыми. Поэтому небольшая речушка, или вернее ручей, оказалась для него приятным сюрпризом. Напиться холодной ключевой водой, что может быть приятнее в жаркий полуденный зной. Напившись, он на минутку присел послушать окружающий его лес. Щебетали птахи, где-то вдалеке стучал дятел, налетающий временами легкий ветерок шевелил кроны деревьев, создавая фон. В такие минуты ему казалось, что он на земле в своем далеком детстве. Если еще закрыть глаза и не видеть иногда попадавшиеся на глаза не привычные, не поземному высокие деревья с листьями-лопухами. Хотя за последнее он привык уже к незнакомому виду некоторый растений. Тем более то там, то здесь торчали вполне себе земные дубы и березы.

Он вслушался, что-то его насторожило. Нет, не показалось. Далекие, едва слышимые крики в той стороне, куда ушли бандиты. Это что же он пропустил, пока занимался добыванием хлеба насущного? Быстренько, легким бесшумным бегом стал перемещаться к месту источника криков. Когда шум уже был ясно различим, судя по громкости оставалось метров сто, он остановился и поискал глазами то, что ему было нужно. Высокое дерево росло неподалеку и взобраться на него совсем не составляло труда. Какому мальчишке не нравится лазить на деревья, а он в настоящее время уже совсем сжился со своим новым телом и вел себя соответственно и испытал настоящее удовольствие от своей ловкости, когда быстро и споро оказался на высоте. Обзор был не очень хорош, но ему повезло, что дерево, на которое он залез, оказалось возле самой то ли просеки, то ли дороги. Поэтому только несколько высоких кустов мешали смотреть вдоль свободного пространства, где в метрах пятидесяти впереди разворачивалась лесная драма. А там пять телег, загруженных под завязку, окружили его давние знакомцы. Дело видимо шло к концу.

Разбойники, а по – другому он уже никак их назвать не мог, весело переговариваясь столпились у нагруженных возов. Немногочисленные защитники, человек десять не больше, уже не могли помешать этому, так как лежали мертвыми. То ли не ожидали они такой большой банды, то ли еще что. Да и были они судя по всему простыми мужиками, а никак не воинами и все их оружие составляли такие же подобия копий, как и у нападавших.

Только один еще стоял возле последней задней телеги, но и его дни были уже сочтены, потому что голова его была залита кровью, а правая рука была почти перерублена и висела только благодаря лоскуту недорубленной кожи, а сам он стоял, шатавшись и вряд ли что-то соображая. Вокруг него столпилась небольшая толпа бандитов во главе с атаманом. Главарь что-то спрашивал у раненого, издевательски кривя губы. Из-за расстояния мальчик ничего не мог расслышать, да и если бы и расслышал, то все равно не смог бы понять. Допрашиваемый молчал, только покачивался, смотря на атамана затуманенными от боли глазами, кажется, даже не понимая, чего от него хотят. И вдруг он плюнул прямо в лицо атаману вязкой кровавой слюной. Плевок попал точно в левый глаз, заставив атамана взреветь от ярости. Вытирая плевок левой рукой и что-то злобно рыча, он суетливо и нервно нащупывал другой рукой клинок на поясе. Блеснуло полоска железа и голова последнего защитника каравана откинулась назад, открывая всем жуткое подобие улыбки на взрезанном горле. Атаман рыча склонился над еще подрагивающим трупом и затем, наступив на него ногой, выпрямился и прокричал что-то гневное, указывая на зарубленного им мужика окровавленным кинжалом. Толпа одобрительно взревела, потрясая копьями и дубинками.

И тут раздался пронзительный женский крик. Из последней телеги двое разбойников, несмотря на произошедшие события, не прекращающие мародерку, выволокли бешено сопротивляющуюся женщину. Хохоча и ругаясь, они потащили ее к обочине с вполне понятной целью, причем их намерения, не особенно напрягаясь, можно было прочитать на их лицах. Дотащив свою брыкающуюся жертву до обочины, они бросили ее на землю и один из разбойников влепил ей пару тяжелых оплеух, отчего женщина притихла. Затем он сел на нее верхом и стал рвать на ней рубаху, а другой, радостно и похабно скалясь, стал развязывать веревочку на своих штанах. Вдруг тот, что играл роль наездника, вскрикнул, выпрямился на своей жертве и так же неестественно прямо повалился набок. Его живот с левой стороны тут же окрасился красным, а женщина, вырвавшись из-под него, рванула к кустам вдоль дороги. В ее руке блеснул нож. Где она его прятала и почему достала только сейчас, было неизвестно и на какой-то миг все оцепенели от неожиданности. Но тут опомнился второй насильник и его дубинка, кинутая твердой рукой, настигла свою жертву, попав ей точно в голову. Женщина, даже не вскрикнув, как подкошенная упала. Кровь сразу же залила ей лицо. Разбойник подошел к ней, посмотрел на окровавленное лицо, носком ноги качнул безжизненно послушную голову влево-вправо и затем с чувством выругавшись, вытащил свой нож и не глядя ткнул куда-то в грудь. Женщина даже не шелохнулась. Разбойник, вздохнув, видимо сожалея об упущенных возможностях, еще раз ругнулся, огляделся, подобрал что-то похожее на кинжал, выпавший из руки женщины, и уже не оглядываясь пошел к основной толпе, которая, не смотря на происшедшее, во всю потрошила телеги. Только несколько человек насмешливо бросили пару фраз, на что разбойник только досадливо махнул рукой. Затем подошел к своему товарищу, который лежал на траве, скорчившись и зажав свою рану. Может он стонал, но из-за расстояния мальчишка ничего не слышал. Только увидел, как убийца склонился над ним, видимо разглядывая рану, что-то спросил, а затем махнул рукой. И без слов все было понятно. Больше никто внимания на издыхающего разбойника не обратил, да и подошедший, оставив его доходить самому, поспешил к телегам, которые увлеченно потрошили остальные.

– Блин! И здесь рэкетиры и бандиты. Осталось дождаться только оборотней в погонах и продажного губернатора. И что за существа такие – люди? В рай закинь и там найдут кучу дерьма и в ней жить будут. – покачал головой мальчик.

Чувствовалось, что грабеж для банды – дело привычное. Они быстро и споро перегрузили барахло с возов на выпряженных лошадей, а что не поместилось во вьюки, похватали на руки, подобрали все, что валялось на земле, не погнушались содрать и одежду с мертвецов, не тронув только убитую женщину, незачем мужикам разорванная рубаха и длинная поношенная юбка, и, прихватив труп своего неудачливого товарища, быстро скрылись в придорожных кустах, оставив только пустые телеги и голые окровавленные тела.

Глава 4

С дерева мальчишка спускался задумчивый. Что же это за мир такой? Судя по всему, спокойной жизни ему здесь не будет. Он конечно думал о том, что ему рано или поздно встретятся люди и ему придется доказывать свое право на сладкую жизнь, чтобы урвать свой кусочек счастья, но также понимал, что счастье по тому, как он себе его представлял, будет не совсем соответствовать тому, как его воспринимают окружающие и был готов за него побороться, в чем-то уступив и чем-то пожертвовав. В человеческий альтруизм и миролюбие он ни капельки не верил, жизнь его убедила, что чаще всего счастье одного строится на несчастье другого, а то бывает и просто сосед радуется, что в соседний дом пришло какое-нибудь горе. На людях-то еще утрут лицемерную слезу, но потом где-нибудь на кухне, когда вокруг будут только свои, перетряхнут все грязное исподнее пострадавшего. И самому-то с этого прибыли никакой, просто радуется и злорадствует потому, что кому-то другому плохо. Но мальчишку такое отношение к собственной жизни совершенно не устраивало.

Когда-то его смешила и в то же время немного раздражала где-то вычитанная фраза «Счастья всем и даром». Разное оно у всех – счастье-то и каждый представляет его по-своему, но в любом случае не верил он, что можно получить его даром. Платить придется в любом случае и хорошо, если плата не превысит все мыслимые и немыслимые пределы.

Но в нынешней жизни такие мысли посещали его редко и как-то отвлеченно. Когда еще эта борьба начнется. Но проблема-то встала перед ним уже тут и сейчас. И тут вопрос уже не о счастье, а о простом человеколюбии. С одной стороны, ему вроде бы должно быть все равно, кто ему эти ограбленные и убитые? Но с другой стороны, стать свидетелем такого безобразия и оставить это без последствий… Как-то это не по-человечески будет. Да и разбойники, это ведь не только ценный мех, но и два-три килограмма… Мальчишка помотал головой, все-то ему шуточки. Он-то думал, что чувство юмора у него атрофировалось годам к шестидесяти, а тут прямо лезет из него смех там, где и смешного-то нет. Вот огреет его какой-нибудь дядя разбойник дубинкой по дурной голове, вот он-то посмеется. А с другой стороны, ведь эти местные гоп-стопники и вправду одеты в одежду из материи, а ему так надоело ходить в вонючих, плохо выделанных шкурах. Как в люди выходить в таком облачении? А время кажется подошло, одиночество в диком лесу кажется излечило его от прежней мизантропии. Может эти разбойники и есть тот самый «рояль», который он так ждал? А что? У разбойников и одежда какая-никакая есть, и оружием он разживется, а может у них и капитал какой-нибудь найдется? Нет, он не собирался выходить к ним или тем более присоединяться к ним. О таком варианте он даже не думал. Что случается со свидетелями их деяний он уже видел. Нет уж, он займется экспроприацией и к черту человеколюбие. Может это и не подарок от неизвестного благодетеля, но упускать такой шанс прибарахлиться он не собирался.

Но тогда придется ему заявить о себе, а ведь тогда кому-то может и не понравиться ни он сам, ни его образ жизни, да еще и заинтересуются, откуда он такой хороший взялся. А он-то даже толком ответить не сможет и вообще не знает, что сказать. Так что лучше заранее этим озаботиться, а то решения здесь принимаются быстро и решительно, пока будешь доказывать, что твое видение жизни наиболее правильное, можно и без головы остаться. Люди здесь простые и проблемы тоже решают просто и незатейливо. Кто сильнее, или у кого есть остро заточенная железка, тот и прав. Прямо, как у него на Родине в девяностые годы. Вон доказательство валяется с перерезанным горлом. Но разбойники его конечно удивили. Как-то отвык он от того, чтобы так легко, походя убивали людей. Нет, смерть он конечно видел, даже поучаствовал в одной войне, но все-таки, все-таки… Надо, надо срочно усилить тренировки. А то встретятся вот такие же простые ребята и даже имени не спросят. Да и вообще, что за отморозки. Трупы не убрали, следов – куча и при желании виновников можно найти, не прилагая к этому особых усилий. Они тут что, совсем ничего не боятся? Или тут бояться некого, или они напрочь на всю голову отмороженные. Край непуганых идиотов. Но надо привыкать, ему здесь жить и если здесь такие нравы, то придется и ему стать таким же. Очень уж он не хотел терять свою новую жизнь.

Так, раздумывая о своей дальнейшей жизни, с учетом новых факторов, он дождался, пока стихнет шум от удаляющихся разбойников и выбрался на дорогу. Хотя, это наверно громко сказано – дорога. Скорее это была просто просека, прорубленная в лесу, чтобы не вилять вокруг деревьев. Стараясь не смотреть на трупы, насмотрелся в свое время, обыскал все телеги. Но не нашел ничего, кроме охапок сена, устилавших дно повозок и несколько тряпок, застиранных чуть ли не до дыр. Разбойники хорошо постарались, экспроприируя чужую собственность. Только в одной телеге, в самом углу под слежавшимся там сеном попалось что вроде кожаного мешочка, перевязанного тонкой веревочкой и каким-то образом не замеченного грабителями. В мешочке оказались деньги. В том, что ему попалось местное платежно-покупное средство он не сомневался. А чем еще могли оказаться тонкие неровные овалы из меди и серебра, величиной с два его ногтя, на которых с одной стороны был грубо отштампован какой-то знак, скорее всего номинал монетки. Вторая сторона было пустая. Примитив. Медных было сто десять штук, а серебряных семь. Это много или мало? Надо бы как-то узнать их покупательную способность.

Зачем здесь какие-то бесформенные тряпки, на которые не польстились даже бандиты, он не понял. Видно их постелили, что бы сено не лезло во все дырки на одежде. Бандитам они оказались не нужны и не представляли для них никакой ценности, а он захомячил несколько штук. Ему в хозяйстве все пригодится. В его положении грех было бы брезговать даже любой мелочью.

Так, мародерствуя, он потихоньку добрался до последней телеги и стал ворошить в ней сено, в надежде найти что-нибудь полезное, как услышал негромкий стон. Голос был до того слаб и жалостен, что он не испугался. Но все-таки развернулся, настороженно направив копье в сторону звука. Не понял, тут что еще кто-то живой? Оказалось, что таки – да. Стонала как раз та самая женщина, убитая последней. Как оказалось, не совсем убитой, а всего лишь раненной, при чем не очень серьезно. Один раз в далекой юности он тоже получил по голове, правда не знал, чем – били сзади, но наверняка чем-то вроде штакетины, потому что кожу на голове раскроили тогда знатно, и помнил, сколько тогда было крови, хотя сам чувствовал себя вполне сносно. Даже в горячке драки бегал и кого-то бил, хотя голова и кружилась, как после стакана с портвейном. Здесь было что-то похожее. Удар дубинкой скользнул по черепу, содрал кусочек кожи, вызвав обильное кровотечение и залил лицо кровью, создав иллюзию серьезной раны, ну и оглушил вполне качественно. Нож, которым разбойник добивал потерявшую сознание женщину, вроде проникнул довольно глубоко, но на самом деле лишь скользнул по ребру и ушел вбок, проникнув только под кожу и нанеся лишь поверхностное ранение, что не было видно под широкой рубахой. Правда вызвав при этом опять-таки довольно обильное кровотечение. Так что, единственное, что несло серьезную угрозу, это потеря крови, так как натекло ее изрядно. И что тут делать?

Он уже стал забывать про свой мир, в котором существовало антишоковые и обезболивающее препараты, антибиотики и многое другое, чего не замечаешь, когда оно есть и без чего так трудно, когда его нет. А тут даже простым бинтом не пахнет. Единственное, что он смог сделать, это сбегать к ручью и, намочив снятую рубаху и самые крупные обрывки тряпок, обтереть раненную от крови. Заодно промыть раны и остановить кровотечение, налепив на них подорожник, которого было в изобилии на обочинах просеки и, нарвав из тряпок некое подобие бинтов, сделать примитивную перевязку. Лицо женщины, когда он отмыл его от крови и грязи, оказалось довольно миловидным, с высокими скулами и четко очерченными губами небольшого рта. Немного раскосая, но явные европеоидные черты лица. Ростом невысокая, сантиметров сто шестьдесят. На первый взгляд ей было лет тридцать пять-сорок. Но он мог и ошибаться. Очень старило ее страдальческое выражение лица, да и ранние морщинки и горькая складка у губ не прибавляли ей молодости. Почему он решил, что морщинки ранние? Так тело, которое ему пришлось оголить до пояса, чтобы добраться до раны на груди, никак не соответствовало лицу. Кожа было гладкой и упругой, и в отличие от загорелых лица и рук, молочно белой. Грудь хоть и небольшой, но соски, несмотря на общее состояние тела, торчали задорно и вызывающе. Забывшись, он задумчиво смотрел на открывшуюся ему красоту, как на картину в музее. Впрочем, ни что в детском тельце и не шевельнулось.

– Эх, был бы я помоложе, – затем посмотрел на свои детские руки, почесал затылок, вздохнул и, явно смеясь над собой, добавил, – или постарше… И что теперь с тобой делать, красавица?

Красавица не отвечала. Лишь тихо вздымалась грудь и иногда, сквозь плотно сжатые зубы, доносился едва слышимый стон. Пока она была без сознания, он еще раз сбегал к ручью и прополоскал от крови и грязи рубаху и тряпки. Не став ждать, когда они просохнут, сразу же натянул мокрую рубаху. Высохнет на теле, благо стояла послеполуденная жара. Вернувшись к раненой, оттащил ее от просеки в кусты, что бы не было видно с дороги, а то, кто его знает, вдруг кто-нибудь из разбойников вернется, чего-нибудь позабыв. Или по дороге еще кто пройдет и неизвестно, как он отнесется к симпатичной, находящейся без сознания, женщине и мальчику рядом с ней. Может тут по дороге бандиты так и рыщут стаями в стремлении доставить проблемы храбрым, но таким одиноким мальчикам.

Затем, оставив раненую, отошел подальше, метров на сто от просеки, выбрал хорошо укрытое место в густых кустах и стал строить шалаш. Ничего сложного. Натренировался за столько времени одиночества, когда уходил от своего жилища на три-четыре недели. Ночевать на деревьях было довольно хлопотно, да и к лесу привык и уже не шарахался от каждого куста, поэтому уже давно и перешел на наземный образ жизни. Не мартышка же в конце концов и пока жалеть о таком решении не приходилось. Правда донимали еще мыши, но от них у него был комок росомашьей шерсти, смоченной ее мочой и которую он счесал с Машки еще по весне. И ей приятно, и ему польза. Оказывается, мыши боялись запаха росомахи как огня, впрочем, а кто бы не боялся? И он бы он наверно побаивался, если бы обладал таким обонянием, как у лесных зверушек, но бог миловал.

Поэтому собрать шалаш было для него плевым делом. Четыре кола в землю, попарно наклоненных друг к другу и связанных между собой верхушками, соединяющая их перекладина, две поперечины по бокам и обвязать всю эту конструкцию тонкими гибкими ветками. Вот и все, осталось только наложить и прикрепить разлапистые ветки. Вся работа заняла чуть более четырех часов. Строение получилось невысоким, высотой с метр и длиной метра два. Вполне достаточно для одного некрупного человека и вкупе с ним одного совсем мелкого мальчишки.

Чтобы перетащить раненую пришлось, используя опять же колья и ветки, сделать волокушу, на что ушло времени чуть ли не больше, чем на постройку шалаша. Волокуша получилась неказистая, но крепкая. На один раз перетащить нетяжелого человека на двести метров хватит, а большего ему и не надо. Затем дело дошло и до самой раненой. Женщина еще не пришла в себя и перевалить ее на самопальные носилки большого труда не составило. Но вот тащить ее… Если бы по льду или по снегу, да на санках… Оказалось, что силы у него, для того, чтобы перекантовать одно не самое тяжелое тело, уже достаточно, но сам груз уж очень неудобен. Упираясь, как старая лошадь на целине с непослушным плугом, он, негромко матерясь, поворачиваясь к волокуше то передом, то задом, все же кое как дотащился до шалаша. Подхватив женщину под мышки, заволок ее в укрытие и положил на заранее заготовленное ложе из сена, набранного из телег. Устроив ее, он наконец сел передохнуть. Надо было обдумать текущие дела и решить, что делать дальше.

Впрочем, все лежало на поверхности и выбирать особо было не из чего. Первым делом – раненая. Пока не встанет на ноги, придется находиться рядом. Раны были не очень серьезные, и можно было ожидать, что она вскоре придет в себя. А то очнется в его отсутствие, раненая, в незнакомом месте, испугается и уползет – ищи ее потом по кустам. Так что подождать, познакомиться, а затем уже можно ненадолго отлучаться. Кроме того, следовало подумать о пропитании. Впрочем, это не так срочно. Имеющейся еды хватит минимум на двое суток, а за это время он надеялся, что все вопросы с пациенткой решатся. Так что два-три дня пройдут спокойно, но зато потом события пойдут вскачь. Первым делом следует переместить женщину в свое убежище. В шалаше можно переночевать, но как долговременное жилище она не годилось. Затем обязательно найти логово разбойников и как-то решить вопрос об их сосуществовании. Он не собирался терпеть такое соседство и ходить постоянно оглядываясь и боясь, как бы их пути не пересеклись. Как он решит этот вопрос, это дело будущего, когда посмотрит на их логово.

Плюс более мелкие, но от того не менее важные, проблемы. Например, надо подумать о более серьезном вооружении. А то один короткий меч, нож, тупые, с деревянными наконечниками стрелы к самодельному, коряво сделанному, луку и такое же самодельное копье – это явно не то оружие, с которым можно выйти на бой с бандой, пусть даже и вооруженными лишь дубинками. Единственное стоящее оружия из всего его арсенала – это нож, полученный от горбоносого. Но против не таких острых, но зато гораздо более длинных дубинок он не пляшет. Тот самый случай, когда размер имеет значение, ну и количество оппонентов тоже играло роль. Да и над тактикой следует хорошо подумать. Вызывать на честную схватку шайку разбойников в полтора десятка мужиков… Столько самомнения у него не было. Пока не было. Раньше иногда думал о том, что будет он делать при встрече с аборигенами, но происходило это как-то отвлеченно, без конкретной привязки к месту и времени, да и повода как-то не было. И вот теперь повод появился, да еще какой! Кто же знал, что в этом лесу существуют бандиты. Он крепко задумался, стараясь разложить все в голове по первоочередности и тут его раздумья прервал тихий голос.

– Ди нот? – он замер, затем плавно развернулся в сторону голоса. Оказывается, пока он витал в облаках, женщина очнулась и теперь смотрела на него. И кажется, судя по интонации, что-то спросила. Но что? В свое время ему пришлось повращаться в определенный кругах, и он даже мог поддержать разговор на английском, немецком и итальянском языках, правда на бытовом уровне. И даже мог провозгласить пару лозунгов на испанском, что-то вроде «Но пасаран», но что сказала эта женщина он не понял. Тон вопросительный и сквозит в слабом голосе малая толика удивления. Глаза у нее оказались большие и миндалевидные, необычного светло-карего, почти желтого оттенка и было в них какое-то непонятное выражение, то ли опаски, то ли ожидания чего-то. В голове мелькнуло: «Как у тигра глазки-то. Не напугать бы, главное – не делать резких движений». Но видимо женщина была не из пугливых, потому что, приподнявшись на локте, она что-то спросила требовательным и отнюдь не пугливым голосом. Ну правильно вообще-то, кого он мог напугать в своем нынешнем теперешнем возрасте, разве что зайца или рябчика. Мелкий он, мелкий. Совсем пацан.

А женщина волнуется, надо ее успокоить. Но говорить не стоит, а то сразу возникает много лишних вопросов: откуда какой-то мальчишка, живущий один в лесу, говорит на неизвестном языке, а что это за язык, а кто научил и тому подобное. А там недалеко и до вопросов: а где это говорят на таком языке, и где эта страна? Придется врать и врать. Ведь не рассказывать про то, что умер, что встретился с местным аналогом бога, что сам он старик… Неизвестно, где он тогда окажется, то ли в подвалах местной инквизиции, если она тут есть, то ли в руках каких-нибудь местных фанатиков от науки и тогда его пустят на эксперименты, а то и вообще сочтут за сумасшедшего с полностью поехавшей крышей. И доказывай потом, что ты не верблюд. Нет уж, не надо ему такого счастья. Правда не нужна и даже опасна. А то скорее всего окажется в роли местного дурачка, над которым не посмеется только ленивый. Ему это надо? А так, притворимся, что ничего не помним, мол давно уже один, совсем один, в лесу живем, людей не видим, мхом обрастаем, пеньку молимся, потому и говорить не умеем. Потому и дикий, совсем дикий, однако. Ни языка, ни манер местных, вообще ничего. Поэтому – дикий, но ужасно добрый.

Он улыбнулся и успокаивающе приложил палец к ее губам. Затем показал на свой рот и извиняющие развел руки в стороны, потом показал на себя и быстро пробежал пальцами правой руки по ладони левой. Она поняла, замолчала и только смотрела, как он, выбрав самую чистую тряпочку, выбрался из шалаша. Снова пришлось бежать к ручью, благо хоть он был недалеко. Обратно прибежал, держа мокрую материю в горсточке ладоней, так, чтобы вода стекала медленнее. Потом, успокоив взволновавшуюся было женщину, стал аккуратно выжимать воду на ее пересохшие губы. Бегать пришлось еще два раза. Ну правильно, много ли воды можно принести в детских ладошках. Но наконец раненая напилась и, уже улыбаясь, опять что-то у него спросила. Он понял только вопросительный тон, но о чем был вопрос, сие осталось в глубокой тайне. Но расстраиваться не стал. Теперь у него был учитель и язык он рано или поздно выучит.

А пока нужно было покормить раненую. Выбор был небогатым, но и его хватило с лишком. Он положил ей в рот кусочек рябчика, но ее, после вялого получасового жевания одного этого единственного кусочка, стошнило и видно было, что на это ушли все ее силы и она тихо и бесшумно опять провалилась в сон. Судя по симптомам, сотрясение мозга она все-таки получила. И чем ее кормить? Не жевать же за нее. Сварить бы бульончик, но единственная посуда осталась в его жилище. Надо идти в лес, может заодно на ходу какая мысль придет в голову, но как оставить женщину одну? Очнется одна и запаникует, а на что способна женщина в панике он знал из собственного опыта и мозги – это последнее, чем пользуется женский род в подобных случаях. Во всяком случае большинство. На что способна именно эта конкретная женщина он пока не знал, но рисковать не хотелось.

Пока решал, что делать дальше, собрал побольше хвороста, что бы хватило на время его отсутствия и разжег небольшой костерок возле входа в шалаш. Отгреб немного углей в сторону от костра, огородил парой плоских камней и, насадив куски зайчатины на приготовленные тут же шампуры из веток, уложил их на импровизированный мангал. Шашлык конечно вышел не кондиционный, но очень даже съедобный. Мясо, завернутое в лопухи и переложенное диким луком, протомившись в сумке пол дня, очень даже неплохо замариновалось. Правда куски были великоваты и мясо немного жестким, но зато сочным и ароматным и именно такое ему и нравилось. Ведь теперь у него были молодые острые зубы, а не импланты, жуя которыми он не чувствовал вкуса. Чужое оно и есть чужое. Да и с аппетитом было все в порядке, так как легкое чувство голода преследовало его всегда. Молодой растущий организм, да еще отягощенный постоянными тренировками и жизнью на свежем воздухе, постоянно требовал калории, которые тут же сжигал в топке своей жизнедеятельности.

В той жизни он питался в лучших ресторанах и, хотя в сущности не был привередливым, но положение обязывало, и он заказывал самые изысканные блюда, но по старой привычке относился к ним не как к шедевру кулинарии, а как к топливу для организма. Со стороны казалось, что он – старый избалованный и пресыщенный всем маразматик. А ему просто нравилась простая и сытная кухня его молодости и на все ресторанные изыски он смотрел как на неизбежное зло, сопутствующее его положению олигарха. Ну не нравились ему блюда, когда ешь и гадаешь: из чего же оно приготовлено? Сейчас же он вновь чувствовал вкус как к жизни, так и к еде. Ну а свежайшая дичь, замаринованная на лесных травах, да вприкуску с ароматным таежным воздухом – мало, что может быть вкуснее. Так сказать – экологически чистый продукт.