Текст книги "Абракадабра"

Автор книги: Эдуард Ковчун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Два счастья Серафимы Арнольдовны

«Если счастье само тебе в руки просится, то хватай его в обе жмени».

(Народная мудрость).

1. Квартира для Ивана Федоровича.

Как известно, в застойные времена жилые дома в нашей бывшей стране строились, за редким исключением, только по типовым проектам. И не просто по типовым, а только по тем, которые спускались сверху, из Москвы, Госстроем. И право проектировать дома (а проектирование на местах заключалось только в привязке типовых проектов на территории) было предоставлено исключительно лишь областным и краевым госстроевским проектным институтам, которые назывались «…гражданпроектами». Например, «Зеленодаргражданпроект», «Волгоградгражданпроект» и так далее.

Поэтому новые микрорайоны жилой застройки, структура и «литражность» квартир, архитектурная «выразительность» домов в наших городах были похожи как близнецы и мало чем отличались друг от друга, будь то в Сочи или Магадане.

Но так как жилые дома у нас в основном строились за счет государственных средств, то государство все время постоянно и напряженно думало, как бы жилья построить побольше, а денег на него затратить поменьше. Поэтому всем этим «…гражданпроектам» при составлении смет на жилье их батюшка Госстрой регулярно доводил строгие задания по снижению стоимости квартир на 5 – 10 процентов ежегодно.

Но проекты домов были типовыми, все расходы и затраты уже были разложены тем же Госстроем по полочкам. Поэтому проектным институтам удешевлять строительство можно было только за счет сокращения квартирных удобств для жильцов: не строить подвалы, снижать расстояние от потолка до пола, уменьшать площадь коридоров и кухонь, ванну совмещать с туалетом и так далее.

Но институты эти задания Госстроя выполняли, мягко говоря, не совсем добросовестно, как это делалось раньше и делается у нас и сейчас во всем. Ну и слава Богу. В противном случае из‑за постоянного удешевления потолки в проектах наших квартир уже давно соединились бы с полом, на совмещенной с туалетом, коридором и ванной кухне мог бы поместиться максимум только один член семьи (и то если он малокровный и вобрал в себя живот), а на балкон можно было бы поставить только одну ступню, а то и всего только высунуть нос.

Кроме типовых жилых домов у нас еще строились и общежития. Но во всех нормальных странах общежития строились только для учащихся и студен тов (для временного проживания), а у нас, кроме того, возводились еще и производственные общежития – для рабочих. Само собой разумеется, то*же типовые. Взамен бараков и казарм для зэков, которые строились раньше при заводах и фабриках в период сталинской массовой индустриализации страны, общежития были большим шагом вперед в решении жилищной проблемы. Сельская молодежь с радостью бежала в эти общежития за городской пропиской, так как грани жизненного обустройства и благоустройства, которые все 70 лет так называемой советской власти наша партия пыталась усиленно стереть между городом и деревней, так и не стерлись. Поэтому розовой мечтой каждого директора фабрики или завода была постройка общежития. Построил – и вроде бы нет вопросов с кадрами, которые, как известно, у нас решают все. Поэтому многие задачи и грандиозные замыслы в нашей стране не решались или решались шиворот–навыворот, так как кадров, которые опять-таки решают все, у нас во все времена всегда хронически не хватало.

Эти производственные общежития строились также вроде бы для «временного проживания» одиночек. Но природа берет свое, от нее никуда не денешься. Посему вновь построенные общежития через пару лет после заселения одинокой молодежью эта молодежь превращала в семейные, а временное проживание превращалось в постоянное. Сегодня в губернском Зеленодаре в «производственных» общежитиях «временно» проживает свыше 50 тысяч граждан России, в том числе около 5 тысяч детей. А «временно» в кавычках потому, что надежда этих граждан (или, извиняюсь, теперь уже господ) на переход в нормальные, хоть и типовые, квартиры после победы «демокрагии» в период перехода страны к капитализму перешла в постоянную несбыточную мечту.

Правда, ради объективности необходимо отметить, что наряду с типовыми жилыми домами и типовыми общежитиями в наших городах строились и жнлые дома по индивидуальным проектам с квартирами «улучшенной планировки» и с «повышенными потолками». На эти дома согласования никакого Госстроя не требовалось, банки их финансировали без этого, так как они строились специально только для партийных работников. Но таких домов строилось все-таки не так много. Поменьше в губернских центрах, еще поменьше – в районных и побольше – в Москве. В прямой пропорции от количества работников в райкомах, горкомах, обкомах и так далее до ЦК. Было несколько таких домов ив Зеленодаре.

И вот когда в Зеленодар приехал очередной секретарь крайкома КПСС Иван Федорович Медъяков, он, естественно, не мог позволить себе жить в типовой квартире, а уж тем более в общежитии. Дом же «улучшенной планировки» в этот момент никакой не строился. Поэтому вопрос решился просто: был подобран в самом центре Зеленодара дом еще «той» застройки, еще с «той» улучшенной планировкой, когда еще и не было никаких типовых проектов, где на третьем этаже из находящихся на одной лестничной клетке (одно-, двух– и трехкомнатной) квартир из двух смежных (одно– и трехкомнатной) были в спешном порядке переселены в новые типовые квартиры разросшиеся проживающие там семьи.

В освобожденную таким образом трехкомнатную квартиру, после того, как был произведен соответствующий ремонт и перекрыта для проезда любого вида транспорта проходящая под окнами улица, въехал новый секретарь крайкома. В смежной, также освобожденной, однокомнатной квартире, также после ремонта, был организован круглосуточный пост милиции специально для охраны квартиры Ивана Федоровича и проживающих в ней членов его семьи.

2. Серафима Арнольдовна и Владимир Ильич (или Пример, как в нашей стране из нормальных людей создавались малые и великие идолы).

В оставшейся неотселенной на этой лестничной клетке двухкомнатной квартире осталась проживать очень большая и дружная семья – бабушка Серафима Арнольдовна Камергерская и четыре ее взрослых внука с женами и детьми. Всего 15 человек.

Глава семьи – «железная», несгибаемая и нестареющая 92–летняя Серафима Арнольдовна была очень заслуженной пенсионеркой.

В нашей стране сплошной уравниловки экономические стимулы труда практически начисто были выхолощены. Поэтому для стимулирования производительности создавались так называемые маяки – стахановцы, ангелинцы, ударники, застрельщики, инициаторы–многостаночники, бригады коммунистического труда и так далее. Маяки были районной, городской, областной, республиканской и всесоюзной величины, на которые должны были равняться в труде все остальные труженики немаяковской породы. Правда, экономических маяков всемирной величины почему‑то у нас не было.

А вот в идеологическом направлении всемирные маяки были! Взамен разрушенных церквей и уничтожаемых икон из нормальных людей создавались святые и непогрешимые политические идолы местного, общесоюзного и всемирного значения, которые обожествлялись тем больше, чем больше проходило времени с незабываемого 1917 года.

Так вот однажды, лет тридцать–сорок назад, Серафима Арнольдовна кому-то призналась, что в глубокой и далекой молодости, когда она жила в Москве, она вроде как бы видела Владимира Ильича, а может, вроде бы и не видела. Эта новость как‑то дошла до райкома партии, тот тут же включил товарища Камергерскую С. А. в состав райкомовской, а затем и горкомовской лекторской партийной группы. И при представлении слушателям Серафиму Арнольдовну уже рекомендовали как старую большевичку, прошедшую все ужасы царских тюрем и ссылок. Со временем «заслуги» Серафимы Арнольдовны все более нарастали и накапливались, и в конце концов к старости она и сама уже в них твердо уверовала.

Ко времени нашего рассказа она уже была:

– правнучкой декабриста, который в свою очередь был заслуженным праправнуком героя Куликовской битвы;

– членом группы «Освобождение труда», а также I, II и III Интернационалов;

– уборщицей на общественных началах редакции газеты «Правда» и одним из первых активных ее распространителей;

– участницей четырех революций (1905 года, мексиканской 1910 года, февральской и Октябрьской 1917 года);

– ветераном шести войн (русско–японской, первой мировой, гражданской, финской, Отечественной и афганской);

– участницей штурма Зимнего, подавления кронштадтского мятежа и антоновского бунта на Тамбовщине, а также принимала непосредственное участие в ликвидации банд басмачей в Туркестане, латышских националистов в Прибалтике и бандеровцев на западной Украине;

– бойцом продотряда в период «военного коммунизма», продразверстки и продналога и бойцом студенческого строительного отряда в эпоху «последней стадии развитого социализма»;

– одной из двадцатипятитысячников, направленных партией в 1930 году из крупных городских центров в деревню для организации колхозов и обучения неграмотных крестьян основам земледелия и животноводства;

– активным строителем Днепрогэса и Нурекской ГЭС, Беломоро–Балтийского и КараЖумского каналов, БАМа, а также Московского метрополитена имени Лазаря Моисеевича Кагановича;

– покорителем целины, Дальнего Востока и Сибири;

– заведующей пушной «Красной факторией» и «Красным чумом» на Чукотке;

– многостаночницей прядильного производства и одной из первых советских женщин–трактористок, рельсоукладчиц и асфальтировщиц;

– членом штаба городской народной дружины и активисткой городского народного контроля;

– постоянным несменяемым народным депутатом многих районных, городских, областных и краевых Советов, а один раз – даже Верховного Совета.

При всем при этом Серафима Арнольдовна имела 12 детей от шести безвременно ушедших из жизни мужей и была заслуженной матерью-героиней. Не говоря уже о том, что ее третий муж был другом матроса, произведшего залп «Авроры», а одна из лучших подруг была женой одного из участников расстрела царской семьи.

За свои выдающиеся заслуги Серафима Арнольдовна получала заслуженную персональную повышенную пенсию в размере 120 рублей и имела право бесплатного проезда на всех видах городского пассажирского транспорта (кроме такси).

Оставаясь в свои 92 года жизнерадостной, крепкой умственно и физически, полной энергии, энтузиазма и веры в коммунистические идеалы и светлое будущее (в том числе еще и в свое), Серафима Арнольдовна, находясь на заслуженном отдыхе, тем не менее все свои оставшиеся неиссякаемые силы отдавала великому делу воспитания подрастающего поколения в духе преданности идеалам марксизма–ленинизма и историческим решениям очередных съездов нашей Партии.

Заслуженно пользуясь заслуженной льготой – бесплатным проездом на городском пассажирском транспорте (кроме такси), Серафима Арнольдовна на этом транспорте три раза в неделю, а иногда и больше, совершала поездки в один из городских детских садиков или яслей, где выступала перед коллективом октябрят или яслят с одной и той же отточенной годами двухчасовой лекцией (с которой, кстати, в те времена выступали многие заслуженные пенсионеры): «Как я встречалась с Владимиром Ильичем».

– Первый раз, – со счастливой улыбкой на лице, зажигательно и вдохновенно рассказывала Серафима Арнольдовна проникнутым благоговейным трепетом, с глубоким вниманием, напряжением, пониманием важности лекции слушавшим ее сидящим на горшках вокруг лектора будущим октябрятам ясельной группы, – я встретилась с Ильичем, когда в составе бойцов охраны мне доверили охранять самый важный пост № 1 – дверь мужского туалета в Смольном. И я видела, как мудро, чисто по–ильичевски Владимир Ильич заходил в туалет! Второй раз я встречалась с Ильичем, когда он выходил из туалета! Невозможно описать, как прозорливо, с лукавинкой в глазах он по–ильичевски выходил из этого туалета. А вот в третий раз, к моему великому сожалению, мне Ильича увидеть и встретиться с ним не пришлось! Но зато моему напарнику по охране, боевому товарищу по оружию и впоследствии моему четвертому мужу латышскому стрелку Абраму Моисеевичу Ротштейну очень, несказанно повезло. Он однажды имел счастье писять одновременно в один писсуар вместе с Владимиром Ильичем (остальные два писсуара в туалете были заняты). И вот потом Абрам Моисеевич мне рассказывал, когда он уже стал моим мужем, как по–ильичевски, с каким пониманием нужд и чаяний простого трудового народа, с какой одухотворенностью и глубочайшим предвидением, назло всем проискам врагов мировой революции он писял, дорогие товарищи октябрята и ясельники! Учитесь, учитесь и учитесь жить по–ильичевски, берите пример с нашего дорогого Ильича! Ведь Ильич, когда он был еще не Ильич, а только маленьким октябренком Володей, он уже тогда по–ильичевски писял и какал, дорогие товарищи ясельники, будущие октябрята – борцы за светлое будущее человечества!

Окончив лекцию, Серафима Арнольдовна, опять‑таки бесплатно пользуясь заслуженной льготой, добиралась городским пассажирским транспортом (кроме, конечно, такси) в родную просторную двухкомнатную старой улучшенной планировки квартиру и начинала помогать по хозяйству женам своих четырех внуков – воспитывать в духе коммунистических идеалов своих шестерых правнуков.

3. Право на прописку, или Кто у нас считается ближайшим родственником.

Квартира Серафимы Арнольдовны была действительно просторной, так как в ней были прописаны она и семья младшего внука, что на душу прописанных получалось чуть больше нашей советской нормы – 6 квадратных метров жилой площади. Остальные живущие с ней еще три семьи внуков в расчет не брались, так как на этой жилплощади прописаны не были. Помотавшись по стране в поисках заработка, поживши в «балках» и общежитиях и так нигде не сумев дождаться и «выбить» квартир, они все приехали в благословенный южный сытый Зеленодар к любимой бабушке. Но по нашим советским законам прописаться на бабушкину жилплощадь они уже не могли, норма была уже занята, а сверх нормы по тем же законам могли прописаться только ближайшие родственники – дети к родителям или родители к детям.

Внуков же близкими родственниками опять‑таки наши советские (кстати, и сегодняшние) законы считать запрещают, поэтому прописка их к бабушкам, если у них не осталось нормативной жилплощади 6 метров на душу, категорически не допускается. Так что и сегодня, при «демократах», господа внуки, не очень-то разевайте рот на квартиры ваших бабушек, так как вы сейчас очень, очень далекие родственники – примерно как от Москвы до Нью–Йорка.

В результате таких законов семьи приехавших трех, после первого, внуков прописались за наличный расчет у других, чужих, бабушек и дедушек, которые имели сверхнормативную жилплощадь. Но прописались они без права проживания, а посему жили у своей бабушки в ее просторной двухкомнатной квартире. Поэтому де–юре Серафима Арнольдовна и прописанная на ее жилплощади часть семьи жильем по норме была обеспечена, а де–факто на одного члена всей проживающей в квартире семьи приходилось где‑то около двух метров жилой площади, что, кстати, тоже было нормой, но на кладбище. Но при этом ни в каких очередях льготных или простых, на производстве или в райисполкоме, на улучшение жилищных условий семья Камергерской стоять не имела никакого малейшего права.

4. Конфуз зеленодарской милиции.

Но после того, как в трехкомнатную квартиру поселился с женой и дочкой новый секретарь крайкома (второй или третий по рангу – точных данных нет, партийная тайна) Иван Федорович Медъяков, семье Серафимы Арнольдовны Камергерской здорово посчастливилось. И даже не один раз, а два. Но о втором разе позже. А в первый раз счастье улыбнулось ей в виде расширения жилплощади.

Причем улыбнулось оно не со стороны крайкома КПСС, не от жилкомиссии райисполкома, не от общества ветеранов войны и труда и даже не от ВООПИиКа – Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (а ведь здесь был прямой резон – Серафима Арнольдовна давно была этим самым живым памятником). А помощь пришла, представьте себе, от милиции. И даже не просто от милиции, а от конкретного сержанта Ивана Рябчуна, одного из тех сержантов, которые осуществляли круглосуточную охрану покоя семьи товарища Медъякова в однокомнатной квартире, находящейся, как уже описывалось выше, между квартирами Ивана Федоровича и Серафимы Арнольдовны.

Ну, а если говорить прямо, то в улучшении жилищных условий семьи Камергерской был виноват не столько сам сержант Иван Рябчун, сколько его необоримая страсть к сексу, переданная ему с генами его предков – вольных запорожских казаков.

И уж если говорить без обиняков и совсем правду, то главную роль здесь сыграла даже не сексуальность сержанта Рябчуна, а проверяющая милицейские посты лейтенант Вера Ступак, также потомственная казачка и горячая партнерша по сексу сержанта Рябчуна.

А дело было так. Как известно, у партийных секретарей была постоянно страшная рабочая загрузка, постоянная нехватка времени. И чем выше пост, тем загрузка и дефицит времени больше. Поэтому партийные секретари, в соответствии с советским законом о ненормированном, для работников умственного труда, рабочем дне, постоянно умственно работали все 24 часа в сутки, даже когда они занимались сексом (правда, точно не установлено, занимались ли, было ли у них на это время), ели и спали.

Учитывая это, с первых дней заселения семьи товарища Медъякова в новую квартиру, чтобы не мешать ходу умных мыслей постоянно умственно работающего Ивана Федоровича, Серафима Арнольдовна сразу приучила своих домочадцев, включая и всех правнуков, говорить, кричать, плакать, смеяться, сморкаться, ходить и топать только шепотом.

Сержанты на посту охраны в однокомнатной квартире говорили также только шепотом и даже по рации. Соседи сверху и снизу уже приучились громко не шуметь, и даже дворника дядю Васю начальник ЖЭКа приучил только шепотом матюкать засорявших двор жильцов и шепотом шаркать метлою.

А так как улица, на которой стоял дом, была перекрыта ГАИ для проезда любым видом транспорта, даже велосипедом, то на лестничной клетке, во дворе и вокруг дома, где жил и параллельно умственно работал товарищ Медъяков, была постоянная тишь и гладь.

Но вдруг разразился невообразимый скандал. Примерно через год после заселения, однажды в одну из зимних ночей, а точнее где‑то около трех часов ночи, вся семья товарища Медъякова, включая и самого Ивана Федоровича (спящего и одновременно обдумывающего повестку дня будущего бюро крайкома), вся многочисленная семья Серафимы Арнольдовны да и, собственно, все жильцы дома внезапно были разбужены страшным протяжным звериным рыком тигрицы, похоже, убиваемой в находящемся рядом через стенку квартиры товарища Медъякова посте милиции.

Бесстрашный Иван Федорович, прервав сон и ход мыслей о бюро крайкома, выхватил из тумбочки положенный ему по рангу пистолет, мужественно выскочил на лестничную клетку, ворвался в незапертую дверь пункта охраны и онемел: перед ним открылась страшная картина откровенной и бесстыдной порнографии. Сержант Иван Рябчун и лейтенант Вера Ступак, в нарушение устава даже не сняв милицейскую форму, занимались самым разнузданным сексом. А крик раненой тигрицы еще продолжала издавать содрогающаяся в конвульсиях экстаза дебелая казачка–лейтенантша.

Поморщившись от отвращения при виде подобной, картины, Иван Федорович со злостью захлопнул дверь поста милиции, прошел в свою квартиру и тут же по прямому телефону («вертушке») поднял с кровати начальника краевой милиции генерала Казина и после пятнадцатиминутного нагоняя дал ему два срочных партийных поручения:

1. С завтрашнего дня круглосуточный пост охраны перенести вниз, при входе в подъезд («Если милиция не умеет себя вести в нормальных бытовых условиях, то пусть теперь мерзнет на улице!»).

2. Немедленно уволить из органов сержанта Рябчуна и лейтенанта Ступак. («Это что же будет с нашим правопорядком, если милиция во время дежурства будет вся заниматься сексом, да еще и не снимая формы? Да и вообще, что это за порядок, когда какой‑то сержант насилует старшего по званию? Это нас может далеко завести! Так сержант ведь может добраться и до майора, полковника и, страшно даже подумать, вдруг до самого Министра!)

5. Большевистская скромность Ивана Федоровича, или Первое счастье Серафимы Арнольдовны.

На следующее утро товарищ Медъяков срочно вызвал в крайком первого секретаря Зеленодарского горкома КПСС товарища Волконогова и дал ему очень срочное партийное поручение (партийные поручения были всегда очень срочными) со специальным условием: «Чтобы никто не знал».

Товарищ Волконогов, приехав к себе в горком, тут же также срочно вызвал заведующего жилищным управлением Зеленодарского горисполкома Богдана Николаевича Иванова и тоже дал ему очень, очень срочное партийное поручение и тоже со специальным секретным условием, чтобы никто, никто, никто не знал под страхом исключения из партии и соответственно «выгона» с работы.

Богдан Николаевич тут же поехал к управляющему городским ремонтно-строительным трестом Антону Викторовичу Примакову, и они в течение суток скомплектовали бригаду из 10 самых, самых проверенных, работавших, как правило, на ремонтах квартир крупного начальства штукатуров–отделочников и, обещав каждому по служебной квартире, сообщили спецзадание крайкома и горкома, предупредив, чтобы об этом никто, никто, даже любимые жены или мужья не знали, и чтобы они не проговорились, если их будут пытать, как фашисты партизан. Иначе служебных квартир не будет.

После этого Богдан Николаевич Иванов, показав дежурившему в подъезде дома, где жил товарищ Медъяков, милиционеру свое служебное удостоверение, запустил бригаду штукатуров–отделочников в бывший пункт охраны. Той же ночью бригаде привезли необходимые инструменты, материалы, раскладушки, объяснили на месте задание и замкнули квартиру на ключ, который хранился лично у Богдана Николаевича.

Каждую ночь часа в 2 – 3 на грузовом мотороллере Богдан Николаевич лично привозил бригаде контейнеры с суточным рационом горячей пищи (из ресторана) и необходимый объем спиртных напитков (из магазина), а также лично на том же мотороллере увозил накопленный за сутки строительный мусор.

Через 10 дней и ночей бригаду вместе с раскладушками, пустыми контейнерами из‑под горячей пищи и пустыми бутылками из‑под спиртных напитков тайно ночью развезли по местам проживания. Партийное поручение крайкома и горкома КПСС было выполнено в срок: на секретном объекте были ликвидированы ванна, туалет, коридор, кухня, заделана наглухо наружная дверь, и из бывшей однокомнатной квартиры, или поста милиции, оскверненного непристойным для органов поведением бывших сержанта Рябчуна и лейтенанта Ступак, получились две отдельные прекрасные комнаты.

И вот тут товарищ Медъяков проявил самые лучшие черты истинного ленинца. С большевистской скромностью и аскетической непритязательностью он принципиально не стал присоединять к своей трехкомнатной квартире обе новые комнаты, а взял только одну, в результате получилась четырехкомнатная квартира на трех человек, что ни на сантиметр не превышало международную архитектурную норму – на каждого члена семьи по комнате плюс еще одна общая комната. Поэтому вторая комната была Богданом Николаевичем великодушно предложена Серафиме Арнольдовне, так как больше никто на этой лестничной клетке не проживал. Серафима Арнольдовна также с большевистской скромностью сначала отказывалась от комнаты, считая, что она обеспечена жильём, но после того, как ее внуки, их жены вместе с начальником жилуправления доказали ей, что Центральный Комитет партии и государство в целом из‑за этого не пострадают и что с присоединением третьей комнаты жилая площадь на одного живущего составит 3 метра, что вполовину меньше нормы, наконец согласилась. Вот таким образом счастье посетило семью Камергерских в первый раз.

6. Недоперестарался, или Второе счастье Серафимы Арнольдовны.

Теперь о втором счастье. Дело в том, что в застойные времена (в отличие от сегодняшних?) работала стройная система, при которой партийные работники начиная, как правило, с секретарей райкомов и так далее имели, как низкооплачиваемые, своих, как сейчас модно называть, спонсоров. Эти спонсоры, в основном из числа особо проверенных и заслуживающих доверия руководителей предприятий торговли и общепита (то есть тех служб, в которых конкретно обсчитывался наш советский клиент), должны были делиться своими «трудовыми» доходами и с партийными работниками, которые, естественно, их опекали, или говоря тем языком, курировали и помогали продвигаться по карьерной лестнице. И было заведено, что эти спонсоры ко всем праздникам – 7 Ноября, 1 Мая, новому и старому Новому году, 23 февраля, 8 Марта, Дню Советской Конституции, Дню печати, Дню строителя, к Рождеству Христову, Пасхе, а также к дню рождения спонсируемого, к его отпуску, 2–3 раза во время отпуска, ко дню рождения его жены, в командировку и еще к кое–каким знаменательным конкретным датам должны обязательно дарить подарки своему куратору. (Правда, ради справедливости надо отметить, что дарить подарки к дню рождения К. Маркса, дню рождения Ф. Энгельса, дню рождения Ильича, а также к дню взятия Бастилии «было почему‑то не принято.)

Подарки представляли собой (только не деньги, боже упаси, это была бы взятка!) солидный набор дефицитных пищевых продуктов и дорогих отборных спиртных напитков, упакованных в приличный один или пару ящиков. И обязательно цветочки (для жены).

Проработав в Зеленодаре уже более полугода второй (или третий, точные данные отсутствуют) секретарь крайкома КПСС товарищ Медъяков, естественно, уже обрел надежного и проверенного спонсора – заместителя управляющего краевым трестом ресторанов Сергея Сергеевича Сергеева, мечтавшего скинуть своего управляющего трестом, возраст которого давненько перевалил за пенсионный.

Но управляющего трестом ресторанов из Сергея Сергеевича не получилось. Он совершил крупный политический просчет и допустил непростительную тактическую ошибку. Он НЕДОПЕРЕСТАРАЛСЯ!

Приехавши на служебной «Волге» к дому, где проживал товарищ Медъяков, он поленился сам тащить на третий этаж тяжелый ящик с подарком Ивану Федоровичу к 7 Ноября, к тому же еще накрапывал холодный дождик, а послал своего водителя.

Водитель же после вчерашней затяжной, до глубокой ночи, пьянки соображал в этот момент крайне туго и тупо и позвонил не в левую, как ему сказал его шеф, а в правую на лестничной клетке квартиру, культурно произнес «Здрасьте!» открывшей дверь Серафиме Арнольдовне, со звоном грохнул на пол прихожей свой ящик, утер со лба пот, сказал, что это ей от Сергея Сергеевича, и ушел. Подбежавшие к прабабушке правнуки тут же отпечатали ящик, и Серафима Арнольдовна ахнула: «Господи!» Чего же только в этом ящике не было! И икра красная, и икра черная, и семга, и осетровый балык, и стерлядь, и колбаса языковая, и колбаски охотничьи, и пастурма, и печень трески в масле, и крабы, и мед липовый, и коньяк армянский, и шампанское «На здоровье» и еще много–много кое–чего, чего Серафима Арнольдовна и не подозревала, что такое можёт производиться в нашей стране, и какого она не видела даже в 1913 году, когда жила еще с первым мужем – камергером двора Его Императорского Величества.

Заподозрив неладное, Серафима Арнольдовна позвонила в дверь квартиры товарища Медъякова, сообщила его супруге об очевидной ошибке с ящиком, и они вдвоем еле–еле волоком перетащили злополучный подарок в прихожую секретаря крайкома.

Приехавший поздно домой, раздраженный и злой после затянувшегося, как всегда, до глубокой ночи очередного заседания бюро крайкома, товарищ Медъяков, увидев ящик, заметно повеселел. Но когда супруга доложила ему, что подарок побывал уже в соседней квартире, страшно рассвирепел, обвинил жену в политической близорукости, неумении ориентироваться в политической обстановке текущего момента и полном отсутствии политического чутья, тут же лично сам, напрягаясь и кряхтя, пронес ящик к квартире Серафимы Арнольдовны, ногой постучал в дверь и грохнул его на то же место в прихожей. После чего, не давая даже открыть рта хозяйке, прочитал ей десятиминутную лекцию, смысл которой заключался в том, что она ошибается в оценке большевистской скромности нынешних партийных работников и что этот ящик именно для нее за ее выдающиеся боевые и трудовые заслуги. А на ее вопрос, кто такой Сергей Сергеевич, ответил, что это председатель общества ветеранов первой мировой войны работников общепита Зеленодарского края.

Таким образом семье Камергерской посчастливилось еще раз.

А товарищ Медъяков тут же по телефону поднял с постели мирно спящего и видящего себя во сне уже в кресле управляющего трестом ресторанов Сергеева и сказал ему всего три, не подлежащих печати слова, после которых Сергеев утром немедленно уволился с работы по собственному желанию в связи с состоянием здоровья.

Состояние здоровья Сергея Сергеевича не позволило ему работать еще целых два года, и поправилось оно только после того, как товарища Медъякова ЦК КПСС перевел секретарем обкома в другую область. А эти два года, как только голова Сергеева появлялась где‑либо на общепитовском или торговом горизонте в виде директора столовой, кафе или магазина, товарищ Медъяков немедленно вызывал к себе начальника Зеленодарского краевого управления торговли и общепита и популярно объяснял ему, что состояние здоровья Сергеева не может позволить занимать ему такие должности. После чего Сергеев тут же увольнялся, опять же по собственному желанию, в связи с состоянием здоровья.

А в целом из написанного можно сделать два вывода:

1. Очень даже НЕ СОВСЕМ ПЛОХО ЖИТЬ РЯДОМ С КРУПНЫМ НАЧАЛЬСТВОМ! Иногда может привалить счастье. И может, даже не один раз.

2. Спонсорам всегда надо помнить, что независимо от погодных условий или от того, какая власть на дворе – коммунистическая, социалистическая, демократическая, капиталистическая, конституционно–монархическая или еще какая другая или вообще безвластие, все равно ПОДАРКИ НАЧАЛЬСТВУ НАДО ВРУЧАТЬ ТОЛЬКО ЛИЧНО! Иначе состояние здоровья спонсора может даже очень долго не позволить ему работать.