Текст книги "Абракадабра"

Автор книги: Эдуард Ковчун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Городская власть

«Всякой общественной форме… соответствует своя мораль».

(К. Маркс).

В губернских центрах нашей матушки России число учреждений, контор, всяческих контрольных, научных, околонаучных и разных других служб в расчете на квадратный метр площади города или на одного жителя всегда было и еще остается значительно больше, чем в других, нестоличных, городах страны.

В губернских центрах наряду с районными и городскими конторами также сосредотачивалась обширная сеть всевозможных краевых (областных) организаций. И как всякий более или менее уважающий себя начальник областного масштаба верхней планкой своей карьеры считал перевод себя в Москву, так и более или менее уважающий себя начальник районного масштаба спал и грезил, когда он со своей конторой попадет в столицу области. Поэтому как в Москве в геометрической прогрессии росли республиканские и союзные конторы, так же росли в губернских центрах и областные службы.

А так как губернский под номер 1 город Зеленодар в застойные времена до прихода к власти демократов был не только краевым центром, но еще и находился на юге, близко от ласкового моря, то в нем, кроме районных, городских и краевых контор, располагалась еще приличная сеть филиалов союзных и республиканских учреждений, руководители которых совершенно справедливо считали, что все возложенные на них обязанности и задачи гораздо легче решаются на юге, особенно в Зеленодаре, и ни в какую не хотели обосновываться где‑нибудь в Сыктывкаре или Магадане, также совершенно справедливо считая, что мозги и все остальные органы человека на севере работают гораздо хуже.

Поэтому Зеленодар по числу всевозможных контор намного опережал другие областные и краевые центры нашей страны. И если быть точным, то к началу горбачевской перестройки в нем было зарегистрировано 1867 государственных предприятий, организаций и учреждений, имеющих свой расчетный счет в банке и, конечно, большую гербовую печать.

В связи с тем, что засильем небоскребов Зеленодар не страдал, все конторы размещались в основном в одно–двух-, максимум пятиэтажных зданиях. И если здание конторы было выше одного этажа, то пользуясь своей властью, начальники с замами размещались обязательно на самом удобном втором этаже.

Вот тут мы подходим к вопросу, что такое была городская власть в застойные времена.

Это мы только сейчас после начала перестройки все вдруг узнали, что Советской власти у нас, оказывается, никогда и не было. Но многие и в те времена по коже своей спины знали, что настоящей властью были райкомы, горкомы, обкомы, крайкомы и так далее до верха, в лице своих первых секретарей.

Эта власть казнила и миловала, назначала и снимала всякую другую власть начиная с Советов и их исполкомов и кончая начальником над уборщицами любой самой захудалой конторы.

Эта власть не подлежала никакой критике. Боже упаси! Ее директивы и указания должны были без какого‑либо обсуждения немедленно выполняться, независимо от их содержания и мудрости. Да и за что можно было критиковать, если все, что делалось в стране хорошего, выдавалось как прямая заслуга партии, а все провалы и просчеты после беспрекословного выполнения ее директив и указаний были плохой работой Советской власти и ее исполкомов плюс неблагоприятные погодные условия.

Вот тут товарищи Хазановы, Рязановы, Задорновы, Ивановы и даже Райкины – валяйте, бичуйте, критикуйте, выпускайте пар из недовольных.

В Зеленодаре горком партии с горкомом комсомола и горисполком размещались в одном пятиэтажном здании. Естественно, горком, как настоящая власть, занимал первые самые удобные два этажа (секретари заседали на втором), а выше находились исполком и его службы.

Городская зеленодарская статистика, которая, как и любая другая статистика с легкой руки наших знаменитых сатириков, должна знать все, совершенно точно знала, что в здании было более десяти комнат индивидуального отдохновения и сосредоточения с индексом «М» и «Ж», на каждом этаже по две.

Но работники исполкома не могли себе не только позволить, но даже и подумать отправлять не только большую, но даже и малую нужду сверху на горком. Не могли они также посещать «М» и «Ж» второго этажа, чтобы не дай бог не столкнуться или очутиться рядом унитазами с одним из секретарей горкома или даже с самим первым. Поэтому самой интенсивной эксплуатации в здании подвергались «М» и «Ж» горкома комсомола на первом этаже, где создавались постоянные очереди и опасная антисанитарная обстановка, вызывавшая раздраженный гнев горкомовских уборщиц. И часто можно было наблюдать крупного ответственного работника исполкома, державшегося рукой за живот или ниже и стрелой летящего по ступенькам с пятого на первый этаж, хотя на пятом этаже кабинет этого работника находился через стенку с кабинетом «М».

В «М» и «Ж» третьего, четвертого и пятого этажей было малолюдно, их использовали по назначению только посетители исполкома, и тоне все, а только те из них, которые считали, что главная власть в городе – советская. Но, очевидно, для того, чтобы и они знали, какая настоящая власть, на период заседания бюро горкома поступала команда со второго этажа закрыть все «М» и «Ж» на всех этажах выше второго.

Вот теперь, когда мы четко определились, какая же была настоящая городская власть в застойные времена, необходимо добавить, что в различных городах власть власти рознь.

Одно дело город Старороссийск или Кармавир. Тут Первый секретарь единоправный царь и бог. Другое дело краевой или областной центр, тот же Зеленодар. Здесь городской власти жить и руководить намного сложнее. В краевом центре есть крайком партии и его секретари. Проедет или пройдет в порядке утреннего моциона один из них по городу или даже сам Первый и тут же городского Первого на ковер: «Это почему же в Вашем городе Доска почета запущена? Это почему же в Вашем городе возле моей квартиры крышка канализационного люка на дороге хлопает после проезда каждой автомашины и не дает мне отдыхать? Это почему же опять в Вашем городе возле здания крайкома гуляют собаки?» И так далее, и так далее.

Поэтому, очевидно, как компенсация за вредность, вроде спецмолока, первые секретари горкомов областных и краевых центров обязательно еще и назначались депутатами Верховного Совета России с вытекающими отсюда финансовыми льготами неплохой депутатской надбавки и все такое прочее. Председатели же городских исполкомов краевых и областных центров, или, по-сегодняшнему, по–демократически – мэры, которым в конечном счете доставались все вышестоящие «почему», такой чести не удостаивались.

Некоторые мне могут поставить в упрек, что я применил глагол «назначать» в депутаты, а не «выбирать». Но я не оговорился. Один мой очень мудрый и умный друг адыг Эмбер Грахов, который на каждое событие или явление имеет свое философское толкование, выборы в застойные времена охарактеризовал бы так:

«Одному из наших бывших генеральных секретарей очень понравился огромный арбуз, который нес один узбек.

– Тэбе нравится? – говорит узбек. – Выбирай!

– Не понимаю, как выбирай, арбуз ведь один? – говорит Секретарь.

– Дарагой! Как ты такой умный, нэ понымаешь? Ты у нас один, мы же тебья выбыраэм!»

Необходимо еще добавить, что, кроме Первого секретаря горкома для создания видимости коллективного руководства и ухода от конкретной ответственности Зс. промахи, при горкоме создавалось еще бюро горкома.

Что это такое – можно судить по реакции побывавших на заседаниях бюро: «Каждый член бюро в отдельности вроде хороший человек, но, когда они собираются вместе во главе с Первым секретарем, – это уже ого–го! Страх!»

Заседания бюро в те времена начинались в 15 часов раз в две недели и затягивались, бывало, далеко за полночь. Вся масса всевозможных вопросов, которые рассматривались и обсуждались на заседаниях бюро, сводилась практически к одному – исключить из партии, а значит, и снять с работы провинившегося или плохо слушающегося руководителя завода, фабрики, объединения, исполкома или объявить ему выговор? И если выговор, то какой?

С занесением в учетную карточку или без занесения? И простой выговор или строгий?

Игра шла в одни ворота, противоположные стороны были явно в разных весовых категориях, и всю картину инквизиторского заседания мой мудрый друг Эмбер Грахов изобразил бы так:

«В Зеленодарском цирке аншлаг на единственный в мире аттракцион «Говорящая лошадь». На арену выводится скромная работящая лошадка, ее окружают шесть – восемь мощных атлетов с длинными, толщиной в руку, кнутами и под барабанную дробь начинают ее хлестать «с протягом». После первой серии ударов лошадка покрывается потом, но молчит. После второй серии – падает на передние ноги, дрожит, но молчит! После третьего захода, с ударами под брюхо, лошадка садится на опилки арены, складывает на груди крест–накрест передние копыта, поднимает вверх, как воющая собака, морду и громко говорит: – Эх, е–мое, мать!»

Заседания бюро выбивались из регламента, шли мучительно долго. Очередные жертвы очередного выговора или исключения скапливались в предбаннике приемной и терпеливо, по 2 – 4 часа, ожидали своей участи. И если, к примеру, кто‑нибудь из оптимистов подбадривал остальных – дескать, ничего, уже скоро наш вопрос, то другой, из реалистов, отвечал ему: «Когда еще до революции одна барыня вывела на прогулку во двор свою любимую болонку по кличке Минутка и здоровенный дворовый кобель начал заниматься с ней конкретной любовью, то барыня растерялась – и Минутку жалко, и самой явно неудобно стоять с поводком в толпе выскочивших на развлечение во двор дворников, кухарок и их детей.

– Подержи Минутку, я тебе целый рубль дам! – просит барыня кухаркиного сына.

– Не, барыня, не пойдет! Рубля мало! – отвечает тот, – это первый кобель нашего двора, я его способности знаю, у него процесс идет не меньше часа».

Заседание бюро горкома продолжается.

Мост или шерше ля фам

«Мост – сооружение, по которому проложена дорога через к. – л. препятствие. Важнейшие элементы моста – быки…»

(СЭС, 1984 г., стр. 840).

Мосты строить для городских властей во все времена было не просто. Особенно если не в Москве, а на периферии.

Правда, сейчас, при демократах, стало намного проще. Захотели – и построили. Были бы деньги. Вот только цены выросли уже в 1000 раз и продолжают расти. И денег уже на строительство не стало. Но если б были – то сейчас ничего не стоит мост построить.

А тогда, в застойные времена, все было намного сложнее. Ведь тогда местные власти ничего не решали. Им не доверялось самостоятельно, без санкции сверху, построить, извините за выражение, даже общественный туалет на одно очко. А тем более мост! Все тогда замыкалось на Москву.

В те времена, чтобы построить какой‑нибудь объект, необходимо было преодолеть десятки бюрократических барьеров в московских различных уровней и мастей государственных контролирующих и распределяющих конторах и учреждениях, основной принцип работы которых мой друг адыг Эмбер Грахов, поднаторевший на московских командировках и имеющий на все свое философское толкование, изобразил бы так:

– Хочешь конфетку?

– Хочу!

– Нету!

На всевозможные согласования, увязки, утряски, экспертизы и тому подобное уходило как минимум 6 – 7 лет. Требовалось собрать свыше 300 виз московских чиновников разных рангов и категорий.

Для этого соответствующее число чиновников соответствующих категорий и рангов местных властей регулярно челночными рейсами направлялось в Москву с солидным запасом «сувениров», которые стыдливо назывались местными дарами природы и представляли собой, как правило, рыбные и мясные деликатесы с большим объемом спиртных напитков местного оригинального разлива и названия. Особым спросом пользовалась икра. Красная и черная. Это сейчас, при демократах и рыночной экономике, это слово исчезает из нашего лексикона. Сейчас икру чаще называют «рыбьи яйца» – рублей штука. А тогда, в застойные времена, икра называлась еще икрой. Красной или черной.

В губернском городе Зеленодаре новый мост просился давно. Без всяких расчетов, научных и проектных обоснований было ясно, что существующий один–единственный узкий автомобильный переход через омывающую южную часть города реку Лубань давно не обеспечивал выполнения своих транспортных функций и постоянно создавал плотные затяжные пробки, особенно с мая по октябрь – в период самого интенсивного движения многочисленных автотуристов со всего бывшего СССР к побережью Черного моря и обратно.

Поэтому зеленодарские городские власти, переправив в Москву не одну тонну «сувениров», включая, конечно, и рыбьи яйца, в удивительно для тех бюрократических лет короткий срок – всего через каких‑то пять лет, сумели почти закончить прохождение всех этапов и согласований по строительству нового моста. Оставалось немного, не самое важное, но муторное – Госстрой и самое главное – Госплан.

На завершающую стадию в Москву, уже в который раз, был снова направлен Георгий Ковальчук, зампредгорисполкома, ведающий всеми коммунальными городскими делами, включая мосты.

В вестибюле Госстроя Ковальчуку в первую очередь бросился в глаза огромный щит, на котором крупными, типографским способом отпечатанными буквами был размещен пространный перечень фамилий, имен и отчеств работников, которые должны в текущем году отметить свой юбилей и соответственно получить подарки.

Перечень был четко разграничен: 85 лет – 12 фамилий, 80 – 46 фамилий. Самый обширный список – 75 – 70 лет и самый скромный, всего 6 фамилий – 65 лет. Юбиляров в 60 лет не было, так как основной персонал этого учреждения состоял из кадров, отработавших к своему 60–летию в центральных партийных и других управленческих структурах и затем направленных для усиления работы сюда.

Найдя нужный кабинет, Ковальчук увидел двух сидящих друг против друга справа и слева от двери начальника отдела и его зама. Судя по виду, оба они относились к верхней части списка, вывешенного в вестибюле.

Пока один из них вчитывался в представленные Ковальчуком документы, другой увлеченно изучал какую‑то бумагу.

Внимательно приглядевшись краем глаза, Ковальчук обнаружил, что он сладко спит. Видна годами отработанная поза: нога за ногу, левая часть лица, обращенная к двери, прикрыта ладонью, в правой руке бумага, глаза за толстыми линзами очков вроде бы внимательно читают. И только если очень чутко прислушаться, можно уловить нежный, чуть слышный храпчик.

В это время дверь скрипнула, кто‑то заглянул в кабинет. Спящий не вздрогнул, также годами отработанным жестом чуть приоткрыл глаза, положил на стол бумагу, взял другую (Ковальчук заметил – второй экземпляр первой бумаги) и опять закрыл глаза.

Ковальчук вспомнил, как когда‑то один из таких юбиляров популярно объяснял ему, почему в высших правительственных органах должны работать только лица в очень пожилом возрасте.

– Во–первых, – говорил он, мы уже не пьем, здоровье не позволяет. Нам уже не нужны любовницы – возраст не тот. Наши дети уже выросли и оперились – нам не нужно им помогать. Жена уже не требует новых нарядов и новой мебели – все, что нужно, у нее есть. Поэтому мы взяток не берем, нам их не на что тратить. Мы не думаем в рабочее время, чтобы скорее оно кончилось и чтобы скорее побежать с друзьями на вечеринку или завернуть к любовнице. У нас осталась Только мудрость, и мы полностью отдаемся работе.

Насчет мудрости наших руководителей Ковальчук не сомневался. Эту аксиому ему внушали с молочного возраста органы народного образования и все средства массовой информации. А вот в отношении остального можно было спорить. Что юбиляры не пили и не бегали к любовницам – это было ясно, а вот подношения и «сувениры» брали исправно. Ну а работали, работали примерно так, как сейчас трудился спящий возле него зам. начальника отдела.

Получивший наконец визу Ковальчук негромко попрощался и тихо, чтобы не разбудить увлеченного работой юбиляра, вышел из Госстроя. Уф! Осталась последняя, самая главная, виза – в Госплане. И все!

На следующее утро, воодушевленный вчерашней удачей в Госстрое, Ковальчук направился в Госплан.

Розовенькая, пышненькая, очень смахивающая на только что искупанного поросеночка, секретарша, после полученной шоколадки, сообщила Ковальчуку, что Сергей Сергеевич у себя, но без визы своего референта он ничего не подписывает. Ковальчук пошел в кабинет референта.

Тот внимательно изучил бумагу:

– Так, Иван Иванович визу наклал? Наклал. Петр Тимофеевич визу наклал? Наклал. Даже Лев Абрамович наклал? Ну, теперь накладу и я. А что вы улыбаетесь? Думаете, я не знаю русского языка? Это у нас свой жаргон. Наклал – это не наложил, это уже твердо, весомо, крепко. Так что вроде все в порядке, у Сергей Сергеича вопросов быть не должно.

Ковальчук снова в приемной Сергей Сергеича. Секретарша доложила, что шефа уже нет, он у начальства и будет через 2 – 2,5 часа.

Помаявшись около 2 часов по коридорам и прочитав все объявления, Ковальчук снова в приемной.

– У Сергей Сергеича очень серьезный деловой разговор, сядьте, пожалуйста, подождите, – вежливо попросила секретарша.

Усевшись в приемной на стул, стоявший поближе к двери кабинета, Ковальчук привычно обреченно приготовился ждать.

Из неплотно прикрытой двери два густых баритона (один из которых, как понял из сути невольно подслушанного разговора Ковальчук, принадлежал, очевидно, председателю профкома) не спеша, со знанием дела обсуждали преимущества того или иного курорта и где лучше провести свой отпуск – в Сочи, Крыму или Прикарпатье. Через минут 40 остановились на Балтике – москвичу не так там жарко и обслуживание лучше. Профком вышел из кабинета.

Доложив начальнику о посетителе, секретарша разрешила Ковальчуку войти.

– Здравствуйте, Сергей Сергеевич!

* Здравствуйте! Давайте быстро, что у Вас! Мне очень некогда!

– Да вот, нужно Ваше окончательное решение, Сергей Сергеевич! – И Ковальчук протянул многострадальную бумагу.

Сергей Сергеевич взял бумагу, положил на стол. Затем полез в карман пиджака, медленно, не спеша, вынул ключ.

Так же медленно, не спеша открыл ключом замок ящика письменного стола. Выдвинул ящик. Достал из него футляр с очками.

Положил футляр на стол, задвинул ящик письменного стола.

Открыл футляр, вынул очки, надел. Выдвинул ящик стола, положил в него футляр, задвинул ящик.

Взял бумагу, медленно прочитал. Изучил все визы. Положил бумагу опять на стол.

Опять очень медленно выдвинул ящик письменного стола, достал коробочку с китайской авторучкой. Достал авторучку, положил на стол. Положил коробчку от авторучки в ящик стола, задвинул ящик.

Взял авторучку, снял колпачок, положил на стол. Опять прочитал бумагу. Расписался. Положил бумагу на стол, одел колпачок на авторучку. Положил на стол авторучку. Затем так же медленно, с расстановкой, всем своим видом показывая важность совершаемого, Сергей Сергеевич в обратном порядке проделал все манипуляции с выдвиганием и задвиганием ящика стола. Закрыл его на ключ. Ключ положил в карман. Встал. Взял бумагу, протянул ее Ковальчуку.

– До свидания!

– До свидания, Сергей Сергеевич! Большое спасибо!

На всю процедуру подписания ушло 48 минут.

Радостный, Ковальчук вышел из приемной. Ура! Дело завершено! Можно строить мост!

Но так все хорошо быть не должно. И не бывает. В вестибюле Ковальчука догнала розовенькая секретарша и попросила срочно вернуться к Сергей Сергеичу.

– Слушаю Вас, Сергей Сергеевич!

– Мы с Вами допустили ошибку. Вот свежее постановление Совета Министров, согласно которому в городах, где предполагается строить мосты, половину их стоимости должно оплачивать Министерство транспорта. Поэтому я выделяю только половину стоимости моста – 2,5 миллиона рублей, а на остальные 2,5 миллиона принесите согласие Министерства транспорта. И на уровне замминистра, не ниже!

– Как же так, Сергей Сергеевич? Все уже согласовано, даже Вами, ведь мост нам положен!

– Мало что положен. Пока не будет согласия министерства, средства не выделим!

Ковальчук до сих пор не может уразуметь, для чего правительство вместо того, чтобы сразу выделить средства на тот или иной объект (ведь котел‑то один – «закрома Родины»), из этого котла выделяло их министерствам, а затем просители периферийных исполкомов обивали пороги этих министерств, вымаливая крохи на строительство объектов, которые в большей степени нужны были предприятием этих министерств, чем исполкомам.

Ну, да это лирика. Так положено. Наверно, для того, чтобы периферия почаще ездила в Москву. С «сувенирами». А насчет «положено» Ковальчук, вспомнив старый, но актуальный в этих условиях анекдот, когда на вопрос зеваки в зоопарке, прочитавшего на щите возле клетки со слоном, сколько пищи положено слону в сутки: «Ой, ей, ей! И это все он может съисть?» – Служитель зоопарка, не выпуская метлы из рук, заметил: «Он то может, ему, может, и положено, только кто ему столько дасть?» – уныло поплелся в Министерство транспорта.

Принявший его первый замминистра Н, П. Надпалый, ведающий строительством, категорически отказал в оплате за мост:

– Правительство, выпуская постановления, никогда не взвешивает возможности их выполнения. Постановлений много, денег мало!

Вконец расстроенный Ковальчук, изрядно подвыпив с горя вечером с соседом по гостиничному номеру, на следующее утро, сунув 25 рублей кассирше во Внуковском аэропорту, вылетел в Зеленодар.

А на еще следующее утро, как только Ковальчук пришел на работу, его секретарша ему доложила, чтобы он срочно позвонил по прямому телефону товарищу Поддъяконову.

Тогдашний зеленодарский царь и бог – первый секретарь горкома КПСС Николай Иванович Поддъяконов, имея прямые телефоны с каждым из своих основных подчиненных в горкоме и горисполкоме, ввиду своей постоянной крайней занятости сам никогда этими телефонами не пользовался. Вместо того, чтобы просто снять трубку, ведь телефон‑то прямой, он нажимал на кнопку звонка, вызывал секретаршу и просил ее, чтобы такой‑то работник ему позвонил.

Горкомовская секретарша вместо того, чтобы позвонить вызываемому работнику, также, ввиду своей крайней занятости, звонила дежурному горкома и передавала поручение Николая Ивановича.

Дежурный горкома также был всегда страшно занят, поэтому он не искал работника, а звонил дежурному горисполкома. Дежурный горисполкома звонил секретарше разыскиваемого, и та передавала своему шефу, чтобы он срочно по прямому телефону позвонил товарищу Поддъяконову. И таким образом все были при деле.

Ковальчук поднял трубку прямого телефона секретаря горкома:

– Слушаю Вас, Николай Иванович!

– Это я Вас слушаю, товарищ Ковальчук! Почему до сих пор не доложили, как дела с мостом?

– Я только приехал, Николай Иванович!

И Ковальчук обрисовал всю свою московскую одиссею.

– Ну и какой выход, товарищ Ковальчук?

– Надо организовать звонок первого секретаря крайкома товарища Видунова министру транспорта товарищу Лещеву!

– Ну вот, ничего горисполком сам сделать не может! До свидания!

Товарищ Поддъяконов едет к товарищу Видунову, товарищ Видунов по телефону правительственной связи соединяется с министром Лещевым.

После полагающихся по этикету объятий, справок о здоровье и погоде, о видах на урожай министр твердо пообещал товарищу Видунову:

– Присылайте ваших казаков, все порешаю!

Вечером того же дня Ковальчук вновь в самолете на Москву, а утром в приемной министра транспорта.

Референт министра сообщил ему, что министр уже поручил своему первому заму Н. П. Надпалому положительно решить вопрос.

Н. П. Надпалый посылает Ковальчука к начальнику управления строительством министерства, также сказав, что поручил ему также положительно решить вопрос.

Начальник управления, угостив Ковальчука кофе, попросил представить техническую документацию на мост.

– Зачем? Вот же документы, подтверждающие, что мост стоит 5 миллионов. Да и потом, вся документация даже в один грузовик не влезет! И притом находится в Зеленодаре.

– Зачем вся, достаточно сводной сметы и генерального плана, иначе я вопрос решать не буду!

Потолкавшись часа четыре в духоте и теснотище Внуковского аэропорта, опять через ту же уже знакомую кассиршу еле доставший билет (курортный сезон был в самом разгаре) Ковальчук вновь вылетел в Зеленодар.

Через сутки он опять в Москве, у начальника управления строительством Министерства транспорта, с документацией.

– Так, спасибо, завтра зайдите в 15.00. Все, как поручил министр, порешаю!

Довольный Ковальчук завтра снова в министерстве.

– Ну что, все в порядке, в документации разобрались. Вам причитается 417 тысяч рублей, товарищ Ковальчук!

– Как? А где же 2,5 миллиона? Ведь мост стоит 5!

– Товарищ Ковальчук! Ширина существующей подъездной дороги к бывшей лодбчной переправе, где будет строиться мост, – 6 метров, а половина ее – 3 метра. Вы же запроектировали мост шириной 36 метров. Это ваш вопрос. Можете запроектировать хоть 120 метров. Это опять же ваш вопрос. В постановлении правительства о 50% долевом участии ничего не сказано о перспективе. Существующая дорога – 6 метров, вот мы и будем платить за 3 метра. А это стоит по вашей же смете 5 миллионов, делим на 36, умножаем на 3 и получаем 417 тысяч рублей. Все! К замминистру можете не ходить, он уже доложил министру, что вопрос решен.

Очутившись на улице, ошарашенный Ковальчук не знал, что дальше делать. С одной стороны, вопрос вроде решил, с другой стороны, совсем не решил. Наверное, подумал он, пора запускать свои резервы – и направился в Госплан.

Именно в отделе транспорта Госплана у Ковальчука была знакомая женщина, с которой его связывала давняя приятельность и с которой, как нередко бывает у часто бывающих в командировках мужчин, у него были иногда более близкие, чем деловые, отношения.

Выслушав ковальчуковскую эпопею, Зинаида Семеновна (так звали специалиста по транспорту) набрала телефонный номер:

– Ася Григорьевна? Это я! Слушай, я тебе пришлю одного казака, попробуй помоги ему.

Ася Григорьевна оказалась рядовым инженером управления строительством Министерства транспорта, подчиненная как раз того самого начальника, от которого Ковальчук вышел ни с чем.

Ковальчук снова в Министерстве транспорта:

– Здравствуйте, Ася Григорьевна! Я тот самый казак, о котором вам звонила Зинаида Семеновна!.

Ася Григорьевна, довольно приятная брюнетка лет 35, измерив Ковальчука оценивающим взглядом, выслушав его дело, спросила:

– Вы где остановились?

– Гостиница «Россия». Номер 422.

– Хорошо! Ждите меня там в 19.00. Встречать не надо, я приду сама.

Время уже приближалось к 18 часам, поэтому Ковальчук поймал такси и помчался в гостиницу, чтобы успеть приготовиться к приему гостьи.

Ровно в 19.00, без стука, Ася Григорьевна вошла в номер. Увидев роскошно, по–южному, накрытый стол, она улыбнулась:

– Давайте знакомиться поближе, товарищ, как вас, э… Ковальчук.

После распитой вместе бутылки абрау–дюрсовского коньяка, хорошо закусив, раскрасневшаяся Ася Григорьевна весело воскликнула:

– Ну что, как там у вас, казаков, говорят, пики к бою, что ли?

Где‑то около одиннадцати вечера, после завершения второй бутылки коньяка и третьего боя, Ася Григорьевна, приняв деловой вид и приведя себя в порядок, приготовилась уходить:

– Ну пока, дорогой казак! А то после одиннадцати дежурная напомнит, что в номере гостья, да и милиция с проверкой может зайти. Кроме того, скоро уже начнет беспокоиться мой муж, а он у меня очень хороший, я не хочу его огорчать.

Ковальчук, вручив ей солидную сумку с «сувенирами», состав которых я уже описывал выше, попытался проводить гостью и посадить в такси.

– Нет, нет, провожать меня не надо! И притом запомни, что москвички никогда в такси не ездят, для них есть метро. Да и что подумают наши мужья, если мы частенько будем подруливать к дому на такси? До свидания, дорогой казак, я тобой очень довольна!

В самый последний момент Ковальчук вспомнил о деле:

– А как же с мостом, Ася Григорьевна?

– Не волнуйся, лети домой!

Ровно через три дня Зеленодарский горисполком получил правительственную с красной шапкой телеграмму: «Госплану копия зеленодарскому горисполкому тчк Минтранс согласовывает передачу 2 зпт 5 млн рублей строительство моста городе Зеленодаре тчк первый замминистра Надпалый тчк».

Через два года на митинге, посвященном открытию нового моста через реку Лубань, перед разрезанием ленточки, первый секретарь горкома Николай Иванович Поддъяконов через установленный микрофон доложил собранной по этому случаю райкомами партии толпе зеленодарцев:

– Дорогие товарищи! Благодаря неустанной заботе нашей партии о благосостоянии трудящихся, в соответствии с историческими решениями XXVIIIII съезда КПСС, личной заботе нашего Генерального секретаря, а также благодаря большим усилиям и инициативе руководства города (под руководством он, естественно, подразумевал только себя) сегодня мы вводим в эксплуатацию важнейший для города объект – новый мост!

И так как все партийные работники очень любили красиво рапортовать, добавил:

– Теперь число мостов через реку Лубань в нашем городе возросло ровно в два раза!

Прошли годы. Пенсионер Ковальчук? проезжая на машине через мост вместе со своим уже взрослым внуком, рассказывает ему:

– Вот проезжает мимо какого‑либо дома архитектор и собой гордится – это он спроектировал! Проезжает строитель – это он построил! А чем хвастаться мне, бывшему мелкому советскому бюрократу? Что я сделал для родного города? Ну и пусть никто не знает, но ты должен знать, что ровно половина этого моста состоит не из бетона и металла, а из материала, выработанного моей секретной железой внутренней секреции! И если подумать, то не только одного этого моста!