Текст книги "Завещание Сталина"

Автор книги: Эдуард Скобелев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

– Россия решает новые задачи не в одиночестве и, стало быть, имеет пределы своей воле… Я согласен с постановкой всех проблем и обещаю Вам, что в самом кратком времени дам необходимые разъяснения… Вы проявили излишнюю скромность, не коснувшись оплаты ваших и впрямь неординарных усилий… Но мне кажется, вы допускаете досадный промах: сколько бы Вы ни оставались в этом городе, Вы не только осуществляете контракт, но и живёте обычной жизнью, которая тоже лимитирована, как всё остальное. Не следует чураться знакомств и прочих радостей или огорчений общения…

Я не получил ответа на принципиальные вопросы. Более того, оттяжка как бы свидетельствовала о том, что меня ожидают отрицательные ответы. Зато я получил санкцию на инициативу. Отныне те, кто отслеживал каждый мой шаг, обязаны были знать, что я получил санкцию на любые контакты, это развязывало мне руки. Я был убеждён, что рано или поздно разнюхаю что-либо такое, что поможет вернуть стране её подлинные национальные интересы. Возможно, это было наивно, но без этой наивности не имело цены всё остальное.

Вечером того же дня я пригласил полковника на чай. Мурзин явился в своём дурацком колпаке и пижаме и явно тяготился чаем, прямо говоря, что чай не соединяет собеседников так, как вино. Тем не менее, он с удовольствием ел и пил, попросив разрешения отложить пару бутербродов для угощения внука.

– Никаких проблем! Высокие гости, которые здесь бывают, вынуждают власти заботиться о доставке продовольствия. Наш единственный гастроном ломится от изобилия товаров, в том числе западного происхождения.

– У людей мало денег, – пояснил полковник. – Времена дефицитов, которые мы проклинаем, свидетельствовали об огромной покупательской способности большей части населения. А теперь красная икра лежит до тех пор, пока не приходит критический срок хранения. Тогда икра появляется в меню сразу всех санаториев.

– Меня больше интересуют не столько события в этом городе, сколько события в каждой из республик взорванной державы. Между тем, кроме ублюдочной пропаганды, я не имею никаких иных источников информации… Я привык работать на фоне широкой перспективы. Я должен знать, куда всё катится, чтобы работать профессионально…

Отставной полковник сочувственно вздохнул:

– Перспективы отныне уже не будет. Мы должны приучиться, как западные люди, жить без перспективы… Калькулируйте доходы, здоровье, дни жизни, но не прикасайтесь к событиям истории, это не ваше дело!

– Русское самосознание никогда не смирится с этим! Чтобы жить полноценно, даже нищий русский человек хочет обозревать всю планету и всю историю. Он скорее недоест и недопьёт, недоспит и переработает, чем станет печься о своей шкуре как единственной ценности мироздания!

– Господи, – сказал полковник, и глаза его увлажнились. – За эти Ваши слова я не только бы сейчас вздрогнул за хорошим стаканчиком, я бы вообще отдал Вам половину своей квартиры совершенно бесплатно!.. Да, именно: я согласен на любые муки, но чтобы во всякую минуту обозревать всю вселенную, все её тайны. С гнусным рационализмом западной жизни я лично не соглашусь ни за какие коврижки!

– Но Вы же сами говорите, что отныне Россию лишили этой её природной потребности.

– Да, они постараются это сделать, желая гибели нации! Они ведь прямо ставят на нашу погибель!.. Русские нужны Западу только для столкновения с арабами и китайцами – и только!.. А потом их столкнут и заселят Черноземье какими-нибудь албанцами.

Мурзин был, конечно, сломлен, но в проницательности и резвости мысли ему было трудно отказать. «Что он за человек и можно ли будет положиться на него при нужде?..»

– Мы ведь и раньше по сути ничего не знали о подлинных событиях истории и современности, – задумчиво продолжал Мурзин. – Революция, гражданская война, так называемые «сталинские репрессии» и многое-многое другое… Нами манипулировали, как хотели…

– Да, конечно… Ну, вот вы служили здесь, видели большое начальство и лучшую агентуру. И что же, Вы знали об истине?

Мурзин прожевал бутерброд с вяленой колбасой и потеребил себя за ухо.

– Какие-то отголоски истины доходили и до нас… Я, например, только тут разобрался в масонском характере власти, которую установил Ленин… Может быть, даже он не знал о махинациях второго эшелона, который и крутил все педали. Потому и вывели его из строя с августа 18-го… Это была глубоко законспирированная антинародная власть… Только Сталин в целях самоспасения придал системе действительно рабоче-крестьянский характер. Но тем самым он бросил вызов всему миру. Он действовал в крепости, осаждаемой изнутри и извне… Вы не согласны?..

– Друг мой, – сказал я, учитывая все обстоятельства своего положения, – меня интересует прежде всего эффективное выполнение контракта. Мне обещана премия, и я готов отщипнуть вам определённую сумму, но мне нужно сориентироваться самому… Скажу откровенно: мне тошно, я не очень верю американцам и не очень хочу работать на них. Я согласен работать только на Россию, пусть даже и оккупированную…

Мурзин засмеялся пустым смехом алкоголика. Маразм интеллекта начинается с того, что все понятия приобретают циничный характер. И я услыхал то, что рассчитывал услышать:

– Вам не к лицу повторять убогие формулы о непобедимости России. Вы прекрасно знаете о том, что разрушению поддаётся любой строй и любой народ. Пропившаяся, посаженная на иглу Россия, лишённая животворящей философии единения с природой, которую мы находим во всех памятниках Древней Руси, издохнет сама собой… Вы мне яснее изложите мою задачу, не бойтесь, я просто не могу служить новому строю, хотя и старого не признаю – он жестоко обманул народ!

– Вы от меня хотите примерно того же, что я хочу от своего нынешнего начальства. Я хочу знать, куда мы дрейфуем, что следует поддерживать и чему нужно препятствовать во что бы то ни стало… Но с Вами мне проще: помогите освоиться в этом городе, покажите его достопримечательности, представьте людям, играющим ключевую роль…

– Дык ведь с огромным удовольствием, только самых новых людей и я не знаю, теперь уже ослабли мои связи.

– Вот и восстановите. Всё равно ведь наедине жизнь не живут… Я так воспитан и хотел бы, чтобы и дети повторили мой путь: чтобы помочь себе, помоги Родине. И если даже не можешь помочь себе, всё равно помоги Родине.

– Что такое Родина?.. Хитрая это нынче наука…

– Но ведь и мы не полные дурни…

Вскоре после того разговора, где мы пощупали друг друга и разошлись в нерешительности и взаимных подозрениях, я прогуливался с Мурзиным и встретил на городском пляже Леопольда Леопольдовича.

– Ну как? – в плавках этот пузатый человек производил ещё более отталкивающее впечатление. – Помните о моей теории?

– Пукаем, пукаем, – хмуро отвечал ему Мурзин, держа руки за спиной. – И покакаем за твоё здоровье, едва ты выбьешься в главное светило медицины!

Леопольд Леопольдович ухватил меня за локоть.

– Мы, кажется, железно договорились… Я сделал «конклюжен», то есть заключение из моих новых разработок. И послал факсом в несколько стран, где у меня есть хорошие приятели. И что же? Профессор Кацепулос из Афин считает, что тут пахнет новой глобальной философией. Правда, Арон Шпокиш из Аризоны утверждает, что мои подходы не вполне состыкуются с новым миропорядком. Требуется адаптация, и он берётся сделать её, если я возьму его в соавторы.

– Ну, и что же? – я пожал плечами. – Пожалуй, берите. Он пробьёт Ваши теории, а это важнее всего. Беда талантов именно в том, что они не в состоянии подать собственный голос: их оттесняют посредники. Особенно в нынешние времена.

– Прекрасный совет!.. Но если в итоге автором новой философии существования будет он, а не я?.. Они же все помешаны на липовых дипломах. А у меня их нет!

– Дипломы – дело нужное. Сегодня можно купить любой диплом.

– Во всех областях, кроме медицины!

– Ошибаетесь: спрос и предложение существуют повсюду.

Внезапно он понизил голос. Сказал тихо, шаря глазами по сторонам:

– Они не выпускают меня ни в Москву, ни в Питер, они мои друзья и готовы сделать всё, что требуется, но они сами холуи новых хозяев. – Он почти вплотную приблизил своё лицо, так что я ощутил кариесный запах из его рта. – Именно здесь Запад делает полигон для всех предстоящих изменений в России.

– Ну, это невозможно, – так же доверительно ответил я, кивая. – Полигон для России придумать нельзя. Только сама Россия и может быть полигоном.

– Но идеи, идеи! Речь идёт об идеях! Здесь будут собираться на закрытые коллоквиумы боссы и их теоретики со всего западного мира! Вот, уже съехались, завтра или послезавтра начнётся представление докладов. Здесь и Гайдар, и Чубайс, и старый Арбатов, здесь все те, кто командует парадом! Тайная вечеря…

– Моя карьера уже позади, мистер Кимпель. Но если Вы упустите сейчас свои шансы и не добавите нам с полковником в качестве гонорара по хорошему приварку, мы просто перестанем покупать ваши акции!

Он тотчас всё понял. У таких людей нюх на выгоду. Они её чуют лучше, чем комар – теплокровных животных. В одно мгновение понял и я, что моя полуслучайная шутка может стать главным мотором в продвижении к собственным целям.

– Что я должен сделать?

– Непременно выступить на коллоквиуме! И, сформулировав свою философию, перепаснуть её адаптацию и осуществление на западных союзников, у них гораздо больше для этого и технических, и материальных средств. Вот, господа, проблема, давайте её разрешать или для узкого круга, как оно всегда было, или для какого-то региона… Когда закон открыт, нельзя уже делать вид, что закона не существует… Из безвестного соискателя степени вы, Леопольд, сразу сделаетесь одним из идеологов нового мира!

Я, конечно, загибал, зная, что западники и близко никого не подпускают к своим кормушкам. Но тем лучше: ящеры должны столкнуться в борьбе за преобладание. Сколько ни произносят они заклинаний о тождестве интересов по всему миру, они, как всякие хищники, неизбежно будут сталкиваться в борьбе за добычу. Им никогда не поделить нашей крови и духовного богатства. Это закон жизни.

– Гениально, старик! – Леопольд хлопнул меня по плечу. Глаза его ушли в бесконечность. – Вот именно: вопрос должен быть поставлен! И когда будет поставлен, им поневоле придётся занять какую-то позицию! Они не отвертятся!.. В идейном плане – и тут прав Зюганов – они плюгавцы: подгузники и жевательная резинка превратили их в полнейших дебилов!.. Как и русские вчера, они таскают из огня чужие каштаны, но совершено уверены в том, что весь мир должен прислуживать им…

Он порывался немедленно идти и действовать. Я не отговаривал, добавив, что прошу у начальства командировку в Москву, чтобы завербовать ещё трёх-четырёх специалистов и окончательно прояснить дело с приятелем, случайным изобретателем теории, которую уже присвоил себе господин Кимпель. Фиктивные персонажи становились реальной силой.

– Как заиграла хвостом сучка, чуть только почуяла новую добычу, – сказал Мурзин, презрительно глянув в сторону удалявшегося от нас зятя. – Когда он произвёл дебила, он убедил Нинку в том, что в несчастье повинна моя казацкая кровь. И она родила нового урода. Если бы вы видели: без рук, без ушей, с приплюснутым черепом – вылитая лягушка. Нинка рехнулась, едва увидев, кого родила. Она прокляла всех, кто причинил ей обиду. Но разве не ясно, что в мультипликации уродов повинен вырожденец, на котором природа пожелала поставить точку?.. Он хорохорится до сих пор и уверяет, что медицина грядущего будет в основном заниматься «исправлением ошибок природы».

Но это не ошибки – это приговор!..

Вечером того же дня Леопольд Леопольдович явился к Мурзину в сильном подпитии с двумя бутылками марочного краснодарского вина.

– «Пить-курить я рано научился!» – с завываниями затянул Мурзин, потирая руки, едва увидел зятя, и, помню, у меня в первый раз мелькнуло тогда подозрение, что полковник искусно притворяется: отчего он так точно воспроизводил манеру пения довоенных урок?

– Ублюдки, – негодовал Леопольд Леопольдович. – Кто мы для них, спасшие всю цивилизацию? Они никогда не пустят дальше своей прихожей даже наших миллиардеров. Кодло проходимцев и заговорщиков!..

У меня были какие-то дела, но я тотчас отложил их, намереваясь поудить во взбаламученных водах, – обычный приём кадрового разведчика, каковым я был до того, как податься в службу шифровки и дешифровки информации.

– Проигранное сражение не означает проигранной кампании, – спокойно сказал я, расставляя стаканы. Разумеется, за столом уже караулил добычу полковник, прикативший на каталке своего внука, у которого был недоразвит позвоночник и, как следствие, всё остальное. Звероподобное существо молча следило глазами за застольем, плохо понимая события. – Итак, изложите диспозицию со всеми деталями, чтобы мы могли определить, в каком именно эпизоде вы дали маху!..

Поступь времени

Диалектика – в этом вся тайна. А, Б и В могут быть лично неплохими людьми. Но если они вынуждены служить банде, о которой ничего не знают, кто же станет оправдывать их действия?

«Три источника марксизма», о которых говорил Ленин, бесконечно устарели. Как же может сохранять жизненность учение, основывающееся на них, тем более обнажившее ещё и неизвестную прежде подкладку?

Да, я уважаю немецкую философию. В ней немало интересного. Но жизнь уже давно обошла формулы праздных мыслителей. Какой бы ни была, их философия уже не способна определять духовное развитие стран и народов.

Точно так же я с почтением воспринимаю французский социализм. Но он тоже устарел. Искушение объяснять все на свете борьбой классов обернулось самообманом: мы оказались в клетке, из которой нет выхода. Классы есть и будут, но их борьба имеет многослойную подоплёку. Внизу борются жулики. Вверху – представители национальных элит.

Рабочий класс Германии сражался в прошедшей войне не только против «всемирной диктатуры пролетариата», которая во многом тоже была фикцией, когда меня подняли к власти. Немецкий народ отстаивал интересы германских промышленных, финансовых и политических кругов и неосознанно вместе с ними – программу всемирной промышленной, финансовой и политической олигархии. Как и советский народ, как и я, между прочим.

Исчез ореол и вокруг английской политэкономии. Выяснилось, что деньги и товар – не чисто экономические категории. Это в гораздо большей степени психологические, культурные и социальные категории. Деньги разрушают солидарность цивилизованных наций, вызывают расслоение общества, предопределяют его деградацию в духовном плане. Деньги – орудие изменения и покорения народов. Это антиприродное изобретение: в Природе нельзя накопить чужой труд, и это единственно разумно.

Деньги – чисто условная мера стоимости. Состояние страны, сущность власти в ней, её положение в геополитических калькуляциях – всё это вызывает либо подорожание, либо подешевление денег, разрушая все «научные критерии».

Деньги – это, в конечном счёте, власть объединённых по всему миру заговорщиков, власть космополитического Интернационала, власть махинаторов и спекулянтов. Иначе говоря, банды, которая, прикрываясь общими интересами, обманом и насилием обеспечивает свою собственную гегемонию.

Может быть, вам, более молодым, способным быстро переналаживать мышление в технической сфере, покажется эта переналадка мозгов в философском плане чем-то необычайным. Отвечаю: это жизненная необходимость. В будущем, конечно же, раскроют существующие здесь зависимости, я же пришёл к этому чисто интуитивно. Нельзя подчинять свой разум изобретаемым или усваиваемым чужим схемам. Может, оно и спокойней жить и умереть в 60 лет с кругозором, который установился к 20 годам. Но учёному, поэту, политику, проповеднику пагубно терять живую связь с миром. Причём, не только с тем, который существовал прежде и существует сегодня, но и с тем, который придёт завтра. Революция, а затем и гражданская война показали мне примитивность и односторонность марксистских формул. Но ими нужно было по необходимости овладеть, чтобы затем успешно отбросить – преодолеть. Это вводящий в заблуждение, намеренно упрощённый взгляд на мир, взгляд обманутого пролетария, которого обобрали до нитки, у которого ничего нет, кроме ненависти к более состоятельному соотечественнику. Но сегодня мы – люди, создавшие новое государство, развившие новую культуру, установившие новые отношения с миром. В тяжелейшей борьбе, в смертельных схватках мы обрели независимость духа. И будем сметены событиями, если законсервируем марксизм, а, стало быть, и государство, отвечающее его постулатам. Мы получим массу людей, которым будет тесно в убогих рамках наших доктрин, они будут ненавидеть эти доктрины и пытаться отбросить их. Если же враг найдёт ключ к сердцам недовольных, а он его ищет и обязательно найдёт, мы поставим под угрозу всю нашу созидательную, самоотверженную работу. Враг повсюду разжигает недовольство, в невежественных, несамостоятельных душах особенно. Обман и предрассудки – в этом суть новейших идеологических атак.

Чуть только нация начинает называть себя нацией гениев и избранных, она источает бандитизм, насилие и порок. Бездельники и паразиты – самые злые и непримиримые враги миропорядка. И я не сразу разобрался, отчего революционное движение постоянно сопровождалось террором и грабежами. Отчего гражданская война превратилась в море жестокого насилия. Отчего в войне с гитлеровской Германией было столько преступных перекосов. Теперь я отчётливо вижу руку «Интернационалиста»: ему плевать на народы и на конкретных людей. Скажу больше: если когда-либо в будущем наша жизнь подвергнется штурму контрреволюции, страну охватят прежде всего убийства и насилия, измены, провокации, обман народа. Всё это – неизбежный продукт разрушительных действий сверхэгоистических, сверхнационалистических, но упорно маскирующихся сил ненависти.

Скажу и о другом, что также не должно удивлять. Не надо обольщаться достигнутым уровнем научности нашей политической теории и практики. Это идеологические условности, они уже неоднократно появлялись в истории, только, может быть, впервые они закольцованы в доктрину всемирной религии пролетариата. Доктрина рассыплется, а вместе с ней полностью выродится наша партия. Никакая партия не может быть вечной: из средства решения определённых политических задач она со временем становится ярмом и обузой для тех, кому время навязывает иные задачи и цели… Я вошёл в революцию со стороны, я не мог никому диктовать своих условий. Да я и не понимал всего таким образом, как я понимаю сегодня, наученный горьким опытом коварства, измен и подлостей.

Мне как-то говорил Ленин, что мы (цитирую) «обязаны использовать имеющуюся доктрину революционизации» только потому, что иначе в такой громадной и неповоротливой стране, как Россия, мы не сумеем ошеломить одних, подавить других и обмануть третьих. Это всё его слова – «подавить», «ошеломить» и «обмануть»… Но время репрессий и обманов кончилось, потому что едва завершённая нами война уже ставит на повестку дня ещё более жестокую и масштабную войну. Это будет война, где уже нельзя будет управлять с помощью цитат из писаний Маркса или Ленина. Я не обольщаюсь и в отношении Сталина. Нация должна сегодня сделать рывок в своём материальном и духовном развитии. И чем выше она встанет в ближайшие 10–15 лет (при условии, что нам удастся сорвать планы поджигателей войны), тем быстрее осыплется вся эта марксистская штукатурка. Мы обязаны совершить новые подвиги самоотречения, претерпеть новые тяготы, чтобы не потерять завоёванных позиций. Разве это просто? Из одних мытарств в другие – разве просто? Но иного пути нет. Мы должны выработать за эти годы совершенно новую философию бытия, новые массовое понимание общего и частного и – главное – дать пример нового, гораздо более высокого быта. Изба без света, земляной пол, скверные дороги и безумные от пьянства и вседозволенности начальники, примитивные лозунги, всеобучи предрассудков и прочее – это должно отойти в прошлое. Быть может, уважаемое, как музей памяти, но не более того…

Все сложности впоследствии свалят на Сталина, это понятно. Но Сталин жил и работал среди опытнейших негодяев, прикрывавшихся революционной фразой. Они повсюду провоцировали репрессии, душили страну призывами к терпению и лишениям. Один Тухачевский чего стоит. Под видом необходимости он толкал страну в пропасть гонки вооружений. Стало быть, в дальнейший голод и страдания миллионов. Честно говорю, во многих случаях мы и катились в пропасть. Сталин не поспевал уследить за всем и всеми. Это только в головёнке обывателя каждый руководитель обязан видеть все его беды. Руководителю, даже самому честному, приходиться опираться на людей, которые есть, а это, чаще всего, себешники и хамы, притворы и лжецы, плюющие на интересы окружающих.

Уже в годы гражданской войны мне стало ясно, что в России создаётся новая Хазария, и кровь, и террор – не временное явление, а постоянная функция противоестественной и губительной для всех народов социальной системы. Где грабёж, там неизбежны ложь и насилие.

Культура старой России была разрушена на моих глазах, великая и тонкая на вершинах культура. Видя это, я сказал себе: «Если когда-либо мне удастся опрокинуть власть новых завоевателей, я верну людям достойное существование на родной земле, положу конец выматывающему смятению миллионов ограбленных и униженных, мечтающих о куске хлеба и тихом уголке для души!» Это была клятва совести. Разумеется, эту клятву я не мог доверить соратникам: почти все они были соучастниками вершившейся несправедливости. Как духовный наставник, а я был и остался им, я не мог принять их лицемерия, я только по необходимости терпел его, уповая на иные времена…

Теперь я готов приступить к преобразованиям. Это будет эпохальной встряской умов, но это должно быть осуществлено, потому что народы, и это очевидно, неостановимо тащат ко всемирному тюремному государству, где запретят декретами и семью, и нацию, и родной язык, и традицию, где все будет делаться под дулом ружья и по свистку городовых, – всем будут заправлять гильдии чужеземцев.

Погружаясь в историю, не в жижу химерических построений, посредством которых враг четвертует и выхолащивает наши умы, а в живое течение Времени, которое всё оправдывает и всё объясняет, не считаясь с фантазиями человека, я вижу обречённость и беззащитность масс, прозябающих в нищете духа, в невежестве как следствии колоссального и наглого ограбления.

Тайный клан негодяев управляет государствами и народами, внедряя тупиковые схемы развития как единственно возможные. Они знают, что субъективные намерения клана обретают в историческом процессе значение объективности, на этом зиждутся все их демагогические построения.

Ты думаешь, в мире существует только советский социализм или американский капитализм? Нет, в мире существуют и развиваются десятки разновидностей феодальной системы. А в целом, человечество постоянно топчется среди рабства.

Но и это ещё не всё: в мире можно встретить и те естественные ростки великой цивилизации, которой принадлежало лучшее прошлое и принадлежит будущее. Эти ростки повсюду умышленно вытаптываются, их приверженцы поголовно уничтожаются, и в результате мы имеем только две возможности, умело сформированные мошенниками за последнее столетие: либо их стойло так называемого «социализма», либо их же конюшня так называемого «капитализма». Но и в том, и в другом стучат копытами и издают смрад многоголовые ящеры. Наши предки называли их «чудо-юдо».

Анонимная мировая власть предполагает мировую анонимную диктатуру денег, и в предвидении этого жуткого дрейфа к анонимности мы обязаны отстоять природные права человека. Мы должны развить такую независимую социально-экономическую систему, которая создаст неодолимую преграду на пути диктатуры мировых денег, об неё разобьётся монополия негодяев, повсюду сосущих живые соки земной жизни за счёт мёртвой системы денежных знаков. Одновременно мы обязаны создать систему, которая сохраняла бы все нации и их культуры, гарантируя им полное равенство в способах развития, исключала бы возможность паразитирования одних наций или национальностей за счёт других. Этого сегодня нет и именно это больше всего тревожит меня. Русские уже не получают развития, а скатываются до примитивного уровня таёжных охотников и оленеводов тундры. Национальная перспектива как могучий стимул у нас задавлена примитивной квазисоциологической болтовнёй.

Механизм решения этой величайшей по значению мировой проблемы я вижу, как тебе известно, в создании национальных общин, производственно-сбытовых артелей, особых поселений, уровень культуры которых, систематически контролируемый по определённым критериям, исключит их противостояние, поскольку их взаимные перспективы будут требовать все большего сотрудничества.

Мы допустим все религии, однако без права экспансии и обращения в ту или иную веру, с одновременным выявлением религиозности сознания как главного инструмента его прямого или косвенного подчинения клану невидимых управителей мира, использующих эгоистические интересы посредников.

Мы, конечно же, сохраним и древние языческие воззрения, предоставлявшие сознанию наибольшую свободу, потому что божественность, растекаясь по всему полю быта и сознания, лучше всего стимулирует радость жизни в условиях, когда жречество лишено диктатуры и власти к понуждениям и репрессиям через обязательные обряды.

Повторяю, в мироустройстве нет каких-либо предопределённостей, важно учесть существующие условия и возможность максимального приближения бытовой жизни к требованиям природы.

Мы избежим паразитарной бюрократии тем, что сами люди в общинах будут добровольно исполнять практически все функции государственной власти – вплоть до защиты правопорядка, уплаты налогов, обеспечения в старости и болезни, воспитания юных поколений и т. п.

Государство укрепится, рассредоточившись по тысячам своих базовых опор. Не богатство и власть, а совершенство и красота духа, свобода его самовыражения ради упрочения общей свободы станут двигателями прогресса новой цивилизации.

Наших задач не исполнило бы никакое иное государство мира, потому что мы – единственная страна, которая может существовать за счёт своих ресурсов. В этом уникальность Советского Союза, и мы обязаны её уберечь. Иначе диктатура негодяев сделается вечной и неодолимой…

Напрасно и преступно загубленных людей у нас, конечно же, море. Возможно, я был способен уберечь половину из них от страданий и смерти. Возможно… Но тогда я вряд ли исполнил бы другое дело, от исхода которого зависело ещё больше судеб… Наш долг – покаяться и оплакать неповинных. Но слёз у меня нет, их иссушила жестокая проза жизни… Мы и теперь можем потерять всё. Неверный шаг – и обрушится хлипкий мост, который возведён. Фортуна является только к тем, кто способен оплатить её услуги… Наше конечное торжество и будет нашим покаянием. Всё прочее – демагогия и бред негодяев…

В 1923 году до Ленина, наконец, дошло, что Горки, где его сторожили, – это преднамеренно созданный саркофаг и ему уже не избежать мумификации. Собравшись с духом, он сумел обмануть бдительную охрану, выполнявшую волю триумвирата, – я имею в виду Троцкого-Бронштейна, Зиновьева-Апфельбаума и Каменева-Розенфельда, использовавших и Крупскую как агента. Ленин передал через неграмотного мужика близлежащей деревни, уборщика мусора в парковой зоне, записку своему давнему товарищу, директору одного из московских заводов. В записке Ленин уведомлял народ о своём заточении и «перерождении верхушки партии» – вот наивность вождя с его интеллигентской оторванностью от сущностных процессов жизни! Ленин требовал экстренного созыва съезда РКП(б), изгнания всего нынешнего состава ЦК и замены его на рабочих от станка.

Мужику удалось передать ленинскую записку. Директор завода, осознавая опасность затеянного, всё же отпечатал записку тиражом в несколько сотен экземпляров и попытался соответствующим образом настроить партийные кадры Москвы. Понятно, что ищейки ОГПУ раскрыли это дело. Тогда было расстреляно без суда и следствия более двух тысяч человек – все, кто видел записку Ленина или даже слышал о ней. Это вызвало ропот среди коммунистов, и заговорщики были вынуждены сообщить в газетах о том, что «по Москве ходит белогвардейская фальшивка, выдаваемая за письмо вождя мирового пролетариата»; каждый, кто услышит о фальшивке, обязан сообщить в органы ОГПУ, в противном случае он будет причислен к врагам революции… Я не мог тогда предотвратить злодеяния, но именно тогда я понял, что если не встану на борьбу с заговорщиками, то погибну так же безгласно и бесследно, как сотни тысяч и миллионы лучших сынов страны. Таковая угроза была тогда, она сохраняется и теперь и на будущее…

Наш народ ещё беден и практически ещё бесправен. Нередко он в отчаянии от остолопов, проникших во все поры государственной машины. Убрать их оттуда и заменить другими, лучшими – это взгляд того же остолопа. Всё надо менять в корне.

Народ до сих пор использовался негодяями как источник власти, средство обогащения и разрушения чужих оплотов. Наша цель, чтобы народ жил для улучшения своей жизни, пользуясь традициями национальной культуры, это ничего общего не имеет с национализмом.

Врачи гарантируют мне ещё 12 лет полноценной жизни при том же уровне напряжённости труда, как сегодня. Я знаю, на 50 процентов они лукавят. Но пять-шесть лет – тоже немалый срок, чтобы приступить к переустройству.

Мне предлагают гнусную сделку: союз евреев и русских против всех остальных. Я это отвергаю в принципе. Все нации имеют равные права, и одна нация не имеет права садиться другой на голову. К тому же русские слишком великодушны, чтобы быть колонизаторами.

Только Правда может объединить народы. Но чтобы правда признавалась, она должна быть принята добровольно. Это не указ и не закон – новая система отношений, иной быт каждого человека…