Текст книги "Драма моего снобизма"
Автор книги: Эдуард Гурвич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)
3. Был ли великим Столыпин?
Сразу отвечу – великих не бывает. Альберт Эйнштейн, уж куда великее, а в конце жизни в одном из писем признал: «Я потерпел два бесславных поражения в браке и за всю жизнь не нашёл единомышленников, за исключением Ньютона». Так что тех, кого мы склонны признавать великими – обычные люди, проживающие обычную жизнь. С личными драмами, неудачами, изменами, потерями, одиночеством… Обыденное никуда не девается и остаётся у самых развеликих. Даже когда им удаётся сформулировать теорию относительности, написать «Войну и мир», стать у руля государства, инициировать экономическую реформу. Публика любит читать о таких людях агиографию. Сложнее с отношением публики к попыткам исследовать жизнь таких людей. В нашем случае Петра Столыпина, которую предпринял А. Янов в своих очерках «Русская идея».
Исследуя ошибки и трагедии крупной исторической личности России, историк пробует понять их природу, нащупать противоречия в мировоззрении государственного деятеля, дать свою версию его действий или бездействий. Публика в России по нынешним временам во многом найдёт кощунственным такой ход рассуждений. Именно так и посчитал единственный оппонент Ю., разместивший в своём блоге пост «Столыпин ”для разумных и сильных“ (реплика на блог г-на Янова)». Один из немногих участников дискуссии, выступивших по существу, прокомментировал реплику так: «Уважаемый Ю., полностью разделяю Ваше мнение о Петре Аркадьевиче Столыпине. Благодарю, что аргументированно подняли свой голос в защиту этого великого человека». И привёл известные статистические данные о небывалом промышленном подъёме в России к 1913 году и заключил тем же: «На мой взгляд, опыт Петра Аркадьевича достоин восхищения и, что ещё более важно, изучения и сегодня, в 21-ом веке».
Теперь о том, куда пошла дискуссия и почему в ней много суемуд-рствования. Западные средства массовой информации хорошо дифференцированы. В наших, российских, зачастую, полное смешение жанров. Скажем, «Коммерсант» заявляет о себе, как о газете для серьёзной публики, погружённой в бизнес, финансы, политику. По идее, аналог британской «Файнэншл Таймс». Но никогда в последней вы не найдёте то, что я нашёл в «Коммерсанте» третьего дня! Вот, читаю обращение к театральной публике: «Мы не будем ссать бензином, когда из тектонических разломов мозговых плит… буквально хлещет расплавленная лава…» «Давайте оставим в стороне сопли и слёзы, до 1 сентября ещё до хера времени»… Такой иронично-пафосный стиль возможен в «Сан», «Дейли мэйл», то есть, в изданиях рангом пониже… Но в серьёзном издании?…
Я к тому, что все эти разговоры о метафизике, логике ницшеанского детерминизма, Канте и кванте столь же неуместны для обсуждения конкретного, во многом намеренно упрощённого текста о Столыпине, сколько вздорные попытки одного из комментаторов выяснить состояние ума оппонентов, делить людей на порядочных и непорядочных… При таком настрое любое кроткое замечание сворачивается к глубокомыслию всуе. Вслед замечанию, «не есть ли это святобесие реакцией на нигилизм?», следует высоколобое «А что такое нигилизм? В тургеневско-базаровском смысле, ницшеанском, хайдегерровском? И понеслось-поехало! Не понять, ради чего такое выворачивание простого поста, зачем суемудрствовали?» По-моему, это пример провинциальности нашей российской в дискуссиях, где нет места иронии, юмору, лёгкости, которая непременно присутствовала бы в заданном формате, если бы к дискуссии вдруг подключились, скажем, французы или англичане…
Ну, что ж, можно считать, что с великостью Столыпина мы разобрались. Осталось ответить на замечание о дискриминации женской точки зрения. Возражу так. При всей актуальности поднятой темы – о равноправном участии женщин в интеллектуальных «сварах» и «игрищах», затеваемых мужчинами «Сноба», может быть, правильнее развернуть разговор от гендерного равенства к чисто практическому. Я не вижу никакой дискриминации, кроме одной – способности поддержать разговор, в данном случае о Столыпине, на предлагаемом уровне. Если человек в теме и говорит по делу высказывает что-то оригинальное, остроумное, своевременное, какая разница – мужчина это или женщина, рыжий он или лысый, малаец или китаец. Но если попытка войти в дискуссию не очень успешна, не стоит объяснять неудачу тем, что вот, мол, я женщина, или я еврей, или я чёрный… и потому меня игнорируют.
В этом контексте бессмысленны разговоры о преимуществах мужского и женского ума, о мужской и женской поэзии или прозе. Существует плохая и хорошая литература. Вот и всё. К тому же, очень может быть, что автор романа «Анна Каренина» и повести «Крейцерова соната» представил исключительно мужскую точку зрения. И читательский мир ждал и не дождался писательницу масштабов Толстого, которая представила бы на суд свою женскую версию драмы Анны Карениной, свою версию толстовского пассажа: «А я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем…».
Комментарии
– Писать на публику – любопытное занятие. Для меня оно совершенно новое. Тут начинаешь понимать и рассуждения структуралистов и постструктуралистов о «тексте», который живет чуть не своей независимой жизнью, и интерес поколений профессионалов, занятых «объяснениями» текстов. Понимать начинаешь, когда видишь, как собственной текст становится предметом самых неожиданных интерпретаций. Не так давно тут меня записали в «народопоклонницы», приписали мне соавторство некой доктрины, и яростно осуждали неправоту «доктрины». Та дискуссия очень показательна. Теперь я уверена, кто-нибудь запишет меня в оголтелые феминистки и будет осуждать за это. Неохота отбиваться от придуманных обвинений. Но и неприятно будет дать им к себе «приклеиться». Потому спешу объяснить свои причины и намерения. В моем присутствии на «Снобе» есть корыстный интерес. Я люблю «понимать» и «разбираться» в явлениях, событиях и причинах. Где ещё можно найти столько разнообразно образованных людей в одном месте? Только на «Снобе»! Когда я встречаю интересные идеи, мне хочется узнать мнение о них людей неоднозначных. И вот по этой корыстной причине я начала их приглашать в разные блоги. которые привлекли моё внимание. Я нередко получала отказ, что вроде бы и нормально. Но в глаза бросилась неожиданная деталь. Мужчины мотивируют свой отказ принять участие в интересной мне дискуссии, например, политическими соображениями. Женщины – отсутствием вежливости со стороны хозяина блога или автора комментария. Мало того, многие мужчины не видят поводов для беспокойства тоном дискуссий и утверждают, что на «Снобе» полное равноправие. В то же время, для немалого числа женщин именно тон диспутов – проблема. Потому многие женщины по этой причине самоустранились от целого ряда дискуссий.
– Вы пока относительно мало общаетесь на «Снобе». Потому ваша оценка немножко в стороне от реальности. Ссылка на «женщин vs мужчин» предсказуемо увела в сторону от сути поставленного вопроса. А суть вопроса, конечно же, не в том, что «женщин обижают», а в том, что есть базовые различия в естественных реакциях между мужчинами и женщинами. И жесткий спор в какой-то момент мужчину раззадоривает, а женщину утомляет. А поскольку опыт у тех, кто общается часто и много такой, что в целом понятно, от кого чего ждать, то непроизвольно делаешь из него практические выводы.
– А можно я простыми словами задам плохой вопрос автору поста. Вы за Столыпина высказались или против? Я, признаюсь, даже этого не поняла.
– Вопрос вовсе не плохой. Чтобы ответить, мне надо серьёзно прочитать то, что я написал… Но, сразу скажу: я хотел порассуждать не только о Столыпине, а о возможностях оппонентов полемизировать по теме и вне её. Теперь вижу, чем дальше от Столыпина, тем успешнее дискуссия. Потому втянулся в разговор о первой посадке последней ступени космического корабля, о космосе, о тире, многоточии, и особо о сладком – пастиле и штруделе. В вегетарианстве вы меня зря заподозрили. Ем всё. Единственный грех, которому, я каждодневно уступаю – чревоугодие. Грешу и каюсь. И если б не теннис и плавание – погиб бы от обжорства, оставив в покое Столыпина. Иносказательно – систематические переедания дают шанс избавиться от меня и вам, и моим серьёзным оппонентам, отправив к…Столыпину.
– Никаких предрассудков. И я из тех, кто не отказывает себе во вкусной еде. Просто на внешности одних это сказывается больше, других – меньше. Но все мы прекрасны по внутреннему содержанию.
– Ну, тогда больше ни слова о Столыпине.
– О, как я с вами согласна: как бы хотелось, чтобы дискуссия велась на хорошем интеллектуальном уровне, доступном широкому кругу образованных читателей, а главное – доброжелательно. И если чей-то комментарий «не показался», то чтобы он был бы встречен толковым разъяснением, или вопросом с желанием понять, где автор комментария «застрял», а не иронией или сарказмом. Для крайних случаев всегда работает мягкий юмор. Но ведь я и сама в дискуссии – агрессивная невежда.
– Нет-нет, не наговаривайте на себя. Вы любознательны, упорны и усидчивы. Наверняка в школе были отличницей. Канта почитаете сегодня на сон грядущий. И если вам не трудно, в доступной форме расскажете нам о других значениях просвещения.
– Я никогда не читала Канта, и никогда не прочитаю, и совсем по этому поводу не страдаю. Знать больше всегда лучше, чем знать меньше, но в любой деятельности есть the point of diminished return. В жизни много всякого интересного: разговоры с друзьями, путешествия по разным странам, походы в горы с палаткой и походы на байдарке, постройка дома, копание в саду, общение с ребенком, творчество, преподавание, секс и ещё миллион других вещей, которые у меня стоят впереди общения с фолиантами Канта. Так что до оного дело у меня уже не дойдет. Чем не горжусь, но и стесняться нужным не считаю, так как я по профессии художник, а не философ.
4. А надо ли быть готовым всегда и везде?
«Быть готовым всегда и везде» – с таким призывом выступила одна из уважаемых участниц клуба… Её материал о внезапной эвакуации – в числе самых активных дискуссий. Я посочувствовал ей и рад, что всё закончилось благополучно для её семьи и кошки. Но теперь хочу возразить. Я не уверен, что такая готовность должна превалировать в жизни, скажем, моих детей. Быть готовым всегда и везде – это то, с чем жили мы, советские люди. На случай войны мы запасались солью, мылом и спичками. В гардеробах держали чемоданчик со всем необходимым. На случай, если поздним вечером, ночью, ранним утром приедет воронок, чтобы отправить члена семьи в ГУЛАГ.
Подумать только: в таком страхе, в такой готовности люди жили годами. И вот, бедная К. выставляет список необходимого и сумку, чтобы все мы были готовыми всегда и везде… В моей жизни было несколько эвакуаций. В октябре сорок первого эвакуация из Москвы в Ульяновск застала меня врасплох… в младенческом возрасте. Она – на «совести» моих несчастных родителей. После войны семья переживала ежегодные приготовления к эвакуации по причине паводка Москвы-реки. Барак, где мы жили, стоял на берегу. В моём подростковом сознании сидел страх – успею ли я посреди ночи добежать до пригорка, где стояла школа. Или вода догонит меня? Далее, уже в эмиграции, когда я гостил в бельгийском городе Брюгге, мне пришлось спускаться с пятого этажа по задымленной винтовой лестнице с малолетней дочерью, укрытой одеялом…
Эвакуация на острове Инагуа (в 90 милях от Флориды) случилась в связи с ураганом, который разрушил крыши большинства домов. Я оказался в убежище с жителями острова. Рядом сидела медсестра местной поликлиники с дочерью-школьницей. Никакой паники я не чувствовал. В короткий перерыв между головой урагана и его хвостом их проведал отец девочки. У него была вторая семья, и он пробовал во время урагана сидеть «одной жопой на двух стульях». Весть, которую он принёс, что крыша их дома разрушена, была на втором плане. Мать и дочь сокрушались по поводу гибели собаки. Во дворе дома повалилось дерево, и, если бы пёс не был привязан, он бы убежал и остался жив. О крыше они думали меньше, потому что была страховка и уверенность, что под открытым небом семья не останется…
Наконец, ещё одна эвакуация. Прошлым летом посреди ночи в соседнем номере гостиницы в Хэстингсе случилось возгорание. Только я спустился с третьего этажа с компьютером, а потом ринулся назад, чтобы забрать из стола паспорт… А вот постояльцы-англичане всё оставили в своих номерах. И стояли спокойно, переговаривались, кутались кто в чём, дожидаясь пожарных. Похоже, у них другая ментальность – потому в момент опасности они не думают о документах – их легко восстановить, о вещах, ключах, бумажниках… Они думают о главном – о рисках, связанных с жизнью, здоровьем… И дело тут не в их безалаберности. Они давно не живут в наших страхах. А вот если надо, готовятся основательно. Мой друг, английский писатель-путешественник, отправляясь в одиночестве в Сибирь по «Шёлковому пути» – через Китай, Киргизию, Узбекистан, Туркменистан, Афганистан… нашивал для документов и денег потайные карманчики в брюках, куртке, пиджаке, шапке… Хотя в обычной жизни он то и дело что-то упускает. Например, частенько не может вспомнить, в каком конце своей улицы поставил машину. Ну, что ж, поездку на корт мы начинаем с поисков его автомобиля… Думаю, нашим женщинам можно не сокрушаться по поводу безалаберности их иностранных мужей. Тут гораздо интереснее понять, почему мы продолжаем пребывать в мороке наших прежних страхов. И старательно нагоняем их друг на друга.
Везде и всюду, убеждает наша бывшая соотечественница американка Татьяна Н., приехавших в Америку подстерегают опасности. В такси не садитесь – там могут оказаться наркотики, и вы попадёте в тюрьму. Доказать, что вы не виновны, будет очень сложно. А если всё-таки садитесь в чужую машину, то на свой страх и риск. Судьи там ленивые, циничные и готовы засудить просто потому, что кто-то предупредил – не посадите за решётку – в здании суда отключим воду и туалетами нельзя будет пользоваться. С полицейскими без адвоката – ни слова. Пропадёте за понюшку табака…
Наверняка, Татьяна квалифицированный юрист и много помогает попавшим в беду. Но для меня очевидно: мир, в котором она живёт, искажает представление об Америке. А такое может случиться с кем угодно и где угодно. Когда мой сын был ещё подростком, мы приехали в Анталию, поселились в гостинице и на следующее утро зашли в банк обменять стодолларовую купюру, которую он привёз из Москвы. Из банка нас не выпустили. Приехали полицейские – их вызвал сотрудник банка – и увезли нас в околоток. Купюра оказалась фальшивой. Продержали несколько часов. Потом с полицейским эскортом поехали в нашу гостиницу, провели обыск в номере, сына оставили одного, а меня снова увезли в околоток. Отпустили лишь поздним вечером. Поверили, что мы и знать не знали, что купюра фальшивая. Полицейская машина согласилась довезти меня до гостиницы с другого конца города, только если я заплачу, как за такси. Заплатил. В Турцию какое-то время после случившегося мне ездить не хотелось. Но я справился с собой и бываю там. Хотя предпочитаю отдыхать в Испании.
Начитавшись же страхов, о которых пишет Татьяна, я всё-таки продолжаю верить, что Америка прекрасная страна. Я много раз бывал в Калифорнии, в Нью-Йорке и чувствовал себя там вполне безопасно… При этом больше люблю Англию. Но совсем не по причинам безопасности. Вчера я впервые за четверть века опоздал к моим студентам. Были проблемы на «Пикадилли лайн». Пришлось перейти на другую линию. В переходе я мог протиснуться сквозь толпу. Я видел пространство для манёвра. Но я сдержал себя. На платформе я мог ворваться в переполненный вагон, но сознательно пропустил поезд… Наконец, уже на выходе я мог пройти на эскалатор без очереди… И опять осадил себя. В итоге опоздал. Но про себя-то я знаю: у меня в крови протыриться первым всюду и везде – во время посадки на самолёты фирмы «Райэнер» без указания мест, в кассу супермаркета, чтобы не терять лишнюю минуту, в пригородный поезд по утрам, чтобы сидеть у окна…
Да в том-то и дело, что в Лондоне это не принято – выходя из дому быть готовым захватить лучшее, пройти первым, не посторониться, не придержать за собой двери… В итоге, медленно, но я меняюсь. Значит ли это, что я принимаю роль аутсайдера? Отчасти, да. Но что я выигрываю от этого? Внутреннее спокойствие. Чувство собственного достоинства, которое так легко потерять. Тургенев всю жизнь помнил и стыдился, как в юности, отправившись в первый раз заграницу, метался на горящем корабле и пытался попасть в шлюпку, заполненную женщинами и детьми, уже отходящую к берегу. «Я единственный сын у богатой матери, – уговаривал он матроса, – она даст вам много денег, если вы спасёте меня…». Вот от такого стыда я хотел бы уберечь моих детей. Потому сегодня, мне кажется, быть готовыми всюду и везде им совсем не обязательно. При всех рисках, убеждён, есть вещи куда более важные, чем такая готовность.
Комментарии
– Я летаю последние лет двадцать в среднем раз в месяц. И каждый раз, когда перед взлетом бормочут про правила безопасности, у меня в голове знаете, какая мысль проскакивает? Считается ли багажом моя сумка-кошелек с паспортом, которая остается висеть на мне, когда я сижу в кресле. То есть, если надо будет эвакуироваться, может ли она остаться на мне висеть. Ведь если её выбросить и выжить в аварии, то какой катастрофой будет восстановление документов.
– Более надёжным, мне кажется, внутренний карман пиджака, где лежит портмоне со всем, что пригодится, если удастся выжить. Но даже если пришлось бы всё восстанавливать, согласитесь, это приятные хлопоты, выжив. Да много чего может быть страшнее мысли, что самолёт может упасть. Я много об этом думал. Одиночество, например. Или опять же, околоток. В третий раз за год, когда я полетел на Багамы… меня на обратном пути, арестовали на паспортном контроле в Нассау. И продержали до самого отлёта самолёта в Лондон. Возможно, я как-то не так посмотрел на ихнего чиновника. Отобрали всё и поместили в пустую комнату. Два с половиной часа держали. На самом деле, им показалось странным, что летает старый хрен из Лондона через каждые пару тройку месяцев. Зачем? Поди, докажи, что по сердечным делам… А летать я страсть как не люблю. Просто тяжело. Да ещё в такую даль. Но околотки, тюрьмы – пострашнее мысли, что самолёт может упасть.
5. О богеме, эпатаже и прочем… или, зачем мы пишем в «Сноб»
Илья Эренбург утверждал, что богема во всех странах грязна и вонюча. Знал, что говорил старик. Сам не отличался опрятностью. Двадцать лет стоял перед дилеммой – или нищая жизнь художника на Западе, или обеспеченная, но в Советском Союзе. Цена вопроса – свобода. Как известно, он перебрался из фашистской Европы не в Америку, а на ПМЖ в сталинский застенок. Жил, стиснув зубы, молчал, когда хотелось выть, писал о том, что разрешалось…, страдал от цензуры, ждал ареста, дрожал, что не пустят в заграничную командировку. Выехав же, неизменно возвращался к кормушке.
Вспоминать всё это ради того, чтобы осуждать – последнее дело. Речь не о том, кто и почему выбирает свободу или несвободу. Разговор этот я затеял лишь в связи с замечанием Эренбурга об интеллектуальной богеме. Что изменилось с тех времён? Отмылась ли она? В физическом смысле, несомненно. Содержать себя в чистоте даже человеку «не от мира сего» много времени и денег теперь не требуется. Тёплый душ, шампунь, дезодоранты доступны и презирающему быт интеллектуалу. А вот с нравственной опрятностью сложнее.
На прошлой неделе я обмолвился о зрелости нашего интернетного издания в целом. Как мне кажется, даже с введением некоторых форм контроля «Сноб» пока отличается, если не терпимостью, то плюрализмом точно: авторы постов и комментаторы представляют любую точку зрения. Высказаться может всякий участник. Уровень же выступления зависит от таланта, компетентности, вкуса, образования, наконец, от цели. Скажем, историк Янов с его серией статей о «Русской идее», мне кажется, надеется не только донести то, до чего додумался. Ему важно проверить текст на публике, уточнить, услышать замечания.
Число посещений тут ограничивается несколькими тысячами, иногда поболее. Есть другой известный автор, которого можно не называть. Ей ничего прояснять не надо. Ей всё ясно. Тут главная цель – отработать то, за что «Сноб» хорошо платит. Многие её читают, иные игнорируют и высказываются нелицеприятно. Ей от этого ни холодно, ни жарко. На комментарии она не отвечает. Для неё важно: она востребована, потому что ловко пишет о вздорном. Собирает десятки тысяч посещений. Ну, и на здоровье. Но вот, куда менее безобидный случай.
Всякое выступление А. Невзорова насчитывает сотню тысяч посещений, а то и больше. Взять последнюю его эпатажную статью о русской литературе. Цель автора очевидна – шокировать публику. Кинул наживку – у русской классики закончился срок годности. Читатель на неё клюнул. Участники сайта комментируют. Прекрасно. Думаю, Невзоров отлично понимает вздорность собственного текста. Но ему на это наплевать. К сожалению, мало кто обратил внимание на комментарий Л.: «Но его же зачем-то, очевидно, пригласили сюда писать? Даже выдали барышню, которая за ним записывает и печатает». Интересное предположение. Хотя в рамках плюрализма, почему бы и нет. Пригласили и пригласили. Теперь вопрос: следует ли комментировать заведомо вздорный текст? Сомневаюсь. А вот, чтобы доказать его разумность – это интересный опыт. Цитирую один такой комментарий: «Никого не хочу обидеть, но если сегодня человек говорит, что он много читает, это значит только одно: он одинок, у него нет семьи или друзей, у него нет денег на путешествия и хождение по магазинам, и у него нет привычки заниматься спортом. Вот как-то так…» Тот, кто вдумчиво читает классику, ищет и находит в ней вечное, а значит и сегодняшнее, кто испытывает радость и восторг при перечитывании классики, вызывает «смех и жалость…, ведь ”ему не интересна настоящая жизнь, реальная жизнь его пугает, потому что непонятна“».
Поразительное суждение Невзорова, если не знать набоковского – чтение начинается с перечитывания. Ну, и наконец, ещё об одном посте. Он стоит на первом месте в магическом квадрате «Самые активные дискуссии». Речь о материале «Как ”Сноб“ научил Родину любить», начинающийся фразой: «Я человек доверчивый!». В рассуждениях автора, думаю, эпатажа нет, но ей досталось от оппонентов за доверчивость, мифотворчество, наивность.
«Сноб» ничему такому – любить Родину или ненавидеть её – пока не учит, а даёт возможность выбора, помогает думать, сопоставлять, анализировать. Пространные комментарии компетентных участников клуба пробуют убедить автора поста, что она ошибается. Предлагают аргументы…
Потерять доверчивому и добросовестному человеку в подобной дискуссии невозможно. Хотя бы потому, что он получает импульс – прочитать то, что предлагают оппоненты, помыслить, поразмышлять…
Ну, а если вернуться к вопросу – какова во всех странах богема и интеллигенция, и считать себя причастными к ней, то нам стоит задуматься, становимся ли мы чище.
Комментарии
– Знаете, провокация как метод, позволяющий взглянуть на привычное (классическое) в неожиданном ракурсе, так же важен для развития искусства. Вспомним знаменитый манифест футуристов.
– Провокация, инсталляция, тот же стёб… – это всё очень хорошо именно как метод, согласен. Но тут, как мне кажется, дело в чувстве меры. Согласитесь, авторы зачастую тонкую иронию подменяют ёрничеством. Или дешёвым балагурством. Или, скажем так, очевидно смешное, с одной стороны, и анекдоты – обычно находятся на разных полюсах. Даже моего близкого друга мне приходится высмеивать, когда он пытается развлекать меня по телефону или в разговоре по скайпу старыми анекдотами… Просто у них в Москве такой стиль общения.
– Как человек эмоциональный, не могу не очаровываться вашей личной энергетикой, как и текстов. Это такая добротная классическая академичность… Высокий вкус. Но, согласитесь, иногда перебор – метод, достигающий своих целей.
– Не так давно мне написал профессор Лондонского университета Арнольд М.: «представляю себе, как смеялись мои друзья, когда кто-то из канадских читателей сравнил меня с Эйнштейном». «Прав этот англичанин: от восхвалителей и почитателей обычно самый большой урон авторам. (Тут смайлик, а я не умею его поставить!). Чего только я не читал про мою же книжку “Дерзкие параллели“». Например, «пребываю в полном восторге и восхищении», «на таком небольшом пространстве суметь сказать так много», «Ваши параллели – равновеликие»… Очень смешно, но ничего не могу с собой поделать – ну, приятно мне читать про мой высокий вкус. Перебор, конечно, но всё равно надеюсь, что это не провокация.
– Смайлик можно поставить вот так —:))
– Спасибо У меня получается скобка в другую сторону, а она означает, как я догадываюсь, грусть, разочарование… Правильно вот так, кажется —:))))…
– Книгу прочитаю, и, если позволите, поделюсь впечатлениями от прочитанного.
– Иметь отзыв от проницательного читателя, это ж какой нарцисс-автор откажется. Впрочем, лучше посмотрите рецензию в «Русском журнале» (издаётся в Америке) английской писательницы Ваноры Беннетт. А тогда уж решите – стоит ли читать.
