Текст книги "Восток - Запад. Звезды политического сыска"

Автор книги: Эдуард Макаревич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 35 страниц)

Итак, Штибер и его заместитель Грейф получили официальный приказ добыть материалы Зондербунда. Здесь они надеялись на лучшего своего агента в окружении Маркса и Виллиха – Чарльза Флери. Его настоящее имя Карл Фридрих Август Краузе. Купец из Гамбурга, он симпатизировал демократам и даже вошел в одну из общин союза. А потом был случай с исчезновением некой суммы после коммерческой сделки, о котором стало известно полиции. На допросе Карл Краузе предложил себя в тайные агенты. Дело передали лейтенанту Грейфу, в политическую полицию. И там Краузе стал Флери. Изворотливый, хладнокровный, он нашел себя в новой стихии. Ему и предстояло выкрасть архив Зондербунда. Скоро он установил, что документы Союза коммунистов хранятся на квартире одного из соратников Виллиха – некоего Освальда Дица.

Сама технология похищения предстает из докладной записки Штибера Хинкельдею, которую он написал 25 августа 1851 года, после возвращения с победой из Лондона: «Флери все бумаги получил с помощью обмана, войдя в доверие к одному из членов союза в Лондоне. Часть документов он получил благодаря тому, что выдал себя за эмиссара кёльнской фракции и привлек на ее сторону одного члена ЦК в Лондоне, который отдал Флери бумаги, считая, что этим оказывает услугу кёльнской фракции, а не полиции. Как известно, все бумаги союза скрывались от кёльнской фракции. Этим обстоятельством объясняется, почему пропажа до сих пор не обнаружена, что избавляет нас от необходимости спешить с принятием мер. Напротив, Флери настоятельно просит меня воздержаться от вмешательства, так как он надеется с помощью хитрости и под маской эмиссара добиться еще более значительных результатов и хочет в Париже основательно подготовить почву для вмешательства официальных органов»9.

И Штибер засел за изучение выкраденных документов Союза. Их было 49, какие-то в оригинале, какие-то в копиях. Среди них был литографированный экземпляр «Устава Союза коммунистов» от 8 декабря 1847 года со вставками и вычеркиваниями, после которых он превратился в Устав Зондербунда от 10 ноября 1850 года. Здесь же были оригинал заявления Маркса и его сторонников о выходе из лондонского Просветительского общества немецких рабочих, и копия проекта обращения Зондербунда к руководящим округам Союза от 1 октября 1850 года; тут же лежало обращение лондонского конгресса Зондербунда к Союзу коммунистов в июле 1851 года, в котором излагалась программа союза накануне, во время и после революции.

Особый интерес Штибера вызвали отчеты эмиссара Зондербунда Адольфа Майера из Парижа и Женевы, письма из руководящих округов Зондербунда.

«А ведь эти отчеты и письма, – подумал Штибер, – лучше всего свидетельствуют о подпольной сети Зондербунда, особенно во Франции. В Германии зачатки, а в Париже боеспособные организации. Разве эта сеть не говорит о заговоре?» – задавал он себе вопрос. И тут же вспомнил о предложении Флери подогреть обстановку в Париже для вмешательства официальных властей.

«Если это сделать, мы засвидетельствуем наличие заговора, немецко-французского. Это может стать, пожалуй, главным аргументом на процессе», – размышлял Штибер.

Вот тогда он и написал письмо полицай-президенту Хинкельдею, которое закончил словами, что готов «провести обыски в Париже с целью захвата архива тамошних общин»10. Но сначала он посылает в Париж Флери под именем Шмидта – по легенде, видного функционера кёльнского ЦК коммунистического союза. Этот Шмидт должен был внедриться в парижские общины и помочь тамошним активистам сплести нити заговора.

Штибер инструктировал Флери, чтобы тот на встречах с активистами союза и Зондербунда вел линию на то, что Марксу и Энгельсу доверять нельзя, надо ориентироваться на Виллиха с Шаппером и их программу.

 – Вы поймите, – настойчиво внушал Штибер, – важно внести в ряды эмиграции раздор, склоку, недоверие, подозрительность к друг другу. Пусть союз и Зондербунд грызутся между собой, и внутри них тоже пусть идет грызня. И тогда они забудут о нас, и мы им всунем, что хотим, – и тогда накроем.

Он умел и любил стравливать и даже возвел это умение в некий универсальный метод для политической полиции. Хотя понимал, что идея первоначально не его, а короля. Помните? Фридрих-Вильгельм в апреле 1851 года потребовал от Хинкельдея проинструктировать чинов полиции о необходимости «сеять раздор во враждебном лагере, всячески поддерживать уже имеющиеся противоречия и возбуждать новое недоверие так, чтобы одна фракция демократов считала, что ее предает другая»11. И Штибер оказался лучшим учеником короля.

Флери отбыл в Париж, а Штибер дал указание своим людям, в первую очередь Грейфу, чтобы имя Флери в переписке обозначать соответствующим знаком, который выглядел так: +. Уж слишком серьезна была миссия Флери, и Штибер решил предусмотреть все для сохранения тайны.

Флери оправдал надежды. Работал он нагло и виртуозно. Легенда, которую они отработали со Штибером, привораживала парижских активистов Зондербунда. Ну кого оставит бесчувственным история про то, как Шмидт, спасаясь от преследования, бежал из Кёльна и при этом еще помог увести из-под носа полиции местную союзную кассу с пятьюстами талерами! И теперь эти деньги он готов употребить на то, чтобы «вновь привести союз в цветущее состояние»12. Это впечатляло, ему открывали двери руководители виллих-шаперовских общин.

Шмидт с удовольствием наносит визиты. Он уже узнаваем, популярен, у него много идей. Но ему интересна переписка и связи внутри и между общинами, он узнает адреса активистов, ходит на их заседания, фиксирует их дела. Но при этом он говорит одним плохо о других, другим – плохо о третьих, и всем – плохо о Марксе, и все это с выражением непреклонности в глазах. Многие им очарованы.

Шерваль, секретарь одной из общин, пишет с восхищением своему соратнику Гиппериху в Страсбург: «Из Кёльна прибыл член Союза Шмидт с доброй вестью об удавшемся побеге члена кёльнской общины Райнеке вместе с союзной кассой в 500 талеров в Страсбург. Райнеке и Шмидт не очень доверяли Марксу и Энгельсу и обратились в Ла-Шо-де-Фон к Гессу, который и дал им парижские адреса. Сообщаю адрес Райнеке в Страсбурге и прошу тебя ответить как можно скорее, так как считаю это дело очень важным. Надеюсь, что вся организация кёльнского ЦК окажется в наших руках»13.

Воодушевленный письмом Шерваля, Гипперих двинулся к Райнеке. Как только он вошел в дом по указанному адресу, полицейские агенты замкнули на нем наручники. А подробности операции мы читаем в рапорте помощника Штибера лейтенанта Грейфа: «Что касается кассы в 500 талеров кёльнского союза, то все это пустое, этим наш + (Флери. – Э. М.) ввел в заблуждение парижский округ. Он и был приехавшим Шмидтом. Никакого Райнеке в Страсбурге вовсе не было... Благодаря этому мы нашли точный адрес Гиппериха и смогли сообщить его французскому правительству. Последнее, конечно, не догадывалось о проделанном маневре и тут же по телеграфу отдало распоряжение арестовать даже не существовавшего Райнеке»14.

А Штибер в эти же дни внимательно изучал донесения Флери из Парижа. Он уже неплохо представлял состояние парижских общин, их структуру и связи, настроения их вождей и вынашиваемые планы. Работой своего агента он был доволен. Теперь пришла его очередь вступить в игру. 19 августа Штибер выехал из Берлина, 23-го днем он уже обосновался в Париже, в отеле «Терминус», недалеко от Монпарнаса. Как ни любил он Париж, а времени предаться парижским забавам не было.

Его уже ждал префект столичной полиции Карлье. Они просидели всю ночь, обсуждая детали операции. И если Штибер предполагал действовать тихо, постепенно расширяя круг арестованных, то Карлье был настроен решительно. К этой решительности его подвигло письмо из архива Дица, в котором речь шла о причастности некоторых членов Национального собрания Франции к распространению революционного займа и связи их с коммунистами. Карлье хотел сразу арестовать вместе с проживающими в Париже «подозрительными» эмигрантами-коммунистами и этих депутатов парламента и, пользуясь случаем, провести обыски у лиц, оппозиционных к президенту Луи-Наполеону. Карлье с жаром доказывал Штиберу, что чрезвычайно заинтересован в акциях, необходимых для тренировки сил и очищения Парижа. И он бесконечно благодарен Штиберу за доставленные доказательства деятельности эмигрантских объединений и готов устроить настоящую «травлю всех безработных и не имеющих паспортов немецких эмигрантов»15. И Штибер сдался.

Третьего н четвертого сентября 1851 года Париж взбудоражили массовые аресты – 200 человек были доставлены в городскую тюрьму. Было объявлено, что все объединения коммунистов распущены и все заведения немецких эмигрантов закрыты. Шестого сентября оппозиционные газеты уже кричали о «варфоломеевской ночи Карлье», а Штибер сообщал в Берлин: «Здесь еще не догадываются о подоплеке всего этого дела, в частности до сих пор удавалось скрыть мое и Флери участие в нем, так что мое имя не упоминалось ни в одной газете»16.

Но Штиберу нужны были не просто аресты, а полноценные свидетели на процессах коммунистов во Франции и Германии. Он поставил на Шерваля. Сообщения Флери убедили его в «перспективности» этого коммунистического вождя. Но его надо было заполучить. И Штибер проводит свою парижскую операцию.

Флери сообщает Шервалю, что того ждет посланец из Страсбурга, некто Райнеке (опять несуществующий Райнеке!). Ждет с пятьюстами талеров, которые он доставил для парижской сети Зондербунда. Конечно, и этот Райнеке, и талеры – чисто полицейская дезинформация. Но Шерваль ждет этих денег и спешит на встречу. Флери провожает его до дверей квартиры, которую на один день снял Штибер. Шерваль входит в полутемный коридор, там его встречает Штибер и ведет в комнату. И здесь он слышит: «Вы арестованы, Шерваль».

В эти дни Флери показал себя настоящей ищейкой. Жена Шерваля, услышав об аресте мужа, тут же отправила его бумаги почтой в Лондон. Узнав об этом, Флери бросился следом и успел перехватить почтовый пакет по лондонскому адресу Шерваля. О, это был улов поистине царский! Флери разложил перед Штибером протоколы заседания парижского округа Зондербунда и переписку вождей и эмиссаров союза.

 – Ну, Шерваль выть будет в тюрьме от досады, что сам себя и свои бумаги так неосторожно передал в руки полиции, да притом прусской! воскликнул Штибер, перебирая страницы протоколов. – Ловко мы его взяли, ведь он из самых опасных вождей революции, фанатик, слепой исполнитель указаний из Лондона.

Первый допрос Штибер провел нахраписто, не давая опомниться Шервалю. Предупредил, что если тот будет уклоняться от показаний, в камере ему обеспечат суровый режим: «Выть будете!»

 – Все расскажите, всю правду о делах Зондербунда в Париже и Германии: замыслы, планы, связи. Не вздумайте что-то скрыть, все документы у нас.

Бледный и мокрый Шерваль бормотал, судорожно промокая языком сухие губы:

 – Все скажу, открыто, всю правду, чтобы облегчить судьбу.

«Хилый человек, слизняк, – подумал Штибер. – Но такой сейчас мне и нужен».

Шерваль назвал всех. Всех, через кого была налажена связь в Брауншвейге, Валансьенне, Вервье, Берлине, Франкфурте-на-Майне, Кёльне. Рассказал подробно о руководителях общин, особенно выделив гамбургского вождя Тица: «очень опасен». О себе добавил, что в 1848 году в Кёльне был принят Марксом в Союз коммунистов.

«Это важно», – отметил для себя Штибер.

На следующем допросе Шерваль сделал признание, которого так добивался Штибер: «основанный в Париже округ лондонского коммунистического союза имел намерение вместе с последним подготовить революцию в Германии»17. И здесь Штибер делает ему предложение:

 – Заключим джентльменское соглашение. Вы даете признательные показания в суде, во французском суде, о Зондербунде, его связях, вождях, активистах, своих соратниках, а я, шеф прусской полиции Штибер, и префект парижской полиции Карлье гарантируем вам свободу.

Совсем не колебался Шерваль, соглашаясь с этим предложением. На процессе в Париже самый большой срок был отмерен именно ему и Гиппериху их приговорили к восьми годам тюрьмы. Но через месяц им устроили побег. Штибер здесь оказался верен обещанию: Шерваль еще нужен был ему в Германии.

Но просчитался полицейский: о побеге скоро узнали в Лондоне, в ЦК союза. Доверенные люди сообщили Марксу об истинной причине побега. Сам Шерваль признался в этом своим теперь уже бывшим соратникам по борьбе. Сначала их предал, потом признался, предал Штибера – и тоже признался.

После Штибера Шервалем занялся Грейф и первым делом решил проверить его на «благонадежность». Въедливый прусский лейтенант докопался до тайны Шерваля. Его настоящее имя – Йозеф Кремер, родился в 1822 году в рейнской провинции Пруссии, в семье налогового инспектора, вырос в Бельгии. А в Кёльне последний раз был в 1844 году, где делал фальшивые векселя. Оттуда ему пришлось бежать. Потом проживал в Бельгии, Англии, Ирландии и Франции.

Читая эти данные, Штибер отметил, что в 1848 году Шерваль в Кёльне не был, и не мог его Маркс принять тогда в Союз коммунистов. «Лжет, прохвост,подумал Штибер, – но эту ложь мы используем. Да, человечишко дрянной, никчемный».

Цену Шервалю знал не только Штибер. Энгельс дал ему уничтожающую характеристику, подняв ее от психологических заключений Штибера до социологии Маркса: Шерваль был «опасным революционером» только в своих письмах, захваченных полицией, а на деле оказался жалким и ничтожным авантюристом, типичным представителем мелкобуржуазной среды, поставлявшей временных попутчиков в революционное движение. «Типичной чертой человека с мелкобуржуазными взглядами, как и класса мелкой буржуазии в целом, является то, что он «всегда хвастлив, склонен к высокопарным фразам и подчас даже занимает на словах самые крайние позиции, пока не видит никакой опасности; он боязлив, осторожен и уклончив, как только приближается малейшая опасность... ради сохранения своего мелкобуржуазного бытия он готов предать все движение»18.

Но такие люди – клад для политической полиции. Талант политического полицейского в том, чтобы отыскать их и найти им применение. Даже потерпев неудачу с побегом Шерваля и возможностью использования его на кёльнском процессе как живого свидетеля против Союза коммунистов (Маркс-то уже знал, как и почему он бежал из парижской тюрьмы), Штибер заявил под присягой: «Что касается упомянутого шефа французских коммунистов Шерваля, то очень долго и тщетно пытались выяснить, кто такой, собственно, этот Шерваль. Наконец благодаря доверительному сообщению, которое сам Маркс сделал одному полицейскому агенту, выяснилось, что он является тем человеком, который в 1845 году бежал из тюрьмы в Аахене, где сидел за подделку векселей, и которого Маркс в 1848 году во время тогдашних волнений принял в союз, откуда он отправился в Париж как эмиссар19.

Но это все было потом. А тогда, осенью 1851 года, Штибер вместе с Шульцем писали докладную полицай-президенту Хинкельдею о готовности к процессу над коммунистами. Они тщательно перечисляли сделанное: арестованы эмиссары кёльнского ЦК и Зондербунда, они дали показания, добыты архивы Зондербунда, вскрыта сеть подпольных общин союза, раскрыт немецко-французский заговор и состоялся суд в Париже, составлена схема обвинения, согласно которой Зондербунд и Союз коммунистов Маркса – одно и то же. Налицо заговор против государства и короля.

В ноябре 1851 года дело кёльнских коммунистов, наконец, представлено Обвинительному сенату. Через полтора месяца сенат вернул дело на доследование. Это был удар, ставивший под сомнение работу Шульца и Штибера: слаба доказательная база. Но это был удар и для коммунистов, уверенных в том, что арестованных выпустят. А оказалось, что им сидеть и сидеть, пока Штибер не усилит доказательства.

Маркс был возмущен: «На основании нелепого предположения ты должен отсидеть 9 месяцев; затем оказывается, что для этого нет никаких законных оснований. В итоге, ты должен продолжать сидеть, пока следователь не будет в состоянии представить обвинению «объективный состав преступления», а если такового не найдется, то ты можешь сгнить в тюрьме»20.

Но Штибер не возмущался. Он закатал рукава и энергично взялся за составление нового обвинительного акта. И в июле 1852 года этот документ приобрел совершенно новое звучание и, главное, был приемлем с юридической стороны. Создатель мог быть доволен. Уже 4 октября в Кёльне начались судебные заседания. К тому времени умер директор берлинской полиции Шульц, и в суде витийствовал Штибер. Все обвинение строилось на материалах фракции Виллиха – Шаппера, а раскол внутри союза был показан как ссора личного характера.

Свое первое обвинительное выступление на заседании суда 18 октября 1852 года Штибер начал с рассказа о том, как удалось достать архив Дица: за деньги у коммунистов можно получить все21. Потом он показал некоторые документы из этого архива и стал объяснять судьям, какая мощная и опасная организация сложилась у коммунистов в Париже и какие связи у нее были в Германии. Именно эта организация встала во главе немецко-французского заговора, а между вождем этого заговора Шервалем и Марксом была давнишняя связь. И самое главное: между Зондербундом Виллиха – Шаппера и Союзом коммунистов Маркса – Энгельса нет никакой разницы22. Так излагал суть дела Штибер.

И все это тотчас становилось известно Марксу в Лондоне. Он внимательно читал «Кёльнише цайтунг», подробно освещавшую процесс, и почти ежедневно получал письма от своего доверенного источника, члена Союза коммунистов, адвоката А. Бермбаха, крутившегося в высших судебных сферах. Послания от него доставляли через надежных людей.

Штибер в каждом выступлении выдвигал все новые улики. Чтобы адвокаты их могли опровергнуть, им нужны были доказательные документы. И как можно скорее. Все зависело от Маркса и Энгельса. Прочитав очередное сообщение в газетах и получив информацию от Бермбаха, они немедленно вырабатывали стратегию ответного удара и пересылали в Кёльн достоверные документы с письмом, отвечавшим на вопрос, как действовать. Люди Штибера перекрывали адреса доставки марксовской почты, а она находила новых адресатов. Этим занимался талантливый конспиратор Энгельс, его тайный список насчитывал 13 адресов: почта из Лондона приходила коммерсантам и предпринимателям через Париж, Франкфурт, Лейпциг, Гамбург вместе о грузом или прейскурантами цен. От них послания Маркса доставлялись адвокатам. Эти каналы связи использовались в девяти случаях, и полицейские чиновники вставали уже перед фактом.

Тому, как действовал Маркс с соратниками, могла позавидовать самая профессиональная оперативная полицейская группа. Благодаря Женни – верной жене диссидента и революционера Маркса – можно хорошо ощутить тот интеллектуальный и эмоциональный накал, что сопровождал поединок Штибера и марксистов: «Вы, конечно, понимаете, что «партия Маркса» работает днем и ночью, работает головой, руками и ногами... Все утверждения полиции чистейшая ложь. Она крадет, подделывает, взламывает письменные столы, приносит лжеприсяги, лжесвидетельствует и, вдобавок ко всему, считает, что ей все дозволено по отношению к коммунистам, которые стоят вне общества! Буквально волосы дыбом становятся от всего этого и от той манеры, с какой самая подлая из полиций присваивает себе все функции прокуратуры... Все доказательства того, что это фальсификация, надо было доставлять отсюда. Моему мужу приходилось, таким образом, работать днем и ночью. Чтобы разоблачить совершенный полицией подлог, надо было представить официально заверенные свидетельские показания трактирщиков (по мнению полиции, в трактирах проходили заседания коммунистов. – Э. М.), а также официально удостоверенные образцы почерков мнимых составителей протоколов – Либкнехта и Рингса. А затем все документы, переписанные в шести-восьми экземплярах, надо было отправлять в Кёльн самыми различными путями... так как все письма на имя моего мужа, так же как и письма отсюда в Кёльн, вскрываются и перехватываются»23.

И настал момент, когда Штибер бросил судьям главную карту – книгу протоколов «партии Маркса». Это была толстенная тетрадь со сводками полиции о «заседаниях» марксистской партии. Их автором-организатором был все тот же Флери, лучший агент Штибера.

Он-то никакого отношения к окружению Маркса не имел. Но тогда откуда такая осведомленность о форме и содержании протоколов заседания союза? А это заслуга уже другого агента Штибера – Гирша, которого Флери и заставил поработать над протоколами. Этот Гирш, торговый служащий из Гамбурга, примкнувший там к демократам, потом уехал в Лондон и вступил в Просветительское общество немецких рабочих, которое тогда тяготело к сектантской фракции Виллиха – Шапера. И тут же предложил себя прусской полиции через секретаря германского посольства. Причина: материально стеснен, денег надо. Штибер сначала проверял его на мелких поручениях, потом задания усложнял, растил агента. И вот, наконец, ответственное дело: проникнуть в Союз коммунистов. Гирш разыграл целую комбинацию, поссорился с Виллихом, вышел из Просветительского общества и обратился в округ Маркса о просьбой о приеме. Марксисты его приняли. И он стал регулярно информировать помощника Штибера, Грейфа, о делах в партии Маркса. А потом руководство округа потребовало письменного объяснения причин размолвки с Виллихом. И Гирш, не отрывая пера, сочинил текст в несколько страниц. Его хотели опубликовать, но у Маркса появилась информация о возможной связи Гирша с полицией, и Маркс запретил эту публикацию. А потом Гирша исключили из союза. Агент провалился, и случилось это в январе 1852 года.

И тем не менее помощник Штибера лейтенант Грейф продолжал методично слать из Лондона в Берлин донесения о «партии Маркса» и о всей немецкой эмиграции. Главным информатором и сочинителем этих сыскных сводок был Флери, а провалившийся Гирш выступал как «консультант» и «редактор». Все же до разоблачения поднаторел на марксистской кухне.

С февраля 1852 года в сводках Грейфа из Лондона реальные факты о заседаниях «партии Маркса» густо перемежались домыслами. И однажды Штибер понял: это то, что надо.

Это случилось 22 сентября 1852 года. В тот день он распорядился изготовить копии с донесений Грейфа без его, грейфовской, подписи. Штибер добавил в них кое-что от себя, еще раз прошелся редакторской рукой по тексту, и родилась «Книга протоколов». Ее-то и предъявил суду на заседании 23 октября.

И вновь он нарвался на хорошо поставленную защиту Маркса. Государственный прокурор, отвечая на речи адвокатов, назвал «Книгу протоколов» злосчастной и признал, что, будь она даже настоящая, она не содержала бы никаких новых доказательств24. И Штибер тотчас выдвинул новый контраргумент: возможно, это только записная книжка, захваченная его агентом у одного из членов союза.

А на присяжных «Книга протоколов» вместе с речью Штибера впечатление произвела. В грубых, сочных выражениях он варьировал одну и ту же тему: Союз коммунистов и после ареста его членов в Германии, несмотря ни на что, продолжает свои «ужасные козни в Рейнской провинции, в Кёльне, даже в самом зале суда»25.

 – Это опасная партия, партия действия, и если ее не остановить сейчас, она разрушит нашу жизнь, нашу религию, наше общество. И тогда будет поздно, – бросал он в лицо прокурору, судьям и присяжным.

Он действительно переживал за плоды своей многомесячной интриги, и это переживание принималось ими за жгучую веру неподкупного борца за сохранение страны и монархии.

И присяжные свое слово сказали. На основании их обвинительного вердикта большинство представших перед судом были приговорены к тюремному заключению от трех до шести лет. Из одиннадцати оправдали только четверых.

Ближе к истине, как всегда, оказался Маркс. И так объяснил приговор суда: «Но если прусское правительство... – сказали себе присяжные,-...поставило на карту свою европейскую репутацию, в таком случае обвиняемые, как бы ни была мала их партия, должно быть, чертовски опасны; во всяком случае, их учение, должно быть, представляет большую силу. Правительство нарушило все законы уголовного кодекса, чтобы защитить нас от этого преступного чудовища. Нарушим же и мы, в свою очередь, нашу крохотную роint d'honneur, чтобы спасти честь правительства. Будем же признательны, осудим их»26.

Именно этого добивался Штибер. Его стараниями присяжные поняли, как чертовски опасны эти коммунисты и как опасно и преступно их учение. Страх управлял их решением: коммунистов в тюрьму. После этого процесса коммунистический союз распался. То же случилось и с общинами союза по всей Европе. Партия Маркса исчезла как организация.

Но тогда, в дни кёльнского суда, Штибер, зная Маркса, предчувствовал, что тот еще скажет слово о процессе, и слово не вялое. И ведь как в воду глядел! Не дожидаясь окончания судебного действа, предвидя его финал, Маркс пишет яркий убийственный памфлет «Разоблачения о кёльнском процессе коммунистов». Убийственный прежде всего для правительства. Агент Штибера из окружения Маркса доносит в Берлин, в полицай-президиум: «Это своего рода критическое освещение процесса с юридической и политической точек зрения. Само собой разумеется, что при этом крепко достанется правительству и полиции... Его гениальное перо вам знакомо; мне, таким образом, нет нужды говорить, что эта брошюра будет мастерским произведением, которое в высшей степени должно будет привлечь внимание масс»27.

Но и Штибер не дремлет. В ответ на «Разоблачения» Маркса он начинает лихорадочно работать над трактатом об опасности коммунизма для человеческой цивилизации. Привлекает к этому мыслящего начальника полиции из Ганновера Вермута. Скоро из-под их соавторского пера выходит фундаментальный труд в двух частях «Коммунистические заговоры девятнадцатого столетия» (»Черная книга») – своего рода антикоммунистический учебник и одновременно руководство для организаторов политического сыска. В этом двухтомнике нашли место и история рабочего движения, и вопросы теории и практики коммунизма, и методы работы коммунистических организаций. И здесь же оказался длинный «черный список» лиц, связанных с коммунистической деятельностью. И не только список, но и их биографии. Снабженное массой агентурного материала, это сочинение было популярно, на него ссылались, цитировали, опровергали. Энгельс, соратник Маркса, в 1885 году назовет штиберовское издание стряпней «двух подлейших полицейских негодяев нашего столетия»28.

Около 250 раз упоминают Маркс и Энгельс в своих трудах имя Штибера. Достойная оценка. Достал он их до самой печенки.

Книга Штибера и Вермута положила начало антикоммунизму как течению, как практике. В каком-то смысле они выступили его основоположниками. Были продолжатели. Много. В конце двадцатого века сильно нашумели французы. Выпустили труд под штиберовским названием «Черная книга коммунизма» – 768 страниц29. Авторы – не из полиции, а из науки, шестеро историков. Использовали документы и свидетельские показания, материалы из рассекреченных и труднодоступных архивов. Несомненно, антикоммунистические разоблачения Штибера, оформленные книгой почти полтора столетия назад, находят последователей и сегодня. Но последователей уже не в спецслужбах, а в научных кругах.

Правда, у нового поколения последователей-антикоммунистов – историков, социологов – нет таких помощников, что были у Штибера. Нет Гирша, нет Флери – человека с псевдонимом +, которому лейтенант Грейф, помощник Штибера, дал весьма сочную характеристику: «Я знаю, что существует мнение, будто Рейтер выкрал письма у Дица. Так вот оно неверно... Флери сам выкрал эти письма двумя партиями, и он же здесь, в Лондоне, перехватил бумаги Шерваля; ему обязаны мы тем, что Гипперих и Рейнингер были схвачены; ему должны мы быть благодарны за берлинские письма, которые он стащил из квартиры Шапера... ему мы должны быть благодарны за все, что имеем... Он не является членом ни одной организации, но знаком почти со всеми эмигрантами и поэтому нам небесполезен... Он получал от нас 200 талеров в месяц, помимо оплаты за поездки, совершаемые в наших же интересах»30.

Мог ли Штибер организовать процесс над коммунистами и выглядеть достойно в своих литературных опытах без своих агентов, проверенных в деле?