Текст книги "Последний полет «Жар-птицы» (СИ)"

Автор книги: Эдуард Семенов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Эдуард Семенов
ПОСЛЕДНИЙ ПОЛЕТ «ЖАР-ПТИЦЫ»

Не все события в этой книге вымышленные, не все совпадения случайны…

Вместо предисловия

9 мая 2008 года. Венесуэла. Где-то на границе с Колумбией. Полдень.

Грохот появился ниоткуда. Его услышали все джунгли. Его невозможно было не услышать. Он пришел откуда-то с гор и, прокатившись над долиной, скрылся за горизонтом, – где-то там, вдали, в той части, где должен был заканчиваться океан.

Грохот продолжался недолго. Секунду или две, но работающие на плантациях коки крестьяне успели поднять головы от своих грядок и посмотреть в небо. В ту сторону, куда укатила невидимая колесница.

Небо по-прежнему было безжизненным, и солнце нещадно жгло их глаза, поэтому крестьяне поспешили снова опустить головы, но один из них задержал свой взгляд несколько дольше, и именно поэтому он увидел то, что, собственно говоря, для его глаз не предназначалось.

Два американских суперистребителя «Раптор», поднятые по тревоге с авианосца «Аляска», свечами взмыли в небо в поисках источника грохота. Солнце, отражаясь от их крыльев, пустило свои лучи в разные стороны, и один из этих лучей как раз угодил в глаз крестьянину.

Смахнув выступившую слезу, он продолжил наблюдать за небом и увидел, как «Рапторы» ушли в стратосферу, скрылись там на какое-то время, а потом камнем упали вниз. Прошли на бреющем вдоль берега, рискуя пересечь границу суверенного государства и, сомкнув строй, начали заходить на посадку.

Видимо, источник странного звука ими не был обнаружен. Когда до посадки истребителей на палубу оставалось несколько секунд, над морем вдруг появилась она… Гигантская женщина в золоченых доспехах грозной воительницы из племени амазонок. Она неспешно шла по морю по колено в воде и смотрела перед собой, как будто рассматривала камушки под ногами на мелководье. На ее крутом боку мерно покачивался обоюдоострый меч. Одной рукой она придерживала его, другой – держала круглый щит. Ее лицо было закрыто шлемом с забралом и ярким золотым оперением. Ее движения не вызывали никаких колебаний воды.

Огромный авианосец, целый плавучий город, на ее фоне казался маленьким игрушечным корабликом, а верхние мачты стоявшего рядом крейсера «Тикондерога» едва доходили до нижнего края ее юбки.

Авианосец и крейсер дежурили возле границ с Колумбией по постановлению ООН с целью предотвращения террористических актов, а неофициально – охраняли те самые плантации коки, на которых трудился крестьянин.

Женщина совершенно не замечала людей на палубе авианосца, которые столпились на одном борту и показывали пальцами в ее сторону. Она просто шла по морю куда-то в сторону.

«Рапторы» на форсаже прошли над палубой авианосца, так и не коснувшись его стальной платформы, спешно сделали боевой разворот и пошли с ней на сближение. Они поднялись на уровень ее глаз и пролетели прямо перед ее носом. Женщина на секунду остановилась и проводила самолеты взглядом. Это было похоже на то, как будто две маленькие мухи прожужжали возле уха и сделали оборот вокруг головы женщины. Потом еще один и, наконец, оказались в такой близости от ее лица, что было ясно – еще чуть-чуть, и они в нее врежутся.

Гигантская женщина подняла руку – ту, в которой был щит – и выставила его перед собой. Это движение было такое искренне женское, безобидное. Она просто закрыла им свое лицо, но два истребителя стоимостью в один миллиард долларов каждый, воткнулись в щит с весьма характерным звуком.

Чпок. Чпок.

Воительница опустила руку, и то, что осталось от самолетов, скатилось по наклонной плоскости щита в воду. В небе остались висеть два белых парашюта. Женщина удивленно посмотрела на них и поискала глазами источник раздражающего жужжания. Его не было. Она облегченно вздохнула, повернулась спиной к кораблям и продолжила свое движение. Она даже не обратила внимания на то, что на авианосце завыла сирена тревоги, а на крейсере прозвучал сигнал «Приготовиться к атаке!». Буквально через секунду в спину амазонки грохнул залп противокорабельной артиллерийской установки.

Женщина изогнулась и схватилась за поясницу так, как будто почувствовала укус пчелы. На ее лице появилась гримаса боли и досады. Женщина медленно развернулась, вынула из ножен свой меч и подняла его высоко над головой. Меч ярко вспыхнул в лучах солнца. Казалось, что его острие коснулось светила, и от этого клинок накалился добела.

С крейсера грохнул еще один залп. Его снаряды были направлены в живот воительницы. Она прикрыла его своим щитом и взмахнула рукой. Столб огня обрушился на крейсер, как скальпелем разрезал его на две неровных половинки. Вода под кораблем – там, где прошелся меч, – забурлила, вспенилась и расступилась. От высокой температуры дно океана высохло. Две половинки линкора сложились и с металлическим звоном упали вниз с километровой высоты, воткнулись в сухой песок как две никчемные железки. Дзиньк. Дзиньк. Когда меч вышел из воды, океан снова сомкнулся, а от одного из самых мощных боевых кораблей США не осталось даже масляного пятна на поверхности воды. Как будто его и не было. На все ушло пару мгновений.

Женщина убрала меч в ножны, погрозила пальцем авианосцу, на палубе которого все от ужаса превратились в соляные столбы, потом приложила палец к губам, призывая всех молчать, и… исчезла, словно выключила свое изображение с экрана.

По небу снова прокатился грохот небесной колесницы, теперь уже по направлению от океана в сторону джунглей…

Когда все стихло, крестьянин снова опустил голову и продолжил мотыгой обрабатывать грядку. Ему надо было торопиться, чтобы догнать своих товарищей.

Вечером, сидя у костра и покуривая трубку с листьями коки, он спел им песню о небесной богине в золотых доспехах. И о том, как она поразила своим мечом злых людей на больших кораблях, и ей за это ничего не было.

Песня так понравилась его товарищам, что они запомнили ее и исполнили на празднике урожая в соседней деревне. В это время там присутствовала съемочная группа телеканала ВВС. Они делали передачу о местных традициях и записали песню на камеру…

Двадцать пять лет назад. 80-е годы. Закрытый город Петляков в 45 километрах от Москвы. Вечер. Отдел перспективных разработок ЦАДИ (Центрального Аэродинамического Института)

– Таким образом, мы получаем подъемную силу, достаточную для преодоления земного притяжения, – академик Руденко, присев на край стола, не отрываясь следил за Евгением Журавлевым, который с каллиграфической четкостью выводил на грифельной доске схемы подъемной силы, – а при некоторых изменениях в формуле топлива мы можем добиться того, что коэффициент полезного действия двигателя достигнет уровня порядка…

Со стороны могло бы показаться, что старый седой учитель принимает экзамен у своего ученика. Со всклокоченными волосами, в мятых джинсах и вытянутом свитере Евгений сильно походил если не на школьника, то точно на голодного студента первого курса. Но это было обманчивое впечатление. Евгений был уже опытным специалистом по реактивным двигателям, а сегодня, после убедительного доказательства своей теории, в понимании Руденко он мог претендовать на роль гения. По его словам выходило, что если на самолет установить двигатель новой схемы и заправить его топливом соответствующей формулы, то этот аппарат мог бы без дозаправки чуть ли не два раза обогнуть земной шар с грузом, равным весу двух товарных составов. При этом скорость самолета могла многократно превысить скорость звука. Естественно, вслух о гениальности своего ученика произнесено не было ничего.

Придав своему лицу как можно более недовольный вид, Руденко сказал следующее:

– Ну, что ж, Женя, ваша идея достаточно интересная! Правда, ее уже пытались использовать американцы. Но…, – придумать что-то убедительное, что могло бы соответствовать ситуации, профессор не смог, поэтому отделался покряхтыванием и покашливанием в кулак, – обсудим ваш проект более детально отдельно. Позже. Сейчас, пожалуй, посмотрим, что же приготовил для нас Андрей.

Вслед за Евгением к грифельной доске подошел молодой человек – полная противоположность Евгению. Здоровый как бык, с красным лицом, он походил на кряжистого грузчика с железнодорожного вокзала, а не на работника интеллектуального труда. Фиолетовый синяк под правым глазом делал выражение его лица несколько глуповатым. Не спасали даже большие очки в роговой оправе, которые он надел перед тем, как взять в руки мел.

И, тем не менее, как оказалось, с мелом и формулами Андрей управлялся так же свободно, как и его товарищ.

– Мы с ребятами из НИИТа провели некоторые испытания с новой нейронной схемой, – Андрей, кашлянув в кулак, начертил на доске интегральную схему, – и можем утверждать, что система, которую мы предполагаем использовать в дальнейшем, позволит нам кардинальным образом изменить принцип управления летательным аппаратом. В перспективе – она может стать основой как пассивной, так и активной системы защиты самолета. Позволит сделать самолет невидимым для радаров противника, при этом сам пилот сможет легко видеть небо далеко впереди себя и вести одновременно до 600 целей. Правда, – Андрей на какое-то время задумался и смешно укусил собственную руку с мелом, – вполне возможно, потребуется существенным образом переделать кабину самолета, да и пилоту потребуется более серьезная психологическая подготовка…

Хлопнула дверь лаборатории.

– Простите, что опоздал!

Вся тройка обернулась на вошедшего. Смуглый парень, очень похожий на итальянца, в летной коричневой куртке, с папкой бумаг подмышкой и здоровенным портфелем, из которого торчали рулоны ватмана, быстро подошел к столу профессора и крепко пожал всем руки.

– Ринат, ну что случилось?

– Извините, извините, были неотложные дела!

О природе этих дел весьма откровенно сообщал след красной помады на небритой щеке Рината. Все улыбнулись. Ринат достал из портфеля чертежи, и про красную помаду все мгновенно забыли.

– Смотрите, что я придумал!

На белых листах был нарисован самолет с нестандартной формой крыльев и компоновкой хвостового оперения. Не давая никому опомниться, он достал из портфеля еще несколько листов бумаги, на которых были нарисованы другие детали самолета.

– Ребята, уверяю вас, если мы сможем создать этот самолет, то это будет самый маневренный самолет, который только можно представить в условиях воздушного пространства, – на секунду задумался и добавил, – да и в космосе, наверное, тоже.

– И при этом он сможет взлетать и садиться на клочке земли, равной размеру чуть ли не с поздравительную открытку, – в унисон Ринату проговорил Руденко.

Все заулыбались, но Ринат не понял юмора.

– Ну да, изменяемая форма крыла, изменяемая форма планера и хвостового оперения – все это позволит…

– Когда я мечтаю, я ни в чем себе не отказываю, – осадил Рината Руденко. – Не спешите. Пока это, к сожалению, лишь наши теоретические разработки. Мечты. Хоть и, не спорю, с серьезными претензиями на реальность. Лучше посмотрите, что я вам покажу…

Академик покопался в кармане своего пиджака и извлек из него металлическую пластину размером со школьную линейку. Сначала он подкинул ее в руке, демонстрируя необыкновенную легкость, а затем согнул в трубочку, показывая ее гибкость.

– Ребята из института стали и сплавов подарили, – пояснил он происхождение металла. – Говорят, что сделан из осколка лунной поверхности. Называется жидкая сталь. Металл двадцать второго века. Самолет из этого материала, с точки зрения прочности и легкости, сможет легко поспорить с… не знаю с чем. Таких самолетов еще не придумали.

И добавил:

– Вполне вероятно, металл обладает и другими полезными свойствами: например, снижает уровень излучения. Вот, кстати, с кого нам пример надо брать. Они уже смогли синтезировать этот металл и готовы даже наладить производство…

* * *

Когда Анатолию Евгеньевичу Руденко, академику РАН, ученику знаменитого Петлякова, предложили возглавить отдел перспективных разработок ЦАДИ, Центрального Аэродинамического Института, он, не задумываясь, согласился. О зарплате не спросил, но поставил одно условие: сотрудников набирает сам.

Ему разрешили это сделать. Руденко объехал несколько профильных учебных институтов и предложил там всем третьекурсникам пройти практику в его отделе. Условия были следующие. Каждый желающий работать под его руководством должен был после жесткого экзамена по теории самостоятельно собрать дельтаплан или планер, а затем также самостоятельно испытать его в действии во время летней практики у подножия Кавказских гор, соревнуясь с орлами в умении парить в воздушном потоке.

Конечно, сложно было даже надеяться, что в конце первого столетия самолетостроения, когда самолет в небе стал таким же обыденным предметом, как нож и вилка на столе, кто-то согласится на такой, в прямом смысле слова, сумасшедший эксперимент. И, тем не менее, три студента из трех различных институтов: Евгений Журавлев, Андрей Антонов и Ринат Регулаев – во-первых, согласились на него; во-вторых, дошли до конца этого испытания; а в-третьих, решили стать сотрудникам отдела перспективных разработок Центрального Аэродинамического Института, несмотря на то, что им предложили гораздо меньшие оклады, чем предлагали на тех же должностях в других известных ОКБ и авиационных институтах.

Собственно говоря, Руденко не сомневался, что нашел в их лице единомышленников, которые были, так же как и он, готовы практически на все ради глобального прорыва в самолетостроении. Они все были в буквальном смысле больны авиацией, больны на всю голову. Все их поступки и действия, все их мысли и желания были лишь производными от слова «авиация».

Такое редкое сочетание четырех талантливейших умов, помноженное на чертовское научное везение, уверенность в собственных силах, наглость, тонкий расчет, а также большие амбиции и фантастическая проницательность смогли бы дать самолетостроению нечто такое, что принесло бы России беспрецедентное преимущество в самолетостроении на многие годы вперед.

Но вместо этого запомнилось современникам и вошло в анналы международной судебной практики как печально известное «дело академика Руденко».

Впрочем, обо всем по порядку.

Пятнадцать лет назад. 90-е годы. Аэродинамическая Труба Т-128 в городе Жуковский

Гиперзвуковая аэродинамическая труба Т-128 была построена буквально накануне перестройки. Ее создавали, чтобы испытывать поведение самолетов, скорость которых многократно превышала бы скорость звука. Мощные турбины гиперзвуковой трубы создавали внутри нее воздушные потоки, равные 20 МАХам, то есть двадцати скоростям звука. Самолету, летящему с такой скоростью, могло бы понадобиться меньше часа, чтобы облететь весь земной шар.

Однако любой металл при такой скорости подвергался чудовищной нагрузке. Уже через несколько секунд он разогревался до температуры, достаточной для поджаривания на нем яичницы. В случае аварии на таких скоростях самолет разваливается в мгновение ока, превращается в пыль.

Для избегания подобных проблем и была создана труба Т-128. Предполагалось, что она будет работать в три смены. Специально для этого в трубе был спроектирован съемный модуль, который позволял вынимать одну модель после продувки, а вместо нее вставлять новую модель, и так без перерыва.

Советский Союз знал формулу, известную еще со времен римской империи: «Хочешь мира – готовься к войне!» Именно поэтому на военные и перспективные разработки в СССР денег не жалели.

У демократов были другие приоритеты, однако и после перестройки труба не осталась без дела. Предприимчивые чиновники от науки, как только появилась возможность заниматься коммерцией, зарегистрировали фирмочку, которая занялась производством высококачественного паркета. Паркет производился малыми партиями, стоил баснословных денег и, поскольку обладал высокой прочностью и качеством, пользовался большой популярностью у нуворишей. Такое качество стало возможным исключительно благодаря тому, что материал для паркета сушился в гиперзвуковой трубе.

Нет, конечно, основателям фирмы в оригинальности не откажешь. Все-таки, когда вся наука накрывалась в стране медным тазом, их можно было понять. И, тем не менее, использовать трубу для таких целей – это все равно, что компьютером гвозди забивать.

* * *

– Ну что, Яков Модестович, – произнес Анатолий Евгеньевич, прихлебывая кофе из небольшой чашечки, глядя в лицо своему собеседнику. – Просрали мы советскую, самую передовую в мире авиационную науку?

Они сидели в недавно открывшейся кофейне напротив главного корпуса ЦАГИ. Кофейня называлась «Магеллан», у ее входа дизайнеры водрузили штурвал старинной каравеллы. Смотрелось красиво, но напротив центра мировой авиационной науки, в центре города, который был создан знаменитым авиаконструктором, эта кофейня с морской тематикой выглядела как насмешка. Еще большей насмешкой выглядели оранжевые панели модного боулинг-клуба «Лагуна», который был сделан на месте рабочей столовой института.

– Что тут поделаешь, Толя? – Старый еврей вообще-то не собирался дискутировать на давно уже избитые темы. – Мир сошел с ума! Стране больше не нужны самолеты, они хотят ходить по паркету, а не летать, как птицы.

Ему, человеку, который стоял у истоков создания института, который больше половины своей жизни отдал самолетостроению, было больно смотреть на все, что происходит вокруг; но выстраданный веками национальный характер подсказывал ему, что нет смысла кричать на ветер, лучше пригнуться и подождать, когда буря утихнет. Все, что останется после урагана, обязательно даст всходы.

Кстати, именно поэтому он и не отказался от должности начальника трубы, когда в ней стали, по меткому выражению одного из его подчиненных, «жарить деревяшки», а всеми силами старался сохранить на рабочих местах людей, которые были бы способны, если понадобится, провести испытания самолета.

– Да, ничего особенного тут не сделаешь, – Анатолий Евгеньевич нагнулся вперед и шепотом произнес: – И все же я прошу тебя помочь.

– Чем, Толя?

– Ты еще в состоянии продуть в своей трубе одну модельку!

Яков Модестович удивленно поднял брови. Нет, не то, чтобы он забыл, как это делается. Просто, если честно, он уже давно не слышал таких предложений, а в нынешних условиях оно вообще попахивало авантюризмом и насмешкой. И если бы предложение исходило не от Руденко, он бы послал такого просителя далеко и надолго.

– Да, что ты, Анатолий, – Яков Модестович слегка прищурился, – разве это возможно? Ты же знаешь, как сейчас у нас строго. День и ночь паркет греем.

Руденко медленно размешал остатки кофе по дну чашки.

– Ну, ночью – то, пожалуй, труба молчит!

– Ночью труба молчит, твоя правда, – Яков Модестович снова прищурился, – а что за моделька-то? Серьезная вещь или так? Что-то вроде очередной игрушки для нефтяников?

Руденко достал из кейса ноутбук.

– Может и для нефтяников, а может, и нашим ВВС пригодится.

Это была одна из первых моделей портативных компьютеров. Такие были только у особо продвинутых коммерсантов, поэтому Яков Модестович с интересом смотрел на то, как загружается операционная система, и ждал, когда экран компьютера засветится голубым светом. Минут через пять, когда после нескольких нажатий кнопок на экране появились чертежи самолета, Яков Модестович достал из кармана потертого пиджака очки, протер линзы салфеткой и нацепил их на свой мясистый нос.

– Ну-ка, ну-ка, посмотрим, что там ты придумал?

– Да уже не я, а скорее, мои ребята. Моего здесь не больше пяти процентов.

– Не скромничай, Толя, не скромничай. Сейчас это ни к чему.

Рассмотрев чертежи, он откинулся на спинку стула и закрыл глаза. В таком виде он стал очень похож на старого седого филина. Молчал филин около пяти минут. Анатолий Евгеньевич даже заподозрил, что старик уснул.

Наконец, он открыл один правый глаз.

– А ты знаешь, Толя, сколько это будет стоить?

Анатолий Евгеньевич достал из портфеля аккуратную пачку долларов и, положив ее на стол, накрыл ладонью.

– Это задаток. Только нам очень важно, чтобы это испытание не проходило ни по каким бумагам. А то, сам понимаешь, могут приписать все что угодно.

Яков Модестович снова закрыл глаза и ушел в себя. Когда же вернулся, то он уже решил, как они смогут провести испытания самолета таким образом, чтобы это не стало заметно со стороны. Протянув руку, он аккуратно вытянул пачку долларов из-под руки Руденко и, подкинув ее в руке, произнес:

– А помнишь, Толя, как Андрей Николаевич говорил: «Красиво летают только красивые самолеты!»? Может, он прав? А?

– Так вот давай и проверим.

– Ну, что ж, давай!

Десять лет назад. Период перестройки, конец 90-х В начале перестройки проектом Руденко активно заинтересовался генерал Руцкой. На реализацию проекта он смог продавить в военном ведомстве значительные по тем временам средства. Еще до первого дефолта удалось закупить на эти деньги «жидкую сталь», собрать на Рыбинском заводе двигатели и синтезировать на нефтяном заводе в Грозном несколько цистерн специального топлива. Собственно говоря, самые затратные части проекта. Появились реальные перспективы, что первый опытный образец будет доведен до летного образца, но…

Как всегда, вмешалось злополучное «но».

Руденко сообразил, что из военного ведомства больше не будет возможности выбить ни копейки, сразу, как только по телевизору показали репортаж о двух чемоданах компромата. Руцкой решил шантажировать ими кремлевских ребят, но просчитался и был сослан в Курскую область губернатором. За день до этого в институт на субсчет отдела перспективных разработок из Министерства обороны пришли средства на проведение предварительных работ. Анатолий Евгеньевич уже даже заготовил соответствующие платежные документы для перечисления их в Нижний Новгород, где для нового самолета как раз должны были собирать кабину. Посмотрев репортаж, Руденко порвал все бумаги и созвал своих сотрудников на экстренное совещание. Всем отделом было принято решение доводить самолет до летного образца самостоятельно. Несмотря ни на что. Но для того, чтобы сделать два шага вперед, пришлось сначала сделать один шаг назад.

Специально для этого была зарегистрирована фирма «ЖАРР», которая поначалу стала заниматься оптовыми поставками канцелярских товаров. Первые средства для закупки первой партии позаимствовали как раз из последнего денежного вливания Министерства обороны.

Как ни странно, но дела у фирмы с первых дней пошли успешно. Компания весьма удачно и вовремя вышла на российский рынок, а к концу перестроечного периода фирма уже превратилась в крупный и многопрофильный концерн, вся прибыль которого шла на создание и доведение самолета.

В итоге, первый и пока единственный образец самолета шестого, а, может быть, даже и седьмого поколения, был собран и подготовлен к летным испытаниям к концу ельцинского правления.