Текст книги "Под рябиной"

Автор книги: Эдна Барресс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Глава 2

– Рикки! Кто такой этот Рикки?

Я с испугом встретила проблеск пробудившегося интереса в глазах Шейлы. Хотя я постоянно думала о нем с самого отпуска, а сейчас уже был октябрь, я ни разу не упомянула о Рикки в разговорах с Шейлой.

– Ну, ну, давай, рассказывай. Вы смотрели на руины этого замка, именующегося Кноссус, или что-то вроде этого, и этот Рикки сказал…

– Это не замок, а дворец, которому четыре тысячи лет.

– Бог с ней, с историей. Кто такой Рикки? – Шейла безжалостно пресекала мои слабые попытки уклониться от ее нападок.

– Да так, один парень, с которым я там познакомилась.

– Ах, какие мы скрытные! Я думала, ты проводила все время с папочкой и его придурковатой женщиной. А какой парень? Он – англичанин? Он тоже отдыхал? Где живет?

– Он англичанин только наполовину, живет на Лазурном Берегу и работает инструктором по водным видам спорта.

– Симпатичный? Темноволосый? Латинская кровь?

Я кивнула: «Да, симпатичный».

– И…

– И ничего. Я не слышала о нем с тех пор, как вернулась.

– А ты ему не написала! В наши дни их нужно преследовать, ходить по пятам. Ты ведь не знаешь, как заполучить мужчину, не так ли? Никаких встать и уйти. Как твой отец.

– Я не хочу заполучать мужчин, – насмешливо заметила я. – Хочу найти только одного-единственного мужчину.

– Как скучно, – надула губки Шейла.

– Да, скучно, – уже кричала я. – Я хочу одного постоянного мужчину, свой дом и детей.

– Не кричи. Лэрри будет здесь с минуты на минуту.

– К черту Лэрри! Все равно мне больше нельзя здесь оставаться.

– Да, к черту Лэрри. Не уверена, что не соглашусь в этом с тобой. – Ротик Шейлы искривился, выражая отвращение, и я знала, что Лэрри ей наскучил и она вновь в беспокойстве.

Я подавила знакомое чувство жалости, которое всегда неожиданно овладевало мной при таких столкновениях с Шейлой. Мне нужно было давно уйти отсюда, найти квартиру, держаться подальше от этого опустошающего натиска эмоций.

Шейла продолжила свою мысль:

– Иди и живи со своим папочкой и той женщиной. Кажется, они достаточно скучны, и, вероятно, она скоро создаст ту семью, о которой ты столько мечтаешь!

Мои глаза встретили взгляд Шейлы, и она мгновенно все поняла.

– Ты открыта, как книга прилежного ученика. Итак, она уже попалась. Это не заняло так уж много времени – и, конечно, родится мальчик, – казалось, она состарилась в одно мгновение.

– Ты собираешься пойти куда-нибудь с Лэрри сегодня вечером? – я постаралась сменить тему.

– Все возможно. – Шейла пожала плечами и отвернулась. – Надо бы посетить это новое местечко – «Донниз». Мальчики там действительно живые и энергичные.

Я грустно поднялась в свою комнату, достала маленькую брошь с дельфином, посмотрела на нее недолго, а потом решительно отложила в сторону. Рикки не собирался писать мне, а я определенно не собиралась охотиться за ним. Мне даже не хотелось, чтобы он сейчас писал письма.

Письмо от Рикки пришло на следующее утро. Он писал так, будто мы расстались только вчера. Ему предстояло приехать – я задержала дыхание – на две недели! Писал, что возьмет машину напрокат. Поедет в Девон, затем вернется в город. Не могла бы я подыскать для него маленький отель или пансион? У него будет несколько свободных дней, он с нетерпением ждет встречи со мной. Внизу стояло: «Целую. Рикки».

Слышно было, как двигалась Шейла. Я не приведу его сюда. Мы навестим отца и Мхэр – но ему бы хотелось познакомиться с моей матерью. Ничего, и с этим справлюсь! В моем мгновенном приступе радости и счастья все казалось возможным. Мир прекрасен!

Рикки позвонил из Девона, когда закончил там все дела, и я попросила его встретить меня в Виндзоре.

Мы договорились встретиться у ворот замка. Я ждала у стены. Знала, что выгляжу по-другому: волосы отросли, раньше он видел меня в летних платьях. Я нервно крутила на запястье браслет с дельфинами.

Потом я увидела Рикки – высокую фигуру, пробирающуюся сквозь толпу ко мне! В свитере и куртке он выглядел выше и мощнее. Темные глаза засветились, как только он увидел меня. Рикки обнял меня, как будто между нами не лежали несколько месяцев разлуки.

День растаял быстро. Мы «создавали» наш Виндзор: бродили по дорожкам аллей, заглядывали в сувенирные магазинчики для туристов, завтракали в кафе на мосту, где широкая Темза струится прямо за окнами, гуляли у кромки серебристой воды, где несколько речных лодок с надеждой поджидали пассажиров.

– Это серый город, – сказал Рикки, когда на минуту мы остановились, чтобы посмотреть с реки туда, где поднимался массивный, приземистый корпус крепости.

– Серый! – возмутилась я, нахмурясь. – Ты просто привык к буйным краскам Средиземноморья.

– Да нет же, мне нравится, – заверил меня Рикки. – Он прекрасен. Просто для меня образ Англии холодный и серый. – Он повернулся к реке. – Одно из моих воспоминаний – а их совсем немного о том времени – это прогулки с моей теткой. Высокая, она ходила быстро и тащила меня за собой. Пальцы стыли на ветру. Мне очень хотелось вернуться назад, в дом. – Рикки вновь как бы стряхнул воспоминания: – Не наступило ли время английского чая? – улыбнулся он.

– Что ты чувствовал, вновь посетив это место? – я вернула его к той же теме, когда мы ехали в город. Он еще не упомянул о своем визите в Девон, а меня интересовала причина, которая привела его и, возможно, снова приведет в Англию.

– Дом показался меньше, чем я помнил.

– Говорят, так всегда бывает.

– Сад, конечно, зарос, но там было кое-что еще. – На какой-то момент он отдалился от меня. Затем рассмеялся: – Как сказал поверенный, мне не приготовили фамильной усадьбы, хотя земля имеет определенную ценность. Ага, как тебе нравится это местечко для чашечки чая?

О коттедже больше не упоминалось почти до последнего дня.

Визит к отцу и Мхэр был теплым, дружеским, было весело. Мхэр заметно округлилась – ребенок должен был родиться в декабре. Мы поужинали, поговорили о Крите, о солнце, и отец осторожно прощупывал Рикки, не прямо, но явно. Я разговаривала с Мхэр и вполуха прислушивалась к отцу и Рикки, испытывая чувство неудобства – вдруг отец приведет его в замешательство, смутит, – и все же хотелось услышать его ответы.

– Значит, вы преподаете язык зимой, а летом занимаетесь с туристами?

– Да, вероятно, будущим летом – в Варе, буду работать рядом с домом дедушки. У меня есть знакомые.

– Но такая резкая смена занятий далеко не приведет, не так ли?

– Нет, – глаза Рикки засияли. – Зато весело.

– Я всегда считал, что двуязычие – это ваш козырь, – продолжал отец.

Рикки пожал плечами.

– Да, вы правы. Обучение – не развлечение, но это…

– Нечто стабильное, – подсказал отец. – У вас британский паспорт?

– Ты думаешь, этот комплект связан из толстой шерсти? – продолжала болтать Мхэр рядом со мной. Я старалась проявить внимание, пока ждала ответа Рикки. Наконец:

– Да, я родился здесь.

– Значит, вы могли бы работать здесь, не правда ли? У тебя прекрасные возможности, парень!

Хотя я разглядывала образец вязания в руках Мхэр, но заметила быстрый взгляд, который Рикки бросил в мою сторону. Я ждала ответа.

– А это мысль. Я бы мог…

– Да, этот вот симпатичный. Лучше начать с ползунков, – сказала я Мхэр счастливо.

Визит к Шейле, когда его уже невозможно было избежать, начался плохо, а закончился еще хуже. Извилистые нити эмоций и чувств в жизни Шейлы были более запутанны, чем обычно. Лэрри все еще появлялся на авансцене, но уже начались споры, визгливые перебранки, за которыми следовала полоса напряженного молчания. Иногда я спрашивала себя: то ли у них временное перемирие, то ли мне следует, найдя предлог, удостовериться, что он не задушил ее? Уже появился новый дружок – Пол – молодой беспечный малый. И я уже чуяла беду.

В тот день, когда я пообещала привести Рикки, Пол и Лэрри явились почти одновременно. Я уже собиралась уходить, чтобы встретить Рикки, – и опоздала. Лэрри вошел в дом, и я увидела Пола, подходящего к двери черного хода.

«Только не это, – прошептала я. – И не сегодня!» Грядет скандал. Лэрри заведется, а Пол просто-напросто выше и сильнее его.

– Не уходи, Лорна, – взмолилась Шейла. Глаза ее были широко раскрыты от испуга.

И я не смогла уйти, проклиная себя за то, что осталась, проклиная и Лэрри, и Пола, и Шейлу, но бросить ее не смогла.

– О-го, – произнес Лэрри мрачно, когда Пол открыл дверь. – Да, быстро ты. Приглашай своего любовничка войти.

Пол перевел взгляд с одного на другого, наконец, его глаза остановились на лице Шейлы. На секунду все застыли. Звонок в парадную дверь нарушил молчание, разрывая на куски мои нервы. Я с испугом смотрела, как за стеклянной дверью вырисовалась высокая фигура. Нет!!!

Лэрри кинулся к двери. «Давайте их всех сюда!» – бросил он через плечо – и в этот момент на ступеньках возник Рикки. Улыбаясь.

– А они молодеют. Не стойте здесь, проходите. Давайте устроим вечеринку, – сказал Лэрри с каменным лицом.

– Я его не знаю, – начала Шейла. – Бог видит, Лэрри, я его не знаю.

Я выступила вперед.

– Рикки, как ты… – начала я с отчаянием в голосе.

– Я подумал, что это будет сюрпризом, зная, что ты не всегда точна. У меня с собой карта. Eh voila![5]5
  И вот, пожалуйста! (фр.).


[Закрыть] – глаза Рикки перешли с одного на другого, оценивая, удивляясь, затем теряя уверенность, наконец, почувствовав накал страстей.

Независимо от того, что он мог подумать, я обязана увести его отсюда.

– Я почти готова. Пойдем в мою комнату на секундочку, – я схватила его за руку.

Пол тоже двинулся, почуяв свой шанс, улыбнулся, помахал рукой на прощание:

– К сожалению, не могу остаться. Рад был познакомиться, – он выпутывался из сложившейся ситуации с легкостью опытного человека и вскоре исчез за той дверью, в которую вошел.

Лэрри расслабился – победитель! Шейла привычным движением поправила волосы.

– Это Рикки, знакомый Лорны, – произнесла она с нажимом, обращаясь к Лэрри.

Я познакомила их. Было такое чувство, будто гигантская рука вдруг разжалась, и мы все попадали на пол, как мягкие игрушки. У меня появилась слабость.

Я была права. Ничего хорошего не произошло. Лэрри старался быть душой компании, уверенный во вновь утвержденной позиции в жизни Шейлы. Рикки был вежлив, но насторожен.

Мы совершили поездку в небольшой, но величественный особняк недалеко от нас. День стоял просто прекрасный и по всем статьям предвещал веселье. Мы побродили по полям и пили чай в перестроенной конюшне. Его: «Мы называем это chateaux[6]6
  Дворец (фр.).


[Закрыть]. Ты никогда не была в долине Луары, я покажу тебе», – подняло бы настроение, как по волшебству, своим обещанием, если бы я не боялась предстоящего вечера. Не зная, как объяснить ситуацию, я и не стала пытаться.

После ужина Лэрри нужно было с кем-то встретиться, и он ушел.

– Приготовь нам кофе, а, Лорна, – предложила Шейла.

– Пожалуйста, – улыбнулся Рикки. – Я еще не пробовал твой кофе, а в той стране, откуда я родом, он очень важен.

Я неохотно встала. Сейчас она его начнет безжалостно высасывать. И не только это вызывало у меня беспокойство. С тяжелым сердцем я смотрела, как Шейла скользнула по диванчику и грациозно примостилась рядом с Рикки, подобрав под себя ноги. Что он подумает? Моя мать заигрывает с ним, а я ничем не могу себе помочь: Шейлу всегда тянуло к красивым мужчинам, как цветок к солнцу. Может, я слишком ревнива? Я грохнула бело-коричневые кофейные чашки на стол.

Когда я вернулась, голова Шейлы покоилась рядом с его головой, а рука скользнула по дивану за спиной Рикки, и пальцы нежно пробежали по его шее именно в тот момент, когда я вошла.

– Мы прекрасно побеседовали, – Шейла лениво достала сигарету. – Осторожнее, дорогая, ты чуть не запнулась за ковер.

Я почувствовала себя неуклюжей, молодой, неравной соперницей своей матери – и ненавидела ее. Ни за что, никогда не приведу его сюда снова. Может, он и сам не захочет вернуться. Мои мысли печально потекли дальше. Мы скажем друг другу «до свидания» в аэропорту, и он навсегда улетит из моей жизни.

– Поторопись, дорогая, что же ты? Рикки ждет свой кофе.

Наконец все закончилось! «Ты должна поводить его побольше по Лондону, – сказала Шейла. – И приводи сюда. Я хочу еще услышать о Франции».

Да, я собиралась показать ему Лондон. Планировала также отвезти его в Ковент Гарден за то время, что у нас осталось, но вести его сюда в мои планы не входило.

Шейла одарила Рикки лукавым взглядом и подала ему руку. Он поднес руку к губам со словами: «Был счастлив познакомиться с вами».

Это был жест молодого человека, оказывающего почтение старшей по возрасту женщине. И хотя Шейле это понравилось, ее самолюбие было задето. Я же торжествовала. Рикки представил сегодняшний день в новом для меня свете и так просто, что, когда мы сидели в машине, мне захотелось обнять его. Что я и сделала.

– Извини, мне очень неудобно за мою мать, – сказала я решительно. Он поднял брови от удивления.

– Приятная женщина, немного грустная. Она просто хочет любви.

«Мы все хотим», – подумала я с жестокостью.

Он знал женщин и раньше, было много предложений, возможно, некоторыми воспользовался. Сейчас было задето мое самолюбие, но благодарность за безошибочное понимание и волна эмоций в ответ на его сочувствие перекрыли все. Я поцеловала его, а он бережно обнял меня.

Шейла яростно подпиливала ногти, когда я вошла.

– А он ничего, – повела она плечами. – Не особенно зрелый, довольно симпатичный, но не мой тип.

Я улыбнулась:

– Хочешь еще чашечку?

Последний день был незабываем из-за двух уровней эмоций, или, скорее, из-за взлета и падения чувств. И именно этот внутренний опыт запечатлелся в памяти.

Мы были на площади в Ковент Гарден, толкаясь в полуденной толпе, наступая на ноги служащим и наблюдая уличные представления.

Два энергичных исполнителя брейк-данса лихо вскидывали свои черные конечности и тела в калейдоскопе красок, а пульсирующая музыка отражала настроение дня. Впервые я была просто девушкой, наслаждающейся моментом, не беспокоилась ни о прошлом, ни о будущем – просто была счастлива.

Мы купили печеной картошки, выпили вина в службе милосердия, подивились на фантазию в воске – магазин свечей, – бросили монетки двум не очень удачливым фокусникам в одежде панков.

– Как на континенте, – полуспросила, полузаключила я, когда мы сидели под цветным зонтом и отдыхали за кофе с рогаликами.

Рикки набросился на свой рогалик.

– Чуть-чуть напряженнее, менее свободно, – сказал он, избегая резкости.

Я нахмурилась. Это как серый Виндзор. Рикки усмехнулся:

– Я опять говорю что-то не то.

– Не всегда.

Ему не по душе бледность и мрачность Англии. Это мне понятно. Но что плохого было сейчас?

– Не надо идти в какие-то особые места, чтобы найти цвет, он – везде в моем краю, – объяснил он. – И мне больше нравятся ваши тихие местечки.

Это было только вступлением, его привычный стиль жизни еще заявит о себе. Холодный туман несчастья окутал меня. Темные глаза следили за мной. Он наклонился вперед.

– Я покажу тебе мой дом, Лорна. Приезжай в Вар. Приезжай летом. Я повезу тебя в горы, мы будем смотреть на синее море и слушать цикад. Я собираюсь летом работать неподалеку от дома.

Мне понравилось то, что я услышала. Франция рядом, ближе, чем Греция или Крит, всего два часа самолетом.

Мне еще больше понравилось, когда он сказал: «Я хочу, чтобы ты познакомилась с моими grandpere и gran'mere. Тебе они придутся по душе».

Моя душа парила, как на крыльях. План действий сверкнул передо мной прямо и ясно: пойду на курсы французского зимой – ведь у меня только школьный запас; поработаю над этим. Буду экономить и куплю самые модные наряды – а потом на Рождество у Мхэр родится ребенок. Жизнь прекрасна! Я бы не хотела сейчас очутиться ни в одном уголке широчайшего мира – только здесь; и никем не хотела я быть в тот момент – только собой.

Рикки задумался, сдвинув брови.

– Возможно, мы могли бы устроить так, что я вернулся бы сюда вместе с тобой. Мне все равно придется приехать сюда весной.

– Чтобы заявить права на наследство, – подзадорила я.

– Чтобы выяснить и уладить все проблемы с поверенным. Как это у вас говорится – покончить с недвижимостью?

– Закруглиться, – помогла я.

– Думаю, это займет много времени.

– Насколько я наслышана, всю жизнь, – ответила я далеко не несчастным тоном.

– Я покажу тебе это место, – предложил Рикки. И по его глазам было видно, что он действительно этого хочет.

– Здорово, – я чувствовала, как мои губы сами растягиваются до ушей в идиотской улыбке.

– Да, я еще не сказал тебе, – он помедлил над последним кусочком рогалика, держа его в длинных, худых пальцах. – Догадайся!.. У меня запечатанное письмо от тетки. Я имею право вскрыть его только в день двадцатидевятилетия, в следующем году.

– Восемнадцатого декабря, – вспомнила я.

Рикки открыто усмехнулся на мою тактическую вылазку, скрытое доказательство того, что все сведения о нем, потихонечку собранные мной, не забыты.

– Выходит, что ты – Стрелец, – я постаралась скрыть свой промах.

– Успех во всех начинаниях, нелегко обмануть.

– Или отчаянный зазнайка, – парировала я.

– А твой знак? – он сделал вид, что забыл.

– Я же говорила тебе в Кноссусе, когда ты мне преподнес вот это, – старательно наводила я его на мысль, указывая на браслет. – Ты же хотел подарить мне брошь с моим знаком зодиака.

– Да, да, февраль. Водолей. Мечтатель.

– Идеалист, – поправила я. – Интересно, что в том письме. – Немного с сожалением я перешла с интересных мелочей на более значимую часть разговора. – Вдруг она и правда была состоятельна, и под половицами ты найдешь свою удачу.

Рикки покачал головой:

– Поверенный предупредил, чтобы я ничего такого не ждал. Он знал ее положение. У тетки не было ничего, только дом – и насколько я помню, я никогда не представлял для нее большого интереса.

– Любопытно, что она хотела сказать тебе?

– Не уверен, что хочу это знать. Она явно оставалась эксцентричной особой до конца жизни.

Между нами легло молчание. Осеннее солнце было таким же ярким, толпа такой же красочной, шум – насыщенным. И в один момент для меня все исчезло. Я почувствовала себя одиноко, очень одиноко. Холодное, глубокое предчувствие чего-то плохого, как тисками, сжало все внутри.

– Ладно, восемнадцатого декабря будущего года я узнаю, – говорил Рикки. – Да, весной ты должна поехать со мной посмотреть коттедж, а потом я велю снести его, пока он сам не обвалился, – добавил он, смеясь.

Я рассмеялась вместе с ним, и красочные перспективы открылись передо мной, вновь поднимая меня ввысь, так что ничего не осталось от прежних страхов и предчувствий.

Глава 3

От аэропорта на такси я добралась до Йера, где меня ждал Рикки.

– Тебе понравится Йер, – сказал он. – Здесь тенисто, много пальм.

Странно жить в таком месте, где надо искать тень, а не солнце. Интересно, а как агенты по недвижимости рекламируют это местечко? «Прелестный коттедж с видом на север, солнце почти не заглядывает?» Сейчас, в начале марта, тепло было необычайно приятным. Я прогнала причудливую мысль, сознавая, что она волнует мой мозг только поверхностно, стараясь отвлечь меня от всех беспокойств, связанных с неопределенностью нашей встречи с Рикки, с тем, как я проживу эти две недели.

С самого начала поездки я была то наверху блаженства, то на меня нападала беспричинная тревога – насколько помню, я не могла оставаться спокойной. Мы переписывались всю зиму, тщательно, по крохам собирая сведения друг о друге. Рикки не соответствовал моим представлениям о спутнике жизни, не был тем, кого я искала. Зачем же влюбляться в кузнечика, если жаждешь заполучить муравья! Так я говорила себе, однако я здесь. И буду наслаждаться отдыхом.

Небольшая бамбуковая плантация простиралась вдоль дороги и возвышалась меж двух полей, как английская живая изгородь. Вид мне нравился. Да, зимние месяцы были напряженными, особенно Рождество. Перемены мне просто необходимы.

Ребенок Мхэр приурочил свое разрушающее появление к святкам, в 5 утра после всеобщего мучительного 48-часового ожидания.

Мне хотелось присутствовать там, быть участницей этой сцены. Это был бы мой шаг, шаг в семью, в счастливую семью, на которую я имела полное право. Но ведь была и Шейла. Одна моя половина хотела, чтобы родился мальчик. И я знала, что отец мечтал о мальчике. А другая трусливая половина надеялась, что будет девочка, чтобы смягчить горечь, которую будет чувствовать и выставлять напоказ Шейла.

– Будь уверена, что она выберет самое неудобное для всех время, – сказала она, когда я уже была готова уходить на рождественский ужин. – Полагаю, твой отец суетится, как ошпаренная купоросом муха.

Я вздрогнула от такой грубости.

– Ах, как нас легко обидеть! – язвительно уколола Шейла. – Надеюсь, ты вернешься домой на праздничный ужин.

– Но ты же собиралась на ужин в клуб! – Я не могла припомнить, когда в последний раз мы вместе ужинали на Рождество.

– Да, и, кроме всего, Лэрри заказал три места. Он слишком хорошо к тебе относится.

– Не стоило. Все равно мне надо убедиться, что у папы все в порядке! – я пошла к выходу, зная, что всадила Шейле острый нож.

– Он будет в больнице весь день, у него теперь семья, ведь так? А я хочу, чтобы ты осталась со мной. Пожалуйста, Лорна. – Ее лицо сморщилось под слоем косметики.

– Хорошо, я вернусь, – ответила я устало. – А сейчас мне надо идти, может, она уже родила.

Но она еще не разродилась. Роды проходили нелегко, и это было связано с ее прошлым. Я сидела с отцом в приемном покое, рассказывая ему об отдыхе, о последнем письме от Рикки, обо всем и ни о чем.

– Неужели ты ищешь такой жизни, как у него? – удивил меня отец своим вопросом.

Наша близость, сама ситуация требовали только правды.

– Нет, – сказала я. – Но мне кажется, что я люблю его.

В половине первого ночи вышла медсестра и произнесла ободряюще:

– Еще не родила, и, думаю, вам нужно поспать, мистер Петтифер. Одна из комнат для родственников свободна – мы выписали многих пациенток домой на праздник, – так что можете заглянуть к жене на несколько минут.

Я ехала по притихшим улицам, мимо маленьких домиков, в окнах которых горели огни на рождественских елках. Почему не я спала в одном из этих домов и не мне суждено было там проснуться перед семейным рождественским ужином?

«Хватит», – приказала я себе с яростью. Жизнь не так уж плоха. Мог ведь пойти снег, улыбнулась я. Часто случается в жизни так, что чуть встанешь во весь рост, а судьба вновь соберется с силами и залепит пощечину своим безжалостным: «Знай свое место, это не для тебя».

Вот маленькая церквушка, игрушечно приземистая на фоне ночного неба. Золотистый свет струился из открытой двери, и люди только что стали выходить после полночной службы, желая друг другу счастливого Рождества, собираясь в группочки, чтобы идти домой и затем, днем, начать семейное торжество. А я буду метаться между Шейлой и отцом, и, может, не выживет ребенок Мхэр, и мне было совершенно все равно, поеду ли я во Францию к Рикки или нет. Я чувствовала себя грустно и одиноко. Море жалости к себе так поглотило меня, что огни впереди расплылись и поплыли. Почему жизнь так ужасна!

Вдруг я резко ощутила нетерпеливое – явно не по сезону – гуденье автомобильных сигналов, сморгнула слезу и сконцентрировалась на зеленом огоньке, двинулась вперед, а инстинктивное впрыскивание адреналина выдернуло меня из моря самооплакивания. Такого Рождества, как это, больше не будет, пообещала я себе, просто не будет…

Странно, что именно сейчас, в машине, когда весеннее солнце залило светом широкую дорогу и кругом зацветали деревья, я вспомнила тот момент. Где я буду на следующее Рождество, что я буду делать? Затем мы вновь свернули на менее широкую дорогу между высокими домами, и машина нырнула из яркого света в прохладную тень.

Глупое ощущение тут же охватило меня – этот прыжок из света в тень был предзнаменованием чего-то, предупреждением, продолжающим мою мысль. Какую-то секунду во мне шла борьба с безотчетным страхом, а затем мы снова выехали на шумную, полную красок и света улицу с пальмами и множеством кафе. И я поняла, что это и есть Йер.

Как только я увидела Рикки, все мои сомнения растаяли. Он выглядел, как всегда, прекрасно, его глаза сказали мне все, что я хотела знать. А я хотела знать, как он находит меня. Мы поцеловались, обнялись и начали болтать, как дети. Его французский акцент стал заметнее после месяцев, проведенных с бабушкой и дедушкой. Мы пили кофе, смотрели на прохожих. Казалось, что сезон здесь уже начался.

– Et maintenant nous allons visiter notre grandpere et gran'mere, n'est-ce pas! [7]7
  А теперь мы посетим наших дедушку с бабушкой, не так ли! (фр.).


[Закрыть] – похвасталась я прилежно усвоенным запасом разговорного французского.

Его брови поползли вверх.

– Неплохо, – одобрил Рикки. – Не совсем хорошо, но и не плохо.

Я сделала вид, что обиделась. Честно, мне казалось, что все было правильно.

– Зато теперь я смогу поговорить с дедушкой и бабушкой и узнать, каким опасным ребенком ты был в детстве, – я говорила почти серьезно и рисовала себе беседу с бабушкой.

Он пожал плечами.

– Может быть, – сказал он с сомнением. – Ну, а сейчас едем.

Его сомнения имели все основания. Я едва могла разобрать, что было сказано пожилой парой в непринужденной беседе на сочном местном наречии. Рикки приходилось переводить. Я была горько разочарована: после всех затраченных усилий довольствоваться улыбками и жестами, как будто совсем не знаешь языка.

Место мне очень понравилось. Особенно прохладный сад, где обычно находился дедушка – плотная согнутая фигура в черном берете. Бабушка была худощавой и прямой, обладательница семейных темных глаз. Мне показали фотографию дочери, заботливо обрамленную. Красивая молоденькая девушка с темными волосами и такими же темными глазами. Рикки явно унаследовал все лучшее от свой матери-француженки.

Я немного удивилась, каким простым и, правду сказать, бедным оказалось местечко, но, конечно же, это была сельская Франция, спрятавшаяся за блистательным богатством прибрежной части.

Мне нравилась маленькая комнатка под крышей, которую мне выделили. Раньше это была комната Рикки, а до этого – его матери. Дух непрерывной последовательности и преемственности царил в доме. Во всем доме была лишь одна фотография Рикки: мальчик девяти лет, безмолвно смотрящий в камеру темными, настороженными глазами.

– Когда он приходить… – бабушка сделала попытку продолжать общение.

– Когда он приехал из Англии, – поддержала я. Я уже отказалась от неравной борьбы с французским. Мои планы были расстроены: я так много хотела узнать, чувствовала, что ей хотелось много мне рассказать, но мы могли только глупо улыбаться друг другу.

Она кивнула. «Son papa [8]8
  Его папа (фр.).


[Закрыть] приехать – назад…» – бабушка помахала рукой, обозначая прошлое. Я старалась понять. Отец Рикки вернулся сюда. Почему?

– Пьер, – она указала туда, где дедушка работал в саду. – Пьер есть-есть jardinier[9]9
  Садовник (фр.).


[Закрыть].

Садовник, так, это все, что я поняла. Я кивнула с надеждой. Но в конце концов Рикки пришел мне на помощь и объяснил смысл нашего разговора. Пьер в то время работал на полях, принадлежащих сельскохозяйственному колледжу. Отец Рикки приехал сюда учиться и снял комнату в семье Биву, а у них была дочь.

Бабушка переводила взгляд с одного на другого, затем улыбнулась, ударила в ладони и сказала с выражением: «L'amour!»[10]10
  Любовь! (фр.).


[Закрыть]

Я тоже улыбнулась. Все это, конечно, было интересно, но мне-то хотелось знать, что же случилось с тем маленьким мальчиком в те месяцы, пока он жил со своей тетей в Англии, что до сих пор тенью проносилось в глазах взрослого мужчины.

Дни летели. Стояла теплая ранняя весна. Мы поехали в горы. Лежа в его объятиях, я слушала, как стрекочут цикады, смотрела на волны в заливе, мирные в солнечном свете. Мы бродили рука об руку по узким аллеям Bonnes les Mimosas, деревушке цветов, как говорилось в открытке, проехали вдоль бульваров, игровых площадок для богатых, перекусили в очень дорогом кафе – и все время смеялись.

– Я хочу показать тебе, где я работаю летом, – сказал мне однажды утром Рикки.

Мой визит подходил к концу, и я пребывала в меланхолии. Вчера он показался мне молчаливым, погруженным в себя, и перспектива возвращения домой, где меня ожидали спутанные обрывки нитей моей жизни, принимала все более угрожающие размеры с каждой минутой.

Сейчас он со мной не едет, а собирается только в мае. Ни о каких общих для нас планах не упомянул. Неужели это все? После чудесных теплых отношений в последние дни он стал другим – казалось, ему не по себе. А чего я хотела? Его стиль жизни не совпадал с моими планами на будущее, что же я так несчастна? У меня ведь был прекрасный отпуск, разве не так?

Мы направились в кемпинг, целый городок домиков-фургонов, расположенный на холме. Каждый автофургон стоял на своем выступе.

– Здесь я буду учить водному спорту, – Рикки указал на спортивный комплекс.

Собирался ли он сказать: «Приезжай ко мне сюда отдыхать?» Хотела ли я этого?

Он не сказал ничего, и мое настроение упало, я почувствовала горькое разочарование. Позже мы сидели в кафе на балкончике, и между нами лежала отчужденность. И вдруг как гром среди ясного неба – он попросил меня выйти за него замуж!

– Я встречал много женщин, – это то, что он в действительности сказал мне. – Но они для меня ничего не значили. Я не хочу потерять тебя.

Мне казалось, я схожу с ума.

– Ты что, делаешь мне предложение? – спросила я, не зная плакать мне или смеяться на этого нового, непредсказуемого Рикки.

– Да, – просто сказал он, и я увидела, что его темные глаза глядят очень-очень серьезно.

Во мне боролись противоречивые чувства. Нет, я не хотела связывать свою жизнь с человеком, который не знает сам, куда идет, который объездил почти все Средиземноморье, с кем я едва ли хоть раз серьезно разговаривала. Я не была уверена, хотел ли он семью, хотя и любил детей.

Я снова заглянула в его теплые темные глаза:

– Да, – прозвучало просто.

Конечно, потом мы говорили обо всем и ни о чем: поженимся осенью, летом Рикки будет много работать, зарабатывать и подкапливать деньги. Я тоже. Поженимся мы во Франции, проведем медовый месяц в Греции на вилле его друга Рене. Меня уносило на волне многообещающих планов. Но при всех радужных возможностях, которые открывались для меня, больше всего на свете, больше спокойной и надежной семейной жизни, я хотела сделать счастливым этого мужчину с иногда появляющейся тоскливой болью в глазах. Я любила его, когда он был охвачен мальчишеским энтузиазмом и мечтами о будущем лете. Я любила его серьезного, когда, хмурясь, он обговаривал необходимость найти постоянную работу на зиму. Я просто любила его.

Мы сидели, не желая возвращаться домой к бабушке и дедушке. Рикки обнял меня и вновь поцеловал, затем сказал: «У моего друга Рауля есть хорошенькое местечко ниже по побережью, за Фрежю. Там еще никого нет, мы могли бы провести последние дни у него, если ты не против посмотреть побережье».