Текст книги "Бред Тьюринга"
Автор книги: Эдмундо Сольдан
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)
Глава 13
Судья Кардона наблюдает за охранниками коттеджного поселка, сидящими в металлической будке; их силуэты видны через пробитое (возможно, пулями) стекло. Неудивительно: в наше время все крутятся в водовороте насилия и жестокости, подчиняясь воле случая. Как там говорилось в романе, который я читал в студенческие годы: «Я поставил на кон сердце, а выиграл жестокость». Примерно так или что-то в этом роде. Один из охранников читает газету; он поднимает взгляд, и Кардона понимает, что у него косоглазие. Другой смотрит новости по телевизору. Кардона знает весь этот сценарий: они попросят его удостоверение личности и позвонят в дом для подтверждения того, что его ожидают. И миновать их никак нельзя. Лучше повернуться, уйти и сесть на остановке общественного транспорта в нескольких метрах отсюда. Там, на закате, обдуваемый влажным после дождя ветром, он выкурит сигарету и вспомнит свою двоюродную сестру; или, возможно, свой фантасмагорический уход из Огненного дворца. Скамейка на остановке пуста. Кардона садится, поставив кейс на колени, и внезапно его одолевает страшная усталость. Болят швы, гудят ноги. Его раздражают мокрая одежда и этот скрип кожаных туфель. Он трогает пятна на щеках – увеличатся ли они еще? Обычно они не очень заметны, но, когда он нервничает, превращаются в настоящие острова, грозящие перерасти в архипелаги.
Сейчас ему хотелось бы принять УБП, чтобы забыться и дать отдых своему телу. Мирта не могла бы им гордиться. И никто не мог бы, даже он сам. УБП – это то, что дает мне избавление и освобождение, но и является проявлением смертельной распущенности, непоправимой ошибкой, дурной привычкой, в конце концов… Сейчас я делаю все это для того, чтобы вновь спокойно смотреть в зеркало, но уже знаю, что ничто не может спасти меня, в кого бы я ни выстрелил. Ни одно зеркало не стоит этого. Однако если выбирать, делать это или нет, то лучше первое. Я должен где-то укрыться, так лучше всего. Кардоне кажется, что он слышит ток крови в своих артериях. Что напоминает звук, производимый нашей кровью? Неконтролируемый поток воды? Или спокойную реку? Видимо, внешне я кажусь ручейком, в то время как внутри меня захлестывает настоящее бурное наводнение. Нет, дальше так сидеть невозможно; он направляется к кабинке охранников. Косой замечает его приближение и приоткрывает окошко. Другой по-прежнему поглощен телевизором.
– Добрый вечер, чем могу помочь?
– Я ищу Рут Саэнс. У меня была встреча с ней. Я судья Густаво Кардона.
– Позвольте ваше удостоверение.
Судья открывает бумажник и протягивает документы. Охранник смотрит на фотографию, потом пристально вглядывается в лицо Кардоны.
Мне знакомо ваше лицо.
– Мне тоже. Я все еще узнаю его по утрам.
– Я говорю серьезно.
– Я тоже. Несколько лет назад я занимал пост министра юстиции.
– При предыдущем правительстве?
– При нынешнем. Только недолго. Если быть точным, четыре месяца. Вы знаете, как это бывает. Мы приходили и уходили, как карты в колоде.
– Извините, моя память оставляет желать лучшего. Я не видел сеньору со вчерашнего дня. Из-за манифестаций эти дни были такими беспокойными. Но теперь, кажется, все пришли к соглашению.
– Вот и я говорю. Все из-за этого проклятого перекрывания улиц. Когда же это кончится? Можно подумать, они когда-нибудь начнут прислушиваться к народу. А ее супруг?
– Дон Мигель? Его я тоже не видел со вчерашнего дня. Обычно он приходит около семи. Посмотрим, как будет сегодня. Ведь уже как раз семь часов? В любом случае я позвоню. Их дочь должна быть дома. Это правительство – слабое, и в любой момент его свергнут. Вы не слышали последние известия? Было совещание кабинета министров и представителей "Глобалюкса". Кажется, контракт будет расторгнут. – Охранник поднимает телефонную трубку и набирает несколько цифр. Кардона смотрит по сторонам и переминается с ноги на ногу, стараясь скрыть свое нервное напряжение. Он старается сосредоточиться на том, что показывают по телевизору: встреча журналистов с молодежью на главной площади. Какой оценки заслуживает отставка префекта? Имеет ли это отношение к "Глобалюксу"? Как насчет решения корпорации покинуть рынок страны и требования возместить миллионный ущерб? Люди говорят о полном народном триумфе, достигнутом путем создания Коалиции. Иллюзии. Два дня забастовки, десяток смертей. Один шаг вперед. Двадцать назад. Народ ничего не добился и продолжает сидеть без света. Однако теперь совершенно понятно, что Монтенегро потерял доверие, обезумел и может быть свергнут в один миг. Вопрос лишь в том, отважится ли на такой шаг вице-президент. Ведь, кроме него, этого не сделает никто. А разброд тем временем усиливается, и страна катится в пропасть.
– Их дочь говорит, чтобы вы проходили. Родителей нет дома, но вы можете подождать, – говорит охранник и открывает дверь.
Кардона благодарно кивает головой. Останавливается:
– Вы должны проверить мой чемоданчик?
– Не беспокойтесь, не нужно. Вторая аллея, четвертый дом справа.
Судья Кардона шагает по мощенной камнем главной улице поселка. Все дома – как справа, так и слева – абсолютные близнецы, от изображения камина на крыше до цвета стен и изгибов дорожек к гаражам. Отличаются детали: ухоженные или не очень садики да желтоватый или голубоватый свет, который льется из окон второго этажа. Кардона содрогается, представив, что будет, если он ошибется домом. Вторая аллея. Дома №№ 1, 2, 3 4. Он останавливается. Звонит в дверь. Дочь Рут открывает дверь и пропускает его. Она босая, на ней серая майка с желтым рисунком; кем она себя воображает, с такими лохмами? Внебрачной дочерью Боба Марли? Поспешное замечание:
– Добрый вечер. Проходите, проходите. По правде говоря, я не знаю, где мама. Папа позвонил и сказал что придет немного позже. Посидите у него; если хотите чего-нибудь выпить, то в холодильнике есть пиво и лимонад, а я, с вашего разрешения, должна вернуться к себе.
– Вы так торопитесь, – говорит Кардона, скользя взглядом по фигуре девушки, – можно узнать, что же это за срочное дело?
– Извините, но, если даже я расскажу, вы не поверите.
– Но вы можете попытаться.
– Это нечто очень секретное.
– Я клянусь, что никому не расскажу об этом. Могила.
Флавия будто раздумывает. Гордо надувает губы. "Какая молоденькая, – думает Кардона, – совсем не умеет сдерживаться. А ей так хочется рассказать. Какое разочарование, что нужно поддерживать образ". Флавия поворачивается и быстро поднимается по лестнице. Кардона остается один, спрашивая себя, происходил ли их разговор на самом деле. Направляется в кухню, открывает холодильник и наливает себе стакан газировки. Она горчит. Он выпивает этот стакан и наливает еще один. Садится за стол, оглядывает домашнюю утварь: вдоль стены выстроились баночки со специями – чеснок, орегано, тмин, мята; рядом – банка с оливковым маслом; на мозаичном полу пятна от кофе; на столе недопитый стакан со спиртным… Тьюринг, такой спокойный человек, повинный в стольких смертях, завтракает здесь, наливает себе кофе и солит яичницу воскресным утром. Ах, я все еще способен сочувствовать – что ж, сейчас как раз подходящий момент для избавления от этого чувства. Кардона спрашивает себя, кто придет первым. Достает из чемоданчика револьвер, кладет его в правый карман своего плаща. Следит за неторопливым движением стрелки настенных часов.
Меньше чем через полчаса парадная дверь открывается и Мигель Саэнс робко заходит в свой дом. Сидя в кухне, судья Кардона наблюдает за этим человеком, которому неудобно везде, где бы он ни находился. Очки в массивной оправе, мятый плащ, черные кожаные ботинки; сейчас Кардона не в состоянии судить его со всей строгостью, но его удивляет патетический и какой-то поверженный вид Саэнса. Действительно ли этот человек способен, хотя бы косвенно, быть виновным в смерти его двоюродной сестры и многих других? Он ожидал увидеть человека более уверенного в себе, чей талант сразу бросался бы в глаза. Кардона встает из-за стола и опирается о косяк двери, отделяющей кухню от прихожей. Саэнс поднимает глаза и встречается с ним взглядом.
– Кто… Кто вы?
– Судья Густаво Кардона. Добрый вечер, Тьюринг.
– Что вы здесь делаете? Кто вас впустил?
– Ваша дочь.
– С ней все в порядке?!
– Более чем.
– Я вас не знаю. Вы ждете мою жену?
– Я жду вас. И только вас.
– Что-то важное?
– Вы даже не представляете насколько.
Глава 14
В результате ты не пошел ни домой, ни в церковь: что-то, возможно, сила привычки, потянуло тебя в Тайную палату. Ты говорил себе, что идешь туда для того, чтобы подать в отставку, но это был всего лишь предлог. Ты хотел попрощаться со зданием, в котором прошла половина твоей жизни. Машину пришлось оставить, не доехав нескольких сотен метров до здания. За несколько монет демонстранты разрешили тебе пройти. У здания солдат не было, возможно, основная их масса находилась на плошали и на мостах. Конечно, нет смысла ставить солдата на каждом углу, но все-таки непонятно их отсутствие у здания, которое представляет собой стратегический центр национальной безопасности. Надо было посмотреть по сотовому новости и разобраться в том, что происходит.
Уже в лифте ОТИС, в котором путешествовал столько раз, ты чувствуешь, как тебя охватывает меланхолия. Вот как все закончилось: не внезапным взрывом, а лишь горьким сожалением. Ты спускаешься в глубь земли, в страну мертвых. Ты едешь в Архив и уже сам являешься его частью.
Ты протираешь свой письменный стол, собираешь в картонную коробку личные вещи. Стираешь всю информацию из своего компьютера, закрываешь электронный почтовый ящик. Совершаешь прощальную прогулку по коридорам Архива. На какой из этих полок будет храниться твое личное дело? Или они постепенно разберут весь этот этаж, и все, чем ты был и что сделал, займет всего несколько килобайтов информации в компьютере? Такова твоя судьба: кодом ты был, кодом ты станешь.
Ты мочишься (всего несколько капель) в углу коридора. Уже нет смысла пользоваться своим стаканчиком из "Макдоналдса". Тебя снимут на камеру? Не важно.
Ты подаешь Рамиресу-Грэму заявление об уходе. Надеешься услышать от него какие-то теплые слова – возможно, он не такой уж плохой человек, и единственная егопроблема в том, что пост Альберта ему не по силам? Это не его вина. Любой бы много потерял в сравнении с этим великим творцом.
Полицейские не дают тебе выйти. Один из них говорит, что получен приказ, предписывающий всему персоналу Тайной палаты оставаться в здании до следующего объявления: ситуация, которую еще в четверг ночью полностью контролировали военные, заметно ухудшилась. На главной площади – беспорядки.
Это сообщение тебя не беспокоит. Идет дождь, и лучше переждать его под крышей. Ты веришь, что власти наведут порядок. А у тебя будет время попрощаться со зданием.
Это была неторопливая прогулка; ты заходил во все залы, говоря "прощай" этим стенам, которые помнят столько исторических событий и всех тех, кто здесь работал. Ты знал, что какая-то частичка тебя навсегда останется здесь.
Когда ты выходил из здания, на соседних улицах не было света. До освещенных улиц пришлось пройти несколько сотен метров. Фонари, мигая, словно посылали кому-то невидимому сигналы азбукой Морзе; не стоит беспокоиться – мир говорит, не переставая, и твоя задача – слушать его и стараться понять. Время от времени смысл очевиден; но чаще Вселенная посылает совершенно бредовые сигналы.
Звонит твой мобильный телефон: видеосообщение Сантаны извещает об экстренной ситуации в Тайной палате. Он просит всех, кто находится в здании, не сопротивляться сотрудникам АНБ и оказывать им всяческое содействие. Просит всех собраться в центральном зале. Ты не понимаешь, что происходит: ты ушел из здания сорок пять минут назад. Пытаешься убедить себя: ты больше там не работаешь.
Ты открываешь сообщение Рут, не замеченное раньше: она срочно хочет поговорить с тобой. Она провела прошлую ночь и весь день в полицейском участке. Только что ее освободили, она бродит по городу и придет домой поздно. Ты думаешь о том, что Флавия оставалась одна всю ночь. Только бы ничего не случилось.
Ты звонишь Рут. Бедная, как она удивится, когда узнает, что ты уходишь из дома. Когда ты предложишь пожить отдельно или даже развестись. Ты пообещал Карле что потребуешь развода. Быть может, лучше просто пожить какое-то время порознь, посмотреть, как будут складываться отношения с Карлой, а уже потом решаться на такую серьезную процедуру, как развод. Нужно признать: вас с Рут многое объединяет; годы не проходят бесследно.
Ты слышишь ее голос и понимаешь, что некоторые темы можно обсуждать только при личной встрече. Говоришь, что сожалеешь о том, что с ней случилось, и скоро придешь домой. Сообщаешь о своем увольнении из Тайной палаты; она удивлена, хочет знать подробности. Потом, потом.
– Лучше, – говоришь ты, – я попрошу тебя об одолжении. Ты сильна в истории, говорят ли тебе что-нибудь названия городов: Кауфбойрен и Розенхейм?
– В Кауфбойрене находился один из главных разведывательных центров времен Второй мировой войны. А Розенхейм… я почти уверена, что там союзники держали пленных сотрудников службы разведки, и среди них было несколько криптоаналитиков. Позже я скажу тебе точно. А что…
Ах, Рут… Это дает ответ на все вопросы. Ты удивишься… Мало-помалу ты начинаешь разбираться в биографии Альберта.
– Еще вопрос. Говорит тебе что-нибудь имя "Уэттенхайн"?
– Произнеси по буквам.
Ты произносишь.
– Эрик Уэттенхайн, – недолго думая, говорит Рут, – с двумя "Т". Нацисты давали криптоаналитикам вымышленные имена и отправляли работать на американское или английское правительства. Уэттенхайн был одним из таких, причем наиболее известных: не было ни одного мало-мальски важного открытия в немецкой криптоаналитике, к которому он не приложил бы руку. Он был послан с секретной миссией в США, где и работал во время холодной войны.
Военный преступник, работающий на правительство… Американцы обычно такие прагматичные… Кто бы мог подумать?
– Ты думаешь, Альберт мог быть Уэттенхайном?
– Возраст не соответствует. Возможно, его сыном. Мог бы спросить о моем самочувствии.
Рут кладет трубку. Ты представляешь историю. Историю Альберта, молодого немецкого криптоаналитика, который работал в Кауфбойрене и после прихода союзников был задержан и отправлен в научный центр Розенхейма. Блестящий криптоаналитик, чьим учителем был человек по имени Уэттенхайн. Когда ему предложили свободу в обмен на смену личности и сотрудничество с североамериканским правительством, он согласился при условии, что молодому Альберту будет сделано аналогичное предложение. Альберт получил новое имя, сделал карьеру в ФБР во времена холодной войны, а в семидесятых был направлен в Боливию. Когда ты в последний раз приходил к нему, он намекнул тебе на свою связь с Уэттенхайном…
Слухи подтвердились. Альберт действительно был нацистом, но не беглым. Он был агентом ФБР. Возможно, в бреду он не случайно упоминал имена известных криптографов и криптоаналитиков, но всегда избегал касаться периода с 1945 по 1976 год, когда он был подпольным путем переправлен в США, а после – в Боливию. Это время его работы в ФБР. Возможно, немец Альберт, чтобы осуществить свои планы в Соединенных Штатах, во вражеской стране, должен был утаивать сведения о своей жизни до 1945 года. Сейчас же, в предсмертном бреду в его памяти всплыли годы, когда он предавал свою родину. Создание Тайной палаты в Боливии освободило его от необходимости работать в США.
Возможно, ты никогда не узнаешь правды. Но тебе достаточно знания факта великой преемственности в криптоаналитике, идущей от Уэттенхайна к Альберту, а от Альберта – к тебе.
У тротуара останавливается джип одного из твоих соседей. Он предлагает довезти тебя до дома. В машине идет разговор о том, что правительство, которое не сумело вовремя разрешить возникший конфликт, теперь потеряло контроль над ситуацией.
– Но меня беспокоят даже не забастовки, – говорит сосед. – К ним мы уже привыкли и даже не обращаем особого внимания. Знаете, что меня волнует? Вирусы в компьютерах и нападения на сайты. Такого раньше никогда не случалось, и к этой проблеме нужно отнестись более чем серьезно. Я работаю в аэропорту, и для нас атаки такого рода гораздо опасней, чем для остальных. Какой-нибудь вирус может одним махом парализовать всю нашу работу.
– Членов "Сопротивления" – единицы, – говоришь ты, не глядя на собеседника. – Наш технологический уровень не так высок, чтобы кибертерроризм стал проблемой для страны.
Но ты не договариваешь: "Сопротивление" уже практически парализовало работу Тайной палаты. Нападения не имеют массового характера. Однако своими сообщениями на твой электронный адрес люди из "Сопротивления" добились того, что ты ощутил беспокойство и даже более того – почувствовал себя виновным (Рут в течение многих лет не могла этого добиться).
Ты пытался как можно рациональнее объяснить самому себе свою непогрешимость. Огромными усилиями воли ты заставлял себя поверить в нее. Но в конечном итоге не мы управляем своими мыслями, а они – нами.
– Все равно, – говорит сосед. – Судя по несогласованности действий, их действительно немного. Но правительство не делает того, что нужно бы сделать: создать специализированную организацию для борьбы с преступлениями такого рода.
Ну как сказать ему о Тайной палате?
– А вот открыть какую-нибудь частную фирму – это всегда пожалуйста, – продолжает сосед. – Я говорю вам, что сейчас – это просто цветочки, а ягодки будут потом, через несколько лет.
– Мы не смотрим в будущее, – говоришь ты без особого желания продолжать этот разговор. – И реагируем только на то, что уже случилось, никак не раньше.
Оставшуюся часть пути вы молчите.
Ты ищешь в мобильном телефоне канал новостей. Лана Нова, с перламутровыми румянами на скулах и в облегающей черной футболке, сообщает, что уже имели место тридцать смертей в самом Рио-Фугитиво и три – за городом, есть трое убитых среди полицейских. Правительство, осаждаемое со всех сторон, решило уступить требованиям Коалиции и обещало объединиться с полицейскими, бастующими в Ла-Пасе, а также с кокаиновыми лидерами из Чапаре, аймарами из окрестностей озера Титикака и предпринимателями из Санта-Круса. Монтенегро решил в последние месяцы своего правления пустить все на самотек, отложив решение всех проблем на будущее, когда они свалятся на плечи нового правительства, выборы которого состоятся в августе следующего года. Это произойдет через шесть месяцев, а президентская кампания начнется уже в январе. Свои кандидатуры выдвинули один из кокаиновых лидеров и нефотогеничный экс-алькальд Кочабамбы. Ты не понимаешь нерешительности Монтенегро: ты, как никто другой, знаешь, что если власть бездействует, то воцаряются хаос и анархия, и тогда любая группа забастовщиков чувствует в себе силы управлять государством. Именно это сейчас и происходит. Ты не слишком хорошо разбираешься в политике, не хочешь вмешиваться в это дело и анализировать все стороны конфликта; единственное, что ты знаешь точно: ни одна страна не может существовать без твердого управления сверху.
Ты выключаешь телефон. И вдруг тебя как молнией поражает мысль о том, что если твоя новая работа будет опять состоять в расшифровке кодов и тебе придется трудиться на тех, кто сейчас противостоит правительству, то ты постараешься действовать, как всегда: продуктивно и энергично, не задумываясь о последствиях. Причины и следствия неразрывно связаны между собой, и в паутину всегда могут угодить как виновные, так и невинные; и все покатится в тартарары, если каждый будет думать о возможных последствиях содеянного им. Человеку не остается ничего, кроме как хорошо делать свое дело, ради которого он призван на этот свет. И если Альберт использовал тебя, насмехаясь над твоей доверчивостью, – то это только его проблема, а вовсе не твоя. Ты лишь делал то, что тебе предписывали, и не в твоей компетенции – знать, ошибался ты или нет.
Желание посетить церковь было минутным проявлением твоей слабости. Тебе не в чем каяться: миллионы людей на протяжении столетий работали на правительство, не ощущая себя виновными. Значит ли это, что именно ты запятнан? Да, возможно, но в этом нет твоей вины. Ведь история – это не игра послушных детишек. Спасутся не только те, кто работал на исключительно честные правительства. "Убийца, твои руки в крови". Да, это так, должен признать ты. Так же, как и все твои современники, если судить их дела и поступки со стороны. Жаль, что это так, потому что ты работал эффективнее, чем другие. Очень жаль. Но ты просто не можешь и не мог работать хуже.
Машина останавливается у въезда в коттеджный поселок; один из охранников поднимает тяжелый шлагбаум. Сосед высаживает тебя у дверей твоего дома.
В холле ты сталкиваешься с незнакомцем. Он высокий, крепкого сложения, с пятнами на щеках; кажется, сильно промок. Какого черта он делает в твоем доме? Друг Рут? Или Флавии?
– Я судья Густаво Кардона. Добрый вечер, Тьюринг.
– Что вам здесь нужно? Кто позволил вам войти?
– Ваша дочь.
– С ней все в порядке?
– Более чем.
– Я вас не знаю. Вы ждете мою жену?
– Я жду вас. Только вас.
– Что-то важное?
– Вы даже не представляете насколько.
– Я не собираюсь ничего представлять. Говорите. Или я звоню в полицию.
– Я двоюродный брат женщины, убитой в J 976 году. Она погибла благодаря вам и вашему шефу Альберту.
– Так это вы посылали мне сообщения.
– Я ничего не посылал. Просто решил, что никто не может оставаться безнаказанным. Другие судьи выносят приговоры тем, кто спускал курок. Кто-нибудь более честолюбивый и смелый, чем я, когда-нибудь займется Монтенегро, хотя не знаю, может ли наше правосудие пойти так далеко. Я же займусь вами.
– Вы бредите.
– Все мы бредим. Просто бред одних из нас безобидней, чем бред других.
Кардона достает револьвер и стреляет.
От удара в солнечное сплетение у тебя перехватывает дыхание; кровь брызгает на твои очки, они падают на пол и разбиваются вдребезги. Ты хватаешься за живот и падаешь навзничь. Распростертый на полу, ты видишь на перилах лестницы, которая ведет на второй этаж, чью-то тень. Это твоя дочь Флавия.
Ты думаешь (потому что только способность мыслить может отдалить момент твоей смерти), что только сейчас все приобрело смысл. Ты понимаешь, что твоим предназначением были напрасные попытки раскрыть шифры которые привели бы к пониманию Кода Кодов. Твоим уделом была не сама дешифровка, а ее постоянный поиск. Твои маленькие победы – ничто по сравнению с величием Вселенной. В этом величии угадывается кропотливый труд Всевышнего, безмерно далекого от всяких кодов, что он и пытается донести до нас. Но в то же время он старается объяснить, что ты неповторимый код, как и человек, только что выстреливший в тебя, как и Рут, и малышка Флавия, и Альберт.
Все мы – товарищи по несчастью, коды, которые ищут друг друга в лабиринте, куда нас заключили на долгие, долгие годы…
Твоя последняя мысль – о том, что на самом деле ты никогда не думал, а всегда лишь бредил; незнакомец прав – все мы бредим; твоим предназначением было бредить; мысль – всего лишь одна из форм бреда, только бред одних из нас безобидней, чем бред других.
Тебе хотелось бы, чтобы твой бред был безобидным. Ты знаешь, что это было не так. Принимаешь это. Смиряешься. Закрываешь глаза.