Текст книги "Бред Тьюринга"

Автор книги: Эдмундо Сольдан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Глава 11

Ты входишь в гостиную со стаканом виски в руке; кубики льда ударяются друг о друга, плавая в янтарной жидкости. Ты садишься на диван, обитый зеленым бархатом, и включаешь телевизор в надежде оттянуть встречу с Рут в спальне. Странная игра, в которой не бывает победителей' она делает то же самое: засиживается за письменным столом; готовится к занятиям. Проверяет контрольные работы студентов, читает биографии ученых и шпионов… Бывают ночи, когда ваша спальня пустует до рассвета. Иногда ты засыпаешь на диване, про себя ругая Рут на чем свет стоит. Нападки, о которых назавтра и не вспомнишь; в то время как она, подстегиваемая бессонницей, принимает снотворное и выдумывает себе работу для того, чтобы убить время.

Виски уже не обжигает тебе горло. Оно просто проскальзывает внутрь, как это всегда случается поздно ночью, когда выпит уже не один стакан. Ты отвлекаешься, считая вертикальные полосы коричневого цвета на покрывале. Получается 169; числа преследуют тебя.

По телевизору журналист с аккуратной бородкой, сотрудник отдела хроники центральной газеты, рассказывает об атаке, предпринятой "Сопротивлением", и предоставляет слово корреспонденту, который находится у Дома правительства. Вирус распространяется очень быстро, не осталось ни одной правительственной организации, в компьютеры которой он бы не проник (этой участи не избежал и "Глобалюкс"). На стенах видны разноцветные граффити. На них изображен Монтенегро с веревкой на шее; это оскорбление в адрес технократов, правящих страной, ничего в политике не понимая. Премьер-министр объявил чрезвычайное положение. Центральная рабочая партия, гражданские лидеры и крестьяне поддержали информационных пиратов. Коалиция ведет приготовления к перекрыванию улиц Рио-Фугитиво, назначенному на завтра. Ты думаешь о молодых криптоаналитиках и экспертах по кодам из Тайной палаты. Адреналин зашкаливает у них в крови. Они ищут следы, которые могут привести к виновникам случившегося. Скоро тебе позвонят и придется вернуться на службу. Твой опыт необходим им для того, чтобы разобраться в биографии "Сопротивления", проследить в бесконечном море кодов и цифр своего рода отпечатки пальцев, оставляемые убийцей на месте преступления. Им необходима память Архива, пока она еще не стала полностью искусственной (Рамирес-Грэм распорядился отсканировать все документы, хранящиеся там, и поместить их на жесткий диск).

На пороге появляется Рут с сигаретой в руке, на ней кремовый халате цветами. Ты выключаешь телевизор.

– Ты слушал новости?

– К сожалению, да. Уверен, что придется возвращаться на работу.

– Флавия, как всегда, зависает в Плейграунде. Нужно ограничить ее. Счет в этом месяце просто огромный. Не знаю, хорошо ли это. Во всяком случае, отметки у нее в этом семестре – хуже некуда. А ведь это ее последний год в колледже, могла бы постараться.

– Да, надо что-то делать. Ей нужно набраться терпения, остался всего месяц занятий.

– Я поговорю с ней. Тобой она крутит как хочет. Ты начинаешь на повышенных тонах, но стоит ей заговорить – и ты таешь.

– Разве плохо любить собственную дочь?

– И чего ты этим добиваешься? Она живет здесь как в гостинице. Спускается только для того, чтобы поесть. Чтобы поговорить с ней, нужно отправить электронное письмо. Или позвонить по телефону. Я где-то читала, что в комнате ребенка не должно быть компьютера. Кто знает, чем это закончится. Он должен стоять в гостиной, у нас на виду.

Сейчас ты хотел бы оказаться рядом с Карлой. Чтобы на прислонилась головой к твоей груди и заснула в твоих объятиях. Необычайная мягкость и ловкость ее языка так не соответствует ее внешности… Ты гладишь следы уколов на ее руках. Ты старался помочь, даже устроил ее в реабилитационную клинику. Она не продержалась там и трех дней. В первую же ночь ее стали раздражать твои пресные разглагольствования; она начала кидать стаканы в стену, глядя на тебя так, будто видела в первый раз. Ты бы хотел сделать для нее больше, но понимаешь, что любая страсть – это своего рода бездонная пропасть, которая никогда не отпустит тех, кто заглянул в ее пустоту.

– Я ходила к доктору. У меня постоянно идет носом кровь.

– Странно. Как ты думаешь, что это может быть?

– Возможно, нервы. Старость. Или что-нибудь похуже. Моя мать умерла от рака. Хорошо еще, что она убила себя раньше, чем это сделала болезнь.

– Ты считаешь, что несколько капель крови из носу означают, что у тебя рак? Ты, как всегда, преувеличиваешь. Давай поменяем тему. Я вот думаю о том, что теперь будет с "Глобалюксом".

– Я вижу, что тебя беспокоит.

Ее лицо постарело. Когда вы познакомились, оно было таким гладким, что любая гейша в расцвете красоты могла бы позавидовать ей; а сейчас кожа потеряла эластичность, стала похожа на какую-то маску, не подходящую к черепу. Сколько лет прошло с того дня, когда ей представили тебя в университетском парке. Если бы в тот вечер дождь не заставил тебя укрыться в маленькой забегаловке, где от дыма студенческих сигарет ничего не было видно, и если бы ты не встретил там друга, беседующего с Рут…

– О чем ты думаешь?

Она здесь, сидит на диване рядом с тобой, – женщина, заразившая тебя страстью к криптографии. Женщина, которая храпит по ночам и пахнет кремами. Она определила твою судьбу. Подумать только: когда вы познакомились, ты изучал биологию…

– Сегодня кто-то проник в мой секретный почтовый ящик и отправил мне сообщение. Оно очень легко расшифровывалось. И я весь день думал о нем, хотя на самом деле должен был бы беспокоиться о том, что нарушена система безопасности. Кто бы это мог быть? И почему?

– Возможно, тебя избрали для чего-то. Что говорилось в сообщении?

– Что я убийца. Что мои руки в крови.

– Если ты не убийца, о чем тебе беспокоиться?

Этот ее тон… Когда к власти пришел Mонтенегро, она просила тебя уйти в отставку… Несмотря на то что он взял курс на демократию, по сути своей он так и остался тем, чем был, – безудержным диктатором. В отличие от тебя Рут никогда не могла отделить работу от цели, которую эта работа преследует, защиту правительства от сомнительных в моральном плане действий. Она, такая щепетильная в вопросах этики, иногда даже грозилась уйти от тебя, если ты не бросишь свою работу; однако она оказалась слабее тебя: ты продолжаешь служить в Тайной палате, а Рут все еще с тобой.

– Я не беспокоюсь, – говоришь ты, помрачнев. – Я никого не убивал. Пальцем не трогал. Я не выхожу из своего офиса.

– Это твой постоянный аргумент. Ты считаешь, что преступление – это только спустить курок.

Она встает, гасит окурок в пепельнице и выходит из гостиной. Она обеспокоена. Может быть, нужно было с большим чувством отнестись к ее жалобам на носовое кровотечение? Она такая мнительная, не знаешь, что принимать всерьез. Если у нее болит голова, это непременно означает смертельную опухоль. Если она порезала палец, рана непременно загноится, и она умрет от гангрены. С годами Рут становится все жестче, теряет свою былую мягкость. Какой контраст с теми бесконечными ночами у нее дома, когда она со страстью рассказывала тебе о шифре, который спас Грецию от завоевания Ксерксом; когда она шаг за шагом, с невероятным терпением, исписывая горы бумаги (которая так быстро кончалась), объясняла тебе, как расшифровывать коды с помощью моно– и полибуквенной систем или методами Mayfair и Purple. Co стороны вы могли показаться двумя чудаками, которые только и знают, что рассуждать о своих научных изысканиях; но для вас в те ночи происходило самое важное – магия зарождения любви… 169 коричневых вертикальных полос. Их сделали намеренно?

Тебе нужно в туалет. Проклятый мочевой пузырь. По ночам тебе приходится просыпаться минимум трижды. Рут всегда удивлялась, что ты можешь нормально работать весь день, проведя ночь так беспокойно. Но тебе никогда не хотелось спать больше. Она – другое дело. Бывало, она так крепко спала, что ты мог спокойно ходить по комнате, включать свет, копаться в ящиках письменного стола. Сейчас, когда ее часто донимает бессонница, она весь день пребывает в плохом настроении.

В те вечера, в юности, ты не только влюбился, но и понял, что сам тоже хочешь заниматься криптоанализом. Рут познакомилась с этой наукой еще в детстве: они с отцом обменивались сообщениями, зашифрованными в виде кроссвордов, которые они сами рисовали. Интерес к тому, чем они занимались, привел ее к энциклопедиям, а затем – в муниципальную библиотеку; в юности это увлечение уже превратилось в страсть. Она овладела историей и теорией криптологии, за несколько часов могла расшифровать сложнейшие коды. Ей, пожалуй, недоставало интуиции, с помощью которой раскрываются абсолютно все шифры. Ты же обладал этим качеством в избытке. По крайней мере в области криптоанализа. Ты даже с большим рвением принялся изучать математику, науку, которая всегда давалась тебе достаточно легко, но все же не захватывала целиком (ты никогда бы не стал криптоаналитиком, работающим с алгоритмами). За короткое время ученик превзошел свою учительницу. Однако между вами не возникало "территориальных" конфликтов: Рут предпочитала теорию практике, интересные случаи, повлиявшие на ход мировой истории. "Ты любишь лабораторные занятия, – говорила она, – я же когда-нибудь напишу книгу".

Но где в этой стране можно было найти работу криптоаналитика, причем такую, чтобы она приносила доход? Эмигрировать в США? Отправить резюме в АНБ? И ты продолжал изучать биологию, занимаясь кодами только в свободное время, ради собственного удовольствия. Иногда ты задавался вопросом: а не является ли генетик своего рода криптоаналитиком? Ведь ДНК содержит огромный объем скрытой информации. Возможно, ее расшифровка приблизит тебя к пониманию клеточного строения всего живого? Но нет, ты предпочитал работать со словами. Начал изобретать свои собственные секретные шифры, раздражая друзей письмами, которые они могли прочесть, но не понять.

Все изменилось, когда наступили времена политической нестабильности, – университет закрыли. Во времена диктатуры Монтенегро, жестокой вооруженной борьбы с коммунистами, под их флаги вставали многие политики, рабочие, студенты из среднего класса. Но ты и Рут не знали, что делать. Зная о вашем увлечении криптологией, двоюродный брат Рут предложил вам работу в организации, известной как ИСН (Интеллектуальная служба нации). Она находилась в ведении ЦРУ и занималась в то время исключительно перехватом и расшифровкой сообщений оппозиционеров. Руководил ею советник из ЦРУ по имени Альберт. Вы встретились с ним. "Вы можете многое сделать для страны, – сказал он. Длинные усы, фанатичный взгляд. – Мы окружены заговорщиками, которые имеют поддержку извне. Нам нужны люди, готовые встретиться с ними лицом к лицу. Необходимо удалить этот нарыв с тела государства".

Ты слегка встряхиваешь стакан с виски – на поверхности образуются концентрические круги – и вновь вспоминаешь этот поворотный момент твоей жизни; Рут тогда посмотрела на тебя неуверенно.

– Работать на военных? На диктатуру?

В конце концов тебе удалось убедить ее; когда нужно зарабатывать хотя бы на пропитание, не приходится быть слишком щепетильным.

– Что значит на пропитание? – спросила она. – Чем работать против совести, лучше умереть с голоду.

– Легко сказать. Сейчас мы не можем позволить себе такую радужную перспективу.

Следующая фраза Рут, произнесенная очень мягко, показалась ему острее кинжала:

– У тебя совсем нет убеждений, Мигель. Ты хотя бы веришь в бога?

– За хаосом нет никакого порядка, – ответил ты ей после долгих раздумий. – За каждой случайностью скрывается глубинный смысл. Наша миссия – найти этот порядок и смысл. Если два этих слова – синонимы слова "Бог", тогда я верю в него. Вернее, я верю, что, возможно, однажды мы найдем его. Но не проси меня искать его в церкви.

Ты хотел в одиночку присоединиться к Альберту, ведь вы в любом случае ничего не теряли. Ты помнишь, как вернулся с той встречи под дождем: ты был покорен этим тучным человеком с голубыми глазами, гривой каштановых волос и седеющей бородой; он владел обширнейшими знаниями и говорил по-испански очень правильно, с легким то ли немецким, то ли американским акцентом. В конце концов ты победил, и Рут стала работать вместе с тобой на правительство Монтенегро (хотя очень недолго). Ты и по сей день работаешь на правительство; служишь ему верой и правдой, не отдавая предпочтения никому, будь то жестокие диктаторы, президенты-демократы, с легкостью преступающие закон, лидеры синдикатов и оппозиций. Ты целиком уходишь в работу, не задумываясь о последствиях. Правительство для тебя – некая абстракция, огромная машина, лишенная лица. Ты исполняешь свои обязанности, не задавая лишних вопросов, и твои принципы полностью соответствуют принципам правительства, которое в данный момент находится у власти. И вот как они отплатили тебе за преданность: устроили видимость повышения в должности, а фактически отстранили отдел.

Ты допиваешь свое виски, встаешь с дивана и, поднимаясь по лестнице в свою комнату, думаешь о Карле, о Флавии, о полученном сообщении. На стене в деревянной рамке висит пожелтевшая и слегка выцветшая фотография сотрудников Тайной палаты, когда она только начинала свою работу. Эта была идея Рут: девяносто пять человек расположились на ступеньках у главного входа в здание. Одни смотрят в камеру, другие – намеренно – в сторону. Каждые пять человек образуют одну букву двустороннего кода, описанного Фрэнсисом Бэконом в "О научном увеличении". Согласно этому коду, каждой из букв алфавита соответствует определенная буквенная комбинация. К примеру, буква А обозначается как ааааа, Б – как ааааб, В – как ааава, и так далее. Те, что на фото смотрят в камеру, представляют собой букву А, а смотрящие в сторону – букву Б. Первые пятеро в первом ряду, слева направо: прямо, прямо, прямо, вбок, прямо – буква В. И таким образом все девяносто пять человек образовывали фразу: "Знание – сила".

Слева, в другой деревянной рамке, – черно-белая фотография Алана Тьюринга; рядом с ним стоит "Бомба" – та огромная машина, которую он изобрел с целью раскрыть код "Энигма" и которая была предшественницей современных компьютеров. Ты останавливаешься: по фотографии, прямо по щеке Тьюринга, ползет черный муравей. Ты достаешь платок и давишь его. Внимательно рассматриваешь его обезглавленное тельце, которое еще продолжает двигаться. Ничего сверхъестественного: все имеют право на существование. Что означает появление этого муравья на фото Тьюринга? В горле встает горьким комом безнадежность, бессилие перед этим постоянно увеличивающимся потоком знаков и сообщений. Когда-нибудь ты выхватишь нож и разрежешь сердце мира для того, чтобы оно разом раскрыло тебе все свои секреты… или промолчало, как и всегда… но нет, насилие – не для тебя; вероятнее всего, ты победишь или сам будешь побежден, пытаясь понять шепот Вселенной.

Ты убираешь платок и продолжаешь подниматься по лестнице. Благодаря Рут ты уже имел представление, кто такой Тьюринг, когда познакомился с Альбертом. И почувствовал гордость, когда после трех месяцев работы Тайной палаты Альберт объявил, что будет давать сотрудникам определенные имена, и назвал тебя Тьюрингом. К тому времени твои способности в расшифровке сообщений сделали тебя главным помощником Альберта, его правой рукой…

Снова звонит твой мобильник – ты нужен в Тайной палате.

Глава 12

Женщина только что ушла. Стук ее каблуков еще раздается в коридоре, словно стучит клювом какая-то птица, словно дурное предзнаменование. В комнате, погруженной во мрак, сидя на том же плетеном стуле, на котором сидел, пока беседовал с Рут, судья Кардона думает о том, что он одержал важную победу. Он с силой трет правую щеку, будто стараясь стереть с нее пятна. Зажигает сигарету и лениво курит, роняя пепел на красноватый ковер с болгарским орнаментом. Пьет пиво прямо из горлышка, немного проливает на рубашку. В его руках магнитофон. Ему кажется, что он вытягивает счастливый билет с каждым кольцом сигаретного дыма. Оцепенение победителя позволяет забыть о неуступчивой старости. Все было так патетично, и в результате – триумф. Проклятая старость. Он ищет в чемодане УБП. Вот уже несколько месяцев он употребляет «улетную боливийскую пыль». Дурацкое название. Ему объяснили, что так назывался кокаин в одном популярном романе 1980-х годов («Большой свет», «Светлый город» – или что-то вроде). Он читал, какой риск с ним связан, но для чего тогда наркотики, если не таят в себе никакой опасности? Он всегда воспринимал этот мир с некоторой долей равнодушия, его организм необходимо стимулировать – сам он с этим не справляется. Он пробовал и другие наркотики, но ни один из них не оказывал на него такого действия, как УБП. Кардона впервые попробовал его, когда был в сильнейшей апатии, о которой не знал никто, кроме его двоюродной сестры. Один инженер из лаборатории принес ему пару пастилок на какой-то праздник. Его стошнило в лифте, но потом (вот чудо!) он так возбудился, что не сомкнул глаз до рассвета; в конце концов он заснул в баре в 8 часов утра, уткнувшись носом в остатки фрикасе. И это могущественный экс-министр юстиции правительства Монтенегро. Что написали бы газеты, если бы какой-нибудь ушлый папарацци ухитрился в тот момент заснять его? С тех пор он употребляет УБП постоянно. Измельчает две пастилки, отправляет порошок в рот и ложится в постель.

Телевизор включен; перекрывание улиц, заранее объявленное коалицией, все утро четверга начиналось то тут, то там. К половине третьего дня народ начал стекаться на площадь, возникали стихийные митинги протеста. Солдаты были расставлены на мостах и у бензоколонок. Он переключил канал, убавил громкость: показывают взрыв бомбы на дискотеке в Боготе. Ему всегда нравились новости, если они изобиловали скандальными подробностями; еще больше он любит мультфильмы: их незамысловатые сюжеты как нельзя лучше соответствуют воздействию УБП. Но на этот раз он предпочел выключить телевизор. Вставил кассету в магнитофон. Взволнованный женский голос. На этой ленте – полученная от Рут информация, охватывающая основные этапы ее жизни. Он может слушать на полной громкости, а может слегка убавить звук; лента эластична, и ее тихое шуршание не мешает спокойно вспомнить произошедшее.

– Каждый человек имеет свою цену, – говорил Ириарте, твой университетский товарищ, когда вы обсуждали государственную систему правосудия. – Вот ты сколько стоишь?

– Нисколько, – убежденно отвечал ты.

В начале 1990-х годов Ириарте попал в тюрьму. Он попался на получении взятки за освобождение крупного наркоторговца. Кардона раза два навестил друга в тюрьме и был поражен тем, как сильно он исхудал, как ввалились его глаза. Ириарте хотел умереть.

– Когда я говорил, что каждый имеет свою цену, то в глубине души считал, что сам я от этого застрахован. И повторял эту фразу как своего рода способ избавления от соблазна. Так же, когда мы говорим, что все люди смертны: на самом деле мы надеемся, что никогда не умрем, и живем, будто это так и есть. Все, кроме меня, – говорил я себе.

Кардона подходит к полуоткрытому окну, раздвигает шторы и смотрит на свинцовое небо, нависшее над городом. В поле его зрения попадают группы солдат, расположившиеся на каждом углу. Площадь пуста, но с соседних улиц доносятся шум, крики, антиправительственные лозунги. Удался ли их план? Ах, Ириарте, что бы ты сказал сейчас обо мне?

Это неискоренимое стремление быть выше остальных – в шляпе, далеко от народа, который на самом деле никогда не удаляется от нас, ведь все мы народ. Кардона отворачивается, несколько раз моргает. Перед ним возникают другие люди. На них английские кашемировые пальто, итальянские мокасины. Они разговаривают между собой, игнорируя его. Пуленепробиваемые жилеты, которые продавало министерство по 20 долларов за штуку, закупили двое его коллег, он же покупал по 40 долларов. Они хлопают друг друга по плечу, громко обмениваются поздравлениями. Черт побери, эти двадцать тысяч закупленных ими жилетов сделают их миллионерами. Они выкрикивают в свои телефоны приказы. Наша окончательная цена – 250 долларов, а в конце концов один жилет будет стоить 700 долларов. Они обсуждают, в каком ресторане будут отмечать выгодную сделку. Каждый из чиновников увеличивает цену, чтобы получить свою долю; особенно усердствуют министры, непосредственно участвующие в покупке. Глава правительства, помощник президента, министр юстиции. Или, возможно, последний остался ни с чем, так как не хотел принимать участия в сделке. А-а-а, брат… Я тебе не верю… Не может быть. Пастилки не могли так быстро подействовать. Или ему подсунули не УБП, а что-то другое. Быть может, это адаптация, как у алкоголика, которому с каждым разом требуется все меньше алкоголя для того, чтобы налиться. Он видит прямо перед собой кого-то, кого вводят в президентский дворец и сопровождают в кабинет Монтенегро. Человек кричит, упирается, пытается сказать, что не делал ничего плохого. Кажется, с каждым словом его надгробная плита становится все выше. Процессия катафалков. Монтенегро поднимает глаза и жмет ему руку. Кардона садится, вдруг почувствовав себя таким незначительным перед могуществом этого коротышки с сильным голосом, который вмешивается в его жизнь вот уже два десятилетия.

– Я очень рад познакомиться с вами лично, мой генерал.

Ты был похож на пса, который льстится к хозяину, не хватало только встать на колени.

– Мне говорили о вас много хорошего, судья. Необходимо, чтобы кто-нибудь вроде вас занялся нашим проектом.

– Это большая честь для меня, мой генерал.

– Скажите, а вы не видите себя в качестве министра юстиции?

– Я вижу себя тем, кем вы хотите видеть меня, мой генерал.

Предложение, которое могло бы вызвать ненависть и стыд твоей кузины, но в то же время такое, что его невозможно отклонить. Хочется думать, что сейчас это другой Монтенегро, этот демократичен, и не его агенты убили Мирту.Прошли годы, и незачем хранить в нафталине свою давнюю боль. На стенах висят зеркала, на столе лежит газета с кроссвордом, разгаданным наполовину, и стоят фотографии его супруги, погибшей в авиакатастрофе где-то над Бразилией. Его фотографии времен диктатуры, будто заявляющие всем и каждому: времена меняются, но я не собираюсь отказываться от своего прошлого.

– Судья, мое правительство собирается начать большую кампанию против коррупции. На всех уровнях. Мы не должны занимать первые места в мировых рейтингах взяточников. На нашем континенте впереди нас только Парагвай. – Голос у него резонирующий и низкий, руки нервно рассекают воздух, жесты возбужденные.

– Я полностью с вами согласен, мой генерал.

– В таком случае я на вас рассчитываю. – И хоть бы малая толика сомнения… Но нет, так легко произнести "да" – и вот уже пожимаются руки, встречаются взгляды… Если бы он только знал (скорее всего он прекрасно знает и забавляется), как легко люди попадают в эту греховную паутину власти; они ненавидят ее, но возможность повелевать другими оказывается сильнее; так же, как велик соблазн запросто встречаться с Монтенегро в садах президентской резиденции, засаженных магнолиями; всем хочется повлиять на судьбу страны…

– Рассчитывайте на меня, мой генерал. – Приемы в доме посла Перу, в посольстве США…

– До меня дошли хорошие новости. Вы неоднократно плохо отзывались о моем правительстве. И обо мне в том числе. Везде есть чуткие уши. Однако мне известно, что, несмотря на небольшие разногласия между нами, вы, бесспорно, патриот, и благо нации для вас – превыше всего.

– Спасибо за доверие, мой генерал. И за то, что выпринимаете как должное наши небольшие расхождения во мнениях.

Наверное, в глубине души Монтенегро – хороший человек, раз он доверяет мне свои секреты. И говорит, что не ошибся во мне.

Кардона чувствует в комнате какое-то движение. Жизнь сейчас жестока, в любой момент даже это здание может взлететь в воздух. Он оглядывается по сторонам, садится на стул и закуривает сигару, про себя беседуя с Монтенегро; ложится в кровать с магнитофоном в руке; потом начинает прохаживаться по комнате, почесывая пятна на лице; выпивает два стакана виски, чтобы побороть робость и представить Монтенегро свою отставку как невозможность примириться с его диктаторским прошлым.

– Мой генерал, я принял ваше предложение, потому что я слаб, я, как и все, соблазнился властью, потому что я имею свою цену, но я кое-что накопил за эти месяцы и теперь хочу выкупить свою душу… – Он ложится в кровать, смотрит мультфильмы и включает магнитофон. Он уже не слышит ни слов женщины, ни своих укоризненных упреков в ее адрес. Он заснул глубоким сном.

Фразы звучат в гулкой тишине комнаты:

– Позвольте начать с вашего имени.

– Рут Саэнс.

– И вы работаете…

– Историком. Профессор Государственного университета Рио-Фугитиво.

– Говорите погромче. Если хотите, можете сесть поближе к столу. Вы сказали, что специализируетесь на…

– Мировой истории криптоанализа.

– Не слишком ли на многое вы замахнулись?

– Мой отец фанатично любил секретные сообщения и с детства заразил меня своей страстью…

– Замужем…

– Супруга Мигеля Саэнса. В настоящее время он заведует Архивом Тайной палаты.

– Вы тоже работали там.

– Очень давно. Во время первого правления Монтенегро, во времена диктатуры. У них был советник, гринго, которого называли Альберт; я не знаю, было ли это его настоящее имя. Альберт убедил военную верхушку в том, что необходимо создать национальную службу перехвата и расшифровки секретных сообщений. Это было единственным способом поддержать диктатуру. Подпольные организации постепенно объединялись между собой. Правительство должно было идти на голову впереди них; перехватывать их сообщения, расшифровывать их и делать выводы. Мой брат, военный, предложил нам заключить с Альбертом контракт на участие в новом проекте.

– И вы согласились.

– Это было очень хорошее предложение.

– Но вы там долго не продержались.

– Информация, которую мы расшифровывали, помогала военным арестовывать молодых радикалов, сажать их в тюрьму и даже убивать. Мне стоило больших усилий делать свою работу, сохраняя нейтралитет, зная, к чему приведут результаты наших трудов.

– Но ваш супруг продолжил работу.

– Он на редкость аполитичен. Может абстрагироваться даже от того, что происходит прямо у него под носом. Думать только о своей работе и слепо подчиняться приказам.

– Но вы не одобряли того, что он продолжает работать в Тайной палате.

– Я говорила ему, но это ни к чему не привело. И я решила, что главное для меня – самой не пачкать рук. То, чем занимается он, – совсем другое дело. Я использовала его как источник информации.

– Поясните, что вы имеете в виду.

– Я сказала себе, что напишу книгу, которая оправдает меня. Я расскажу в ней все, что знаю о диктатуре. И начала терпеливо разбирать все случаи, когда Мигель принимал участие в том или ином расследовании. Фиксировать, когда начали ту или иную работу, когда ее закончили; Какова была непосредственная задача Мигеля. К какому результату пришли. Даты, имена арестованных, убитых, пропавших без вести. В большинстве случаев это были проверенные данные. Иногда – догадки. Своего рода "черная книга" диктатуры. Или более чем книга – обвинительный акт.

– Вы могли бы передать ее мне? Чтобы использовать в качестве доказательства?

– Прошли годы. Я не могу больше врать.

– Будут очень серьезные последствия. Для вашего супруга. Возможно, и для вас тоже. Но вы можете пойти на попятный.

– Возможно. Но это будет потом, а сейчас я живу настоящим.