Текст книги "Питер Брейн и его друзья"

Автор книги: Эдмунд Хилдик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

14. ПОДСКАЗКА, КОТОРАЯ ВСЁ ПОЗВОЛЯЛА

– Жирняга Питерсон? Пять слов? Кто это сказал?

Улыбка Питера стала кривой от чёрной зависти.

– Его сестра Ширли, – ответила Ева.

– Собственная сестра чего не скажет! Что-то не верится, – заметил Питер.

– А вдруг это правда? – буркнул Энди.

– Конечно, – отозвался Морис, которому было не до журчания.

– Значит, надо быстрее браться за дело, – сказал Энди. – Ну-ка пусть твоя хвалёная голова как следует потрудится!

Если бы он сказал «закружится», то был бы ближе к истине: голова у Питера шла кругом, но ему никак не удавалось найти в остающихся трёх подсказках никакого смысла.

Он потребовал полной тишины и получил её, но и полная тишина ему не помогла. Он попросил три стакана смородинного сока и выпил их, но и три стакана смородинного сока ему не помогли. Он закрывал глаза. Он читал подсказки слева направо и справа налево. Он приказал, чтобы включили радио. Он послал за Уильямсоном, надеясь, что эти мудрые жёлтые глаза пробудят в нём какую-нибудь мысль. Но всё оказалось тщетно.

– Вот что! Давайте сосредоточимся на чём-то одном, только на одном, а про остальное забудем, – предложил наконец Морис. – Если думать изо всех сил только об одном, то внутренний голос шепнёт разгадку. Я читал об этом в научной фантастике. Попробуем?

Питер и все остальные пришли уже в такое отчаяние, что готовы были попробовать что угодно.

– Положи рисунок на одеяло так, чтобы мы все могли его видеть… А теперь встаньте в круг и беритесь за руки… Питер, Ева… А ты становись возле Энди.

И, взявшись за руки, искальцы образовали круг: Питер сидел, а остальные прислонились к кровати.

– А теперь смотрите на рисунок, и старайтесь не моргать, и слушайте, не шепнёт ли внутренний голос…

– Ой! – пискнула Руфь. – Я боюсь! – И она вырвалась из круга.

– Ну чего ты испугалась? Ничего тебе внутренний голос не сделает. Скажи ей, Ева!

– Не хочу! – отрезала Руфь. – Я буду на вас смотреть.

– Ну так замолчи! – сердито распорядился Питер.

Все, кроме Руфи, вновь взялись за руки и уставились на рисунок. И старались не моргать. И слушали.

Питер видел рисунок так, как он был напечатан в программке: 8

Энди и Морис видели его сбоку: ∞

Ева и вдруг заинтересовавшийся Уильямсон видели его так, как Питер, только вверх ногами: ∞

Они смотрели и смотрели, и вдруг рисунок поплыл куда-то, а с ним и одеяло, круги, прямоугольники и кресты. Потом Энди обнаружил, что круги начали вертеться, и его прошиб холодный пот: он вспомнил минуты, пережитые им под эстрадой.

– А это… это не чертёж магнитофона?

– Заткнись, олух, да заткнись же, мне как раз начал вещать внутренний голос! – прожурчал Морис. – Ну ладно, голос, продолжай, он заткнулся, ты слышишь меня, голос? Эй, голос!

Руфь захныкала.

– Так ничего не получится! – крикнул Морис. – Ты отпугиваешь внутренний голос! Чтоб тебя…

– Да! – сказал Энди. – Если ты струсила, так уходи.

– Не уйду! – крикнула Руфь.

– В таком случае ты исключаешься. Нарушение дисциплины. Неповиновение приказу. Удались!

– Не удалюсь!

– Да перестань же визжать! – взмолилась Ева.

– Буду визжать, если хочу! Это вам нельзя визжать, а мне можно визжать! Можно, мо-о-ожно, мо-о-о-о-ожно! – продолжала она, вспомнив, как подействовало это слово на Энди накануне. – Мо-о-о-ожно!..

Последний вопль адресовался уже Питеру. Он смеялся, а Руфь, даже ещё больше, чем Уильямсон, не любила, чтобы над ней смеялись, – Внутренний голос сказал мне, что нужно, – сообщил Питер сквозь смех. – А вернее, провизжал. Вычел из «мороженого» четыре буквы и всё себе позволил.

– Что? – хором спросили Энди и Морис.

Даже Руфь перестала визжать и подозрительно, но с интересом уставилась на брата.

– Ты думаешь… – спросила Ева, протягивая руку к рисунку.

– Я думаю вот что. – И, опередив её, Питер указал карандашом на подпись под рисунком. – Если выбросить из слова «мороженое» «ро» и два «е», остаётся «можно». Верно?

– Да, – ответил Энди бледнея. – Ну и что?

– Вот тут и надо искать четвёртое слово.

– Где?

Питер повернулся к Морису:

– Любителям мороженого давали два сорта, так?

– Да, но…

– И ты говорил, что мороженое раздатчики брали из большой белой штуки, похожей на стиральную машину с двумя баками?

– Да, но… А! Понял!

– Этот рисунок – схема мороженицы. А то, что я принял за птичьи клювы, – это крест прямо посредине!

– Но ведь мороженицу увезли! – вмешалась Ева. – Сразу, как только кончилось состязание.

– Конечно. Но она такая тяжёлая, что на земле обязательно должен был остаться след. И точно посредине вы найдёте четвёртое слово… Погодите! – добавил Питер, увидев, что Энди и Морис бросились к двери. – Подождите немного… До того как завизжал внутренний голос, я смотрел на рисунок, а думал только о сетках. Я даже разозлился, потому что хотел сначала разобраться с рисунком. Но всё равно у меня прямо в ушах звенело: «белые разметки, внутренние сетки…» И вот теперь и это стало ясно. Что я вам говорил? Уж если голова у меня заработает, то долго не остановится.

– Как и язык, – вставила Ева.

– Ну говори же, старина, не трать времени попусту. Если догадался, так выкладывай. Не забудь, Жирняге Питерсону осталось только одно слово.

Питер перевёл дух.

– Ну вот: белая разметка… Я начал с этого. Белая разметка…

– Белая? – Почему-то Энди представились громоздящиеся друг на друга белые шарики, о которых ему не хотелось вспоминать.

– Да, на теннисном корте. Сетки по сторонам. Сетка внутри и судейская вышка.

– Ну конечно, он отгадал всё верно! – воскликнул Морис. – Пошли! Не то Жирняга…

– Да постой ты! Куда пошли? – спросил Энди. – Корт большой.

– Да, «шагай-ка вперёд» – это не совсем ясно, – признался Питер. – Но, наверное, надо идти от корта, от судейской вышки. Сначала вперёд, а потом пять шагов направо… Э-эй!

Но все, включая и Руфь, уже мчались вниз по лестнице. Через пять шагов нужно было поискать в канаве – об этом они и сами догадались.

15. ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО

– Отыскали, отыскали, отыскали! – хором распевали искальцы, торжественно входя в комнату Питера через полчаса. – Отыскали, отыскали, отыскали ещё два!

– Ну-ка, покажите, – сказал Питер, выхватывая из рук Энди грязный клочок бумаги и развёртывая его. Гм!..

Первое слово было «хорошо».

Именно так, с точкой, – пояснил Энди, сопя у него над самым ухом.

А второе было «тобой».

– С запятой, – сказал Энди. – Я списал точно. Всё может пригодиться.

– Верно, – согласился Питер. – Так будет легче правильно составить сообщение. Ну, а теперь посмотрим, что у нас уже есть.

Он записал два последних слова под первыми тремя:

Приз первый выигран хорошо, Тобой.

– Теперь мы можем отгадать последнее слово, – заметил Энди. – Наверное, это «что». – Он завёл глаза вверх и объявил: – «Хорошо, что первый приз выигран тобой».

– А может: «Что первый приз выигран тобой – хорошо».

– Нет, тут, наверное, не «что», а «очень». «Первый приз выигран тобой. Очень хорошо».

– Нет, лучше: «Ну хорошо, первый приз выигран тобой». Верно?

Питер презрительно покачал головой.

– Вы все позабыли про знаки препинания, – сказал он. – После «хорошо» стоит точка. Значит, это последнее слово в сообщении. И надо как-то оправдать запятую после «тобой». А главное, даже если вы и отгадаете, вы всё равно не выиграете, если не сможете указать, где нашли последнее слово. Так что возьмёмся за последнюю подсказку. «Вверх-вниз, вверх-вниз»… Ну думайте же!..

И они принялись думать.

Они вздыхали, пыхтели, покашливали, причмокивали, мычали, морщили лбы, покусывали губы, чесали носы, грызли ногти – и думали.

– Я всё думаю про грусениц, которые ползают по спичечной коробке, – объявила наконец Руфь, – то есть про гусениц…

– А я вижу ступеньки, – журчал Морис. – Только вот какие ступеньки? И что это за «все», которые, «дивясь, подходят ближе»? Какие это «все»? И где будет «ниже»?

Энди насупился.

– По-моему, это эстрада в павильоне, – проворчал он. – Ведь люди поднимаются на эстраду вверх и спускаются вниз… И, – добавил он со вздохом, – бывает, что некоторые сидят ещё ниже…

– Да, и все глядят и дивятся, особенно когда какой-нибудь олух внизу всё перепутает, – сердито сказал Морис.

– А как насчёт «подходят ближе»? – спросил Питер. – Ведь во время представления никто по залу не ходит. Все сидят.

– А!

Все оглянулись на Еву. Она стояла у окна и глядела на что-то в парке.

– Ну?

– Ха-ха!

– Что это с ней?

– Ну и ну! – фыркнула Ева. – Не могли сразу догадаться. А ведь какие у них головы!

Питер отвернулся.

– Да не обращайте на неё внимания, – буркнул он. – Она просто выдумывает.

– А вот и нет! Поглядите-ка сами. «Вверх»! – видите, как он взлетел вверх. И «вниз»! Ну вот же: он летает вверх-вниз, вверх-вниз, а вокруг все стоят, смотрят и стараются подойти поближе.

– О чём это она?

– Ничего не вижу… Вот-вот! Молодец, Ева, старина! Да это же батут! Значит, слово зарыто под ним.

Теперь они уже все смотрели на окружённый зрителями батут у павильона.

– Нет, – сказал Питер, быстро соображая. – Оно не зарыто… Нет. Послушайте… я сопоставлял… Каждый раз они делают по-новому. Но я скажу вам, где надо искать слово. Оно…

– Написано снизу! – крикнул Энди. – С изнанки. Вот почему оно ниже. Может, написано краской… а может, мелом. Но всё равно пошли!

– Только бы их не опередили! – бормотал Питер, теребя одеяло и глядя на искальцев, которые бежали через футбольное поле.

Ведь вон там, за деревьями… кто это? Неужели Жирняга Питерсон? Он самый. Вот он оглянулся, смотрит на них и… да, он бежит за ними, мельтешит толстыми ногами, а его круглая физиономия совсем побагровела!

– Наверное, он услышал, как они говорили про это, когда бежали мимо него, олухи! – простонал Питер. – Да быстрее вы, олухи! Быстрее!..

16. МОРИС НА БАТУТЕ

– Стой где стоишь!

Распорядитель у батута был чрезвычайно свиреп. Он преподавал физкультуру в местной начальной школе. А раньше он преподавал физкультуру морским пехотинцам, и это сразу бросалось в глаза. Его лицо и по форме и по цвету больше всего было похоже на старый крокетный молоток. Его шевелюра напоминала обрывки той кожи, которой иногда обтягивают крокетные молотки, и искальцы ничуть не удивились бы, если бы узнали, что она приколочена к его голове обойными гвоздями.

– Ну-ка, вернись за канат! – рявкнул он.

Батут был огорожен по сторонам канатом, и распорядитель строго следил за тем, чтобы никто не проникал в это узкое пространство. То есть никто, кроме него самого, двух мальчиков постарше, страховавших прыгуна, и, конечно, самого прыгуна.

И всё же этот властный окрик не остановил Энди. Ведь распорядитель, как один из организаторов игр, должен был знать про подсказку. Поэтому Энди, готовясь второй раз нырнуть под канаты, взмахнул листком с подсказками и заговорщицки подмигнул распорядителю.

Крокетные молотки не имеют обыкновения багроветь. Но этот молоток побагровел до синевы.

– Я же велел: тебе стоять, где стоишь! – загремел он.

Энди выпрямился и сдвинул брови. Может быть, другие распорядители ничего не сказали молотку про подсказку. А может быть, он считает, что это всё чепуха. Энди, который одно время поливал цветы в учительской, знал, что учителя не всегда бывают во всём согласны.

Как бы то ни было, решил он, ясно одно: крокетный молоток не впустит за канат никого, кроме тех, кто хочет поупражняться на батуте.

Он глубоко вздохнул и повернулся к остальным.

– А… э… кому-то из нас нужно пойти прыгать. Когда этот кончит, – Он погладил Еву по плечу. – Это ведь ты, Ева, разгадала подсказку, верно? И…

– Спокойней! – взревел распорядитель, обращаясь к прыгуну, – Так недолго и ногу сломать!

– …лучше всего, Ева, тебе же и довершить дело. Так? И мы назовём это слово твоим именем.

Ева тихо ойкнула. Её взгляд последовал за прыгуном всё выше, выше, выше…

– Я… – сказала она. – Да… – Но внезапно её лицо прояснилось, и она указала на свою юбку: – Я же не в брюках. А в юбке я прыгать не могу.

– И я не могу, – поспешно заявила Руфь. – И вообще я ещё маленькая.

Впервые в жизни у неё вырвалось подобное признание. Если бы Земля вдруг перестала вращаться, если бы прыгун взмыл в небо и не вернулся, даже и это не было бы столь неожиданно.

Но остальные искальцы были слишком заняты другим и даже не заметили её оплошности.

– Ты же у нас главный, – пробормотал Морис, глядя на Энди.

– Да, конечно, верно, – Энди отчаянно заморгал, – Но ведь я в очках, понимаешь?

– А он тоже в очках, – сказала Руфь, указывая на прыгуна.

Энди пропустил её слова мимо ушей.

Ну и… по правде говоря… последнее время я чувствую себя не очень-то хорошо. Живот побаливает. Мороженое, понимаешь… – Внезапно Энди ободрился: – Я уже своё отработал, В тот раз. – Он свирепо поглядел на Мориса. – Не пора ли и тебе…

– Ну послушай, старина, не гляди на меня так, ты же знаешь, что у меня с физкультурой дела плохи, с тех пор как я болел корью. Я…

– Смотрите! – вдруг перебила его Ева. – Вон там. Видите, кто сюда явился?

Они посмотрели через вздрагивающий, гремящий, провисающий и вновь натягивающийся батут на зрителей по ту его сторону. Там впереди всех с очень очень задумчивым видом, глядя не на прыгуна, а на землю под батутом, стоял Жирняга Питерсон.

И тут они увидели…

Увидели, как в его голове зарождается хитрый план.

Увидели, как блеснули глаза Жирняги, как он поглядел на распорядителя, как пожевал нижнюю губу… А потом увидели, как он вынул из кармана мячик и тихонько закатил его под батут.

– Сэр, я уронил мячик! – вежливо сказал Жирняга, ныряя под канат.

– Назад! – рявкнул распорядитель, и мальчишка окаменел: ни дать ни взять – толстый кролик.

– Я мячик уронил, сэр. Он покатился вон туда. Можно, я его…

– Нет, нельзя! Подожди, пока мы кончим. Достанешь в перерыве.

Что-то бормоча, Жирняга смешался с толпой зрителей. Но далеко от каната отходить не стал.

– Морис, – сказал Энди, – другого выхода нет. А если у тебя с физкультурой не всё ладно, тем лучше. Когда кончишь прыгать, сделаешь вид, будто у тебя закружилась голова, зашатаешься… Ну, ты упадёшь на бок и быстренько заглянешь под батут.

– Но…

– Следующий! – рявкнул распорядитель, помогая прыгуну слезть с батута.

– Вот он, сэр, – почтительно выкрикнул Эндрю подняв одну руку, другой ловко вытолкнул вперед растерявшегося Мориса.

– Ну так иди– скомандовал распорядитель.

Его огромная лапа опустилась на трепещущее плечо Мориса и подсунула его под канат. Другая огромная лапа подвела его к батуту:

– Садись на край, закинь ноги, повернись и присядь в самом центре. Я сейчас скажу тебе, что делать.

И полминуты спустя что-то отчаянно журчащий Морис Джонс был запущен и, выпуча глаза, вышел на орбиту.

– Вверх-вниз, вверх-вниз, держись центра, вот так, вверх-вниз, вверх-вниз, – командовал распорядитель. – Вверх-вниз, распрями колени, вот так, вверх-вниз…

– Нет, я не могу, правда, ой, Энди, ай, нет, пожалуйста, я же освобождённый, как… помогите, как остановиться, ах ты, олух, то есть сэр, пожалуйста, ой…

Слова стремительно вырывались изо рта Мориса, летавшего вверх и вниз, вверх и вниз. Обычно он журчал, как ручей, но теперь это был фонтан, гейзер, клокочущий водопад. Ни одна нефтяная скважина никогда ещё не посылала к небу такой мощной струи, как та струя слов, которая била изо рта Мориса в эту минуту, взмётываясь вместе с ним и рассыпаясь над толпой удивлённых, хохочущих, вопящих зрителей внизу.

У себя в комнате Питер Брейн, не веря своим глазам, сощурил их в крохотные щёлочки.

– Да неужто это Морис? – бормотал он. И вдруг громко застонал: – Дураки! Тратят время на игры! Забыли они, что ли, что Жирняга там?

И правда, в эту минуту остальные искальцы совсем забыли про этот неприятный факт – так заворожил их полёт Мориса.

– Ах! – вскрикивала Ева.

– Ой-ой! – визжала Руфь.

– Фью-у-у! – присвистывал Энди.

И тут зрители подхватили припев крокетного молотка.

– Вверх… вверх… вверх… – выкрикивали они вслед за ухмыляющимся Жирнягой Питерсоном.—

Вверх… вверх… вверх… – распевала толпа, а Жирняга при каждом «вверх» вскидывал руки над головой, а крокетный молоток багровел всё больше и больше, а Морис взлетал всё выше и выше над их головами; но теперь он не только сыпал словами, он ещё и смеялся– весело смеялся!

Внезапно Энди посмотрел на Жирнягу, и его ухмылка ему очень не понравилась. Затеял ли он всё это для того, чтобы сквитаться с распорядителем – вон как того злят их крики, – или…

Энди, задрав голову, посмотрел на Мориса, увидел, что Морис смеётся, увидел, что ужас па его лиде сменился восторгом, и понял, почему ухмыляется Жирняга.

– Бестолочь! – закричал он, бросая на Мориса испепеляющий взгляд. – Нет, вы посмотрите на него! Он вошёл во вкус! Он тянет время. А потом у него всерьёз закружится голова, и он забудет, что ему надо делать, когда сойдёт с батута… Эй, ты! Хватит!!

Но вопли зрителей заглушили голос Энди, а его гневное лицо и сердито машущие руки сливались в глазах летающего Мориса в одно неясное пятно.

– Вверх… вверх… вверх… – распевала толпа. – Вверх… вверх… вверх…

– И стоп! – скомандовал распорядитель.

Но его голос вопли толпы заглушить не могли.

– И стоп! – заревел он снова, и толпа смолкла. – Да… я не могу… я не знаю, как…

– Согни колени, малый, а то будешь прыгать до старости! – рявкнул распорядитель. – Согни колени!..

С большой неохотой (по-видимому, мысль о том, что он будет прыгать до старости, вовсе его не испугала) Морис согнул колени и тотчас перестал взмывать вверх.

– Не разгибай! – командовал распорядитель.—

А теперь садись…

Под разочарованный вздох толпы Морис окончательно приземлился.

Энди впился в него глазами.

Обычно бледное лицо Мориса порозовело. По-видимому, голова у него не кружилась.

Но он закрыл глаза.

Может, она у него всё-таки закружилась?

– Помоги-ка ему сойти, – скомандовал распорядитель своему помощнику.

Тот, ухмыляясь во весь рот, мягко взял Мориса за плечо.

– Безупречное приземление! – сказал он. – Ну, как там, в космосе?

Морис замигал и ухмыльнулся в ответ. Потом спустил ноги с батута, встал, пошатнулся и начал хихикать.

– Ой! У меня… хи-хи!.. ноги… хи-хи-хи!.. совсем ватные, – зажурчал он.

– Морис! – прошипел Энди. – Слово! Снизу! Загляни под низ!

– Ну иди, иди, – рявкал распорядитель, который, по-видимому, был уже сыт Морисом по горло. – Лезь под канат и освободи место для следующего!

– Ла…ик!.. дно…ик!.. сэр, – ответил Морис, который вдруг начал икать. – Я… ик!..

– Морис! Да опомнись же! – бесновался Энди, – Брось дурить! СЛОВО!

– С-с-слово… ик!.. – Морис замигал;– Какое ещё… ик!.. слово?

Вдруг он умолк.

– Ик!.. Сейчас! – Он стряхнул с плеча руку помощника и наклонился, словно поправляя носки.

– За канат! – рявкнул распорядитель.

– Давай-давай, Джонс, освобождай место! – подхватил Жирняга.

Распорядитель решил, что Жирняге самому не терпится испробовать свои силы на батуте, и ухватил его могучей лапищей.

– Ну, давай! – сказал он, протаскивая Жирнягу под канатом. – Можешь пока занять позицию.

И бедный, протестующий Жирняга был вынужден занять позицию, а Морис выскочил из-под батута таким великолепным прыжком, будто ещё продолжал свои упражнения.

– Оно там, старина, написано мелом, я точно прочёл. Шестое слово – это… байбай!

Ну конечно, прочёл он вовсе не «байбай». Но именно в «байбай» превратилось шестое слово «выбирай», когда ладонь Энди зажала Морису рот. Правда, на ближайшие пять – десять минут Жирняга Питерсон был, по-видимому, обезврежен, но искальцы не собирались рисковать.

Они не хотели лишиться драгоценного приза, да ещё в последнюю минуту.

17. НЕОЖИДАННЫЙ УДАР

– Итак, сообщение… э… да: «Первый приз выигран тобой, выбирай хорошо». Верно-верно.

Обстановка была самая торжественная.

Никогда ещё в комнате Питера Брейна не собиралось столько народу и не воцарялась подобная тишина. Пахло крахмальным бельём и помадой для волос. На Питере была новенькая щегольская пижама, обшитая шнуром. Из кармашка торчал шёлковый пунцовый платок. На стульях, расставленных попарно справа и слева от него, чинно восседали Ева с Руфью и Энди с Морисом – нарядные и застывшие. Даже Уильямсон, по обыкновению свернувшийся клубком в ногах у Питера, и Лимбо, сидевший возле него так же чинно, как все искальцы, – даже они выглядели приглаженными и напомаженными.

Ибо наступала знаменательнейшая минута. Начиналась церемония вручения приза. А если искальцы считали главным получение приза, то миссис Брейн придавала не меньшую важность и самой церемонии. Нервно улыбаясь, она смотрела, как директор завода «Юго-Восточной электронной компании» перечитывает сообщение, дающее право на первый приз.

– Да… и… э… список с указанием мест был проверен? Слова все были найдены, а не отгаданы, так? – спросил он, топорща усы и с улыбкой подмигнул главному организатору игр.

– О нет, никаких сомнений, – ответил тот. – И к тому же очень быстро. Прекрасные результаты.

– Особенно учитывая, что один из членов команды не встаёт с постели, – вставил доктор Да Сильва, который тоже был тут и блестел задним золотым зубом, такой довольный, точно он сам принадлежал к искальцам.

– Итак, вам остаётся только выбрать приз, – объявил директор. – И выбрать… э… хорошо. Э? Ха-ха-ха! Вы уже выбрали? Какой-то образчик нашей весьма разнообразной продукции. Какой угодно. Нуте-с?

Пять голов утвердительно закивали.

– Да, сэр, – ответил за всех Питер. – Мы выбрали.

– Отлично! Прекрасно! Превосходно! Ну так что же вы выбрали? Э?

– Портативный радиотелефон, сэр.

– Превосхо… Что?!

Улыбка исчезла с лица директора. Его усы стали торчком.

– Но… радиотелефон… ведь…

Всех в комнате охватила тревога.

– Вы же производите их, сэр? – спросил Энди.

– Да, но… Да, но… э… Послушайте, может быть, набор аккумуляторных фонариков – по штуке каждому, э? Или транзистор? Или электрическую железную дорогу из нашего отдела игрушек? Или… но послушайте… ведь…

Питер собрался с духом. Он укоризненно поглядел на Энди и сказал:

– Мы думали, сэр, что можем выбрать любой образчик того, что вы производите, и…

– Да, конечно… но портативный радиотелефон… это…

– Но ведь вы их производите, сэр? – сердито спросил Энди.

– Да, безусловно. Не стану отрицать. Собственно говоря, мы готовим к серийному выпуску новую модель – карманную. Не такую громоздкую, как прежняя. Но не для открытой продажи! Только для полиции. Ну и ещё для некоторых промышленных нужд. Боюсь, что… Боже мой! И дело не только в цене… хотя он стоит бешеных денег… но вам просто не дадут разрешения на пользование им.

Наступило мёртвое, тоскливое безмолвие, которое на мгновение нарушил Лимбо, растянувшись на коврике с горестным вздохом. Это безмолвие было насыщено таким мощным зарядом отчаянного разочарования, что просто чудо, как шерсть Уильямсона не встала дыбом. Все последние дни искальцы и Питер думали, мечтали и говорили только о том, что они будут делать, когда обзаведутся портативным радиотелефоном.

Ева предлагала использовать его для проигрывания пластинок.

– У магазинов, – пояснила она. – Шесть пенсов за пластинку. Мы будем спрашивать прохожих, какую пластинку они хотели бы послушать за шесть пенсов. Кто-нибудь из нас будет сидеть дома возле проигрывателя – это можно поручить Питеру. И когда они выберут пластинку…

…и заплатят шесть пенсов… – вставил Энди, одобрительно кивнув. – Продолжай, Ева. Это неплохая мысль.

– Тогда мы сообщим Питеру, и он поставит нужную пластинку. К нам очередь выстроится до самой лавки мясника.

Морис обдумывал план чтения мыслей на расстоянии.

– Я ещё не всё себе представляю, что и как, то есть без подробностей, ведь надо будет как-то замаскировать аппарат на спине, но главное-то уже ясно, раз мы сможем разговаривать на большом расстоянии. Ну, например, ты оденешься Дедом-Морозом… вот-вот, именно Дедом-Морозом, потому что аппарат можно спрятать в мешке, а микрофон в бороде. Отлично, специально для встречи Нового года! Помощник будет стоять где-нибудь в глубине зала, и ему будут давать записочки, чтобы Дед-Мороз отгадал, а помощник будет передавать их по радиотелефону, только и ему надо будет кем-нибудь одеться, чтобы спрятать свой аппарат и свой микрофон…

– Это ты здорово придумал! Два Деда-Мороза! – съязвил Энди. – И мы сядем в лужу похлеще, чем на конкурсе талантов.

– Ну ладно тебе! – сердито отозвался Морис. – Конечно, сначала надо всё обдумать хорошенько, так сказать, отработать, срепетироваться, но сделать-то это можно…

И всего минуту назад, когда директор сказал, что они приступили к выпуску карманных аппаратов, Морис вознёсся на седьмое небо только для того, чтобы следующие слова директора ввергли его в пучину отчаяния.

А план Энди был очень прост, очень деловит, очень практичен и не зависел от размеров радиотелефона.

– Мы сможем одалживать его учителям, – объяснил он. – Для облегчения дежурства во дворе.

– Дежурства во дворе?

– Ну да. Когда я заведовал поливкой цветов в учительской, я наслушался, как они ворчат из-за этого дежурства. Особенно старик Добсон. «Опять дежурить во дворе! – стонал он. – А я-то хотел дать ногам полный отдых!» Тут-то ему и пригодится радиотелефон. Дежурный староста во дворе будет докладывать ему всё по телефону, а он тем временем может отдыхать себе в учительской и решать кроссворды. Если никаких чрезвычайных происшествий не произойдёт, ему незачем будет вставать с места.

Даже Руфь придумала собственное употребление для радиотелефона. Она сразу сообразила, какие небывалые возможности он перед ней открывает.

– Если мне надо будет остаться дома, потому что заболеет кукла, – объяснила она со зловещим блеском в глазах, – а вы отправитесь устраивать пикник, я тогда смогу разговаривать с вами по этому гуляйтелефону. И буду говорить, когда пора будет есть бутерброды. И в какие игры чтоб вы играли. И пожалуюсь маме, если вы начнёте ругаться. И буду визжать, если мне захочется. Вот!

Но самым горьким, пожалуй, было разочарование Питера. В отличие от остальных, он не придумал никакого особого плана, как использовать радиотелефон. Ему подходил любой план, при условии, что он сможет принять участие в его исполнении и держать связь с искальцами, когда они будут отправляться на поиски приключений.

Он опустил голову, уронил руку на сгорбленную спину Лимбо и принялся печально её поглаживать. Он не хотел, чтобы кто-нибудь заметил его огорчение. Ведь директор ни в чём не виноват. А если подумать хорошенько, просить такой дорогой приз просто неудобно.

– А… – Энди наконец нарушил общее молчание. – А сколько он стоит, сэр?

– Что? Ах, новая модель! – Директор тоже был как будто расстроен. – Очень дорого. Мы ещё не установили цену, но она будет не меньше пятидесяти фунтов, а возможно, и намного больше… Впрочем, это не имеет значения! Ведь вам не дадут разрешения им пользоваться. Я хотел сказать… что если бы дело было только в цене… то, я думаю, члены правления… э… учли бы особые обстоятельства. Но при таком положении вещей… э…

Снова комнату серым, осенним туманом окутала тишина.

Вдруг доктор Да Сильва негромко кашлянул. Все повернулись к нему. Он уже не улыбался, но глаза у него весело блестели.

– Может быть, я могу кое-что предложить?

– Ну разумеется! – кивнул директор.

Вы сказали, что ещё только разрабатываете эту новую карманную модель.

– Да… э… это так.

– И, конечно, она сейчас проходит испытания. Верно?

– Конечно.

– Гм! – Доктор Да Сильва почесал нос. Питер был давно знаком с этим жестом и затаил дыхание. – Вероятно, этот радиотелефон может оказаться полезным и докторам? Практикующим врачам вроде меня.

– Ну разумеется! Да! А вас он интересует?

– Да, пожалуй… очень интересует. И я подумал: нельзя ли провести проверку, действительно ли он может нам пригодиться?

– Это вполне возможно.

– Нельзя ли дать мне модель… на месяц-другой так сказать, для полевых испытаний?

– Э… гм… да… Это можно устроить.

– А если я… (улыбка доктора Да Сильвы внезапно озарила угрюмую комнату, как взошедшее солнце озаряет тёмный лес) если я попрошу кое-каких моих юных друзей – очень разумных, очень надёжных юных друзей (тут улыбка на мгновение исчезла с его лица) – помогать мне при её испытаниях?

Директор высоко поднял брови и начал поглаживать усы.

– Ну…

– Вместо приза, сэр! – взволнованно сказал один голос.

– Мы будем очень осторожны, так осторожны как будто модель наша собственная, будьте спокойны, сэр, – прожурчал второй голос.

– Ну, и памятный подарок – скажем, по фонарику каждому– добавил третий голос с несомненной шотландской интонацией.

Усы директора задёргались. Он возвёл глаза к потолку, словно жалуясь богам науки и торговли что у него нет сил противостоять таким разбойникам.

Он кивнул.

– Хорошо, доктор. Если вы зайдёте на завод, мы всё устроим.

Миссис Брейн пошла проводить почётных гостей, а в комнате за её спиной пять пар глаз засияли от радости и пять языков принялись работать без устали.

Теперь, когда им был обещан – твёрдо обещан! – карманный радиотелефон, Питеру и искальцам надо было многое обсудить.