Текст книги "Шагающий магазин игрушек"

Автор книги: Эдмунд Криспин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

ЭПИЗОД С ВРАЩАЮЩИМСЯ ПРОФЕССОРОМ

Джордж Шерман жил на Большой Королевской улице, которая находится в дешевом районе по соседству с вокзалом. Дом, где он обитал (у него была приходящая неряха-прислуга, готовившая ему пищу и делавшая вид, что убирает комнаты), стоял в некотором отдалении от остальных домов в этом ряду и мог похвастать подобием садика, если, конечно, островки буйно разросшейся травы, грядка с кочанами капусты и две пышных, но бесплодных яблони могут претендовать на такое название.

Домик был небольшой, из серого камня с побеленным фасадом. Зеленая краска на крыльце облупилась. Он назывался «Тихий приют». Прислуга, завершив трудовой день, заполненный в основном принятием внутрь крепкого пива и чтением бульварных романов в гостиной, возвращалась к себе домой в восемь часов. Так что, когда Фэн, Уилкс, Кадогэн, Виола и Хоскинс встретились с Барнаби в конце улицы, Шерман, по-видимому, был уже в одиночестве.

Барнаби был полон самых фантастических планов атаки. У него в руках была большая карта города, которую он изучал при свете уличного фонаря, и хотя он делал это с большим вниманием, но судя по всему весьма слабо разбирался в ней.

– Все в сборе, дорогой Энтони, – сказал он Хоскинсу, движимый боевой яростью и алкогольными парами. – Абсолютно все пути к бегству охраняются самыми отчаянными головорезами из студентов.

– Вполне возможно, конечно, что он уже удрал, – сказал Фэн. – Но я не хочу рисковать. Уилкс, вы останетесь в тылу вместе с Виолой.

Воинственно размахивающий зонтом Уилкс кивнул в знак согласия. Фэн был так потрясен этим внезапным актом послушания, что забыл, что хотел сказать. Впрочем, он быстро опомнился и продолжил:

– Мистер Барнаби, охраняет ли кто-нибудь задние ворота?

– О, разумеется!

– Отлично. Мистер Хоскинс, останьтесь здесь. Вы будете помогать мистеру Барнаби. Ричард, передние ворота твои. Я войду в дом и немного побеседую с этим господином, если он там.

– Совсем как на войне. Прямо «Вечер битвы» Берри Джонса.

Все разошлись по своим позициям, чувствуя себя немного глуповато. Опять пошел дождь. На черном мокром асфальте отражались уличные фонари. Вокруг не было ни души. Иногда слышались приглушенные звуки перемещений рекрутов Барнаби.

Кадогэн стоял у телеграфного столба и, приложив к нему ухо, слушал пение проводов. Он ощущал скорее любопытство, чем волнение. Ведь перевес был явно на их стороне.

Фэн быстро прошел по асфальтовой дорожке, ведущей к парадному. Увидев записку, приглашающую стучать и звонить, он постучал и позвонил. Подождал. Опять постучал и позвонил. Не получив ответа, обогнул дом и скрылся из вида. Очевидно, он намеревался проникнуть в дом воровским способом, через окно. Дождь перешел в ливень, и Кадогэн поднял воротник пиджака. Он слышал, как Барнаби беседовал с Хоскинсом на тему, не имеющую отношения к делу.

Прошло две минуты. Все было по-прежнему. Три минуты. Четыре. И вдруг из дома раздался грохот выстрела, оглушительно громкий, озаривший резкой вспышкой пламени одну из погруженных в темноту комнат. И тотчас же послышался голос Фэна, кричавшего что-то, но слов разобрать было нельзя. Кадогэн с напрягшимися мускулами и колотящимся сердцем заколебался, соображая, куда идти и что делать. Наконец, он бросился, спотыкаясь и скользя по мокрой глинистой лужайке, в направлении, в котором ранее скрылся Фэн. Передние ворота остались без охраны, но вдоль дороги повсюду стояла стража.

Огибая угол дома, краешком глаза Кадогэн заметил проскользнувшую сквозь кусты с друтой стороны темную фигуру и предостерегающе крикнул. В тог же миг из ближайшего окна вывалился Фэн, ругаясь на чем свет стоит. Он махнул ему рукой, приказывая вернуться на покинутый пост.

– Он выскочил, – крикнул он, – и у него револьвер!

Они побежали обратно, скользя и спотыкаясь в темноте.

Даже впоследствии Кадогэн так и не смог разобраться точно, почему они тогда потерпели фиаско.

Нельзя забывать, что армия Барнаби была не слишком трезва. К тому же в темноте нелегко было отличить друга от врага, в результате чего Барнаби повалили на землю и сидели на нем, пока его жалобные вопли не обнаружили ошибки. Кроме того, каждый из них, уверенный в том, что видит «дичь», покинул свой пост в критический момент и присоединился к всеобщей бесплодной и бестолковой беготне взад-вперед.

Вскоре выяснилось, что Шерман вылез через дыру в заборе в конце сада в пролегающий позади переулок. Разъяренный Фэн послал двух студентов обратно к дому, чтобы убедиться в том, что они не ошиблись. Барнаби (пострадавшего физически и потому очень злого) и остальных он отправил к вокзалу, а сам с Кадогэном, Виолой, Хоскинсом и Уилксом двинулся в единственном оставшемся направлении бегства – к окраинам Ботли.

– Он хочет создать суматоху и отвлечь наше внимание, – сказал Фэн, – и, клянусь богом, ему это удалось… Смотрите внимательно по сторонам и, бога ради, не забывайте, что он вооружен…

– Если он не совсем спятил, он не пойдет на вокзал, – сказал Кадогэн. – Поэтому я и послал туда всех остальных. Они так пьяны, что не смогут поймать черепаху в кроличьей клетке… Виола, я серьезно считаю, что вы должны вернуться!

– А? Ну, уж нет. Не бойтесь, доктор Уилкс сумеет защитить меня.

– Поняли? – гордо спросил Уилкс.

– Тщеславный старик, – сказал Фэн, – надеюсь, вы понимаете, Уилкс, что вам подобает заканчивать свой жизненный путь, погрузившись в мудрые, философские размышления, а не бегая, задрав хвост и защищая юных дев.

– Вы – неблагодарный пес, – сказал Уилкс, чем так огорошил Фэна, что тот надолго умолк.

Улица, по которой они шли, не в пример Большой Королевской, была очень оживленной, и временами они с трудом пробирались сквозь сплоченную стену мокрых зонтов. Мимо них проезжали ярко освещенные автобусы с дымящимися под дождем радиаторами. В водостоках бурлила вода. Полисмен в плаще с капюшоном величественно дирижировал уличным движением. Но, увы, следов Шермана нигде не было видно.

– О, черт, – выругался Фэн. – Мы не найдем его. Он мог пойти куда угодно. Черт бы побрал этого Барнаби и его прихвостней, чтоб они сгорели в аду за то, что они натворили…

Но неожиданно Виола решила взять бразды правления в свои руки. Она перебежала дорогу, едва успев увернуться из-под такси, и подошла к полисмену.

– Привет, Боб! – сказала она.

– Гляди-ка! Виола! – ответил он. – Господи, ну и погодка! Вы не должны подходить ко мне, когда я на посту, поняли?

– Я ищу одного мужчину, Боб, он мне очень нужен!

– А как же иначе? – подмигнул Боб.

Он дал сигнал грузовику, стоящему у перекрестка, чтобы тот проезжал.

– Все шутишь, да? – сказала Виола. – Нет, Боб, право же, это очень серьезно. Он должен был пройти именно здесь. Такой маленький, тощий, с торчащими как у кролика зубами, сильно закутанный.

– Ах, этот?! Видал я его с минуту назад. Его чуть не раздавили в лепешку, он попер на красный свет.

– Куда он пошел?

– В киношку. – Мотнув головой, Боб указал направление. – Вот уж не ваш тип кавалера, я бы никогда не…

Но Виола уже бежала назад к своим спутникам, раскрасневшаяся и гордая.

– Он пошел в кинотеатр «Грандиозный», – сказала она им.

– Молодец, – похвалил Фэн. – Приятно иметь в своей компании, кроме меня, еще одного человека, обладающего сообразительностью. – Он испепелил взглядом Кадогэна и Уилкса. – Ну-с, пошли в кино.

«Грандиозный», самый маленький и захудалый кинотеатр, находился в нескольких десятках шагов от них. К тому же, с точки зрения механики и аппаратуры, он был примитивен, как первый удачный эксперимент изобретателя кино Люмьера. Билетерши апатичны, швейцар стар, неуклюж и склонен создавать очереди, едва появлялось несколько посетителей сразу, хотя билетов было сколько угодно. Фильмы шли древние, склонные ко всем недугам, какими обычно страдает сильно потрепанный целлулоид, начиная с непрерывного треска и кончая обрывом пленки. Дело усугублял тот факт, что механик, помимо того, что постоянно пребывал в подпитии, казалось, весьма слабо разбирался в своем ремесле. Кроме всего прочего, «Грандиозный» был излюбленным местом парочек, находящихся в далеко зашедшей стадии любовного восторга, и хулиганов из студенческой среды, посещающих его ради удовольствия поглазеть на то, как там все идет кувырком.

Фэн собрал свое воинство у входа.

– Нет надобности всем заходить внутрь, – сказал он. – Кому-то надо приглядеть за этим входом и за выходом на углу. Надеюсь, он не вышел в ту дверь сразу же, как вошел в эту, но тут уж ничего не поделаешь. Ричард и вы, мистер Хоскинс, останьтесь снаружи, хорошо?

В сопровождении Виолы и Уилкса он вошел в кинотеатр, чтобы купить билеты. Швейцар попытался поставить их в очередь, но они отпихнули его. К счастью в «Грандиозном» не было балкона, и им предстояло обследовать только партер. Билетерша разорвала билеты пополам и, выполнив этот простой акт разрушения, вновь погрузилась в апатию.

Они вошли в зал, в теплую вибрирующую тьму. На экране в этот момент появилась дверь. Она медленно открывалась, пропуская в щель дуло пистолета. Затем дверь мгновенно сменилась изображением седовласого старца, пишущего за столом. Невидимые скрипки во всю мощь играли тремоло, приглушенно хрюкали тромбоны, замирая и в то же время угрожающе. Музыка дошла до могучего фортиссимо и резко оборвалась. Прогремел выстрел, старец рухнул лицом на стол, выронив перо из безжизненной руки.

– Убит, – сказал Фэн замогильным голосом.

В этот момент кто-то подошел к ним и усадил их на места. В кинотеатре было не очень много народа. Прямо перед ними сидела довольно большая группа студентов, но остальные места были заняты сидящими вразбивку немногочисленными посетителями. Рядом с ними молодая женщина полулежала, прочно зажатая в крепких объятиях молодого человека, демонстрируя поразительную длину стройных ног и явно не замечая тревожных событий на экране. Впереди кто-то спал. При отсвете экрана и слабой желтой лампочки над входом разыскать Шермана было трудно.

«– Он был славный парень, – сказал экран, – кому нужно было его убивать?»

Фэн встал и пошел вниз по проходу. Билетерша, желая помочь, поспешила к нему и указала, где находится «для мужчин». Не обращая на нее внимания, он продолжал вглядываться в темноту.

«– О'кей, мальчики, – сказал фильм, – заберите его в морг. Ну-с, миссис Харгбен, знаете ли вы кого-нибудь, имеющего причины ненавидеть вашего мужа?»

Торча в проходе, Фэн мешал сидевшим сзади зрителям. Один из них встал и сказал:

– Эй, приятель, сядь!

– Сам сядь! – одернул вставшего кто-то позади него.

Фэн презрел их обоих и вернулся к Виоле и Уилксу.

– Попытаюсь с другой стороны, – сказал он.

«– Так, теперь займемся этой дамочкой, Клэнси, – доносилось с экрана.

– Это скверное дело, шеф. Мне все очень не нравится!»

Оба детектива исчезли с экрана, их сменили герой и героиня, склеенные в поцелуе. Потом без всякой паузы последовал пейзаж, через который галопом скакали ковбои, как полоумные стреляя в кого-то впереди себя.

– Не та часть! Из другого фильма! – завопили в восторге зрители. – Осберг, ты опять пьян в стельку!

В ответ на это экран (вероятно, из сочувствия) забился в судорогах и погас, оставив зал почти в полной темноте.

– О, черт! Проклятье! – выругался Фэн.

Студенты все разом повскакали, громко высказывая намерение сунуть голову Осберга в ведро с холодной водой. Некоторые из них действительно кинулись в кинобудку.

Перед экраном появился хозяин кинотеатра, маленький, толстенький человечек в смокинге, освещенный, весьма неудачно, красным прожектором, что придало ему вид вампира, только что насосавшегося свежей крови. Без особой надежды на успех он попытался воззвать к терпению.

– Маленькая техническая неполадка, – задыхаясь и пыхтя пытался он перекричать зрителей. – Она будет немедленно устранена. Оставайтесь на своих местах, леди и джентльмены. Пожалуйста, оставайтесь на своих местах!

Но никто не обращал на него внимания. Из кинобудки донеслись вопли и шум борьбы…

– Оставайтесь на местах! – молил хозяин.

Фэн, Уилкс и Виола тоже вскочили вместе с остальными.

– Мы потеряем его в этой суматохе, – сказал Фэн. – Идем! Нам лучше выйти наружу. Если он видел, как мы вошли, он не упустит такую возможность удрать.

Когда они выходили, на экране внезапно возникло изображение, придав стоящему впереди него хозяину странный вид пятнистого призрака.

«– Слушай, киска, – сказал фильм, – если они спросят у тебя, где ты была вчера ночью, не говори ничего. Поняла? Это ловушка!»

В вестибюле никого не было, кроме кассирши в кассе, крупной меланхолической фигуры Хоскинса, да швейцара, за неимением другого занятия перебирающего свои медали.

– Что происходит? – спросил Хоскинс. – Я слышал ужасный рев. – Он стряхнул капли дождя со своей насквозь промокшей шевелюры.

– Он здесь не выходил?

– Нет.

В этот момент они услышали топот бегущих ног, и из-за угла выскочил вымокший до костей Кадогэн и в отчаянии закричал:

– Он вышел! Он удрал!

Фэн застонал:

– О, моя шерстка! О, мои лапки! Почему же ты, оболтус, не задержал его?

– У него в руке револьвер, – ответил Кадогэн. – Если ты воображаешь, что я, как какой-нибудь идиот в фильме, кинусь прямо на револьвер, то ты заблуждаешься!

Фэн опять застонал:

– В какую сторону он скрылся?

– Вниз вон по той боковой улице. Он украл велосипед.

Фэн без колебаний бросился к стоящему у тротуара маленькому голубому автомобилю марки «хилман», хозяин которого забыл его запереть, забрался внутрь и включил зажигание.

– Давайте все сюда! – помахал он рукой. – Все принадлежит народу, и будь я проклят, если упущу его опять из-за отсутствия телеги!

Кое-как втиснувшись в машину, они помчались, а хозяин «хилмана», распивавший пиво в соседней пивной, еще долго ничего не знал о пропаже. Они свернули в узкую боковую улочку. Из-под колес веером летели брызги, заливая кирпичные стены, заклеенные афишами. В свете фар капли дождя сверкали серебряными иглами.

Вскоре дорога расширилась, и они увидели Шермана, с бешеной скоростью крутящего педали и время от времени оглядывающегося через плечо. Когда они подъехали ближе, фары на мгновение высветили его вытаращенные глаза и кроличьи зубы.

Поровнявшись, Фэн крикнул:

– Слушайте, Шерман, если вы не остановитесь, я загоню вас на тротуар и прижму к дому.

Не успел он это сказать, как Шерман резко свернул и… исчез. Это показалось им чудом, потому что они не сразу поняли, что он повернул на узкую глинистую тропинку слева.

Фэн затормозил, затем поспешно и нервно дал задний ход, но проезд был слишком узким, чтобы можно было ехать на машине. Бросив «хилман» на произвол судьбы, они выскочили и побежали, шлепая по лужам, промокнув до нитки, туда, где сиял свет, пахло керосином и хрипло звучала музыка.

Но только Виола поняла, что они попали в тупик. В конце его находилась ярмарка и другого выхода, кроме того, через который они вошли, не было. Пробегая мимо паровой машины, которая пыхтела, пуская пар, под хлещущим дождем, они увидели велосипед Шермана, валяющийся на земле у входа в большой, крытый полосатым тентом балаган.

Оставив Хоскинса и Кадогэна караулить вход, Фэн с Виолой и Уилксом ворвался внутрь. В первый момент свет и грохот музыки ослепил и оглушил их. Народу было мало, погода не слишком подходила для ярмарочных развлечений. Справа от них был тир, у которого напомаженный молодой человек доказывал девушке свою доблесть. Слева – мишени для метания дротиков, кегли, хироманты. В дальнем конце начинала набирать обороты тяжелая карусель, хотя на ней было всего два пассажира. Пустые колясочки, мотоциклы, лошадки бесцельно кружились. Из включенных на полную мощность громкоговорителей неслась джазовая танцевальная музыка.

«Бэ-э… би-и, – пело радио голосом великана, – не говори мне «нет», о, бэ-э… би-и…»

По мере того, как скорость увеличивалась, словно поезд метро, механизм карусели скрежетал и стучал все громче. На ней была надпись: «У этой карусели нет предела скорости». В одном месте крыша тента прохудилась, по сухой, утрамбованной глине растеклась лужа. Стайка юных девушек в беретах и дешевых шерстяных пальто, с ярко накрашенными губами стояла, глядя на игру в лошадки – разновидность рулетки, или на красиво разложенные призы – куклы, коробки конфет, канарейки, золотые рыбки, пачки сигарет, которые являли собой великолепие пролетарской окраины.

Горячий, пахнущий паром, керосином и мокрым брезентом воздух был наполнен оглушительной музыкой. «Как сцена из романа Грэма Грина», – подумал Кадогэн. Но у них не было времени вглядываться в детали. Неожиданно из-за одной загородки выскочил Шерман и, пригнувшись, побежал к задней стенке брезента, пытаясь нащупать выход. Но выхода не было.

Он обернулся, оскалившись как зверь, и Фэн быстро оттолкнул Виолу, убирая ее с линии огня. Шерман рванулся вперед. В безумной панике он подбежал к быстро вращающейся карусели и, невзирая на крики служителя, схватился за одну из подпорок, когда она пролетала мимо. Рывком, едва не оторвавшим ему руку, он очутился на карусели. Ни на секунду не задумываясь, Фэн бросился за ним. Какая-то женщина закричала, и служитель, теперь уже не на шутку встревоженный, попытался удержать его, но упал. Фэн тоже упал, споткнувшись, вскочил, пробрался к самому краю платформы и невзирая на страшную боль в руках вцепился изо всех сил в деревянный мотоцикл с бархатным сиденьем. Борясь с центробежной силой, он старался сохранить равновесие. Неподалеку от него вцепившийся в лошадку Шерман пытался достать револьвер.

– Вот сволочи, – сказал служитель Кадогэну, который только что вошел вместе с Хоскинсом и присоединился к Виоле и Уилксу. – Они что, самоубийцы?

Огни на карусели, достигшей своей нормальной скорости, внезапно потускнели. Механик, сидящий посредине, спокойно взирал на происходящее.

– Остановите эту штуку, – резко выкрикнул Кадогэн. – Человек, который вскочил первым – убийца. Он вооружен и очень опасен. Остановите ее, ради бога!

Служитель уставился на него:

– Какого черта?..

– Это чистая правда, – с неожиданной твердостью сказал Уилкс. – Виола, идите звонить в полицию, а потом отправляйтесь на вокзал и приведите всех сюда.

Побледневшая Виола молча кивнула и выбежала. Вокруг начал собираться народ, интересуясь, в чем дело.

– О, боже мой! – произнес служитель, наконец поверив им.– Эй, Берт, останови ее! Быстро! – крикнул он человеку в центре карусели.

Его слова утонули в свисте ветра и скрежете карусели. Человек в центре круга делал вопросительные жесты руками. Шерман достал револьвер, прицелился и выстрелил. Механик открыл рог, зашатался и упал.

– Ублюдок! – завопил охваченный внезапной яростью служитель. – Этот ублюдок застрелил его!

К ним подбежали владельцы тиров и других заведений ярмарки, а потерявшая управление карусель продолжала набирать скорость, ужасающе вибрируя и сотрясая весь балаган. Нелепая музыка продолжала трубить: «Милая, любимая, я плачу о луне…» Лица присутствующих исказились от страха. Один из двоих кружащихся на карусели людей издал полный ужаса пронзительный вопль.

– Ложитесь! – закричал служитель. – Ложитесь и прижмитесь к подпоркам! Боже мой… – добавил он тихо, – если кто-нибудь из них вылетит, когда она крутится на полную железку, ему не придется рассказывать об этом.

А скорость все нарастала.

Крутом все стихло. Все увеселения были забыты. Стоящие около карусели все больше ощущали яростное завихрение воздуха…

– Мы не сможем ее остановить, – пробормотал служитель. – Мы не сможем теперь… Пока не кончится пар.

– То есть, как это, черт вас побери? – Кадогэна охватил ужас.

– Машина и пульт управления там, в центре… Туда теперь никак не добраться. Если вы при такой скорости попробуете это сделать, вы сломаете свою дурацкую шею, поняли?

– А сколько же это будет еще продолжаться?

Служитель пожал плечами.

– Полчаса, – мрачно ответил он, – если она до этого не своротит к чертовой матери весь балаган.

– О, господи, – произнес Кадогэн, чувствуя, что ему делается дурно. – Нельзя ли взять одно из ружей и подстрелить его?

– Если вы попытаетесь стрелять, то попадете во что угодно, но только не в него!

Карусель крутилась все быстрей.

– Я знаю, что делать! – воскликнул Кадогэн. – Если мы выломаем доску, огораживающую карусель, то сможем пролезть в центр снизу, да?

Служитель вздрогнул.

– Можно бы, – ответил он, – но там до чертовой матери всяких механизмов, и, прежде чем вы доберетесь до центра, скорее всего вам оторвет башку.

– Все равно, надо попробовать, – сказал Кадогэн, – хотя бы ради этих двух несчастных. Они оба в панике и в любой момент могут сорваться.

Служитель недолго колебался.

– Я пойду с вами! Фил, дай мой инструмент!

Пробовали ли вы, равнодушный читатель, висеть, вцепившись в перила карусели, вращающейся с бешеной скоростью? Если ваши ноги прочно упираются во что-нибудь, вы можете отклониться внутрь под углом шестьдесят градусов и не потерять равновесия. Собственно говоря, только таким способом и можно удержаться. Сидите прямо – вам понадобится вся ваша сила, чтобы не быть вышвырнутым, как булавка, положенная на вертящийся диск патефона. Во всяком случае карусель не слишком подходящее место для ловли отъявленного злодея, хотя следует отметить, что трудности равны для обеих сторон. Надо добавить, что при этом все ощущения смещаются. Спустя некоторое время только стремящаяся сбросить вас с круга сила говорит вам о том, что вы вращаетесь. Все остальное, включая зрение, создает иллюзию, что вы поднимаетесь и поднимаетесь по бесконечному отвесному склону, который по мере возрастания скорости становится все круче. В дальнейшем вы воображаете несуществующее притяжение, тянущее вас вниз, и начинаете бороться с ним.

Этот полет в темном ветряном тумане создает необычайно странное ощущение. Лица зрителей сливаются в бесконечный утомительный цветной мазок и, наконец, когда мускулы всего тела уже изнемогают от нестерпимого напряжения, все превращается в сплошной кошмар, отчаянную борьбу за жизнь.

Фэн чувствовал боль в руках от первого, страшного рывка, но вначале ему было даже весело. Потом, несколько запоздало, до него дошло, насколько нелепым было это последнее усилие в погоне за Шерманом. Какой-то глупый импульс толкнул его на это, точно так же, как желание спастись бегством заставило Шермана хоть ненадолго искать спасения в этом временном и ненадежном убежище.

«Но, – подумал он, – раз я уже здесь, надо этим воспользоваться». С горечью он вспомнил, что револьвер так и остался лежать на столе в его комнате. Единственным утешением была мысль, что, если Шерман выстрелит в него, то почти наверняка промахнется. Если пробраться ближе к центру карусели, двигаться будет легче, но там становишься лучшей мишенью. Обдумав все, он решил оставаться на месте и не предпринимать ничего против Шермана, пока карусель не остановится. Времени будет достаточно и тогда.

Однако все эти благоразумные решения рассыпались прахом, когда Шерман сделал свой первый выстрел. Его бессмысленный поступок пробудил в Фэне нечто, что нельзя было назвать ни героизмом, ни яростью, ни даже инстинктом. Трудно выразить словами, что именно им двигало. Пожалуй, это было заложено с основу самой личности Фэна. Вероятно, точнее всего это можно было бы описать как своего рода бесстрастное чувство справедливости, глубоко укоренившееся в нем.

Так или иначе, его внезапно обуяло желание действовать. Тихонько фальшиво напевая финал из «Гибели богов», он скорчился рядом с одним из деревянных мотоциклов и, прижимаемый центробежной силой, пополз вперед. Шерман с револьвером в руке оглянулся, увидел его и стал поджидать, когда он приблизится, чтобы выстрелить наверняка. Его воспаленные глаза горели безумным огнем… Он что-то кричал, но свист ветра и скрежет механизмов поглощали его слова. Мир, находящийся за пределами крута, вращающегося с сумасшедшей, все возрастающей скоростью, будто перестал существовать. Казалось, на всей планете их было только двое.

Фэн продолжал двигаться вперед. Это было очень медленное, до предела напряженное продвижение, особенно в промежутках между рядами колясочек и мотоциклов. Упираясь ногами в пол, цепляясь за любые мало-мальские выступы, он обламывал почти до крови ногти в усилии удержаться. Пот струился с него, в ушах звенело. Он еще не знал, что сделает. Если бы он попытался швырнуть чем-нибудь в Шермана, то это вряд ли ему удалось, а главное, бросить было нечего. Фэн приближался к Шерману, они находились уже в шести футах друг от друга, не подозревая, что под каруселью к пульту управления машиной пробираются Кадогэн и служитель.

И вот произошло нечто из ряда вон выходящее – изобретательность Фэна иссякла! Он не знал, что делать. Броситься на Шермана было не только физически невозможно для Фэна, но и привело бы его к неминуемой гибели.

Как человек несколько старомодный, он воззвал к богам, и они услышали его. Вероятно, они просто решили, что события вечера зашли слишком далеко. Словом, случилось следующее. Шерман качнулся и потерял равновесие. Пытаясь восстановить его, он выронил револьвер. В то же мгновение Фэн бросился на него. А еще через мгновение они, тесно сплетясь друг с другом, катились к краю карусели.

Теперь Фэн знал, что надо делать. Едва они оказались на краю, он оторвал свои руки от Шермана, левой вцепившись в перила ограждения, а правой что есть силы ударив Шермана, и столкнул его с вращающегося круга. Центробежные силы, как вихрь подхватили Шермана. Стоящая вокруг толпа, затаив дыхание увидела, как он взлетел вверх, со страшной силой ударился об опорный столб, откуда его швырнуло вниз, по ступенькам, где он и остался лежать. Почти в ту же секунду Кадогэн и служитель благополучно добрались до рычагов управления. Карусель потеряла скорость и остановилась. Десятки рук протянулись, чтобы помочь Фэну и двум другим несчастным, насмерть перепуганным, но целым и невредимым, ступить на твердую землю.

У всех троих кружилась голова. Механик Берт был без сознания, но вне опасности – пуля перебила ему кисть руки. Уилкс поднялся с колен после осмотра разбитого и окровавленного тела Шермана.

– Он не умер. – сказал он. – У него множество переломов, но он выживет.

– Чтобы быть повешенным, – дрожащим от усталости голосом добавил Фэн. – Что, – добавил он уже тверже, – сделает мир бедней на одного поклонника бессмертной Джейн.

Едва Фэн проговорил это, как на «Лили Кристин-III» подкатили Скотт и Бивис. За ними следовал начальник полиции со своими клевретами. Затем подъехали владелец угнанного «хилмана» и вызванная Виолой полиция. Не заставили себя ждать и хозяин велосипеда, украденного Шерманом, и Барнаби со своей «армией», порядком подзаправившейся из запасов привокзального буфета. Следом появились проктор, университетский инспектор и два «быка».

Это была действительно встреча друзей.