Текст книги "Узник Марса (сборник)"

Автор книги: Эдмонд Мур Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 58 страниц)

Глава III. Космолёт стартует

– Еще максимум три дня – и космолёт будет готов!

В голосе Марлина звучало волнение и торжество. Уайтли, стоявший рядом с ним, кивнул. – Еще три дня – и мы стартуем.

Мы вчетвером – Марлин и Уайтли, Рэндалл и я – стояли на плоской крыше гигантского здания – резиденции Всемирного Правительства, этого громадного цилиндрического белого небоскреба, который возвышается на две тысячи футов в центре столицы мира, Нью-Йорка. Вокруг нас простиралась величественная панорама всемирной столицы с ее зелеными парками и сияющими авеню, с могучими цилиндрическими небоскребами, некоторые из которых вырастали прямо из вод залива. Послеполуденное небо наполняли облака летательных аппаратов, многие из которых были конвертопланами и для взлета и посадки разворачивали вертолетные винты. Воздух наполняло шуршание этих винтов, а вдали заходил на посадку громадный лайнер из Сингапура, плавно снижаясь по направлению к гигантскому плоскому зданию аэропорта.

Но ни суматоха в воздухе, ни миллионные толпы людей, сновавших по своим делам внизу, не могли отвлечь внимание от огромного металлического объекта, к которому были прикованы все взгляды и который стоял на крыше перед нами.

Это был большой блестящий металлический многогранник, который возвышался над вспомогательными конструкциями рядом с ним, огромный граненый кристалл металла примерно тридцати футов в диаметре. На его поверхности, сверкающей как зеркало, тут и там блестели огромные шестиугольные иллюминаторы из толстого прочного прозрачного материала, которые, впрочем, могли быть надежно закрыты прочными металлическими диафрагмами. В шести гранях – на верхнем и нижем «полюсах» и в четырех диаметрально противоположных точках «экватора» зияли темные круглые отверстия. В одной из боковых граней, кроме того, имелся люк, диаметром несколько футов; этот люк был открыт, демонстрируя небольшую шлюзовую камеру, внутренний люк которой был тоже открыт, так что можно было созерцать интерьер внутри многогранника. Интерьер этот выглядел как причудливое хитросплетение разнообразных приборов и механизмов.

Это и был космолет – детище доктора Марлина.

– Завершим в три дня, – повторил он. – Все готово, осталось смонтировать последний генератор.

– Это будет сделано в течение двух дней, – объявил Рэндалл, стоявший рядом со мной. – Все остальные работы правительственных лабораторий были приостановлены, для того чтобы сделать эти генераторы для нас.

– Они работали быстро, три генератора уже готовы. Хорошо, что Уайтли сам руководил работой. Совместная работа с ними позволила ему быстро пройти путь от сырого лабораторного образца до действующей машины, – признал Марлин.

– Мы удачно уложились в месяц. Но если бы весь мир не работал над нашим проектом, вряд ли мы смогли бы сделать хоть что-то. Тем больше наша ответственность, – подытожил я.

Этот месяц, действительно, был периодом напряженной и разнообразной деятельности для Марлина и Уайтли, для Рэндалла и меня; эти безумные четыре недели, прошедшие с того дня, когда Марлин предложил великий план Всемирному Правительству. Весь этот месяц мы и весь мир бились над постройкой корабля, который должен был унести нашу четверку в глубины Космоса в попытке уничтожить чудовищный луч, раскручивавший Солнце, обрекая человечество на гибель. И каждый день период обращения Солнца вокруг оси сокращался еще на 4 часа. Инструменты доктора Уайтли фиксировали невидимую разрушительную работу чужого разума. Луч с Нептуна упирался в Солнце, раскручивая его, как волчок. Период обращения Солнца составлял уже всего 18 дней и 4 часа, часики тикали, отсчитывая последние дни Солнечной системы, волна времени несла нас на гребне неизбежности к погребальному костру рождения двойной звезды.

Весь мир знал об этом, и все стремились помочь нам. Доктор Марлин возглавил строительство, опираясь на своего помощника, Рэндалла, которого я встретил тут в первый раз и обнаружил, что это веселый рыжий парень моих лет. После консультаций с лучшими инженерами мира Марлин и Рэндалл избрали для нашего корабля форму многогранника. Такая форма, как было установлено, может противостоять перегрузкам при ускорении намного лучше, чем сферическая. Наш корабль был рассчитан на маневры как в свободном пространстве, так и в гравитационном поле планет, на любые мыслимые ускорения и их перепады.

Одновременно с работой над формой корабля началась работа над его внутренним устройством. Президент внес предложение, и мы согласились монтировать корабль на громадной плоской крыше здания Правительства Земли. Лучшие ученые и инженеры Земли прибыли для участия в строительстве космолета. Мы ни в чем не знали отказа – народы Земли были готовы на все, чтобы спастись от нависшей над всеми нами гибели, и как утопающий хватается за соломинку, схватились за наш рискованный проект. С тех пор как общая картина космической катастрофы и ее причина стали достоянием гласности, человечество стало единым как никогда ранее перед лицом неведомых врагов из космической бездны. Работа шла круглые сутки, посменно. Одна бригада сменяла другую. Марлин, Уайтли и Рэндалл постоянно направляли, консультировали, контролировали. И граненая оболочка корабля росла не по дням, а по часам.

Оболочка, спроектированная Марлином, была двойной. Вакуум между стенками служил великолепной термоизоляцией, предохраняя экипаж от чудовищного жара солнечных лучей, не смягченных атмосферой, от холода космической бездны – от всех тех чудовищных перепадов температуры, которые неизбежны в космическом полете. Ведь перепад температур между теневой и освещенной частью корабля мог достигать сотен градусов! Стенки обеих оболочек – наружной и внутренней – состояли из чередующихся слоев великолепной стали и асбеста, спрессованных в тонкие листы с использованием новой, невиданной технологии. Сами листы были сварены при помощи новой технологии бесшовной сварки на основе молекулярной диффузии, так что граненый корпус был, в сущности, монолитным.

Лишь в одной из граней имелся люк, за которым скрывалась шлюзовая камера, через которую можно было попасть внутрь корабля. Внутри приборы и оборудование покрывали всю поверхность стен, за исключением огромных шестиугольных иллюминаторов из сверхпрочного прозрачного материала. Под одним из этих иллюминаторов – в условном «носу» корабля – размещался главный пульт управления.

На этом пульте блистали хромом шесть небольших рычагов, служивших для управления генераторами лучей Уайтли. Эти лучи были нашим двигателем и нашим оружием. Их силы было достаточно, чтобы нести нас сквозь космос или чтобы смести с нашего пути небольшой астероид. Перед пультом имелось вращающееся кресло, снабженное системой пневматических амортизаторов и ремнями безопасности. В этом кресле должен был сидеть пилот, он же, при необходимости, стрелок.

Слева от пульта управления размещалась панель циферблатов и переключателей четырех генераторов. Сами генераторы – сверкающие металлические кубы – размещались в противоположной части внутреннего пространства космолета и в качестве источника энергии использовали супербатареи Ньюсона-Конетти. Работая от этих батарей, каждая из которых мощностью превосходила крупную электростанцию, эти кубы генерировали могучий силовой луч, по сравнению с давлением которого обычное световое давление – ничто. Излучение по толстым черным волноводам, скрытым между двойными стенками корабля, подавалось к шести дюзам – черным отверстиям в шести точках сверкающего корпуса. При помощи этих лучей мы могли разогнаться почти до скорости света!

Перед пультом генераторов с его многочисленными шкалами и циферблатами размещалось кресло инженера, той же конструкции, что и кресло пилота. А между ними – кресло второго пилота, перед которым возвышался усеянный приборами пульт. Приборы для измерения скорости и определения положения корабля в пространстве относительно небесных тел, датчики забортной и внутренней температуры и сотни других приборов располагались здесь. На этом же пульте располагались приборы системы жизнеобеспечения корабля – отсюда можно было отслеживать состав воздуха и регулировать удаление углекислоты и других вредных газов, которые затем в специальных установках разлагались на атомы, и подачу дополнительного кислорода из резервуаров, в которых живительный газ хранился в жидкой форме. Отсюда же контролировалась и система терморегуляции корабля, по трубам которой бежал газ нагревавшийся на солнечной стороне корабля и охлаждавшийся на теневой, обеспечивая комфортную температуру внутри. С этого же пульта осуществлялось управление множеством других механизмов, таких как диафрагмы иллюминаторов, люки шлюза и прочее.

Справа размещалось четвертое кресло, перед которым была смонтирована целая батарея компактных, но сверхмощных астрономических инструментов. Присутствовал десятидюймовый рефрактор, его объектив смотрел непосредственно в большой гексагональный иллюминатор, а труба, благодаря новому принципу «переотражения» не превышала в длину диаметра объектива. Там был также небольшой, но эффективный спектроскоп, устроенный аналогично, микрометрический аппарат для точного измерения угловой величины небесных объектов и экранированный болометр для измерения температуры небесных тел.

Эти четыре металлических кресла были снабжены надежной системой пневматических амортизаторов, которые позволяли нам выдержать чудовищные перегрузки при взлете, маневрах и посадке. Сидя в них, мы имели возможность смотреть вперед в пустоту, а ремни позволяли нам надежно фиксировать себя в креслах в условиях невесомости. На стенках кабины, среди приборов, тут и там размещались скобы, хватаясь за которые, в невесомости мы могли быстро передвигаться по кораблю, а специальные металлические рамы, к которым можно было пристегнуться, должны были служить койками для сна.

Здесь же, между приборами на стенках, притаились шкафы с запасами воды и пищи в банках-термосах, избавлявших нас от необходимости готовить. В других шкафах хранились баллоны с кислородом и прочие припасы. На специальных кронштейнах на стенах крепились «космоходы» – индивидуальные капсулы для выхода в открытый космос, более надежные, нежели скафандр. Это были цилиндры из металла семи с небольшим футов в высоту и три в диаметре, увенчанные металлическими куполами, снабженными прозрачным иллюминатором. Каждый «космоход» был снабжен собственным приводом Уайтли и системой регенерации воздуха. Полые металлические рукава с шарнирными сочленениями заканчивались металлическими клешнями, которыми можно было хватать предметы, управляя клешней изнутри рукава. Словом, это был небольшой одноместный корабль с собственным двигателем и, по совместительству, скафандр.

Все это многообразное хозяйство было надежно закреплено на своих местах внутри космолета. Лучшие лаборатории и заводы мира поработали на славу, ценой неимоверных усилий это чудо инженерной мысли удалось построить всего за месяц! И теперь мы смотрели на наш корабль с замиранием сердца. В течение трех дней, как сказал Рэндалл, закончится монтаж последнего генератора. И настанет момент нашего старта, когда этот сверкающий многогранник умчит нас в Великую Пустоту навстречу Неведомому! Глядя на сверкающий в лучах предзакатного солнца корабль, я вдруг почувствовал всю невероятную, выходящую за рамки здравого смысла грандиозность и сложность нашего предприятия.

– Лететь к Нептуну… к Нептуну! Это кажется невозможным! – прошептал я.

Марлин кивнул, его рука легла мне на плечо.

– Кажется невероятным, но на Нептун мы улетаем через три дня. Это единственный шанс спасти Землю от гибели.

– Но сможем ли мы? – воскликнул я. – Вчетвером мы собираемся бросить вызов цивилизации, раскручивающей звезды, как детские волчки! Неужели у нас есть шанс? – я не мог сдержать накатывающий приступ слабости.

Марлин серьезно посмотрел на меня, Уайтли и Рэндалла, стоявших рядом.

– Мы обязаны найти этот шанс, – торжественно сказал он. – Несмотря на то, что у нас остается мало времени, мы – последняя и единственная надежда Земли, и не допустим, чтобы эта надежда оказалась напрасной!..

Эти слова Марлина, я думаю, вдохнули в нас силы, позволившие пережить последние три дня перед стартом. В течение этих трех дней мы непрерывно тренировались, готовясь к исполнению своих полетных обязанностей. Уайтли, как разработчик, отвечал за генераторы, и все четыре дня возился с ними, тестируя, настраивая и перенастраивая. Рэндалл и я осваивали пульт управления: нам по очереди предстояло быть пилотами, ведя космолет к цели сквозь пустоту. Марлин, который взял на себя функции не только командира, но и навигатора, с группой ведущих астрономов погрузился в расчеты, прокладывая оптимальный курс корабля. Так что 16 июня, в день, на закате которого мы должны были стартовать, рассвет застал нас все еще за работой.

Всё это время мир кипел в возбужденном ожидании. Днем здание Всемирного Правительства, с крыши которого наш корабль должен был стартовать, осаждали неисчислимые толпы народа. Все знали, что от исхода нашей миссии зависит судьба каждого, судьба самой Земли. Солнце в небесах продолжало набирать обороты, каждый час приближал его к роковому мигу космической катастрофы. Последние часы перед стартом были мучительно, невыносимо долгими.

Наконец настала ночь 16-го – ночь нашего старта. Космолет был готов к прыжку в глубины Вселенной. Последняя работа Марлина и Уайтли на Земле заключалась в том, чтобы проверить документацию и чертежи космолета, которые должны были остаться на Земле для срочного строительства боевого космофлота. Мы должны были вернуться с Нептуна с данными об источнике нептунианского луча, чтобы флот мог предпринять попытку атаки. А для этого мы должны были вернуться. Мы не могли передать данные по радио из-за слоя Хевисайда[1]1
  Ионосфера – слой атмосферы планеты, сильно ионизированный вследствие облучения космическими лучами. У планеты Земля – это верхняя часть атмосферы, состоящая из мезосферы, мезопаузы и термосферы, главным образом ионизированная облучением Солнца. Ионосфера Земли состоит из смеси газа нейтральных атомов и молекул (в основном азота N₂ и кислорода O₂) и квазинейтральной плазмы. Степень ионизации становится существенной уже на высоте 60 км. В зависимости от плотности заряженных частиц в ионосфере выделяются слои D, E и F. Слой E, расположенный на высоте 90-120 км от поверхности Земли, иногда называют слоем Хевисайда. Слой E в силу относительно высокой концентрации свободных носителей заряда играет важную роль в распространении средних и коротких волн. В 1930 году, когда повесть была написана, слой Хевисайда считался непреодолимым препятствием для межпланетной радиосвязи. (Здесь и далее – прим. перевод.).


[Закрыть], окружающего нашу планету, который радиоволны нашего передатчика могли не пробить… Наконец в районе полуночи все было готово к старту.

Мы должны были стартовать в час ночи, поэтому в начале первого наша четверка покинула свои апартаменты в здании Правительства и вышла на крышу. Там мы невольно остановились. Белый свет могучих прожекторов заливал все вокруг, здание окружало людское море. Наверное, сотни тысяч мужчин и женщин замерли в напряженном ожидании. На самой крыше тысяча двести членов Всемирного Конгресса также собрались проводить нас. Они стояли вокруг площадки, огражденной канатами, в центре которой стоял космолет. Внутри ограждения людей почти не было – только Президент и несколько высших государственных чиновников.

Эта сцена навеки отпечаталась в моей памяти – суровый Марлин, хладнокровный Уайтли, мы с Рэндаллом, пытающиеся скрыть безумное волнение. Яркий свет прожекторов, бескрайнее людское море вокруг белой громады здания правительства, блеск обшивки корабля, приковавшего к себе внимание всего человечества – все это было величественно и торжественно. Но наши взгляды невольно устремились в небо. Там, невысоко над горизонтом, сияли экваториальные созвездия – Скорпион, Стрелец и Козерог, со спокойным белым сиянием Юпитера в Скорпионе и яркой красной точкой Марса и желтой искрой Сатурна в Козероге. Но наши взгляды привлек Стрелец, где притаился Нептун, невидимый невооруженным глазом… Но в тот вечер нам казалось, что мы видим его.

Затем мы вчетвером пересекли крышу, подошли к техническим фермам, которые поддерживали космолет, но перед этим ненадолго остановились перед Президентом. Это был важный эпизод в космической драме: Земля и Человечество вручали свою судьбу в руки четырех безумцев, собравшихся броситься в бездну ради последнего шанса на спасение мира, шанса призрачного, но единственного. Президент, стоявший перед нами, не говоря ни слова, словно боясь разрушить торжественное безмолвие, шагнул нам навстречу. Он крепко пожал каждому из нас руку, пристально глядя в глаза, а затем отступил. И тогда мы во главе с Марлином друг за другом, пригнувшись вошли в шлюзовую камеру и задраили за собой люк. Затем открыли внутренний люк – вошли в корабль и задраили люк за собой. Мы были еще на Земле, но уже попрощались с ней.

Затем мы заняли наши места: Марлин – в кресле навигатора с его астрономическими инструментами, я – в кресле первого пилота с пультом с шестью рычагами двигателей, Рэндалл – в кресле второго пилота – с кучей приборов, управляющих внутренними системами корабля, и Уайтли – в кресле инженера, чтобы контролировать работу генераторов. Фермы, поддерживающие корабль, развернули его носом к Стрельцу. И теперь Марлин, вглядываясь в окуляр телескопа, осторожно подкручивал верньеры, наводя прибор в глубины пространства. Наконец, он обратился ко мне.

– Нептун, – сказал он спокойно. – Мы стартуем, когда он окажется в поле зрения.

– Но мы можем маневрировать, меняя траекторию в ходе полета, – заметил Рэндалл, и Марлин кивнул.

– Можем, но я рассчитал самый экономичный курс…

В то время, пока он говорил, я смотрел в телескоп, и хотя видел Нептун много раз прежде, раньше я никогда не смотрел на него с такими чувствами, как те, что охватили меня сейчас. Бледно-зеленая планета спокойно сияла в глубинах пустоты. Её одинокая луна[2]2
  На момент написания повести у Нептуна был открыт только один спутник – Тритон.


[Закрыть] не была видна даже через наш мощный телескоп. Я передал телескоп Марлину, который должен был дать команду на взлет в тот момент, когда планета окажется в центре поля зрения. Мы собирались рвануться к Нептуну на максимальной скорости, использовав не только реактивную силу луча, но и оттолкнувшись лучом от Земли. Нам предстояло корректировать курс, чтобы учесть движение Нептуна по его орбите, но мы выигрывали в расходе энергии, стартуя прямо в направлении текущего положения планеты.

Мы напряженно замерли в своих креслах. Я кивнул Уайтли, и он включил генераторы. Их могучая пульсация наполнила корабль, теперь одного нажатия рычага было достаточно, чтобы сила луча швырнула нас к звездам. По мере того как Уайтли щелкал переключателями, гудение генераторов становилось все выше и тише, пока не превратилось в тонкий, едва различимый свист. И Марлин, наблюдая за ползущим через поле зрения телескопа Нептуном, начал обратный отсчет:

– 45… 40… 35… 30…

Завороженный его голосом, я застыл, словно статуя; моя рука повисла над рычагами, готовая высвободить чудовищную силу луча, силу, которая должна была унести нас туда, куда не ступала нога человека.

– 25… 20… 15…

Голос Марлина заставлял мое сердце отчаянно колотиться, Рэндалл и даже Уайтли рядом с мной тоже сжались от напряжения по мере приближения решающего момента. Я бросил прощальный взгляд в иллюминатор, залитый сиянием прожекторов Нью-Йорка.

– 10… 5… 0!

Я рванул рычажок, активирующий нижние дюзы.

Старт!

Наши уши оглушил чудовищный рев, титаническая тяжесть вдавила нас в кресла. Нью-Йорк с его толпами и огнями исчез с быстротой молнии – как только хвостовая дюза извергла могучий несущий луч! Через несколько секунд рев раздираемого воздуха затих, иллюминаторы заполнила бархатная тьма, прорезанная ослепительным сиянием звезд. Мы были за пределами атмосферы Земли! В иллюминаторах сияли немигающие звезды, позади нас, уменьшаясь в размерах, плыл серо-голубой шар в белых разводах облаков. Земля отступала и уменьшалась, оставшись позади нас, а мы, набирая немыслимую скорость, мчались к Нептуну, чтобы спасти эту Землю от почти неминуемой гибели!

Глава IV. Опасности межпланетного путешествия

– Марс впереди и слева. Мы должны проскочить его орбиту через три часа!

На мои слова Марлин кивнул.

– Мы минуем Марс, но он не сильно побеспокоит нас своим притяжением, – заявил доктор Марлин.

Мы сидели в наших креслах перед пультами, Уайтли – слева, глядя через большой иллюминатор перед нами. Впереди и выше и всюду вокруг нас раскинулась величественная панорама, потрясающая в своей яркости, подавляющая панорама звездного неба, каким оно предстает в межзвездной пустоте. Пылающие в своих истинных цветах бриллиантовым блеском со всех сторон вокруг нас звезды были подобны драгоценностям, раскиданным Творцом по черному бархату небес. И поскольку наш космолет мчался с чудовищной скоростью, все еще продолжая набирать её, небольшая перегрузка вдавливала нас в кресла. Теперь прямо по курсу, среди холодного блеска звезд, мы могли видеть невооруженным глазом нашу цель – призрачный зеленоватый огонек – Нептун. Ближе к нам, Юпитер сиял, как небольшой блестящий диск белого света. Отчетливо четыре точки белого света, его самые крупные луны, сверкали возле него. Слева, гораздо раньше светил желтый Сатурн, светил гораздо ярче, а ближе к нам, тоже слева, почти рядом с нами, тусклым красным маленьким щитом висел Марс, увенчанный белыми полярными шапками.

Крошечный голубой диск Земли остался за кормой, рядом с яркой белой точкой Луны. Едва заметная Земля терялась в ослепительном блеске яростно горящего Солнца, что полыхало сзади. Его большая корона и могучие протуберанцы были ужасны в своей роскоши, но было видно, что мы умчались в пустоту уже далеко. За сорок восемь часов наш могучий космолет набрал скорость более миллиона миль в час и продолжал набирать ее под воздействием нашего силового луча, бледного луча, видимого лишь возле самого своего источника, луча создававшего чудовищную тягу, разгонявшего нас с постоянным ускорением до скорости, которую пару месяцев назад я счел бы невозможной. Мы мчались сквозь бездну эфира, я и Рэндалл сменяли друг друга каждые четыре часа в кресле первого пилота. Мы уже почти достигли орбиты Марса, проделав путь более чем в пятьдесят миллионов миль. Теперь Марлин, Уайтли и я смотрели в сторону красного диска Марса, который был в нескольких миллионах миль от нас впереди и слева.

Глядя на него, мы ясно видели ледяные шапки полюсов Марса, блестящие и белые на фоне тусклого красного шара, и могли разглядеть длинные прямые линии знаменитых каналов, служившие яблоком раздора для нескольких поколений земных астрономов. Красная планета приковала к себе наше внимание, заворожила, и даже Рэндалл присоединился к нам. Он подполз к иллюминатору, с большим трудом преодолевая перегрузку. Марлин повернул телескоп к диску загадочной Красной планеты и пристально изучал ее. Минуту спустя он покачал головой и торжественно изрек:

– Теперь уже нет сомнений, что эти каналы – творения разумных существ. Там большие геометрические формы. Скорее всего, это здания, но наш космолет движется на такой огромной скорости, что невозможно удержать планету в фокусе телескопа.

Мы посмотрели в сторону красного диска и его таинственных каналов.

– Если мы могли бы остановиться и высадиться здесь, кто знает, какие чудеса Марса открылись бы науке! – пробормотал задумчиво Уайтли.

Марлин задумчиво кивнул.

– Нептун – наша цель, и мы не можем высадиться на Марс теперь. Но если мы добьемся успеха в нашей великой миссии, если Земля будет спасена от гибели, которую обитатели Нептуна готовят Солнечной системе, мы непременно полетим на Марс и на все остальные планеты.

– А между тем мы значительно отклонились от курса. Не пора ли использовать луч и откорректировать траекторию? – спросил я.

Даже сейчас, когда мы сосредоточили все свое внимание на Красной планете, я не терял из виду показания гравитометра. Показания прибора свидетельствовали, что притяжение Марса довольно сильно искривило нашу траекторию, и пора было врубать двигатель, чтобы не сойти с курса на Нептун. Хотя отклонение было не велико, нам следовало избегать даже такой неточности. И не только ради экономии энергии, но прежде всего, чтобы ненароком не влететь в луч нептуниан, которым они раскручивали Солнце. Этот луч, невидимый для нас, в сторону которого мы сейчас отклонились, был для нас абсолютно смертелен. Попав в него, наш космолет был бы отброшен с титанической силой прямо в горнило Солнца!

Так что теперь, когда наш корабль начал отклоняться в сторону Марса, все дальше и дальше от рассчитанной траектории к Нептуну, я начал быстро манипулировать направлением несущего луча, а затем быстро включил еще один луч, активировав дюзы левого борта. Бледный луч вырвался наружу и потянулся к Марсу, постепенно становясь невидимым. Мы почувствовали, как мягкая лапа ускорения наваливается на нас и космолет вернулся на прежний курс. Мы вновь нацелились на Нептун, и как только Марлин сказал, что траектория соответствует расчетной, зеленая точка враждебной планеты вновь засияла прямо по курсу. Я отключил маневровый луч, который больше не требовался для противодействия гравитации Марса, и мы сосредоточили наше внимание на панораме, раскинувшейся перед нами. Далекий Нептун все еще был лишь зеленоватой точкой, а на фоне немигающих созвездий красовались во славе своей Юпитер и Сатурн. Сатурн ослепительно блистал слева. Его таинственное кольцо уже стало видимым для наших глаз. Но пока в небесах царил Юпитер, его могучая сфера, с причудливыми поясами облаков, отчетливо видимыми невооруженным глазом, и хороводом лун.

Он не лежал у нас прямо по курсу, оставаясь в стороне, и не он занимал нас более всего, когда Марс и его орбита остались позади.

– Астероиды! Мы почти в их главном поясе. Скоро будем среди них! – воскликнул я.

– Они – одна из величайших опасностей на нашем пути. Будь наготове, Хант! Наша гибель – конец Земли! – воскликнул Марлин.

Мне не нужно было его предостережение, мои руки и так застыли на рычажках пульта, а глаза напряженно созерцали тьму по курсу. Я знал, что мы вошли в один из самых опасных районов Солнечной системы – Большой Пояс астероидов, лежащий между орбитами Марса и Юпитера. Тысячи астероидов, начиная с огромной и шарообразной Цереры в 480 миль в диаметре, вплоть до мельчайших астероидов только в несколько миль в поперечнике, кружились вокруг Солнца между четырьмя внутренними и четырьмя внешними планетами; их орбиты представляли собой лабиринт переплетающихся кругов и эллипсов. Большая часть этих малых планет была каменюками, которые были опасны тем, что мы не могли обнаружить и отследить их заранее. Мы могли обнаружить опасную глыбу буквально за мгновение до столкновения. И в это мгновение мы должны были среагировать, отклонив опасный камень или увернувшись от опасной скалы. При этом гравитационные поля астероидов искажали наш курс, и это тоже надо было учитывать.

Мы постоянно дежурили у приборов час за часом, пока наш космолет на скорости два миллиона миль в час преодолевал это минное поле. Пульсация генераторов была ровной и устойчивой, перегрузка вдавливала нас в кресла, но она была не велика, и мы к ней уже привыкли. Так что, пока я с Марлином наблюдал за тем, что происходит впереди, Рэндалл дежурил у иллюминатора справа, а Уайтли нес аналогичную вахту слева. Несколько часов спустя Рэндалл увидел первый из астероидов. Он издал короткое восклицание, указывая вправо и вперед, и когда мы посмотрели туда, то увидели небольшую яркую точку в черноте пространства, точку, с в быстротой молнии превратившуюся в несущуюся нам навстречу тусклую сферу! Бесплодная, лишенная атмосферы и воды, каменная масса стремительно приближалась, грозя нам гибелью! В тот момент моя рука рванула один из шести рычагов, и могучий силовой луч ударил в сторону астероида. В следующий миг громада астероида, казалось, отскочила от нас и стремительно унеслась вдаль! Но, на самом деле, это мы успели «отскочить» с ее пути. Я тут же занялся коррекцией курса, компенсируя отклонение и вновь нацеливая корабль на ту точку, где он должен был встретиться с Нептуном. А пока я занимался этим, Марлин изучал при помощи своих приборов астероид, столкновения с которым мы только что едва избежали. Астероид был крупный – миль сто в диаметре.

– Это Веста, один из крупнейших астероидов. Других крупных астероидов вблизи нашей траектории быть не должно, – задумчиво промолвил Марлин.

– Большие или малые, я не хочу видеть их больше! – воскликнул я. – Особенно когда…

– Хант!.. Мать твою!.. Слева!

Уайтли был тем, кто своим криком вернул меня к действительности, и, взглянув в иллюминатор, я с ужасом обнаружил летящую нам навстречу угловатую массу камня, еще одну блуждающую в глубинах беспредельности смертоносную скалу! Не столь большая в размере, как первый астероид, эта глыба приближалась к нам с потрясающей скоростью, и даже когда я рванул один из рычагов, направив импульс силового луча на астероид, казалось, что тот рушится на нас. Его чудовищная скалистая поверхность полностью закрыла обзор – сокрушительная твердыня на нашем пути! Мой луч в самый последний момент отбросил нас от гибельной громады, мы проскочили мимо астероида, и тот, кувыркаясь, растаял в бездне. Но почти одновременно с ним мимо нашего космолета промчалось еще два мелких астероида, так что расслабиться было невозможно.

Мы мчались вперед сквозь пояс астероидов, пронизанный смертоносными потоками камня и железа, уворачиваясь от смертоносных глыб и обломков, иногда находясь на волосок от гибели. Час за часом неся бессменную вахту у иллюминаторов и приборов, мы шли на самом большом ускорении, какое только способны были выдержать. Земля за кормой превратилась в белую звезду, яркую, но одну из многих, и даже Солнце уже уменьшилось примерно на треть. Но не то, что осталось позади, занимало наше внимание и мысли – мы неотрывно смотрели вперед. Все наши силы уходили на то, чтобы уклониться от встречных астероидов, вовремя обнаружив их. Мы видели один или два раза рои или группы таких астероидов, движущихся вместе, иногда десятки штук разом, и стремились уклониться от них. Огибая эти смертоносные рифы космоса, мы приближались к краю астероидного пояса и к Юпитеру, неуклонно растущему, постепенно превращающемуся в гигантский диск справа перед нами. И как раз у самого края астероидного пояса нас поджидала самая большая опасность! Ибо, когда я рванул наш космолет в сторону, чтобы избежать стремительного небольшого астероида, и с облегчением увидел, как он, кувыркаясь, канул в бездну, именно в этот момент я влетел в самый центр роя скалистых малых планет!

Мы мчались в центр этого дьявольского роя, и казалось, ничто не сможет нас спасти! Я слышал хриплые крики Марлина и Рэндалла рядом со мной, рев Уайтли, и я понимал, что только чудо может позволить нам проскочить. Две глыбы неслись на нас справа, а слева приближались еще две, кувыркаясь и сталкиваясь между собой. Не было времени ни для размышлений, ни для молитв. Я принял молниеносное решение рефлекторно, бросив корабль прямо в центр. Мы проскочили между космическими Сциллой и Харибдой, одновременно включив на максимум отталкивающие лучи!

Было мгновение, когда космолет, казалось, будет либо смят в лепешку, либо развалится. Корпус корабля сдавило, когда врубились лучи одновременно с правого и левого борта, расталкивая астероиды, каркас космолета затрещал. Мы невольно сжались, ощущая тень крыла смерти. Но через миг мы выскочили из смертоносного роя! Мы вырвались! Мы проскочили! Мы выжили! Госпожа удача улыбнулась нам и лично мне, как пилоту.