Текст книги "Чудозавр"

Автор книги: Эдит Несбит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Благодаря чарам Чудозавра маленький Ягненок вдруг сделался таким желанным, что его братья и сестры решили прятать его от всех прохожих и проезжих. Таким образом им удалось уберечь его от булочника, каменщика и еще от какого-то встречного, везшего бочку с керосином. Дети были уже близко от дома, но тут-то как раз и подстерегала их самая большая опасность. За одним из поворотов дороги они вдруг наткнулись на целый табор цыган, расположившихся на ночлег. В стороне от дороги стояли повозки и шатры, двое мужчин лежали на траве и курили трубки, а три женщины стирали белье в какой-то старой жестяной посудине. На самой дороге с полдюжины оборванных ребят стряпали пироги из пыли.

В один миг все цыгане – и дети, и женщины, и мужчины – окружили Антею с Ягненком.

– Дайте мне его подержать, барышня, – сказала одна из цыганок: лицо у нее было словно из черного дерева, а волосы светлые. – Я ничего ему не сделаю.

– Лучше не надо, – ответила Антея.

– Нет, вы дайте его мне! – вступилась другая цыганка, у которой лицо тоже было словно из черного дедева, но и волосы были черные, кудрявые и блестящие. – У меня своих было восемнадцать головок, так уж мне ли…

– Нет, – храбро отказала Антея, но сердце у нее со страха трепетало, как у пойманной птички.

Тут вышел вперед один из мужчин.

– Дай мне Бог провалиться, если это не он! – воскликнул цыган. – Это же мой сын, которого я давно ищу. Есть у него родинка на левом ухе?.. Нет? Ну вот, он самый! Его у меня украли. Давайте его мне скорей! И я, уж так и быть, на этот раз не стану жаловаться на вас в суд.

Он вырвал ребенка из рук Антеи. Та от гнева покраснела и от бессилия заплакала.

Остальные стояли, не говоря ни слова. Никогда еще не бывало с ними такого страшного приключения, даже когда их вели в участок в Рочестере, и то было лучше. Кирилл побледнел, руки его задрожали, но он сделал знак другим, чтобы они молчали. Сам он с минуту о чем-то думал и, наконец, сказал цыгану:

– Если ребенок ваш, то мы не станем держать его у себя. Только, видите ли, он уж очень привык к нам. Впрочем, если хотите, возьмите.

– Конечно, хотим! – отвечала одна из женщин, пытаясь взять ребенка из рук цыгана.

Ягненок громко закричал.

– Ай, вы сделали ему больно! – бросилась к цыганке Антея. Но Кирилл вполголоса скомандовал ей: «Молчи!»

– Уж положись на меня! – добавил он шепотом.

– Послушайте! – обратился он к цыганам. – С чужими людьми этот мальчишка прямо несносен. Мы лучше немножко побудем тут с вами, пока он к вам не привыкнет, а когда придет ему время спать, мы его вам оставим, а сами уйдем. Потом уж вы между собой решите, кто из вас возьмет его себе.

– Что ж, пожалуй, – сказал цыган, державший Ягненка. У этого цыгана шея была обвязана красным платком. Ягненок вцепился в платок обеими ручонками и так его затянул, что цыгану стало тяжело дышать.

Цыгане принялись о чем-то шептаться. Кирилл воспользовался этим временем, чтобы тоже шепнуть:

– Закат! Тогда мы уйдем.

Тут его брат и сестры пришли в удивление и восторг, что Кирилл оказался такой умный и вспомнил о закате.

– Вы пока пустите мальчика к нам, – сказала Джейн. – Вот мы здесь сядем и будем смотреть за ним, а он к вам понемножку привыкнет.

– Хорошо бы теперь поесть чего-нибудь! – сказал вдруг Роберт. – Другие посмотрели на него с негодованием.

– Как можно думать о еде, – горячо заговорила Джейн, – когда наш бра… Я хотела сказать – мальчик…

Роберт усиленно замигал ей глазами и продолжал, обращаясь к цыганам:

– Можно мне пока сбегать домой и принести чего-нибудь поесть? Его братья и сестры почувствовали к нему глубочайшее презрение, они не догадались о его тайных намерениях. Зато цыгане мигом сообразили в чем дело.

– Да, поесть, – подхватили они. – И позвать полицию и наговорить ей всякого вздора, будто этот ребенок ваш, а не наш. Очень уж ты хитер, голубчик!

– Если вы голодны, так можете поесть с нами, – сказала дружелюбно одна из цыганок. – Слушай, Сандор: это милое дитя, пожалуй, надорвется от плача. Отдай его пока барышне и посмотрим, не приучит ли она его к нам немножко.

Ягненок был возвращен Антее. Но цыгане стояли так близко, что плакать он не переставал. Тогда мужчина с красным платком на шее распорядился:

– Ну-ка, Фараон, разведи огонь. А вы, юбочницы, приготовьте похлебку.

Таким образом, цыгане, хотя и неохотно, должны были разойтись и приняться за работу, а дети со своим меньшим братом остались сидеть на траве.

– Когда солнце сядет, то все опять уладится, – успокоила Джейн. – А все-таки страшно! Вдруг цыгане рассердятся на нас, когда придут в себя? Они могут нас прибить, или – еще хуже – привяжут к деревьям и бросят здесь…

– Нет, они этого не сделают, – сказала Антея. И склонилась к малышу:

– Ягненочек, милый, перестань плакать: видишь, твоя Панти здесь, с тобою. – И продолжила для остальных: – Они не злые люди: иначе стали бы они нас кормить.

– Да, как же! – фыркнул Роберт. – Я и не притронусь к их грязной похлебке: она у меня в горле застрянет.

В эту минуту другие были с ним согласны. Но когда ужин был готов, все принялись уплетать его за обе щеки. Цыгане приготовили вареного зайца с луком и каких-то птиц, похожих на цыплят. Ягненку дали сухарей, размоченных в горячей воде и посыпали их крошевом сахара. Ему это кушанье так понравилось, что он, сидя на коленях у Антеи, даже позволил двум цыганкам кормить себя.

Бесконечно долгим показался для детей остаток этого дня, так как им все время пришлось забавлять Ягненка. О бегстве нечего было и думать: цыгане зорко за ними следили. Под вечер Ягненок успел привыкнуть к женщине со светлыми волосами, позволял цыганятам целовать свои лапки и даже становился, положа руку на грудь, и кланялся мужчинам, как большой. Весь табор был в восторге от него, а братья и сестры в глубине души невольно гордились, когда все его таланты проявлялись перед такой внимательной и отзывчивой публикой. Однако вместе с тем дети нетерпеливо ждали захода солнца.

– Мы уже привыкли ждать заката, – шепнул Кирилл. – Когда же, наконец, мы сумеем пожелать чего-нибудь очень хорошего и будем жалеть, что солнце зашло.

Тени от деревьев становились все длиннее и длиннее и, наконец, слились в красноватом сумраке. Солнца не было видно, оно скрылось за холмом, но еще не закатилось. Цыгане начинали терять терпение.

– Ну, ребятня, – сказал человек с красным платком, – пора уж вашим головам и на подушки. Малютка с нами теперь подружился, а вы, значит, можете проваливать.

Цыгане и цыганята столпились вокруг Ягненка; к нему тянули руки, манили его пальцами, ласково улыбались. Но все эти искушения на него не действовали. Сидя на руках у Джейн, он крепко обнял ее за шею, прижался к ней всем тельцем и так жалобно заплакал, как ни разу еще не плакал в этот день.

– Так ничего не выходит, – заключила одна из женщин. – Дайте-ка мне его, барышня, я его скоро успокою!

А солнце еще не закатилось.

– Расскажите ей, как надо укладывать его в постель, – тревожно шептал Кирилл. – Говорите все, что придет в голову: только бы выиграть время. И будьте готовы удирать сейчас же, как только это глупое солнце надумает, наконец, сесть.

– Хорошо! – сказала Антея цыганам. – Сейчас мы вам его отдадим, только я должна вам рассказать, что каждый вечер его надо купать в теплой воде, а утром – в холодной. У него есть фарфоровый зайчик, с которым он купается в теплой ванне, и две утки: с ними он купается в холодной. Не знаю, из чего они сделаны, но только они не тонут, а плавают. Потом он очень не любит, когда ему моют уши, но все равно это надо делать. А если ему попадет мыло в глаза… Женщина засмеялась.

– Будто я сама никогда ребят не купала! – сказала она. – Ну, давайте его мне. Пойди к Мелии, солнышко мое!

– Иди плочь! – забрыкался Ягненок.

– Да, но я еще должна сказать, как его надо кормить, – продолжала Антея. – Вы непременно должны знать, что каждое утро ему дают яблоко, а потом молоко с булкой. На завтрак иногда дают яйцо и…

– Я десятерых вырастила, – ответила женщина с черными кудрями. – Давайте же его, барышня. Нечего больше рассусоливать. Вот я его сейчас приласкаю, убаюкаю…

– Подожди! Мы ведь еще не решили, чей он будет, – напомнил один из мужчин.

– На что он тебе, Аза, когда за твоим хвостом и так семеро ходят?

– Ну, это еще не беда, – отвечал муж Азы.

– А меня-то вы и спрашивать не хотите, что ли? – обиделся муж Мелии.

Вмешалась девушка Зилла.

– А про меня вы совсем забыли? Я одинокая девушка, смотреть мне не за кем. Вот мне его и отдайте.

– Молчи уж лучше!

– Сам потише кричи!

– Ты ко мне лучше не лезь, а то я…

Цыгане начали горячиться. Их темные лица нахмурились, глаза засверкали… Но вдруг на всех лицах произошла какая-то перемена, словно прошла по ним невидимая губка и сразу стерла с них весь гнев и волнение.

Дети поняли, что солнце наконец закатилось, но они боялись двинуться с места, ожидая, что вдруг цыгане придут в ярость, сообразив, сколько глупостей они сегодня наделали. Однако цыгане тоже были смущены и не говорили ни слова.

Тяжелая была эта минута!

Но вот Антея с невероятной смелостью поднесла Ягненка к мужчине в красном платке.

– Возьмите же его, – предложила она. Цыган даже попятился от нее.

– Мне не хотелось бы отнимать его у вас, барышня, – ответил он глухим голосом.

– Уступаю свою долю в нем всякому, кто только захочет, – сказал другой цыган.

– С меня и своих довольно, – проворчала Аза, отворачиваясь.

– Все-таки он хороший мальчишка, – сказала Мелия. Теперь только одна она смотрела на хнычущего Ягненка.

Девушка Зилла даже высказала предположение, что у нее сегодня был легкий солнечный удар. Ей-то этот мальчишка, конечно, совсем не нужен!

– Так мы можем его унести? – спросила Антея.

– Отчего бы и нет? – ответил ей Фараон ласково. – Уносите его, барышня, и не будем больше об этом толковать.

Цыгане стали торопливо устраиваться на ночь, не обращая больше никакого внимания на детей. Только Мелия проводила их до поворота дороги и сказала там:

– Дайте мне еще раз поцеловать его, барышня. Не знаю, отчего мы сегодня все так одурели. Мы, цыгане, детей не воруем, хоть вас и пугают нами, когда вы шалите. У нас обыкновенно и своих ребят слишком много. Только я, бедная, всех своих потеряла…

Она наклонилась к Ягненку. И тот, глядя ей в глаза, почему-то поднял свою ручонку, нежно погладил цыганку по лицу и пробормотал: «Беная, беная!» Затем он позволил ей поцеловать себя и, даже более того, сам поцеловал ее смуглую щеку.

Цыганка стала водить пальцами по лбу ребенка, что-то писала на нем, потом по груди, по рукам и ногам, а в то же время говорила: «Пусть будет он сильным, пусть голова его будет сильна мыслью, а сердце любовью, пусть руки его работают неустанно, а ноги носят его через леса и горы и снова приносят его здоровым и невредимым в родную семью». Потом она сказал несколько слов на каком-то непонятном языке и вдруг быстро встала:

– Теперь пора проститься. Рада была нашей встрече.

И она ушла к себе домой, если можно назвать домом складной шатер на зеленой траве у дороги.

Дети смотрели ей вслед, пока она не скрылась из виду.

– Какая она странная, – задумчиво сказал Роберт. – Даже закат солнца ее не образумил. Что за вздор такой она болтала?

– А мне кажется, – возразил Кирилл, – что это было любезно с ее стороны.

– Любезно! – воскликнула Антея. – Это было удивительно хорошо. Право же, она такая милая!

– Должно быть, она добрая, – согласилась Джейн, – только очень уж страшная.

Домой дети вернулись, опоздав не только к обеду, но даже и к вечернему чаю. Марта, конечно, бранилась. Но Ягненок был цел.

– Выходит, что сегодня и мы, как и все другие, желали иметь у себя Ягненка, – сказал Роберт позже.

– Конечно.

– А теперь, после заката солнца, это переменилось?

– Нет, – ответили трое остальных.

– Значит, чары Чудозавра действуют на нас и после заката?

– Нет, – отвечал Кирилл, – Чудозавр тут ни при чем. Мы всегда очень любили Ягненка, когда у нас головы были в порядке. Только сегодня утром мы все держали себя по-свински, особенно ты, Роберт.

Роберт не обиделся на этот упрек.

– Правда, – отвечал он, – сегодня утром я думал, что совсем не люблю Ягненка. Пожалуй, это было свинство. Но когда оказалось, что мы можем его потерять, я стал думать совсем иначе.

Итак, друзья мои, эта глава закончилась нравоучением. Право же, я не хотел писать никаких нравоучений, но они бывают иногда крайне навязчивы и лезут туда, где их совсем не спрашивают. А раз уж одно из них сюда забралось, хотя и против моей воли, то пусть уж оно тут и останется. Быть может, оно и пригодится, на случай если кому-нибудь вдруг придет желание отделаться от одного из своих братьев или сестер. Надеюсь, это бывает не часто, а ведь все-таки бывает – даже и с вами.

Глава четвертая
КРЫЛЬЯ

На другой день шел дождик. Из дому выйти было нельзя, а тем более нельзя было потревожить Чудозавра. Он, как вы знаете, так боялся сырости, что, простудившись много тысяч лет тому назад, до сих пор чувствовал боль в своей левой баке. Время тянулось медленно. После полудня дети задумали написать письма матери.

Но прежде, всего Роберт ухитрился опрокинуть чернильницу, а она, как на грех, в этот день была особенно полна. Чернила пролились на столик Антеи и попали в картонку, которую Антея называла своим потайным ящиком. Собственно говоря, Роберт был не очень виноват. Так уж случилось, что он брал чернильницу в то самое время, когда Антея приподняла крышку стола, а Ягненок, сидя под столом, разломал свою игрушечную птичку, махавшую крылышками, обнаружил внутри небольшую острую проволоку и попробовал уколоть ею Роберта в ногу. Таким образом, без всякого дурного умысла с чьей-нибудь стороны потайной ящик был облит чернилами, а затем струя их потекла на незаконченное письмо Антеи. После этого происшествия письмо приняло такой вид:

«Милая моя мамочка, надеюсь, что ты совсем здорова и что бабушке теперь лучше. Недавно мы…» Дальше шел чернильный поток, а внизу было приписано карандашом:

«Это не я пролила чернила, но их пришлось так долго вытирать, что писать больше некогда, пора отправлять.

Твоя любящая дочь АНТЕЯ».

Письмо Роберта не было и начато. Рисуя корабль на промокашке, он думал, о чем бы ему написать. Тут как раз опрокинулась чернильница, и пришлось помогать Антее. Он пообещал ей сделать другой потайной ящик, гораздо лучше прежнего. Антея попросила: «Сделай сейчас». Затем пришлось отправлять письма, а сочинение Роберта не было готово. Впрочем, потайной ящик тоже до сего дня еще не готов.

Кирилл очень быстро накатал длинное письмо, потом пошел делать ловушку для улиток, о которой недавно прочитал в «Домашнем садовнике». Когда же надо было письмо отправлять, то оно куда-то исчезло. Должно быть, улитки съели.

Пошло одно письмо Джейн. Она хотела подробно рассказать маме о Чудозавре и обо всех приключениях последних дней, – в сущности, все хотели сделать то же самое. Но Джейн так долго думала над своим письмом, что на подробный рассказ у нее времени уже не хватило и пришлось удовольствоваться следующим:

«Моя милая моя мамочка мы все ведем себя так хорошо как только можем. Ты ведь так нам сказала когда уезжала. И Ягненок немножко простудился но Марта говорит – это пустяки, только он вчера утром перевернул вазу с золотыми рыбками. Мы были в песочной яме, туда пришли по нестрашной дороге и нашли там удивительную штуку только пора уже отправлять письмо а потому до свидания.

Твоя дочка ДЖЕЙН.

Если бы твое желание исполнилось ты чего бы пожелала?»

В это время послышался рожок почтальона, и Роберт бросился под дождем, чтобы передать ему письмо.

Вот так и случилось, что, несмотря на общее намерение детей рассказать матери о Чудозавре, она ровно ничего о нем не узнала. Были еще и другие причины, почему ей никогда не пришлось о нем узнать, но о них я расскажу после.

На другой день приехал дядя Ричард, забрал с собой всех детей, кроме Ягненка, и повез их в городок Медстон. Дядя Ричард был хороший. В городе он повел их в магазин игрушек и, не давая советов покупать что-нибудь поучительное, предложил, чтобы каждый выбрал себе игрушку, не думая о цене. Это очень умно – позволять детям выбирать любую игрушку: дети ведь неопытны, а потому иногда, сами того не желая, выбирают полезные и поучительные вещи. Так и случилось с Робертом: он долго колебался, а в конце концов стал торопиться и выбрал коробку, на которой были нарисованы крылатые быки с человечьими головами и крылатые люди с орлиными головами. Роберт думал, что в коробке окажутся такие же звери, какие нарисованы на крышке, а там оказалось лото для изучения древней истории.

Другие дети выбрали, не раздумывая долго, и были очень довольны. Кирилл нашел себе маленькую модель паровой машины, девочки выбрали по кукле и, кроме того, кукольную чайную посуду – это «для обеих». Мальчики «для обоих» выбрали лук и стрелы.

Дядя Ричард катал детей на лодке, потом все пили чай в красивой кондитерской, а когда вернулись домой, то уже поздно было думать о каких-нибудь желаниях.

О Чудозавре дяде Ричарду ничего не рассказывали. Почему? Мне неизвестно. Да и дети сами этого хорошенько не знали. Но вы, быть может, догадаетесь?

Следующий день выдался необыкновенно жарким. В газетах ежедневно печатается, какова должна быть погода. Люди, заведующие этим, писали потом, что уже много лет не было такого жаркого дня. Они накануне отдали приказ погоде: «Теплее, местами гроза». Тепло-то, и правда, было. Но погода так хлопотала о тепле, что на устройство грозы у нее совсем времени не осталось. Потому гроза в тот день и не состоялась.

Приходилось ли вам когда-нибудь в жаркий летний день вставать в пять часов утра? Хорошо бывает в это время: восток горит розовыми и желтыми огнями; на траве и на деревьях сверкает роса, как разноцветные драгоценные камни; и все тени падают не в том направлении, как вы привыкли их видеть вечером, а как раз в обратном; и от этого кажется, что вы находитесь в каком-то другом, новом мире.

Антея встала в пять часов. Она заставила себя проснуться в это время. Я расскажу, как это делается, хотя мне и придется на минутку прервать свою повесть.

Ложась спать, надо повернуться на спину, выпрямиться и вытянуть руки вдоль тела. Затем скажите сами себе: «Я должен проснуться в пять часов» (или в шесть, семь – словом, когда вам надо). Говоря это, наклоните подбородок к груди и затем откиньте голову назад, на подушку. Если хотите проснуться в пять, сделайте это пять раз, в шесть – шесть раз и т. д. Конечно, успех зависит от того, как сильно хотите вы проснуться в названное время. Если ваше желание не очень крепко, то не стоит и пробовать. Должен еще сказать, что в этом деле, как и во всяком другом, только практика ведет к совершенству.

Антея уже достигла совершенства.

Как только она проснулась, старые часы в столовой пробили ровно одиннадцать, поэтому она узнала, что теперь без трех минут пять. Старые часы били всегда не то, что следует, но это не очень большая беда: надо только знать, что именно они хотят сказать. Часы как будто говорили на иностранном языке: если этот язык вам знаком, то вы все понимаете так же легко, как будто вам говорят на вашем родном. И Антея знала язык часов. Ей очень хотелось спать, но она поскорее вскочила с кровати и окунула лицо в умывальную чашку с холодной водой. Этот способ как будто волшебством отгоняет всякое желание забраться назад в постель. Наскоро одевшись, она взяла башмаки в руки, потихоньку спустилась по лестнице в нижний этаж, открыла окно в столовой и вылезла в сад. Не трудно было выйти и в двери, но вылезти в окно было интереснее, да и Марта не так легко могла заметить.

«Я всегда буду вставать в пять часов, – подумала Антея. – Рано утром так хорошо на воздухе!»

Сердце у нее сильно билось, потому что она шла выполнять свое собственное и тайное намерение. Она не была вполне уверена, что ее план хорош, но если бы сказать о нем другим, то все равно он лучше не стал бы. Антея чувствовала, что – худо ли, хорошо ли – а ей надо было выполнить свой план непременно одной. Забравшись под веранду и надев там башмаки, она пустилась бежать прямо к песчаной яме, отыскала там стоянку Чудозавра и выкопала его из песка.

Странное существо было совсем не в духе.

– Это никуда не годится, – ворчало оно, сжавшись от холода. – Температура невозможная; да и теперь едва ли еще не полночь.

– Не сердитесь на меня, пожалуйста, – отвечала смущенная Антея, и с этими словами она сняла свой передник и прикрыла им Чудозавра, оставив снаружи только его голову, глаза и уши.

– Благодарю, так немножко лучше, – смягчился Чудозавр. – Каково же ваше желание на нынешнее утро?

– Видите ли, в чем дело, – приступила Антея. – До сих пор у нас были постоянные неудачи, я и хотела потолковать с вами об этом. Только вы, пожалуйста, не исполняйте никаких моих желаний до завтрака. Ведь так трудно разговаривать, если вдруг исполнится желание, которого совсем не желаешь.

– Так и не надо ни о чем просить, если никаких серьезных желаний нет. В старину люди почти всегда знали, чего им нужно на обед: мегатерия или плезиозавра.

– Я постараюсь ни о чем не просить, – заверила Антея, – только я хочу…

– Чего? – спросил Чудозавр предостерегающим тоном и начал раздуваться.

– О нет, нет! Это совсем не то! Для этого желания не нужно никакого волшебства. Я только хотела… Пожалуйста, не раздувайтесь так и не делайте ничего для меня сейчас. Подождите, когда придут остальные.

– Ну, хорошо, хорошо! – согласился Чудозавр снисходительно, хотя сам дрожал от холода.

– Быть может… – сказала Антея участливо, – быть может, вы сядете ко мне на колени? Я заверну вас платьем и вам будет теплее. Я буду очень осторожна.

Она совсем не ожидала, что Чудозавр пойдет на это. Однако он согласился.

– Благодарю, ты действительно заботливая девочка. – И, взобравшись на колени к Антее, он, словно кошка, устроился там поудобнее. Антея с робкой заботливостью обняла его обеими руками.

– Итак? – спросил Чудозавр.

– Вот видите, – отвечала Антея, – из всех наших желаний до сих пор выходили для нас только очень большие неприятности. Мне хотелось бы, чтобы вы нам дали совет. Вы ведь такой старый и должны быть очень мудрым.

– С молодых лет моих я всегда был очень щедрым, – ответил Чудозавр. – Во все часы моей жизни, когда я не спал, я всегда кому-нибудь что-нибудь давал. Только одного я никогда не даю: это советов.

Последнее, однако, не смутило Антею, и она продолжала:

– С нами случилось что-то удивительное. Мы познакомились с вами, а вы такой добрый и милый, что исполняете все наши желания. И все это пропадает понапрасну, потому что мы глупенькие и сами не знаем, чего нам пожелать.

Антея именно это и хотела сказать, но только не при всех. Признаться, что сам глупенький, – это одно, а о других так сказать – это уже совсем иное дело.

– Дитя мое, – ответил Чудозавр сонным голосом, – одно могу тебе посоветовать: думать прежде, чем говоришь.

– А мне показалось, что вы никогда не даете советов.

– Этот один не в счет, все равно ты его не послушаешься. А кроме того, он совсем не новый: давно уже во всех прописях напечатан.

– Но, быть может, вы мне только скажете, как вы думаете, если бы мы вдруг пожелали иметь крылья, это не было бы слишком глупо?

– Крылья? Хм, это не так уж плохо. Только будьте осторожны и не летайте слишком высоко перед закатом. Слышал я когда-то об одном мальчике из Ниневии. Он был сыном царя Сенахориба и от какого-то путешественника получил в подарок Псаммиада. И представьте: мальчик держал его на террасе дворца в ящике с песком.

Конечно, то было страшное унижение для одного из членов нашего древнего рода, но все-таки мальчик был не кто-нибудь, а сын царя ассирийского. Однажды этот мальчик пожелал иметь крылья и, конечно, получил их. Только он забыл, что при закате солнца они обратятся в камень. И вот, когда это случилось, он упал с огромной высоты и прямо на одного из крылатых львов, украшавших лестницу царского дворца. И ты замечаешь таинственное совпадение: окаменевшие крылья мальчика и каменные крылья льва? Ну, впрочем, это грустная история! Но я уверен, что, пока с мальчиком не случилось несчастье, он был очень доволен своими крыльями.

Антея поохала над судьбой бедняги, но, сопоставив этот печальный конец со своими приключениями, спросила:

– Скажите, а отчего наши желания не каменеют, а только исчезают?

– Autre temps – autres moeurs, – ответил Чудозавр.

– Это по-ниневийски? – сообразила Антея, которая в школе не училась другим иностранным языкам, кроме французского.

– Я хочу сказать, что в старину люди желали себе вещей самых солидных и определенных: мамонтов, мегатериев и тому подобных, которые могли и окаменеть. А теперь все желания стали какие-то легкомысленные и фантастические. «Хотим быть прекрасными, как майское утро! Хотим, чтобы ребенка каждый хотел взять к себе!» – передразнил Чудозавр. – Ну, чему тут каменеть? А всякий дар Псаммиада может существовать только до захода солнца, это закон вечный и непреложный. Поэтому-то теперь все мои дары не каменеют, а только исчезают. Если бы, например, красота могла окаменеть, то она сохранилась бы на очень долгое время. Посмотри хоть на статуи древних греков: в них красота, вложенная в камень, сохранилась на тысячи лет. Однако прощай! Мне страсть как спать хочется.

Чудозавр соскочил с коленей, проворно принялся копать песок и исчез.

К завтраку Антея опоздала. А без нее за столом вышло происшествие: Роберт совершенно спокойно вылил на платьице Ягненка целую ложку варенья, так что Ягненка пришлось всего мыть. Конечно, такой поступок был совсем не красив, но он, во-первых, доставил очень большое удовольствие Ягненку, который больше всего на свете любил перемазаться в чем-нибудь липком, и, во-вторых, отвлек внимание Марты, так что вся компания могла улизнуть к песчаным ямам без Ягненка.

Когда все прибежали в яму, запыхавшаяся Антея поспешила сказать:

– Вот что я вам предложу: давайте придумывать желания по очереди. Только никто не должен говорить своего желания Чудозавру, если другим оно не понравится. Идет?

– А кто первый будет придумывать? – спросил осторожный Роберт.

– Я, если вы ничего не имеете против, – отвечала Антея. – И я уже думала и придумала – крылья!

Наступило молчание. Другим хотелось бы что-нибудь возразить, но было трудно, потому что при слове «крылья» все почувствовали радостное возбуждение.

– Это не такая уж дрянь, – великодушно одобрил Кирилл. А Роберт добавил:

– Право, Пантера, ты совсем не так глупа, как порой кажешься.

– Это будет прелесть как хорошо! – воскликнула Джейн. – Мы будем летать, словно во сне.

Чудозавра вскоре нашли, и Антея тотчас же объявила ему:

– Я хочу, чтобы у нас появились крылья и мы стали бы летать, как птицы!

Чудозавр надулся, затем выпустил воздух, и в ту же минуту каждый из детей почувствовал какое-то странное ощущение на своих плечах: там стало как-то тяжело и вместе с тем легко. Чудозавр склонил голову набок и заворочал глазами, поглядывая на детей.

– Не такая уж дрянь! – оценил он. – Хотя, право, Роберт, ты совсем не такой ангел, как кажешься.

Мальчики едва не покраснели.

Крылья были большие и гораздо более красивые, чем вы можете себе вообразить: гладкие, мягкие, перышко к перышку и переливались всеми цветами радуги.

– Ох, как хорошо! А можем ли мы летать? – выдала нетерпение Джейн, беспокойно переступая с ноги на ногу.

– Осторожнее, ты мне на крылья наступаешь, – остановил ее Кирилл.

– А это больно? – спросила Антея с любопытством. Но никто ей не ответил, так как Роберт в это время распустил крылья, подпрыгнул и стал медленно подниматься в воздух. Вид у него был не очень красивый: к крыльям плохо шли его курточка и короткие штанишки, а особенно башмаки, которые как-то нелепо болтались в воздухе и казались огромными и неуклюжими. Но остальным недосуг было обращать внимание на его внешний вид, да и на свой тоже. Они распустили крылья, вспорхнули и полетели.

Конечно, вы знаете, как приятно летать. Каждый видел во сне, что он летает. И это было так легко и просто, только вот потом трудно припомнить, как именно это делается.

Дети, все четверо, отделившись от земли, плавно реяли над нею, свежий ветерок струился и мягко обвевал их лица. Крылья, когда их расправишь, были такие большие, что приходилось держаться друг от друга поодаль, чтобы не мешать полету. Но таким пустякам легко обучаешься.

Ни в одном словаре нет таких слов, которыми можно было бы передать, что человек чувствует, когда он летает. Я уж лучше не стану и пытаться передать это удивительное ощущение. Скажу только, что, когда смотришь на поля и леса не с земли, а сверху, то они становятся похожи на географическую карту, но без тех нелепых красот, что бывают на бумаге. А здесь вы видите живые краски самой природы: яркую зелень лугов, покрытые зрелым хлебом желтые поля, переливающиеся под ветром, как волны, леса, освещенные солнцем. Из всех приключений этот полет над землею больше всего был похож на какое-то волшебство. Легко помахивая своими радужными крыльями, дети плавали между зеленью лугов и темно-голубым небом.

Пролетев над железной дорогой, по которой бежали поезда, над широкой рекой, где скользили парусные суда и пароходы, и над шумным городом Рочестером, дети спустились ниже и вдруг поняли, что им очень хочется есть. Странно, что голод они почувствовали как раз в тот момент, когда пролетали над большим фруктовым садом, где были видны спелые сливы.

– Да, конечно! – сказал вдруг Кирилл, хотя до сих пор никто не говорил ему ни слова. – А кража все-таки кража, даже если у тебя есть крылья.

– Ты вправду так думаешь? – отозвалась ему Джейн. – Если у нас есть крылья, значит, мы птицы. А если птицы нарушают заповеди, на это никто не обращает внимания. Ну, быть может, и обращают, а все-таки никто их не бранит и в тюрьму их не сажают.

Опуститься и сесть на деревья было не так-то легко: крылья были очень велики. Но кое-как дети устроились, а сливы и в правду оказались превкусными.

Летуны успели уже съесть немало слив, как вдруг в саду показался толстый человек с палкой, бежавший прямо туда, где они сидели. По всем признакам это был хозяин. Завидев его, дети вспорхнули с веток.

Садовник разом остановился и даже рот разинул от удивления. Издали он заметил, что в одном углу сада деревья качаются как-то неестественно. «Опять эти безобразники! Ну, я уж им задам!» – сказал он сам себе и тотчас же схватился за палку. (В прошлом году мальчишки из соседней деревни напомнили ему, что за спелыми сливами надо смотреть в оба). Но теперь, увидав радужные крылья, вспорхнувшие с деревьев, садовник подумал, что он сходит с ума, и это ему совсем не понравилось.