
Текст книги "Искатели сокровищ"
Автор книги: Эдит Несбит
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
Глава десятая, в которой мы спасаем лорда Тоттенхэма
Как известно, Освальд – человек мужественный и несгибаемый, и ничто не могло заставить его позабыть самое первое предложение. Он считал и считает, что книги не лгут, и что спасти терпящего бедствие престарелого джентльмена – самый надежный путь к восстановлению пришедшего в упадок дома предков. Обычно такой джентльмен желает воспитать своего спасителя будто родного сына, но если ты предпочитаешь оставаться сыном своего собственного папы, он, наверное, найдет какой-нибудь другой способ. В книгах этой обычно получается довольно просто: вовремя опустить стекло в вагоне; поднять кошелек, который он только что уронил; прочесть наизусть стишок, если он об этом попросит – и богатство у тебя в руках.
Все остальные отнеслись к этой идее довольно прохладно и не хотели никого спасать. Они говорили, что неоткуда взять смертельную опасность, и придется самим ее организовать, чтобы спасти от нее этого старого джентльмена, но на взгляд Освальда, это все были пустяки, и он решил для начала попробовать какой-нибудь из простых методов.
Он принялся околачиваться возле железнодорожной станции, открывая или закрывая окна в вагонах, когда поблизости находился какой-нибудь подходящий старичок, пока не надоел даже носильщикам. Ни один джентльмен не догадался попросить его прочесть стишок, хотя он специально выучил коротенькое религиозное стихотворение, то, что начинается словами «Когда наступает утро». Однажды старый джентльмен уронил два шиллинга возле парикмахерской, но когда Освальд наклонился чтобы поднять, и уже подбирал слова, с которыми возвратит эту сумму старому джентльмену, тот вдруг схватил его за ворот и обозвал воришкой. Дело могло бы обернуться нешуточно, но, к счастью, Освальд издавна водил дружбу с местным полисменом, и тот встал на его сторону, так что старый джентльмен извинился и предложил Освальду шестипенсовик, но Освальд отверг его с презрением.
После того как Освальд столько старался сам и из этого ничего не вышло, он сказал всем остальным:
– Мы теряем тут время понапрасну, вместо того, чтобы вызволить престарелого джентльмена из смертельной опасности. Ну давайте же! Пора что-нибудь предпринять!
Мы как раз обедали, и Пинчер вертелся у стола, выпрашивая кусочки, которых было более чем достаточно, поскольку мы ели холодную баранину. Алиса сказала:
– Будет только честно, если мы теперь попробуем способ Освальда. Он же соглашался попробовать все, что мы придумывали. Давайте спасем лорда Тоттенхэма!
Лорд Тоттенхэм – это тот самый старый джентльмен, который каждый день в три часа дня выходит погулять в парк и на полпути, если только его никто не видит, снимает свой бумажный воротничок и заменяет его свежим, а старый бросает в кусты.
– Я ничего не имею против лорда Тоттенхэма, – сказал Дикки, – но где взять смертельную опасность?
Тут мы ничего не могли придумать. К сожалению, разбойники в Блэксмите больше не водятся. Освальд предложил, чтобы трое из нас стали разбойниками, а остальные трое – спасителями, но Дора по-прежнему твердила, что разбойниками быть нехорошо, так что мы сдались.
Наконец, Алиса сказала:
– Может быть, Пинчер годится?
И мы все сразу поняли, что Пинчер очень даже годится.
Пинчер прекрасно обучен и умеет делать кое-какие штуки, пусть даже так и не научился «служить». Но если ему велено кого-то схватить, он так и вопьется, даже если ты скажешь «куси!» шепотом.
Мы обо всем договорились. Дора сказала, что она не будет в этом участвовать, поскольку это нехорошо и вообще глупо. Мы оставили ее в покое, и она пошла и уселась в гостиной с таким благовоспитанным выражением на лице, что всякому было ясно: если мы попадем в беду, она окажется не при чем.
Алиса и Г. О. должны были спрятаться в кустах в том самом месте, где лорд Тоттенхэм обычно меняет свой воротничок, и шепотом скомандовать «Куси его!», а потом, когда Пинчер схватит лорда Тоттенхэма, мы должны были подоспеть и спасти его от смертельной опасности. И тогда он скажет: «Как мне отблагодарить вас, мои благородные юные спасители?» – и все будет в порядке.
Мы все пошли в парк, следовало поторопиться, чтобы не опоздать к трем часам. Освальд объяснил всем, что промедление смерти подобно, и мы засели в кустах уже в четверть третьего, а день был довольно прохладный. Алиса, Г. О. и Пинчер спрятались в кустах, но Пинчеру это было так же не по душе, как и им. Остальные втроем прогуливались по дорожке и могли слышать, как он скулил. Алиса твердила: «Как я замерзла! Когда же он, наконец, появится?», а Г. О. просился выйти на дорожку и немножко попрыгать, потому что он тоже замерз. Но мы напомнили ему про спартанского мальчика и сказали, что он еще должен радоваться, что лисенок не пожирает его внутренности. Ведь он наш младший братишка, и нельзя допустить, чтобы он вырос размазней. К тому же и было-то не так уж холодно – просто у него замерзли голые коленки: он был в чулках с короткими штанишками. Наконец, когда даже те трое, что прогуливались по дорожке, начали подмерзать, мы увидели издалека черный плащ лорда Тоттенхэма, который развевался на ветру так, словно это был не лорд Тоттенхэм, а огромная черная птица. Мы сказали Алисе:
– Тс-с! Спускай Пинчера, когда услышишь, как он разговаривает сам с собой – он всегда так делает, когда принимается отстегивать воротник.
А мы пошли ему навстречу, насвистывая, чтобы показать, что ни о чем не знаем. Получалось довольно неплохо, хоть губы у нас и замерзли.
Лорд Тоттенхэм большими прыжками несся вперед, разговаривая сам с собой. Его называют безумным протекционистом – не знаю, что значит «Протекционист», но по-моему, люди напрасно обзывают его такими словами.
Проходя мимо нас он сказал:
– … разорение страны, сэр! Роковая ошибка – да сэр, роковая! Мы оглянулись и увидели, что он почти уже подошел к тому месту, где спрятались Пинчер, Алиса и Г. О. Мы еще немного отошли, чтобы он не догадался, что мы за ним наблюдаем, а потом услышали лай Пинчера и оглянулись – ага, старина Пинчер уже вцепился ему в штанину и повис намертво, так что мы пустились назад во всю прыть.
Лорд Тоттенхэм успел высвободить свой воротничок, и теперь тот свисал у него из-за уха, а сам он орал во все горло: «Спасите, помогите, караул!», как будто ему заранее объяснили, как он должен себя вести. Пинчер рычал и скалился, крепко вцепившись в штаны. Мы подбежали, я остановился и сказал:
– Дикки, мы должны спасти этого почтенного старого джентльмена!
Лорд Тоттенхэм яростно заревел:
– К черту почтенного старого джентльмена! – и еще что-то, чего я не понял. – Уберите собаку!
Освальд сказал:
– Это опасно – но кто усомнится совершить этот подвиг?
Пинчер знай себе рычал, лорд Тоттенхэм скакал на одной ноге, а потом Пинчер намертво вцепился в другую штанину, и лорд Тоттенхэм заорал на нас, чтобы мы немедленно убрали пса. При этом воротник развевался на ветру флагом капитуляции.
Ноэль сказал:
– Надо спешить, пока не произошло непоправимое!
Тогда я сказал лорду Тоттенхэму:
– Стойте спокойно, престарелый сэр! Я постараюсь избавить вас от этой угрозы!
Он угомонился, а я нагнулся к Пинчеру, ухватил его и прошептал:
– Отпусти – отпусти старина, слышишь?
Пинчер разжал зубы, и лорд Тоттенхэм принялся пристегивать свой воротничок обратно, потому что он снимает его, только когда никто не смотрит.
Потом он сказал:
– Я вам очень обязан. У-у, маленькое чудовище! Вот вам деньги – выпейте за мое здоровье!
Дикки ответил, что мы не пьем, тем более за чье-то здоровье. Лорд Тоттенхэм сказал: – Все равно, я очень вам обязан, теперь я понимаю: вы не шалопаи, вы сыновья джентльмена, верно? И все же вы не откажетесь взять у старика монетку – верно? Я бы ни за что не отказался, когда был в вашем возрасте. – И он протянул нам полсоверена. Все это, конечно, глупо, но только теперь, когда мы все это проделали, я понял, какой низостью было бы взять деньги у этого старика, после того как мы же выставили его на посмешище. Лучше бы он предложил нам воспитать нас, словно родных сыновей. А как быть с деньгами, я не знал. В растерянности я выпустил Пинчера и хотел было сказать лорду Тоттенхэму, что мы рады были помочь ему, и не надо никаких денег, – на мой взгляд, это был единственный выход из положения, – но тут этот дурацкий пес вконец испортил дело. Едва я отпустил его, он принялся прыгать на нас, визжа от радости и пытаясь облизать нас всех троих одновременно. Он так радовался, что все правильно сделал. Лорд Тоттенхэм широко раскрыл глаза и сказал:
– Похоже, эта собака вас знает!
Освальд понял, что все кончено, и сказал: «Всего доброго», повернулся и хотел как можно быстрее удалиться. Но тут лорд Тоттенхэм сказал:
– Не стоит торопится! – и ухватил Ноэля ха воротник. Ноэль завопил, и на его крик из кустов выбежала Алиса. Она всегда заступается за Ноэля – хотел бы я знать, почему. Лорд Тоттенхэм покосился на нее и сказал:
– Еще одна! – и тут из кустов вышел Г. О.
– Это все, наконец? – спросил лорд Тоттенхэм, и Г. О. подтвердил, что сегодня мы пришли в парк только впятером.
Тогда лорд Тоттенхэм развернулся на каблуках и быстро пошел, таща за собой Ноэля. Мы побежали за ним и спросили его, куда он идет, а он сказал: «В полицию!». Тогда я очень вежливо сказал ему:
– Только не забирайте Ноэля, он у нас слабенький и легко расстраивается. К тому же он не виноват. Если вам обязательно надо кого-то вести в полицию, возьмите меня, тем более что все это была моя затея!
Дикки повел себя как настоящий брат. Он сказал:
– Если вы заберете Освальда, я тоже пойду, но Ноэля не трогайте, он еще маленький и боится!
Лорд Тоттенхэм приостановился и сказал:
– Раньше надо было об этом думать! – а Ноэль все всхлипывал и стал уже белым как бумага, и Алиса сказала:
– Ну пожалуйста, отпустите Ноэля, дорогой лорд Тоттенхэм, миленький! Он сейчас упадет в обморок, я знаю, что упадет, с ним уже так бывало! Лучше бы мы этого не делали! Дора ведь говорила, чтобы мы этого не делали!
– Похоже, Дора единственная разумная особа в вашей семье! – проворчал лорд Тоттенхэм, но Ноэля он отпустил. Алиса тут же обняла Ноэля и пыталась его успокоить, но он весь дрожал и был совсем белый как бумага.
Тогда лорд Тоттенхэм сказал:
– Даете ли вы слово чести не пытаться от меня ускользнуть?
И мы сказали, что не сбежим.
– Следуйте за мной! – сказал он и направился к скамейке, а мы все за ним, последним шел Пинчер, поджав хвост: он понимал, что что-то получилось неправильно. Лорд Тоттенхэм сел на скамейку и велел Освальду, Дикки и Г. О. встать перед ним, но Алисе и Ноэлю он разрешил сесть. Он сказал:
– Вы напустили на меня свою собаку, а потом сделали вид, будто спасли от нее. Вы сделали это, чтобы получить от меня деньги. Такой поступок нельзя назвать иначе как… – нет, сэр, вы сами должны сказать, как это называется, и постарайтесь говорить правду!
Я сказал, что мы поступил непорядочно, но только мы не хотели брать его полсоверена.
– А для чего же вы все это затеяли? – спросил он. – Правду, сэр!
Я сказал:
– Теперь я понимаю, как все это глупо, и Дора говорила, что это нехорошо, только пока мы все это не проделали, мы этого не понимали, мы хотели восстановить пришедший в упадок дом предков, и мы читали в книге, что если вам удастся спасти престарелого джентльмена от угрожающей ему опасности, он воспитает тебя как родного сына или, если ты предпочитаешь оставаться сыном своего собственного папы, он поможет тебе начать какое-нибудь дело, так что ты скончаешься в преклонных годах, нажив огромное состояние, но только никакой опасности под рукой не было, и поэтому мы велели Пинчеру – и вот, – но дальше я уже говорить не мог, потому что мне стало стыдно, потому что уж очень скверно все это было. И Лорд Тоттенхэм сказал:
– Замечательный способ разбогатеть – плутнями и обманом. Я боюсь собак. Если бы у меня было слабое сердце, я бы помер с перепугу.
К этому времени мы все уже плакали, кроме, кончено, Освальда, но другие говорят, что он тоже плакал. Лорд Тоттенхэм сказал:
– Ладно, ладно, я вижу, что вы огорчены. Пусть это послужит вам уроком, и не будем больше говорить об этом. Престарелый джентльмен тоже когда-то был молодым.
Алиса скользнула по скамейке поближе к нему и ухватилась за его руку, перчатки она успела порвать и замерзшие пальчики стали совсем розовыми. Она сказала ему:
– Вы очень добры сэр, что простили нас, а нам правда очень жаль, что мы так сделали. Мы хотели быть такими же, как дети в книжке, но у нас нет такой возможности. У них, чтобы они ни сделали, все выходит правильно. Нам правда очень жаль. И я уверена, Освальд не взял бы ваши полсоверена. Как только вы сказали, чтобы они взяли эти деньги от старика, как вы сами брали, когда были мальчиком, я поняла, что мы сделали плохо, и я шепнула Г. О., что лучше бы мы этого не делали.
Лорд Тоттенхэм поднялся во весь рост и так был очень похож на «Смерть Нельсона», потому что был гладко выбрит, и лицо у него красивое, и сказал:
– Помните: джентльмен не должен совершать низкие поступки ни ради денег, ни ради любой другой цели!
И мы обещали это запомнить. Тогда он поклонился нам, а мы поклонились в ответ, и он ушел, а мы вернулись домой. В жизни не чувствовал себя так плохо! Дора сказала: «Я же вам говорила!» и мы даже не огрызнулись, хотя не очень-то приятно было это слышать. Хуже всего было то, что лорд Тоттенхэм сказал о непорядочных поступках. Мы потом неделю не ходили в парк, но потом пошли все месте и дождались его у той скамейки, и Алиса сказала: – Лорд Тоттенхэм, мы неделю не ходили в парк в качестве наказания, хотя вы и отпустили нас. И каждый сделал вам подарок от нас, и, пожалуйста, возьмите их, чтобы мы знали, что вы больше не сердитесь.
Он сел на скамью и мы показали ему наши подарки. Освальд отдал ему компас за шесть пенсов, который он купил на свои собственные деньги специально для лорда. Освальд умеет выбрать полезный подарок. Правда, я купил его пару дней назад, и за это время игла перестала двигаться, хотя я ее почти не трогал, но лорд Тоттенхэм в свое время был адмиралом, так что он сумеет его наладить. Алиса подарила ему футляр для бритвы, на котором была вышита роза, а Г. О. отдал ему свой нож, тот самый, которым он срезал все пуговицы на своем воскресном костюме. Дикки отдал ему «Героев моря», которых он получил в награду по математике, и это лучшая вещь, которая у него была, а Ноэль написал для него стихи: Стыд и позор мрачили наши очи. Мы поступили плохо очень. Мучимы скорбью и стыдом одновременно, Мы будем впредь вести себя как джентльмены.
Лорду Тоттенхэму подарки очень понравились. Он поблагодарил и даже поболтал с нами, а напоследок сказал:
– Шторм миновал, ребята! – мы пожали друг другу руки.
И теперь, когда мы встречаемся в парке, он кивает нам, а если девочки тоже с нами, он снимает шляпу, так что он, уж наверное, больше не думает, что мы – непорядочные.
Глава одиннадцатая, в которой речь идет о Кастилиан Аморозо
Однажды мы обнаружили, что у нас в наличности имеется полкроны, и мы решили, что настала пора испробовать тот метод восстановления пришедшего в упадок дома предков, который предлагал Дикки. И нам следовало поторопиться, потому что если бы мы истратили эти деньги, совершенно неизвестно, когда бы у нас снова набралось два шиллинга. Итак, мы решили оставить ремесло журналиста и ремесло разбойника тоже, а вместо этого выписать образец и инструкции, чтобы каждый из нас мог на досуге заработать два фунта в неделю. Объявление это в газете было уже давно, и мы с самого начала хотели ответить на него, но у нас как-то все не получалось сэкономить два шиллинга. В объявлении было сказано: «Леди и джентльмены, желающие заработать два фунта в неделю в свободное время, могут обратиться за образцом и инструкциями. Два шиллинга». Большую часть этих двух шиллингов внесла Дора. Она получила эти деньги от своей крестной, но сказала, что отдаст их Дикки, если он обещает вернуть их до Рождества, раз уж мы решили попробовать нажить состояние таким способом. Конечно, мы легко могли вернуть ей эти деньги, из двух-то фунтов в неделю, что же касается того, хорошо или нет зарабатывать деньги таким путем, то мы попросили ее не нудить.
Дикки с самого начала говорил, что это самый лучший способ восстанавливать пришедший в упадок дом предков, и мы обрадовались, что теперь у него будет возможность попробовать этот способ, поскольку каждому из нас пригодились бы два фунта в неделю, да к тому же нам уже надоело слушать как Дикки приговаривает всякий раз, когда наши планы кончаются неудачей: «Почему же вы никак не попробуете получить этот образец и инструкции как заработать деньги в свободное время?»
Итак, заполучив эти полкроны, мы отправились на поиски газеты. Оказалось, что Ноэль сделал себе из нее адмиральскую треуголку, но он был достаточно аккуратен и ничуть ее не порвал, так что мы развернули газету и нашли в ней объявление, убедившись, что тут все правильно. Мы оплатили почтовый перевод на два шиллинга и еще марку, а все, что осталось после этого, было решено истратить на лимонад, чтобы выпить за успех предприятия.
Мы достали немного хорошей бумаги из папиного кабинета, Дикки написал письмо, а мы вложили перевод, наклеили марку и велели Г. О. отправить письмо. После чего мы выпили лимонад и стали ждать, когда же прибудет образец и инструкции. Ждать пришлось довольно долго, и почтальон уже сердился, когда мы выбегали ему навстречу, чтобы спросить, не пришло ли наше письмо.
Оно пришло на третий день. Здоровая такая посылка, запечатанная, как и было обещано в объявлении. Внутри была коробка, а в коробке много мятого картона, а внутри еще много бумаги, на одних листочках было что-то напечатано, на других написано от руки, а внутри всего этого была бутылка, не слишком большая и очень черная, пробка которой была залита желтым воском.
Мы положили ее на стол в детской, и пока все пытались разобрать, что написано в этих бумагах, Освальд пошел поискать открывалку, ведь надо же было разобрать, что в этой бутылке. Открывалка оказалась в кухонном шкафу – она всегда попадает туда, хотя вообще-то ей положено быть в буфете в гостиной. Когда Освальд вернулся, остальные уже успели прочесть почти все бумаги.
– По-моему, ничего хорошего в этом нет, и вообще торговать вином нехорошо, – говорила Дора. – И потом вы все равно не сможете продавать то, в чем вы ничего не понимаете.
– Ничего подобного, – заявила Алиса. – Я смогу.
Все выглядели довольно мрачно, и Освальд спросил, как все-таки они должны зарабатывать эти два фунта в неделю.
– Мы должны уговорить кого-нибудь попробовать вино в этой бутылке. Это херес, – называется Кастилиан Аморозо, – и если кто-нибудь согласится его купить, надо написать тем людям и сказать им, что его хотят купить, и за каждую дюжину вина, которую нам удастся продать, они заплатят нам два шиллинга, так что если продать за неделю двадцать дюжин бутылок, получится два фунта, только я думаю, что мы не сможем столько продать, – сказал Дикки.
– Может быть, в первую неделю мы столько и не продадим, – сказал Алиса, – но когда люди распробуют, как это вкусно, им захочется еще, и даже если мы получим всего десять шиллингов в неделю, это уже что-то, не так ли?
Освальд сказал, что для начала это очень неплохо, и тогда Дикки откупорил бутылку. Пробка раскрошилась, и довольно много кусочков провалилось вовнутрь. Дора достала стаканчик для лекарств, на котором были отмечены чайные ложечки и столовые ложки, и мы решили попробовать по столовой ложке, чтобы узнать, что же это такое.
– Больше, чем по столовой ложке, никому не дам, – объявила Дора, – даже это очень вкусно. – Вела она себя так, будто вся бутылка принадлежала ей, наверное, это потому, что она одолжила нам эти деньги.
Она отмерила первую ложку и выпила ее сама, поскольку она старшая. Мы тут же спросили, на что это похоже, но она не сразу смогла нам ответить.
Потом она сказала:
– Это похоже на то лекарство, которое Ноэль принимал весной, но может быть хересу так и положено.
Потом была очередь Освальда. Ему показалось, что это вино слишком жжется, но он ничего не сказал. Он хотел сперва посмотреть, что скажут другие.
Дикки объявил, что это просто гадость, и Алиса сказала, что она уступает свою очередь Ноэлю.
Ноэль, конечно, сказал, что это медовый напиток богов, но он зажал рот носовым платком, и я сам видел, какую рожу он скорчил.
Г. О. глотнул и выплюнул все в камин – это было очень некрасиво и неопрятно, и мы ему так и сказали.
Последней попробовала Алиса. Она сказала:
– Мне только пол ложечки, Дора, а то мы так все выпьем.
Она выпила свои пол ложечки и ничего не сказала.
Тут Дикки и говорит:
– Вот что – я сдаюсь. Я не стану продавать людям такую гадость. Кто хочет, пусть забирает бутылку. Quis?
Алиса первой сказала «Ego», и еще она сказала:
– Я знаю, в чем тут дело. В него надо положить сахару.
Тут все разом поняли, что дело было только в этом. Мы приволокли два больших куска сахара и растолкли их на полу с помощью большой деревянной доски, пока они не превратились в сахарную пудру, и это мы перемешали со столовой ложкой вина, получилось очень неплохо и совсем не так противно.
– Вот видите, когда привыкнешь, уже не так плохо, – сказал Дикки. Я думаю, он уже пожалел, что поспешил отдать бутылку.
– Да, – сказала Алиса, – только тут чересчур пыльно. Надо растолочь сахар аккуратно на чистой бумажке, прежде чем сыпать его в бутылку.
Дора сказала, что это будет мошенничество, если мы положим сахар в эту бутылку: люди подумают, что они покупают что-то лучшее, чем на самом деле, но Алиса сказала, что Дора всегда поднимает шум из-за пустяков, и что все будет вполне честно.
– Послушай, – сказала она. – Я ведь могу с самого начала по-честному сказать, что мы добавили в бутылку, и когда они получат свою дюжину бутылок, они смогут сделать то же самое.
Мы растолкли еще восемь кусков сахара, очень чистенько и аккуратно, на газете, хорошенько потрясли бутылку, и я закупорили ее кусочком коричневой бумаги, не газетной, потому что с газетной бумаги чернильный яд может попасть в вино и отравить кого-нибудь. Мы дали Пинчеру попробовать, и он так расчихался, что с тех пор стоило показать ему эту бутылку, как он поджав хвост уходил под диван.
Мы спросили Алису, с кого она хочет начать продавать это вино, и она сказала:
– Я буду предлагать его всем, кто заглянет к нам, а тем временем мы можем подумать, к кому из соседей можно отнести. Надо обращаться с ним очень бережно, ведь тут осталось не больше половины, даже если считать сахар.
Почему-то мы решили, что будет лучше не говорить ничего Элайзе. Поэтому она, ничего не зная, открывала и закрывала дверь так быстро, что человек, собирающий налоги, и тот, кто заглянул к нам по ошибке вместо соседнего дома, ушли прежде, чем Алиса успела предложить им попробовать Кастилиан Аморозо. Но около пяти Элайза убежала к подруге, которая обещала сшить ей к воскресенью шляпу, и пока ее не было, кто-то постучал в дверь.
Алиса пошла вниз, а мы следили за ней, свесившись через перила.
Она открыла дверь и сказала:
– Пожалуйста, заходите.
Тот, кто стучал в дверь, сказал ей:
– Я заглянул поговорить с твоим папой, мисс. Он дома?
Алиса опять сказала:
– Заходите, пожалуйста.
Тут этот человек – судя по голосу, мужчина, говорит: – Так он дома или нет? а Алиса знай повторяет свое «заходите, пожалуйста», так что тот человек в конце концов вошел, только сперва очень шумно вытер ноги о коврик у двери. Алиса тут же захлопнула дверь, и мы увидели, что заманила она мясника, который в руках держал какое-то письмо. Он не был одет в синий халат, в котором он обычно режет мясо у себя в магазине, и мы отлично могли рассмотреть его подтяжки. Алиса потом говорила, что он приехал на велосипеде. Она повела его в гостиную, где уже стояли наготове и бутылка Кастилиан Аморозо, и медицинский стаканчик.
Все остальные оставались наверху, но Освальд прокрался вниз и подглядывал в дверную щелку.
– Садитесь, – сказала Алиса очень спокойным голосом, хотя потом говорила мне, что я и представить не могу, какой идиоткой она чувствовала себя в эту минуту. Мясник сел, а Алиса стояла перед ним, и ничего не говорила, только вертела в руках медицинский стаканчик, а потом взяла и протолкнула коричневую бумажную затычку прямо вовнутрь этой бутылки.
– Может быть, вы скажете своему папе, что мне надо с ним поговорить? – сказал мясник, когда ему надоело просто так сидеть.
– Он скоро придет, – ответила ему Алиса.
И опять стоит молча и ничего не делает. Выглядело это и впрямь очень глупо, и я слышал, как Г. О. рассмеялся. Я поднялся наверх и отругал его за это – совсем тихо, так что мясник, наверное, ничего не услышал, но Алиса нас слышала, и это вывело ее из оцепенения. Она вдруг заговорила очень быстро – так быстро, что я понял, что она сочинила всю эту речь заранее. Почти все фразы она позаимствовала из нашей инструкции.
– Будьте добры, обратите внимание на этот образчик хереса, который стоит перед вами, – завелась она. – Оно называется кастилиан и как-то еще, и цена его несопоставима с его букетом и несравненным ароматом.
Мясник пробормотал только:
– В жизни ничего подобного!
Алиса и говорит:
– Хотите попробовать?
– Спасибо большое, мисс, – сказал мясник.
Алиса налила ему немного вина.
Мясник отпил совсем чуть-чуть. Он облизал губы, и все подумали, что он сейчас скажет, как это невероятно вкусно, но он этого не сказал. Он поставил стаканчик на стол, почти не притронувшись к хересу (мы потом перелили все из стаканчика обратно в бутылку, чтобы избежать убытков), и сказал:
– Я прошу прощения мисс, но, пожалуй, это вино чересчур сладковато – я имею в виду, для хереса?
– На самом деле, оно не такое уж сладкое, – пояснила Алиса. – Если вы закажете дюжину бутылок, вы сами убедитесь, что оно не сладкое. Просто нам показалось, что с сахаром оно лучше. Мне бы очень хотелось, чтобы вы заказали дюжину бутылок.
Мясник спросил, зачем ей это нужно.
Алиса немного помолчала а потом сказала:
– Что ж, вам я, пожалуй, расскажу, потому что вы ведь тоже торгуете продуктами, верно? Мы хотим уговорить разных людей, чтобы они покупали это вино, потому что за каждую дюжину бутылок, которые люди купят, мы получим два шиллинга. Так называются комические – нет, не комические, а —
– Комиссионные, – подсказал ей мясник. Потом он уставился на дырку в ковре и добавил: – Ага, я понял.
– Ведь у нас есть основания желать, – продолжала Алиса (иногда она говорит совсем как в книжке), – чтобы наше состояние восстановилось как можно скорее.
– Ну да, – подтвердил мясник, осматривая стены, на которых уже начали шелушиться обои.
– По-моему, это неплохой способ, – сказала Алиса, – Мы заплатили два шиллинга за эту бутылку вина и за инструкции, а там сказано, что можно заработать два фунта в неделю, и при том – только в свободное время.
– Надеюсь, вам это удастся, мисс, – сказал ей мясник.
Алиса снова его спросила, купит ли он этот херес.
– Я очень люблю херес, – отозвался он.
Тогда Алиса предложила ему выпить еще немного.
– Нет, спасибо, мисс, – отказался он, – Я очень люблю херес: только вот он меня не любит, нехорошо мне от него, да и только. Но у меня есть дядя, который охотно пьет его. Вот я пожалуй закажу ему бутылочек шесть на Рождество. А вот ваш шиллинг комиссионных, мисс, – и он вынул из кармана пригоршню мелочи и отдал Алисе шиллинг.
– Я думала, нам заплатят те люди, которые продают вино, – сказала Алиса, но мясник объяснил ей, что за полдюжины они не заплатят. Потом он сказал, что не станет больше ждать папу, но пусть Алиса попросит папу, чтобы тот ему написал.
Алиса снова предложила ему херес, но он ответил «Ни за что на свете», и тогда она наконец отпустила его, вернулась к нам с шиллингом и спросила: «Ну как», а мы все сказали: «Первоклассно».
И весь вечер мы толковали о том богатстве, которое у нас вскорости будет.
На следующий день к нам никто не заходил, но на послезавтра пришла какая-то леди, которая собирала деньги на приют для детей погибших моряков. Мы впустили ее (на этот раз я был рядом с Алисой), и объяснили, что у нас есть только один шиллинг, но он нам нужен для другого дела, а потом Алиса сказала ней:
– Можно я налью вам немного вина?
Леди сказал: «С удовольствием, большое спасибо», но вид у нее был удивленный. Она была уже немолода и носила плащ, украшенный бисером, только многие бисерины отлетели и остались только коричневые нитки, которыми они были когда-то пришиты, а в сумке у нее были цветные плакатики о погибших моряках, но кожа на сумке тоже совсем облупилась.
Мы дали ей столовую ложку вина и на это раз налили его в настоящую рюмку, поскольку имели дело с леди. Она попробовала его и вдруг вскочила, затрясла юбками, захлопнула свою сумку и воскликнула:
– Отвратительные, испорченные дети! Как вы смеете так надо мной издеваться? Стыдитесь, негодные! Я напишу вашей маме, как вы поступили со мной! Гадкая девчонка! Ты меня отравила! Твоя мама…
Но тут Алиса перебила ее и сказала:
– Простите пожалуйста, я не знала, мяснику это вполне понравилось, только он сказал, что оно слишком сладкое. И пожалуйста, не надо писать маме, потому что папа очень расстраивается, когда маме приходят письма. – И Алиса сама чуть не расплакалась.
– Что ты говоришь, глупышка? – спросила ее леди, и вид у нее снова стал вполне нормальный, и посмотрела на нас с любопытством. – Почему твой папа не любит, когда твоя мама получает письма – ну-ка, почему?
Алиса крикнула:
– Ах, вы! – заплакала и убеждала.
А я сказал:
– Потому что наша мама умерла – может быть теперь вы уйдете?
Леди посмотрела на меня, и лицо ее снова изменилось. Она сказала:
– Извини, пожалуйста, я ведь не знала. Забудь про это вино. Твоя сестренка, конечно, не имела в виду ничего плохого. – И она принялась оглядывать комнату точно так, как накануне это делал мясник. И она снова сказала: – Я ничего не знала – пожалуйста, извини меня.
И я сказал ей:
– Все в порядке, – и мы пожали друг другу руки, и она ушла. Конечно, после того, что она сказала об этом вине, мы не стали просить ее, сделать заказ, но я думаю, она не такая уж плохая тетка. Мне нравится, когда люди говорят «извините» раз уж они неправы, особенно, когда это делают взрослые, тем более что как раз извиняются они очень редко. Наверное, именно поэтому это так много значит для нас.
Но мы с Алисой расстроились на весь день, и когда я возвращался в гостиную, проводив леди, я увидел, насколько по-другому она выглядит теперь, чем когда мама была с нами, и насколько изменились мы сами, и папа тоже, и ничего не осталось по-прежнему. Хорошо, что я не вспоминаю об этом чересчур часто.