Текст книги "Великосветский переполох"
Автор книги: Эдит Лэйтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Аннабелла затаила дыхание. Ощущение было острым и прекрасным. Ей и раньше доводилось испытывать краткие прикосновения мужчин. Но это! Это невозможно было выразить словами. Она была шокирована своей реакцией и довольна произведенным на него впечатлением. Потому что ее муж, казалось, испытывает такой же трепет, как и она. Но он, конечно же, не рассчитывает, что она будет повторять его действия?
Было трудно думать о том, что он имеет в виду или что она должна ощущать, поскольку его губы и руки продолжали двигаться, и все ее мысли полностью подчинились охватившему ее новому чувству. Все это явно доставляло ему удовольствие, потому что он шептал:
– Да, как приятно, да, вот так, как прекрасно, ведь правда, Аннабелла?
И это было прекрасно. Его тело было таким сильным, его прикосновения такими легкими, но такими обжигающими. У него были широкие плечи, сильная грудь и мускулистые руки. Ощущать прикосновение его рук к своей коже было странно и возбуждающе. Ее глаза были плотно закрыты, она старалась не видеть, что он делает или сделал с ней, чтобы не смутиться и этим все не испортить. Кроме того, закрыв глаза, она могла сфокусировать удовольствие и больше сосредоточиться на нем. Она не испытывала чувства вины, потому что они были женаты и не делали ничего предосудительного, но то, что они делали, превосходило все ее предыдущие фантазии.
Ночная рубашка мягко соскользнула с плеч; Аннабелла вдруг осознала, что гладит его по лежащей у нее на груди голове, по этим волнистым, ставшим неожиданно мягкими волосам. Было так чудесно ощущать его губы на своем соске, его язык заставлял буквально взлетать все ее чувства. Это было потрясающе, и это было восхитительно. Она изогнулась, чтобы помочь ему еще больше спустить рубашку со своих плеч, затем повернулась, пытаясь стянуть скатавшуюся на талии тонкую ткань. Наконец она приподнялась, чтобы можно было снять рубашку, убрав единственное, что разделяло их в этот момент. Он сказал, что это будет похоже на плавание, на танец. Но это было не так. Это было не похоже ни на что, испытанное ею раньше. .
Когда его рука опустилась ниже, она открыла глаза. Он смотрел на нее, его глаза были прищурены, голос был мягким, но напряженным.
– Я не сделаю тебе больно, – сказал он. – Это не испорченность. Доверься мне, чуть-чуть подожди, и ты убедишься в этом.
Она крепко зажмурилась.
Он попытался сдержать улыбку. Потребовалось еще несколько минут не пугавших ее ласк, прежде чем Майлс решился повторить попытку, и его рука, скользнув по телу Аннабеллы, снова опустилась не ее лоно. Аннабелла ненадолго напряглась, затем вновь расслабилась, теперь ее дыхание сбивалось уже не от страха. Мысленно он прикидывал: как долго еще нужно медлить, как далеко можно зайти, прежде чем переходить к более активным действиям, ведь очень скоро может наступить момент, когда он не сможет остановиться, даже если она этого захочет.
Такая гладкая и округлая, она почти бессознательно двигалась в его объятиях, а ее горячая кожа пахла пионами. Их неугомонные теплые и влажные тела скользили, все больше распаляя друг друга. Он чувствовал огромное облегчение и невероятное волнение. После всей своей нерешительности она оказалась наполненной настоящим огнем, чувственной, чуткой, принимающей все, что он делал, и лишь изредка издавала слабые возгласы удивления. Очень скоро он понял, что уже не сможет остановиться… Все говорило о том, что она готова принять его.
Она еще не осознавала, что готова к этому и уж тем более – что готов он.
Когда его дыхание участилось и он приподнялся над ней, она, открыв глаза, вдруг поняла, что распростерта под ним, как шлюха, расстелена, как простыня, на которой они лежали Поэтому когда Майлс наконец приблизился к ней. она напряглась от смущения и стыда за свое распутное поведение Когда он вошел в нее, ее словно что-то кольнуло, но он продолжил движение, и ей стало больно. Она лежала потрясенная и растерянная из-за странной перемены ощущений, а он все двигался и двигался, захваченный восторгом, который он не хотел разделить или знал, что она еще не может разделить с ним.
Она смотрела на него, и в ее взгляде сквозило разочарование и даже раздражение, она уже злилась и на себя, и на своего мужа. Потому что он причинял ей боль и потому что он вел ее, а она лишь следовала за ним, пока не потеряла ритм движения и больше следовать не могла. Теперь она уже сомневалась, надо ли продолжать то, что причиняло ей боль, или стоило все прекратить, поскольку относилась к тем женщинам, которым необходимо знать, что именно следует делать и как именно поступать правильно.
Наконец, с несколькими последними глубокими волнами и стонами удовлетворения, он закончил. Потом он лежал неподвижно. Когда к нему вернулась способность соображать, он приподнялся, опершись на локоть, и посмотрел на нее. Она лежала отвернувшись, с закрытыми глазами. Майлс подавил еще один стон – на этот раз не имевший ничего общего с экстазом. Упав рядом с ней, он сжал Аннабеллу в своих объятиях.
– Мне очень жаль, – пробормотал он. – В первый раз это всегда трудно.
– Это необходимо было сделать, – ответила она. Он нахмурился.
– Это не было хирургической необходимостью, хотя, возможно, ощущалось как что-то подобное. Если это может утешить, обещаю, что больше так больно не будет.
– Да, конечно, именно это мне и говорили.
– Аннабелла, – сказал он тихо, – мне очень жаль.
– Да, – отозвалась она.
Он погладил ее по волосам, но это не возымело действия – она по-прежнему неподвижно лежала в его объятиях. Поэтому он ослабил их, а затем и отодвинулся.
– Хорошо, – произнесла она отрывисто, села и, подтянув к себе покрывало, прикрыла им грудь. – Думаю, мне лучше пойти привести себя в порядок.
Он не знал, что сказать, поэтому, когда она выскользнула из кровати, по-прежнему хранил молчание. Нагнувшись, она схватила свою ночную рубашку, прижала ее к телу и, тихонько прикрыв за собой дверь, пошла в комнату для переодевания, к умывальной раковине и кувшину, которые она там видела.
Когда она привела себя в порядок и, снова надев рубашку, вернулась в спальню, то увидела, что он лежит неподвижно и тихо дышит, пребывая в блаженном сне. В любом случае она не знала, что могла бы сказать, поэтому даже обрадовалась и, забравшись в постель, осторожно устроилась на расстоянии от мужа.
Что ж, думала она, дело сделано. После всех успехов и поражений она достигла своей цели. Замужество, первая брачная ночь – все свершилось, даже если и произошло не совсем так, как ей хотелось бы.
Бесполезно было плакать, да и особого смысла в этом не было. Если она не могла заполучить того мужчину, который ей был нужен, она будет довольствоваться привлекательным и доброжелательным мужем. Майлс очень неплохой человек; его никак нельзя назвать жестоким или невнимательным. Он именно супруг – хозяин дома. Она не испытывала к нему любви, и то, чем они занимались, не принесло ей удовлетворения, которое получил он. Он был явно доволен. И если она чувствовала себя разочарованной или обманутой, то в этом не было его или ее вины, просто так обстоят дела.
Она глубоко и как-то судорожно вздохнула. Оказывается, в замужестве не так много свободы, как она себе представляла. Интимные отношения казались ей неловкими и смущающими, и более того, теперь она находилась в его распоряжении для этого или чего-либо еще, что он может потребовать. Тем не менее она постарается быть ему хорошей женой, поскольку это будет честно, а она во всем старалась быть честной. Он ведь действительно не сделал ничего, чего она бы сама не позволила. И теперь, когда она представляет себе, что это такое, она, конечно, сможет терпеть все это.
У нее болела голова, в горле стоял какой-то комок, который она никак не могла проглотить. Она отказывалась жалеть и унижать себя: рыданий не будет. Ей следовало этого ожидать, но оказалось, что физическая близость без настоящего духовного единства причиняет страдания не только телу, но и сердцу. В этом не было его вины. Аннабелла верила, что Майлс постарался сделать все как можно лучше. Ноу нее было ощущение, словно холодный ветер проносится по замерзшей душе. Она страстно желала, чтобы понятие «доброжелательность» означало, что он будет следовать светским приличиям, а значит, будет для нее «отсутствующим» мужем.
Аннабелла со вздохом повернулась на бок и наконец заснула, отвернувшись от него.
Майлс подождал, пока не услышал ее ровное дыхание, и только потом открыл глаза. Он притворился спящим, потому что не знал, что ей сказать. Он старался сделать все как можно лучше. Наверное, получилось не совсем так, как бы ей хотелось, но ей не на что жаловаться: он по крайней мере старался.
Он уставился в потолок. Ему следовало быть более чем довольным. У него красивая и очень милая жена, она доставила ему истинное удовольствие. Прелюдия была потрясающей, ему могли бы позавидовать многие мужчины в Лондоне. Если ему повезет, он и в дальнейшем во время их совместной жизни сможет рассчитывать на подобное.
Но почему же он чувствовал себя одновременно виноватым, обманутым и опустошенным?
Он ощущал некоторую подавленность и испытывал разочарование гораздо более сильное, чем «маленькая смерть», испытанная им после того, как все закончилось. Ему бы следовало чувствовать себя выжатым и торжествующим, а он чувствовал измотанность и беспокойство. Но раньше он никогда не занимался любовью с собственной женой, и ему казалось, что хотя он предусмотрел все аспекты и повороты этого брака, в его голове и в сердце затаились юношеские романтические мечты.
Глупо было думать, что целомудренная, хорошо воспитанная девушка сможет в постели получить такое же удовольствие, какое получают профессионалки или опытные женщины. Но Майлсу казалось, что она могла бы больше насладиться произошедшим. С другой стороны, занимаясь с ней любовью, он по крайней мере мог любоваться ее красотой, а их дети, без сомнения, будут умными и любимыми. Это тоже очень важно.
Напомнив себе, что он человек практичный, Майлс повернулся на бок, закрыл глаза и решительно отбросил все мысли. Пора спать. Это чувство, несомненно, пройдет со временем, сказал он себе, то же самое он говорил Аннабелле насчет боли, сопровождавшей потерю девственности.
Но заснуть ему удалось не сразу.
Глава 4
Когда она проснулась, голова у нее раскалывалась, а во всем теле, как и на сердце, была страшная тяжесть. Аннабелла находилась в постели одна и так безмерно была за это благодарна мужу, что забыла о своем недомогании. Она не представляла, что могла бы сказать, если бы, проснувшись, должна была смотреть ему в глаза. Если бы он проявил заботливое участие, она бы возненавидела его. Если бы он, чувствуя себя виноватым, стал бы просить прощения, она бы возненавидела себя. Она не смогла бы вынести и выражения самодовольства в его взгляде – это взбесило бы ее. Если бы он просто молчал, она, вероятно, почувствовала бы себя оскорбленной. Но если бы он предпринял попытку новой близости… она бы содрогнулась.
Сейчас Аннабелла не знала, как бы она отреагировала даже на самый простой вопрос о том, как ей спалось. Она никогда еще не спала в постели с другим человеком, и ей еще только предстояло привыкнуть к новизне подобного ощущения. Сможет ли она? Она резко села и задумалась над этим. Рассчитывает ли он на это? Может ли она ответить «нет»? Или это будет считаться проявлением малодушия? Должна ли жена делить с мужем постель, как и свое тело? У нее не было замужних подруг, но она знала, что ее родители спят порознь в течение многих лет. Над этим стоило хорошенько подумать. Она вдруг осознала поразительную вещь: как же сильно она сама себя обманывала в своем нетерпении выйти замуж. Потому что раньше она просто не позволяла себе думать о таких вещах. По крайней мере сейчас, прежде чем она вновь встретится со своим мужем, у нее есть время поразмыслить над этими вопросами, и ей удастся выработать приемлемую линию поведения.
Теперь относительно того, что произошло между ними прошлой ночью. Она решила, что лучше всего будет обойти произошедшее молчанием, и надеялась, что он поступит так же. Как еще в таком деликатном вопросе, как интимная близость, вести себя паре? По крайней мере той паре, брак которой состоялся благодаря расчету. Вероятно, настоящие любовники не испытывают в этом никаких затруднений. На самом деле это, должно быть, огромное счастье – спать рядом с любимым и, просыпаясь, видеть его лицо раньше, чем увидишь свое собственное… Она заставила себя больше не думать об этом.
Аннабелла вспомнила о своем недомогании, когда встала с постели. Голова сильно закружилась, и ей пришлось остановиться. Потом она обнаружила, что должна двигаться очень медленно, потому что ее суставы скрипели, как у больной артритом старухи. Она медленно подошла к окну, отдернула штору и тут же в страхе отпрянула – свет вызвал сильную боль в глазах. Но все же, взглянув на пустынную улицу сквозь полуопущенные ресницы, она поняла, что еще слишком рано. Майлс, вероятно, поднялся и вышел гораздо раньше. На самом деле и она проснулась раньше обычного, потому что горничная еще не появилась, чтобы помочь ей одеться.
Это и к лучшему, подумала Аннабелла и задернула штору. Она хотела показать мужу, что произошедшее ночью не повлияло на нее, хотя и отразилось на ее теле. В голове пульсировала лихорадочная боль, у нее было такое ощущение, словно она двигается в вязком сиропе, болели все мышцы. Стоило повернуться, и перед глазами все расплывалось, а головокружение усиливалось. Она могла понять, почему каждая мышца внутри ее была воспалена, но все остальное не поддавалось объяснению, и ей пришло на ум, что она, должно быть, вчера за свадебным столом выпила слишком много. Вероятно, теперь она испытывала последствия вчерашнего застолья.
Единственное, чего ей хотелось, – это забраться обратно в постель. Но ей также хотелось продемонстрировать своему мужу, что она готова выполнять все обязанности, которые влечет за собой замужество, поэтому Аннабелла заставила себя держаться.
– О, миледи! – воскликнула горничная, застав свою госпожу сидящей за туалетным столиком и расчесывающей волосы. – Простите, что не пришла раньше. Я думала, что вы спите после вчерашней… Я хочу сказать, что лорд Пелем, ну, он сказал, чтобы я вас не беспокоила и дала вам поспать.
– Очень любезно с его стороны, – сказала Аннабелла. – Но как видишь, я уже встала. Я всегда плохо сплю на новом месте.
Она протянула горничной гребень и вздохнула с облегчением. Руки тоже ломило, и это превращало простую процедуру причесывания в настоящее испытание. Но хорошо выглядеть именно сегодня было очень важно. Пока горничная причесывала ее, она внимательно смотрела на себя в зеркало. По крайней мере волосы выглядели прекрасно: локоны были блестящими и упругими. Аннабелла столь же внимательно рассмотрела свое лицо. Ужасное самочувствие не слишком отразилось на ее внешности. Возможно, чуточку бледна. Но на щеках играл легкий румянец. Глаза казались необычно сияющими. Ей остается надеть красивое платье, и все будет в порядке.
– Принеси мне новое розовое кружевное, – приказала она горничной. – Мне надоело носить голубое.
Лакей провел Аннабеллу к завтраку. Майлс уже сидел за столом и поднялся, когда она вошла в комнату, где для завтрака был накрыт стол. В выражении его лица она не увидела ничего нежелательного или неприятного – обычная приветливость. Она была благодарна ему за это.
– Вы хорошо спали? – спросил он.
Вопрос мог бы вызвать неловкость, если бы он не был самым обычным вопросом, каким хозяин утром встречает гостя. Такой вопрос ей задавали много раз в тех поместьях, где она гостила.
– Спасибо, хорошо. А вы?
– Вполне терпимо, – ответил он, как и подобает джентльмену. – Удивлен, что вы встали так рано. Я считал, что светские дамы спят до полудня.
– Я не знала, какие у вас планы на сегодня и когда мне следует встать, – ответила она просто. – Мы вчера не обсудили этот вопрос.
– Конечно, это упущение. Вы позавтракаете? Мы можем поговорить о наших планах за едой.
Она взглянула на ряд протертых до блеска тарелок, стоящих на буфете.
– Да, спасибо.
Она прошла вдоль буфета, рассматривая различные блюда, и в конце концов выбрала яйца пашот, запеченные томаты, бекон, гренки и ветчину.
Но когда она села и лакей подал ей тарелку, она почувствовала, что при виде еды аппетит у нее полностью пропал. В данный момент ей хотелось есть не больше, чем танцевать. Выражение лица ее потеплело, когда она вспомнила, как Майлс сравнивал занятия любовью с танцами. Глаза у нее расширились, и она положила вилку. Она слышала, что у некоторых женщин признаки беременности проявлялись моментально, но думала, что все это бабушкины сказки. Но ведь она определенно чувствовала себя нездоровой. Неужели один этот смущающий болезненный эпизод заставит ее вынашивать потомство? Она не знала, радоваться ей или пугаться.
– Еда вам не по вкусу? – спросил он.
– Нет, с едой все в порядке. Похоже, просто мой аппетит и столь ранний час не ладят меж собой. Я действительно встаю позже и подозреваю, что моему желудку известно это, я же просто забыла. Сейчас только кофе, пожалуйста, – сказала она лакею.
Майлс смотрел на нее, удивляясь, как розовое платье удачно сочетается с очаровательным румянцем на ее щеках, подчеркивая блеск глаз. Теперь он убедился на собственном опыте, что молва не лгала: ее фигура была столь же совершенна, как и изящная прелесть лица. Увидев, как при дыхании вздымается и опускается ее грудь, он вспомнил, как эта грудь выглядела в неярком свете лампы. Он никогда не забудет, как чувствовал ее под своими пальцами и губами.
Да, он заполучил прелестную жену. Майлс отстраненно подумал о том, сколько лет пройдет, прежде чем ему удастся затащить ее в постель в дневное время, если вообще такое произойдет. Около века, подумал он. Сейчас они даже не могли вести непринужденный разговор и держались более церемонно, чем до свадьбы – по крайней мере до прошедшей ночи.
Он ни в коей мере не сожалел о том, что занимался с ней любовью, подозревая, что в противном случае отношения между ними были бы точно такими же, если не хуже. Но ему было очень жаль, что сейчас они оказались в такой неловкой ситуации. Майлс вздохнул. Он лелеял тщетные, смешные мечты о том, как они проведут несколько дней в уединении, медленно и неторопливо узнавая друг друга. Такое возможно только между любовниками. А он подозревал, что прошлой ночью разочаровал ее. Впрочем, прошлая ночь и его несколько разочаровала.
Мысль о том, что им придется провести весь день, принуждая друг друга к натужным улыбкам и вымученным беседам, вызвала у него содрогание.
– Ну хорошо, – сказал он, отложив в сторону вилку, – поскольку вы уже на ногах, как вы посмотрите на то, чтобы отправиться в свадебное путешествие не мешкая? Мое семейство уже на пути домой, в Холлифилдс. Ваши родители не рассчитывают увидеть вас здесь, в Лондоне. Никаких особых дел у вас здесь нет. Тогда почему бы нам не поехать прямо сейчас? Погода сегодня замечательная, но кто знает, как долго она продержится? Дорога ждет. Если только у вас нет других планов?
– Других планов? – Она замешкалась, потом улыбнулась. Но в этой улыбке сквозила такая грусть, что он был поражен. Он не понимал, в чем причина ее печали, но ему захотелось сказать что-нибудь, чтобы поднять ей настроение. – У меня нет никаких планов, – произнесла она все с той же натянутой улыбкой. – Вообще никаких.
Им не составило труда отправиться немедленно. Ее багаж так и не был распакован, а его камердинер уже все приготовил для путешествия, поэтому оставалось лишь погрузить саквояжи в другой экипаж и отправиться. Майлс приказал заложить один экипаж для них и второй для камердинера, горничной и багажа. Но Майлс не сел рядом со своей молодой женой. Был теплый весенний день, он любил верховую езду, и ему не хотелось провести целый день в закрытом экипаже, притворяясь, что он наслаждается обществом своей новоиспеченной супруги. У него создалось впечатление, что и ей будет приятнее побыть одной.
«Черт возьми, черт возьми!» – думал Майлс, когда ехал верхом рядом с коляской, оставив позади суету Лондона. День был исключительный, дул мягкий слабый ветерок. Неяркое, но теплое солнце освещало эффектный пейзаж; в полях, мимо которых он скакал, виднелись темно-красные маки и ярко-желтые цветки рапса. У него красивая жена, он женат всего лишь один день, а впереди целая жизнь…
Проклятие! Он не предвкушал радости общения с ней, как и радости физической близости. А теперь им предстояло провести многие годы вместе. Семейная жизнь не заканчивалась разочарованием их первой брачной ночи. Это разочарование могло быть и его виной, допускал Майлс, но он знал, что плотский восторг мог быть достижим, только если женщина любит мужчину или если ей доставляет наслаждение само это занятие. Он не смог сделать так, чтобы интимная близость произвела на нее благоприятное впечатление, а брак их не был браком по любви. Но Майлс считал, что они настолько подходят друг другу во всем остальном, что со временем придет и любовь. По крайней мере, поправил он сам себя, вполне может прийти влечение.
Ему стало жаль себя.
Но разве у него был выбор? Вернувшись домой, он столкнулся с уймой проблем и, как Гамлет, решил бороться с ними. Если бы все осталось как есть, на его глазах мать скатилась бы в более глубокую меланхолию, и, возможно, это приблизило бы ее конец. Помимо ружья или яда есть много способов свести счеты с жизнью, и Майлс начал волноваться, что она, продолжая терять интерес к жизни, обнаружит это. Мать очень похудела, стала апатичной, и никакой доктор не мог ей помочь. Также была реальная вероятность того, что его сестра сбежит с первым же мужчиной, который ей улыбнется, а у его брата количество проблем в школе будет только расти. Нравоучения, указания, приказы и угрозы не возымели никакого действия. Не помогли ни благоразумные речи, ни доброжелательные уговоры. И тогда он пошел на следующий шаг. Он женился на женщине, которая должна была внести свежую струю в его жизнь, в его дом. Она откроет его дом обществу и поможет его семейству войти в это общество. Он сделал все, что мог, и если это не поможет, то только ему будет от этого хуже.
Но была весна, он ехал верхом по сельской дороге в такой чудесный день, и стыдно было испытывать чувство неблагодарности. Все, что ему необходимо для полного счастья, – это безжалостно раз и навсегда выкорчевать все глупые романтические мечты. Ему уже приходилось это делать, в противном случае как бы он смог жениться? И он должен сделать это вновь. В конце концов, что ему было известно о браке? Может быть, все обстоит не так уж и плохо. После смерти отца мать вышла замуж за человека столь неприятного, что Майлс, как только достаточно повзрослел, сразу отправился в море. Теперь он уже не будет спасаться бегством. Он устал от этого. Сейчас он должен нести свою ношу и попытаться приспособиться к новой жизни.
Возможно, из Аннабеллы никогда не выйдет любящая жена или удовлетворительная любовница. Этот брак был рискованным предприятием. Но на чаше весов лежала уверенность в том, что Аннабелла поможет его матери вновь занять достойное место в светском обществе, станет примером для его сестры, которую в будущем сможет представить какому-нибудь приличному молодому человеку. Он надеялся, что жена завоюет симпатию и привязанность Бернарда, а когда тот вырастет, возможно, найдет ему похожую на себя жену.
Бедный Бернард, подумал Майлс, прерывая хлынувший поток мыслей.
Он пришпорил лошадь и, обогнав экипаж, решительно поскакал по дороге, оставляя позади волнения и тревоги. Он действительно хотел лишь одного: пришпорив лошадь, галопом умчаться далеко-далеко, чтобы никогда не оглядываться назад.
На обед они остановились в придорожной гостинице.
– По крайней мере здесь хоть уютно, – сказал Майлс бодрым тоном, осматривая небольшую отдельную столовую. Гостиница была очень старой, но чистой, ветхость постройки лишь придавала ей определенное очарование. Фасадные окна были из толстого старого рифленого стекла, через которое трудно было рассмотреть, что творится снаружи. Тем не менее они пропускали достаточно света, и Майлс заметил, что его жена выглядит неважно.
Аннабелла казалась изнуренной и расстроенной.
– Вы хорошо себя чувствуете? – Он понимал всю нелепость вопроса, поскольку было совершенно очевидно, что она нездорова.
– По правде говоря, я, похоже, немного расклеилась. – Она улыбнулась ему, но это была лишь тень ее обычной очаровательной улыбки. – Думаю, это просто реакция на то, что произошло вчера.
Он озадаченно взглянул на нее.
– Я имею в виду, – сказала она, осознав, что он понял именно то, что она подразумевала, – свадьбу и приготовления к ней. Вы даже не представляете, сколько примерок мне пришлось вынести, чтобы мое платье было готово вовремя. А сколько было приготовлений, нам с мамой надо было обсудить каждую деталь, мы даже порой спорили. Я чувствую себя уставшей даже сейчас, вспоминая, как мы решали, каких родственников и друзей нужно пригласить на свадебное торжество. Ведь у нас все: свадьба, прием, свадебный завтрак и бал – уложилось в один день. Мы создали прецедент, который, как мы надеялись, послужит примером для подражания. Но похоже, я уже не столь юна, как раньше, – добавила она с неожиданной жесткой усмешкой.
– Когда мы доберемся до охотничьего домика, у вас будет достаточно времени, чтобы отдохнуть, – мягко ответил он. – Я именно это имею в виду, —добавил Майлс, удивляясь своим словам. —Думаю, что будет лучше, если мы не станем спешить с интимной стороной нашего брака, по меньшей мере пока.
Она вскинула голову и посмотрела на него широко раскрытыми глазами.
«Что это – восхищение или удивление? – спросил он сам себя, встретив ее лазурный взгляд. – В синеве этих глаз можно утонуть», – подумал он с непонятным разочарованием и продолжил:
– Дело не в вас и не во мне, просто этот аспект нашего брака требует более близкого знакомства, я полагаю. Если мы хотим, чтобы он был успешным. И вы устали, это заметно. Давайте на некоторое время останемся в охотничьем домике и не будем торопиться в Холлифилдс, и вообще не будем торопиться. Медовый месяц дается для того, чтобы узнать друг друга ближе. Так мы и поступим… если вы не против.
Она кивнула.
– Только, пожалуйста, не подумайте, что вы виноваты в моей сегодняшней утомленности.
– Не волнуйтесь, я вам верю. Ведь перед вами образец самонадеянности, значит, я не могу себя ни в чем винить. Итак, – произнес он с улыбкой, – эта легкая закуска выглядит очень аппетитно, не так ли? Особенно картофельная запеканка с мясом, в ней так много подливки. Или вы предпочитаете почки?
– Ни то ни другое, – ответила она, содрогнувшись. – Думаю, что после вчерашних излишеств мне не следует сегодня много есть.
– Как вам будет угодно, – произнес Майлс и взял ломтик баранины.
Накладывая себе порцию картофельной запеканки, он не заметил, как на лице у нее при виде того, что он собирался есть, промелькнул ужас.
Она поднялась:
– Прошу меня простить, мне необходимо пройти в дамскую комнату.
Он вскочил на ноги.
– Виной всему путешествие? Оно вас так утомило? Мы можем остановиться здесь на ночь. Нам осталось пять-шесть часов пути, но если вы плохо переносите дорогу, мы прекрасно можем проделать этот путь в несколько приемов.
Она покачала головой:
– Путешествие меня неутомляет. Я на самом деле думаю, что я съела… или выпила что-то… вчера. Пожалуйста, продолжайте свой обед. Мне станет лучше, если у меня перед глазами не будет никаких блюд. Я буду готова выехать в любой момент.
– Я скажу, чтобы вам в дорогу приготовили несколько бутылок воды и чего-нибудь освежающего. Думаю, подойдет даже подслащенная вода, – сказал он. – Во время поездки вам необходимо как можно больше пить. Многие моряки с ужасом вспоминают свое первое путешествие, они даже воду отказываются пить, потому что боятся, что она пойдет обратно. Но если организм обезвоживается, становится еще хуже. Имейте в виду, я буду следить за тем, чтобы вы обязательно пили. Это поможет, вот увидите.
Она кивнула и, прежде чем он приступил к почкам, быстро вышла из комнаты.
Она действительно маленькими глотками пила лимонад. Майлс настоял на этом во время следующей остановки. Но в течение дня Аннабелле становилось все хуже, лимонад не приносил облегчения, и он перестал настаивать. Когда Майлс предложил прервать путешествие, она отказалась. К вечеру, когда экипажи свернули с главной дороги на длинный подъезд к охотничьему домику, Майлс почувствовал безмерное облегчение.
Проезжая под огромными деревьями, растущими по обеим сторонам извилистой дороги, он с удовольствием рассматривал пятнистые тени. Услышав стремительное журчание воды в придорожном ручье, Майлс наконец-то расслабился. Оказавшись здесь, он почувствовал себя значительно лучше и верил, что и Аннабелле станет легче. Охотничий домик был способен излечить душу и тело. Дом и окрестности, погрузившиеся в уединение и наполненные природной красотой, предоставляли простые удовольствия, такие как рыбалка, прогулки или просто отдых в саду на берегу пруда. Находясь вдали от Англии, он часто вспоминал об этом уединенном домике – единственной части его наследства, до которой не смог добраться отчим.
Если у них с леди Аннабеллой есть будущее, они обретут его здесь. А если у них нет общего будущего, то здешняя атмосфера сможет хотя бы залечить его душу и подготовить к грядущим испытаниям.
Они проехали мимо пурпурной стены высоких кустов рододендронов, обогнули тенистый выступ, закрытый зарослями не менее высоких папоротников. Когда экипажи вновь выехали на залитое солнцем место, коровы, пасущиеся на ближайшем к лесу лугу, подняли головы и проводили взглядами небольшой караван, который вновь совершил поворот, после чего впереди показался охотничий домик. Двухэтажное здание насчитывало двадцать комнат, но совершенно не выглядело подавляющим. Построенный из мягкого камня дом вписывался в окружающий пейзаж столь естественно, словно сам, подобно окружавшим его деревьям, поднялся из земли.
Когда они остановились перед домом, Майлс отпустил свою лошадь и направился к первой карете. Он нетерпеливо ждал, пока кучер опустил ступеньки. Его прекрасная дама, вероятно, привыкла к пышным домам и дворцам, но он искренне чувствовал, что не многие дворцы в Англии могут сравниться с его сельским убежищем по красоте и покою.
Дверца кареты отворилась, и показалась Аннабелла; слегка наклонившись, она с большой осторожностью, опираясь на предложенную Майлсом руку, стала спускаться по ступенькам экипажа. Ступив на землю и по-прежнему держась за руку мужа, она огляделась вокруг.
