Текст книги "Бойся Кошек"
Автор книги: Эдгар Аллан По
Соавторы: Говард Филлипс Лавкрафт,Брэм Стокер,Элджернон Генри Блэквуд,Джозеф Шеридан Ле Фаню,Артур Порджес,Уильям Уинтл,Барри Пейн,Гектор Монро,Эрнест Гаррисон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)
Кошка по имени «Серый Дьявол» тоже исчезла, и, несмотря на то, что ее описание давали даже газеты, о ней больше никто не слышал. Но в стиснутом кулаке мертвеца был обнаружен клок серой шерсти.
Дальнейшее расследование окончилось вынесением первоначального вердикта и не обнаружило никаких новых фактов. Может, еще стоит сказать несколько слов о версии, которую выдвинула полиция. По этой версии, во многом совпадающей с предположением слуги Бредона, пострадавший, изнемогая от боли и не вынеся мысли, что его просто могут разорвать на куски, застрелился.
История о жадеитовой фигурке в той степени, в которой она была известна, также фигурировала на суде. Полиция придерживалась мнения, что эта фигурка была идолом, и какое-то дикое племя было крайне встревожено ее похищением и готово было заплатить огромную сумму денег за ее возвращение. Предполагалось, что негр знал об этом и решил овладеть идолом любыми средствами. Так как честным путем этого сделать не удалось, выдвигалось предположение, что негр проследовал за Бредоном в Англию, выследил его и каким-то образом спрятался в его квартире. Далее, предполагалось, что он заснул и был разбужен криками и звуками выстрелов. Испугавшись, он схватил жадеитовую статуэтку и хотел скрыться. Сознавая, что выстрелы могли быть слышны на улице и его выход из квартиры в этот момент может выглядеть подозрительным, он, когда открыл входную дверь, нанес удар первому встреченному им человеку, а временная потеря полицейским сознания позволила ему благополучно скрыться.
Эта версия, на первый взгляд, кажется единственно возможной. Когда архидьякон мне впервые ее рассказал, я попытался незаметно выведать у него, принимает ли он ее сам. Обнаружив, что он уклоняется от ответа, я поставил вопрос прямо:
– Верите ли вы в версию полиции?
Он немного поколебался, затем искренне ответил:
– Нет, категорически нет.
– Почему?
– Прежде всего, я не верю в то, что Бредон, в самом обычном смысле этого слова, совершил самоубийство. Никакая самая дикая физическая боль не могла бы заставить его даже и помышлять об этом. Это был человек неисчерпаемого мужества. Он воспринял бы изуродованное лицо и потерю зрения, как неизбежный результат войны. Мы должны признать, что он сам сделал роковой выстрел – результаты медицинской экспертизы не подлежат сомнению, – но сделал он это под воздействием сверхъестественного ужаса, о происхождении которого мы – слава богу! – ничего не знаем.
– Я, естественно, не спешу согласиться со «сверхъестественными» объяснениями.
– Ну, что же, давайте продолжим. Что это за таинственное племя, о котором говорит полиция? Я хочу знать, где оно живет и как называется. Оно достаточно богато, чтобы предложить огромное вознаграждение; должно быть, оно имеет значительное влияние. Далее, негру удалось проникнуть в дом и спрятаться. Как? Где? Я знаю план квартиры, и эта версия отпадает. Мы даже не знаем, что именно негр взял эту фигурку, хотя я полагаю, что сделал именно он. Однако, как этот негр сумел скрыться в эти утренние часы и его никто не заметил? Негры не такое уж обычное явление в Лондоне, чтобы они смогли свободно прогуливаться и на них никто не обращал внимания. И все же он не оставил ни единственного следа, и таково же не менее таинственное исчезновение Серой Кошки. Это был столь необычный зверь, и описание его получило столь широкое распространение, что могло показаться, что мы почти наверняка еще услышим о нем. Но, увы, мы не услышали.
Мы еще немного пообсуждали версию полиции; что-то случайно оброненное из его слов заставило меня воскликнуть:
– Неужели? Вы в самом деле хотите сказать, что Серая Кошка и негр есть одно и то же лицо?
– Нет, – ответил он, – не совсем это, но что-то весьма близкое к этому. В любом случае, кошки – странные существа. Нет нужды напоминать вам об их связи с некоторыми древними религиями и колдовством, в которое некоторые верят даже в Англии по сей день, а не так давно верили почти все. Между прочим, я никогда не встречал убедительного объяснения тому факту, что существуют люди, которые не выносят присутствия кошек в комнате и ощущают их каким-то таинственным шестым чувством. Позвольте напомнить вам о несомненно существующем как в Китае, так и в Японии поверье, что злые духи могут вселяться в некоторые виды низших животных, особенно лис и барсуков. Каждый изучающий науку о демонах знает об этих вещах.
– Однако мысль о том, что злые духи овладевают кошками и мышами, есть, безусловно, языческий предрассудок, который вы не можете разделять.
– Ну, читал же я о злых духах, которые вселялись в свиней. Подумайте об этом и сохраняйте объективность в подходе к данному вопросу.
Перевод И. Петруниной
Эрнест Гаррисон
СИДЕЛКА
Достопочтенный Эрнест Гаррисон является автором четырех теологических книг, нескольких радио– и телевизионных пьес, а также многочисленных рассказов с мистическими и таинственными сюжетами. Он родился и получил образование в Англии, хотя в настоящее время живет в Канаде, где является деканом факультета искусств Политехнического института.
Этот короткий, но берущий за душу эмоциональный рассказ играет с читателем, как кошка с мышью, а затем набрасывается на него с единственной целью – разумеется, чтобы убить. Уверены, что вскоре вам вновь захочется перечитать его, причем не один раз…
Эстер с явным интересом разглядывала лежавшего перед ней младенца. Он барахтался в своей колыбельке, с торжествующим видом перебирая пальцы на ноге и особенно сосредоточенно разглядывая тот из них, который торчал под каким-то странным, отличным от остальных углом. Наконец, когда это обследование ему наскучило, он резко перевернулся на живот и попытался подползти к самому краю кроватки.
Эстер не умела улыбаться и все же ощутила внутри себя приятное, теплое сияние, когда слабое движение внутри ее чрева вновь напомнило о близости долгожданного свершения. Ее захлестнула волна спутанных и смутных воспоминаний – момент экстаза, последовавшая за ним неясная печаль, и вот теперь близость родов. Все это невозможно было выразить словами или хотя бы облечь в форму мыслей, но внутри ее естества бушевали эмоции. Она снова опустила взгляд на младенца. Скоро, говорило шевеление в ее животе, скоро она… Чувства ее обрели форму размытого образа, суть которого она никак не могла ухватить.
Младенец неловко повернулся, и булавка, скреплявшая края его подгузника, расстегнулась. Острый укол – и пронзительный плач. Через пару секунд распахнулась дверь, и в комнату впорхнула встревоженная мать.
– Милый мой, бесценный… Малышка зовет свою мамочку? Она подняла его на руки и прижала к груди.
– Смотри, Эстер, какой глупенький этот маленький мальчик. Кричит, зовет мамочку, когда Эстер здесь, рядом. – Неловкое движение рукой, край пеленки подвернулся – и вот булавка вторично вонзается в нежную кожу, после чего женщина, наконец, обнаруживает причину столь звонкой жалобы малыша. Материнское сердце переполняется искренним раскаянием.
– А, так вот в чем дело! Плохая мамочка уколола свою дорогую крошку? Вот, вот…
Казалось, что словам не будет конца. Эстер стало немного нехорошо.
Вскоре начались и первые боли, а потом их сменила радость родов. Легко сбиться на циничный тон, говоря о собственническом характере материнской любви, однако природа неизменно утверждает его в тот самый момент, когда на свет появляется новая жизнь. И по тому же жребию судьбы, как только после первого вздоха эти жизни отбирают, откуда-то подступает чувство безмерной горечи…
Прошло некоторое время, прежде чем Эстер вновь посмотрела на младенца, только сейчас в ее сердце уже затаилась зависть. Его мать продолжала возиться с пеленками и одеялами, даже не догадываясь о том смятении, которым было охвачено все естество Эстер. Наконец, женщина вышла из комнаты, и она осталась наедине с ребенком.
Эстер легонько сглотнула. Воспоминания о былом экстазе растворились в небытии, и их место в мозгу заполнили блуждающие неясные мысли. Она очень хорошо помнила ощущение боли и последовавшие за ней крики новой жизни. А потом эта радость внезапно оборвалась. Она не могла понять сущность смерти и то, чем та отличалась от жизни, равно как и то, почему после нее в сердце всегда остается черная, непроглядная темнота. Но если бы даже эта женщина, только что вышедшая из комнаты, спросила ее об этом, Эстер и в этом случае не проронила бы ни слова.
Но теперь она знала, что такое ненависть и злоба.
Младенец начал радостно вскрикивать. Ну, что ты, словно говорил его взгляд, не грусти, Эстер. Не знаю, почему тебе так невесело, но ведь жизнь прекрасна, а потому не надо печалиться. Скоро ты обо всем забудешь так же, как и я. Смотри, какая у меня большая нога… Я знаю, что мама может иногда сильно разозлить тебя. Меня тоже. Иногда это случается. Ну, хватит, Эстер, забудь об этом. Ведь я же тебя люблю, разве не так? Разве тебя это не радует?
Эстер бесстрастно и невыразительно посмотрела на младенца, и он, отвернувшись, принялся исследовать подушку.
Без всякого предупреждения ненависть захлестнула всю ее целиком. Внезапно до нее дошло, что именно она хочет сделать. Повернув голову в сторону двери, она внимательно прислушалась. Ни звука. Потом снова посмотрела на младенца, пристально вглядываясь в его ужимки. Она все еще не знала, как именно сделает это, – лишь чувствовала, что хочет именно этого, да так, как, пожалуй, ничего не хотела за всю свою недолгую жизнь.
Попка ребенка взметнулась ввысь, закачалась из стороны в сторону, пока сам он изо всех сил старался протиснуть голову между прутьями ограды кровати.
Между губами Эстер показался кончик розоватого языка, а сама она чувствовала, словно что-то давит ей внутри горло. Она двинулась вперед, затем резко остановилась. Почувствовав, что голова у него слишком большая, ребенок отпрянул назад и завалился на спину.
Он уже собирался было поднять вверх ноги и даже прикоснулся к ним ладонями, когда его взгляд столкнулся со взглядом Эстер. Из груди младенца вырвался резкий сдавленный крик – и в это мгновение она прыгнула ему на грудь. Крик перерос в вопль. Дрожа от переполнявшей ее ненависти, Эстер, как безумная, принялась рвать маленькое тельце.
С шумом распахнулась дверь, и в детскую вбежала мать ребенка. Эстер металась и крутилась, но теперь уже боролась за свою собственную жизнь, пытаясь вырваться из удушающих рук женщины, утопившей ее новорожденных котят.
Перевод О. Коняевой
Байрон Лиггет
КОШАТНИК
Едва ли кто-то посмеет оспаривать тот факт, что одна, две, даже три кошки могут быть очень приятны и милы, но лишь немногие люди способны удержаться и не вздрогнуть при мысли о том, что какая-то добрая старая леди живет в доме, окруженная дюжинами подобных особей, к тому же далеко не всегда досыта накормленных. А теперь представьте себе человека, оказавшегося на необитаемом острове и вынужденного ежедневно и ежечасно отбивать усиливающиеся атаки сотен обезумевших от голода кошек! Именно об этом и пишет в своем рассказе отставной капитан армии США Байрон Лиггет.
Следует особо отметить, что в течение ряда лет «Кошатник» признавался одним из лучших коротких рассказов США.
Настоящее название этого места – атолл Тао, и оно до сих пор сохранилось на отдельных картах, однако после того как в Туамоту появился Кошатник, люди окрестили атолл «Кошачьим островом». С тех пор так и повелось – не атолл Тао, а «Кошачий остров».
Этот небольшой, имеющий форму полумесяца коралловый островок расположен примерно в семидесяти милях к северо-западу от Пука-Пука. Место это с давних времен считалось у туземных полинезийцев запретным, и они ни за что на свете не согласились бы не только ступить на него, но и даже просто приблизиться на достаточно близкое расстояние. Я не знаю, какое местное поверье изначала наложило на этот атолл своего рода заклятье, однако практически каждому известно, почему оно стало своего рода табу в настоящее время. Никто – белый или полинезиец – с тех пор не появлялся в тех краях; люди попросту не осмеливаются пойти на такой шаг.
Мне никогда не забыть тот день, когда я впервые увидел Кошатника. В интервале между двумя мировыми войнами я довольно неплохо зарабатывал себе на жизнь тем, что развозил на своем шлюпе почту жителям островов. Сама по себе эта служба была не особенно прибыльной, но я неплохо подрабатывал на ней, привозя и отвозя всевозможные грузы, а также выполняя, если так можно выразиться, чартерные пассажирские рейсы.
Как-то раз я сидел в своей забегаловке на Папете и попивал пиво, когда местный извозчик доставил ко мне этого маленького господина, который, по его словам, очень хотел меня видеть.
Он понравился мне, буквально, с первого взгляда. Это был довольно миниатюрно сложенный, иссушенный солнцем мужчина лет за пятьдесят. У него были бледно-голубые глаза и восхитительная копна седых волос. Одет он был в серый полотняный костюм, а в руке сжимал массивную трость, которая сразу же привлекала внимание к его чуть ревматической походке. Лицо у него было доброе, по-настоящему интеллигентное.
Извозчик указал ему на меня и мужчина прошаркал к моему столику. Казалось, отыскав меня, он испытал явное облегчение.
– Насколько я понимаю, вы – капитан Роджерс? – спросил он.
– Совершенно верно, – проговорил я, вставая со стула. Чем могу быть полезен?
Он присел на предложенный стул, затем сложил ладони на рукоятке трости и уставился на меня серьезным, даже напряженным взглядом.
– Мне сказали, что вы занимаетесь своего рода частным извозом.
Судя по его манерам и покрою одежды, я понял, что здесь пахнет немалыми деньгами, а потому сразу же стал прикидывать в уме возможные масштабы сделки.
– У меня есть свой шлюп, сэр, – признался я, – но в настоящий момент я выполняю кое-какие другие заказы. А в чем состоит ваша просьба?
Мужчина, похоже, уловил скрытый смысл моих интонаций и потому, как мне показалось, отнюдь не расстроился.
– Меня зовут Фостер, – сказал он, – Джеральд Фостер. – Он сделал небольшую паузу, словно давая мне возможность вспомнить его имя, но я никак не отреагировал на него, а потому мужчина продолжал:
– Я – писатель. Мне бы хотелось нанять ваше судно и отправиться на нем на атолл Тао.
– Атолл Тао? – невольно воскликнул я. – Да зачем вам понадобилось туда ехать? Там же ничего нет – одни лишь пальмы и крысы.
Собеседник по-прежнему оставался невозмутимым.
– Видите ли, капитан, я недавно купил этот остров и…
– Купили?! – вновь воскликнул я с явным недоверием в голосе.
Маленький господин, похоже, начинал терять терпение и я сразу понял, что наступил на его больную мозоль.
– Капитан, – проговорил он, однако, вполне ровным голосом, – я же не спрашивал вашего совета по поводу целесообразности совершения данного шага. Я заключил с местными властями договор об аренде этого острова сроком на двадцать пять лет и намерен прожить там до конца своих дней. Уверяю вас, я достаточно проработал все детали этого проекта.
Я понял, что мне попался крепкий орешек. Я и раньше встречал во Французской Океании людей, у которых так же блестели глаза. Некоторые из них отправлялись на острова, чтобы поработать над книгой, другие намеревались заняться живописью, а кое-кто вообще искал способа бежать от самого себя. Soif des iles – Островная жажда – французы придумали даже особое словосочетание для выражения подобного состояния души.
В процессе дальнейшей беседы мой маленький собеседник пояснил, что хотел бы переправиться на моем шлюпе на этот атолл. Кроме того, ему нужно было перевезти все его снаряжение, кое-какие строительные материалы, пару-тройку местных плотников, чтобы они соорудили ему там нечто вроде хижины. Он излагал свои планы с уверенным видом человека, который основательно проработал всю идею проекта и отдавал себе полный отчет в том, чего именно добивается.
Проблемы денег, как мне показалось, для него попросту не существовало, а потому, когда мы наконец перешли к обсуждению финансовой сделки, я назвал ему, можно сказать, грабительскую цену, почти на треть превышавшую ту, которую намеревался получить на самом деле. Он в очередной раз удивил меня, когда ловким движением руки извлек из кармана чековую книжку и вписал в нее всю требуемую сумму в виде аванса. Как я уже упоминал, этот Кошатник понравился мне буквально с первого взгляда.
До следующего почтового рейса на острова у меня оставалось целых пять дней, а потому нанятые Фостером туземцы уже назавтра начали грузить на шлюп необходимое снаряжение. У меня сложилось впечатление, что он потратил целое состояние на всевозможную экипировку и строительные материалы.
По его поручению я договорился с несколькими плотниками-китайцами, которые, надо признать, также заломили с меня приличную цену. С туземцами можно было бы договориться и за четверть этой суммы, но ни один из местных жителей не согласился бы отправиться в плавание на запретный атолл. Китайцам, разумеется, это также было хорошо известно, а потому они твердо вознамерились содрать с меня по максимуму. Впрочем, какое мне было до всего этого дело – я ведь тратил не свои собственные деньги. Важнее всего для меня была выгодная сделка.
Я наблюдал за погрузкой судна, когда на пристани появился Фостер. С собой он принес кошек – самых обычных на вид кошек, которые сидели в двух плетеных сумках, висевших у него через плечо.
– А это зачем, господин Фостер? – спросил я.
Он улыбнулся:
– Это, капитан, мои друзья. Они составят мне компанию в этой ссылке. Кроме того, от них может быть определенная польза – вы же сказали, что на Тао полно крыс.
Я пожал плечами. В его словах содержался определенный смысл, особенно если вы любите кошек, тогда как я лично никогда не терпел этих тварей. Когда он выгружал их из сумок на палубу, я старался даже не смотреть в ту сторону.
– Э, да я вижу, что у вас там и самки есть, – произнес я.
Кошатник кивнул и улыбнулся:
– Да, капитан, я везу с собой четырех кошек и двух котов. Надеюсь, вскоре получу неплохой приплод. Как вы считаете, веселей мне будет с котятами?
– Ну, если они вам нравятся, то почему бы нет. Хотя, как мне представляется, котят у вас будет гораздо больше, чем вы предполагаете, – добавил я, произнеся даже более пророческие слова, нежели сам в тот момент представлял.
Погода стояла чудесная и наше плавание между островами проходило без каких-либо осложнений. Два плотника – китайца спали прямо на палубе. Основную часть времени старик проводил с кошками, кормя их и забавляясь игрой: после отплытия из порта они свободно бегали по всему шлюпу.
Мы держали курс на атолл Тао, предварительно отвезя почту в Пука-Пука. За все те годы, что я провел на островах, мне лишь дважды доводилось заходить на Тао – в первый раз мне просто хотелось посмотреть на этот «проклятый» остров и еще, когда понадобилось починить сломанный руль. Не думаю, однако, чтобы с тех пор кто-то высаживался на атолл. Это был самый бесполезный и никчемный кусок суши, который мне когда-либо доводилось встречать во всем Тихом океане.
Поздно вечером мы достигли уютной лагуны и бросили якорь. Пожалуй, в ту ночь Кошатник даже не сомкнул глаза. Он сидел на крыше каюты и поглядывал в сторону пляжа. Уж его-то, подумал я тогда, определенно мучила «островная жажда», и долго еще размышлял над тем, удастся ли этому человеку найти там то, что он столь упорно искал.
Похоже, его чертовых кошек остров тоже очаровал. Они бегали по планширу и не отрывали взгляда своих блестящих глаз от кромки берега, возбужденно покачивая туго напрягшимися хвостами. Что до меня, то я был только рад избавиться от них – от кошек у меня всегда мурашки по телу пробегают.
Мы стояли на якоре у Тао все то время, пока Фостер обосновывался. Плотники соорудили ему довольно уютный маленький домик с большими окнами. Они сделали ему также стеллажи для сотен книг, которые он прихватил с собой, сработали цистерну, в которую можно было бы собирать и хранить дождевую воду, а заодно построили маленький лодочный причал, на котором по окончании работ оставили кучу мусора.
Пока мы работали, шестеро представителей кошачьего племени внимательно осматривали свое новое жилище. Буквально в считанные секунды одна из кошек поймала и придушила тщедушную и чахлую на вид крысу, которые прямо-таки наводняли весь остров. Крыс я ненавидел еще больше, чем кошек, а потому картина происходящего несколько смягчила мое отношение к усатым любимцам Фостера. Возможно, старик был прав – кошки и в самом деле могли принести ему реальную пользу.
Вскоре строительные работы были завершены и я приготовился к отплытию. С Фостером мы договорились о том, что я буду заходить на остров каждые три месяца по завершении своих почтовых рейсов, на окружавшие его участки суши, а потому смогу снабжать его всем необходимым. Мы оба понимали, что я оставался единственной ниточкой, связывавшей его с остальным миром.
Стоя на небольшой палубе моего шлюпа, мы обменялись теплым рукопожатием и я стал готовиться к отплытию. Внезапно он щелкнул пальцами, словно что-то вспоминая.
– Кстати, капитан, добавьте к моему заказу несколько банок, а впрочем, лучше по ящику консервированной говядины и лососины. Я думаю, это вполне сгодится в качестве пищи для кошек.
Ну, это было уже слишком! Проведя несколько лет жизни с людьми, для которых любая консервированная пища представляла собой непомерную роскошь, я был попросту поражен, услышав подобное.
– Пищи для кошек?!
Старик, похоже, развеселился, заметив, что я начисто лишен воображения.
– Ну, конечно, – сказал он. – Не думаете же вы, что крысы на этом острове будут существовать вечно? А мне бы не хотелось, чтобы мои маленькие друзья страдали от голода.
Как и всегда, этот джентльмен оказался прав. Я был вынужден признать, что к моменту моего следующего захода на атолл там, скорее всего, останется не так уж много грызунов.
– О'кэй, мистер Фостер, – кивнул я, – привезу я вам вашу кошачью еду. Хотя, должен предупредить, вам окажется довольно накладно подобным способом кормить этих троглодитов. Впрочем, уверен, что вы не хуже меня знаете, как распорядиться своими деньгами.
Расстались мы на вполне дружеской ноте и с наступлением прилива, я вывел шлюп из лагуны. Взяв курс на острова Маркеза, я бросил прощальный взгляд на невысокий атолл Кошатника и вскоре потерял его из виду.
Мой маршрут по океанским островам проходил против часовой стрелки, так что за год я совершал четыре полных цикла. Порт моей приписки находился на Папете. Первым делом я огибал Таити, затем с юга проплывал мимо Тубуайя; мне пришлось четырежды заходить на Туамоту, прежде чем я брал курс в направлении Маркеза и, наконец, завершал свой маршрут снова на Папете. Обычно на все плавание у меня уходило чуть более двух месяцев, а потому я располагал достаточным временем для совершения чартерных рейсов, которые мог планировать исключительно по собственному усмотрению. Новая остановка на Тао добавляла к моему путешествию лишние три дня, однако это не вызывало с моей стороны никаких возражений. Кошатник, похоже, был напичкан деньгами, а потому я уже успел заметить, что работать с ним не только приятно, но и чертовски выгодно.
В очередной раз зайдя на Тао тремя месяцами позже, я повстречался со счастливейшим на земле человеком, которого когда-либо видел в своей жизни. Он загорел и стал похож на кокосовый орех, его лицо светилось здоровьем и добрым юмором. Если не считать копны седых волос, то можно было бы сказать, что он помолодел лет на двадцать. Я в очередной раз признался себе, что он мне по-настоящему нравится. Он приехал на эти острова, чтобы найти на одном из них свою маленькую частную Утопию и, наконец, похоже, нашел ее!
Мой миниатюрный хозяин прямо-таки светился и искрился возбуждением, перебирая доставленные мною книги. Из конверта он извлек чек, на котором была проставлена сумма произведенных мною покупок, и попросил меня самого подвести баланс после следующего плавания. Вписанная в чек сумма произвела на меня должное впечатление. Мне никогда не доводилось слышать об этом человеке ранее, однако создавалось впечатление, что пишущая машинка приносит ему немалый доход.
Я подхватил стопку подготовленных им рукописей и пообещал, что сразу же по возвращении отправлю их самолетом в Нью-Йорк. Он сделал заказ на обычное продовольствие, удвоив, однако, размер «кошачьей еды». Две из его кошек разрешились от бремени и он с гордостью показывал мне маленьких котят. Можно было заметить, что он испытывал неподдельную радость, находясь в их обществе. В отношении крыс он также оказался прав – пожалуй, на островке не осталось ни одного грызуна.
При следующей моей остановке он вручил мне очередную пачку рукописей и показал новых котят. Похоже, жизнь на атолле пришлась им явно по душе; то же самое можно было сказать и про самого старика. Я не мог закрывать глаза на то обстоятельство, что он попросту наслаждался своей добровольной ссылкой на этом богом забытом пальмовом острове-тюрьме, и моя оценка его личности продолжала расти буквально на глазах. Я привез ему деньги, полученные по его предыдущему чеку, и он сразу же выписал мне новый. Наличность он сложил в металлический ящик, который стоял у него в хижине. Как и в прошлый раз, перед отплытием он попросил меня удвоить размеры заказа на еду для кошек.
Когда три месяца спустя я снова ступил на этот проклятый атолл, он уже буквально кишел кошками. Еще только входя в лагуну, я услышал нестройный хор их пронзительного мяуканья: они знали, что я везу с собой продовольствие для них. Фостер встречал меня, стоя у причала в окружении самой настоящей толпы кошек. Впервые за все это время я обратил внимание на то, что черты его лица несколько напряглись, а в манерах проскальзывала некоторая нервозность. У меня возникло недоброе предчувствие по поводу того, что мой волшебный уединенный странник начинал постепенно разочаровываться в своей затее.
Приветствие его, тем не менее, оказалось еще более теплым и сердечным, чем когда-либо раньше.
– Добрый день, капитан Роджерс. Как же я рад видеть вас!
Нам пришлось буквально продираться сквозь кошачью массу, чтобы добраться до его хижины. Старик непрерывно кричал на них и угрожающе размахивал тростью. Мое любопытство не ослабевало.
– Мистер Фостер, – проговорил я, – как вы считаете, сколько у вас сейчас здесь кошек?
– О, я даже не знаю, – ответил он как-то без энтузиазма в голосе. – Думаю, чуть больше сотни.
– Ну что ж, по крайней мере теперь вам не приходится беспокоиться относительно крыс, – проговорил я, коротко рассмеявшись.
Он повернулся ко мне и с явным изумлением улыбнулся.
– Крыс? – переспросил он. – Мне теперь вообще ни о ком не приходится беспокоиться. Они забрались на пальмы и уничтожили все птичьи гнезда. Теперь птицы сюда даже не залетают. Потом они переловили и сожрали практически всех насекомых на атолле. Еда кончилась примерно неделю назад, и теперь эти маленькие дьяволы не дают мне ни минуты покоя. Пришлось даже на время прекратить работу над книгой и всерьез заняться рыбалкой, чтобы хоть как-то прокормить их.
Я понял, что эти животные, когда сильно проголодаются, действительно могли создать немало проблем. Что до меня самого, то регулярные поставки на остров кошачьей еды приносили мне немалый доход, и все же я не мог не заметить, что ситуация начинала выходить из-под контроля.
– Похоже на то, что вы с самого начала переборщили с количеством кошек, – проговорил я. – Может, я перед отплытием погружу половину этого отродья на шлюп и сброшу где-нибудь за борт?
Кошатник буквально отпрянул в ужасе.
– О Боже, ни в коем случае! – судорожно воскликнул он. Я о подобном и мысли не допускаю.
Затем лицо его, однако, несколько просветлело и на нем вновь проступило прежнее доброе выражение. Он наклонился и поднял с земли мурлыкающего котенка.
– А знаете, капитан, мои ребятишки – довольно интересные, прямо-таки забавные существа. Разумеется, сейчас их здесь слишком много, а потому они во многом утратили присущую им индивидуальность, однако кошачья община, которую они здесь создали, просто поразительна.
Фостер улыбнулся и указал рукой в сторону окна. – Видите вон того большого кота с разорванным ухом, который трется об оконную раму?
Я сразу приметил шелудивого на вид зверюгу; вид у него был такой, словно он, как боксер, провел тысячу боев и в каждом из них потерпел сокрушительное поражение.
– Это – вождь моего племени, и у него есть свой эскадрон молодых котов, которые оказывают ему всяческую поддержку. Им, можно сказать, принадлежит изолированная группа самок. Ну, а то, как мать ухаживает за своими котятами, о, это заслуживает самого пристального наблюдения и изучения. Я признаю, что они действительно создают некоторое неудобство, но без них жизнь здесь станет совсем скучной.
Меня как-то не особенно убедили его слова.
Я попытался зайти с другой стороны:
– А как вы отнесетесь к такому плану: я нахожу группу туземцев, которые не склонны проявлять повышенную веру во всякие там предрассудки, привожу их сюда, и они ловят для вас, а точнее, для кошек рыбу? Ведь рыбы в этой лагуне столько, что миллион кошек можно прокормить.
Старик яростно затряс своей седой головой.
– Нет-нет, капитан, я сюда приехал специально, чтобы избавиться от человеческого общества и спокойно поработать над книгами. Я скорее буду содержать тысячу кошек, чем расстанусь со своим уединением.
Настаивать я не решился. Это была его жизнь, его мир; он создал их для себя самого. Я оставил ему продовольствие, которое он заказывал, и присовокупил к нему ящик консервированной говядины из собственных запасов. «Немало пищи понадобится, чтобы в течение трех месяцев прокормить такую ораву», – подумал я. Перед отплытием я обнаружил, что пачка рукописей, которую он как обычно вручил мне, примерно в половину меньше своих обычных размеров.
История о Кошатнике и его племени быстро распространилась по островам Французской Океании. Теперь основную часть перевозимых мною грузов составляли запасы провианта для мохнатого зверья Фостера, а сам атолл Тао стал в Папете объектом самого пристального интереса. На пристани меня постоянно поджидала группа праздных гуляк, которым не терпелось получить самые свежие новости о старике и его кошках. Сам того не подозревая, он действительно стал знаменитостью во всей зоне южного Тихого океана, причем отнюдь не благодаря своей писательской деятельности.
Во время моего следующего рейса на Тао я обнаружил, что он начал постепенно сдавать. Как и в прошлый раз, ему не хватило пищи и кошки буквально изводили его. При этом я заметил в выражении его лица нечто такое, чего явно не было раньше – это было выражение страха.
