Текст книги "Предрассветный час (сборник)"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Метель

«Storm» 1962, перевод Н. Чешко, А. Файнгерц

Посвящается моему кузену Говарду Мельнику

Глава 1

Ее красивые ноги сильно мерзли.

Коттон Хейз не знал, что делать. Он уже испробовал все, что мог придумать, но не добился успеха. Надо признать, что езда в автомобиле на морозе, когда на четверть часа от тебя отстает пурга, не совсем благоприятна для согревания нижних конечностей. Он включил на полную мощность отопление, дал ей одеяло, укутал своим пальто, – но у нее все мерзли ноги.

Ее звали Бланш Колби, это красивое и благозвучное имя она приняла в те дни, когда начала работать в шоу-бизнесе. По-настоящему ее звали Берта Кули, но уже немало лет тому назад один агент по рекламе сказал ей, что имя Берта Кули ассоциируется у него с обеззараженным спальным вагоном и никак не годится для танцовщицы. «Бланш Колби – звучит шикарно», – заявил он, а если существовала на свете такая вещь, ради которой Берта Кули ничего бы не пожалела, так эта вещь называлась шик. Двенадцать лет назад, когда ей едва исполнилось пятнадцать лет, под новым именем она поступил в балетную группу престижного мюзик-холла. Теперь ей уже сравнялось двадцать семь, но после всех этих долгих лет на сцене тело ее осталось юным, упругим, длинноногим. Великолепное ухоженное тело стремительной красавицы. Зеленые глаза ее светились умом и проницательностью. А ноги – ах-х-х, ее ноги...

– Как ты теперь? – спросил он.

– Замерзаю.

– Мы почти приехали, – сказал Хейз. – Тебе там понравится. Хэл Уиллис – коллега из отдела – ездит туда чуть ли не каждую неделю, если свободен. Говорят, кататься на лыжах там одно удовольствие.

– Я знаю одну танцовщицу, которая в Швейцарии сломала ногу, – сообщила Бланш.

– На лыжах?

– Конечно.

– Ты никогда не ходила на лыжах?

– Никогда.

– Гм... – Хейз повел плечом, – ну так ты вряд ли сумеешь сломать себе ногу.

– Звучит успокоительно, – сказала Бланш. Она обернулась посмотреть в заднее окно. – По-моему, пурга нас догоняет.

– Ну, так подует на нас немного, вот и все.

– Хотелось бы знать, насколько это серьезно. У меня в понедельник утром репетиция.

– Предсказывали десять – пятнадцать сантиметров снега. Это не так уж много.

– Дороги не закроют?

– Конечно, нет. Не волнуйся.

– Я знаю одну танцовщицу, которая целых шесть дней не могла выбраться из «Вермонтских снегов», – сообщила Бланш. – Оно бы и не так уж плохо, не окажись она там в компании одного актера, последователя Станиславского...

– Ну, я-то полицейский, – напомнил Хейз.

– Ага, – отозвалась Бланш весьма неопределенно.

Несколько минут они молчали. Легкие снежные вихри носились по дороге, превращая ее в фантастический белый поток. Фары автомобиля освещали вихрящийся снег над бетонным покрытием. Сидя за рулем, Хейз испытывал странное ощущение, что дорога тает перед его глазами. Он обрадовался, увидав указатель к пансионату «Роусон». Высмотрев его рекламу среди бесчисленного количества других плакатов, сообщавших о прелестях отдыха, Хейз остановил машину, чтобы оглядеться. Потом он свернул налево по старому деревянному мосту. Доски заскрипели под колесами. Новая реклама кричащей красно-белой расцветки объявляла о местных достопримечательностях: высота над уровнем моря шестьсот метров, две канатные дороги, Т-образный подъемник, тросовый подъемник и – явно лишняя во время пурги – снегоочистительная машина.

Пансионат приютился на склоне горы. Деревья кругом стояли голые, вырисовываясь темными силуэтами на фоне набухшего тучами и низко нависшего неба. Затуманенные не густой еще снежной завесой огоньки гостеприимно мерцали. Хейз помог Бланш выйти из машины, надел пальто и двинулся за ней по утоптанной тропинке к дверям. Отряхнувшись в прихожей, они вошли в просторное помещение. В камине горел огонь. Кто-то играл на пианино. Группа усталых лыжников с деловым видом расположилась у огня – все они были в очень модных высоких ботинках и пуловерах и пили из фляжек, подписанных именами владельцев. Бланш сразу повернула направо, к камину, нашла себе местечко на одной из кушеток и протянула длинные ноги к огню.

Хейз нажал кнопку звонка у конторы и стал ждать. Никто не появлялся. Он позвонил еще раз. Какой-то лыжник, проходя мимо, сказал: «Он в канцелярии. Туда, налево».

Хейз кивнул, нашел дверь с надписью «Офис» и постучался. Изнутри послышалось: «Да, войдите». Хейз повернул ручку и вошел.

Канцелярия оказалась больше, чем можно было ожидать. Целых пять метров разделяли входную дверь и письменный стол в конце комнаты. За столом сидел темноволосый мужчина лет тридцати. Его густые брови низко нависали над темно-карими глазами. Поверх белой рубашки с отложным воротником он носил яркий пуловер с вывязанным оленем. Кроме этого у него был гипс на правой ноге. Нога неловко торчала вперед, опираясь ступней о низкий диванчик. Пара костылей стояла у стола так, чтобы мужчине легко было достать их рукой. Хейз тотчас обрадовался, что оставил Бланш у огня.

– Надеюсь, вы не новичок? – начал мужчина.

– Нет.

– Чудесно, Некоторые лыжники пугаются гипса и костылей.

– Несчастный случай на лыжах? – осведомился Хейз. Мужчина кивнул.

– Перелом щиколотки. Кто-то забыл поставить знак на трассе. Я шел очень быстро и, когда упал в яму... – Он пожал плечами. – Не меньше месяца придется на костылях ходить.

– Ужасно. – Хейз немного помолчал, а потом решил, что настало время приступить к делу. – У меня предварительный заказ, – начал он, – две соседние комнаты с ванной.

– Да, сэр. На чье имя?

– Коттон Хейз и Бланш Колби.

Тот выдвинул ящик стола и проверил по отпечатанному на машинке списку.

– Да, сэр. Две комнаты в пристройке.

– В пристройке? – удивился Хейз. – Где это?

– О, всего лишь сто метров от главного здания, сэр.

– Ага. Э-э, я предполагал, что...

– И имейте в виду, что с одной ванной.

– То есть как это?

– Комнаты соседние, но ванная есть только в сто четвертой, увы.

– Ага. Но ведь я заказывал две комнаты, каждая с ванной, – пояснил Хейз, улыбаясь.

– Сожалею, сэр. Это у нас единственные свободные номера.

– Человек, с которым я говорил по телефону...

– Да, сэр, это вы со мной говорили. Элмер Уландер.

– Очень приятно. Вы мне сказали, что при обеих комнатах есть ванные.

– Нет, сэр. Вы говорили, что вам нужны соседние комнаты с ванной, и я ответил, что могу вам дать соседние комнаты с ванной. Именно такие я вам и даю. С ванной. С одной.

– Вы адвокат, мистер Уландер? – спросил Хейз, переставая улыбаться.

– Нет, сэр. Между сезонами я сторож.

– А во время сезона?

– Что-то вроде хозяина гостиницы.

– Не дискредитируйте передо мной хозяев гостиниц, – отозвался Хейз. – Верните мне задаток, мистер Уландер. Поедем куда-нибудь в другое место.

– Эх, сэр, прежде всего, мы не можем возвратить деньги, но мы с удовольствием оставим за вами заказ на потом, когда пожелаете...

– Слушайте, мистер Уландер, – начал Хейз угрожающе, – не знаю, что за...

– Э-э, видите ли, сэр, здесь в городе сдается много помещений, но ни в одном из них, сэр, нигде вы не найдете отдельной ванной. Так что, если вас не смущают прогулки по коридору...

– Я знаю только то...

– ...и общая туалетная в гостинице с сотней лыжников, ну тогда...

– Вы мне сказали по телефону...

– Надеюсь, вам удастся устроиться где-нибудь в другом месте. Но даму, наверное, больше порадовало бы некоторое уединение. – Уландер дожидался результата его размышлений.

– Если я отдам ей сто четвертый, – начал было Хейз, но остановился. – Это ведь комната с ванной?

– Да, сэр, сто четвертая.

– Если я ей отдам этот номер, где ванная сто пятой комнаты?

– В конце коридора, сэр. А мы на самом склоне, отличное место для лыж и ожидается еще не меньше двадцати сантиметров снега...

– По радио сказали: от десяти до пятнадцати.

– Это в городе, сэр. Здесь обыкновенно бывает гораздо больше.

– Если бы вы то же говорили и по телефону, – бросил Хейз. – Где расписаться?

Глава 2

Коттон Хейз был детективом и как сотрудник 87-го полицейского участка перебывал во множестве привлекательных и непривлекательных комнат штата Нью-Йорк. Как-то он выдал себя за докера, снял меблированную комнату недалеко от порта, и его разбудило среди ночи нечто вроде вереницы серых тряпок, шествующих мимо кровати. Тряпки оказались великанами, или вернее, мини-великанами из семейства Rattus muridae[12]12
  Латинское название крысы как вида животных. – Прим. ред.


[Закрыть], каковые на разговорном языке именуются крысами. Он зажег лампу и схватил метлу, но эти наглые негодяи-крысы встали на задние лапы, как боксеры, и ощерились. В уверенности, что вся стая немедленно кинется перегрызать ему глотку, он тут же ретировался из комнаты...

В комнатах сто четвертой и сто пятой пансионата «Роусон» крыс не оказалось. И многого другого не оказалось тоже. Эти номера несомненно проектировал верный последователь спартанской философии. Стены сияли обнаженной белизной, за исключением рекламных афиш, – по одной на каждую. В обеих комнатах стояло по одинарной кровати и деревянному туалетному столику, выкрашенному белым, в углу торчал плохонький шкафчик для одежды. В том номере, который собирался занять Хейз, – без ванной – можно было лопнуть от жары, вентиляторы волнами гоняли горячий воздух. В номере с ванной, то есть в комнате Бланш, наоборот, оказалось невыносимо холодно. Единственное окно затянуло инеем, пол – как лед, постель – как лед, батареи и вентиляторы явно не работали.

– А у меня замерзли ноги, – вздохнула Бланш.

– Я тебе уступлю натопленную комнату, – галантно пообещал Хейз, – но ванная здесь.

– Да ладно, как-нибудь обойдемся. Пошли вниз за чемоданами.

– Я сам принесу, – отозвался Хейз. – Прошу тебя, иди сейчас же в мою комнату. Нет смысла тут мерзнуть.

– Лучше там задыхаться, – бросила Бланш ядовито, после чего повернулась и прошла мимо него в соседнюю комнату.

Он спустился по длинной лестнице в прихожую, а потом добрался до припаркованной во дворе машины. Их комнаты располагались над лыжной мастерской, тихой и темной, уже закрытой. Он вынул из багажника два чемоданчика, затем сдернул с крыши две пары лыж. Хейз не отличался недоверчивостью, но в прошлом сезоне у него украли лыжи марки «Хэд», он как опытный полицейский знал уже, что молния иногда ударяет дважды в одно и то же место. В правую руку он взял чемодан, под мышку засунул другой. В левую руку и под мышку пристроил лыжи и ботинки. С трудом пробрался по глубокому снегу к дверям. Собираясь поставить чемоданы, чтобы открыть дверь, услыхал громкий топот лыжных ботинок по лестнице внутри. Кто-то спускался по этой лестнице, причем в страшной спешке.

Дверь распахнулась, и, едва не столкнувшись с Хейзом, оттуда выскочил высокий мужчина в черном лыжном костюме с капюшоном. Узкое лицо мужчины отличалось красотой и изяществом, орлиный нос напоминал острие топорика. Даже при слабом свете, просачивающемся из коридора, Хейз разобрал, что мужчина очень загорелый, и невольно предположил, что перед ним лыжный тренер. Эту догадку подтвердил значок на правом рукаве – ярко-красные переплетенные буквы П и Р. Показалось нелепым, что этот человек держал в левой руке пару белых коньков для фигурного катания.

– Ох, извините, – сказал он. Лицо его расцвело улыбкой. Он говорил с акцентом – не то немецким, не то шведским. Хейз не мог определить.

– Не за что, – отозвался Хейз.

– Помочь вам?

– Нет, я думаю, что сам справлюсь. Попридержите мне только дверь.

– С удовольствием, – воскликнул он и только что каблуками не щелкнул.

– Снег хороший? – спросил Хейз, протиснувшись в узкие двери.

– Сейчас так себе, – ответил тренер. – Завтра будет лучше.

– Ну спасибо.

– Очень приятно было познакомиться.

– Завтра в горах увидимся, – бодро пообещал Хейз и зашагал вверх по лестнице.

Во всем окружающем сквозило что-то забавное: соседние комнаты с одной-единственной ванной, да еще такие кельи, жара в одной, а в другой стужа, и то, что под ними мастерская, и то, что начался обильный снегопад, и даже торопливый лыжный тренер с его вежливыми тевтонскими манерами, горловым голосом и фигурными коньками – вся обстановка отдавала фарсом. Хейз расхохотался, поднимаясь по лестнице. Когда он вошел в комнату, Бланш уже растянулась на его кровати. Он поставил чемоданы.

– Что там было смешного? – спросила девушка.

– Ни дать, ни взять – бутафорская гостиница из оперетты, – пояснил Хейз. – Пари готов держать, что и гора здесь – только декорация. Вот завтра утром пойдем туда и убедимся, что она нарисованная!

– У тебя приятная и теплая комната, – сообщила Бланш.

– Верно. – Хейз принялся запихивать лыжи под кровать, а она следила за ним заинтересованным взглядом.

– Ты что, ожидаешь врагов?

– Все возможно в этом мире, – он снял пояс и вынул пистолет из кобуры.

– Ты что, и завтра на лыжах будешь его носить? – осведомилась Бланш.

– Нет. В этот карман с «молнией» пистолет никак не влезет.

– Я намерена спать в этой комнате, – вдруг сказала Бланш.

– Как хочешь, – согласился Хейз. – А я пойду в соседний холодильник.

– Гм, не то чтобы я именно это имела в виду...

– А?

– Разве детективы никогда не целуются?

– А?

– В городе мы два вечера провели вместе, да и потом три часа ехали вдвоем в автомобиле, а ты меня еще ни разу не поцеловал.

– Ну, я...

– Хочу, чтобы ты меня поцеловал, – задумчиво произнесла Бланш. – Если, конечно, устав не запрещает.

– Думаю, что позволит, – проговорил Хейз.

Скрестив руки под спиной и блаженно вытянув ноги, Бланш глубоко вздохнула.

– Кажется, мне здесь все-таки понравится.

Глава 3

Ночь наполняли звуки.

Теснясь на одинарной кровати, они прежде всего услышали шум газовой горелки. Через равные промежутки времени щелкал термостат, наступала трехсекундная пауза, потом из подвала старой деревянной пристройки словно вылетал реактивный самолет. Хейз никогда в жизни не слыхивал такой шумной газовой горелки. Алюминиевые радиаторы и вентиляторы исполняли каждый свою симфонию: тарахтели, позванивали, стонали, вздыхали и шипели. Время от времени из туалетной в коридоре доносился шум воды – в тихом горном воздухе он казался грохотом водопада.

Раздавался и другой звук. Резкий пронзительный скрежет металла. Хейз встал и подошел к окну. Внизу в мастерской горела лампа, отбрасывая на снег желтый прямоугольник. Со вздохом Хейз вернулся в постель и попытался заснуть.

По коридору беспрестанно топали лыжные ботинки, жильцы расходились по своим комнатам, хлопали двери, время от времени визгливо смеялась какая-нибудь опьяненная горным воздухом лыжница.

Голоса:

– ...та слаломная трасса потруднее.

– Да, но не так уж...

Пауза.

Новые голоса:

– ...не думаю, чтобы наверху все расчистили.

– Но ведь они должны, разве нет?

– Во всяком случае, не на Склоне Мертвеца. По такой погоде они туда вообще не доберутся. Уже больше сорока сантиметров, и все валит и валит...

Из подвала опять «вылетел» реактивный самолет. Вентиляторы завели оркестровую сюиту, а радиаторы обеспечили контрапункт. И снова голоса – громкие, возбужденные:

– ...потому что он себя воображает Господом Богом!

– А ты не воображаешь?

– Предупреждаю тебя! Не подходи к нему!

Девичий смех.

– Предупреждаю. Еще раз увижу...

Тишина.

В два часа ночи в гору двинулись снегоочистительные машины. Они подняли такой грохот, как моторизованные части Роммеля, угрожая сию же минуту развалить стену и ворваться с ревом в комнату. Бланш захихикала.

– Это самая шумная гостиница из всех, в которых я когда-нибудь спала.

– Как твои ноги?

– Им хорошо и тепло. Ты очень горячий.

– Ты тоже.

– Почему бы тебе не поцеловать меня еще раз?

– Сейчас. Минутку...

– Ну?

– Я сейчас слышал что-то странное...

– Что?

– Ты не слышала? Какой-то особенный гудящий звук.

– Я слышу так много звуков...

– Чш-ш-ш.

Они помолчали несколько минут. Войска Роммеля с боем брали склон. Из коридора донесся шум воды. Мимо двери простучали ботинки.

– Эй! – воскликнула Бланш.

– Что?

– Ты спишь?

– Нет, – ответил Хейз.

– Слышишь гудящий звук?

– Ну?

– Это моя кровь, – сказала она и поцеловала его в губы.

Глава 4

В субботу утром снег все еще шел. Обещанный снегопад превратился в сердитую вьюгу. Собираясь идти в горы, Бланш надела жилет, два пуловера и эластичные брюки. Многослойная одежда делала ее довольно пышной. Хейз на свои сто восемьдесят пять сантиметров роста натянул две пары носков, черные брюки, черный пуловер и склонил свою восьмидесятипятикилограммовую фигуру в форме перевернутой римской пятерки, чтобы выглянуть в окно.

– Как ты думаешь, я успею вернуться к репетиции в понедельник вечером? – спросила Бланш.

– Не знаю. Мне-то нужно вернуться на службу завтра до шести вечера. Интересно, дороги еще открыты?

За завтраком они узнали, что в Нью-Йорке и большинстве городов северной части штата объявлено бедственное положение. Бланш с веселым безразличием приняла известие, что они блокированы снегом.

– Раз столько снега, – сказала она, – репетицию все равно отменят.

– Но вряд ли отменят работу полицейского Управления, – заметил Хейз.

– Да иди ты к черту! – весело отозвалась Бланш. – Пока еще мы здесь, кругом великолепные снега, а что до лыж, так выходные пройдут чудесно...

– Хоть бы и вообще снега не было, – подхватил Хейз, – все равно мне здесь очень хорошо.

Вооружившись лыжами, они отправились в горы. Обе канатные дороги работали, но, как предсказывал один из ночных голосов, трассы наверху еще не удалось расчистить. Поднялся сильный ветер, надувающий снеговые гребни на белые головы склонов. Хейз для начала отвел Бланш к тросовому подъемнику, немного поупражнялся с ней в подъеме – научил подниматься на лыжах своим ходом, а потом показал, как пользоваться подъемником: левую руку обвить веревкой, а правой держать веревку за спиной. Трассы для начинающих были не очень крутые, Бланш сразу показала, на что она способна. Опытная танцовщица, она машинально воспринимала лыжи как часть сценического костюма, который затрудняет движения, но с которым нужно справляться. Она проявила исключительную координацию движений и сразу научилась делать «плуг». К середине дня она уже пользовалась Т-образным подъемником и принялась изучать основы лыжного хода. Хейз терпеливо оставался с ней на самых легких трассах. Он радовался, что дороги засыпаны снегом, – из-за этого лыжников на склонах оказалось гораздо меньше, чем обычно. Они с Бланш катались в субботу, как бы в будний день, и по свежему снегу, испытывая истинное удовольствие.

После обеда Бланш предложила Хейзу оставить ее поупражняться самостоятельно. Хейз горел от нетерпения подняться канатной дорогой к настоящим трассам, но все-таки заявил, что с удовольствием покрутится с ней на детском склоне. Но Бланш проявила упорство, в конце концов он оставил ее возле Т-образного подъемника и направился к самой длинной канатной дороге – дороге А.

Подойдя к ней, он невольно улыбнулся. Сидений дожидалось только с десяток лыжников, а обыкновенно в выходные дни тут выстраивались длинные очереди. Добравшись до платформы, он тут же отметил краем глаза что-то черное – это оказался его вчерашний знакомец, не то немец, не то швед, лыжный тренер из пансионата. Он выписывал фигуры на склоне, а потом сделал разворот и, взрывая лыжами снег, остановился у канатной дороги. Хейз ничуть не удивился тому, что тренер его не узнал. Выстроившиеся в очередь лыжники все подряд носили куртки с капюшонами, крепко завязанными под подбородком. Кроме того, лица закрывали очки – в большинстве желтые из-за мглистой погоды, но у некоторых и темные. В результате получились совершенно неразличимые фигуры. И мужчины, и женщины – все походили друг на друга. Они могли оказаться группой гномов, дожидающихся приема к какому-нибудь великану. Но они ничего не дожидались, кроме сидений канатной дороги. Да и тех долго ждать не приходилось.

Новые и новые сиденья появлялись из-за поворота, минуя скрипящую машинерию. Пришла очередь Хейза, который заметил, как перед ним ловко забралась на быстро проходящее сиденье какая-то девушка. Он обратил внимание на то, что кресла сильно наклоняются, минуя платформу, и напрягся в ожидании, глядя через плечо, когда выедет следующее кресло. Палки он держал в левой руке, а правую отвел назад, чтобы вовремя поймать ручку. Но кресло шло быстрее и наклонилось сильнее, чем он ожидал. Секунду ему казалось, что оно его опрокинет. Он схватился правой рукой в рукавице за край сиденья, почувствовал, что оно выскальзывает из-под него, и машинально потянулся левой рукой к вертикальному пруту, уронив при этом палки.

– Ваши палки! – крикнул за его спиной кто-то из техников.

– Передадим наверх! – добавил другой.

Хейз оглянулся. Он успел увидеть, как один из техников поднял его палки. Следом шли два пустых кресла, на третье вскочил какой-то лыжник, и дежурный подал ему потерянные Хейзом палки. Следом двое других лыжников поехали на одном сиденье вдвоем. Ветер и снег мешали ему смотреть. Хейз резко повернул голову, но с горы дул еще более сильный ветер. Кресла разделяло не больше десяти метров, но он едва различал неясную фигуру человека на переднем сиденье. Видел только смутный силуэт, затуманенный ослепляющим снегом и сильным ветром. Хейз чувствовал, как ветер набивает снег в его капюшон. Пришлось снять рукавицы и затянуть тесемки. Он поспешил надеть рукавицы снова, прежде чем от свирепого мороза окоченеют руки.

Канатная дорога была новая, и кресла летели в гору бесшумно. Справа Хейз видел спускающихся лыжников – какой-то круглый дурак пытался при помощи «плуга» остановиться посреди крутого склона, а другой, отличный лыжник, выписывал повороты с поразительной точностью. Ветер свистел в ушах под капюшоном – единственный слышимый звук. Езда показалась бы приятной, если бы не ветер и холод. Кое-где кресло шло в десяти метрах над поверхностью снега, но в других местах опускалось и до двух. Хейз понял, что скоро конец подъема. Он увидел платформу и надпись, предупреждающую, что лыжи следует держать вертикально, и приготовился. Перед ним лыжник едва успел соскочить. Снег падал так густо, что его не смогли расчистить, поэтому сгладился естественный уклон – кресло шло за лыжником, вместо того чтобы подняться над ним. Девушка перед Хейзом едва не упала. Он сосредоточился на соскоке. К удивлению, ему удалось легко сойти даже без палок, и он принялся ждать, пока пройдут два свободных кресла. Приближалось третье. Из него с трудом вывалился мужчина, подал Хейзу палки с вопросом: «Ваши, что ли?» – и пошел на лыжах прочь. А Хейз остановился перед самой будкой, опершись на палки. Он был уверен, что с нижней станции на четвертом за ним сиденье уехали два лыжника, а оно приближалось с одним пассажиром. Хейз озадаченно всматривался, прищурив глаза, сквозь падающий снег. С человеком на четвертом сиденье что-то явно было не в порядке, что-то под странным углом торчало в воздухе... Лыжа? Нога? Или...

Кресло быстро приближалось.

Лыжник даже не пытался соскочить.

Хейз широко раскрыл за желтыми очками глаза, когда сиденье проходило мимо платформы.

Сквозь снежную пелену он увидел лыжника, откинувшегося назад с безжизненно висящими руками в рукавицах. Из его груди точно над сердцем зловеще торчала палка, трепетавшая, как живая, под ударами ветра и снега, глубоко всаженная сквозь куртку в тело, как длинная алюминиевая шпага.