Текст книги "Предрассветный час (сборник)"
Автор книги: Эд Макбейн
Жанр:
Полицейские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
Эд Макбейн
Предрассветный час (сборник)
Предрассветный час
«The Empty Hours» 1960, перевод П. Рубцова
Глава 1
Сначала подумали, что она цветная.
Патрульный полицейский, приехавший по вызову, был потрясен, увидев мертвую женщину. Он впервые увидел труп. Девушка, как бы отдыхая, лежала в нелепой позе на ковре, и его рука слегка дрожала, когда он составлял рапорт. И в графе «Раса» он не задумываясь написал «негритянка».
Вызов принял дежурный из центрального полицейского участка. У него на столе лежал блокнот с отпечатанными бланками, он деловито записал информацию, так как это был обычный вызов, скатал бланк в трубочку и вложил в металлический контейнер, а потом переслал его пневмопочтой в радиорубку. Диспетчер прочитал бланк вызова, пожал плечами, потому что вызов был самый обычный, посмотрел на карту района и вызвал на место происшествия машину номер одиннадцать 87-го полицейского участка.
* * *
Девушка была убита.
Вероятно, она была хорошенькой, но сейчас страшно было на нее смотреть, смерть изуродовала ее тело. Она была босиком, в свитере и юбке. Юбка задралась, очевидно когда она падала на ковер. Голова оказалась неестественно вывернутой, короткие черные волосы слились с ковром, а с распухшего лица смотрели широко раскрытые карие глаза. У полицейского внезапно возникло желание одернуть юбку девушки. Он подумал, что ей бы этого хотелось. Смерть настигла ее в неподобающей позе и лишила чисто женских инстинктов. Эта девушка уже не сделает ничего из того, что имело для нее огромное значение при жизни. И смерть подчеркнула совершенно незначительную, но уникальную в своем роде деталь: эта девушка никогда уже не одернет юбку, не сделает этот обычный, но в чем-то прелестный женский жест.
Патрульный вздохнул и закончил писать рапорт. Образ мертвой девушки преследовал его всю дорогу, пока он шел к машине.
* * *
В 87-м полицейском участке было жарко. Работающие в ночную смену детективы заступили на дежурство в шесть часов вечера, и теперь они попадут домой не раньше восьми утра. Детективы считались, пожалуй, привилегированной частью полиции, но многие из них, в том числе и детектив Мейер Мейер, полагали, что жизнь полицейского в форме гораздо проще, чем жизнь детектива в штатском.
– Так оно и есть, – размышлял Мейер, в рубашке с короткими рукавами, сидя за своим столом. – У патрульного полицейского четкий график работы, и поэтому он может вести человеческую жизнь, иметь семью и возвращаться домой вовремя.
– Твоя семья – это наш участок, – сказал Стив Карелла. – Признайся.
– Точно, – ухмыльнулся Мейер. – Сплю и вижу, когда снова приду сюда. – Он погладил лысину. – Знаешь, что мне больше всего здесь нравится? Интерьер. Обстановка. Располагает к отдыху.
– А-а, значит, тебе не нравятся коллеги?
Карелла встал из-за стола и подмигнул Коттону Хейзу, стоявшему около стойки с картотекой. Прошел в другой конец комнаты к кувшину с холодной водой, который стоял прямо за перегородкой, отделяющей комнату от коридора. Он двигался с легкой небрежностью, но такое впечатление было обманчивым. Стив Карелла не производил впечатления физически крепкого человека и не принадлежал к числу громил с вздувающимися бицепсами. Но в его движениях чувствовалась какая-то скрытая сила, он знал невидимые возможности своего тела. Карелла подошел к кувшину с водой, наполнил бумажный стаканчик и повернулся к Мейеру.
– Нет, мне нравятся мои коллеги, – парировал Мейер. – На самом деле, Стив, если бы я мог выбирать среди полицейских всего мира, я выбрал бы вас, честных и скромных ребят. Правда-правда. – Мейер кивнул, подзадоривая сам себя. – Я бы всем вам выдал по медали. Господи, как же мне повезло с работой! С сегодняшнего дня я готов работать бесплатно. Эта работа так меня обогащает, что я могу отказаться от жалованья. Хочу поблагодарить вас, дорогие коллеги. Вы помогли мне разобраться, в чем истинная ценность жизни.
– Здорово говорит! – воскликнул Хейз.
– Послушайте, только он должен проводить допрос преступников – он там такую речь толкнет! Почему тебя до сих пор не повысили, а, Мейер?
– Стив, мне предлагали это, – с серьезным видом заявил Мейер. – Но я сказал, что очень нужен здесь, в 87-м, в этом райском уголке среди всех участков. Тогда мне предложили должность начальника полиции, а когда я отказался, хотели назначить комиссаром, но я остался верен своему родному участку.
– По-моему, медали достоин только он, – предложил Хейз, и в это время зазвонил телефон.
Мейер снял трубку:
– 87-й участок, детектив Мейер. Что? Одну минутку.
Он придвинул к себе блокнот и начал писать.
– Да, записал. Да. Да. Да. Хорошо. – Он повесил трубку.
Карелла подошел к его столу.
– Цветная девушка, – начал Мейер.
– Да?
– В меблированных комнатах на Южной Одиннадцатой.
– Да?
– Убита.
Глава 2
В ранние предрассветные часы есть особое своеобразие в жизни города, и в эти часы город не похож на себя.
Город – это женщина, и так будет всегда. Он просыпается, как женщина, осторожно пробует наступающий день на вкус робким зевком и с улыбкой потягивается. Ее губы бесцветны, волосы растрепаны, тело еще не остыло от сна. Когда солнце окрашивает небо на востоке и накрывает ее утренним теплом, она становится похожей на невинную девушку. Она одевается в убогих меблированных комнатах, в трущобах и в роскошных пентхаузах на Холл-авеню, она одевается в многочисленных квартирах в Айсоле, Риверхеде и Калмз-Пойнте, в частных домах на Бестауне и Маджесте, и выходит она совершенно другой женщиной – деловой, элегантной, привлекательной, но не сексуальной. Она абсолютно уверена в себе, причесана и накрашена, но у нее нет времени на всякие глупости – впереди у нее долгий рабочий день. В пять часов с ней происходит метаморфоза. Она не переодевается, эта женщина-город, она не меняет платье или костюм, на ней те же туфли на высоких каблуках или стоптанные мокасины, но что-то проглядывает сквозь ее непроницаемую оболочку – настроение, интонация, какое-то движение души. Теперь это другая женщина. Она сидит в барах, расслабляется в беседках или на террасах небоскребов. Это уже другая женщина, с ленивой зазывной улыбкой, с усталым лицом и непостижимой тайной в глазах; она поднимает бокал, тихо смеется – и вечер застывает в ожидании, а небо на горизонте окрашивается пурпурными красками заката.
Вечером она становится самкой.
Она сбрасывает с себя женственность и превращается в самку. Весь лоск пропадает, она становится легкомысленной и слегка распутной девчонкой; она сидит нога на ногу, помада стерлась от поцелуев, она отвечает на ласки мужских рук, становится желанной и податливой и в то же время совершенно необузданной. Ночь принадлежит женщине, а город – это и есть женщина.
В предрассветные часы она спит, и она совершенно не похожа на себя.
Утром она проснется вновь, зевнет в тишине и с довольной улыбкой потянется. Ее волосы будут растрепаны, но мы узнаем ее, ведь мы часто видели ее такой.
Но сейчас она спит. Этот город, эта женщина спит. Тишина. Иногда то тут, то там загораются окна, моргнут и погаснут, и снова тишина. Она отдыхает. Мы не узнаем ее, когда она спит. Ее сон не похож на смерть, потому что мы слышим и чувствуем дыхание жизни под теплым одеялом. Эта незнакомая женщина, с которой мы были близки, которую страстно любили, сейчас спит, повернувшись на бок, и наша рука лежит на ее роскошном бедре. Мы чувствуем в ней жизнь, но мы не знаем ее. В темноте она безлика. Она может быть любым городом, любой женщиной. Она набросила на плечи черный покров раннего утра, и мы не узнаем ее. Перед нами незнакомка, и глаза ее закрыты.
* * *
Хозяйка дома была напугана, увидев прибывших полицейских, несмотря на то, что сама вызвала их. Тот, что повыше, назвавшийся детективом Хейзом, был рыжим великаном с седой прядью в волосах – страх, да и только! Хозяйка стояла в комнате, где на ковре лежала мертвая девушка, и разговаривала с детективами шепотом, но не из уважения к смерти, а потому что было раннее утро. Она стояла в ночной сорочке с небрежно накинутым сверху халатом. Во всей этой сцене было что-то интимное, как при сборах на рыбалку ранним утром. Три часа утра – это время сна, и все, кто не спит в такой час, связаны какой-то незримой нитью, хотя и незнакомы друг с другом.
– Как звали девушку? – спросил Карелла.
Он не брился с пяти часов предыдущего вечера, но на его подбородке не было и намека на щетину. Уголки его глаз были слегка скошены книзу, что вместе с чисто выбритым подбородком придавало его внешности какой-то восточный тип. Хозяйке он сразу понравился. «Славный мальчик», – подумала она. В ее словаре было только два определения для всех мужчин на свете: «славные мальчики» и «мерзкие паразиты». Она пока не была уверена насчет Хейза, но подумала, что он, скорее всего, относится к разряду паразитов.
– Клаудиа Дэвис, – ответила она, адресуя свой ответ Карелле, который ей нравился, и совершенно игнорируя Хейза, который не имел ни малейшего права быть таким гигантом, да еще и с такой жуткой белой прядью в волосах.
– Не знаете, сколько ей было лет? – спросил Карелла.
– По-моему, двадцать восемь, двадцать девять.
– С какого времени она здесь живет?
– С июня.
– Не так уж долго, да?
– И надо же, что такое случилось именно с ней, – посетовала хозяйка. – Она казалась такой славной девушкой! Как вы думаете, кто мог это сделать?
– Не знаю, – покачал головой Карелла.
– А может, это самоубийство? Я, правда, не чувствую запаха газа, а вы?
– Нет, – ответил Карелла. – Вы не знаете, где она жила раньше, миссис Маудер?
– Нет.
– Вы не спрашивали у нее рекомендаций, когда она пришла снимать комнату?
– Это всего лишь меблированные комнаты, – подчеркнула миссис Маудер, пожав плечами. – Она заплатила за месяц вперед.
– Сколько?
– Шестьдесят долларов. Она заплатила наличными. Я не принимаю чеки от незнакомцев.
– Но вы не знаете, из этого она города, из пригорода или приехала из другого города?
– Не знаю.
– Дэвис, – покачал головой Хейз. – Вот будет работка отыскать родственников с такой фамилией. В телефонной книге их, наверное, тысячи.
– Почему у вас волосы седые? – внезапно задала ему вопрос хозяйка.
– Что?
– Седая прядь у вас откуда?
– А, это. – Хейз машинально коснулся левого виска. – Меня однажды пырнули ножом, – ответил он. – Миссис Маудер, девушка жила одна?
– Не знаю. Я не сую нос в чужие дела.
– Но вы конечно же заметили бы...
– Мне кажется, она жила одна. Повторяю, я не сую свой нос в чужие дела. Она ведь заплатила за месяц вперед.
Хейз вздохнул. Он чувствовал враждебность женщины. Пусть вопросы задает Карелла.
– Пойду осмотрю шкафы и ящики. – И он вышел.
– Какая духота, – заметил Карелла.
– Патрульный сказал, что мы ничего не должны трогать до вашего прихода, – объяснила миссис Mayдер. – Поэтому я и не открывала окна.
– Вы правильно поступили, – улыбнулся Карелла. – Но теперь мы можем открыть окно, как вы думаете?
– Как скажете. Здесь пахнет. Этот... этот запах от нее?
– Да. – Карелла распахнул окно. – Ну вот. Так гораздо лучше.
– Не так уж и лучше, – возразила хозяйка. – Погода стоит просто ужасная. Совершенно невозможно заснуть. – Она посмотрела на труп девушки. – Выглядит ужасно.
– Да. Миссис Маудер, вы не знаете, где она работала, и вообще, была ли у нее работа?
– Нет, к сожалению.
– Кто-нибудь заходил к ней? Друзья? Родственники?
– Нет, извините, не видела.
– Что-нибудь можете рассказать о ее привычках? Когда она уходила утром? Когда возвращалась по вечерам?
– Извините, не обращала внимания.
– Хорошо, а почему вы решили, что здесь что-то не так?
– Из-за молока. Около двери. Вечером я была у друзей в городе, а когда вернулась, ко мне зашел мужчина с третьего этажа и пожаловался, что в соседней комнате очень громко играет радио, и попросил меня, чтобы я зашла туда. Я поднялась и попросила убавить звук, а проходя мимо комнаты мисс Дэвис, увидела молоко под дверью. Ну и подумала: как странно, в такую жарищу, но, с другой стороны, молоко-то ее, а я не люблю соваться в чужие дела. Поэтому я вернулась к себе и легла спать, но никак не могла выбросить из головы это молоко под дверью. Накинула халат, поднялась, постучала в дверь, но никто не ответил. Тогда я крикнула, но она не ответила. И я решила – должно быть, что-то не так. Не знаю, почему. Я просто подумала... Не знаю. Если она там, то почему не отвечает?
– А как вы узнали, что она там?
– Я этого не знала.
– Дверь была заперта?
– Да.
– Вы пробовали ее открыть?
– Да. Она была заперта.
– Понятно, – сказал Карелла.
– Подъехали две машины, – сообщил Хейз, закончивший свой осмотр. – Наверное, ребята из лаборатории и из южного отдела по расследованию убийств.
– А им-то что здесь надо? Они же знают, что это территория нашего участка.
– Показуха, – объяснил Хейз. – У них на двери висит табличка «Отдел по расследованию убийств», вот они и отрабатывают свое название.
– Что-нибудь нашел?
– В шкафу новенький багажный комплект из шести предметов. Ящики забиты одеждой, большей частью новой. Полно летней одежды. Несколько новых книг.
– Что еще?
– Какие-то письма на туалетном столике.
– Нам может что-нибудь пригодиться?
Хейз пожал плечами:
– Есть перечень счетов из банка девушки. Кипа погашенных чеков. Может, пригодятся.
– Может быть, – согласился Карелла. – Посмотрим, что скажут в лаборатории.
Заключение из лаборатории пришло на следующий день вместе с заключением судмедэксперта о результатах вскрытия. Оба заключения содержали важную информацию. Прежде всего, детективы узнали, что погибшая была белой девушкой приблизительно тридцати лет.
Да, белой.
Для детективов это явилось полной неожиданностью, потому что лежавшая на ковре девушка была очень похожа на негритянку. В конце концов, кожа ее была черной. Не загорелой, не кофейного цвета, не коричневой, а именно черной – такой глубокий черный цвет кожи бывает у туземцев, которые много времени проводят на солнце. Казалось, вывод был сделан правильно, но перед смертью все равны, да она еще и любит пошутить, и среди ее любимых шуток – обман зрения. Смерть превращает белое в черное, и когда эта мерзкая старуха выходит с победным маршем, уже не важно, кто с кем ходил в школу. И здесь уже не стоит вопрос о пигментации. Убитую девушку приняли за чернокожую, а на самом деле она оказалась белой, но кем бы она ни была, она была холодна как лед, а это худшее, что может случиться с человеком.
В заключении судмедэксперта писалось, что тело девушки находилось в состоянии прогрессирующего разложения, а дальше следовали такие сложные термины, как «общее вздутие полостей тела, тканей и кровеносных сосудов» и «почернение кожи, слизистых и радужных оболочек, вызванное гемолизом и воздействием сероводорода на пигмент крови». Все эти термины сводились к одному простому факту – стояла страшная жара, девушка лежала на ковре, который хорошо сохраняет тепло, что и ускорило процесс разложения. Из всего сделали вывод – скорее даже не вывод, а предположение, – что с учетом погоды девушка умерла, как минимум, сорок восемь часов назад, то есть смерть наступила первого августа.
В отчете говорилось, что ее одежда куплена в одном из крупнейших универмагов города. Вся одежда – и та, которая была на ней, и та, которую нашли в квартире, – оказалась довольно дорогой; ее трусики были отделаны бельгийским кружевом и продавались по двадцать пять долларов пара. После тщательного осмотра тела и одежды не было обнаружено следов крови, спермы или масляных пятен.
Причина смерти – удушение.
Глава 3
Просто удивительно, как много может рассказать обыкновенная квартира. Но еще больше удивляет, а скорее даже огорчает, когда на месте преступления не за что зацепиться, а тебе так нужна хоть какая-нибудь зацепка. В меблированной комнате, где задушили Клаудию Дэвис, было полно смазанных отпечатков пальцев. Шкафы и ящики завалены одеждой, на которой могли быть как следы пудры, так и следы пороха.
Но специалисты из лаборатории добросовестно сняли все отпечатки, тщательно рассмотрели каждую пылинку и пропустили через фильтр. Они побывали в морге и проверили кожу и отпечатки пальцев девушки. И в результате – ничего. Полный ноль. Ну, не совсем полный. Было обнаружено множество отпечатков самой Клаудии Дэвис, а также пыль со всего города, собравшаяся на ее обуви и мебели. Они нашли документы убитой девушки – свидетельство о рождении, аттестат об окончании школы в Санта-Монике, просроченный абонемент в библиотеку и ключ. Ключ не подходил ни к одному замку в квартире. Они переслали всю эту дребедень в 87-й участок, а чуть позже Сэм Гроссман лично позвонил Карелле и извинился за столь неутешительные результаты.
В участке было шумно и душно, когда Карелле позвонили из лаборатории. Карелла больше молчал. Он вытряхнул содержимое пакета на свой стол и только изредка хмыкал или кивал. В конце этого одностороннего разговора он поблагодарил Гроссмана, повесил трубку и уставился в окно, из которого была видна улица и Гровер-парк.
– Есть что-нибудь интересное? – спросил Мейер.
– Ага. Гроссман считает, что убийца был в перчатках.
– Замечательно, – прокомментировал Мейер.
– Но мне кажется, я знаю, от чего этот ключ. – Он поднял ключ со стола.
– Да? И от чего?
– Ты видел погашенные чеки?
– Нет.
– Тогда взгляни.
Карелла открыл коричневый банковский конверт, адресованный Клаудии Дэвис, разложил на столе погашенные чеки и желтый листок бумаги с выпиской с банковского счета. Мейер стал рассматривать документы.
– Коттон нашел конверт в ее комнате, – пояснил Карелла. – Выписка со счета относится к июлю. Это все чеки, которые она подписала, или, по крайней мере, все, оплаченные банком по тридцать первое число.
– Целая куча чеков, – задумчиво произнес Мейер.
– Ровно двадцать пять. Что думаешь по этому поводу? Я знаю, что думаю я, – заявил Карелла.
– И что же?
– Смотрю я на эти чеки и вижу жизнь человека. Как будто читаю дневник. Здесь все, что она делала в последний месяц. Все магазины, в которых она была, смотри, цветочный магазин, парикмахерская, кондитерский и даже ее обувщик. А теперь взгляни – чек, выписанный на похоронное бюро. И кто же умер, а, Мейер? А вот еще. Она жила в обшарпанной квартире миссис Маудер, но здесь есть чек на адрес шикарного квартирного дома в Стюарт-Сити. Есть чеки, выписанные на фамилии людей. Люди, люди – это дело просто плачет по ним.
– Посмотреть в телефонной книге?
– Нет, подожди минутку. Взгляни на эти счета. Она открыла счет пятого июля и положила на него тысячу долларов. Вот так, вдруг взяла и вложила тысячу долларов в «Американ Сиборд банк».
– Ты находишь, что тут есть что-то странное?
– Может, и ничего. Но Коттон обзвонил все банки города, и оказалось, что у Клаудии Дэвис солидный счет в «Хайленд траст» на Кромвелл-авеню. Весьма солидный.
– Насколько солидный?
– Около шестидесяти тысяч.
– Что?!
– Ты не ослышался. И она ничего не снимала со счета в «Хайленд траст». Спрашивается, откуда она взяла деньги, которые положила в «Сиборд банк»?
– Вклад был один?
– Посмотри!
Мейер взял выписку со счета.
– Первый взнос был сделан пятого июля, – сказал Карелла. – Тысяча долларов. Двенадцатого июля она положила на счет еще тысячу. А девятнадцатого еще. И еще одну – двадцать седьмого.
Мейер удивленно поднял брови:
– Четыре тысячи. Это куча денег.
– И все они внесены в течение месяца. Мне нужно вкалывать целый год, чтобы заработать такие деньги.
– Не говоря уже о шестидесяти тысячах в другом банке. Как ты думаешь, Стив, откуда у Клаудии Дэвис такие деньги?
– Не знаю. Я вообще ничего не понимаю. Она носит трусики, отделанные бельгийским кружевом, и при этом живет в халупе, в которой всего-то полторы комнаты вместе с ванной. Как это может быть? Два банковских счета, двадцать пять долларов на заднице и – «ночлежка» за шестьдесят долларов в месяц.
– Может, она в розыске, Стив?
– Нет, – покачал головой Карелла. – Я проверил по картотеке. На нее нет досье в полиции, и она не в розыске. Я еще не получил сведения от федералов, но думаю, что и там все чисто.
– А что там насчет ключа? Ты говорил...
– Ах да. Тут, слава богу, все ясно. Взгляни сюда.
Он выудил из пачки счетов желтую бумажку и протянул Мейеру.
На бумажке было написано:
«АМЕРИКАН СИБОРД БАНК»
АЙСОЛЬСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ
5 июля
Мы вычитаем с вашего счета 5 долларов в качестве платы за аренду сейфа № 375 и 50 центов в качестве налога.
Общая сумма: 5 долларов 50 центов.
Клиент: Клаудиа Дэвис
Южная Одиннадцатая, 1263
Айсола"
– Она арендовала сейф в тот же день, что открыла счет? – удивился Мейер.
– Точно.
– А что в нем?
– Хороший вопрос.
– Послушай, Стив, хочешь сэкономить время?
– Конечно.
– Тогда давай получим ордер и пойдем в банк.