Текст книги "Лёд"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Она моргнула обоими глазами.

– Жесткий разговор для женщины, а? – улыбнулась она. – А как насчет тебя? -спросила она. – Как тыв это влез?

– В свое время казалось, что это самое правильное решение, – сказал он и пожал плечами.

– А сейчас как? Это по-прежнемукажется самым правильным решением?

– Пожалуй, да. – Он снова пожал плечами. – Просто это несколько... изматывает.

– Угу, – сказала она.

– Ну, все вокруг, – сказал он и умолк.

Они еще глотнули вина.

– Над чем тыработаешь? – спросил он.

– В четверг, – сказала она. – Буду работать только вечером в четверг.

– И что это такое?

– Какой-то тип насилует медсестер у памятника Уорту. По дороге к метро, когда они пересекают парк у больницы. Знаешь этот парк? В китайском квартале?

– Да, – сказал Клинг и кивнул.

– Весьма большой парк для этой части города. Он нападает на тех, кто выходит от четырех до полуночи. Всего за последние три месяца напал на трех девушек. Он всегда насилует в безлунные вечера.

– Значит, как я понял, в этот четверг луны не будет.

– Совсем, – сказала она. – А тебе нравится эта песня?

– Какая песня?

– «В ночь безлунную».

– Я не знаю этой песни, – сказал Клинг. – Извини.

– Да, мы с тобой, конечно, не разыгрываем сцену «нам обоим нравятся одни и те же вещи», а?

– Я не знаю, что это за сцена, – насупился Клинг.

– Ну, как в кино. Какой твой любимый цвет? Желтый. У меня тоже! Какой твой любимый цветок? Герань. У меня тоже! Ура, нам нравятся одни и те же вещи! – Она снова рассмеялась.

– Ну, по крайней мере нам обоим нравится вино, -сказал Клинг, улыбнулся и снова доверху наполнил ее бокал. – Ты оденешься медсестрой? – спросил он.

– Да, конечно. По-твоему, это сексуально?

– Что?

– Медсестры. Я говорю про их форму.

– Никогда не думал об этом.

– У многих мужчин слабость к медсестрам. Возможно, они думают, что медсестры все это видели. Голых мужчин на операционных столах и так далее. Им кажется, что медсестры – опытные.

– Угу, – сказал Клинг.

– Однажды мне сказал один человек, с которым я встречалась, – он издавал книжки в мягких обложках, – он сказал мне, что если в названии книги будет слово медсестра,то книга разойдется миллионным тиражом.

– Это правда?

– Он мне так сказал.

– Наверное, он знает.

– Но медсестры тебя не заводят, а?

– Я этого не говорил.

– Я покажу тебе, как я выгляжу в форме медсестры, – сказала Эйлин и встретилась с ним глазами.

Клинг промолчал.

– И надо что-то делать с белым также, – сказала Эйлин. – С тем фактом, что форма медсестры белая. Как платье невесты, не так ли?

– Возможно, – сказал Клинг.

– Спорный образ, понимаешь? Опытнаядевственница. Очень немного сегодня невест-девственниц, – сказала она и пожала плечами. – Сегодня этого даже никто не требует,верно? Я говорю о мужчинах. Им не надо, чтобы невеста была девственницей, ведь так?

– Так, на мой взгляд, – сказал Клинг.

– Ты не был женат? – спросила она.

– Я был женат, – сказал он.

– Я не знала.

– Да, – сказал он.

– И?..

Клинг поколебался.

– Я недавно развелся, – сказал он.

– Извини, – сказала она.

– Хорошо. – Он поднял бокал, избегая ее настойчивого взгляда. – А как насчет тебя? – спросил он. Он глядел на реку.

– Все еще надеюсь, что явится мистер Правильный, – улыбнулась она. – Во мне все еще живет такая фантазия... Нет, я не должна была рассказывать об этом.

– Почему же? Рассказывай, – сказал он, не поворачивая головы.

– Ну, на самом деле... Это очень глупо, -сказала она. Он был уверен, что она покраснела. Хотя это могли быть просто красные блики от свечи и от подсвечника. – Я все фантазирую про себя, что рано или поздно одному из насильников повезет,понимаешь? Я не смогу вовремя вытащить пистолет, он сделает со мной то, что хочет,и вдругокажется моим принцем!

Я влюблюсь, мы будем счастливы и заживем вместе. Пожалуйста, не рассказывай о моих фантазиях ни Бетти Фридан, ни Глории Стайнем. А то меня прогонят прочь из женского движения.

– Ты пересказала классические фантазии об изнасиловании, – сказал Клинг.

– Да, но я к тому же имею дело с настоящими насильниками, – сказала Эйлин. – И я знаю, что это не игра.

– Угу, – сказал Клинг.

– Тогда зачем мне фантазировать на эту тему? Я была на волоске так много раз...

– Может быть, это объясняет твои фантазии, – сказал Клинг. – Фантазии делают ее менее пугающей. Твою работу. То, что ты должна делать. Может быть, – сказал он и пожал плечами.

– Похоже, мы с тобой сейчас разыграли сцену «рассказываю тебе, а почему – не знаю».

– Да, похоже, – улыбнулся он.

– Кто-нибудь должен написать книжку про все разновидности типичных сцен, – сказала она. – Больше всех мне нравится сцена, когда убийца с пистолетом стоит перед человеком, который за ним охотится, и говорит примерно так: «Сейчас я могу рассказать тебе все. И мне ничего не угрожает. Потому что через пять секунд я тебя застрелю». И затем хвастливо и подробно рассказывает, скольких убил, скольких зарезал, как и почему.

– Да, если бы все было так просто! – улыбнулся Клинг.

– И еще мне нравится сцена «Ох! Ах!». Это когда нам показывают жену в постели с любовником, а затем как муж вставляет ключ в замок. И тут мы должны воскликнуть: «Ох! Ах! Сейчас начнется!» Ты, наверное, тоже обожаешь эту сцену.

Улыбка слетела с его губ.

Она заглянула ему в глаза, пытаясь прочесть что-то в них и понимая, что совершила какую-то ужасную ошибку.

– Я, пожалуй, попрошу принести счет, – сказал он.

Она знала, что в любом случае нельзя нажимать. В роли приманки она научилась терпению.

– Конечно, – согласилась она. – Мне тоже надо бежать. Ну, спасибо, что принес сережку.

– Не за что, – пробормотал Клинг, но он не глядел на нее, он подавал знаки официанту.

Они молча ожидали, когда подоспеет официант с чеком. Затем они вышли, вежливо пожали друг другу руки на тротуаре и разошлись в разные стороны.

* * *

– Я ненавижу сцены, которые играют за кулисами, – сказал Мейер.

– Тогда почему ты не пошел туда со мной? – спросил Карелла.

– Было достаточно противно слышать снаружи, как он кричит, – сказал Мейер. – Ты не хочешь рассказать, что произошло?

Они сидели рядом на переднем сиденье одной из самых новых машин полицейского участка. Каждый раз, когда они пригоняли машину, сержант Мерчисон выходил проверить, не появились ли на ней царапины и вмятины. Таким образом он хотел выяснить, кто несет ответственность за новые царапины или вмятины. Машина была уютной и теплой. Задние шины были зимние, с шипами. Хейз и Уиллис, которые пользовались машиной последними, сказали, что она уверенно бегает по льду. Карелла с Мейером ехали к дому Тимоти Мура, и у них не возникало проблем с заносами.

– Ну так рассказывай, – сказал Мейер.

– Все очень просто, – начал Карелла. – Девицу Пако Лопеса зарезали в воскресную ночь.

– Да ты что!

– Она умерла вчера утром в больнице Сент-Джуд.

– Где это случилось? – спросил Мейер.

– Очень просто. Чарли Кар нашел ее перед ее домом на Эйнсли-авеню. Все это есть в отчете об оперативной обстановке, Мейер. Сигнал «10-24» означает ножевое ранение, жертва отправлена в больницу Сент-Джуд.

– Кто принимал сигнал в воскресную ночь?

– Дело не в этом. Полиция не обнаружила ее до утра в понедельник. Ночное дежурство уже закончилось – которое от восьми до четырех.

– Как раз когда мы получили донесение! – сказал Мейер.

– Я вижу, ты начинаешь понимать.

– Так почему полиция не позвала нас?

– Они позвали.

– Тогда почему мы не получили сигнал?

– Скромность полицейских, – сказал Карелла. – Чарли Кар вызвал «Скорую помощь», санитары забрали раненую, и он поехал за ними следом в больницу. Девушка еще была жива, когда ее привезли. Так все выглядит в их донесении об оперативной обстановке, которое они составили по возвращении с патрулирования.

– В четыре часа утра? А в котором часу умерла девушка?

– Около одиннадцати.

– Это также есть в донесении об оперативной обстановке?

– Откуда? Я узнал об этом от Дэнни Гимпа.

– Вот это да! Стукач сшивает лоскутки в одеяло!

– Питер произнес такие же слова.

– Ну и что теперь?

– Теперь мы хотим спросить Тимоти Мура про дополнительный заработок его подружки.

– А что по поводу мисс Квадрадо?

– Ее зарезали, Мейер. По-твоему, это то же самое?

– Может быть, у убийцы кончились пули?

– Может быть. А может быть, это просто еще один из сотни случаев ударов ножом, которые происходят каждый день. Я хочу поговорить с ее двоюродным братом позже – он первый указал нам на нее, когда мы узнали об убийстве Лопеса. Может быть, он сумеет рассказать что-нибудь.

– Если это связано с кокаином...

– Возможно.

– Тогда это становится похоже на работу банды, – сказал Мейер. – А возиться с бандой я бы не хотел.

– Побеседуем еще раз с Муром, – сказал Карелла.

* * *

Чем больше город, тем больше совершаешь ошибок. Даже если бы они узнали о раненой Джуди Квадрадо, не факт, что девушка перед смертью сумела бы рассказать им что-то полезное. Даже если бы они допросили ее и вырвали у нее предсмертное заявление, все это необязательно привело бы к чему-то.

Карелла очень обрадовался, например, когда лейтенант Бернс сообщил ему, что Браун с Клингом обнаружили триста тысяч долларов сотенными купюрами в сейфе Марвина Эдельмана. Они надеялись, что его кровь окажется последней в серии убийств, совершенных при помощи одного и того же револьвера тридцать восьмого калибра системы «смит-и-вессон». Наличие такой внушительной суммы денег объяснялось профессиональной деятельностью жертвы: торговец драгоценными камнями за свой товар получал, разумеется, не жетончики на метро. Но почему такую сумму денег он хранил в конторском сейфе, а не на счету в банке или даже не в банковском сейфе для ценностей, – вот что представляло загадку для детективов. Но они не стали бы слишком задумываться об этом, если бы не кокаин. Другие жертвы так или иначе были связаны с «дурью». Когда на сцену выходит кокаин, непременно возникают большие деньги. А в сейфе Эдельмана и в самом деле оказались немалые деньги.

На уличном жаргоне кокаин получил целый ряд названий: кока, снежок, цветочная пыльца, санный след, Корина, девица, хлопья, звездная пыль, белая леди, сахарный песок, сладкая пудра и, конечно, нюхательный порошок. В сочетании с героином он назывался «спидбол», хотя в последнее время стало модно говорить «коктейль Белуши». Как его ни называй, кокаин – это проблема. На территории 87-го участка кокаиновые дельцы стали придумывать для своего товара «торговые марки». К маленьким полиэтиленовым пакетикам приклеивались ярлыки с надписями: «Крутой спуск», «Убийство первой степени», «Рвать когти», «Пучина», «Текучее серебро», «Веревочка», «Кума без ума», а также «Олли Кроллет» и «Питер Пуш» в честьбелых пушистых кроликов из известных сказок. Но поскольку люди, продававшие наркотики, честибыли лишены, буквально через несколько часов после того, как какой-нибудь дилер выбрасывал на улицу новый товар под названием «Дьявол», «Пророчество» или «Особый допуск», маленький грязный продавец, который находился на низшей ступени преступной иерархии, продавал точно такой же пакетик, только героина внутри почти уже не было: и наркоманы, и дилеры называли такой пакетик «отбитым». Но все-таки это был героин.

Кокаин – это немножко другое.

По самому последнему правительственному докладу, который передали в комнату детективов, за истекший год в США ввезли около шестидесяти метрических тонн кокаина на оптовую цену пятьдесят миллиардов долларов.

Кокаин был в моде.

В этом состояла самая большая проблема кокаина. Нюхали порошок не только парнишки в лохмотьях из трущоб. Легко было представить себе режиссера огромной студии в Голливуде, утром принимающего решение о том, чтобы потратить миллионы долларов на следующий фильм, а вечером отдыхающего в кресле на берегу океана, внимающего рокоту прибоя и нюхающего порошок с золотой ложечки, которую он носит на золотой цепочке на шее под сшитой у портного шелковой рубашкой. На самом деле, если у человека появляется желание начать нюхать белый порошок, то желательнобыть одним из тех, кто зарабатывает самые большие деньги в стране. Любой работающий полицейский знал математику кокаина. Каждый работающий полицейский был также экспертом в метрической системе мер и веса. Для понимания экономики этого бизнеса необходимо знать, что унция кокаина равна 28,3 грамма, а килограмм соответствует 35,2 унции, или 2,2 фунта по английской системе мер «эвердьюпойс». Средний колумбийский фермер, производитель листьев коки, продавал их дельцу по доллару за фунт, то есть по два доллара за килограмм. К тому времени, когда сырье превращалось в гидрохлорид кокаина, а затем его снова и снова разбавляли, потом фасовали в пакетики и пускали в продажу, грамм уходил по цене от ста до ста двадцати пяти долларов в зависимости от качества. Астрономические суммы в торговле кокаином складывались из-за исключительно большого числа посредников, которые возникали между источником и потребителем, и бессовестного разбавления чистого продукта (90 – 98 процентов) в Южной Америке до 12 процентов при розничной продаже на улице.

Нельзя сказать, что Мейер и Карелла однозначно смотрели на связь кокаина с убийствами. С одной стороны, они стремились закрыть дело Лопеса/Андерсон/Эдельмана (и, возможно, Квадрадо). С другой стороны, если убийства имели отношение к южноамериканским гангстерам, которые базировались в Маджесте за рекой, в районе, который полиция прозвала «нашей маленькой Боготой», то у них не было уверенности, что им попалась как раз та банка с горошком, которую они особенно хотели открыть. Борьба с организованной преступностью не входила в круг их прямых обязанностей, и преступники из Колумбии были слишком крепкими орешками для парочки скромных щелкунчиков из 87-го участка. Когда они постучались в квартиру Тимоти Мура на втором этаже на улице Челси-плейс, они надеялись, что он сможет рассказать им об участии Салли Андерсон в крупной торговле наркотиками, которая давала ей «дополнительный заработок» и о чем намекала черная танцовщица Лонни, но они также надеялись, что эта версия была ошибочной. Пусть лучше они выйдут на психа, чем на наемного убийцу от колумбийской мафии.

За дверью была слышна музыка. Классическая. Струнные инструменты. Оба детектива ничего не понимали в музыке: они не узнали композитора. Музыка звучала очень громко и была хорошо слышна на лестничной площадке. Они снова постучали.

– Кто там? – раздался голос.

– Полиция! – крикнул Карелла.

– Одну минуту!

Они принялись ждать. Струнные инструменты уступили место ударным и затем тому, в чем Карелла узнал гобой. Сквозь мелодичный перезвон он услышал, как щелкнул замок. Дверь отворилась. Музыка еще громче хлынула на лестничную клетку.

– Привет, – сказал Тимоти Мур.

На нем была спортивная рубашка с гербом и названием университета Рэмси красными буквами. На нем также были коричневые вельветовые брюки и стоптанные домашние тапочки.

– Заходите, – сказал он. – Я пришел домой всего несколько минут назад.

Его квартира состояла из гостиной, спальни и кухни. В этой части города, так близко от университета, он, вероятно, платил за квартиру примерно шестьсот долларов в месяц. Входная дверь открывалась прямо в небольшую гостиную, обставленную мебелью из комиссионного магазина: здесь были диван, стулья, настольная лампа и некрашеные книжные шкафы, в которых блестели корешки толстых томов. Карелла заключил, что это были книги по медицине. В углу комнаты на вешалке висел скелет человека. На столике у дивана стоял телефон и еще маленький транзистор на батарейках, из которого громко звучала какая-то симфония, или соната, или, возможно, концерт. Приемник был одним из тех маленьких японских транзисторов, как у Дженеро. Принципиально отличался только в одном: у Дженеро он всегда был настроен на станцию, передававшую рок-н-ролл. За диваном виднелась дверь в спальню, где стояла неубранная кровать. С другой стороны еще одна дверь вела в кухню.

– Сделаю потише, – сказал Мур и сразу подошел к приемнику. Пока он возился с регулятором громкости, Карелла подумал: почему он вообще не выключит радио? Но промолчал.

– Ну вот, – сказал Мур.

Звук все еще был достаточно громким, чтобы вызывать раздражение. Может быть, Мур глуховат, подумал Карелла. Или старается скрыть волнение, А скорее всего самого Кареллу раздражала чужая привычка слушать музыку. Привычка тех, кто, возможно, был туговат на ухо.

– Нам не хотелось беспокоить вас в университете, – сказал он громко, чтобы его голос был слышен. Как раз в эту минуту вступили кларнеты. Или флейты, может быть.

– А нельзя ли сделать еще чуть потише? – сказал Мейер, явно не щадя чувств людей, которые могли страдать от физических недостатков.

– Ах, извините, – сказал Мур и сразу подошел к радиоприемнику снова. – Он у меня все время включен. Иногда я забываю, что очень громко.

– Имеются исследования, – сказал Мейер.

– Какие исследования?

– О том, как развивалась глухота у поклонников рок-н-ролла.

– В самом деле?

– В самом деле, – сказал Мейер. – От всех этих децибелов.

– Ну, я еще не оглох, – сказал Мур и улыбнулся. – Не желаете что-нибудь? Кофе? Спиртного?

– Нет, спасибо, – сказал Карелла.

– Ну, садитесь. Будьте любезны. Вы сказали, что пытались найти меня в университете...

– Нет, мы не хотели беспокоить вас в университете.

– Спасибо за это. В последнее время я несколько отстал от программы, и отрывать меня от лекций было бы нежелательно. – Он поглядел вначале на Кареллу, а потом на Мейера. – Ну, что нового? Есть хорошие новости?

– Нет, – сказал Карелла. – Мы пришли не поэтому.

– А я было подумал...

– Нет, мне очень жаль.

– Вы полагаете... есть еще шанс, что вы его найдете?

– Мы работаем над этим, – сказал Карелла.

– Мистер Мур, – сказал Мейер, – вчера мы долго беседовали с девушкой, которую зовут Лонни Купер. Она танцует в «Жирной заднице».

– Да, я знаю ее, – сказал Мур.

– Она рассказала нам про вечеринку, которая была в ее квартире неделю назад, в воскресенье. Про вечеринку, на которую вы не пошли.

– Да, – сказал Мур с озадаченным видом.

– Она подтвердила, что на вечеринке был кокаин.

– Подтвердила?

– Ранее мы слышали об этом из трех различных источников.

– Да? – произнес Мур. У него по-прежнему был озадаченный вид.

– Мистер Мур, – сказал Карелла, – последний раз, когда мы говорили с вами, мы спрашивали, имела ли Салли Андерсон отношение к наркотикам. Вы сказали нам...

– Ну, на самом деле я не помню в точности, что...

– Мы спросили, в частности, была ли она связана с наркотиками? И на этот вопрос вы ответили «нет». Мы также спросили, занималась ли она еще какой-либо противозаконной деятельностью, и вы также ответили «нет».

– Правильно. Насколько мне известно, Салли не была связана с наркотиками и не занималась никакой противозаконной деятельностью.

– Вы по-прежнему утверждаете это?

– Да.

– Мистер Мур, четыре различных человека на сегодняшний день поведали нам, что Салли Андерсон нюхала кокаин на той вечеринке.

– Салли? – Он затряс головой. – Нет, извините. Я не могу поверить в это.

– Вы ничего не знали про эту ее привычку?

– Видите ли, кокаин не дает привыкания. Я говорю только строго с точки зрения физиологии. Абсолютно никаких нет признаков того, чтобы возникала потенциальная зависимость от чистых эфиров. Никаких вообще.

– А как насчет психологическойзависимости?

– Ну, это другое дело. Но когда вы спросили, была ли у Салли привычка...

–Мы спросили, зналили вы про эту ее привычку, мистер Мур.

– Я делаю исключение для слова «привычка»,вот и все. Но как бы то ни было, в ответ на ваш вопрос я скажу, что не верю, что Салли Андерсон употребляла кокаин. Как и другиенаркотики, если на то пошло.

– А как насчет марихуаны?

– Марихуану я не считаю наркотиком.

– Мы обнаружили волокна и семена марихуаны в ее сумочке, мистер Мур.

– Это очень вероятно. Но, как я сказал, я не считаю марихуану саму по себе наркотиком.

–Мы также нашли остатки кокаина.

– Это удивляет меня.

– Даже после того, что мы рассказали вам про вечеринку?

– Я не знаю, кто сказал вам, что Салли нюхала кокаин...

– Хотите услышать их имена?

– Да, если можно.

– Тина Вонг, Тони Асенсио, Майк Ролдан и Лонни Купер.

Мур тяжело вздохнул и покачал головой.

– Не понимаю, – сказал он. – У меня нет оснований не доверять вам, но...

– В вашем присутствии она никогда не употребляла кокаин, так?

– Никогда.

– И это полная неожиданность для вас?

– Да. Я просто поражен.

– Мистер Мур, когда вы встречались с мисс Андерсон, случалось ли вам видеться с ней по воскресеньям?

– По воскресеньям? – повторил он, и в эту минуту зазвонил телефон. – Извините, – сказал он и поднял трубку. – Алло! – сказал он. – Привет, мама! Как ты поживаешь? – сказал он и умолк, слушая ее ответ. – Нет, ничего нового. Вообще тут у меня сидят два детектива. Те, что работают над этим делом. Нет, еще нет. – Он снова замолчал на несколько секунд. – По-прежнему очень холодно, – сказал он. – А у тебя там как? Ну, мама, шестьдесят восемь градусов по Фаренгейту – это не холодно, на мой взгляд. – Он закатил глаза к потолку и затем сказал: – На самом деле я не уверен. В настоящее время у меня сессия. Может быть, когда будут весенние каникулы, посмотрим. Я знаю, что давно уже не приезжал, мама, но... Ну, август был не так давно. Нет, восемь месяцев не прошло, прошло только шестьмесяцев. Даже меньшешести месяцев. Ты хорошо себя чувствуешь? Как твоя рука? Вот как? Мне очень жаль, что так случилось. И ты к нему пошла? Ну, и что, онсказал, это было? Ну, вероятно, он прав. Мама, он ортопед, конечно, он должен разбираться в этом лучше меня. Что? Ну, мама, пока нет... Спасибо тебе, но я еще не стал врачом. Пока еще нет. Мое мнение почти ничего не стоит. Ну... Угу... угу... Ну, если тебе приятно думать, что я спас жизнь тому мальчику, очень хорошо. Но от этого я еще не врач. Да, любой человек мог сделать то же самое. Прием Геймлиха. Геймлиха. Мама, какая разница, как пишется это имя? – Он снова закатил вверх глаза. – Мама, но я действительно больше не могу разговаривать, у меня сидят детективы... Что? Да, я скажу им. Я уверен, что они делают все от них зависящее. Но я им скажу тем не менее. Да, мама. Я тебе скоро позвоню. До свидания, мама.

Он положил трубку, вздохнул с облегчением, обернулся к детективам и пояснил без надобности:

– Мать.

– Она еврейка? – спросил Мейер.

– Мать? Нет-нет.

– А говорила, как еврейка, – сказал Мейер и пожал плечами. – Может быть, всематери – еврейки, кто знает?

– Ей одиноко одной, – объяснил Мур. – После того как умер отец...

– Очень сочувствую, – сказал Карелла.

– Ну, уже прошло какое-то время. С июня. Говорят, нужен по меньшей мере год, чтобы оправиться после смерти или развода, и матери по-прежнему очень тяжело. Салли старалась облегчать ее страдания, но теперь... – Он покачал головой. – Просто ей так сильно не хватает его... Он был прекрасным человеком, мой отец. Он был врачом, как вы знаете. Хирургом. Я тоже хочу стать хирургом. Он заботился о нас так, словно мы были королевской семьей. Даже после того, как умер. Создал условия, чтобы мама не голодала до конца жизни. Даже мнеоставил достаточно денег, чтобы я мог закончить медицинский факультет и затем открыть свою практику. Прекрасный человек. – Он снова покачал головой. – Простите, что прервал вас. Вы спрашивали...

– Что это вы говорили про прием Геймлиха? – спросил Карелла.

Мур улыбнулся.

– Когда я приезжал домой в августе, произошла такая история. Мы были в ресторане, и я вижу – у одного парнишки лицо стало совершенно красным. Это был кубинец двенадцати лет, празднично одетый для торжественного воскресного семейного обеда. Мать решила, что я спятил, когда я обхватил парнишку сзади на уровне груди и пару раз его сильно тряхнул. Я уверен, вам знаком этот прием.

– Да, – подтвердил Мейер.

– Как бы то ни было, это помогло ему, – скромно сказал Мур. – Его родители были очень благодарны. Можно сказать, что я своими руками освободил Кубу. И, конечно, с тех пор я стал героем для моей матери.

– Сын – врач! – сказал Мейер.

– Да, – улыбнулся Мур.

– Хорошо, – сказал Карелла.

– Итак, о чем мы говорили?

– Про воскресенье и про Салли.

– Угу.

– Вы виделись с ней по воскресеньям?

– Иногда. Обыкновенно она бывала очень занята по воскресеньям. Воскресенье было ее выходным днем. В этот день они не давали вечерних представлений.

– Была занята чем?

– Ну, в основном всякими мелкими делами. Бегала туда-сюда. Случалось, мы виделись. Но очень редко. Тогда мы разглядывали витрины, иногда ходили в зоопарк или в музей, примерно так. По большей части Салли любила оставаться одна в воскресенье. Во всяком случае, в дневноевремя.

– Мистер Мур, вам случалось отправляться с ней в район окраин? Когда вы встречались с ней в те воскресные дни, вы когда-нибудь отправлялись в сторону окраин?

– Ну конечно. В сторону окраин?

– На окраину, – сказал Карелла. – На угол авеню Калвер и Восемнадцатой.

– Нет, – сказал Мур. – Никогда.

– А вы знаете, где это находится?

– Разумеется.

– Но вы никогда не ходили туда с Салли?

– С какой стати? Это один из самых паршивых районов у нас в городе.

– А Салли ходила туда одна? В воскресенье?

– Могла. Почему вы спрашиваете? Я не понимаю...

– Потому что Лонни Купер сказала нам, что Салли отправлялась туда каждое воскресенье за кокаином для себя и для нескольких человек, занятых в шоу.

– Ну вот, мы снова вернулись к кокаину. Я уже сказал: насколько мне известно, Салли не была связана ни с кокаином, ни с другими наркотиками.

– За исключением марихуаны.

– Которую я не считаю наркотиком, – сказал Мур.

– Но определенноне кокаин. Который, по вашему мнению, не создает привыкания.

– Это не просто мое мнение, мистер Карелла. Это некоторым образом... Почему вы обо всем этом спрашиваете?

– Вы знали, что Салли снабжала кокаином труппу?

– Не знал.

– Она скрывала это от вас, так?

– Я не думал, что между нами могли быть секреты. Но если она занималась противозаконной торговлей или... я не знаю, как правильно назвать...

– Да, вы правильно назвали, – сказал Карелла.

– То она скрывала это от меня. Я не догадывался.

– В какой степени она тратила деньги, мистер Мур?

– Простите?

– У вас не возникало, скажем, ощущения, что она живет не по средствам?

– Не по своим средствам?

– Ну, учитывая то, что она зарабатывала в театре.

– Никаких ощущений не возникало. Одевалась она хорошо. И мне кажется, она редко в чем себе отказывала... Мистер Карелла, если вы объясните, что вас интересует...

– Один человек, с которым мы говорили, намекнул, что у Салли был дополнительный заработок. Мы знаем наверняка, что она доставляла кокаин, пусть и в ограниченных количествах. Нам бы хотелось знать, не была ли ее деятельность в области торговли наркотиками шире.

–Мне очень жаль. Я рад вам помочь, но до последней минуты я не ведал, что она хоть как-то была связана с наркотиками.

– За исключением марихуаны, – снова сказал Карелла.

– Ну да.

– Вы можете предположить, какой она могла иметь ещеприработок?

– К сожалению, нет.

– Она не подрабатывала как проститутка? – спросил Мейер.

– Конечно, нет!

– Вы уверены?

– Абсолютно. Мы были очень близки. Практически мы проводили каждый день вместе. Я бы наверняка знал...

– Но вы не знали насчет кокаина.

– Нет, не знал.

– Она когда-нибудь говорила с вами о любой посторонней деятельности? О любом занятии, которое могло давать приработок?

– Я пытаюсь вспомнить, – сказал Мур.

– Постарайтесь вспомнить, – сказал Карелла.

Мур умолк и, казалось, хранил молчание очень долго. Вдруг, словно его осенило, он вскинул склоненную голову и посмотрел на детективов.

– Конечно, – сказал он. – Я не понимал, когда она говорила об этом. Но, вероятно, это оно и было.

– Что именно?

– Ну, как она получала свой приработок.

– Как она получала? – спросил Мейер.

– Чем она занималась? – насторожился Карелла.

– "Льдом", – сказал Мур.