Текст книги "Лёд"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

– Какой это был участок?

– Мидтаун-Ист, – сказал инспектор.

– Вы знаете, кто тогда занялся этим делом?

– Этого нет в распечатке.

– Хорошо, спасибо, – сказал Клинг и нажал светящуюся кнопку "б" у основания аппарата. – Клинг слушает, – сказал он.

– Берт, это Эйлин.

– Я пока не искал сережку, – сказал он.

– В комнате детективов ее не находили?

– Ну, у нас там есть ящик для находок, но он пуст.

– Как насчет машины?

– Я еще не искал в машине, – сказал он. – На этой машине я не ездил с субботы.

– Но если будет возможность...

– Конечно, – сказал он.

– Просто... эти серьги словно приносят удачу. Это «счастливые» сережки.

Клинг промолчал.

– Без них я как голая.

Он опять промолчал.

– Не могу же я носить только одну серьгу на счастье! – сказала она.

– Понимаю, – сказал он.

– Тогда мне выпадет лишь половинка счастья.

– Да, – сказал он.

– Как там погода? – спросила она.

– Холод.

– Здесь тоже холодно, – сказала она. – Ну хорошо, дай мне знать, если найдешь, ладно?

– Непременно.

– Спасибо, – сказала она и повесила трубку.

На том же клочке бумаги, который Браун положил ему на стол, Клинг накарябал: «Серьга Эйлин» -и сунул листок в карман пиджака. Он пролистал полицейский телефонный справочник, нашел номер участка Мидтаун-Ист, набрал, объяснил дежурному сержанту цель звонка, тот соединил его с детективом по имени Гарридо, в голосе которого звучал испанский выговор и который сразу вспомнил это дело: он сам находился в засаде в ломбарде на Гринфилд-стрит, когда вошел вооруженный грабитель, желавший заложить все, что похитил у Эдельмана два дня назад по соседству, через три двери.

– Все по списку похищенного, без исключения, – сказал Гарридо. – Взяли тепленьким.

– И что было дальше? – спросил Клинг.

– Угадай, кто у нас был судьей? – спросил Гарридо.

– Кто? – спросил Клинг.

– Харрис.

Клинг знал достопочтенного[8]8
  Достопочтенный – титул судьи.


[Закрыть] Уилбора Харриса. Достопочтенный Уилбор Харрис получил прозвище Певца свободы. Он имел обыкновение отпускать преступников прямо из зала суда.

– Что было дальше? – спросил Клинг.

– Ну, парнишка тот был наркоманом. Это было его первым преступлением. Он чуть не плакал в зале суда. И Харрис отпустил его «условно».

– Даже при том, что ты взял его с награбленным?

– Да. С полным списком. Какой был смысл?

– Как звали парнишку?

– Эндрю. Фамилию не помню. Найти досье?

– Если не трудно.

– Сейчас, – сказал Гарридо. – Одну минуту.

Пять минут спустя он назвал фамилию и последний известный адрес семнадцатилетнего паренька, который ограбил Марвина Эдельмана летом прошлого года.

* * *

Квартира, про которую Алан Картер сказал, что это «одна из тех больших старых квартир у парка», и в самом деле была у парка и, несомненно, была старой, но большойона могла представиться разве гному. Лонни Купер, одна из двух черных танцовщиц в «Жирной заднице», была почти такого же высокого роста, как и два детектива, которых она впустила к себе поздним утром во вторник. От присутствия трех человек высокого роста крохотная квартирка стала похожей на платяной шкаф. К тому же мисс Купер до того набила свое жилище мебелью, безделушками, скульптурами и картинами, что практически нельзя было найти свободную часть стены или пола. Мейеру с Кареллой представилось, что они попали в контору по продаже краденых вещей.

– Люблю загроможденные помещения, – объяснила танцовщица. – Большинство танцоров не любят, а я люблю. На сцене я летаю. А дома мне приятно складывать крылышки.

Она была еще краше, чем Карелла помнил ее на сцене. Гибкая, с кожей цвета пробки, с высокими скулами, профилем Нефертити, большим ртом и ослепительной улыбкой. На ней был красный мужской свитер поверх черного трико и черных колготок. Она была без туфель на ногах, но в полосатых гетрах. Она спросила у детективов, не желают ли они кофе или что-нибудь еще, и, когда они отказались, предложила им устраиваться поудобнее. Карелла и Мейер сели на диван, заваленный подушками. Лонни Купер села напротив в мягкое кресло с противомоскитными сетками, пришпиленными к подлокотникам и к спинке. Кофейный столик между ними заполняли стеклянные пресс-папье, крохотные куколки, ножи для бумаги, значки с эмблемами кандидатов на выборах и сувенирная пепельница с Всемирной ярмарки в Нью-Йорке 1939 года. Перехватив взгляд Кареллы, она объяснила:

– Я коллекционирую вещи.

– Мисс Купер, – начал он, – я хотел...

– Лонни, – перебила она.

– Хорошо, – сказал он. – Лонни, я...

– А вас как зовут? – спросила она.

– Стив, – сказал он.

– А вас? – спросила она Мейера.

– Мейер, – ответил он.

– Я думала, это ваша фамилия.

– Да. А также имя.

– Класс! – воскликнула она.

Мейер пожал плечами. Он не считал свое имя «классным». Правда, однажды одна писательница использовала его имя в качестве названия для своего романа про профессора колледжа. Он позвонил окружному прокурору Ролли Шабриеру с вопросом, может ли он направить иск. Шабриер сказал, что он должен чувствовать себя польщенным. Мейер и в самом деле чувствовал себя слегка польщенным. Но все-таки он остался немного недоволен тем, что кто-то воспользовался именем реальногочеловека в качестве имени обыкновенного героя в выдуманном произведении.

Даже если такой герой был на уровне профессора колледжа.

– Вы уверены, что не хотите кофе? – спросила Лонни.

– Абсолютно, спасибо, – поблагодарил Карелла.

– Мы перепили кофе, – сказал Мейер. – Из-за этой погоды.

– И вы тоже считаете, что пьете слишком много кофе? – спросила Лонни.

– Да, – сказал Мейер.

– И я тоже, – вздохнула она.

Чем-то она похожа на совсем молоденькую девушку, подумал Карелла. На вид ей было двадцать шесть или двадцать семь, но движения ее, мимика и высокий голос напоминали девушку семнадцати лет. Она устроилась в мягком кресле, подложив под себя ноги – так могла сидеть его дочь Эйприл.

– Надеюсь, вы понимаете, что мы пришли по поводу Салли Андерсон, – попытался перейти к делу Карелла.

– Да, конечно, – сказала она, и на ее лице появилось выражение, как у ребенка, который хочет разобраться в проблемах взрослых.

– Мисс Купер...

– Лонни, – сказала она.

– Лонни...

– Да, Стив?

Карелла прочистил горло.

– Лонни, мы знаем, что у вас здесь была вечеринка неделю назад, в воскресенье, седьмого февраля. Вы помните эту вечеринку?

– Да, – вздохнула она, – это была класснаявечеринка!

– Салли Андерсон присутствовала?

– Да, конечно.

– И Тина Вонг?

– Да.

– Алан Картер?

– Да, было много народу, – сказала Лонни.

– А как насчет Майка Ролдана и Тони Асенсио? – спросил Мейер.

– Я погляжу, вы взялись за свою домашнюю работу? – сказала Лонни.

Мейер никогда не думал о своей работе как о «домашней». Он слабо улыбнулся.

– Они здесь тоже были, Мейер. – Лонни ослепительно улыбнулась в ответ.

– Нам удалось прийти к заключению, – сказал Карелла, – что эта вечеринка у вас не обошлась без кокаина.

– Да? – сказала она, и улыбка слетела с ее губ.

– Так был кокаин?

– Кто вам сказал?

– Несколько человек.

– Кто?

– Это не важно, мисс Купер.

– Это важно для меня, Стив. И, пожалуйста, называйте меня Лонни.

– Мы узнали об этом из трех различных источников, – сказал Мейер.

– Из каких?

Он посмотрел на Кареллу. Карелла кивнул.

– От Тины Вонг, Майка Ролдана и Тони Асенсио.

– О Господи! – сказала Лонни и покачала головой.

– Это правда? – спросил Карелла.

– Послушайте, зачем мне спорить с ними? – сказала Лонни, пожала плечами, скорчила рожицу и переменила положение в кресле. – Но я думала, вас интересует Салли.

– Это так.

– Или это превращается в расследование по поводу кокаина?

– Это ужекокаиновое расследование, – сказал Мейер. – Мы знаем, что Салли употребляла кокаин в тот вечер, и мы также знаем...

– Вы говорите про прошлое воскресенье?

– Да, про прошлое воскресенье, неделю назад. Вы ведь помните, что Салли употребляла кокаин?

– Ну да. Теперь, когда вы напомнили.

– И еще кое-кто тоже употреблял.

– Ну, и еще другие.

– Хорошо. Откуда появился порошок?

– Откуда мне знать?

– Мисс Купер...

– Лонни.

– Лонни, мы не ищем наркотики. Салли Андерсон была убита, и мы пытаемся выяснить, почему.Если кокаин имеет отношение к ее смерти...

– Не понимаю, каким образом?

– Почему вы так считаете?

– Потому что именно она приносилакокаин.

– Мы знаем об этом. Но где она брала его, не знаете?

– Где-то на окраине.

– Где именно?

– Понятия не имею.

– Как далеко? За парком или...

– Я действительно не знаю.

– Как часто она приносила порошок?

– Обыкновенно раз в неделю. В понедельник вечером, перед шоу. У нас по воскресеньям нет спектаклей. Поэтому она обычно добывала порошок в воскресенье, как я себе представляю, ездила за ним на окраину в воскресенье или ей доставляли его как-то иначе. Я не знаю, как было на самом деле. Во всяком случае, в понедельник вечером она приносила порошок в театр.

– И распространяла в труппе.

– Да, отдавала тем, кто хотел.

– И сколько было таких?

– Полдюжины... Семеро... Примерно так.

– Сколько денег было в обороте, по-вашему?

– Вы ведь не думаете, что она делала это из-за денег?

– Почему она это делала?

– Она оказывала нам любезность, вот и все. То есть зачем дублировать усилия и идти на двойную трату? Если у вас хороший контакт и он доставляет хороший порошок, почему не делать одну большуюпокупку каждую неделю вместо шести-семи мелкихпокупок у дилеров, которым не особенно доверяешь? Это называется разумный подход.

– Угу, – сказал Карелла.

– Разве нет?

– Так о чем мы здесь говорим? – сказал Мейер. – Если речь идет о шести-семи граммах...

– Ну, иногда больше. Но она брала с нас только то, что платила сама. Уж поверьте. Я знаю уличные цены, и больше она не получала.

– Ничего за свой труд, когда ездила на окраину города?

– Да какой труд! Все равно она бы ездила туда, разве нет? А может быть, ей приносили. Как знать! Вы и в самом деле выбрали ошибочный путь, если думаете, что именно такСалли...

Она вдруг осеклась.

– Что Салли именно так? – тотчас спросил Карелла.

– Как она... гм...

Лонни скорчила рожицу, пожала плечами, словно совершенно запуталась и не знала, как закончить фразу.

– Да? – спросил Карелла. – Что она именно так?

–Зарабатывала себе на жизнь, – сказала Лонни и улыбнулась.

– Ладно, мы знаем, как она зарабатывала себе на жизнь, разве нет? – сказал Мейер. – Она была танцовщицей.

– Ну да.

– Почему мы должны думать, что она зарабатывала на жизнь каким-то другим путем?

– Ну, вы говорили про кокаин и спрашивали, сколько денег было в обороте...

– Да, но вы сказали, что она не получала прибыли от кокаина.

– Это верно.

– У нее был побочный заработок где-нибудь еще? – спросил Карелла.

– Мне ничего не известно про побочный заработок.

– Но как-то возникалпобочный заработок, ведь так?

– Я такого не говорила, – округлила глаза Лонни.

– Вы словно дали понять...

– Вы неправильно поняли, Стив.

– Откуда у нее был побочный заработок? – спросил Карелла.

– Какой побочный заработок? – сказала Лонни.

– Давайте с начала, – сказал Карелла. – Что вы имели в виду, когда сказали: «как она зарабатывала себе на жизнь?»

– На сцене, – сказала Лонни.

– Я не об этом вас спрашиваю.

– Я не знаю, о чем вы спрашиваете.

– Я спрашиваю, как она зарабатывала дополнительные деньги?

– Кто говорил про это?

– Мне показалось, что вы подразумевали это.

– Случается, – сказала Лонни, – что артисты иногда танцуют в ночных клубах или еще где-нибудь. Одновременно танцуя в шоу.

– Угу, – сказал Карелла. – А Салли танцевала в ночных клубах?

– Нет. Мне неизвестно об этом.

– Тогда что же она делала?

– Я только сказала...

Лонни покачала головой.

– Вы сказали, что она делала что-то, зарабатывая тем самым себе на жизнь. Что же это было?

– Это очень распространено у нас в городе, – сказала Лонни.

– Что распространено?

– Если Салли в этом везло, тем лучше.

– Везло в чем?

– Это даже не противозаконно, насколько мне известно, – сказала Лонни. – Никто от этого еще не пострадал.

– О чем мы говорим? – спросил Мейер. Можно было подумать, что она имела в виду проституцию, но она наверняка знала, что проституция противозаконна. Да и кто сказал,что от нее никто не пострадал?

– Объясните нам, что вы имеете в виду, – сказал Карелла.

– Я ничего не должна вам объяснять, – сказала она и сложила руки на груди, как надувшая губы шестилетняя девочка.

– Мы можем вызвать вас повесткой и заставить отвечать на вопросы перед большим жюри, – сказал Карелла. Он предположил, что если эта уловка срабатывала тысячу раз прежде, то и теперь подействует.

– Присылайте повестку, – сказала Лонни.

* * *

Когда Браун спустился к месту стоянки полицейских автомашин, он с удивлением увидел старую машину, которую они тянули на тросе в субботу. А затем на заднем сиденье он увидел Клинга на четвереньках.

– Я сказал им, что не хочу снова садиться в эту развалину, – сказал он Клингу. – Что ты делаешь?

– Вот она, – сказал Клинг.

– Что там такое?

– Серьга Эйлин, – сказал он и показал ему золотое колечко.

Браун кивнул.

– Хочешь сесть за руль? – спросил он. – Я ненавижу эту машину.

– Да, – сказал Клинг.

Он положил серьгу в карман пальто, смахнул пыль с колен и сел за руль. Рядом расположился Браун.

– Эта дверь плохо закрывается, – сказал Браун, хлопая дверью раз за разом, пока она наконец не закрылась как положено. Потом он включил печку; печка с лязганьем зашумела. – Отлично, – сказал Браун. – Куда держим путь?

– В Даймондбэк, – сказал Клинг и завел мотор.

– Отлично, – сказал Браун.

В департаменте полиции бытовала такая присказка: самое верное место, где тебя непременно убьют, – это на углу Ландис-авеню и Портер-стрит, а самое удачное время для этого – полночь в любую субботу августа. Браун и Клинг считали удачей, что они прибыли на тот самый угол в полдень студеного февраля, но они вовсе не были рады оказаться в Даймондбэке в принципе. Брауну место назначения нравилось еще меньше, чем Клингу. Даймондбэк, в 83-м участке, был исключительно «черным районом», и многие местные жители полагали, что черный полицейский – это самый гнусный полицейский в мире. Даже добропорядочные граждане – а таких здесь было гораздо больше, чем сводников, торговцев наркотиками, вооруженных грабителей, взломщиков, проституток и различных мелких воришек, – чувствовали, что если возникали проблемы с законом, то лучше пойти к белому, чем к любому из собратьев. Черный полицейский напоминал исправившуюся проститутку: с таким не хотелось иметь дело.

– Как звать того парнишку? – спросил Браун.

– Эндрю Флит, – сказал Клинг.

– Он белый или черный?

– Черный, – сказал Клинг.

– Отлично, – сказал Браун.

Последний адрес Флита указывал на один из хмурых многоквартирных домов на авеню Сент-Себастьян, которая начиналась у восточного края Гровер-парка и пролегала с севера на восток вдоль тринадцати кварталов между авеню Ландис и Айсола. Далее она переходила в другой проезд под названием Адамс-стрит, вероятно, в честь второго президента Соединенных Штатов или даже шестого. Сегодня, во вторник, авеню Сент-Себастьян выглядела особенно хмуро. Бедный район можно всегда отличить от других: улицы здесь чистят и посыпают песком в последнюю очередь в этом городе. Мусор, особенно в плохую погоду, накапливается, видимо, с целью поощрения свободного предпринимательства среди крысиной популяции. В Даймондбэке крысы величиной с кошку бесстрашно прогуливаются по улице при свете дня. Когда Клинг припарковал машину у сугроба перед домом Флита, было десять минут двенадцатого. Не было видно ни одной крысы, но мусорные ящики вдоль улицы были переполнены. Мусор также примерз к обледенелому тротуару. Люди в этих краях не пользовались пластиковыми мешками для мусора. Мешки тоже стоят денег.

Два чернокожих старика стояли у огня, который они разожгли в отпиленной половинке бочки от бензина, и грели руки. Браун и Клинг прошли мимо них к парадному здания. Старики тотчас догадались, что они детективы. Старики даже не подняли глаз, когда Браун и Клинг поднимались по ступенькам парадного. А Браун и Клинг не стали смотреть на двух стариков. Негласное правило звучало так: если ты нарушил закон, то между тобой и полицией доверия быть не может.

В небольшом вестибюле они осмотрели почтовые ящики. Только на двух из них были таблички с фамилиями.

– У нас есть его номер квартиры? – спросил Браун.

– 3 "В", – сказал Клинг.

Замок внутренней двери вестибюля был сломан. Естественно. В патроне, свисавшем с потолка, не было лампочки. Естественно. Коридор был темным, а ступеньки, ведущие наверх, были еще темнее.

– Надо было взять фонарик из машины, – сказал Браун.

– Да, – сказал Клинг.

Они поднялись по ступенькам на третий этаж.

Они прислушались, стоя перед дверью в квартиру Флита.

Тишина.

Они еще прислушались.

По-прежнему тишина.

Браун постучал.

– Джонни? – послышался голос.

– Полиция, – сказал Браун.

– Ах!

– Откройте, – сказал Браун.

– Сейчас, секунду.

Браун посмотрел на Клинга. Оба пожали плечами. Они услышали шаги, приближающиеся к дверям, затем – как кто-то возится с дверной цепочкой. Затем услышали, как отперли замок. Дверь открылась. Перед ними стоял худой чернокожий парень в синих джинсах и светло-коричневом свитере.

– Да? – сказал он.

– Эндрю Флит? – сказал Браун и показал ему свой значок и удостоверение.

– Да?

– Вы Эндрю Флит?

– Да?

– Мы хотим задать вам несколько вопросов. Можно войти?

– Да, конечно, – сказал Флит и посмотрел мимо них в сторону лестничной клетки.

– Или вы ждете кого-то?

– Нет-нет, заходите.

Он отступил в сторону, давая им пройти. Они стояли в небольшой кухоньке. Единственное окно, обледенелое по краям, выходило на кирпичную стену дома напротив. В мойке лежала груда немытых тарелок. На столике стояла пустая бутылка от вина. Над головой от стены к стене была натянута бельевая веревка. На ней сушились спортивные шорты.

– Здесь холодновато, – сказал Флит. – Отопление сегодня почти не доходит до нас. Мы уже звонили в мэрию.

– Кто это «мы»? – спросил Браун.

– Ну, один парень из комитета жильцов. Через открытую дверь кухни они могли видеть неубранную постель. На полу у постели лежала куча грязной одежды. На стене над кроватью висела обрамленная картина с Иисусом, воздевшим руку для благословения.

– Вы живете один? – спросил Браун.

– Да, сэр, – сказал Флит.

– У вас всего две комнаты?

– Да, сэр.

Он вдруг стал обращаться к ним «сэр». Они переглянулись: видимо, он боялся чего-то.

– Можно вам задать несколько вопросов? – спросил Браун.

– Конечно. Но... гм... вы знаете, как вы сказали, я как бы кое-кого жду.

– Кого? – спросил Клинг. – Джонни?

– Да, на самом деле, да.

– Кто такой Джонни?

– Мой друг.

– Вы все еще употребляете героин? – спросил Браун.

– Нет-нет. Кто вам сказал?

– Ваш «послужной список», во всяком случае, – сказал Клинг.

– У меня нет «послужного списка». Я в тюрьме не сидел.

– Никто и не говорил, что вы сидели.

– Вас арестовали в июле, – сказал Браун. – Вам было предъявлено обвинение в ограблении первой степени.

– Да, но...

– Вас отпустили, мы знаем.

– Это был условный приговор.

– Потому что вы были несчастным затюканным наркоманом, так?

– Да, мне в ту пору очень не везло, это правда.

– Но больше вы не употребляли?

– Нет. Надо быть психом, чтобы баловаться этим.

– Угу, – сказал Браун. – Так кто этот ваш друг Джонни?

– Просто друг.

– Не дилер случайно?

– Нет-нет. Ладно вам, хватит.

– Где вы были в субботу вечером, Эндрю? – спросил Клинг.

– В прошлую субботу вечером?

– Вернее, в ночь на воскресенье. В два часа ночи. А воскресенье было четырнадцатое число.

– Да, – сказал Флит.

– Что «да»?

– Пытаюсь вспомнить. Почему вы спрашиваете? Что случилось в прошлую субботу вечером?

– Расскажите нам, – сказал Браун.

– В субботу вечером, то есть ночью... – сказал Флит.

– Или в воскресенье утром, если вам так больше нравится.

– В два часа утра... – сказал Флит.

– Ну, вы поняли, – сказал Клинг.

– Я был здесь, по-моему.

– Кто-нибудь был с вами?

– Это статья 220? – спросил Флит, имея в виду раздел уголовного кодекса, определяющий обращение с наркотиками.

– Кто-нибудь был с вами? – повторил Клинг.

– Разве вспомнишь? Это было... Когда? Три дня назад? Четыре?

– Попытайтесь вспомнить, Эндрю, – сказал Браун.

– Пытаюсь.

– Вы помните, как звали того человека, которого вы ограбили?

– Да.

– Как его звали?

– Эдельбаум.

– Вы уверены?

– Да, его звали так.

– Вы видели его с тех пор?

– Да, на суде.

– И, по-вашему, его зовут Эдельбаум, а?

– Да, его зовут Эдельбаум.

– Вы знаете, где он живет?

– Понятия не имеете, где он живет, а?

– Откуда мне знать, где он живет?

– Вы не помните, где его магазин?

– Помню, конечно. На Норт-Гринфилд.

– Но не помните,где он живет, а?

– Да я и не знал никогда. Как же я могу помнить?

–Но если бы вы захотели узнать его адрес, то заглянули бы в телефонную книгу, верно? – спросил Браун.

– Ну конечно, но зачем бы мне это делать?

– Где вы были четырнадцатого февраля в два часа утра? – спросил Клинг.

– Я сказал: я был здесь.

– Кто-нибудь был с вами?

– Если это статья... Хорошо, мы подкуривали, – сказал Флит. – Вы об этом хотели узнать? Отлично, теперь вы знаете. Мы курили травку, и я по-прежнему наркоман. Большое дело! Обыщите квартиру, если желаете. Найдете разве чуток. Слишком мало для ареста, уж это точно. Ну, вперед! Ищите.

– Кто это «мы»? – спросил Браун.

– Что?

– Кто был с вами в субботний вечер?

– Ну, Джонни... Теперь вы довольны? Что же мы тут такое делали, от чего весь мир мог пострадать?

– Джонни... как по фамилии?

Раздался стук в дверь. Флит поглядел на двух полицейских.

– Открой, – сказал Браун.

– Послушайте...

– Открой.

Флит вздохнул и подошел к двери. Он повернул замок и открыл дверь.

– Привет, – сказал он.

Черная девушка, которая стояла в дверях, не могла быть старше шестнадцати. На ней была красная лыжная куртка поверх синих джинсов и сапоги на высоких каблуках. Она была привлекательной, но помада у нее на губах была слишком яркой, щеки ее были густо нарумянены, а глаза были оттенены и подведены по вечернему, хотя был полдень – двадцать минут первого.

– Заходите, барышня, – сказал Браун.

– Что стряслось? – спросила она, сразу узнав в них полицейских.

– Ничего не стряслось, – сказал Клинг. – Не желаете поведать нам, кто вы?

– Эндрю?.. – Она повернулась к Флиту.

– Не знаю, что им нужно, – сказал Флит и пожал плечами.

– У вас есть ордер? – спросила девушка.

– Нам не нужен ордер. Это обычное расследование, и ваш друг пригласил нас в дом, – сказал Браун. – Почему вы спрашиваете про ордер? Вам есть что скрывать?

– Это статья 220? – спросила она.

– Вы оба, кажется, хорошо выучили статью 220, – сказал Браун.

– Век живи – век учись, – пожала плечами девушка.

– Как вас зовут? – спросил Клинг.

Она снова посмотрела на Флита. Флит кивнул.

– Корина, – сказала она.

– А фамилия?

– Джонсон.

Постепенно до них дошло. Вначале просветлело лицо Брауна, а следом за ним – физиономия Клинга.

– Джонни, так?

– Да, Джонни, – сказала девушка.

– Вы самисебя так зовете?

– Если вас зовут Кориной, вы станете себя называть Кориной?

– Сколько вам лет, Джонни?

– Двадцать один, – сказала она.

– Даю вам еще одну попытку, – сказал Клинг.

– Восемнадцать, годится?

– А не шестнадцать? – спросил Браун. – Или еще меньше?

– Я достаточно взрослая, – сказала Джонни.

– Для чего? – спросил Браун.

– Для всего, что мне нужно делать.

– Сколько времени вы работаете на улице? – спросил Клинг.

– Не понимаю, о чем вы говорите.

– Вы проститутка, верно, Джонни? – спросил Браун.

– Кто вам это сказал?

Ее глаза стали холодными и матовыми, как лед на оконном стекле. Руки она теперь держала в карманах лыжной куртки. Клинг с Брауном готовы были поспорить, что она сжимала кулаки.

– Где вы были в прошлую субботу вечером? – спросил Клинг.

– Джонни, они...

– Замолчите, Эндрю! – сказал Браун. – Где вы были, барышня?

– Когдаименно?

– Джонни...

– Я велел вам молчать! – воскликнул Браун.

– В прошлую субботу ночью. В два часа ночи, – сказал Клинг.

– Здесь, – сказала девушка.

– Что вы делали?

– Подкуривали.

– С какой стати? На улице плохо шли дела?

– Шел снег, -со злобой сказала Джонни. – Все хряки попрятались в собственные постельки.

– В котором часу вы пришли сюда? – спросил Браун.

– Я здесь живу,дядя, – сказала она.

– А мы думали, что вы живете здесь один, Эндрю, – сказал Клинг.

– Да, я не хотел никого больше вовлекать. Понимаете?

– Так что вы были здесь всю ночь, а? – спросил Браун.

– Ну, я так не говорила, – ответила девушка. – Я вышла примерно... когда, Эндрю?

– Оставьте в покое Эндрю. Рассказывайте нам.

– Примерно в десять. Приблизительно в это время начинается работа. Но улицы были пусты, как сердце путаны.

– Когда вы вернулись?

– Примерно в полночь. Мы сели за стол около полуночи, верно, Эндрю?

Флит хотел ответить, но Браун остановил его взглядом.

– И вы находились здесь с полуночи до двух? – спросил Клинг.

– Я была здесь с полуночи до следующего утра.Я сказала вам, дядя: я здесь живу.

–А Эндрю не выходил из квартиры в эту ночь?

– Нет, сэр, -сказала Джонни.

– Нет, сэр, – повторил Флит, выразительно кивая.

– Куда вы пошли на следующее утро?

– На улицу. Посмотреть, смогу ли отыграться.

– В какое время?

– Рано. Около одиннадцати часов. Примерно так.

– Удалось отыграться?

– Снег затрудняет всякое движение. – Она говорила не про дорожное движение. – Клиенты приезжают из Флориды. Как только они оказываются в Северной Каролине, они уже по колено в снегу. В такую погоду не везет в двух ремеслах: путанам и торговцам травкой.

Браун мог назвать еще пару-другую профессий, кому не везет в такую погоду.

– Берт, – сказал он.

Клинг глянул на парня с девушкой.

– Поехали отсюда, – сказал он.

Они прошли по улице молча. Два старика по-прежнему грели руки у огня. Когда Клинг завел мотор, печка снова залязгала.

– Похоже, они чистые, ты как думаешь? – спросил Браун.

– Да, – сказал Клинг.

– Он даже перепутал фамилиютого человека, – сказал Браун.

Они ехали в сторону центра молча. Приближаясь к участку, Браун пробормотал:

– Просто плакать хочется.

Клинг понял, что тот говорит вовсе не о том, что в расследовании убийства Эдельмана они не продвинулись ни на йоту.