Текст книги "Лёд"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Коттон Хейз, который приехал на вызов вместе с ним, рассказал Клингу, что он сам впервые услышал это выражение в Новом Орлеане, и оно означало, конечно, «пырнуть». Пугану звали Анни Хэлмс. В тот момент, когда жена жертвы повторила то, что приговаривала Анни, вспарывая руку своему бывшему дружку, Клинг щелкнул пальцами.

Он находился здесь сегодня, несмотря на свой выходной, потому что: 1) он жил только в шести кварталах отсюда в маленькой квартирке в тени моста Калмз-Пойнт; 2) он не мог допросить вдову Марвина Эдельмана до завтра, потому что она находилась в пути домой с Карибского моря после звонка дочери – та известила ее, что вчера был убит Эдельман; 3) больше ему практически нечего было делать по поводу убийства, пока в лаборатории Гроссмана не получат информацию об оружии, которое было использовано при убийстве; 4) он знал, что отдел установления личности был открыт семь дней в неделю (хотя мэр грозил урезать финансирование), и он надеялся раздобыть фотокарточку Анни Хэлмс, которую мог бы затем показать тому, кого она пырнула, и его жене, которая видела все это, надеясь на положительное установление личности, – этого будет достаточно для ареста.

Вот почему он находился здесь.

Он не сказал Гроссману, почему он здесь, хотя было начал рассказывать... Эта история с треугольником «моряк – жена – бывшая подружка» напомнила ему сцену в спальне, в квартире, где Клинг жил с Огастой, их собственный треугольник, обнаженную Огасту, нелепо прижимающую одеяло к груди, пряча свой стыд и наготу от мужа, ее широко раскрытые зеленые глаза, спутанные волосы, капельки пота на великолепных скулах, ее дрожащие губы. Рука Клинга с пистолетом тоже дрожала. Мужчина, который был рядом с Огастой, – третья сторона треугольника, – был в трусах и тянулся к брюкам, сложенным на стуле. Он был невысокого роста, волосатый, похож на Дженеро, у него были вьющиеся черные волосы, широко раскрытые от ужаса карие глаза, но он не был Дженеро, он был любовником Огасты. Он обернулся от стула со сложенными брюками и только сказал: «Не стреляйте».

И Клинг навел на него пистолет.

"Надобыло выстрелить, – подумал теперь Клинг. – Если бы я застрелил его, то сейчас бы жил без стыда. Тогда бы мне не пришлось прерывать свой рассказ про моряка-голландца и его подружку из опасения, что даже такой приличный человек, как Сэм Гроссман, вспомнит и подумает: «Ах, ну, конечно же, Клинг и его жена, которая его обманывала. Конечно же, Клинг ничего не сделал, не пристрелил того, кто...»

– Эй, привет! – услышал он.

Он шел к лифту, склонив голову, глядя в мраморный пол. Он не узнал ее голоса, он даже не понял вначале, что она обращается к нему. Но он поднял глаза, потому что кто-то преградил ему дорогу. Этим «кем-то» была Эйлин Берк.

На ней был простой коричневый костюм с зеленой блузкой. Зеленой – под цвет ее глаз. Длинные рыжие волосы не закрывали лица; она прямо стояла в туфлях-лодочках на высоком каблуке, которые были слегка темнее костюма. У нее была сумка через плечо, и он увидел в сумке дуло пистолета между скомканных салфеток «Клинекс». Фото, забранное в пластиковую карточку-пропуск, прикрепленную к лацкану костюма, изображало также Эйлин Берк, но помоложе, в рыжих кудряшках. Она улыбалась – на фото и сама лично.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она. – Никто сюда не приходит в воскресенье.

– Мне нужно фото из отдела установления личности, – ответил он. Казалось, она ждала, что он скажет дальше. – Ну, а ты?

– Я здесь работаю. В особой части штабного дивизиона. Прямо на этом этаже. Заходи на чашку кофе. – Ее улыбка стала шире.

– Нет, спасибо, я тороплюсь, – сказал Клинг, хотя вовсе не спешил.

– Ладно. – Эйлин пожала плечами. – На самом деле я рада, что встретила тебя. В любом случае я собиралась позвонить тебе попозже.

– Да? – спросил Клинг.

– Мне кажется, я потеряла сережку. У вас или в прачечной, где я встречалась с Трусоватым. Если в прачечной, то пиши пропало. Если в комнате детективов или в машине, когда ты меня подвозил вчера...

– Да, – сказал Клинг.

– Это была простенькая золотая сережка, как монетка в двадцать пять центов. Обычная такая сережка, с какой можно пойти в прачечную.

– С какого уха? – спросил он.

– С правого, – сказала она. – А какая разница? То есть она была на правом ухе, но серьги можно вешать на любое ухо, так что...

– Да, верно, – сказал Клинг. Он смотрел на ее правое ухо, или на что-то за ухом, или на что-то еще. Он только не смотрел ей в лицо, стараясь не встретиться с ней взглядом. «Что с ним происходит?» – подумала она.

– Ладно, погляди там, хорошо? – сказала она. – Если найдешь, позвони. Я в особой части, ты знаешь, но я не сижу на месте... Просто передай, что звонил. Если найдешь. – Она поколебалась. – Итак, это праваясережка. Если найдешь левую,значит, не моя. – Она улыбнулась. Он не улыбнулся в ответ. – Ладно, увидимся в бильярдной, – сказала она, помахала на прощание рукой, повернулась на каблуках и пошла прочь.

Клинг нажал кнопку лифта.

* * *

Тина Вонг бегала трусцой по парку в снежную погоду и, когда вернулась, с удивлением увидела детективов – они ждали ее в вестибюле дома. На ней был серый спортивный костюм «Найк» и вязаная шапочка, но не такая цветастая, какую Мейер получил в подарок от жены. Ее кроссовки были мокрые, так же, как и рейтузы.

– Ax! – сказала она и почему-то оглянулась, будто поставила машину в неположенном месте.

– Извините за беспокойство, мисс Вонг, – сказал Мейер. На нем не было той шапочки, что связала жена и подарила ему на Валентинов день. На нем была мягкая синяя шляпа, в которой вид его был более стильный.

– Мы хотели задать несколько вопросов, – объяснил Карелла. Они ждали в вестибюле около сорока минут. Консьерж в доме Тины предложил им подождать, пока «мисс Вонг набегается».

– Пожалуйста. – Тина указала им на кучу мебели, собранной у искусственного камина. В вестибюле было очень жарко. Лицо Тины раскраснелось от холода и от бега. Она сбросила вязаную шапочку и тряхнула волосами. Все трое сидели на стульях у искусственного камина. Консьерж находился у пульта с другой стороны вестибюля и читал заголовки в утренней газете. Слышался механический шум; детективы не могли угадать, откуда он шел. В вестибюле пахло влажной одеждой. За стеклом входных дверей дул сильный ветер.

– Мисс Вонг, – сказал Карелла, – когда мы говорили с вами вчера, вы помните, мы вас спрашивали, не употребляла ли Салли кокаин?

– Угу, – кивнула Тина.

– И помните, вы сказали нам...

– Я сказала, что, насколько мне известно, не употребляла.

– Означает ли это, что вы никогда не видели,как она употребляла кокаин?

– Никогда.

– Означает ли это также, что она никогда не говорила с вами об этом?

– Никогда.

– Стала быона говорить с вами об этом?

– Мы были близкими подругами. Нет ничего ужасного в том, чтобы изредка нюхнуть чуток. Думаю, если бы она употребляла кокаин, то сказала бы мне об этом.

– Но она не сказала.

– Нет, не сказала.

– Мисс Вонг, по показаниям Тимоти Мура, Салли Андерсон отправилась на какую-то вечеринку в воскресенье вечером. К кому-то по имени Лонни. Черной танцовщице в шоу.

– Да? – сказала Тина.

– А вы были на той вечеринке?

– Да, была.

– Но мистера Мура там не было.

– Нет, не было. Ему надо было заниматься. Накануне Нового года он принял решение...

– Да, он говорил нам. В тот вечер вы не заметили, чтобы мисс Андерсон нюхала кокаин?

– Нет.

– А другие?

– Не понимаю, о чем вы говорите.

– Там были другие члены труппы?

– Да, конечно.

– Вы помните, когда мы говорили вчера, вы упоминали, что кое-кто в труппе употребляет кокаин.

– Да, я могла так сказать.

– Вы сказали, что некоторые употребляют чуточку кокаина, время от времени.

– По-моему, я так говорила.

– Кто-нибудь из них употреблял кокаин в воскресенье? Вы заметили?

– Я не уверена, что должна отвечать на этот вопрос, – сказала Тина.

– Почему нет? – спросил Мейер.

– Почему вы вообще думаете, что Саллинюхала кокаин?

– Нюхала? -тотчас спросил Карелла.

– Я сказала, что мне об этом неизвестно. Но все ваши вопросы... Да какая разница, употребляла она кокаин или нет? Ее убили. При чем тут кокаин"!

–Мисс Вонг, у нас есть основания полагать, что она употребляла кокаин.

– Откуда? Какие основания?

– Мы провели опыты с остатками в сумке.

– И они оказались кокаином?

– Мы практически уверены в этом.

– Что это означает? Был кокаин или не был?

– Опыты не были исчерпывающими, но из того, что...

– Значит, это могло быть что угодно,так? Пудра или...

– Нет, это не пудра, мисс Вонг.

– Почему вы так стремитесь доказать, что она употребляла кокаин?

– Вовсе не стремимся. Мы просто хотим узнать, кто ещеего употреблял.

– Откуда мнезнать, кто еще употреблял?

– Когда мы говорили с вами вчера...

– Вчера я не знала, что наш разговор превратится в допрос третьей степени.

– Это не допрос третьей степени, мисс Вонг. Когда мы говорили с вами вчера, вы сказали – по-моему, я правильно запомнил – «обыкновенно, когда с кем-то делаешь шоу, отлично себе представляешь, кто чем пользуется». Разве вы не так сказали?

– Я в точности не помню, что говорила.

– Но вы имели в виду это?

– Полагаю, да.

– Хорошо. Если вы отлично себе представляете, кто чем пользуется, то расскажите нам об этом.

– Ради чего? Чтобы навлечь неприятности на приличных людей без всякой на то причины?

– На какихприличных людей? – спросил Карелла.

– Я не знаю никого, кто имеет дело с наркотиками.

– Вчера вы говорили иначе.

– А сейчас я говорю так. – Она пристально посмотрела на них. – Кажется, мне следует позвонить моему адвокату.

– Мы не ищем здесь наркотики, – сказал Мейер.

– Не знаю, что вы ищете, но от меня вы этого не получите.

– Вашу лучшую подругу убили, – мягко укорил Карелла.

Она посмотрела на него.

– Мы пытаемся найти человека, который сделал это.

– Никто из шоу не делал этого.

– Откуда вы знаете?

– Я не знаю. Я только знаю... – Она умолкла, скрестила руки на груди и упрямо выставила подбородок. Карелла посмотрел на Мейера. Мейер кивнул едва заметно.

– Мисс Вонг, – сказал Карелла, – то, что вы рассказали вчера, дает нам основания полагать, что вы знаете, кто из труппы употребляет кокаин. Мы расследуем дело об убийстве. Мы можем вызвать вас в суд, где перед большим жюри присяжных вам придется отвечать на те же вопросы, что задаем вам мы...

– Нет, не можете, – сказала она.

– Можем, – сказал Карелла, – и мы вызовем вас, если вы будете отказываться...

– Мы что, в России? – спросила Тина.

– Мы в Соединенных Штатах, – сказал Карела. – У вас – вашиправа, а у нас – наши.Если вы откажетесь отвечать перед большим жюри, вас задержат за неуважение к суду. Выбирайте.

– Я просто не могу поверить в это, – сказала она.

– Это так. Если вы знаете, кто употребляет наркотики...

– Я ненавижу, когда так называемые мужчины выкручивают руки слабой женщине! – воскликнула Тина.

Оба детектива молчали.

– Это тактика мафии, – сказала Тина.

Они опять промолчали.

– Как будто это вообще имеет хоть какое отношение к тому, кто убил Салли. – Тина нервно поправила волосы.

– Пойдем, Мейер. – Карелла встал.

– Постойте, – сказала Тина.

Он не стал садиться.

– На той вечеринке нюхали примерно полдюжины человек.

– Кто-нибудь из труппы?

– Да.

– Кто?

– Салли, конечно.

– Кто еще?

– Майк.

– Майк? Кто это?

– Ролдан. Мигель Ролдан.

– Спасибо, – сказал Карелла-.

– Если вы причините ему неприятности...

– Мы не собираемся причинять ему неприятности, – сказал Мейер. – Насколько хорошо Салли Андерсон знала вашего продюсера?

Вопрос застал ее врасплох. Она широко открыла глаза. Секунду она колебалась.

– Алана? – спросила она.

– Алана Картера, – кивнув, сказал Карелла.

– Почему вы спрашиваете?

– Салли не говорила о нем ничего, что касалось бы не только его профессиональной деятельности?

– Не понимаю, что это значит.

– Я думаю, вы понимаете, что это значит, мисс Вонг.

– Вы спрашиваете, не было ли между ними связи?Не смешите меня.

– Почему вы думаете, что это смешно, мисс Вонг?.

– Потому что... Ну, у нее был дружок. Вы знаетеоб этом, я говорила вам вчера.

– Почему это должно исключать связь с мистером Картером?

– Я просто знаю, что между ними ничего не было.

– Откуда вы это знаете?

– Ну, некоторые вещи просто знаешь.

–Вы когда-нибудь видели их вместе?

– Конечно.

– Вне театра, я хочу сказать.

– Иногда.

– Когда вы видели их в последнийраз?

– В воскресенье вечером.

– При каких обстоятельствах?

– Он был на вечеринке у Лонни.

– Это у вас обычное дело? Чтобы продюсер шоу приходил на вечеринку, которую дает танцовщица?

– Вы, кажется, не успокоитесь, пока всехне втянете в неприятности?

– Кого мы теперь втягиваем в неприятности? – спросил Мейер.

– Алан был со мной, -проговорила Тина сквозь зубы. – Япозвала его на вечеринку.

Детективы переглянулись, не понимая.

– Он женат,теперь ясно? – сказала Тина.

* * *

В данный момент они хотели переговорить только с двумя людьми, связанными с шоу.

Первым был Мигель Ролдан – так совпало, что он оказался латиноамериканцем и к тому же употреблял кокаин. Салли Андерсон нюхала кокаин, а Пако Лопес был «латиносами». Они хотели спросить Ролдана, где он добывал порошок и где брала порошок Салли, не в одном и том же месте? И не было ли это место, по случаю, собственной лавкой сладостей Пако Лопеса? Вторым человеком был Алан Картер, женатый продюсер «Жирной задницы». У него, в соответствии с показаниями Тины Вонг, был маленький закулисный романчик с танцовщицей-китаянкой, возникший в сентябре, когда они разглядели друг друга на приеме по случаю премьеры шоу. Детективы хотели спросить Картера, почему он думал, что Салли Андерсон – «рыжая малышка»? Не было ли у Картера еще одной внебрачной связи с танцовщицей-блондинкой? Если не было, то зачем он так старался показать, что едва помнит ее? Они ничего не спрашивали у Тины по поводу видимого смущения Картера. Если былакакая-то связь между ним и погибшей девушкой. Тина вполне могла и не знать об этом, и в этом случае они не хотели его настораживать. Они интуитивно чувствовали, что он лжет, утверждая, что не помнит Салли Андерсон. Теперь они хотели выяснить, почемуон лжет.

Им не удалось выяснить это к вечеру в воскресенье.

Консьерж в доме, где проживал Картер (Гровер-Вест), сказал детективам, что они с миссис Картер уехали около четырех вечера. Он не знал, куда и когда они вернутся. Он высказал предположение, что мистер Картер уехал опять в Филадельфию, но это не увязывалось с тем фактом, что супруги уехали в лимузине с шофером. Мистер Картер обыкновенно ездил в Филадельфию поездом и, кроме того, всегда отправлялся один. Едва ли он поехал в Филадельфию, размышлял Карелла. Вчера по телефону Картер сказал, что не поедет в Филадельфию до вечера в среду.

Детективы отправились через город туда, где Мигель Ролдан жил с Тони Асенсио, другим танцором-латиноамериканцем из шоу. Дома никого не было, не было также и консьержа, который мог бы сказать что-либо по поводу их отсутствия.

Карелла пожелал спокойной ночи Мейеру в десять минут седьмого и только тогда вспомнил, что еще не купил подарок для Тедди. Он шагал по улице Стем, пока не нашел открытого магазина белья. Там были трусики с «особенным» вырезом и еще несколько видов таких, которые можно поедать, как конфеты. Он решил, что это не совсем то, и потом еще провел в поисках подарка целый час, пока не остановил свой выбор на коробке шоколадных конфет в форме сердца. У него было чувство, что он обижает Тедди.

В ее глазах и на лице не было разочарования, когда он вручил подарок. Он объяснил, что это только предварительный подарок и что он купит ей настоящийподарок, когда ему станет немного полегче расследовать последнее дело. Он не знал, когда это произойдет, но дал себе обещание, что непременно купит ей завтра что-нибудь фантастическое. Он еще не знал, что дело принимало своеобразный оборот и что он узнает об этом на другой день, в результате чего ему снова придется отложить свои грандиозные планы.

За обедом десятилетняя Эйприл жаловалась, что получила только одну открытку на Валентинов день, да и та – от олуха. Она произнесла это слово, скривив лицо в точности, как Тедди: темные глаза и темные волосы, красивый рот, выражающий полное презрение. Ее десятилетний брат Марк, который на Кареллу был похож больше, чем на мать или на сестру-близняшку, высказал предположение, что пославший открытку Эйприл долженбыть олухом. Тогда Эйприл схватила недоеденную свиную отбивную за косточку и воинственно подняла ее над головой, как топорик. Карелла утихомирил их. Фанни пришла с кухни и невзначай заметила, что это те самые отбивные, которые она вынула из морозилки вчера, и она надеялась, что на вкус они хорошие и что никто в семье не заработает трихиноз. Марк пожелал узнать, что такое трихиноз.Фанни сказала, что это связано с «касуле», и подмигнула Карелле.

Дети легли спать в девять.

Некоторое время Стив и Тедди смотрели телевизор, а потом пошли в спальню. Тедди находилась в ванной комнате, казалось, необыкновенно долго. Карелла решил, что она злится. Когда она вернулась из ванной, на ней был халат поверх ночной рубашки. Обыкновенно она не бывала такой скромной в их собственной спальне. Он все больше и больше стал думать, что коробка конфет, в которой на обратной стороне крышки даже не был изображен ассортимент, не понравилась ей. Таким глубоким было его собственное чувство вины («Итальянцы и евреи, – бывало, говорил Мейер, – самые виноватые люди на земле»), что он не вспомнил, пока она не откинула в темноте одеяло и не забралась в постель рядом, что онане преподнесла ему ничего вообще.

Он включил ночник.

– Милая, – сказал он, – прости. Я знаю, я должен был сделать это раньше. Глупо, что я отложил это на последнюю минуту. Обещаю тебе, что завтра...

Она приложила пальцы к его губам, чтобы он замолчал.

Она села.

Она спустила тесемку ночной рубашки.

При свете ночника он увидел ее плечо. Там, где прежде была татуировка – единственная черная бабочка, которая появилась так давно, что теперь даже трудно вспомнить, когда, – теперь он увидел двебабочки. Новая – чуть больше первой, ее крылья – ярко-желтые с черными краями. Новая бабочка порхала над первой, словно целуя ее крылышками.

Его глаза вдруг наполнились слезами.

Он притянул ее к себе и крепко поцеловал. Их слезы смешались – как бабочки на плече.

Глава 8

Для некоторых все еще был Валентинов день.

Многие люди не согласны с тем, что день кончается в полночь. Для них день кончается тогда, когда они ложатся спать. А с утра, когда они встают, начинается новый день. Двое, считавших, что Валентинов день еще не кончился, были брат Антоний и Толстуха. Хотя уже пробил час ночи, они по-прежнему считали, что День влюбленных продолжается, – тем более что им удалось выяснить, как звали подружку Пако Лопеса. На самом деле они узнали ее имя, пока еще былДень святого Валентина, и они посчитали это хорошим знаком. Но только в час ночи брат Антоний постучался в дверь квартиры Джудит Квадрадо.

Если к вам в этом районе города постучатся в час ночи, ничего хорошего не ждите. Скорее всего это полиция: вам хотят задать несколько вопросов о преступлении, совершенном в вашем доме. Или, возможно, это ваш друг или сосед пришел рассказать, что его близкий покалечил кого-то либо, наоборот, что покалечили близкого. В любом случае ничего хорошего не ждите. В этом районе города знали, что стук в дверь в час ночи не означает, что пришел грабитель или взломщик. Воры не стучатся в двери. В этом районе воры знают, что в дверях обычно стоят два замка да еще здесь принято устанавливать замки с вертикальным запором. Брат Антоний знал, что напугает того, кого разбудит в час ночи. Именно поэтому они с Эммой дождались часа ночи, хотя имя и адрес они узнали еще в десять вечера.

– Кто там? – спросила Джудит за дверью.

– Друзья, – сказал брат Антоний.

– Друзья? Кто? Какие друзья?

– Пожалуйста, откройте дверь, – сказал он.

– Уходите, – сказала Джудит.

– У нас важный разговор, – сказала Эмма.

– Кто вы?

– Приоткройте дверь, – сказала Эмма, – и увидите.

Они услышали, как женщина отпирала замки. Вначале один, потом другой. Дверь приоткрылась на щелку, далее не пускала цепочка. В щелку они увидели бледное лицо женщины. Позади нее горел свет на кухне.

– Dominus vobiscum, – сказал брат Антоний.

– У нас есть деньги для вас, – сказала Эмма.

– Деньги?

– От Пако.

– Пако?

– Он сказал, чтобы мы отдали вам деньги, если с ним что-нибудь случится.

– Пако? – снова переспросила Джудит. Она не видела Пако в течение двух месяцев до убийства. Пако оставил шрамы у нее на груди, сукин сын. Что это еще за священник перед дверью? Кто эта жирная женщина, которая говорит, что у них для нее деньги? Деньги от Пако? Невозможно.

– Уходите, – снова сказала она.

Эмма взяла пачку купюр, лежавших в блокноте, – остаток денег, которые брат Антоний забрал у бильярдного шулера. Она видела, как у Джудит расширились глаза.

– Это вам, – сказала Эмма. – Откройте дверь.

– Если это мне, то отдайте, – сказала Джудит. – Для этого не надо открывать дверь.

– Ладно, – сказал брат Антоний, останавливая руку Эммы. – Ей не нужны эти деньги.

– А сколько там денег? – спросила Джудит.

– Четыреста долларов, – сказала Эмма.

– И Пако сказал, что хочет, чтобы я их получила?

– За то, что он с тобой сделал, – понизив голос и опустив глаза, сказала Эмма.

– Постойте, – сказала Джудит.

Дверь закрылась. Они ничего не слышали. Брат Антоний пожал плечами. Эмма тоже пожала плечами. Им дали неверные сведения? Человек, рассказавший им про Джудит, был ее кузеном. Он сказал, что она жила с Пако перед тем, как его убили. Он сказал, что Пако прижигал сигаретами ее груди. Это была одна из причин, почему брат Антоний предложил позвонить ей в дверь в час ночи. Брат Антоний считал, что ни одна женщина не позволит жестоко обращаться с собой, если только это не очень запуганная женщина. Но где она? Куда она пошла? Они ждали. Наконец они услышали, как снимают цепочку. Дверь широко открылась. Джудит Квадрадо стояла в дверях с пистолетом в руке.

– Заходите, – сказала она и гостеприимно поманила их пистолетом.

Брат Антоний не ожидал встречи с пистолетом. Он поглядел на Эмму.

– No hay necesidad de la pistola[5]5
  Нет необходимости в пистолете (исп.).


[Закрыть], – сказала Эмма. Брат Антоний не понял этой фразы. До последней минуты он не подозревал, что Эмма может говорить по-испански.

– Hasta que yo sepa quien es usted[6]6
  Пока я не узнаю, кто вы (исп.).


[Закрыть], – сказала Джудит и снова помахала пистолетом.

– Хорошо, – ответила по-английски Эмма. – Но толькопока вы не узнаете, кто мы. Я не люблю делать одолжение женщинам с оружием.

Они прошли в квартиру. Джудит закрыла дверь и заперла. Они находились в небольшой кухне. Холодильник, мойка и плита стояли у одной стены под окошком, выходившим в проход между домами. Окошко было закрыто, стекло по краям обледенело. В правом углу стоял стол с белой клеенкой и около него – два стула.

Брату Антонию не понравилось выражение лица Джудит. Она не была похожа на испуганную женщину. Она была похожа на женщину, которая владеет ситуацией. Ему пришло в голову, что они совершили ошибку, явившись сюда. Брат Антоний подумал, что они потеряют остаток денег, которые он забрал у бильярдного шулера. Он решил, что мысли, которые рождались у них с Эммой, не всегда так уж были хороши. Ростом Джудит была, вероятно, пять футов шесть дюймов, она была изящной темноволосой девушкой, только нос был чуть великоват для ее узкого личика. На ней был темно-синий халат. Она заставила их так долго ждать, потому что надевала халат и доставала пистолет, решил брат Антоний. Ему не понравился вид пистолета. Он не дрожал у нее в руке. Ей приходилось пользоваться пистолетом раньше, он чувствовал это. Она не будет колебаться, чтобы выстрелить. Ситуация казалась очень плохой.

– Итак, – сказала она, – кто вы?

– Я – брат Антоний.

– Эмма Форбс, – представилась Эмма.

– Откуда вы знаете Пако?

– Какая жалость, что с ним приключилось такое несчастье!, – сказала Эмма.

– Откуда вы его знаете? – спросила Джудит снова.

– Мы старые друзья, – сказал брат Антоний. Его по-прежнему беспокоило, что она держала пистолет такой твердой рукой. Пистолет не был похож на какой-нибудь дешевый – из тех, что были в ходу. Этот был по меньшей меретридцать восьмого калибра. Такой мог проделать весьма заметную дырку в рясе.

– Если вы были друзьями Пако, почему я не знаю тебя?

– Мы были в другом месте, – сказала Эмма.

– А как же вы получили деньги, если вы были в другом месте?

– Пако нам оставил. В квартире.

– В какой квартире?

– Там, где мы живем.

– Он оставил их мне?

–Он оставил их вам, – сказала Эмма. – И записку.

– Где записка?

– Где записка, святой брат? – спросила Эмма.

– В квартире, – сказал брат Антоний, изображая раздражение. – Я не знал, что нам нужна записка.Мне не пришло в голову, что нужно брать с собой записку,когда собираешься отдавать четыреста долларов...

– Ну так отдавайте, – сказала Джудит и протянула руку.

– Уберите пистолет, – сказала Эмма.

– Нет, вначале отдайте деньги.

– Отдай ей деньги, – сказал брат Антоний. – Это ее деньги. Пако хотел, чтобы мы отдали ей деньги.

Их глаза встретились. Джудит не заметила взгляда, которым они обменялись. Эмма подошла к столу и положила купюры веером на клеенку. Джудит повернулась, чтобы взять деньги со стола, и тут брат Антоний шагнул к ней и влепил ей кулаком по носу. И до этого ее нос был не слишком красив, а теперь из него брызнула Кровь. Брат Антоний вычитал где-то, что удар в нос очень болезнен и высокоэффективен. При этом из носа хлещет кровь, и люди пугаются ее вида. Когда из ее носа полилась кровь, Джудит забыла про пистолет. А брат Антоний схватил ее запястье, завел руку назад и вырвал пистолет.

– Очень хорошо, – сказал он.

Джудит прижала руку к носу. Кровь вытекала из носа сквозь пальцы. Эмма взяла полотенце для посуды и кинула ей.

– Оботрись, – сказала она.

Джудит всхлипывала.

– И перестань плакать. Никто не будет тебя бить.

Джудит не вполне поверила. Ее ужеударили. Она сделала ошибку, что, даже имеяпистолет, открыла дверь в час ночи. А теперь пистолет был в руках монаха: «жирная» собирала деньги со стола и запихивала обратно в сумку на плече.

– Что вы хотите? – спросила Джудит. Она прижимала полотенце к носу. Полотенце становилось красным. Нос болел. Она заподозрила, что монах сломал его.

– Сядь, – сказал брат Антоний. Теперь он улыбался: ситуация снова была в его руках.

– Сядь, – повторила Эмма.

Джудит села за стол.

– Дайте мне лед, – сказала она. – Вы сломали мне нос.

– Принеси ей лед, – сказал брат Антоний.

Эмма пошла к холодильнику. Она вытащила ванночку со льдом и вытрясла лед в мойку. Джудит передала ей запятнанное кровью полотенце, и Эмма завернула в него несколько кубиков льда.

– Вы сломали мне нос, – снова сказала Джудит, взяла полотенце и приложила завернутый лед к носу. С улицы доносилась сирена «Скорой помощи». Она подумала, не придется ли ей вызывать «Скорую помощь».

– Кто были его клиенты? – спросил брат Антоний.

– Что? – Вначале она не поняла, о ком он говорит. Потом она сообразила, что он спрашивает про Пако.

– Его клиенты, -сказала Эмма. – Те, кому он продавал.

–Вы имеете в виду Пако?

– Ты знаешь, кого мы имеем в виду, – сказал брат Антоний. Он сунул пистолет в карман спереди рясы и сделал знак Толстухе. Эмма снова начала рыться в сумке. На одну секунду Джудит подумала, что они отпустят ее. Монах убрал пистолет, а «жирная» копалась у себя в сумке. Они собирались отдать ей деньги в конце концов. Но, когда Эмма извлекла руку из сумки, в ней было что-то длинное и узкое. Большой палец Толстухи пошевелился, и, блеснув, раскрылась опасная бритва. Джудит боялась бритвы пуще пистолета. В жизни в нее никогда не стреляли, но резали ее много раз, и однажды ее порезал даже Пако. На плече у нее был шрам. Этот шрам был менее уродлив, чем отметины, которые он выжег сигаретами у нее на груди.

– Кто были его клиенты? – снова спросил брат Антоний.

– Я его почти не знала, – сказала Джудит.

– Ты с ним жила, – сказала Эмма.

– Это не означает, что я знала его, – сказала Джудит, что по-своему было ужасной правдой.

Она не хотела говорить, кто были клиенты Пако, потому что егоклиенты теперь стали ееклиентами – по крайней мере станут,как только она сведет все концы воедино. Она вспомнила имена всех двенадцати потребителей наркотиков. Их вполне хватало, чтобы она смогла обеспечить себе роскошную, по ее мнению, жизнь. Их было достаточно, чтобы она решила купить пистолет, прежде чем взяться за это предприятие. Слишком много было на свете негодяев, вроде Пако. Но теперь пистолет находился в руках монаха, а Толстуха медленно поворачивала бритву в руке, так что лезвие отсвечивало. Джудит подумала, что все в жизни по-своему повторяется. Вспомнив о том, что Пако сделал с ее грудью, левой рукой она инстинктивно запахнула халат. Брат Антоний заметил ее жест.

– Кто его клиенты? – спросила Эмма.

– Не знаю. Какие клиенты?

– Для сладкой пудры, – сказала Эмма и приблизилась к ней с бритвой.

– Я не знаю, что означает «сладкая пудра», – сказала Джудит.

– Это такая пудра, дорогая, – сказала Эмма, поднося бритву к ее лицу, – которую нюхают носом.Но у тебя носабольше не будет, если сейчас же не скажешь кто они.

– Нет, лицо не надо, – сказал брат Антоний почти шепотом. – Только не лицо.

Он улыбнулся Джудит. И снова на какую-то секунду Джудит подумала, что он отпустит ее. Толстуха казалась угрожающей, но монах, конечно...

– Сними халат, – сказал брат Антоний.

Она поколебалась. Она убрала полотенце от носа. Казалось, кровь уже не текла так сильно. Она снова приложила полотенце. Даже боль, казалось, утихает. Может быть, и не так все плохо. Может быть, если она просто будет делать, что они хотят, поиграет с ними... Конечно же, «жирная» не станет отрезать ей нос... Неужели имена клиентов Пако так важны для них? Станут ли они так сильно рисковать из-за малого? В любом случае теперь это были ее собственные клиенты, будь они прокляты! Она отдаст им все, что они ни попросят, но только не имена, которые для нее были билетом туда, где, по ее мнению, была свобода. Она не знала, какого рода эта свобода. Просто свобода. Она никогда не скажет им их имена.

– Почему вы хотите, чтобы я сняла халат? – спросила она. – Что вы от меня хотите?

– Имена клиентов, – сказала Эмма.

– Вы хотите увидеть мое тело? – спросила она. – Так?

– Назови клиентов, – сказала Эмма.

– Ты хочешь, чтобы я отсосала? – спросила она брата Антония.

– Снимай халат, – сказал брат Антоний.

– Потому что если ты хочешь...

– Халат, – сказал он.

Она посмотрела на него. Она попробовала прочесть его намерения в его глазах. Пако говорил ей, что она работала головой лучше любой другой проститутки. Если бы она добралась до монаха...