Текст книги "Мой любимый судья (ЛП)"

Автор книги: Эбби Нокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Глава 8

Филипп

Люди выглядят так, словно увидели привидение.

Но это всего лишь я. Я – признак эксперта по выпечке хлеба, а сегодня именно такой день.

Никому из этих конкурсантов лучше не демонстрировать ничего меньшего, чем совершенство, иначе наступит судный день.

За исключением Хлои. По ее собственному признанию, она с честью провалит этот раунд. У меня есть совершенно особый тип оценивания, ожидающий ее, и только.

Но с этим придется подождать до завтра, после дня торта.

Я подсчитываю в уме, что до этого еще тридцать часов. Боже милостивый, как продержусь так долго?

О чем я думал, заходя к ней в комнату прошлой ночью?

И теперь мой член угрожает уничтожить мои брюки, если я его не освобожу¹.

Я объясняю правила: каждый пекарь должен создать из своего хлеба трехмерное произведение искусства. Хлоя, конечно же, единственная, кто подпрыгивает от волнения на своем рабочем месте.

Сегодня на ней фартук в тонкую полоску с оборками, а волосы собраны в два пучка, скрепленных блестящими заколками. Ее укороченный топ в сочетании с очень короткой клетчатой юбкой делает ее намного моложе, чем она есть на самом деле. Она похожа на школьную секс-бомбу, просто чтобы усугубить для меня ситуацию. Она издевается надо мной из-за моих опасений по поводу нашей разницы в возрасте. Пока она работает, вижу мягкость ее бедер, чуть выступающих над поясом. Мне так сильно хочется вцепиться в эту плоть, перегнуть ее через рабочее место и взять сзади, что приходится прикусить язык. Сильно. Я в равной степени расстроен и раздражен. Если она хочет помучить человека в клетке, она делает это совершенно правильно.

Мне нужно прогуляться, чтобы остыть. Возможно, придется прыгнуть в озеро.

– Филипп! – кричит мне вслед режиссер и я знаю почему. Предполагается, что я буду готов представить «говорящей голове» видеоматериал о конкурсе и о том, чего я ожидаю. Для этого будет уйма времени после того, как получу некоторое облегчение.

Я стою под душем во второй раз за это утро, стиснув зубы, глаза закатываются, когда сжимаю свой член с мыслями о ней. Она довела меня до такого состояния. Ее образ в этом наряде и дурацкие хвостики доконали меня. Она прекрасно знает, что делает. Когда она наклонилась, чтобы включить духовку, широко раздвинув ноги для моего удобства, я смог увидеть всю промежность ее мокрых трусиков.

Кончать в одиночестве в душе – это совсем не то, но все же какое-то облегчение. Я не удовлетворен сейчас и не буду удовлетворен до тех пор, пока этот прелестный маленький лепесток не сядет верхом на мой член. Пока я не наполню ее своей спермой.

Я попросил ее быть сегодня хорошей девочкой и посмотрите, что она со мной сделала.

Я довел себя до оргазма и все еще не удовлетворен. Все, что вижу, – эти мягкие, пухлые губы. Я все еще чувствую их. Мое тело помнит каждый мягкий изгиб Хлои, прижатый ко мне.

Возьми себя в руки, мужик. Ты обещал ей, что ее первая ночь будет особенной, и, черт возьми, лучше бы так и было. А теперь возвращайся на съемочную площадку и делай то, что должен.

Мне приходится сделать три дубля с режиссером, прежде чем ему понравится моя часть «говорящей головы». К счастью, я помню, зачем я здесь. Оставшиеся часы наблюдения за тем, как конкурсанты пекут хлеб, оказываются увлекательными. В конце концов, это то, чем мне нравится заниматься.

Вскоре аромат свежеиспеченного хлеба наполняет бальный зал, и я чувствую себя в своей стихии, проявляя особую осторожность и избегая любого физического контакта с Хлоей. Каждый раз, когда подхожу к ней, ее искра угрожает выдать нас.

Смешки с другого конца зала привлекают мое внимание к ней, несмотря на все мои усилия. Я оглядываюсь и вижу, как две конкурсантки собираются вокруг нее, о чем-то хихикая. Я отчаянно хочу знать, но, с другой стороны, может, и нет. Единственный участник мужского пола, похоже, стоит гораздо ближе к Хлое, чем мне хотелось бы. Прежде чем успеваю остановить себя, я сокращаю расстояние и встаю плечом между ним и Хлоей.

Своим самым профессиональным тоном говорю ему:

– Так рад, что все, кажется, закончили со своим хлебом. Вы привели в порядок свои рабочие места?

Он бросает на меня виноватый взгляд и принимается за работу, счищая слой муки со своей столешницы.

– Это была необходимо? – шепчет Хлоя у меня за спиной.

Оглянувшись через плечо, тихо отвечаю:

– Да, если я собираюсь держать тебя в узде.

Хлоя придвигается ближе, просовывая руку между моей рукой и торсом и роняет посуду в раковину. Ее дыхание согревает мне шею, когда шепчет:

– Да, папочка.

О боже, она получит за это.

¹(примеч. отсылка к фильму мальчике Джесси и косатке по кличке Вилли «Освободите Вилли/ Free Willy», так как на сленге willy – член).

Глава 9

Хлоя

– Что… это?

Пришло время судить, и Филипп недоверчиво смотрит на мое творение.

– Думаю, это очевидно.

Филипп и Джорджианна разинули рты при виде тринадцатидюймового багета, торчащего прямо из основы двух больших булочек.

– Серьезно? – спрашивает меня Филипп.

Джорджианна склоняет голову набок.

– Я не понимаю. Это абстракция? Перевернутое дерево или что-то в этом роде?

– Это мое лучшее предположение о пенисе Филиппа, мэм.

Я краснею как свекла, несмотря на свою наглость. Филипп выглядит так, словно вот-вот слетит с катушек.

– Твое… лучшее предположение, – говорит он, и голубые радужки его глаз темнеют. Я облизываю губы и смотрю прямо на него.

Лучшее предположение, это ж надо такое сказать! Я точно знаю, насколько он велик, и я тщательно изучила каждый выступ, изучая его в темноте.

– Да, сэр.

Его ноздри раздуваются. Брови сходятся на переносице. О, я сделала это! Филипп в ярости. И я дрожу в предвкушении того, что он может сделать.

Слава богу, я последняя, у остальных он уже попробовал.

– Тогда давайте сделаем это.

Он морщится, когда его соведущая осторожно разрезает основу и протягивает ему кусочек.

– Может, вы хотите сначала попробовать кончик? – предлагаю я.

Другие участники хихикают, не в силах больше сдерживаться.

Джорджианна кажется невозмутимой и от этого она нравится мне еще больше.

Меня почти не волнует, что думают другие, кроме Филиппа. Я хотела посмотреть, смогу ли вывести его из себя. Судя по румянцу над его неряшливым, застегнутым на все пуговицы воротником и выпуклостью на брюках, я бы сказала, что мне это удалось.

Зрительный контакт между мной и Филиппом продолжается на протяжении всей дегустации, но все, что я слышу, это «немного суховато, немного передержано».

О боже мой, он в ярости.

Я лениво возвращаюсь к своему рабочему месту, преувеличенно покачивая бедрами, и жду объявления победителя. Конечно же, светящаяся карусель из хлеба с добавлением шафрана. Я улыбаюсь участнице по имени Дейзи, думая: «Выпендрежница».

– Извини, ты не следовала инструкциям, да? – говорит мне другая участница, когда мы прибираемся после съемок. Ухмыляясь про себя, я думаю, что инструкции интересуют меня меньше, чем боксеры Филиппа.

Я не замечаю, как Филипп подкрадывается ко мне, пока продолжаю накручивать себя. Не замечаю даже тогда, пока он почти не оказывается на мне. Я подпрыгиваю, когда его голос грохочет мне на ухо:

– Восточное крыло. Пройдешь по коридору второго этажа в мои личные покои. Сейчас же.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него и шепчу:

– Я пропустила ознакомительную экскурсию, помнишь? Я не знаю, где это!

Он разочарованно хмыкает.

– Женщина, ты доведешь меня до смерти.

Я едва ли понимаю, чего он ожидает, быстро заканчиваю прибираться на своем месте и направляюсь в восточном направлении, подальше от гостевых покоев.

Филипп ждет меня в темном углу и с горящими глазами тянет в укромный уголок.

– Я не была уверена, что ты имел в виду, говоря, что мой первый раз должен быть особенным, но, если хочешь секса в коридоре, давай сделаем это, большой мальчик.

Он резко разворачивает меня лицом к себе, его челюсть сжимается, глаза сверкают.

– Не могла бы ты просто… просто…

Бедняга потерял дар речи. Ох, милый. Что я наделала?

– Просто… помолчи. – Он прижимается своим ртом к моему. Аллилуйя. Наконец-то. Это был долгий день.

Его поцелуй вызывает во мне страсть, разочарование и голод. Его рот и язык заявляют на меня права; его пальцы владеют мной, впиваясь в мои бедра. Легкий укол боли усиливает мое вожделение к этому разъяренному, возбужденному мужчине. Я пытаюсь поцеловать его в ответ, но он не позволяет мне. Он хочет одолеть, забрать, насытиться вместе со мной. От того, как Филипп обрушивает свою силу на мое маленькое тельце, я могла бы прогнуться назад под силой его поцелуя и умолять о большем.

Внезапно он останавливается и тянет меня за собой по коридору.

– Куда мы направляемся?

– Мы идем туда, куда отправляют плохих девочек.

Твою ж мать.

Он открывает тяжелую деревянную дверь, быстро втаскивает меня внутрь, затем поворачивается и запирает за собой дверь. Он уже закатывает рукава рубашки, показывая мускулистые предплечья, когда поворачивается ко мне лицом.

– Выбери паддл.

Я следую за его взглядом к ряду предметов, похожих на ракетки для настольного тенниса, выстроенных в ряд на диване.

– Что?

– Это то, что мне нужно прямо сейчас. То, о чем я пытался рассказать тебе прошлой ночью. Если не можешь справиться с этим…

Меня осеняет.

– О!

Вена у него на лбу подсказывает мне, что я не должна тратить время на вопросы. Я изучаю набор паддлов. Некоторые из них кожаные. У некоторых перья.

– Меня отшлепают?

– Только если ты согласишься.

– Будет больно?

– Только если ты этого захочешь.

– Здесь?

Он отвечает на дополнительные вопросы, и я соглашаюсь. Я доверяю ему.

– Выбирай сам, – говорю я.

– Очень хорошо. Мы начнем с малого. – Филипп берет паддл с розовой ручкой.

– Наклонись и задери юбку.

Я делаю глубокий вдох.

– А потом… кровать?

– Нет, – отвечает он. – Прямо сейчас все, что я хочу сделать, – это трахнуть тебя. Это совсем другое. Но я не собираюсь трахать тебя или заниматься с тобой любовью, пока это проклятое соревнование не закончится.

– Тогда почему?

– Потому что сегодня ты была непослушной девочкой.

– Прости, папочка.

Филипп гладит меня по волосам и говорит:

– У тебя на щеке осталось немного муки.

– Думаю, я немного грязная. Что ты собираешься со мной делать?

Рычание, исходящее из глубины его груди, кажется, заставляет вибрировать всю комнату, и я чувствую это между своих бедер. Его голос низкий и смертельно тихий.

– Наклонись. Подними эту юбку. И держи руки на диване.

– Да, сэр, – отвечаю, прерывисто дыша.

Я делаю, как он велит, наклоняюсь и задираю плиссированную юбку. Воздух холодит мою обнаженную плоть.

Филипп выпаливает проклятие, когда видит, что находится под юбкой.

– Что случилось с твоими гребаными трусиками?!

Мои ладони потеют, когда хватаюсь за кожаный диван и смотрю на него через плечо.

– Глупышка. Должно быть я сняла их где-то по дороге.

– Хлоя. Разве твоя мама никогда не говорила тебе не играть с огнем?

Он сжимает ручку деревянного паддла так, что белеют костяшки.

– Конечно, дорогой, – отвечаю я, подражая его акценту.

Паддл со стуком падает на пол, эхом отражаясь от стен. Наконец, он сдается.

Удар!

Прикосновение его ладони к моему мясистому заду застает меня врасплох, и я вскрикиваю от удивления.

– О! – Легкая боль переходит в теплые покалывания. – Не паддлом?

– Иногда единственное, что может обозначить мою точку зрения… – Удар! Еще один легкий укол, за которым последовало еще больше покалываний удовольствия, распространяющихся по моей обнаженной коже. – Моя рука.

Я опускаю лоб на руки, переводя дыхание и решая, нравится ли мне. Судя по реакции моего тела? О, боже! Да, да, мне действительно нравится небольшая порка. Кто бы мог подумать?

Я снова поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, на этот раз притворяясь, что у меня есть хвост и виляю задницей.

– Я не знаю, сладкий. Я могу придумать другие части тела, которые, возможно, хотели бы указать свою точку зрения.

Удар! Удар! Филипп шлепает меня дважды, быстро, по одному разу по каждой ягодице.

– Грязная девчонка.

На этот раз покалывания проходят быстрее и что-то странное, и приятное начинает сжимать мои внутренности. Мои соски твердеют и жаждут освободиться от этой одежды; губы жаждут поцелуев; моя киска умоляет, чтобы ее наполнили. В уголке глаза появляется слеза, но это не от боли. Это пытка от того, что он еще не предъявил на меня свои права.

Мое тело, как оказалось, обожает пытки. Я могу сказать это по тому, как поджимаются пальцы на ногах, и волна удовольствия поднимается внутри меня.

– Филипп, я…

Тело Филиппа быстро накрывает меня сзади. Я все еще держусь за спинку дивана и его прерывистое дыхание касается моего уха.

– Здесь, в комнате для порки. Ты. Обращаешься. Ко. Мне. Папочка.

Его грудь прижимается к моей спине, его руки поверх моих, его ноги касаются задней поверхности моих бедер, а его пах прижимается к моей киске, все это подталкивает меня ближе к краю. Я едва могу соображать, не говоря уже о том, чтобы говорить.

– Я… – Я сглатываю. – Папочка, я… мне жаль, но, кажется, я вот-вот кончу.

– Подожди, – низким и хриплым голосом произносит он мне на ухо.

О, боже, это не помогает мне сдерживаться.

– Это… это слишком. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, перестань мучить меня, папочка. Я обещаю, что буду хорошо себя вести.

Со злобным, разочарованным рычанием он приказывает мне раздвинуть ноги. Когда делаю это, меня охватывает совершенно новое ощущение. Его пальцы скользят в мои влажные складочки, а его большая рука ласкает меня, скользя по моей влажности. Новизна всего этого, жадность, влажные звуки, его стоны, которые вибрируют во мне… это гораздо больше, чем могут вынести мои разум и тело.

И все же не могу контролировать свой острый язычок.

– Видишь, я же говорила тебе, что моя киска готова для тебя, папочка.

– Блядь, – снова восклицает он. Эрудированный англичанин затрудняется подобрать правильную речь! Неожиданно он погружает один палец в мой вход и двигает им по кругу.

– Ох! – кричу я.

– Хорошо? – спрашивает он все так же хрипло и сексуально.

Я хнычу.

– Мхм, – теперь я уже в точке невозврата, когда стеночки моей киски сжимаются вокруг его толстого пальца. Больше. Я хочу больше и глубже. Мне это нужно. Прошлой ночью он почти был у меня в руках, почему я не могу получить его сейчас?

Я плачу настоящими слезами, когда он вынимает палец из моего влагалища и, слегка коснувшись моего клитора, полностью сталкивает меня с обрыва. Волны освобождения накатывают на меня, и это так сильно, что я могу потерять сознание.

У меня действительно подгибаются колени, но Филипп держит меня.

Я содрогаюсь от оргазма, волна за волной накатывающего на меня, пока он продолжает ласкать мою киску.

Когда он решает, что с меня хватит, Филипп усаживает меня на диван. Когда оказываюсь у него на коленях, его рука остается у меня между ног, массируя мои бедра. Это прикосновение вызывает у меня еще два, три непроизвольных спазма удовольствия.

Наконец, его целительный поцелуй на моих губах возвращает мне связность мыслей.

– Все в порядке, любимая?

Я киваю.

– Да, папочка, – выдыхаю я, содрогаясь.

– Ты можешь стоять? Вставай, давай посмотрим на красную попку.

Я, конечно, повинуюсь и позволяю ему задрать мою юбку. Он цыкает.

– Я оставил что-то вроде отпечатка руки, не так ли? Мне поцеловать его для тебя?

Я просто киваю, ошеломленная его внезапной переменой от властного к заботливому. Он целует мои ягодицы одну за другой, затем нежно растирает красные пятна.

– Я причинил тебе боль?

Я поворачиваюсь и обвиваю руками его шею.

– Нет, вовсе нет. Я знаю, ты бы никогда этого не сделал.

Он смеется и эти вибрации согревают меня сильнее всего.

– Иди сюда, – говорит он, притягивая меня ближе, так что я оказываюсь у него на коленях. Филипп покрывает поцелуями мое лицо, поправляя мою одежду. Его руки повсюду, он растирает мои руки и ноги. Я чувствую себя драгоценной в его объятиях. Я знала. Я всегда знала, что он замечательный, но и понятия не имела, насколько чудесно он может заставить меня чувствовать себя.

– Сейчас, папочка? Сейчас я могу получить свой подарок? – Я провожу рукой по его груди и опускаю ему на промежность. Твердый кремовый рожок всегда наготове, я даже не знаю, каково было бы чувствовать его вялым.

– Завтра, – шепчет Филипп мне на ухо.

Я скулю и прижимаюсь к его телу, мои слова заглушаются его рубашкой.

– Почему не сейчас?

– Не сейчас, нет. Перестань. Нужно поберечь силы для дня торта.

Глава 10

Филипп

Джейми, режиссер, машет в воздухе своим планшетом для бумаг, выглядя так, словно в любой момент может уйти со съемочной площадки.

– Ты должен взять ситуацию под контроль.

Я стараюсь, чтобы мой голос звучал спокойно и размеренно.

– Ситуация под контролем.

Джейми угрожающе указывает на меня, но один быстрый изгиб моей брови дает ему понять, что я не одобряю, когда люди указывают на меня пальцами.

– Ты чертовски хорошо знаешь, что это похоже на фаворитизм.

Это обвинение впервые за долгое время заставляет меня от души рассмеяться. Нет, подождите. На днях Хлоя заставила меня от души посмеяться в лифте.

– Джейми, как, черт возьми, это может выглядеть как фаворитизм, когда у нее нет никаких шансов на победу?

Джорджианна прочищает горло.

– И возникает еще один вопрос. Как она сюда попала?

Джейми и Джорджианна вопросительно смотрят на меня. Теперь у меня есть выбор. Я мог бы обвинить в этом помощников продюсера, сказать, что они каким-то образом позволили ей ускользнуть из-под контроля или, что еще хуже, решили использовать ее в качестве комика. Любое из этих объяснений привело бы к тому, что кого-то уволили бы. Я не могу этого допустить.

Поэтому говорю правду.

– Из-за меня.

Джорджианна прищуривается, будто не совсем понимает. У Джейми отвисает челюсть, и он указывает на меня своим планшетом. Я бы хотел, чтобы он прекратил это делать.

– Ты все это спланировал?

Джорджианна фыркает.

– Что значит «спланировал»?

Я скрещиваю руки на груди и больше не произношу ни слова.

Джейми умный человек, он сможет ей это объяснить.

– По сути, то, о чем мы здесь говорим – прослушивание на диване. Она проложила себе путь в шоу через постель.

Подождите.

Как раз в этот момент подходит исполнительный продюсер Харлоу, выглядящая взволнованной. Ее лицо вытягивается, когда она видит, что двое других потрясены и расстроены.

– О, что происходит, люди? К чему я только что присоединилась?

Контролируя себя из-за того, что моя Хлоя «проложила себе путь на вершину через постель», я спокойно объясняю ситуацию.

Джейми раздраженно размахивает руками.

– А между тем, ты мог бы выложить часть этих денег из своей собственной задницы, чтобы привести ее сюда для себя, вместо того чтобы вовлекать в шоу! В чем причина того, что ты не дал возможности кому-то с истинным талантом?

Харлоу взмахивает своими наманикюренными руками в воздухе.

– О, успокойтесь. Я просто пришла сказать вам, что я просмотрела некоторые кадры в монтажной, и мне показалось, что это самый веселый эпизод за всю историю. Мы хотим растянуть его еще как минимум на три-четыре эпизода. Черт возьми, нет никаких причин, по которым мы не можем продержаться целый сезон. Исключать людей. Это будет потрясающе.

Волнение Харлоу по поводу моих преднамеренных манипуляций зашло слишком далеко. Я не могу ждать ни дня, чтобы побыть с Хлоей наедине.

– Нет. Я не собираюсь подвергать Хлою исключению. Это уже слишком. Я отказываюсь.

Исполнительный продюсер обдумывает мои слова. Мгновение мы смотрим друг на друга в молчаливом противостоянии.

Наконец, Харлоу пожимает плечами.

– Отлично. Все, что делает тебя счастливым, Филипп. Людям уже нравится этот эпизод, так что мы можем снять весь американский сезон в следующем году, если захочешь. Считай это пробным запуском.

Я киваю.

– Что сделало бы меня счастливым, так это завершение этой чертовой съемки.

Глава 11

Хлоя

Мы уже наполовину закончили конкурс по приготовлению тортов, а я до сих пор нигде не видела Филиппа. Боже, надеюсь, его не уволили из-за меня. Я бы никогда себе это не простила.

Между тем, весь этот стресс заставляет меня кое о чем забывать. Осталось всего три часа на приготовление великолепного трехъярусного торта, воплощающего наши мечты, а у меня еще даже тесто не готово. У всех остальных коржи уже в духовке.

Внезапно Филипп входит в бальный зал, как будто ничего не случилось. Его присутствие действительно придает мне уверенности, и я могу вспомнить все, что должна делать. Наконец ставлю коржи в духовку и приступаю к приготовлению глазури.

Это самая простая часть, потому что все будет белым.

К тому времени, как раздается звуковой сигнал, я как раз размещаю имбирные печенья в виде жениха и невесты наверху торта. У невесты длинные каштановые волосы и зеленые глаза, как у меня; у жениха серебристые волосы с блеском и льдисто-голубые глаза, а в руках он держит скалку. В руках невесты маленькая любовная записка, сделанную из съедобной бумаги, со специальным посланием.

Начинается судейство, и, конечно же, я – самая последняя. Все знают, что Дейзи победит. На ее библиотечном торте книга с золотым тиснением, еще она даже вылепила крошечную съедобную лестницу на колесиках.

Когда, наконец, подходит моя очередь, мой торт оказывается таким тяжелым, что один из помощников продюсера предлагает помочь мне донести его до судейского стола.

– И что же у нас тут? – Филипп задает этот вопрос так, будто еще не знает.

– Это мой свадебный торт. В нем заключены все мои надежды и мечты.

Джорджианна выглядит так, словно готова уплетать за обе щеки.

– Боже мой, ты определенно изменила курс и улучшила свои навыки оформления. Это имбирный пряник? – Она тянется к невесте, и я понимаю, что все идет так, как планировалось.

– Подождите! – восклицаю я, но Джорджианна уже откусывает печенье, а Филипп отрезает каждому по кусочку торта.

Джорджианна пробует второй кусочек, и тут крошечная любовная записка выпадает из рук невесты и падает на стол.

– Что это? – спрашивает она.

– Это для Филиппа! – выпаливаю я.

Филипп косится на меня, но я вижу, как игриво изгибаются его нахмуренные губы. Он ничего не может с собой поделать. Он собирается улыбнуться на камеру.

– Для меня? – спрашивает он.

Он берет крошечный листочек бумаги и разворачивает его.

– Теперь из-за тебя я выгляжу старым, мне придется надевать очки для чтения.

– Упс, – говорю я, прикрывая рот рукой. Принесет ли это недоразумение мне позже порку? Боже мой, надеюсь – да. Я уже чувствую тепло и покалывание ниже талии.

Надев очки, Филипп читает записку.

– Филипп, ты женишься на мне?

Я слышу, как некоторые конкурсантки издают шокированные звуки. Другие настолько недовольны мной и моим стремлением к этому мужчине, что стонут. Но я не обращаю никакого внимания ни на чью реакцию, кроме реакции Филиппа.

– Что это, съедобные бумага и чернила?

– Да, папочка. То есть… Да, д-да, сэр.

Я наполовину слепну от смущения из-за своей оговорки. Люди хихикают. Даже растерянная Джорджианна наконец-то начинает понимать.

– Боже, какая же ты дерзкая.

Филипп машет передо мной запиской.

– Теперь я должен отшлепать тебя за это, дорогая. Потому что должен был первым сделать предложение.

– Да, папочка.

Джорджианна ахает, наконец-то до нее доходит. Люди вокруг нас издают всевозможные звуки, но я не знаю, на нашей ли они стороне или нет. И мне все равно.

Филипп лезет в карман своего костюма, но потом передумывает и хватает меня за руку.

– Нет. Не здесь. Пойдем.

Мы выходим из бального зала и почти бегом спускаемся по парадной лестнице, направляясь через заднюю дверь прямо в розарий. Небо серое, собираются тучи, но все, что чувствую своим сердцем, – это солнечный свет.

К моему удивлению, он ведет меня к тому самому месту, где нашел три дня назад. Только на этот раз начинается дождь. Потому что это Англия.

Филипп опускается на одно колено в своем прекрасном костюме и достает маленькую синюю коробочку.

Я даже не вижу, что внутри, только размытое серебристо-розовое пятно.

– Я пошутил, любимая. Я счастлив, что ты спросила. А теперь, ты выйдешь за меня замуж?

Во-первых, у меня дрожат руки. Весь мой мир меняется у меня на глазах. Как и в прошлый раз, когда я стояла в этом саду, у меня подгибаются колени. И, как и в прошлый раз, Филипп ловит меня.

Он заключает в крепкие объятия, и мы со смехом валимся на землю.

Смех переходит в поцелуи, поцелуи становятся все более интенсивными по мере того, как нас орошает нежный дождик.

Прежде, чем все зайдет слишком далеко, я обрываю наш поцелуй, чтобы напомнить ему, что он портит свой костюм.

– К черту, у меня полный шкаф костюмов.

– Филипп. Это очень расточительно.

– Может быть, ты сможешь мне с этим помочь, – говорит он.

– Конечно.

– О, и еще, ты никуда не уедешь. Мы поженимся как можно скорее.

– Да, Филипп, так скоро, как смогу привести сюда свою семью.

Дождь усиливается, заливая его дорогой костюм и рубашку. Я наклоняюсь и вытираю капли дождя с его лица, он снова притягивает меня для поцелуя.

– Сколько их?

– Четыре сестры и родители.

– Четыре сестры! Похоже, у меня проблемы.

– Да, это точно, сэр!

– Мне все равно, привези сюда хоть сотню человек на свадьбу. Это гребаный замок.

Я киваю.

– Я могла бы добавить, что это пустой замок без ковров, занавесок и чего-то еще.

– Ты поможешь мне и с этим тоже?

Я кивнула, рассмеявшись.

– И ты поможешь наполнить этот замок малышами?

Все мое тело взрывается от радости.

– Да, – говорю я.

– Я имею в виду, я хочу начать прямо сейчас.

Усиливаются дождь и ветер, и мои волосы промокают насквозь.

– Филипп, я хотела иметь от тебя детей с тех пор, как впервые увидела твое лицо в своей гостиной по телевизору, когда мне было семнадцать.

– Но у меня есть условие, – говорит он, выгибая бровь.

– Все, что угодно.

– Я хочу, чтобы ты была хорошей девочкой.

– Да, папочка. Мы можем начать прямо сейчас?

– Я хочу, чтобы ты слушала, когда буду давать тебе указания.

– Я сделаю все, что в моих силах.

– И еще, Хлоя?! Ты никогда больше не должна прикасаться к другой плите или духовке!

Я смеюсь и потираюсь о него, толкая в грязь.

– О, боже мой, папочка, не начинай грязных разговоров, я скоро кончу!

Он обхватывает своими мощными руками мою задницу и крепко сжимает. Я вскрикиваю от удивления и снова начинаю смеяться.

– Я люблю тебя, дорогая.

– Я тоже тебя люблю. И я готова к единственному тесту, о котором я когда-либо думала.

Судя по выражению его лица и по хватке пальцев, сжимающих мое платье, такое ощущение, что нам не удастся остановиться достаточно надолго, чтобы укрыться от дождя.

Я так обезумела от похоти, что мне все равно.

Если ему придется лишать меня девственности под дождем, так тому и быть.