Текст книги "Мой любимый судья (ЛП)"
Автор книги: Эбби Нокс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Глава 5
Хлоя
Сегодня первый съемочный день: день печенья. Или, как, по-моему, их здесь называют, бисквитов.
Я сильно нервничаю.
Наверное, еще больше после того, как случайно встретила его вчера в розовом саду.
Остается надеяться, что я не произвела ужасного первого впечатления. Представьте себе, что вы обнаруживаете незнакомую женщину, спящую на траве у вашего дома! Участницу, ни много ни мало, которая в это время должна была находиться в другом месте.
Мои воспоминания возвращаются ко вчерашнему дню, особенно к тому моменту, когда Филипп заключил меня в свои объятия. Я потеряла сознание из-за того, что слишком быстро встала. Он больше, массивнее и сильнее, чем выглядит по телевизору. В жизни его волосы и глаза были в два раза ярче. Моя одержимость переросла в настоящее животное влечение, настолько сильное, что я могла бы взобраться на него, как на дерево. Он и его сильные, мужественные пальцы могли бы изнасиловать меня десятью способами прямо там, на траве и я бы сказала: «Спасибо, сэр, можно еще?».
Он слишком большой, слишком красивый для меня. Как, черт возьми, мне удалось продвинуться в этом уважаемом соревновании мастерства так далеко? Он сразу поймет, что я мошенница и тогда я упущу свой шанс. Он будет разочарован, а я с этим не справлюсь.
Однако тихий голос в голове напоминает мне о том, кто я.
Ты – Хлоя Уильямс. Ты принадлежишь этому месту так же, как и все остальные. И этот мужчина – твой будущий муж. Так что давай испечем какое-нибудь чертово печенье.
Всех шестерых конкурсанток ждут на своих местах в бальном зале, проверяя и перепроверяя наши ингредиенты. Я провожу руками по своему розовому фартуку в горошек, изучая одежду, которая была на мне под ним. Достаточно ли она сексуальна, чтобы привлечь внимание Филиппа? Слишком сексуальна? Подходит ли к цвету моей кожи? Я открываю слишком много кожи?
Словно тучи расступаются и небеса разверзаются, когда он наконец появляется рядом со своей коллегой-судьей Джорджианной. При виде Филиппа внутри все переворачивается от радости, а мои женские прелести гудят от тоски.
Была ли это идея ужасной – сохранить свою девственность для знаменитости? Возможно. Я чертовски возбуждена; знаю, что ни за что не смогу сосредоточиться на рецепте бисквита.
– Пекари, – ворчит он. – Добро пожаловать в Уорвикшир. Ради нашего американского конкурса на этой неделе мы изменили некоторые термины, чтобы избежать путаницы. Печенье, вместо бисквитов, например. Однако некоторые вещи нет. А именно: как мы измеряем ингредиенты. Если вы не привыкли к метрической системе, не бойтесь.
Здорово. У меня чуть не случился приступ паники, когда он сказал «метрическая система». Я такая идиотка, что совершенно забыла об этом.
На секунду мне кажется, что он собирается сказать нам, что рецепты переделали. Но этого не происходит.
– У каждого из вас есть весы для взвешивания продуктов и таблица пересчета. Всегда пожалуйста. И удачи.
Мы все смотрим на Филиппа широко раскрытыми глазами, пока он не рычит:
– Приступайте.
Это выводит меня из ступора и я немедленно начинаю пересчитывать количество ингредиентов для рецепта, который написан на американском английском. Я уже начинаю потеть.
Дополнительная работа занимает не менее пятнадцати минут, которые мне не приходится тратить впустую, но, в конце концов, я замесила тесто для печенья так, как мне хотелось.
Когда я выкладываю тесто ложкой на подготовленные противни для печенья, возникает странное чувство, будто я что-то забыла.
Внезапно мои чувства щекочет мужской аромат. Тонкие волоски на затылке встают дыбом.
«Продолжай работать, Хлоя», – говорю себе.
– Забыла что-то?
Мужской голос выбивает меня из колеи.
Вскрикнув, оборачиваюсь и вижу Филиппа, стоящего прямо передо мной. Дрожа, я беру себя в руки, а мужчина инстинктивно протягивает руку, чтобы поддержать меня, пока я это делаю.
– Я не знаю. Я забыла что-то?
Филипп пристально смотрит на меня. Этот волчий, нечитаемый взгляд, который присутствует в каждом эпизоде… а также в моих снах. Конечно, он ничего мне не скажет.
Я не хочу отводить взгляд от его милого личика, но мне нужно поставить печенье в духовку. Я поворачиваюсь, беру один противень, открываю дверцу духовки… и понимаю, что забыла.
– О черт! Я забыла включить духовку!
Двое их ближайших соперников издают сочувственные звуки. Я вожусь с незнакомым циферблатом.
– Что? Эти цифры не имеют никакого смысла.
– Это конвекционная печь, любимая.
Я снова оборачиваюсь и вижу едва заметный проблеск улыбки в его глазах, когда он уходит. Дьявольские морщинки возле глаз с каждым годом становятся все сексуальнее.
Он назвал меня «любимая». Снова. Это уже третий или четвертый раз.
Я не знаю и мне все равно, принято ли так называть людей, которых ты не обязательно любишь или даже хорошо знаешь. Я собираюсь плыть по течению до конца недели.
Этого достаточно, чтобы придать мне уверенности, определить температуру и взять мой мини-кризис под контроль. Сейчас время выбрано немного неправильно… я только что поставила печенье в духовку, предварительно не разогретую до конца. Но, по крайней мере, они будут готовы вовремя. Надеюсь.
Глава 6
Филипп
Кто она?
Не считая глупой девчонки, которую нашел спящей в розовом саду, конечно. И не считая горячего беспорядка в ее видео для прослушивания.
Со своим розовым фартуком, солнечным нравом и теплыми, дружелюбными глазами она моя полная противоположность.
Я перерыл весь интернет в поисках чего-нибудь о ней и мне катастрофически не хватило информации. Она – загадка.
Хлоя порхает вокруг своего рабочего места, замешивая кашу из муки и сахара. Измеряет, высунув свой маленький язычок, будто это помогает сосредоточиться. Затем повторяет все тоже самое, потому не уверена, что все пересчитала правильно.
Она напевает во время работы, разговаривает сама с собой, чешет в затылке, выкладывает целых две порции теста для бисквита и все равно на ее лице остается эта неописуемая улыбка. Как? Как она это делает?
Чем больше девушка обращается со своими кастрюлями и сковородками, как держит миксер, тем больше убеждаюсь, что она понятия не имеет, что делает. Что она здесь забыла? Зачем вообще прошла прослушивание на конкурс выпечки, если ей даже в голову не пришло изучить виды печей, которые мы используем в шоу? Она проиграет и будет унижена. Ее печенье получится ужасным.
И чья это вина, Филипп? Ты настоял на просмотре всех кандидаток, но именно она заставила твой член затвердеть. Ты позаботился о том, что она опозорилась на телевидении.
Я должен убрать ее из шоу. Не могу позволить ей выставить себя дурочкой.
Думал, что было бы забавно переправить эту очаровательную американку через океан и заставить ее подчиниться моей воли, но она покорила меня своей искрометной индивидуальностью. Я люблю ее и ненавижу это.
Черт возьми, кто научил эту женщину печь? И почему она покрывает этих наполовину испеченных уродцев ярко-синей глазурью?
Джорджианна задает Хлое тот же самый вопрос, когда наступает время оценивания:
– Почему ты выбрала такой яркий цвет для глазури? Он ничего не добавляет вкусу.
Улыбка Хлои лишь слегка дрогнула, но затем она отвечает, глядя прямо на меня:
– Я хотела испечь печенье такого же цвета, который напоминал бы мне глаза Филиппа. И я совсем не думаю, что они зловещие. Они подобны ясному небу в холодный зимний день. Это тот самый голубой цвет, который поднимает мне настроение, когда чувствую себя подавленной.
Другие конкурсантки хихикают над ее откровенным признанием, что ей нравятся мои глаза. Стороннему наблюдателю кажется, что она пытается подразнить угрюмого судью. Она была бы не первой, кто пытался это сделать. Но я вижу, что здесь происходит.
– Мне очень жаль говорить тебе это, дорогая, но они просто ужасны. Подгорелые края. Сырая сердцевина, – замечает Джорджианна.
Я скрещиваю руки на груди, затем передумываю и просовываю пальцы в петли для ремня. Снова меняю позу и просто стою, опираясь сжатыми кулаками о столешницу, в своей фирменной позе. Редакторы сами решат, какой кадр использовать.
Мне просто нужно придумать, что сказать, а затем перейти к следующему участнику. У меня пересыхает во рту. Не могу сказать, что думаю. Это правда, ее бисквит просто ужасен. Но я тронут ее нежностью по-новому и странно.
Что она со мной делает?
– Твои… твои бисквиты. У них действительно есть проблемы. Но… о боже, подождите.
Операторы что-то бормочут и передергивают плечами, пока я тянусь за бутылкой воды. Я проглатываю ее и передаю обратно ассистенту режиссера, а камера снова начинает снимать. Я не могу сказать то, что хочу, поэтому молю бога, чтобы глупая девчонка умела читать между строк.
– Они не безнадежны. Ты очень обаятельна, но слишком много думаешь.
Из вежливости я стараюсь не подавать виду, что мучаюсь, пытаясь расправиться с оставшимися бисквитами конкурсантов.
Как только мы закончили съемки на сегодня, я отправляюсь на поиски Хлои.
Мне даже все равно, кто услышит, как я кричу ей вслед, когда она направляется к лифтам в гостевое крыло. Она дергает завязку своего фартука, слегка наклонив голову и ссутулив плечи.
– Хлоя!
Она оборачивается.
– Д… да? – Я протягиваю руку, чтобы придержать дверь.
Остальные участники потихоньку поднимаются по лестнице и других лифтах, и я не произношу больше ни слова, пока они не уходят.
– Хочешь, покажу тебе, что ты сделала не так?
Ее карие глаза сверкают, и она прикусывает губу.
– Я не сделала ничего неправильного, – говорит она. – Я попала в тебя. В плане, в твои глаза. Я идеально попала в цвет твоих глаз.
Изучая ее лицо, не могу решить, издевается она надо мной или нет.
– Кухня в твоем распоряжении, если хочешь попрактиковаться завтра.
Она выдохнула.
– Вау. Честно говоря, я устала и не хочу снова смотреть на духовку до завтра.
– О! Значит, ты готова ко дню хлеба?
Она качает головой.
– Вовсе нет! Приготовление хлеба – самое худшее. Без обид, я просто не понимаю, в чем суть. Помимо аромата…
Я больше не могу этого выносить. Я отпускаю дверь лифта и вхожу внутрь, возвышаясь над Хлоей, прижимая ее к стене. Я обхватываю ее маленькое, веселое личико и прижимаюсь губами к ее губам. Сначала осторожно. Когда ее тело вздрагивает от удивления и она ахает напротив моего рта, волна желания захлестывает меня и я сжимаю ее волосы в кулак. Хлоя испускает сексуальный, шумный маленький вздох. Я углубляю поцелуй и ее вздохи переходят в хныканье, которое затем превращается в голодный стон, вызывающей в моем извращенном мозгу всевозможные извращения.
Я отстраняюсь, потому что знаю, к чему это приведет. Это приведет к тому, что языки проникнут в рот, а руки будут ласкать обнаженную плоть. Я уже наполовину задыхаюсь от вожделения.
– Почему ты остановился? – спрашивает Хлоя, задыхаясь так же, как и я, и улыбаясь моему разочарованию.
Я был уверен, что она собирается влепить мне пощечину за то, что сначала не спросил о поцелуе.
– Ох, малышка Хлоя. Ты не готова к тому, что произойдет, если я не остановлюсь.
Ее розовый язычок высовывается наружу, и она придумывает губы.
– Если бы ты только знал. Видишь ли, – говорит она, делая паузу, чтобы подавить свою нервозность, – я берегла себя для тебя.
Мое эго вот-вот взлетит до небес, но это не может быть тем, что она имеет в виду.
– Ты хочешь сказать, что хотела встретиться со мной. Попасть на шоу. Копила деньги на поездку?
Она качает головой и понимающе смотрит на меня снизу вверх.
– У меня есть секрет, и я расскажу его тебе прямо сейчас. Подойди ближе.
Сглатывая, с колотящимся сердцем, я низко наклоняюсь, чтобы ей не пришлось вставать на цыпочки и тянуться до моего уха. От ее дыхания по коже, словно лестной пожар, распространяются мурашки, а кровь приливает к моему члену.
– С тобой был мой первый поцелуй, Филипп.
Я отшатываюсь назад.
– Сколько тебе лет?
Она моргает, глядя на меня.
– Двадцать три. Это важно?
Я уже вижу заголовок в «Daily Mail».
– Мне сорок восемь.
Хлоя улыбается.
– И?
Я улыбаюсь и провожу пальцами сквозь прядь волос, позволяя им рассыпаться по моей руке, вызывая в воображении картину этой великолепной гривы, раскинувшейся по моей подушке. А еще лучше – взмокшей от пота после энергичного секса, ломающего кровать.
– И тебя не волнует, что я достаточно взрослый и гожусь тебе в отцы?
Она опускает взгляд, затем хлопает своими длинными, соблазнительными ресницами, глядя на меня.
– Ты старше моего отца. Мои родители поженились молодыми.
– Господи.
Она слишком пренебрежительно пожимает плечами. Мне стоит быть осторожным.
– Послушай, – говорит она. – Ничто и никогда не могло встать у меня на пути. Возможно, я единственный стенд-ап-комик-девственница во всех Соединенных Штатах. Неужели ты думаешь, что я чего-то боюсь? И посмотри, где мы сейчас.
Я изучаю ее лицо. Такое открытое, такое уязвимое. Это не может быть правдой.
– Если ты стендапер, то почему о тебе нет никакой информации в интернете?
Ее глаза загораются.
– Ты гуглил меня!
– Да.
– Я выступаю под псевдонимом. Индустрия кишит подонками. Кроме того, я на удивление не так уж успешна.
Я ничего не знаю об условиях работы комиков где бы то ни было, но мысль о том, что кто-то хоть с каким-то намеком смотрит на Хлою, заставляет голову взрываться. Я должен поцеловать ее снова, чтобы успокоить свое сердце, которое выскачет из груди.
Полные губы Хлои погружают меня в блаженство. И все же не могу не признать тот факт, что такое совершенное, невинное юное создание, как Хлоя, должно быть поцеловано хорошим мальчиком ее возраста. Уважительный молодой человек с таким же солнечным мировоззрением, которого мир не раздражает на каждом шагу. Кто-то, кто не хочет обладать ею и держать в кармане. Мне не следовало бы так радоваться, узнав, что я первый, кто когда-либо целовал эти губки, но безумно рад узнать, что я также и последний. Потому что теперь, когда она здесь, я никогда не позволю ей уйти от меня.
Я притягиваю ее ближе к себе и продолжаю целовать ее мягкие губы, одновременно тяну тесемку фартука у нее на пояснице. Она отстраняется, чтобы сбросить фартук и тут же притягивает меня обратно, чтобы углубить поцелуй.
Не могу насытиться. Я хочу ее. Я хочу ее всю – больше ее ванильного и цитрусового аромата в легких и ее вкуса на моих губах.
Я прижимаю ее к себе так близко, как только могут прижаться два существа, как раз в тот момент, когда ее сочный язычок дразнит мою нижнюю губу.
Я абсолютно обречен.
Но в тот момент, когда отрываюсь от ее губ и провожу по ее губам языком, двери лифта открываются, и резкий голос эхом разносится по коридору. Хлоя замирает, когда приближаются шаги.
– Филипп? Вот ты где! Нам нужно обсудить эту маленькую психованную пироженку… о, прошу прощения! – Я поворачиваюсь, чтобы показать режиссеру Джейми, что «маленькая психованная пироженка» прямо здесь.
– Следи за языком, – говорю я.
Джейми цокает на меня.
– Протекция? Это является основанием для дисквалификации. – Я открываю рот, чтобы поставить его на место, но Хлоя опережает меня.
Она отталкивается от стенки лифта, чтобы встретиться лицом к лицу с Джейми.
– Так и есть. Ты должен сделать это. Немедленно дисквалифицируй меня и придумай причину моего ухода. Я бы никогда не хотела запятнать репутацию этой уважаемой программы.
Джейми втягивает свои пресловутые когти.
– Я просто думаю, что это неприлично и… и несправедливое преимущество.
Хлоя щебечет:
– Я ужасный пекарь и проиграю, несмотря ни на что.
Я не могу удержаться и фыркаю:
– Мне неприятно это говорить, но так и есть.
Джейми переводит взгляд с Хлои на меня и видит, что ему не выиграть этот раунд. Он уходит, оставляя меня – наконец-то – наедине с моим восхитительным маленьким американским бисквитом. Или печенькой.
– Итак, на чем мы остановились?
Глава 7
Хлоя
Если бы лифт был стеклянный, от нас запотели бы все стены, от того, как мы целовались, болтали и заставляли друг друга смеяться, как подростки, кто знает как долго.
Филипп – настоящий джентльмен, черт возьми. Я была готова к тому, что мою Д-карту пробьют в лифте – сколько людей могут так сказать? – но, с другой стороны, мне приятно осознавать, что, возможно, я первый человек, который рассмешил сексуального Филиппа Вайлдвуда.
Увы, наше маленькое знакомство в лифте заканчивается слишком рано, так как пришло время готовиться к вечерней встрече с режиссером, который проинформирует нас о завтрашних съемках.
Мы с Филиппом решаем, что для шоу будет лучше, если мы больше не попадем в гущу интерлюдий, как сегодня.
В тот вечер, после краткого производственного совещания по поводу завтрашнего дня хлеба, некоторые из конкурсантов пригласили меня присоединиться к ним в деревне и выпить. Я отказалась, так как никогда не увлекалась алкоголем. Кроме того, я не хочу отвечать ни на какие вопросы о моем глупом печенье или об очевидном флирте с Филиппом.
Я не сомневаюсь, что сплетни быстро разлетаются.
Вместо этого я иду в свою комнату, сажусь на массивную кровать с балдахином и провожу следующие несколько часов, переписываясь с мамой и моей близкой сестрой Дианой. Диана, которой двадцать один год, самая необузданная из нас пятерых и наименее требовательная к моим решениям.
Я рассказываю маме обо всем, кроме поцелуев. Она все еще очень настороженно относится ко всей этой ситуации. Ей я выкладываю все начистоту. Диана целую вечность рассказывала мне свои собственные озорные истории, теперь пришла моя очередь. В ту ночь над океаном было очень много шума с обеих сторон.
В конце концов, я слышу, как прибывают другие конкурсанты и расходятся по своим комнатам. Еще через час или около того все затихает, так как на следующий день нам всем рано вставать.
Что касается меня, то я лежу без сна и прикасаюсь кончиками пальцев к губам. Может быть, они все еще немного припухшие от поцелуев? Возможно, я выдаю желаемое за действительное, что он оставил на мне свой след. Но, клянусь, я все еще чувствую, как его мужские руки обхватывают меня, крепко прижимая к себе, в то время как его рот разрушает меня. Я все еще могу чувствовать его, пробовать на вкус, обонять. Вижу, как его сексуальные морщинки у глаз улыбаются мне. Я одновременно купаюсь в счастье и тону в потребности в большем.
Я закрываю глаза и жду, когда усталость овладеет мной, но этого никак не происходит.
По крайней мере, предполагаю, что этого не происходит до тех пор, пока не просыпаюсь от чьего-то присутствия на моей кровати.
– Дева Мария на тосте, что ты здесь делаешь? – Я стараюсь не кричать и не разбудить всех. Вероятно, безнадежное дело, поскольку в этом месте все отзывается эхом.
Я слышу смешок.
– Знакомлюсь поближе с моей маленькой психованной пироженкой.
Конечно же, это Филипп.
– С ума сошел? Это, должно быть, против правил.
– К черту правила, это мой дом. – Господи, помоги мне, почему, услышав его слова, я стала влажной?
– О боже, – выдыхаю дрожащим голосом.
Его толстые, грубые пальцы убирают волосы с моего уха. Его дыхание согревает меня в укромных местечках, совсем не рядом с тем местом, когда он шепчет:
– Но нам действительно нужно быть тише, любимая.
Я шепчу в ответ:
– Я не знаю, смогу ли быть тихой с тобой. Я так взволнована, что могу завизжать, как заколотый поросенок.
Он хихикает, затем игриво отчитывает меня.
– Занимательный образ. Что ж, мы не можешь этого допустить. Придется занять твой ротик.
Филипп снова целует меня, но не так, как раньше. Наши первые поцелуи были нежными, игривыми и волнующими. Этот поцелуй – поцелуй влюбленного, и он согревает меня повсюду. Мои щеки горят, сердце бешено колотится, а лоно трепещет. Его язык погружается в мой рот, борясь с моим, когда он притягивает меня на себя.
Вот оно, Хлоя. Это то, ради чего ты приехала.
Мы жадно целуемся, и я раздвигаю ноги, пока мои колени не касаются матраса по обе сторону от его бедер. Филипп, может, и крупный по сравнению со мной, но он так удобно помещается у меня между ног. Он стонет мне в рот, когда я делаю то, что получается само собой: прижимаюсь к этому постоянно удлиняющемуся стальному стержню, упирающемуся в мой таз.
– Притормози, дорогая, мы еще не готовы к этому.
– Да, да, я готова, – шепчу я. – Мы готовы.
– Тебе придется довериться мне. Другого слова для этого не подберешь, но сначала мне придется, эм, растянуть тебя.
Я киваю, хотя в темноте он этого не видит.
– Я знаю. Это есть в книгах и… других вещах.
Он хмыкает в притворном удивлении.
– О боже. Какие неприличные книги читала моя будущая жена?!
Когда он произносит фразу «моя будущая жена», это вызывает сотню реакций в моем теле. Влажное тепло между моих ног, несомненно, означает, что я готова, независимо от того, насколько большим он себя считает.
– Я подготовилась к… встрече с тобой. Я знала, что мне нужно будет знать, как… как принять тебя. И доставить тебе удовольствие. Я кое-что читала, а иногда смотрела порно. Изучение похабных комедий моих коллег тоже не помешало.
Это вызывает низкий гул в его груди, когда он обхватывает мое лицо. Даже лежа подо мной, он владеет моим телом своим страстным поцелуем.
– Хорошая девочка. И что ты смотришь?
Я кусаю губу, не ожидая этого допроса.
– Эм, ну, я не знаю. Мне нравится смотреть много разных вещей.
– И ты кончаешь, когда смотришь много разных вещей?
Я качаю головой.
– Нет. Никогда. Иногда я в таком отчаянии, что это просто случается. Иногда во сне. Но никогда даже не прикасалась к себе. Я хотела, чтобы ты был первым.
Он замирает подо мной, руки задерживаются на спине. Интересно, не слишком ли много я сказала? Неужели я действительно больная из-за того, что так много сдерживалась только ради этого единственного мужчины?
Следующее, что помню, – я под ним, так легко, будто он переворачивает блинчик.
– Крошка, – говорит он, шипя мне на ухо, обхватывая рукой шею. – Ты слишком высокого мнения обо мне.
Это невозможно.
– Ты недостаточно высокого мнения о себе.
– Если бы ты только знала, чего я хочу от тебя…
– Я хочу включить свет, чтобы видеть тебя, – шепчу я.
– Нет, – строго говорит он.
Строгость в его голосе заставляет меня дрожать от желания и нервозности. Я не могу удержаться от смешка.
– Но ты такой красивый, я хочу посмотреть на твое милое личико.
Он рычит и отстраняется от меня, заставляя меня захотеть дотянуться до него и заставить вернуться ко мне.
– Я не красивый и не милый.
Я чувствую, как его вес смещается на матрасе, когда он садится. Что бы я отдала за то, чтобы он полностью овладел мной прямо сейчас, сделал меня своей, наделал столько шума в этом похожем на пещеру пространстве.
Я сажусь рядом с ним и рассматриваю его в тени.
– Филипп Вайлдвуд, я изучала тебя в течение многих лет. Я могу с уверенностью сказать тебе, ты великолепен и под этой грубоватой внешностью скрывается милое, мягкое сердце.
Он хмыкает.
– Не обманывай себя. Здесь нет ничего мягкого.
Раздается звук удара кулаком в грудь. Я протягиваю руку и накрываю его ладонь своей, затем провожу ладонью по тому месту, где бьется его сердце, отодвигая отвороты его халата.
– Я чувствую его, – говорю я. – Оно бьется там.
– Оно билось ни для кого и ни для чего, пока ты не появилась в моем саду прошлым вечером.
– Скажи мне правду, Филипп. Почему я здесь? Почему я прошла?
Он сдвигается, поворачиваясь ко мне.
– Что ты имеешь в виду?
Фыркнув, я говорю:
– Да ладно. Я ужасный пекарь. Как я сюда попала?
– Держу пари, ослепительной улыбкой и настойчивостью.
– Прекрати, – говорю я. – Скажи правду, или я вышвырну тебя из этой постели. – Боже милостивый, не хочу выгонять этого мужчину из своей постели.
Он тяжело вздыхает и правда выходит наружу.
– Я видел твое видео с прослушивания. Я хотел с тобой познакомиться. Я убедился, что ты прошла. Я сказал им, не имеет значения, что было на твоей записи для прослушивания – ты нужна нам в шоу.
Моя рука все еще лежит у него, Филипп обхватывает мое предплечье своей мускулистой ладонью. На секунду волнуюсь, что он собирается оттолкнуть меня, но вместо этого он сажает меня к себе на колени боком, как Санта Клаус. Он держит меня в своих больших медвежьих объятиях, в полной безопасности, его тепло проникает в меня. Я не знаю, как долго мы так сидим, уютно устроившись на горе роскошных подушек, целуясь, лаская друг друга и разговаривая, но я могу однозначно сказать – это лучшая ночь в моей жизни.
Мы целуемся так много, что теперь я точно знаю, что утром обнаружу распухшие губы. Наши руки исследуют столько, сколько можно исследовать, не снимая одежды. Впервые я чувствую, как мужская эрекция прижимается ко мне. Во всяком случае, с моего согласия. Я очарована и возбуждена, чувствуя, как он становится длиннее, толще и тверже каждый раз, когда я прижимаюсь к нему поверх пижамных штанов, но удивительно – и разочаровывающее – он отказывается продолжать этой ночью.
– Филипп, – ною я. – Пожалуйста. Я хочу, чтобы ты сорвал с меня пижаму и нафаршировал меня, как индейку на День Благодарения.
Он смеется, затем что-то ворчит и обхватывает ладонью мою грудь, поглаживая мой сосок, превращая его в твердый горошек через мою пижаму.
– Я предпочитаю рождественского гуся, а не индейку, любимая. А еще лучше, думай обо мне как о начинке для твоего сливочного рожка. Но не сегодня. Хочу, чтобы твой первый раз был особенным. Просто наберись терпения, осталось совсем чуть-чуть.
