Текст книги "ЛЮБОВЬ ГЛУПЦА"

Автор книги: Дзюнъитиро Танидзаки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Давно мы не ужинали так шумно. Хамада, Кумагай и присоединившиеся к нам Накамура и Сэки уселись вокруг чайного стола и болтали до десяти часов вечера. Сначала мне не нравилась эта публика, но потом их жизнерадостность и безудержное молодое веселье увлекли меня. Наоми вела себя безупречно: была одинаково внимательна ко всем, сдержанна и в меру весела.

– Сегодня было очень весело. Совсем неплохо изредка встречаться с ними, – сказал я Наоми, когда мы возвращались летней ночью под руку с вокзала, проводив уехавших последним поездом гостей. Вечер был звездный, с моря веял прохладный ветерок.

– В самом деле? – спросила Наоми, как бы обрадованная моим хорошим настроением. И добавила, немного подумав: – Если поближе узнать их, они вовсе не такие уж плохие…

– Ты права. Совсем неплохие…

– Только не приедут ли они опять? Сэки-сан говорил, что у его дяди здесь дача, так что он намерен часто приезжать сюда с приятелями.

– Что ж! Не станут же они всякий раз являться к нам всей гурьбой.

– Если изредка, я не против, но если часто – это нас стеснит. В следующий раз не надо устраивать им слишком радушный прием. Без угощения они живо отправятся восвояси.

– Но не станешь же ты их выпроваживать…

– Ничего особенного! Скажу: «Вы мешаете, отправляйтесь-ка по домам!» Я их живо выпровожу.

– Гм, Кумагай будет над тобой насмехаться.

– Ну и пусть! По-моему, гораздо хуже лезть и мешать людям, когда они специально приехали в Камакуру отдохнуть!

Мы шли под сенью темных сосен. Наоми неожиданно остановилась.

– Дзёдзи-сан!

Я понял смысл этого молящего, тихого, сладостного голоса. Без слов я обвил ее тело обеими руками. Я ощутил крепкий и горький вкус ее губ, как будто пил по каплям морскую воду.

Быстро промелькнули десять дней отпуска. Мы по-прежнему были счастливы. Сэки и вся компания сказали, что будут приезжать часто, но за всю неделю зашли всего один раз и больше не появлялись.

Я каждый день стал ездить на службу, мне нужно было спешно закончить кое-какие дела, и я возвращался поздно. Обычно я приезжал в семь часов и ужинал вместе с Наоми, но теперь я оставался в конторе до девяти и возвращался не раньше одиннадцати. Эта работа должна была занять дней пять-шесть.

Однажды мне предстояло остаться в конторе до девяти часов, но, быстро справившись с делами, я уже около восьми вышел на улицу. Как всегда, сел в трамвай на улице Ои, доехал до Йокохамы и пересел на пароход. Когда я приехал в Камакуру, не было еще десяти часов. Каждый вечер – впрочем, всего еще только три или четыре раза, – задержавшись на службе, я торопился поскорее увидеть Наоми и поужинать с ней, поэтому нанял рикшу и поехал по дороге к императорской вилле.

Я устал от конторской работы в жаркий летний день и от тряски в трамвае и на пароходе, и мне было невыразимо приятно прикосновение влажного морского воздуха. После захода солнца наступили сумерки. Я чувствовал нежный запах, источаемый увлажненными росой соснами, травой, цветами. Кое-где поблескивали лужи, но песчаная почва сейчас же высыхала и покрывалась пылью… Шаги бегущего рикши звучали мягко, как будто он ступал по бархату. Изредка из-за ограды дач доносились звуки граммофона. Мелькали одинокие тени в светлых дачных кимоно. Я чувствовал, что обрел убежище от жары.

Отпустив рикшу у калитки, я направился через сад во флигель. Я ожидал, что Наоми, услышав мои шаги, сразу же раздвинет сёдзи и выйдет мне навстречу. Внутри горел свет, но Наоми не появлялась.

– Наоми-тян… – несколько раз позвал я, но ответа не последовало.

Я раздвинул сёдзи. Комната была пуста. Купальный костюм, шаль и летние платья, снятые с крючков на стене и вынутые из шкафа, чайная посуда, пепельницы, подушки для сидения – все это в страшном беспорядке было разбросано по комнате. Я ощутил какую-то особую тишину, какая встречает вернувшегося после долгого отсутствия хозяина.

«Ушла куда-нибудь… И притом уже часа два-три назад…»

Я заглянул в уборную и в ванную, на всякий случай зашел на кухню и зажег свет у раковины. Мне бросились в глаза остатки европейских блюд из ресторана и пустые пивные бутылки, очевидно, кто-то основательно здесь пировал. В самом деле, пепельница в комнате была полна окурков… Не иначе как нагрянула та компания…

Я побежал к дому садовника.

– Наоми, похоже, нет дома… Вы не знаете, где она? – спросил я у хозяйки.

– Ах, барышня?…

Хозяйка называла Наоми «барышней». Наоми была замужней женщиной, но хотела, чтобы все считали ее просто сожительницей или невестой. Если ее не называли «барышней», она сердилась.

– Барышня вернулась вечером. А после ужина опять изволила уйти вместе со всеми…

– Вместе со всеми?

– С этими… – хозяйка запнулась. – С этим молодым барином Кумагаем и еще с кем-то. Все изволили уйти вместе.

Мне показалось странным, что хозяйка не только знает имя Кумагая, но и называет его «молодым барином», но для расспросов не было времени.

– Вы говорите, вернулась вечером? Значит, днем она тоже была с ними?

– После обеда она одна изволила уйти купаться, а потом вернулась вместе с молодым барином Кумагаем…

– Вдвоем с Кумагай-куном?

– Да.

До этой минуты я был спокоен, но в выражении лица и в словах хозяйки сквозило какое-то замешательство, и это меня встревожило. Хотя мысль, что хозяйка прочтет мои мысли, была очень неприятна, я невольно заговорил еще более взволнованно:

– Как, значит, остальных не было, они были только вдвоем?

– Да, только вдвоем. Они сказали, что сегодня днем в отеле танцы, и ушли туда…

– А после?

– А вечером вернулись всей компанией.

– Ужинали дома?

– Да… Э-э… Очень веселились… – Заметив выражение моего лица, хозяйка смущенно улыбнулась.

– В котором часу они ушли?! После ужина?

– Пожалуй, было уже восемь часов, когда они изволили уйти…

– Значит, прошло уже два часа? – бессознательно вырвалось у меня. – Быть может, они в отеле? Вы ничего не слыхали, хозяйка?

– Точно не знаю, но, может быть, они на даче?…

В самом деле, я вспомнил, что в Огигаяцу находится дача дяди Сэки-сана.

– А-а, значит, они ушли на дачу?… Я пойду им навстречу. Вы знаете, хозяйка, где эта дача?

– Да тут, неподалеку, прямо на берегу Хасэ.

– Как в Хасэ?… Я слышал о даче в Огигаяцу… То есть я говорю о даче, принадлежащей родственнику Сэки-сана, приятеля Наоми. Не знаю, был он сегодня здесь или нет…

При этих словах лицо хозяйки на мгновение выразило испуг.

– Вы говорите о другой даче? – спросил я.

– Да… это…

– Чья дача на побережье Хасэ?

– Родственников Кумагай-сана…

– Кумагай-куна?…

Я побледнел.

– От вокзала, пройдя Хасэ, свернете налево и пойдете прямо по дороге мимо курортного отеля. Дорога упирается в морской берег, и тут при выходе, сразу же на углу увидите дачу Окубо, родственника Кумагай-сана, – говорила мне хозяйка, но я впервые слышал об этой даче. Ни Наоми, ни Кумагай до сих пор даже не заикались об этом.

– Наоми часто ходит на эту дачу?

– Да как сказать…

Я заметил, что хозяйка смутилась.

– Но сегодня она, конечно, пошла туда не в первый раз? – настаивал я. Дыхание у меня участилось, голос дрожал, и я не мог с собой совладать.

Не знаю, испугал ли хозяйку мой взволнованный вид, но она тоже побледнела.

– Не бойтесь, неприятностей вам не будет. Скажите только откровенно: а вчера? Вчера она тоже уходила?

– Вчера… тоже, кажется, изволила уйти…

– А позавчера?

– Да…

– Да… тоже ушла? – Да.

– А третьего дня?

– Да, и третьего дня…

– С тех пор, как я стал поздно приезжать, она каждый день ходит туда?

– Да… точно не помню, но…

– В котором часу приблизительно она возвращается?

– Большей частью… Э-э… Немного раньше одиннадцати…

Значит, с самого начала они вдвоем обманывали меня! Так вот почему Наоми захотела ехать в Камакуру! Целая буря поднялась у меня в душе. Со дна моей памяти мгновенно всплыли все до единого поступки и слова Наоми в последнее время. В одну секунду стала понятна вся механика ее лжи, какая и в голову не может прийти такому простодушному человеку, как я. Это был хитро спланированный и тщательно продуманный заговор, в котором участвовало несколько человек. У меня было такое чувство, будто я попал в западню, и меня внезапно столкнули в какую-то глубокую яму, и я в полной безысходности смотрю вверх, где стоят Наоми с Кумагаем и Хамадой и громко смеются.

– Хозяйка, сейчас я ухожу, но если они придут, прошу вас, пожалуйста, не говорите, что я был дома. У меня есть кое-какие соображения… – смущенно пробормотал я и выскочил на улицу.

Выйдя к курортному отелю, я медленно пошел по указанной мне дороге, прячась в тени. С обеих сторон тянулись большие дачи. Улица была тиха и безлюдна. К счастью, было темно. У какого-то фонаря под воротами я взглянул на часы. Было десять часов. Я хотел убедиться воочию, находится ли она на той даче наедине с Кумагаем или вместе со всей шумной ватагой. Нужно было застать их с поличным, раскрыть обман. И желая захватить их на месте преступления, я ускорял шаги.

Я сразу увидел дом, который искал. Я прошел несколько раз перед ним, изучая фасад. За роскошными каменными воротами зеленели деревья, между ними тянулась в глубину, к входным дверям, усыпанная гравием дорожка. «Дача Окубо» – значилось на дощечке у ворот. Эта старинная дощечка и поросшая мхом массивная каменная ограда были более уместны для старинной усадьбы, нежели для дачи. Я никак не ожидал, что родственник Кумагая – владелец такой богатой дачи.

Я вошел в сад и направился к дому, ступая осторожно, чтобы гравий не шуршал под ногами. Дом стоял в глубине участка, и с улицы было трудно его разглядеть. Когда же я подошел к нему вплотную, то, к своему удивлению, обнаружил, что и парадный, и черный ход, и все окна в первом и во втором этаже были наглухо закрыты и ни в одном окне не было света.

«Должно быть, комната Кумагая в тыльной стороне дома», – подумал я и крадучись обошел дом кругом. И действительно, во втором этаже в одной из комнат и на кухне был свет.

Мне достаточно было одного взгляда, чтобы догадаться, что это комната Кумагая. Мог ли я не узнать его мандолину, прислоненную к перилам веранды, и хорошо знакомую мне тосканскую шляпу, висевшую на гвозде? Двери были распахнуты настежь, но разговора не было слышно. Очевидно, в комнате никого не было.

Двери, ведущие в кухню, тоже были раскрыты, и там, судя по всему, тоже никого не было. При слабом свете, проникавшем из кухни, в нескольких шагах от черного хода я разглядел еще одни ворота или то, что осталось от них, точнее – два старых деревянных столба. За ними виднелась белая пена волн, разбивавшихся о берег Юйгахамы, и доносился соленый запах моря.

«Конечно, они пошли к морю!» – подумал я и почти тотчас же явственно услышал голос Наоми. Раньше я не слышал голосов, по-видимому, потому, что ветер относил их в сторону.

– Подождите минутку! В туфли набрался песок, я не могу идти. Пусть кто-нибудь высыплет песок… Матян, сними мне туфли!

– Нет, уволь. Я тебе не раб!

– Ах, так? Тогда я больше не буду тебя любить! Тогда пусть Хама-сан, он гораздо любезнее… Спасибо, спасибо. Хама-сан лучше всех! Я люблю его больше всех!

– Черт возьми! Она пользуется моим добродушием! Не делай из меня дурака!

– Ха-ха-ха… Хама-сан, но зачем же щекотать мне ноги?

– Я не щекочу, песок налип, вот я и отряхиваю подошвы.

– Уж кстати и оближи их, как папа-сан, – сказал Сэки. Раздался дружный смех нескольких мужских голосов.

Совсем рядом с тем местом, где я стоял, на склоне песчаного холма, находился маленький чайный павильончик. Голоса доносились оттуда. Я был в легком коричневом костюме и в белой рубашке и, чтобы не быть замеченным, поднял воротник и застегнулся на все пуговицы. Соломенную шляпу спрятал под мышку. Согнувшись, почти ползком, я приблизился к задней двери павильончика и притаился в тени колодца. До меня донеслись голоса:

– А теперь пошли куда-нибудь еще!..

Один за другим они вышли и, не замечая меня, направились к берегу. Все четверо мужчин – Кумагай, Хамада, Сэки и Накамура – были в легких дачных кимоно. Я разглядел только, что Наоми куталась в черное манто и на ней были туфли на высоких каблуках. Я знаю, что ни манто, ни туфель в Камакуру она не брала, очевидно, все это она у кого-нибудь позаимствовала. Полы манто развевались от ветра, и она обеими руками придерживала их изнутри, так что при ходьбе отчетливо вырисовывались ее крутые бедра. Она шла, нарочно покачиваясь, как пьяная, задевая плечами идущих рядом мужчин.

Я сидел скорчившись и затаив дыхание, но когда расстояние между нами увеличилось и светлые кимоно смутно белели уже достаточно далеко, я поднялся и тихонько пошел за ними следом. Сначала мне показалось, что они направляются прямо по берегу в Дзаймокудзу, но на полпути они свернули влево и, поднявшись на песчаный холм, очевидно, пошли в поселок. Когда их фигуры скрылись за холмом, я бегом бросился догонять их. Я знал, что улица, к которой они выйдут, обсажена высокими густыми деревьями, в тени которых я смогу идти за ними следом. Как только я одолел холм, я услышал веселые голоса.

Кумагай шагал впереди, размахивая рукой, как дирижерской палочкой. Наоми шла все так же, раскачиваясь и задевая мужчин плечами. Мужчины, которых она толкала, тоже покачивались в разные стороны, как будто плыли в лодке.

– Не толкайся так! Я об забор ударюсь!

Раздался стук. Это кто-то ударил стеком по забору. Наоми рассмеялась.

– Давайте теперь споем «Хонику».

– Идет: будем танцевать гавайский танец. Все будут петь и трясти задом! «Sweet brown maiden said to me…» – Выкрикивая непонятные слова, они начали вертеть бедрами.

– Ха-ха-ха! Лучше всех трясет задом Сэки!

– Потому что я серьезно изучал эти танцы.

– Где?

– На Всемирной выставке в Уэно. В одном из павильонов танцевали негры. Я ходил туда десять дней подряд.

– Вот дурак!

– А ты лучше бы сам ходил туда, никто не отличил бы тебя от негра!

– Эй, Матян, который час? – спросил Хамада. Он был трезв и как будто серьезнее всех.

– В самом деле, который час? У кого есть часы?

– У меня, – сказал Накамура, зажигая спичку. – Ого, уже двенадцать минут одиннадцатого.

– Ничего, папа-сан раньше половины одиннадцатого не приезжает. Давайте пройдем разок по проспекту Хасэ и оттуда домой! Я хочу показаться в этом костюме публике.

– Одобряю, одобряю! – громко крикнул Сэки.

– Если ты пойдешь в таком виде, за кого тебя примут?

– За женщину – атамана шайки…

– Если я – атаманша, то все вы – мои подчиненные!

– Или, лучше, – четверо бродяг-разбойников!

– Значит, тогда я – Бэнтэн-Кодзо![12]12
  Бэнтэн-Кодзо – имя героя популярной пьесы Кабуки, написанной в 1862 г. драматургом Каватакэ Мокуами (1816–1892), который считается последним классиком национальной японской драмы.


[Закрыть]

– Э-э… Атаманша… Наоми Кавай, – начал Кумагай тоном рассказчика на киносеансе,[13]13
  «…тоном рассказчика на киносеансе…» – В эпоху немого кино в Японии все фильмы комментировал специальный рассказчик, объяснявший зрителям происходящие на экране события и весьма эмоционально «сопереживавший» действию.


[Закрыть] – под покровом вечерней мглы, закутанная в черное манто…

– Перестань, у тебя такой противный голос!

– …Окруженная четырьмя сорвиголовами, на берегу Юйгахамы…

– Перестань, Матян! Слышишь, сию же минуту перестань…

Размахнувшись, Наоми отпустила Кумагаю оплеуху.

– Ай, больно!.. У меня от природы такой голос! Мир много потерял оттого, что я не стал исполнителем Нанива-буси![14]14
  Нанива-буси – старинные баллады, исполнявшиеся речитативом.


[Закрыть]

– Мэри Пикфорд не может быть атаманшей.

– Тогда кто же я? Присцилла Дин?[15]15
  Присцилла Дин – популярная американская киноактриса эпохи немого кино.


[Закрыть]

– Вот-вот… Присцилла Дин!

– Ла-ла-ла, – запел Хамада и принялся танцевать.

Когда он, кружась, повернулся, я быстро отскочил назад и спрятался в тень деревьев.

– Ой!.. – в тот же миг вскрикнул он. – Кто это? Это вы, Кавай-сан?

Все разом смолкли и остановились, вглядываясь в темноту.

«Попался!» – подумал я, но было уже поздно.

– Папа-сан?… Это вы, папа-сан? Что вы здесь делаете? Идите к нам!

Наоми быстро подошла ко мне и положила руку мне на плечо. Манто неожиданно распахнулось, и я увидал, что под ним нет никакой одежды.

– Что ты наделала? Ты покрыла меня позором! Проститутка! Развратница!

От нее пахло вином. До сих пор я ни разу не видел, чтобы она пила вино.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Потребовалось два дня – тот вечер и весь следующий день, чтобы преодолеть упрямство Наоми, заставить ее раскрыть всю механику обмана и самой рассказать обо всем.

Как я и догадался, она пожелала ехать в Камакуру, чтобы встречаться там с Кумагаем. Родственник Сэки в Огигаяцу оказался мифом: на самом деле существовала только дача Окубо, дяди Кумагая. И даже флигель, в котором мы поселились, нам сдали благодаря Кумагаю. Садовник служил в усадьбе Окубо. Кумагай уговорил его – уж не знаю, как это ему удалось, – отказать прежним жильцам и отдать флигель нам. Само собой разумеется, это было заранее согласовано с Наоми. Содействие госпожи Сугидзаки, служащий Нефтяной компании – все это было наглой выдумкой. Жена садовника рассказала, что Наоми приехала в первый раз осматривать дачу вместе с «молодым барином» Кумагаем. Она выдала себя за его родственницу. Хозяйку заранее уведомили об этом, и поэтому ей пришлось отказать прежним жильцам и сдать дом нам.

На следующий день я впервые в жизни не поехал на службу. Строго приказав Наоми не выходить из комнаты ни на шаг и забрав все ее платья, обувь и кошелек, я отнес их в дом к садовнику, а затем устроил допрос хозяйке.

– Хозяйка, извините, что впутываю вас в эту некрасивую историю, но прошу вас, расскажите мне все, что знаете. Я ни в коем случае не собираюсь выдавать вас Кумагаю. Я только хочу узнать правду… они и раньше бывали здесь, когда меня не было дома?

– Да, постоянно… И молодой барин приходил к ней, и барышня уходила к нему.

– Кто вообще живет на даче Окубо-сана?

– В этом году никто, наведываются лишь изредка. Большей частью здесь живет только молодой барин Кумагай.

– А его приятели? Они тоже иногда здесь бывали?

– Да, приходили.

– Все вместе или каждый в отдельности?

– Э-э…

Только впоследствии я вспомнил, что при этом моем вопросе хозяйка очень смутилась.

– Они приходили и по отдельности, и вместе с молодым барином. Всякое бывало…

– Кто еще бывал здесь один, кроме Кумагай-куна?…

– Этот… Хамада-сан. Потом другие… Кажется, и другие тоже бывали поодиночке».

– Они куда-нибудь ее приглашали? Куда-нибудь уходили?

– Нет, большей частью сидели дома.

Самым загадочным было именно это. Если справедливо подозрение относительно Наоми и Кумагая, зачем он таскает за собой приятелей, ведь это помеха для любовников… Почему они приходят поодиночке и Наоми их принимает? Если все они хотят сблизиться с Наоми, отчего же не возникают ссоры? Вот и вчера все четверо шутили и разговаривали вполне дружелюбно… Размышляя над этим, я опять становился в тупик и начинал сомневаться, действительно ли Наоми изменяет мне с Кумагаем…

Однако, когда вопрос заходил об этом, от Наоми трудно было добиться толку. У нее не было никаких особо дурных намерений, она просто хотела веселиться с друзьями… – упорно твердила она. Когда я спросил ее, зачем же она так вероломно обманула меня, она ответила:

– Так ведь папа-сан не доверяет этим моим друзьям… Чтобы вы слишком не волновались!

– Зачем же ты мне сказала, что дача принадлежит родственнику Сэки? Какая разница, чья дача – Сэки или Кумагая?

На этот вопрос Наоми не сумела сразу найти ответа и молча исподлобья злобно сверлила меня взглядом. Она потупилась, прикусила губу.

– Вы больше всех подозреваете Матяна. Я думала, лучше я скажу, что это дача Сэки.

– Не смей называть его «Матян». У него есть фамилия – Кумагай!

Сколько я ни старался сдерживаться, но меня, наконец, прорвало. Когда она называла его «Матян», у меня от отвращения мурашки пробегали по коже.

– Ты близка с Кумагаем? Отвечай правду!

– Нет, не близка. Вот вы подозреваете меня, а доказательства у вас есть?

– Доказательств нет, но я и так все знаю!

– Откуда же?

Наоми была до жути спокойна. На губах даже мелькала злая усмешка.

– А что означало твое вчерашнее поведение? И после этого ты еще смеешь утверждать, что ни в чем не виновата!

– Они меня насильно напоили и заставили так нарядиться. Вся моя вина только в том, что я вышла из дома в таком виде.

– Прекрасно! Значит, ты продолжаешь утверждать, что не виновата?

– Да, не виновата!

– И ты можешь в этом поклясться?

– Да, могу. Клянусь.

– Ах, так? Ладно, помни же свою клятву. Я больше не верю ни единому твоему слову!

Больше я с ней не разговаривал.

Боясь, что она напишет Кумагаю, я отобрал у нее почтовую бумагу, конверты, чернила, карандаш, вечное перо и марки и спрятал вместе с ее вещами у жены садовника. Чтобы заставить Наоми безвыходно сидеть в мое отсутствие дома, я оставил ей лишь красный креповый халат. На третий день утром я уехал из Камакуры, притворившись, будто еду на службу. В поезде я все время думал, как собрать доказательства, и для начала решил заглянуть в наш дом в Омори, пустовавший уже целый месяц. Если у нее связь с Кумагаем, она, конечно, началась не этим летом.

Я поеду в Омори и пороюсь в вещах Наоми. Нет ли там писем или каких-нибудь других доказательств?

В тот день я против обычного опоздал на первый поезд и поехал со следующим. Было уже десять часов, когда я приехал в Омори. Открыв своим ключом входную дверь и пройдя через ателье, я поднялся прямо наверх, чтобы обыскать комнату Наоми, но в тот самый момент, как я открыл дверь и вошел, у меня невольно вырвался возглас удивления. Я остановился, как вкопанный, слова замерли на губах. На циновке лежал Хамада.

Увидев меня, он залился краской смущения и вскочил.

Некоторое время мы молча глядели друг на друга, словно желая прочесть, что на уме у каждого.

– Хамада-кун… Почему вы здесь?…

Хамада шевелил губами, словно хотел что-то сказать, но не находя слов, стоял передо мной, понурившись, как будто прося пощады.

– Ну, Хамада-кун… давно вы здесь?

– Я только что… только что пришел, – на этот раз внятно ответил он, как человек, понявший, что положение безвыходно и далее запираться бессмысленно.

– Но двери были заперты. Как вы вошли?

– С черного хода.

– С черного хода? Он тоже заперт…

– У меня есть ключ… – он говорил так тихо, что я еле слышал.

– Ключ! Откуда он у вас?

– Наоми-сан дала. Вы, конечно, уже поняли, наверное, зачем я сюда пришел…

Хамада медленно поднял голову и молча посмотрел на меня, онемевшего от изумления. На лице у него была написана готовность по-юношески честно встретить решительную минуту, сейчас он совсем не походил на испорченного мальчишку, каким он всегда мне казался.

– Кавай-сан, я тоже отчасти понимаю, почему вы так неожиданно пришли сюда сегодня! Я вас обманывал. И готов понести любое наказание. Странно говорить вам это теперь, но я уже давно собирался… сам рассказать вам о своем проступке, даже если бы вы его не обнаружили…

Слезы выступили у него на глазах и потекли по щекам. Все это было так неожиданно, что я молча таращил на него глаза. Я и верил его признанию, и в то же время многого все еще не мог уразуметь.

– Кавай-сан, прошу вас, простите меня!..

– Однако, Хамада-кун, я все еще чего-то не понимаю. Зачем вы получили ключ от Наоми? Зачем вы пришли сюда?

– Потому что… потому что сегодня мы условились встретиться здесь с Наоми-сан…

– Что?! Встретиться с Наоми?…

– Да… И не только сегодня. Мы уже встречались здесь много раз…

Я узнал, что с тех пор, как мы переехали в Камакуру, Хамада уже три раза имел здесь тайные свидания с Наоми. Когда я отправлялся на службу, Наоми, пропустив один-два поезда, уезжала в Омори. Она приезжала обычно часов в десять утра и уезжала обратно в половине двенадцатого. В Камакуру она возвращалась не позже часа, так что в доме садовника никак не могли бы предположить, что за это время она успела побывать в Омори. Сегодня они тоже должны были встретиться часов в десять утра. Услышав мои шаги по лестнице, Хамада был уверен, что это пришла Наоми.

В первый момент это ошеломляющее признание привело меня в состояние полной растерянности. Я был так поражен, что не мог вымолвить ни слова. Напомню, что мне было тогда тридцать два года, Наоми – девятнадцать. Девятнадцатилетняя девочка так смело и бесстыдно обманывала меня! Я был не в силах – да нет, я и сейчас еще не в силах – примириться с мыслью, что эта маленькая девочка оказалась такой порочной!

– Когда вы сошлись с Наоми?

Прощать или не прощать Хамаду – об этом я не думал, я лишь горел желанием все узнать, все, до мельчайших деталей.

– Уже давно. Тогда вы меня еще не знали…

– Я встретил вас впервые, кажется, минувшей осенью. Я вернулся со службы, вы стояли в цветнике и разговаривали с Наоми.

– Да, верно. С тех пор прошло уже около года.

– Значит, еще с того времени?…

– Нет, еще раньше. С марта прошлого года я стал учиться играть на рояле у госпожи Сугидзаки и познакомился там с Наоми-сан. И потом сразу же в марте…

– Где вы тогда встречались?

– Здесь же. Она сказала, что до полудня всегда дома, очень скучает, и пригласила в гости, чтобы немножко развлечься. Я стал приходить.

– Значит, она сама, первая, пригласила вас?

– Да, о вас я тогда совершенно не знал, Наоми говорила, что она приехала из провинции, живет у родственников в Омори и что вы – ее двоюродный брат. Я узнал, что это не так, только когда вы в первый раз пришли на танцы в «Эльдорадо». Но тогда… тогда уже было поздно…

– Это по уговору с вами Наоми поехала этим летом в Камакуру?

– Нет, это Кумагай посоветовал. – Сказав это, Хамада как будто собрался с духом. – Кавай-сан, не вы один обмануты. Я тоже обманут!

– Значит, Наоми и с Кумагаем…

– Да, теперь на первом месте Кумагай. Я уже давно подозревал, что Наоми-сан любит Кумагая. Но я не мог себе представить, что, будучи близка со мной, она свяжется также и с Кумагаем. Она всегда говорила, что просто любит подурачиться с друзьями-мужчинами, и больше ничего…

Я вздохнул.

– Это ее обычные уловки. Она и мне твердила о том же, и я верил… Когда вы заметили, что она близка с Кумагаем?

– В тот дождливый вечер, помните, когда мы все ночевали здесь… Я тогда искренне вас жалел. Их наглое поведение навело меня на мысль, что между ними, безусловно, что-то есть. Чем больше я ревновал, тем больше я понимал вас.

– Вы говорите, что заметили что-то в тот вечер. – Эту вашу догадку вы вывели только из их поведения тогда?

– Нет, были и другие факты, подтверждавшие это предположение. Не знаю, спали ли вы, но я не спал и видел, как они целовались.

– Наоми знает об этом?

– Знает. Я ей после сказал. Я просил ее порвать с Кумагаем. Я не хочу быть игрушкой… Я сказал, что иначе я не женюсь на ней…

– Женюсь?!

– Ах да. Я должен рассказать вам о наших планах. Я хотел обо всем откровенно рассказать вам и жениться на Наоми. Она говорила, что вы великодушный человек и, если мы расскажем вам о нашей любви, вы согласитесь. Я не знаю, как на самом деле, но, по рассказам Наоми-сан, вы хотели только дать ей образование и воспитать ее. Она говорила, что хоть и живет с вами, но вовсе не обязана выходить за вас замуж. Кроме того, между вами и Наоми-сан большая разница в летах, и поэтому она не уверена, будет ли она счастлива, если станет вашей женой…

– И это… это говорила Наоми?

– Да, и много раз твердо обещала в ближайшее время поговорить с вами, просила подождать еще немного, она все устроит, и мы поженимся. Обещала порвать с Кумагаем. Но все это была ложь. Наоми-сан с самого начала вовсе не собиралась выходить за меня замуж.

– Пожалуй, у нее и с Кумагаем такая же договоренность?

– Не знаю, но думаю, что нет… Наоми-сан все быстро надоедает, да и Кумагай – человек несерьезный. Он не так прост, как я…

Странно, с самого начала я не испытывал ненависти к Хамаде, а чем больше я его слушал, тем больше сочувствовал ему. «Больные одной болезнью сострадают друг другу», – гласит известная поговорка. Тем большую ненависть я испытывал к Кумагаю.

– Хамада-кун, как бы то ни было, разговаривать здесь неудобно. Пойдемте куда-нибудь, пообедаем и поговорим за едой. Я хочу еще о многом от вас услышать!

В европейском ресторане обстановка неподходящая, и мы направились в ресторан «Мацуаса» на побережье Омори.

– Значит, вы не пошли сегодня на службу? – спросил Хамада. Он говорил уже гораздо спокойней, как будто у него, наконец, свалился камень с души.

– Да, вчера я тоже там не был. Сейчас в конторе много работы, и то, что я не являюсь, очень плохо, но позавчера я был в таком состоянии, что никак не мог работать…

– Наоми-сан знает, что вы поехали сегодня в Омори?

– Я ей сказал, что еду на службу. Вряд ли она догадывается, что я поехал в Омори. Я хотел обыскать ее комнату, может быть, найти любовные письма…

– А, вот как! А я думал совсем другое, – что вы пришли специально, чтобы поймать меня… А вдруг Наоми-сан поехала вслед за вами?

– Нет, насчет этого не беспокойтесь… Я не оставил ей ни одежды, ни денег. Она ни шагу не может сделать из дому. В таком виде она даже к воротам не может выйти.

– В каком виде?

– Вы, наверное, знаете ее красный халат?

– Ах, в этом!..

– Да, в одном халате. Я не оставил ей даже оби. Так что не беспокойтесь. Зверь заперт в клетке.

– Представляете себе, что было бы, если бы там, в комнате, появилась Наоми-сан? Поднялась бы такая буря…

– Когда Наоми назначила вам свидание?

– Позавчера… В тот вечер, когда вы за нами следили. Я был тогда очень расстроен, и, чтобы утешить меня, Наоми сказала, что приедет послезавтра в Омори. Конечно, я и сам виноват… Нужно было порвать или с Наоми-сан или с Кумагаем, но я не смог. Страдая от собственного малодушия, я совсем пал духом и уныло плелся за ними. Я обманут Наоми-сан по собственной глупости!

Мне казалось, будто это не Хамада говорит, а я сам. Войдя в помещение «Мацуасы» и усевшись напротив Хамады, я почувствовал к этому юноше даже нечто вроде симпатии.