Текст книги "ЛЮБОВЬ ГЛУПЦА"

Автор книги: Дзюнъитиро Танидзаки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Из всего вышесказанного читатели, вероятно, угадали, что вскоре мы снова сошлись с Наоми. В этом нет ничего удивительного или странного, это случилось закономерно, читатели не ошиблись, но до этого было еще, сверх ожидания, много всяких переживаний. Я наделал еще много глупостей и перенес много бессмысленных страданий.

Вскоре мы с Наоми стали дружески разговаривать друг с другом. Вечером, на следующий день и все дальнейшие вечера Наоми приходила за какими-нибудь вещами. Войдя, она всегда поднималась на второй этаж и спускалась вниз с узелком, но в узелке всегда бывали завернуты какие-нибудь мелочи, и то только для вида.

– Что ты сегодня берешь? – спрашивал я.

– Это? Ничего особенного, пустяки, – звучал неопределенный ответ. – Пить хочется, не дадите ли чашку чая? – просила она и, садясь рядом, болтала минут двадцать – тридцать.

– Ты живешь где-то недалеко? – спросил я однажды вечером, когда, сидя за столом, мы пили чай.

– Почему вы об этом спрашиваете?

– А что, нельзя?

– Нет, почему же… Но зачем?… С какой целью?…

– Просто так… Из любопытства… Так где же ты живешь? Не хочешь сказать?

– Да, не хочу.

– Почему?

– Я не обязана удовлетворять ваше любопытство. Если вам так хочется это знать, что ж, устройте за мной слежку. У Дзёдзи-сана есть некоторый опыт по части сыска!

– Ну, это меня не настолько интересует. Просто я подумал, что ты, наверно, живешь где-то поблизости.

– Вот как? Почему вы решили?

– Так ведь ты каждый вечер приходишь за вещами!

– Если я прихожу каждый вечер, это вовсе не значит, что я живу близко. Существуют трамваи, автомобили!

– Значит, специально приезжаешь издалека?

– Может быть, – уклончиво сказала она и ловко перевела разговор: – Вам не нравится, что я прихожу так часто?

– Я этого не говорю… Даже если б не правилось, ты же все равно будешь являться…

– Вот это верно! Я – злая, если скажете, чтобы не приходила, нарочно буду приходить… Или, может быть, вы боитесь моих визитов?

– Пожалуй, да… до некоторой степени боюсь…

Она откинулась на спинку стула и, раскрыв свой пунцовый ротик, вдруг покатилась со смеху.

– Не бойтесь! Я не сделаю вам ничего дурного. Забудем прошлое, будем друзьями, просто друзьями, хорошо? Ведь это можно?

– Что-то ты странное говоришь…

– Что же тут странного? По-вашему, странно, если люди, которые были когда-то мужем и женой, станут друзьями? Вот это и есть старомодный, отсталый взгляд на вещи… Нет, правда, я совершенно не придаю значения прошлому. Я и теперь, если бы захотела, легко сумела бы увлечь Дзёдзи-сана, но я обещаю вам не делать этого. Мне жаль разрушать вашу решимость.

– Ах, вот как, ты, значит, жалеешь меня? Поэтому и предлагаешь стать друзьями?

– Я не так выразилась. Постарайтесь быть стойким, твердым, тогда ни у кого не будете вызывать жалость.

– Не знаю, не знаю… Сейчас я твердо решил быть стойким, но вдруг, начав дружить с тобой, могу поколебаться…

– Фу, какой глупый… Значит, вы не хотите стать моим другом?

– Да, не хочу.

– Ах, так? Ну тогда я нарочно буду искушать вас, чтобы вся ваша стойкость вдребезги разлетелась, – усмехнулась Наоми не то в шутку, не то всерьез. – Итак, что вы предпочитаете: чистую дружбу или опять разные муки? Берегитесь, сегодня я угрожаю вам.

«Зачем этой женщине нужна моя дружба?» – думал я. Она приходит каждый вечер не только затем, чтоб дразнить меня, – несомненно, она что-то задумала. Сначала мы станем друзьями, затем она обведет меня вокруг пальца, я капитулирую, и мы снова превратимся в супругов. Если ее цель такова, то я и без всяких хитростей с ее стороны легко согласился бы снова сделать ее своей женой, потому что в душе уже давно стремился к этому.

«Послушай, Наоми, бессмысленно становиться просто друзьями! Не лучше ли снова, как прежде, стать мужем и женой?» – хотел я предложить ей, выбрав для этого подходящий момент, но по поведению Наоми я заключил, что сегодня вечером не следует раскрывать ей душу, она, пожалуй, не согласится.

«Снова стать женой Дзёдзи-сана? Нет, благодарю покорно! Только друзьями! На другое я не согласна!» – скажет она, как только поймет, что у меня на сердце, и со свойственным ей азартом еще сильнее будет меня дурачить. Мне не хотелось услышать такой ответ. И главное, если Наоми вовсе не собирается снова становиться моей женой, а хочет быть свободной и обводить вокруг пальца всех мужчин, в том числе и меня, тем более неосторожным было бы открыть ей мои мечты. В самом деле, ведь она даже не сказала своего адреса; значит, и сейчас, надо полагать, живет у какого-нибудь мужчины, и если я в конце концов опять приму ее как жену, мне снова придется страдать. Тут мне внезапно пришла в голову новая мысль.

– В таком случае, нам и правда лучше быть просто друзьями. Я вовсе не хочу, чтобы ты мне угрожала! – сказал я с улыбкой.

Я подумал, что, став друзьями, мы будем часто встречаться и я смогу понять, что у нее действительно на душе. Если в ней еще живет настоящее чувство, только тогда я открою ей свое сердце и предложу снова стать моей женой. Может быть, мне удастся взять ее в жены на более благоприятных условиях, чем теперь. Такие мысли бродили у меня в голове.

– Вы согласны? – спросила она, насмешливо глядя мне в глаза. – Но, Дзёдзи-сан, только друзьями. Не больше!

– Да, разумеется.

– И больше не будем вспоминать ни о чем неприятном?

– Безусловно. Мне это тоже тяжело.

– Хм… – Она рассмеялась знакомым коротким смешком.

После этого разговора она стала все чаще наведываться ко мне. Когда по вечерам я возвращался со службы, она, как ласточка, неожиданно влетала в дом со словами:

– Дзёдзи-сан, угостите меня ужином? Это вполне допустимо между друзьями!

Она заставляла меня вести ее в дорогой европейский ресторан и, хорошенько поужинав, уходила, а однажды, дождливым вечером, явилась поздно и постучала в дверь моей спальни.

– Добрый вечер, вы уже спите? Если спите, можете не вставать. Сегодня я собираюсь здесь ночевать…

Она стелила себе постель на полу в комнате рядом с кухней. Случалось, вставая по утрам, я обнаруживал ее крепко спящей – я не слышал, когда она пришла.

– Ничего, ведь мы друзья… – то и дело повторяла она.

Вот когда я наконец понял, что она прирожденная проститутка, и вот почему: любвеобильная от природы, она без малейшего колебания охотно сходилась со многими мужчинами, но при этом знала, что в повседневной жизни надо тщательно прятать тело, и старалась, чтобы ни одна часть его просто так, без определенной цели не притягивала взгляда мужчины. Это свое тело, которое могло принадлежать каждому, она всегда заботливейшим образом кутала. На мой взгляд, в этом проявлялась психология проститутки, инстинктивно оберегающей свое тело. Ибо для проститутки именно тело – самый драгоценный «товар», бывает даже, что в определенных обстоятельствах она оберегает свое тело больше, чем добродетельная женщина, – иначе оно может постепенно упасть в цене. Наоми поистине в совершенстве усвоила этот секрет и тем тщательнее скрывала свое тело от меня, своего бывшего мужа. Однако довольно часто она нарочно переодевалась при мне, причем ее рубашка неизменно скользила и падала на пол.

– Ай, – вскрикивала она и, прикрыв голые плечи руками, убегала в соседнюю комнату, или, раздеваясь перед зеркалом после ванны и притворяясь, будто только сейчас заметила меня, выгоняла из комнаты.

– Ой, Дзёдзи-сан, не входите сюда, уходите, слышите!..

Отдельные части ее тела – шея, локоть, икры, пятки, которые она демонстрировала мне, свидетельствовали о том, что ее тело стало еще прекраснее, чем прежде, – я не мог не заметить этого. И часто я мысленно раздевал ее догола и ненасытно любовался плавными линиями ее тела.

– Дзёдзи-сан, почему вы так смотрите на меня? – спросила она меня однажды. Она переодевалась, стоя ко мне спиной.

– Я смотрю на твою фигуру. Ты сложена, пожалуй, даже лучше, чем раньше!

– Ах, как не стыдно!.. Никто не должен видеть телосложение леди.

– Не должен, но сейчас вижу даже сквозь кимоно. Ты и раньше была не худенькая, а сейчас еще пополнела.

– Да, пополнела. Но ноги у меня по-прежнему стройные.

– Да, ноги у тебя с детства были очень прямые. Бывало, когда ты стоишь, они плотно примыкают одна к другой, без малейшего просвета… А как сейчас?

– И сейчас так же. – Она встала и туго запахнулась в кимоно. – Вот, точно прижаты…

Мне вспомнилась статуя Родена, которую я видел на фотографии.

– Дзёдзи-сан, хотите видеть мое тело?

– А если бы хотел, ты позволишь?

– Нет, ведь мы же только друзья. Я переодеваюсь, уходите отсюда! – И она со стуком захлопнула дверь за моей спиной.

Так Наоми постоянно разжигала мою страсть.

Она воздвигла между нами преграду, казалось, нас разделяет невидимая стеклянная стена. Как бы близко я ни был от этой женщины, я не мог преодолеть эту стену. Я протягивал руки и каждый раз ударялся о стекло. Сколько бы ни дразнила меня Наоми, мне не удавалось прикоснуться к ее телу. Иногда она делала вид, будто устраняет преграду, но, когда я думал, что время уже пришло, перед моим носом неизменно захлопывалась дверь.

– Дзёдзи-сан… пай-мальчик… я его поцелую разок, – полушутя сказала она.

Я знал, что Наоми шутит. Она протянула мне губы, но в следующий миг она ускользнула. Очутившись совсем близко от моих губ, Наоми неожиданно дохнула мне в рот.

– Это дружеский поцелуй, – рассмеялась она.

Этот оригинальный «дружеский поцелуй» (при котором я должен был довольствоваться струей воздуха вместо прикосновения губ) вошел у нее в привычку. «До свидания, скоро опять приду», – говорила она, прощаясь, и подставляла мне губы. Я придвигался к ней и раскрывал рот, как будто принимал сеанс ингаляции. Она дышала, и я, закрыв глаза, глубоко втягивал ее дыхание. Оно было влажным и теплым и, казалось, исходило не из человеческих легких, а было сладко-благоуханным, как цветок.

Чтобы обольстить меня, Наоми украдкой душила рот, но в то время я, разумеется, не знал об этом секрете и думал, что такая чародейка, как она, возможно, всем отличается от обыкновенных женщин и что ее рот от природы наделен соблазнительным ароматом.

Все перепуталось в моей голове, я все больше становился игрушкой в ее руках. Теперь я уже не смел сказать ей, что хочу обладать ею только как законной моей женой и не допущу, чтобы она снова играла мной. Откровенно говоря, я должен был с самого начала понять, что дело кончится этим. Если б я действительно боялся ее чар, не нужно было снова встречаться с ней, а все эти мои рассуждения насчет того, что надо выведать ее истинные намерения или выждать для этого подходящий момент, были всего лишь самообманом. Уверяя себя, будто я боюсь ее чар, я – если говорить начистоту – страстно ждал, когда же она начнет по-настоящему искушать меня. Однако время идет, а она все продолжает эту дурацкую игру в «дружбу» и вовсе не пытается меня обольщать. Хотя она отрицает это, но, судя по всему, хочет раздразнить меня как можно сильнее и потом, увидев, что наступила пора, сбросить маску «дружбы» и протянуть мне руку. Скоро, скоро она непременно протянет руку… Такая женщина, как она, обязательно это сделает. Она заставляет меня действовать согласно своему плану. Хорошо, я буду делать все, что она захочет, и, может быть, в конце концов, заслужу желанную награду…

Так, изо дня в день, тешился я надеждой. Но мои мечты никак не сбывались. Я надеялся, что, может быть, не сегодня завтра Наоми скинет маску, протянет руку, но в самую последнюю минуту она ловко от меня ускользала.

Теперь я дошел уже до крайней степени раздражения.

«Ты видишь, я больше не в силах ждать. Если ты задумала обольстить меня, так сделай же это поскорее…» – готов был сказать я, нарочно показывая ей свою уязвимость, свою душевную слабость и, в конце концов, сам всячески ее провоцируя. Но она не поддавалась.

– Что это значит, Дзёдзи-сан? Этак вы нарушаете нашу договоренность! – выговаривала она мне, словно непослушному ребенку.

– К черту эту договоренность… Я уже…

– Нельзя, нельзя!.. Мы друзья!

– Послушай, Наоми! Не говори так… Прошу тебя…

– Перестаньте надоедать! Говорю вам – нельзя! Давайте лучше вместо этого я вас поцелую! – И она обдавала меня своим дыханием. – Этого вам должно быть вполне достаточно. Хорошо? Такой поцелуй тоже, может быть, больше, чем просто «дружеский»… Но ради вас я делаю исключение!..

Однако эта «исключительная» ласка не только не успокаивала, но еще сильнее волновала меня.

«Проклятие! Сегодня я опять ничего не добился!..» – становился я нетерпеливее с каждым днем. Когда она, как ветер, вылетала из комнаты, я долго не мог приняться за работу, злился на себя, метался из угла в угол, как хищный зверь в клетке, швырял и бил все, что попадалось под руку.

Я буквально сходил с ума, меня мучили припадки своеобразной мужской истерики, и так как Наоми являлась каждый день, то припадки случались тоже регулярно. К тому же то была не обычная истерия: после припадка не наступало никакого облегчения. Напротив, когда я, наконец, успокаивался, мне еще яснее, еще настойчивее вспоминалась то ее нога, мелькнувшая из-под подола кимоно, когда она переодевалась, то ее губы, когда, подойдя ко мне совсем близко, она дышала мне в лицо. Я представлял себе все это даже яснее, чем когда она и впрямь находилась передо мной, эти очертания губ и линии ног постепенно разжигали мою фантазию, и перед моим мысленным взором удивительным образом, постепенно, как при появлении фотографической пленки, возникали даже те участки ее тела, которых я вовсе не видел.

В глубине моей души возникал образ, похожий на мраморную статую Венеры. Мое сознание как бы превратилось в подмостки, где на фоне бархатных драпировок играла одна-единственная актриса – Наоми. Свет, лившийся на сцену со всех сторон, ярко освещал ее белое тело. Чем пристальнее я всматривался, тем ярче становился свет, освещавший ее фигуру, иногда лучи приближались ко мне так близко, что почти обжигали. Каждая частица ее тела постепенно увеличивалась, виднелась все отчетливее и рельефней, как на крупном плане в кино. Этот призрак до такой степени рождал ощущение реальности, что его трудно было отличить от действительности, и если не считать того, что я не мог коснуться его, казался более живым, чем настоящая Наоми. У меня начинала кружиться голова, вся кровь приливала к вискам, пульс бешено стучал, и снова начинался истерический припадок. Я швырял стулья, срывал занавески, разбивал вазы.

Мои сумасбродные фантазии усиливались с каждым днем. Стоило мне закрыть глаза, как тотчас же из тьмы вставал силуэт Наоми. Я вспоминал аромат ее дыхания и, открыв рот, ловил губами воздух, как бы вдыхая этот аромат. На улице или сидя в одиночестве дома я тосковал по губам Наоми и жадно дышал, устремляя взор в небо. Повсюду мне мерещились ее алые губы и чудилось, будто воздух наполнен ее дыханием. Наоми заполняла собой весь мир. Как злобный дух, она неотступно преследовала меня, заставляла страдать и, слушая мои стоны, насмешливо наблюдала за мной.

– Дзёдзи-сан стал в последнее время каким-то странным! Вы как будто немножко не в себе, что ли… – однажды вечером сказала мне Наоми.

– Будешь тут не в себе… Когда ты меня так мучаешь. Она усмехнулась.

– Что это за усмешки?

– Я намерена соблюдать нашу договоренность.

– До каких пор?

– Всегда.

– Не шути! Если так будет продолжаться, я сойду сума.

– Я дам вам хороший совет. Обливайтесь с головы до ног холодной водой!

– Послушай, ты…

– Опять начинается! У вас такие глаза, что мне еще больше хочется вас дразнить… Не подходите ко мне так близко, отойдите подальше, не смейте дотрагиваться до меня!

– Ну, ладно, делать нечего, тогда хотя бы поцелуй меня этим твоим «дружеским поцелуем»…

– Если вы будете хорошо себя вести, поцелую. Но вдруг после этого вы сойдете с ума?

– Не важно! Теперь мне уже все равно…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

В тот вечер Наоми сидела за столом далеко от меня (чтобы я «пальцем ее не тронул»), с любопытством поглядывая на мое искаженное ревностью лицо, и до поздней ночи болтала о пустяках. Когда пробило двенадцать, она сказала каким-то издевательским тоном:

– Дзёдзи-сан, сегодня я останусь здесь ночевать, хорошо?

– Что ж, оставайся. Завтра воскресенье. Я весь день буду дома.

– Но только даже если я останусь, того, что вы хотите, не будет!

– Зачем же подчеркивать это? Ты, по-моему, не из послушных и кротких женщин.

– А вы хотели бы, чтобы я была кроткой? – Она рассмеялась. – Идите, ложитесь спать первым. И пожалуйста, не разговаривайте во сне…

Выпроводив л4еня на второй этаж, она вошла в соседнюю комнату и заперлась на ключ.

Конечно, мне нелегко было заснуть – я думал о том, что происходит в соседней комнате. Когда мы были мужем и женой, я никогда не бывал в таком нелепом положении, она всегда спала рядом. Думать об этом было нестерпимо обидно. За стеной Наоми – случайно или нарочно – шумно бросила матрац на пол, возилась, расстилая постель, вынимала подушку и приготовлялась ко сну. Я отчетливо слышал, как она расчесала волосы, потом сняла кимоно, надела спальный халат… Я отчетливо представлял себе все это. Затем она как будто завернулась в одеяло, и я услыхал звук шлепнувшегося на постель тела.

– Ну и шум же ты подняла! – сказал я как бы про себя, но в то же время так, чтоб она услыхала.

Из-за стены сразу же откликнулся голос Наоми:

– Вы еще не уснули? Не спится?

– Да, никак не уснуть. Размышляю о всякой всячине.

Она засмеялась.

– А я хотя и не спрашиваю, а знаю, о какой всячине думает Дзёдзи-сан!

– Но, согласись, все-таки это странно! Ты спишь рядом, за стеной, а я так от тебя далек!..

– Ничуть не странно! Когда-то ведь тоже так было… Помните, вначале, когда я только поселилась у вас. Сегодня мы спим так же, как тогда!

В самом деле, ведь было такое время, когда мы оба были чисты, – при этом воспоминании мне захотелось плакать. Однако оно отнюдь не успокоило мою страсть. Наоборот, при мысли о том, какими крепкими нитями мы связаны друг с другом, я остро чувствовал, что покинуть эту женщину выше моих сил.

– В то время ты была чиста…

– Я и сейчас чиста. Это вы порочны.

– Можешь говорить что угодно. Я буду неотступно тебя преследовать.

Она рассмеялась.

Я вскрикнул и ударил кулаками в стену.

– Что вы делаете? Мы живем не в лесу. Люди услышат! Потише, пожалуйста!

– Мне мешает эта стена. Я хочу разрушить ее!

– Перестаньте шуметь!.. Что-то сегодня ночью крысы слишком разбушевались.

– Еще бы, конечно, разбушевались. У этой крысы – приступ истерики…

– А мне не нравятся такие старые крысы.

– Не болтай глупостей! Какой я старый! Мне только тридцать два года.

– А мне девятнадцать! Для меня вы старик. Я вам дам хороший совет – найдите себе жену и женитесь, тогда вся ваша истерика прекратится! – В ответ на все мои слова Наоми только смеялась, а под конец сказала: – Я уже сплю! – и начала притворно всхрапывать, а вскоре и впрямь заснула по-настоящему.

Наутро, раскрыв глаза, я увидел Наоми в небрежно накинутом ночном кимоно, сидящую у моего изголовья.

– Что с вами, Дзёдзи-сан? Вчера ночью вы бог знает что вытворяли!

– Да, последнее время со мной иногда случаются такие припадки. Ты испугалась?

– Нет. Мне было интересно. Хочу еще раз привести вас в такое же состояние!

– Все уже прошло. К утру я выздоровел… А-а, какая чудесная погода!..

– Ну, так вставайте же! Уже больше десяти часов. Я уже час, как встала, ходила в баню.

Все еще не поднимаясь с постели, я взглянул на нее. «Женщина после ванны», – вся ее настоящая красота выступает не сразу после купанья, а минут через пятнадцать – двадцать. Даже самое прекрасное женское тело слишком разогревается в горячей воде, вся кожа, вплоть до кончиков пальцев, краснеет, но когда тело остынет до обычной температуры, только тогда кожа становится как бы прозрачной, похожей на застывший воск. Наоми только что вернулась из бани, по пути ее обвеял прохладный ветер, поэтому в эти минуты красота ее выступала предельно ярко. Нежная, тонкая кожа, как будто еще чуть влажная, была совершенно белой. На груди, скрытой воротом кимоно, лежали лиловатые блики, как мазки акварели. Лицо светилось, как будто покрытое тоненьким слоем желатина. Только брови были еще влажными, в окне над ее головой виднелось ясное зимнее небо, отливавшее голубым.

– Что это ты так рано надумала идти в баню?

– Это вас не касается… Ах, хорошо! – Она приблизила ко мне свое лицо. – Посмотрите-ка хорошенько! Правда, у меня растут усы?

– Да, растут.

– Надо было бы зайти в парикмахерскую, привести лицо в порядок!

– Но ведь ты же не любишь брить лицо. Ты говорила, что европейские женщины ни в коем случае не бреют лица.

– Но в Америке это сейчас модно. Посмотрите на мои брови: все американки бреют их именно так!

– А-а, так вот отчего изменилось твое лицо и форма бровей!

– А вы только сейчас заметили? Как вы отстаете от моды! – И как бы подумав о чем-то другом, она вдруг спросила: – Дзёдзи-сан, а ваш припадок и вправду прошел?

– Да, прошел… А что?

– Если правда, я хочу о чем-то попросить вас… Парикмахерская отсюда далеко. Побрейте мне лицо, хорошо?

– Наверно, ты хочешь опять довести меня до припадка?

– Нет, что вы, я серьезно прошу, уж такую-то услугу можно мне оказать… Но только без припадков, это было бы ужасно: вы можете меня поранить…

– Я дам тебе безопасную бритву. Побрейся сама.

– Ничего не выйдет. С лицом я еще справлюсь, но я хочу побрить волосы на шее и на затылке.

– Это еще зачем?

– В вечернем платье все открыто вот до сих пор, – ответила она, нарочно оголив плечи, – надо выбрить досюда… Я сама не могу!

Она поспешно снова натянула одежду на плечи, и, хотя то была ее обычная уловка, я не мог устоять против соблазна. Я отлично понимал, что плутовке Наоми вовсе не нужно брить лицо или шею, она снова хочет дразнить меня, и даже в баню ходила только для этого. Предложение побрить ее – вызов на новый, еще небывалый поединок. Я смогу вблизи любоваться ее гладкой кожей, прикасаться к ней… У меня не хватило мужества отказаться.

Пока я делал различные приготовления, – согрел на газовой плитке воду, налил ее в тазик и вложил в бритву новое лезвие «жиллет», Наоми перенесла стол к окну, поставила зеркало, села, согнувшись и поджав йоги, и закрыла ворот кимоно большим белым полотенцем. Но когда, расположившись позади нее, я смочил водой мыло и уже собрался пустить в ход бритву, она сказала:

– Дзёдзи-сан, вы будете меня брить, но лишь при одном условии.

– Что такое?…

– Да, условие вполне выполнимое.

– О чем это ты?

– Я не хочу, чтобы вы трогали меня под предлогом бритья. Брейте, но только не прикасаясь к моему телу!..

– Но послушай…

– Что «послушай»? Вы отлично можете брить не прикасаясь! Мыло вы намыливаете кисточкой, бреете бритвой… Хорошие парикмахеры никогда не дотрагиваются.

– Ты сравниваешь меня с парикмахерами? Ну, знаешь!..

– Подумаешь, какой важный. А сами между тем очень хотите меня побрить. Если вам не подходят мои условия, я вас вовсе не заставляю, можете отказаться.

– Нет, я согласен. Ты могла бы не говорить этого. Видишь, я уже все приготовил…

Мог ли я ответить иначе, глядя на затылок и шею Наоми, открытые низко спущенным воротом?

– Значит, вы будете выполнять мое условие?

– Да.

– Не будете дотрагиваться?

– Не буду.

– Если хоть немного дотронетесь, я сразу же прекращаю… Положите вашу левую руку на колено!

Я сделал, как она сказала, и работал только правой рукой. Начал водить бритвой вокруг ее рта.

Она сосредоточенно глядела в зеркало, как будто испытывая удовольствие от прикосновения бритвы, и спокойно давала себя брить. Я слышал ее дыхание, ровное, как у спящей, видел, как пульсировала жилка на ее шее под подбородком. Я был так близко от ее лица, что мог бы уколоться о ее ресницы. За окном, в сухом воздухе, ослепительно сияло утреннее солнце. Было так светло, что можно было сосчитать все поры на лице Наоми. Ни разу еще не случалось мне видеть лицо любимой женщины так отчетливо и подробно. Красота ее подавляла своей необычностью. Ее поразительно удлиненный разрез глаз, ее нос, возвышающийся подобно дивному зданию, две линии, соединяющие нос и губы, и, наконец, ярко очерченный алый рот, – все это составляло одно чудесное целое, все вместе было источником моих мук…

Я взял кисточку, сам не отдавая себе отчета в своих движениях, и густо положил на это лицо мыльную пену. Я с силой нажимал кисточку, но она двигалась мягко и упруго. Бритва ползла по нежному телу, как серебристое насекомое, с затылка переползла на плечи. Перед моими глазами предстала стройная, белая, как молоко, спина Наоми. Наоми может увидеть в зеркале свое лицо, но знает ли она, как прекрасна ее спина? Нет, наверно, не знает. Лучше всех это знаю я. Когда-то я каждый день обмывал эту спину горячей водой, так же, как сейчас, покрывал ее мыльной пеной. Мне казалось, я вижу на ее теле следы моей любви. Мои руки, мои пальцы свободно и радостно касались тогда этого прекрасного белоснежного тела. Быть может, и сейчас где-нибудь еще сохранился след моих прежних прикосновений…

– Дзёдзи-сан, вы дрожите. Держите себя в руках… – неожиданно раздался голос Наоми.

Я сам почувствовал, что голова моя затуманилась, во рту пересохло и все тело сотрясает какая-то странная дрожь. «Уж не схожу ли я с ума?» – со страхом подумал я. Я изо всех сил старался взять себя в руки, но меня бросало то в жар, то в холод.

Однако издевательства Наоми на этом не кончились. Когда я выбрил плечи, она откинула рукав, высоко подняла руку и сказала:

– А теперь под мышками.

– Под мышками?…

– Да, когда надеваешь европейское платье, нужно брить под мышками. Неприлично, если здесь видны волосы.

– Злодейка!

– Почему злодейка? Какой вы смешной… Мне холодно после бани, брейте скорее!

Я отбросил бритву и схватил ее за руку, вернее, вцепился в ее руку. Наоми, как будто ожидавшая этого, резко оттолкнула меня этой рукой. Мои пальцы все же коснулись ее, но были скользкими от мыла. Она еще раз оттолкнула меня к стене.

– Что вы делаете? – сердито крикнула она, поднимаясь. Я, вероятно, был бледен, но она тоже побледнела не на шутку.

– Наоми, Наоми! Умоляю тебя, перестань издеваться надо мной. Слышишь! Я буду подчиняться тебе во всем!..

Не помню, что я тогда говорил. Я говорил торопливо, скороговоркой, словно в горячечном бреду. Наоми слушала молча, стоя неподвижно, как столб, и ошеломленно глядела на меня.

Я бросился к ее ногам:

– Почему ты молчишь? Скажи что-нибудь! Если ты не будешь моей, лучше убей меня!

– Вы – сумасшедший!

– Да, сумасшедший… Ну и пусть сумасшедший!

– Кто же захочет жить с сумасшедшим?…

– Ну, сделай, прошу тебя, сделай меня лошадью, покатайся на моей спине, как прежде!.. Если ты ни за что не хочешь снова принадлежать мне, подари мне хотя бы это! – И я опустился на четвереньки.

Сперва Наоми как будто подумала, что я на самом деле, сошел с ума Лицо ее сделалось мертвенно-бледным, в глазах, обращенных ко мне, отражалось нечто похожее на страх. Но вдруг ее лицо изменилось, стало вызывающе-дерзким, и она решительно опустилась мне на спину.

– Так хорошо? Да? – грубо спросила она.

– Хорошо!

– С этих пор вы будете слушаться меня, чего бы я ни потребовала?

– Да.

– Давать мне деньги, сколько бы я ни попросила?

– Да, да…

– Я смогу делать все, что мне захочется? Вы не будете вмешиваться в мою жизнь?

– Не буду.

– Вы станете называть меня не просто «Наоми», а «Наоми-сан»?

– Да…

– Даете слово?

– Даю.

– Так и быть, буду обращаться с вами как с человеком, а не как с лошадью, потому что я вас жалею…

И я, и Наоми, мы оба перепачкались в мыле.

– Теперь наконец-то мы снова стали мужем и женой… Теперь ты уже не убежишь от меня, – сказал я.

– Вы так страдали из-за того, что я убежала?

– О да, страдал! Одно время я думал, что ты уже больше никогда не вернешься.

– Ну, что? Теперь вы узнали, какая я страшная женщина?

– Да, узнал, слишком хорошо, узнал!

– Так помните же свое обещание – позволить мне делать все, что хочу… Если не будет по-моему, я опять убегу!

– Да, теперь мы будем просто «Наоми-сан» и «Дзёдзи-сан».

– Иногда будем ходить танцевать?

– Да.

– И я буду встречаться с друзьями… Вы не будете упрекать меня, как прежде?

– Да…

– Правда, с Кумагаем я все порвала.

– Вот как…

– Да, отвратительный парень! Теперь мне приятнее дружить с европейцами, чем с японцами.

– С Мак-Нейлом из Йокохамы?

– У меня много знакомых европейцев. Мак-Нейл нисколько не опасен.

– Как сказать…

– Ну вот, нельзя так подозревать всех и каждого. Раз я так говорю, значит, нужно мне верить. Хорошо? Ну, говорите, будете верить мне или нет?

– Буду, буду…

– Кроме того, у меня есть еще одно желание. Что вы собираетесь делать, когда уйдете со службы?

– Когда ты меня бросила, я хотел переехать в деревню, но теперь я этого не сделаю. Мы ликвидируем имущество в деревне и получим деньги наличными.

– Сколько это будет?

– Я думаю, тысяч двести – триста.

– Только-то?…

– Разве этого мало для нас двоих?

– И можно будет жить роскошно и развлекаться?

– Мне развлекаться нельзя. Ты будешь развлекаться, а я открою какую-нибудь контору. Я хочу вести самостоятельное дело.

– Я не хочу, чтоб вы вкладывали в него все деньги. Вы мне дадите определенную сумму. Хорошо?

– Хорошо.

– Половину. Если вы получите триста тысяч иен, то сто пятьдесят, если двести, то сто тысяч.

– Ты хочешь выяснить все до мельчайших подробностей?

– Конечно. Нужно с самого начала обговорить все условия. Ну, так как, согласны? Или вы не настолько хотите, чтобы я была вашей женой?

– Я уже говорил – я на все согласен…

– Если не хотите, так и скажите. Еще не поздно!

– Да говорят же тебе – согласен.

– Тогда вот еще что: этот дом нам не подходит, мы переедем в другой – моднее и шикарнее.

– Конечно.

– Я хочу жить в европейском квартале, в европейском доме, иметь красивую спальню и столовую, повара и боя!

– Да, но есть ли такие дома в Токио?

– В Токио нет, а в Йокохаме есть. Там в районе Яманотэ сдается один такой дом. На днях мы его посмотрим.

Я впервые понял, что с самого начала Наоми действовала по заранее обдуманному плану и вышла победительницей.