Текст книги "Секретные дела Холмса"

Автор книги: Джун Томсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Посвящается Г. Р. Ф. Китингу

Предисловие

Рукописи с изложением неизвестных читателям приключений Шерлока Холмса и доктора Джона Г. Ватсона достались мне в наследство от моего дядюшки, тоже доктора, Джона Ватсона. Правда, его второй инициал был не «Г», а «Ф», и был он доктором философии, а не медицины. Пораженный сходством его имени с именем знаменитого биографа Шерлока Холмса, дядюшка основательно изучил все, что было написано и издано о Шерлоке Холмсе, и стал подлинным знатоком его деятельности.

Именно по этой причине к нему в июле 1939 года обратилась мисс Аделина Мак-Уэртер, по ее словам, родственница доктора Джона Г. Ватсона по материнской линии. Находясь в стесненных обстоятельствах, мисс Мак-Уэртер предложила моему дядюшке приобрести основательно потертую жестяную шкатулку, на крышке которой значилось: «Джон Г. Ватсон, доктор медицины, военный хирург в отставке, Индийская армия»[1]1
  Доктор Джон Г. Ватсон упоминает об этой шкатулке в начале рассказа «Загадка моста Тор». – Прим. доктора Джона Ф. Ватсона.


[Закрыть]. Мисс Мак-Уэртер утверждала, что эту самую шкатулку, доставшуюся ей по наследству, доктор Джон Г. Ватсон, компаньон Шерлока Холмса, поместил на хранение в свой банк «Кокс и компания». В шкатулке якобы хранились собственноручные записки доктора Ватсона о необычайных случаях из практики знаменитого сыщика, о которых по тем или иным причинам до сих пор в печати ничего не сообщалось.

Тщательно осмотрев шкатулку и ознакомившись с ее содержимым, мой дядюшка убедился в подлинности того и другого и вознамерился опубликовать записки, но разразившаяся Вторая мировая война помешала ему осуществить эти планы.

Беспокоясь о сохранности рукописей, дядюшка снял копии с записок доктора Ватсона, прежде чем поместить оригиналы все в той же шкатулке в свой банк на Ломбард-стрит в Лондоне. К несчастью, банк сильно пострадал от прямого попадания бомбы при налете немецкой авиации в 1942 году. От бумаг сохранились только обугленные обрывки, а краска на шкатулке пошла пузырями, отчего надпись на крышке едва можно было различить.

Располагая лишь предусмотрительно снятыми им копиями оригиналов и не имея возможности разыскать мисс Мак-Уэртер, мой дядюшка весьма неохотно отказался от намерения печатать неизвестные ранее записки доктора Ватсона из опасения, что подобная публикация может бросить тень на его репутацию как ученого. После кончины дядюшки записки вместе с его собственными примечаниями по наследству перешли ко мне.

В предисловиях к двум предыдущим сборникам я уже упоминал о том, что по профессии я врач, стоматолог-протезист, и как практикующий врач, а не ученый-медик могу не опасаться за свою научную репутацию и что у меня нет наследников, которым я мог бы в свою очередь завещать рукописи. Поэтому я решил опубликовать их, хотя и не располагаю полными доказательствами их подлинности.

Среди рукописей было и несколько монографий, написанных моим дядюшкой, по различным вопросам, связанным с жизнью и деятельностью Шерлока Холмса и доктора Ватсона. Одну из этих монографий – о втором браке доктора Джона Г. Ватсона – читатели найдут в Приложении к этому сборнику.

Обри Б. Ватсон,

Член Лондонского медицинского общества,

член Медицинского общества,

доктор медицины

Преследование миллионера

Заглядывая в свои записки, я вижу, что случилось это в четверг, 21 апреля 1895 года, всего за несколько дней до того, как к нам пожаловала мисс Вайолетт Смит, поведавшая об удивительном происшествии, приключившемся с ней в Сюррее[2]2
  Отчет о деле мисс Вайолетт Смит был опубликован под названием «Одинокая велосипедистка». – Прим. доктора Джона Ф. Ватсона.


[Закрыть]. Именно в тот день нам на Бейкер-стрит[3]3
  По возвращении мистера Шерлока Холмса весной 1894 года в Англию после покушения на него профессора Морнарти у Райхенбахского водопада доктор Джон Г. Ватсон, у которого к тому времени умерла жена, урожденная мисс Мэри Морстен, снова поселился вместе со своим старым другом на Бейкер-стрит, 221-Б. – Прим. доктора Джона Ф. Ватсона.


[Закрыть] доставили телеграмму.

Ничего необычного в этом не было: моему старому другу Шерлоку Холмсу и прежде случалось получать подобные послания с просьбой о помощи в той или иной чрезвычайной ситуации, но лишь в очень немногих из них просьба о помощи была выражена в столь безапелляционной манере.

Прочитав телеграмму и насмешливо подняв брови, Холмс передал ее мне и спросил:

– Ну, Ватсон, что вы об этом думаете?

Достаточно обширное послание гласило:

Получил несколько анонимных писем угрозами моей жизни тчк местная полиция не может меня защитить тчк передаю дело ваши руки тчк мой экипаж будет ожидать вас станции мэйдстоун к поезду который отправится вокзала чаринг кросс 2 23 тчк размеры гонорара назовите сами тчк джон винсент хардерн

– Ясно, что деньги для этого человека ничего не значат и он привык поступать по-своему, – заметил я.

– Вы хотите сказать, – поправил меня Холмс, – богатый американец? Миллионер, возможно сколотивший свое состояние на табаке?

Я всегда восхищался замечательными способностями моего друга, но, должен признаться, был озадачен его комментариями, так как сам я не нашел в телеграмме ничего такого, что позволяло бы сделать столь точные выводы.

– Как вам удалось прийти к столь удивительным выводам, Холмс? – растерянно спросил я.

– Никакой тайны здесь нет, – рассмеялся Холмс и пояснил: – Дело в том, что Джону Винсенту Хардерну три недели назад была посвящена короткая заметка в газете «Таймс». Тогда он только что прибыл в Англию, и его состояние и факты из биографии не прошли мимо внимания репортеров. Это первый визит Хардерна в Англию. Он намеревается пробыть у нас около года, главным образом для того, чтобы ввести в высший свет свою дочь Эдит, и для этой цели снял загородное поместье и дом в Белгравии. Ввести юную девушку в великосветское общество вызвалась Довагер, леди Роксэм. А так как у ее светлости есть сын подходящего возраста, то, думаю, не ошибусь, если скажу, что в скором времени мы можем ожидать появления в «Таймс» объявления о помолвке мисс Хардерн и лорда Роксэма. Так заключаются браки, Ватсон, – не Господом на небесах, а хозяйками светских салонов на Парк-лейн и Гросвенор-сквер.

С учетом всего изложенного я полагаю, что приму предложение Хардерна, поскольку его высокомерный тон меня мало трогает.

– В телеграмме говорится, что вы сами можете назначить размеры вашего вознаграждения, – напомнил я.

– Деньги в такого рода делах не имеют никакого значения! – Холмс небрежно махнул рукой. – Мне неоднократно приходилось отказывать весьма состоятельным клиентам, если их дело не представляло особого интереса. Но угрозы жизни Хардерна! Тут все не так просто. Мы можем, успеть на поезд два двадцать три, о котором сообщает Хардерн, и я убежден, что в ходе наших расследований нам удастся разгадать один из загадочных аспектов этого дела, который представляется мне особенно любопытным.

– Вы имеете в виду установление личности негодяя, который угрожает жизни Хардерна?

– И это тоже, мой дорогой друг. Но признаться, еще больше меня интересует последовательность событий.

– Не улавливаю вашей мысли, Холмс.

– В таком случае рассмотрим те факты, которые нам известны. По сообщению «Таймс», Хардерн прибыл в Англию – в первый раз за свою жизнь – всего лишь три недели назад и тем не менее уже получил несколько угрожающих писем. Вряд ли за столь короткое время он успел заиметь в Англии смертельного врага, если только я не недооцениваю способность Хардерна вызывать к себе яростную ненависть.

– Вы считаете, что автор угрожающих посланий не англичанин?

– Я не сказал ничего подобного. Я только заметил, что один из аспектов этого дела представляется мне сомнительным.

– Но если он не англичанин, – настаивал я, – то разве нельзя сделать из этого вывод о том, что автором писем должен быть американец, некто, имеющий зуб против Хардерна и поехавший за ним в Лондон?

– Возможно, но ответ и на этот вопрос зависит от последовательности событий. Почему автор писем должен был ждать, пока Хардерн не отправится в Англию? Почему не привел свои угрозы в исполнение дома, в Америке? Ведь так было бы логичнее, не так ли?

– Возможно, какие-то обстоятельства мешали ему осуществить свой замысел.

– Такая возможность не исключается. Но пока мы не располагаем всеми необходимыми фактами, любое обсуждение этого дела не более чем чисто умозрительные умозаключения. Я уже говорил вам, как опасно при строении теории опираться на недостаточно полные данные[4]4
  В рассказе «Пестрая лента» мистер Шерлок Холмс делает следующее замечание: «В начале я пришел к совершенно неправильным выводам, мой дорогой Ватсон, и это доказывает, как опасно опираться на неполные денные». – Прим. доктора Джона Ф. Ватсона.


[Закрыть].

Больше Шерлок Холмс не произнес о деле ни слова и хранил упорное молчание даже в поезде, доставившем нас в Мэйдстоун, где на станции уже ожидал присланный Хардерном двухместный экипаж. Проехав мили три среди цветущих садов Кента, мы добрались до резиденции нашего клиента – Маршэм-холла, здания в стиле королевы Анны, окруженного обширными лужайками.

Дворецкий, исполненный достоинства слуга средних лет, с лицом длинным и бледным, как стеариновая свечка, провел Холмса и меня в большую гостиную, где нас ожидал мистер Хардерн.

Это был высокий человек плотного телосложения, лет пятидесяти, с властными манерами, не терпящий никаких возражений и, казалось, настолько переполненный энергией, что она, того и гляди, вырвется из него наружу, как пар из закипевшего чайника. Широкое лицо с грубыми чертами и копна рыжеватых волос говорили о холерическом темпераменте.

Едва мы представились, Хардерн тут же приступил к делу.

– Как вы понимаете, джентльмены, – заявил он, – я человек дела и не привык тратить слова даром. Мне дорого и ваше время, и мое. Я изложу вам все факты как можно более коротко. Первое письмо с угрозами я получил через несколько дней после того, как поселился в этом доме.

– Так быстро? – пробормотал Холмс, искоса посмотрев на меня. – Считаю, что эта деталь заслуживает всяческого внимания.

– Я тоже так считаю, сэр! Я тоже! Почему стоило мне ступить на берег Англии, как какой-то негодяй нагло заявляет мне, чтобы я немедленно отсюда убирался, иначе, видите ли, очень пожалею?

– Вы не знаете, кто бы это мог быть?

– Не имею ни малейшего представления, сэр! Если бы знал, кто это, мне не понадобилась бы ваша помощь. Я сам разыскал бы негодяя и устроил ему хорошую взбучку.

– Соверши вы подобный поступок, ваши действия вряд ли можно было бы назвать разумными, – холодно заметил Холмс. – Могу ли я взглянуть на письма? Надеюсь, вы их сохранили?

– Все, кроме первого. Я не придал ему значения и сжег тотчас же после получения.

– В вашей телеграмме говорилось о нескольких письмах. Сколько всего их было?

– Четыре. Следующие три письма я сохранил. Вот они.

Хардерн быстрыми шагами пересек гостиную, рывком выдвинул ящик из бюро и, достав оттуда письма, вручил их Холмсу.

– Я вижу, все они отправлены из Мэйдстоуна, – заметил мой друг, осмотрев конверты, – и адреса на всех конвертах написаны печатными буквами одной и той же рукой. А как насчет содержания?

Вынув письма из конвертов, он молча перечитал их и лишь затем передал мне, заметив:

– Обратите внимание на качество бумаги, Ватсон, и на правописание. Вряд ли мне нужно говорить, чтобы вы обратили внимание на отпечаток пальца в нижнем углу каждой страницы.

Действительно, не обратить внимание на особенности, о которых упомянул Холмс, было просто невозможно. В конце каждого письма, там, где обычно должна была бы находиться подпись, красовался отпечаток пальца, вымазанного черными чернилами.

Они выделялись на фоне белой дешевой бумаги того сорта, который можно купить в любой лавочке. Однако в правописании я ничего особенного не заметил, разве что не было ошибок. Текст самих писем был, как и на конвертах, словно напечатан четкими буквами, выведенными теми же черными чернилами, которыми сделаны отпечатки пальцев.

Письмо с отпечатком безымянного пальца гласило:

«Тебя предупреждали, Хардерн. Убирайся из Англии, покуда цел».

Следующее письмо с отпечатком среднего пальца развивало ту же тему несколько подробнее:

«Покуда ты в Англии, твоя жизнь в опасности. Это – не пустое предупреждение».

Наиболее угрожающим было последнее письмо с отпечатком указательного пальца:

«Ты дурак, Хардерн, но из твоего упрямства ничего хорошего не выйдет. Я не намерен ждать дольше. Укладывай вещи и отчаливай, иначе, клянусь, можешь считать себя покойником».

Хардерн, с видимым нетерпением ожидавший, пока мы закончим читать письма, не мог больше сдерживаться.

– Ну, мистер Холмс, к каким выводам вы пришли? Кто этот мерзавец? И почему он меня преследует таким способом?

– Уважаемый сэр, я не ясновидец, – спокойно ответствовал Холмс, и в его глубоко посаженных глазах мелькнула насмешливая искорка. – Я не могу назвать вашего неизвестного корреспондента по имени. Для этого потребуется более подробное расследование. Однако уже сейчас готов сообщить вам кое-какие детали, которые я установил. Отправитель писем, несомненно, мужчина лет тридцати, правша и клерк, если не по профессии, то по своей подготовке. Кроме того, он британский подданный.

– А не американец, Холмс? – вмешался я, несколько задетый тем, что моя теория относительно национальности отправителя писем отвергнута.

– Нет, Ватсон, решительно нет. Именно поэтому я и попросил вас обратить внимание на правописание. Все слова написаны на английский манер. Как вы знаете, американцы иногда пропускают «лишние» гласные.

– Что же касается всего остального, – продолжал Холмс, повернувшись к Хардерну, – то я изучил множество разных почерков и смею заверить вес, что мои заключения правильны. По выражению вашего лица, сэр, я вижу, что мое описание вам никого не напоминает.

– Нет, мистер Холмс! – возбужденно ответил наш клиент. – С того самого момента, как я прибыл в Англию, мне не доводилось встречать никого из тех, кто подходил бы к данному описанию. Единственные люди, с кем я успел познакомиться в Англии, это Довагер, леди Роксэм и ее сын, но у них нет ни малейшей причины угрожать мне. Скажу больше того. Именно по приглашению лорда Роксэм мы с дочерью решили отправиться в Англию.

– При каких обстоятельствах вы получили приглашение? – поинтересовался Холмс.

– Впервые я встретил Джеральда, то есть лорда Роксэма, года полтора назад, когда он навещал в Соединенных Штатах своих родственников. Его тетушка замужем за одним из моих старинных друзей, Брайтли, из виргинского аристократического рода, который может проследить свое происхождение до времен Тюдоров. Мы получили приглашение на прием, устроенный Брайтли в честь их родственника из Англии. На этом приеме Эдит и я были представлены Джеральду Роксэму.

Нужно ли говорить, мистер Холмс, что молодые люди сразу же воспылали любовью друг к другу. Мне стали намекать на возможность брака, но я возражал, считая, что они недостаточно долго знают друг друга. Тогда Джеральд Роксэм и предложил мне привезти дочь в Англию, где бы он мог познакомить ее со своей матерью и ввести в светское общество Лондона. Если по истечении более продолжительного срока молодые люди не охладеют друг к другу, то в конце сезона будет объявлена официальная помолвка.

Довагер, леди Роксэм, одобрила такое решение и вызвалась подыскать подходящие апартаменты в Лондоне и загородную резиденцию, где Эдит и я могли бы остановиться. Нам очень повезло, что это поместье неожиданно появилось на рынке. Оно принадлежало престарелому джентльмену сэру Седрику Форстер-Драйку, которого родственники решили поместить в приют. Он полностью оглох и прикован к постели. Семья сэра Седрика была очень рада найти нанимателя, готового снять поместье на целый год, и оставить прежнюю прислугу.

С моей точки зрения, это было особенно удачно по двум причинам. Во-первых, поместье леди Роксэм – Уайтхэвен-Мэнор – находится всего в трех милях отсюда, а это означало, что молодые люди могли часто встречаться, и Эдит предоставлялась возможность познакомиться с семьей и друзьями Джеральда. Во-вторых, договор об аренде дома в Суссексе, который леди Роксэм сняла для нас раньше, пришлось неожиданно расторгнуть из-за пожара, случившегося в том крыле, где располагались комнаты прислуги.

Все это произошло, когда Эдит и я уже находились на борту судна, доставившего нас в Англию. По прибытии в Лондон мы были встречены на вокзале Джеральдом Роксэмом, от которого и узнали о пожаре в Суссексе и о неожиданно представившейся возможности снять Маршэм-Холл.

Холмс прервал нашего клиента, воскликнув:

– Мистер Хардерн, ваш рассказ, по существу, приводит лишь к одному возможному заключению!

– К какому же, мистер Холмс?

– Кто-то из ваших врагов в Штатах нанял сообщника здесь, чтобы тот посылал вам письма с угрозами от его имени. А поскольку вы сами узнали, что ваша загородная резиденция будет не в Суссексе, а в Кенте только по прибытии в Лондон, он вряд ли мог заранее подготовиться к тому, чтобы преследовать вас здесь. Но я прервал вас, мистер Хардерн. Прошу простить меня и продолжить рассказ.

– Мне осталось сообщить совсем немного, сэр. По совету Джеральда Роксэма мы остановились на несколько дней в лондонском отеле, пока в Маршэм-Холле все не было готово к нашему приезду. Джеральд проводил нас до самого Маршэм-Холла и проследил за тем, чтобы мы устроились с комфортом. Первое письмо с угрозами пришло через четыре дня.

– С меткой! Я имею в виду – с чернильным отпечатком мизинца.

– Именно так, мистер Холмс!

– Вы уведомили полицию?

– Только по получении второго письма. Инспектор Уиффен из полиции графства Кент прибыл, осмотрел второе письмо и последующие, но не смог предложить никаких объяснений. По-видимому, он считал все происшествие чьей-то хитроумной шуткой или розыгрышей.

– Дело гораздо серьезнее, – заметил Холмс– Я убежден, что аноним ничуть не шутит. Я также не сомневаюсь, что вскоре вы получите еще одно письмо, на этот раз – с отпечатком большого пальца, и соберете таким образом отпечатки всей пятерни. Черная Рука, мистер Хардерн. Говорит ли это вам о чем-нибудь?

– Я теряюсь в догадках, мистер Холмс. Черная Рука! Что вы посоветуете? Как мне себя вести?

– Отнестись с полной серьезностью к предупреждениям и покинуть Англию как можно скорее – до получения последнего письма. После того как придет пятое письмо, вашу безопасность нельзя будет гарантировать.

– Вы рекомендуете мне вернуться в Штаты? Нет, сэр! – негодующе воскликнул Хардерн. – Я не допущу, чтобы меня принудили к бегству.

– Тогда, по крайней мере, вернитесь в ваш дом в Лондоне.

Хардерн, доселе сдерживавший гнев, дал волю своему негодованию. Его синие глаза метали молнии. Он с силой ударил кулаком по подлокотнику кресла.

– Ни за что на свете, мистер Холмс! Это было бы постыдной капитуляцией. Никому и никогда еще не удавалось помыкать Джоном Винсентом Хардерном!

– Но речь идет не только о вашей безопасности, – мягко напомнил Холмс, – но и о безопасности вашей дочери.

– Я хорошо об этом помню, сэр. В настоящий момент она совершает верховую прогулку в обществе Джеральда Роксэма и его сестры. Как только они вернутся, я спрошу, позволено ли будет Эдит переселиться в Уайтхэвен-Мэнор. Не сомневаюсь, что леди Роксэм даст свое согласие. И она, и ее сын знают о полученных мной угрозах. Именно Джеральд Роксэм порекомендовал обратиться к вам, мистер Холмс. Что же касается меня, то я намерен остаться здесь.

– В таком случае я настоятельно рекомендую вам не выходить с наступлением темноты из дома и проследить за тем, чтобы окна на ночь были закрыты ставнями, а двери заперты. У вас есть револьвер?

– «Кольт», мистер Холмс.

– Держите его все время при себе, – посоветовал Холмс, вставая, – и как только получите пятое письмо – с отпечатком большого пальца – немедленно дайте мне знать.

– Вы действительно полагаете, что жизнь Хардерна находится в опасности? – спросил я, когда мы возвращались в экипаже на станцию Мэйдстоун.

– Боюсь, что так, Ватсон, – мрачно произнес Холмс. – Поскольку Хардерн отказался немедленно покинуть Маршэм-Холл, нам остается только уповать на то, что, когда его таинственный враг решит нанести удар, мы окажемся рядом и сумеем отвести беду. Каким сложным оказалось это дело! Я имею в виду не только роковые последствия, к которым могут привести угрозы, но и мотив преступления. Почему кому-то так хочется заставить Хардерна покинуть Англию? А эта странная история с Черной Рукой! Здесь напрашивается мысль о каком-то тайном братстве. И хотя я горжусь своей осведомленностью о делах преступного мира, должен признаться, мне не известно ни одно криминальное сообщество, которое действовало бы под таким названием.

Придется порасспросить своих знакомых, как вы говорите, из сомнительной среды. А пока я намереваюсь вернуться завтра в Мэйдстоун, чтобы обследовать местные гостиницы и постоялые дворы: не найдется ли там постояльца, который подходил бы под мое описание.

– Вы хотите, чтобы я сопровождал вас?

– Благодарю, но думаю, что мне лучше отправиться одному. Если мы хотим установить личность этого человека и узнать, где он находится, необходимо действовать незаметно. Если же мы примемся за расспросы вдвоем, это может вызвать подозрения.

На следующее утро Холмс отправился в Мэйдстоун рано утром и не возвращался на Бейкер-стрит до позднего вечера.

– Вам никого не удалось отыскать? – спросил я угрюмого Холмса.

– Никакой зацепки, – подтвердил он, устало располагаясь у камина. – Думается, я не пропустил ни одной гостиницы в городе. Никакого результата. Разумеется, остались еще пансионаты, их наберется несколько десятков, и завтра я непременно обследую их все до единого. Откровенно говоря, это все равно что искать иголку в стоге сена. Но у меня нет другого выбора: я должен во что бы то ни стало найти мерзавца.

Однако случилось так, что Холмсу не удалось вернуться в Кент так быстро, как он рассчитывал. На следующий день прибыла мисс Вайолетт Смит из Чарлингтона и, рассказав нам необыкновенную историю о том, как ее преследовал неизвестный велосипедист, попросила Холмса о помощи. Мой друг очень не хотел приниматься за новое расследование, поскольку уже погрузился в обстоятельства дела Хардерна, но затруднительное положение, в котором оказалась мисс Смит, и совершенно необычная поведанная ею история вынудили Холмса в конце концов согласиться, хотя я настоятельно рекомендовал ему отказаться.

– Мой дорогой Ватсон, я вряд ли имею право отказать, – возразил мне Холмс. – Она одинокая женщина, и защитить ее некому. Согласен, что это отвлечет меня от дела Хардерна. Но я полагаю, что мы не услышим из Кента ничего нового еще несколько дней, пока не придет пятое, и последнее, письмо, а за это время я вполне могу заняться новым расследованием.

– А как же ваши расспросы в Кенте?

– Я смогу продолжить их в понедельник. А если вы согласитесь помочь мне, я буду вам бесконечно признателен.

– Разумеется, Холмс, я всегда к вашим услугам, – заверил я великого детектива.

По его поручению в понедельник я отправился в Чарлингтон, чтобы попытаться собрать необходимые сведения. Мои поиски оказались безуспешными, и Холмс подверг их уничтожающей критике[5]5
  Шерлок Холмс считал, что доктор Ватсон неправильно выбрал место для наблюдения за таинственным преследователем мисс Смит, в также совершил ошибку, расспрашивая об обитателях Чарлингтон-Холла у лондонского агента по торговле недвижимостью вместо того, чтобы зайти в ближайшую таверну, где без труда узнал бы все местные сплетни. См. рассказ «Одинокая велосипедистка». – Прим, доктора Джона Ф. Ватсона.


[Закрыть]. Признаюсь, в то время замечания Холмса меня глубоко задели. Его собственные розыски в Кенте, как и расспросы знакомых из уголовного мира, пока не дали никаких результатов, и потому Холмс находился в состоянии сильного нервного напряжения.

Приключение в Сюррее завершилось вполне удовлетворительно в ближайшую субботу, 30 апреля. Холмсу и мне удалось предотвратить похищение мисс Вайолетт Смит.

Мой старый друг одержал великолепную победу и теперь снова мог без помех полностью сосредоточиться на деле Хардерна.

Между тем от американского миллионера никаких вестей не поступало, и из-за этой неопределенности мои друг впал в глубочайшую депрессию. Холмс опасался, что ввел клиента в заблуждение по поводу непременного пятого письма и того, что Черная Рука нанесет смертельный удар уже без предупреждения.

Так продолжалось до следующего понедельника, 2 мая, когда на Бейкер-стрит со второй почтой пришло наконец долгожданное известие от Хардерна. Едва почтальон вручил письмо, как Холмс нетерпеливо разорвал конверт и вынул из него два листка бумаги.

Один – послание от самого Хардерна – Холмс отложил в сторону, а сам быстро прочитал то, что было написано на втором листке, и передал его мне. Как Холмс и ожидал, внизу красовался отпечаток большого пальца Черной Руки. Содержание послания было столь же зловещим, как и отпечаток, от взгляда на который становилось не по себе.

Послание было датировано 30 апреля и гласило:

«Я ждал достаточно долго, Хардерн, но теперь все. Время вышло. Убирайся из Англии немедленно, ибо дни твои сочтены».

– Очаровательное послание, не правда ли, Ватсон? – спросил Холмс с угрюмой улыбкой. – Но, по крайней мере, теперь мы знаем, что мерзавец не нанес свой удар, чего я так опасался.

– Может быть, Хардерн поймет наконец, что все это очень опасно, и решит покинуть Англию, – высказал я предположение, хотя, должен признаться, и сам не надеялся на благоразумие нашего клиента.

– Об этом и думать нечего! – подтвердил Холмс мои сомнения. – Этот человек упрям, как мул. Он не собирается покидать Англию, а вместо этого предлагает нам прибыть в Мэйдстоун сегодня поездом три семнадцать и провести ночь в Маршэм-Холле, хотя я решительно не понимаю, чем это, по его мнению, может помочь. Мы ничуть не приблизимся к установлению личности Черной Руки, не говоря уже о его задержании. Единственное, чем мы могли бы быть полезными нашему клиенту, это охранять его. Впрочем, от этого мало пользы.

Вскочив на ноги, Холмс принялся расхаживать по гостиной.

– Это самое гнусное дело из всех, какие мне приводилось расследовать, Ватсон! Таинственный аноним и клиент, который отказывается следовать моим советам! Трудно придумать худшую комбинацию.

– Мы могли бы отказаться от этого дела, – заметил я.

– И оставить жизнь Хардерна под угрозой? Нет, ни за что! Кроме того, отказаться от дела означало бы признать свое поражение, – горячо возразил Холмс.

Несмотря на всю серьезность положения, последнее восклицание моего друга позабавило меня: Холмс оказался столь же упрямым, как и его клиент.

При сложившихся обстоятельствах нам не оставалось ничего другого, как с огромной неохотой последовать инструкциям Хардерна. Поездом три семнадцать мы отбыли в Мэйдстоун, уверенные, что только напрасно тратим время. В качестве меры предосторожности Холмс все же настоял, чтобы я прихватил свой армейский револьвер.

Как только мы добрались до Маршэм-Холла, нам сразу стало ясно, что с момента получения письма от Хардерна произошли какие-то драматические события. Хозяин нетерпеливо ожидал нас, безостановочно расхаживая по террасе, словно лев в клетке. Не успел экипаж остановиться, как он сбежал по ступеням, возбужденно крича:

– Этот мерзавец прислал мне еще одну из своих проклятых угроз! На этот раз он проник в дом! Идемте, и вы сами все увидите! – И Хардерн устремился к дверям, продолжая на ходу давать нам объяснения: – Случилось это, должно быть, прошлой ночью или сегодня рано утром…

Тут он прервал себя, чтобы бросить на ходу несколько слов дворецкому, который подошел, чтобы принять у нас пальто.

– Поторопитесь, Мэллоу! – приказал Хардерн не терпящим возражения тоном. – Немедленно пришлите ко мне инспектора Уиффена. Вы знаете, где его найти.

Торопливо сбросив верхнюю одежду, мы поспешили за Хардерном, который несся впереди с энергией парового локомотива. Так мы добрались до дальней части дома, где располагались кухня и подсобные помещения.

Наш клиент открыл ключом дверь, распахнул ее и трагически провозгласил:

– Взгляните, джентльмены!

Мы очутились в тесной кладовке с полками, раковиной и деревянной сушилкой для посуды, над которой раскачивалась на петлях открытая настежь небольшая форточка – не более трех квадратных футов. Прямо под форточкой на выбеленной стене красовалась черная рука с растопыренными пальцами. Отпечаток был таким четким, что даже с порога можно было различить рисунок на поверхности кожи.

Отпечаток сопровождало послание, написанное, как и все предыдущие послания Черной Руки, печатными буквами:

«Твое время пришло, Хардерн! Трепещи от ужаса, который настигает ночью».

– Видите, мистер Холмс! – возмущенно заявил американский миллионер. – У этого мерзавца хватило наглости вторгнуться в мой дом. Я не потерплю такого!

Холмс подошел осмотреть оконную раму, он притворил форточку, а затем снова открыл ее.

– Форточка закрывается неплотно, – заметил он. – Достаточно было просунуть в щель лезвие ножа и поднять крючок. Слышал ли кто-то в доме какой-нибудь шум при вторжении?

– Сам я не слышал ничего, – сообщил Хардерн. – Что же касается слуг, то они спят на верхнем этаже в другом крыле здания. Инспектор Уиффен уже опрашивал их сегодня утром, но никто из них не слыхал никакого шума.

– А кто обнаружил, что кладовая взломана?

– Экономка. К счастью, она женщина разумная и сразу поспешила ко мне. Я осмотрел отпечаток пятерни этого мерзавца, приказал запереть кладовку на ключ и под страхом немедленного увольнения запретил экономке рассказывать кому бы то ни было об увиденном. Я отнюдь не желаю, чтобы мои дела стали предметом пересудов прислуги. Затем я послал за инспектором Уиффеном. А вот и он!

Мы все трое повернулись на звук шагов – кто-то действительно приближался к нам по выложенному камнем переходу – и увидели плотно сложенного, несколько туповатого на вид человека в сопровождении Мэллоу, дворецкого.

Было ясно, что Уиффен уже осмотрел и отпечаток пятерни, и послание, потому что едва дал себе труд взглянуть на них перед тем, как Хардерн представил его Холмсу и мне.

На Мэллоу отпечаток руки произвел гораздо более сильное впечатление. Он остановился в дверях за спиной инспектора и словно завороженный смотрел на стену. Его и без того бледное лицо побледнело еще сильнее, а глаза от ужаса едва не вылезли из орбит.

– О, мистер Хардерн! – воскликнул он. – Какой ужас, сэр!

Хардерн, казалось, только тут заметил присутствие дворецкого.

– Теперь вы знаете, почему я приказал послать за полицией, – резко проговорил он. – Но если вы дорожите своим местом, ни слова никому из прислуги! Это их не касается. Им следует знать только то, что прошлой ночью была совершена попытка насильственно вторгнуться в Маршэм-Холл, и ничего больше. Именно поэтому здесь инспектор Уиффен и эти джентльмены. Вы поняли? Тогда можете идти.

– Как прикажете, сэр, – ответствовал Мэллоу с выражением вежливого безразличия, которое хорошо вышколенные слуги умудряются сохранять при любых обстоятельствах.

– А теперь, – продолжил Хардерн, когда дворецкий удалился, – я предлагаю снова запереть кладовую и вернуться в гостиную, чтобы обсудить, как действовать дальше. И должен предупредить, я жду от вас действий.

Свое требование Хардерн повторил еще раз, когда через несколько минут мы расположились в креслах просторной гостиной. Миллионер застыл перед камином, глядя на нас с явным неодобрением.

– Итак, я хочу знать, – рявкнул он, – как именно вы собираетесь выследить этого негодяя? Инспектор Уиффен?

– Видите ли, мистер Хардерн, – начал инспектор, слегка испуганный тем, что приходится говорить первым, – в настоящее время мои люди, сержант и констебль, прочесывают местность, чтобы установить, где именно злоумышленник вступил на территорию Маршэм-Холла.