Текст книги "Грани отражения (СИ)"
Автор книги: Джулс Бичем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
Еще одна дверь с грохотом отскочила, жалобно скрипя петлями. Это была гостевая спальня. И именно тут и находился нужный им человек. Он сидел на полу, в темноте, прислонившись спиной к кровати, и словно не слышал того, что в комнату с шумом вошли. Это была единственная комната, где царило ощущение уюта и обжитости. Включенный свет осветил вещи, принадлежавшие, судя по всему, молодой женщине, аккуратно разложенные и убранные на свои места.
Мужчина, сидевший у кровати, не шелохнулся и не произнес ни слова. Он выглядел отсутствующе и будто находился далеко отсюда, погруженный в свои мысли. Маргулис остановился почти перед ним. Огляделся.
– Ты даже вещи её хранишь. Неужели всё еще ждешь, что она вернется?
Сидевший шевельнулся, словно упоминание о возвращение задело его. Маргулис хотел другой реакции. Он прошелся по комнате, смахивая и расшвыривая вещи, будто каждая из них была чем-то отвратительным. Вероятно, он ожидал, что это приведет того в бешенство, и тот поведет себя так, как ему хотелось. Но тот продолжал безучастно молчать.
Маргулис завершил погром в комнате и подошел снова к нему.
– Ты ведь знал, что я приду, не так ли?
Улыбнулся, разводя руками в приветственном жесте:
– Я пришел.
Мужчина не оказывал никакого сопротивления, когда его вывели из дома и потащили к машине. Было очевидно, что он может дать отпор, но он не хотел, даже понимая, что ничего хорошего его не ждет. Словно был готов, и ему нечего было терять. Это упрощало задачу. Один из людей сел в его машину, стоявшую в гараже, и как было условленно, поехал за ними.
В небольшом каменном подвале, где Ник оказался впервые, было прохладно и жутковато. Давящее впечатление производила неестественно яркая лампочка, висевшая на потолке. Это место находилось на старом заброшенном заводе, выстроенном на отшибе. Дорога к нему вела через небольшой лесок, в который надо было съезжать с трассы.
Посредине помещения стояла старая железная конструкция, к которой был привязан тот самый мужчина, которого они увезли из старого дома. Со стороны он казался похожим на пустое место – по-прежнему не сопротивляясь, не двигаясь и не разговаривая.
Маргулис подошел к железному сооружению, сосредоточенно провел по ней рукой, словно проверяя состояние и прочность, и удовлетворенно кивнул. Кроме них троих тут больше никого не было, остальные находились на улице.
Словно внезапно вспомнив о привязанном мужчине, Маргулис наклонился к нему.
– Тебе удобно? Ох, извини, что приходится держать тебя тут. Не совсем то, к чему ты привык, но вполне ничего.
Он снова пытался заставить того ответить. Не дождавшись ничего, Маргулис внезапно ударил его в лицо, отчего голова мужчины мотнулась в сторону. Затем оглянулся, увидел старый стул, подтянул его к себе и сел. Несколько секунд разглядывал своего пленника и сокрушенно покачал головой:
– Мне так жаль. Я сделал тебе больно?
Мужчина шевельнул головой. На пол капнула кровь, Маргулис разбил ему нос.
– Я хотел тебе сказать спасибо. Мне ведь есть за что говорить спасибо, не так ли? – он посмотрел ему в лицо, заставляя сфокусировать взгляд на себе. И снова ударил, на этот раз еще сильней, отчего тот на какой-то миг отключился. Терпеливо ожидая, пока мужчина придет в себя, Маргулис отряхивал пыль с рукава пиджака.
Всё это казалось банальной разборкой. Но когда после часа таких ударов в лицо, которые словно сознательно были направлены не на выяснение отношений, а на заведомое старание причинить боль и изуродовать, Маргулис снял пиджак, и снова повернулся к кашлявшему и сплевывавшему кровь мужчине, Ник понял, что всё будет ещё хуже. Веревки удерживали парня в вертикальном положении, не давая упасть или закрыться от ударов. Когда-то светлая рубашка, принявшая серый оттенок от пыли и грязи, покрылась красными разводами. Маргулис снова присел напротив него и улыбнулся.
– Мы немного разогрелись, да? Пора приступать к серьезному разговору. Во-первых, спасибо, что так долго и хорошо заботился о Лии.
Мужчина дернулся, словно желая подняться, и что-то пробормотал.
– Я ей не поверил, когда она лепетала, что за ней кто-то присматривает, а зря. Ты – молодец, такого охранника поискать надо, – Маргулис поднялся и зашагал вдоль стены, у которой лежал разнообразный строительный мусор, – Это же надо, устроить целый шпионский сериал из-за девушки, которая на тебя и внимания не обращает.
Он нагнулся, вытаскивая старый отрезок железной трубы.
– Я думаю, это было больно. Очень больно. Больнее этого?
Металл, со свистом рассекая воздух, упал на плечо, раздался отвратительный похрустывающий звук. Мужчина со всхлипом втянул воздух и натянул веревки.
– Или этого?
Следующий удар обрушился плашмя на ребра.
Боль сверкающими зигзагами полосовала воздух, не оставляя времени на вдох. Он почти висел на веревках, удерживавших его и резавших тело. От крови светлые волосы превратились в бурую грязь, клочьями нависавшую над лицом. Ник ощущал подступающую дурноту, глядя на это безумство, и почувствовал облегчение, когда Маргулис разрезал веревки, которыми парня привязали. Бедолага, что бы он там не натворил, он уже с лихвой оплатил свои промахи.
Маргулис обошел лежавшего перед ним в полубессознательном состоянии и ударил его ногой.
– Веселая игра, правда? Так же весело, как и твои дешевые попытки угрожать той дуре-медсестре, проделка в ресторане, розыгрыш с фотографиями. Думал, что можешь меня унизить? Показать, что ты лучше?
Он наступил на пальцы мужчины, заставив того издать сдавленный вопль, заглушивший хруст тонких костей кисти.
– О, какая жалость. Эти талантливые руки вернули мне зрение. Считай, что это моя благодарность.
Кровь, расползавшаяся пятном по полу, запачкала и его костюм. Но, не смотря на это, Маргулис одернул брюки, присел и, ухватив за волосы, поднял голову мужчины, глядя ему в лицо. Лицом, правда, это было уже сложно назвать, поскольку грязь, кровь и разорванная кожа превратили его в маску.
Сколько времени продолжался этот кошмар, Ник не знал. Он не имел права оставить охраняемое лицо, и поэтому продолжал стоять, надеясь, что всё это закончится.
Маргулис, словно рассматривая мужчину, довольно хмыкнул:
– Теперь ты, конечно же, не будешь прежним красавчиком. Зато, как приятно знать, что всё теперь по справедливости. Каково это было – знать, что твоя любовь спит в моей постели?
Тот зашевелился, но ещё один удар заставил его упасть бесформенной массой на пол.
– Столько времени прожить с ней под одной крышей, и бояться вздохнуть в её присутствии? Тяжело-то как, не правда ли? – Маргулис засмеялся тихим счастливым смехом, от которого Ника словно мороз по коже продрал.
После непрекращающейся череды избиений и, обращенного к парню, монолога Ник понял, что сейчас его будет выворачивать наизнанку прямо тут. Он почти сам ощущал состояние этого мужчины, как в промежутках между сознанием и провалами в темноту врывались новые удары, не на секунду не прекращая разрезающую на части боль. Он больше не издавал ни подавляемых из последних сил воплей, похожих на рычание, а просто судорожно хватал воздух.
– Босс, – не выдержал Ник новых звуков ломающегося тела и мягко чавкающих по разбитой плоти ударов, – может достаточно?
На него повернулось залитое кровью лицо Маргулиса, на котором сияли неподдельным удовлетворением глаза, превращая его в отдаленное подобие человека. Он был весь в крови, но чем больше её становилось, тем счастливей выглядел Эрик.
– Я плачу тебе деньги не за дурацкие советы. Поэтому заткнись, и выполняй свою работу, ясно?
Несмотря на то, что Ник повидал достаточно, сейчас ему было страшно, как маленькому ребенку. Отвернувшись от него, Маргулис приподнял лежавшего изломанной игрушкой мужчину и прислонил его к опоре, заставляя оказаться лицом к лицу с собой. Видя, что тот теряет сознание, Маргулис наступил на его сломанную руку, из пары ран в которой торчало что-то, похожее на кость. Мужчина тихо зашипел, судя по всему, предел его сознания и сил был исчерпан. Добившийся таким образом внимания, Маргулис снова тепло улыбнулся:
– Теперь мне стоит поделиться с тобой самым главным. Видишь ли, когда я пытался узнать, что за дерьмо попыталось перейти мне дорогу, я наткнулся на массу интересных фактов. Некая молодая женщина переспала с парнем, работавшим в доме по соседству, и забеременела. Аборт она делать не стала, а благополучно родила, да ещё и обернула всё так, словно это – ребенок её мужа. А её муж, если и догадывался, то молчал, любил свою жену. Да и у него было рыльце в пушку. Поехав на деловую встречу, его угораздило пойти в местный бар и познакомиться с молодой студенткой колледжа. Завязалась интрижка на три дня, а затем муженёк преспокойно уехал. Ну, а студентка взяла и родила сына.
Маргулис задумчиво погладил покрытый кровью обломок трубы. Мужчина едва держался на тонкой грани между сознанием и полубредом, но Эрик, похлопывавший по его искалеченной руке, не давал ему отключаться.
– Ничего особенного, правда? Житейская история, – Маргулис внезапно засмеялся, – Я бы тоже так сказал. Если бы ту женщину не звали девушкой Лили Дорнот, а парень, отец её сына, не женился на студентке, растившей сына, и не дал ему свою фамилию – Маргулис.
С неожиданной силой мужчина поднял голову и посмотрел на Эрика, а тот, довольный эффектом, продолжил:
– Какая несправедливость, да? Всё это время ты, жалкий ублюдок, жил по-королевски на моём месте. А я боролся за свое существование в дерьме, где ты бы и дня не прожил, воротя свой нос. Ты получил богатство, успех. Но, – он приблизил лицо к нему, – теперь я имею всё. Всё, что должен был иметь изначально. Твой отец всегда ощущал, что ты – ничтожество, жалкая нагулянная дворняжка. Ты никогда и никому не был нужен со своими желаниями помогать всем. Справедливей было бы, чтобы ты сдох в армии, но ты выжил. Я собираюсь исправить эту ошибку. Может дать тебе зеркало? На тебя без отвращения смотреть нельзя теперь, и меня это больше устраивает. Ты больше никогда не получишь хоть крохи того, что буду иметь я.
– У тебя никогда не будет любви. Её ты никогда не сможешь купить или забрать у меня, – неожиданно прохрипел Дорнот, с трудом удерживая голову приподнятой. Маргулис отскочил и ударил его ногой в лицо, словно его голова была футбольным мячом. Даже когда тот повалился на пол и остался лежать, не двигаясь, Маргулис продолжал его бить.
– Босс, – Ник схватил его, оттаскивая от тела, – достаточно, хватит.
Маргулис молча сделал попытку вырваться, но хватка Ника не позволила. Он дал вывести себя на улицу и оттолкнул его. У машины, аккуратными движениями вытирая кровь с пальцев влажной салфеткой, Маргулис произнёс:
– Посади его в машину. В багажнике стоит бак с бензином. И не забудь прикрепить номера с машины, которая сбила ту девицу. Они там же.
Ник сжал зубы. Скрытая камера, которая была встроена в пуговицу на его куртке, отключилась, исчерпав время записи.
* * *
Лия вытерла рот после очередного приступа, согнувшего её над унитазом в уборной. Стирать слезы было бесполезно, они катились градом, не останавливаясь. Она стремглав бросилась в уборную, как только закончилась запись, и теперь её выворачивало так, что еще немного – её начнет рвать собственными внутренностями. Отползши от унитаза и прислонившись к стенке кабинки, Лия скрючилась, не надеясь на облегчение. В ушах стоял хруст костей, глаза застилали кровавые брызги, разлетавшиеся по пространству. И кровь была везде, всюду, даже на её руках. Она резко дернулась, осознавая, что это – настоящая, теплая кровь, капающая на её руки. Провела ладонью по лицу. От напряжения видимо лопнул сосуд в носу. Лия дотянулась до туалетной бумаги, оторвала клок и зажала нос, запрокидывая голову. Мозг кипел вулканом, отказываясь поверить в увиденное. Она действительно имеет ко всему отношение. Если бы не она – никогда бы этого не произошло. Каждый удар, наносимый Дорноту, наносился так же и её рукой.
Лия вернулась в бар, радуясь, что лицо её спрятано под капюшоном. Ник, сидевший в ожидании её, допивал третью бутылку. Лия потянулась к еще не начатой и хлебнула ровно столько, сколько смогла, пока от обжигающего алкоголя не загорелось горло, и она не закашлялась.
– Поэтому и взял столько, – Ник махнул на бутылки.
Лия отставила свою бутылку в сторону.
– Вы убили его? Сожгли машину?
Так легко звучавшие слова говорили о том, что Дорнота больше нет. Ник допил, осторожно отставил бутылку в сторону и поднял на неё глаза…
Как только машины скрылись из виду в лесу, он подождал какое-то время, пока по его расчетам они не выехали на шоссе и направились к городу. Затем вернулся в здание.
Сложно было представить, что еще вчера это был мужчина с более-менее интересной внешностью. Сейчас перед Ником лежал лишенный очертаний мешок, начиненный изломанными костями и органами, залитый кровью и даже отдаленно не напоминающий человеческое подобие. Нику было страшно даже дотрагиваться до него, он не знал – есть ли у того хоть одна целая кость. Не то, чтобы тот был неженкой, наметанным глазом Ник понял, что парень занимался спортом и очевидно служил в свое время в армии. Только вот после такой мясорубки одно неловкое движение могло усилить внутренние повреждения, и спровоцировать кровотечения. Одним словом, не зная – как ему поступить, Ник замер в нерешительности.
Стиснув зубы и стараясь не думать о том, что делает, он все же приподнял его и попробовал взвалить на плечо. Это было трудно, но со второй попытки Нику удалось поднять тело и удержать равновесие. Туманный воздух, окутавший его, когда он оказался снаружи, заставил передернуться от сырости. Ник осторожно положил парня на траву и выдохнул.
Перед ним стояла машина, от которой ему велели избавиться. Вспоминая то, что ему было сказано, Ник судорожно сглотнул подступающее к горлу отвращение. Неподалеку стояла его машина, на которой он должен будет убраться из этого проклятого места. Сможет ли он вернуться в город и спокойно сказать, что выполнил всё? Он сомневался, что сможет просто даже видеть ненормального Маргулиса. Сжечь ещё живого человека, повесив на того чужую смерть? Ник невольно вспомнил болтливую девчонку, так откровенничавшую с Маргулисом. Он не сомневался, что она рассказывала из лучших побуждений. До слов его о номерах, Ник и не подозревал – как именно тот решил проблему в виде такого свидетеля. Теперь же, у него волосы вставали дыбом от того, как легко вчерашний милый и учтивый босс распоряжался человеческими жизнями.
Время шло, и надо было что-то делать. Он поменял номера на машине и поднялся, отряхивая руки. Что дальше? Через пару часов начнет светать, и дым от горящего автомобиля будет видно над лесом с трассы. Взрыв горючего так же привлечет внимание. Ник от души выругался. Надо заканчивать.
Он вернулся к лежащему на земле парню и присел, глядя на него. На багрово-синем лице, покрытом коркой запекшейся крови, неожиданно дрогнули веки, с трудом раздирая слипшиеся ресницы и открывая серо-синий глаз. Ник вздрогнул, он не готов смотреть в лицо тому, кто умирает с его молчаливого соучастия. Губы парня шевельнулись, и он прошелестел, с трудом выговаривая каждое слово:
– Чего ждешь? Заканчивай.
В этот момент Нику захотелось бежать как можно дальше без оглядки, прочь от этого ночного кошмара.
– Парень, ты так торопишься умереть? – выдавил он.
Глаз, пристально смотревший на него, закрылся, прячась снова за кровавой маской.
Черта с два. Черта с два он превратится в безропотного исполнителя, делая дерьмо своими руками с чужого приказа. Ник поднялся. Взрыв прогремел, когда он выезжал из леса. Не пожалев бензина, он позаботился о том, чтобы горело ярко и долго.
Сквозь тонировку стекол свет почти не пробивался, создавая полумрак. Ник изредка глядел в зеркало, чтобы удостовериться в том, что парень не умер. В горящей машине он оставил свой пиджак – на случай, если Маргулис захочет поинтересоваться остатками машины.
– Неужели ты не мог сбежать или дать сдачи, черт бы тебя побрал, – Ник давал эмоциям, колотившим его пульс, вырваться наружу и обращаясь скорее сам к себе, чем к парню, который вряд ли мог ответить.
– Что он сделал с ней? – он скорее понял, что тот спросил, чем услышал.
– Заткнись и не разговаривай, не хватало тебе еще сдохнуть вот так, в машине! – рявкнул Ник. Хмуро глядя на дорогу, он добавил, – её сбила машина.
Парень приподнялся на сидении, от чего Ник резко повернулся к нему, и еле удержал руль. Он не обманывался по поводу яркого огонька ненависти, блестевшего из-под спутанных волос и грязи. Но и ничего сделать тоже не мог.
– Если ты будешь дергаться, то не доживешь до больницы, ясно тебе?
– Ты должен был сжечь меня, – полутруп грязно выругался, адресуя поток брани ему и его хозяину. Ник почувствовал, что еще немного – и он сам сойдет с ума. Рывок стоил последних сил парню, и через пару минут он повалился на сидение, отключаясь на этот раз надолго.
Последние метры до больницы Ник нарушал все возможные правила движения и парковки, надеясь, что его пассажир еще жив. Он схватил первого попавшегося ему человека в костюме врача и потребовал помочь ему.
Когда пара врачей и санитары перекладывали парня на носилки, Ник рассказывал историю о том, что нашел его на обочине дороги, надеясь, что его не будут слишком расспрашивать, а он сумеет под шумок уехать. На какой-то момент ему подумалось – почему в разговоре Маргулиса с парнем упоминалось только одно имя, не принадлежавшее сбитой девушке? Эта случайная мысль отчего-то вертелась в голове, как что-то очень важное.
Когда медики увозили носилки, Ник вытащил сигарету. Провел рукой по карманам, ища зажигалку, и тут его осенило. Парень спрашивал не про сбитую девушку. Он спрашивал о той, которая была в какой-то мере причиной этого дурдома. А Ник, получается, только что заявил, что она мертва. И если этот идиот решил, что последует за ней, его смерть опять же будет на совести Ника.
Он швырнул сигарету и бросился догонять медиков, почти приблизившихся к входу в госпиталь. Несмотря на попытки оттеснить его, Ник оттолкнул кого-то и наклонился к парню, лицо которого закрывала кислородная маска:
– Ты слышишь меня? Она жива. Сбили другую. А она жива.
И хотя тот не открывал глаз, Ник почему-то знал, что он его услышал.
Он потянулся за новой бутылкой. Предложил Лии, но она отрицательно покачала головой. Повисло молчание. Кто-то смеялся в зале. Висел сладковатый запах пива и табака.
– Где он сейчас? – хрипло спросила Лия, смотря на собственные руки, лежащие на столе.
– Не знаю.
Маргулис должен ответить. Должен ответить за всё.
– Вы не сможете призвать его к ответу, – возразил Ник, и Лия поняла, что говорит мысли вслух, – будьте умнее и не поддавайтесь эмоциям.
– А что будет с вами?
Ник помолчал и пожал плечами:
– Я всё же смог вернуться в город. Маргулис не знал, что я сделал запись. В тот день меня насторожили его приготовления, и я довольно трусливо решил, что если это будет что-то противозаконное, то смогу доказать свою невиновность. Я сделал еще копии – на всякий случай, если кто-то захочет добраться до меня. Затем пришел в офис, сказал, что всё сделал. Потом нашел человека, который делает документы. Сегодня я уезжаю, как можно дальше отсюда.
Они оба понимали, что это было единственно верное решение.
– Я хотел, чтобы вы увидели эту запись. Дальше Вы сами знаете, как Вам поступить.
Значит, ощущение несправедливости в смерти Милы было не просто паранойей. Глядя на выражение лица Лии, Ник предостерегающе нахмурился:
– Забудьте. Я не знаю, что вы сейчас обдумываете, но забудьте. Пытаться законно потребовать справедливости вы не сможете, незаконно – тоже. Забудьте о мертвых. Подумайте лучше о живых.
Лия выдохнула. Он был снова прав.
– Когда увидите его, скажите, что мне жаль.
Она согласно кивнула. Да, конечно же, если она увидит Дорнота ещё.
Ник оставил деньги, расплачиваясь за выпивку, и вышел в служебное помещение. Кажется, он знал, что делает. Лия положила голову на согнутую руку и посмотрела на отблики света на стекле. Она тоже знала, что должна сделать и надеялась, что ей будет дан шанс всё исправить.
Глубоко за полночь она пришла домой, стараясь не шуметь и не будить никого. Села на полу в коридоре, унимая дрожь в ногах, которая не прекращалась, не давая сделать и шагу. Поплотнее закуталась в куртку, словно та могла согреть от холода, шедшего откуда-то глубоко изнутри, и закрыла глаза. Лия знала, что сделает, но каждый раз, стоило ей зажмуриться, она снова и снова уходила из кабинета Яна, отказываясь выслушать его. Что же, теперь обвинять себя в том, что она изначально была неправа – пустая трата времени, которого у неё может и не быть.
* * *
Холодный туман осеннего утра еще висел над землей, когда Лия оказалась у дверей дома Дорнота. Половину пути она проделала пешком, от шоссе ей пришлось идти сюда через лесок, в котором проходила дорога к поместью. Какой-то ранний пожилой дальнобойщик согласился подвезти её из города до нужного поворота. Она ехала в большой тяжелой машине и смотрела на клочья тумана, лениво ползущие над полями, пролетающими за окном. В таком же тумане Лия брела по дороге, запрещая себе думать и стараться предугадать то, что её ожидает. И сейчас, позади неё клубились его тени, а перед ней была массивная дверь, за которой таилась неизвестность.
Она подняла руку, намереваясь позвонить, и ей стало страшно. Страшно услышать, что она больше не имеет права даже спрашивать о нём. Еще страшней стало от мыслей, что возможно тут о нём никто не знает ничего больше. И холодящей змеей по позвоночнику проползла невысказанная мысль, что его может и не быть в живых.
Стараясь успокоиться, Лия позвонила. Минуты медленно проходили, заставляя её надежды превращаться в такой же серый туман, что и вокруг. Это ожидание выпивало из неё всю жизнь, истоньшая её до тени. Лия оперлась на косяк, думая, что это – не более чем расплата за все её необдуманные шаги и самоуверенность. Расплата, настигшая в самый неподходящий момент и отбиравшая для поддержания равновесия самое ценное. Чтоже, если понадобится ночевать здесь, она будет сидеть тут, на ступеньках и ждать.
На секунду Лия представила – так ли ждал её Дорнот? Было ли ему ещё хуже, когда в том, что он делал, не оставалось для него смысла и надежды? Она снова видела то, что показывала камера Ника – его, сидящим в комнате, где она жила те месяцы. Он не появлялся больше на её пути, просто ожидая – какое решение она примет сама. Когда его увозили, не думал ли он, что она решила вычеркнуть его навсегда из жизни, и поэтому безразлично позволил убивать себя?
Прерывая её размышления, дверь отворилась. На пороге стояла миссис Норис. Лии было страшно посмотреть ей в глаза, она боялась, что там она увидит немой укор в том, что она виновата во всем, и перед ней просто снова закроют дверь, попросив не появляться больше. Но, набравшись храбрости, она подняла глаза. Пожилая женщина выглядела озабоченно, устало, словно провела не одну ночь без сна. Но её лицо было озарено той же приветливой улыбкой, и осуждение или обвинение отсутствовали в направленном на Лию взгляде.
– Проходите, дорогая, – миссис Норис отступила, приглашая её войти. Лия не верила своим ушам. Старый дом оставался прежним – тихим и спокойным, ничто не изменилось с того дня, как она покинула его, – Вы наверно устали с дороги и голодны.
Казалось, она и не уходила отсюда, только на минуту вышла из дома, чтобы затем вернуться, и миссис Норис торопится предложить ей перекусить.
– Я хотела бы, – Лия набрала полные легкие воздуха, как перед прыжком в воду, – я хотела бы спросить.
Миссис Норис остановилась. Глядя ей в спину, Лия закончила свой вопрос, – я хотела спросить – где сейчас он?
Словно её ни о чем и не спрашивали, миссис Норис обернулась и, все так же улыбаясь, предложила:
– Дорогая, Вам стоит сперва выпить горячего чаю и отдохнуть.
Несмотря на отменный вкус горячих булочек, только что вынутых из духовки, Лии было сложно проглотить хотя бы крошку, а горячий чай застревал в горле. Не в силах изображать, что она может съесть еще кусочек, Лия отставила чашку и снова спросила:
– Миссис Норис, скажите, где он сейчас?
Казалось, что пожилая женщина старалась оттянуть момент, когда Лия снова её спросит об этом. Поэтому, она бросила на неё быстрый взгляд, и поставила на стол блюдо, которое вытирала полотенцем, словно боясь, что её руки дрогнут.
– Всё это время он ждал, что Вы вернетесь, – она складывала полотенце, не глядя на неё и стараясь говорить спокойно и с достоинством, – Я не виню Вас, моя дорогая. Есть вещи, которые сложно забыть и простить.
Лия съежилась, желая провалиться сквозь землю. Каким из долгих вечеров миссис Норис слушала рассказ Дорнота, лежавшего в больничной палате, о том, что на самом деле было между ним и гостившей у него девушкой? Какие мысли и чувства испытывала она, относившаяся к нему, как к сыну, к той, о которой он не говорил, но которую продолжал ждать, словно она уехала только на пару дней? Об этом знала только она сама, и её уставшее лицо, говорившее о том, что перенесла она, волнуясь за Дорнота.
– Но если Вы приехали, чтобы окончательно сломать его, я никогда не смогу Вас простить, – голос миссис Норис дрогнул. Видеть блеск слез в глазах пожилой женщины, это было свыше её сил. Лия сжала пальцы в кулаки, стараясь сохранять присутствие духа. Поймав метнувшийся к дверям и прятавшейся за ними лестнице взгляд миссис Норис, Лия выскочила из комнаты, наплевав на все правила приличия. Он был здесь, и он знал, что она приехала. Возможно, он видел её, идущую к дому, и задавал вопрос – зачем она вернулась? Лия поднялась наверх, собираясь обойти весь дом, если понадобится.
Дорнот стоял в её старой комнате, спиной к двери и опираясь на раму окна. Лия остановилась, не зная, что сказать. Предательский язык словно распух и не мог пошевелиться.
– Зачем ты приехала?
Она не слышала его голос сотню лет и не могла представить – как могла так долго протянуть без его звучания. Он повторил снова:
– Зачем ты приехала?
– Я должна была увидеть тебя, – Лия дотронулась до горла, проверяя – издают ли хоть какие-то звуки её связки. Он повернулся к ней, и она едва удержалась от желания зажать себе рот. Прежде грубо высеченное, но правильное лицо рассекали разнообразные шрамы, тянущиеся ото лба до челюсти. Некоторые стягивали кожу так, что придавали одной половине лица выражение застывшей насмешливой полуулыбки, которой так часто улыбался Дорнот раньше. Один глаз смотрел на неё, пристально и настойчиво, второй же был полуприкрыт шрамом, проходившим по брови и прикрывавшим глаз уродливой складкой века. Руки, сложенные на груди так же не остались нетронутыми, на одной не хватало пальцев. На второй кости неудачно срослись, образуя на запястье бугры, и не позволяя, очевидно, полноценно работать кистью. Это означало, что Ян не сможет больше заниматься своей любимой работой.
Лия подавила всхлип. Дорнот смотрел на неё прежним, непроницаемым взглядом, словно ожидая, что она развернется и опрометью бросится из комнаты. Но, она справилась с потрясением и негромко заговорила, стараясь не дать себе заплакать:
– Я каждый день думала о том, что если бы была тебе безразлична, ты бы не сделал всех этих вещей. Думая о тебе, понимала – каково было тебе видеть меня, делающей несусветные глупости, ожидать в стороне и не иметь надежды изменить всё. Я понимала ещё и то, что не получается жить без тебя в моей жизни.
Лия развела руками и, не обращая внимания на слезы, все же предательски текущие по щекам, покачала головой:
– Знаешь, чего я хотела всё это время, находясь рядом? Услышать то, что ты постоянно скрывал, я ждала этих слов. Чертов упрямец, я так надеялась, что ты скажешь, что я тебе нужна.
Она закрыла лицо ладонями и, не стесняясь, разрыдалась в голос. И сейчас ничто не смогло бы заставить её снова притвориться спокойной и держащей эмоции под контролем. Дорнот подошел к ней, протягивая руки, словно хотел обнять, но остановился.
– Даже сейчас ты просто боишься быть самим собой, – Лия отвела руки от лица и, вытирая слезы, покачала головой.
– Я боялся, что если буду самим собой, будет только хуже, – он напряженно смотрел на неё, – ты всегда заслуживала только лучшего, я знал это даже тогда, когда старался решить твою жизнь сам. Посмотри на меня, – Ян осторожно дотронулся до неё, заставляя поднять голову, – Я так долго играл и старался спрятать себя, что теперь получил заслуженную маску, которая будет прятать мое настоящее лицо всегда.
Лия схватила его руку, державшую её лицо, словно если бы она не сделал этого, он бы взял и исчез.
– Скажи мне то, что никогда не говорил, то, что хотел сказать тогда, когда я сбежала. Пожалуйста, если ты считаешь, что я стою этих слов. Если нет, я уйду и больше никогда не объявлюсь снова.
Дорнот убрал руку и дотронулся до своей шеи, словно что-то мешало ему дышать. Казалось, что впервые за всё время он не может справиться с эмоциями, бушевавшими внутри него и отражавшимися на его лице. Затем он взял Лию за руки.
– Ты спрашивала – нужна ли ты мне. Я люблю тебя так сильно, словно ты проникаешь в мои артерии с кровью, заполняя каждую клеточку тела без остатка. Мне страшно от того, что ты – это часть меня, делающая меня лучше, и страшно, что я могу потерять эту часть. Когда ты рядом – мне трудно дышать, но когда ты уходила, я понимал, что задыхаюсь потому, что меня лишили воздуха. Я испытывал боль, которую причинил тебе, и понимал, что заслужил втрое больше. Я большее не могу даже просить тебя остаться, но если ты уйдешь, я постараюсь жить надеждой, что ты найдешь счастье.
Он замолчал и крепко обнял Лию.
* * *
Они стояли, глядя на то, как из старого дома выносят последние коробки с упакованными вещами. Совсем немного, и это место перейдет к новому владельцу, который наполнит его новыми воспоминаниями и даст дому другую жизнь.
Лия знала, что он не жалеет. Он принял это решение, руководствуясь своими мыслями, и зная, что она поддержит его. Для неё этот дом хранил дни, когда она училась жить, а для него в нём оставались только тяжелые годы и дни, лишенные света. Хотя, она могла поклясться, что он, стоя у машины и наблюдая за грузившими вещи людьми, вспоминает и те дни, когда они оставались вместе наедине с собственными мнениями, разделенные стеной и в то же время близкие друг другу. Теперь, когда он не мог больше работать врачом, он мог начать что-то новое, и Лия не сомневалась, что он добьется успеха. Начало его предприятию уже было дано, и всё обещало успех – и деньги, и связи, и его хватка нашли новое применение, в котором он мог снова чувствовать себя творцом.
