355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джулс Бичем » Грани отражения (СИ) » Текст книги (страница 10)
Грани отражения (СИ)
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 01:01

Текст книги "Грани отражения (СИ)"


Автор книги: Джулс Бичем



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

 – Я хотела понять – какой же Вы настоящий. Я вижу только обилие масок, меняющихся постоянно. Но никогда не вижу настоящего человека.

Лия замолчала. Она ждала ответа, хоть каких-либо слов, пусть даже безумных или неприятных. Но в ответ так же было лишь молчание. Дорнот протянул руку, словно хотел дотронуться до неё, и отдернул, так и не коснувшись. Казалось, что на её слова у него не было ответов. Или же то, что он мог сказать, не приняла бы она. На несколько мгновений повисла тишина, пронизанная несказанными словами. Затем Ян поднялся и так же молча вышел из комнаты, оставив её наедине с тишиной и звездами, заглядывавшими в окно.


* * *

Тишину кабинета разрезал звонок, вернувший Эрика из раздумий, которые неожиданно одолели его. В жизни было всё упорядоченно и логично. А всё, что не входило в систему, подлежало уничтожению. Всё, что шло вразрез, что когда-либо было выдающимся за рамки четкого порядка, было отформатировано и удалено.

Жизнь шла своим чередом, ничто не могло выбить его из колеи. Прошло около пары месяцев с того момента, как он чуть было не пустил свою жизнь под откос ради сиюминутных эмоций.  Это было закрыто раз и навсегда.

  Эрик поднял трубку телефона, сделанного в стиле прошлого века.

– Мистер Маргулис, это Ваш врач. Я думаю, что такие новости Вам стоит узнать.

Спустя час он сидел в пахнущем цветами кабинете и недоверчиво выслушивал безумную фантазию. Это звучало невероятно, нереально и таким маняще. Раньше Эрик бы не поверил, но теперь всё было иначе.  Надо было отдать должное тому полугоду эмоций, в который он научился верить в себя. Это было парадоксально, что человек, которому нельзя было доверять, который предал его, помог ему поверить в себя. За это он был благодарен, но надо было двигаться вперед.

– Вы понимаете, что гарантий нет, но всегда есть шанс. И если дефект был не врожденным, то можно надеяться на успех.

Маргулис кивнул. Никто и не обещал выигрыш, но если не поставить всё, бессмысленно даже начинать.

– Я свяжусь с знакомым профессором, проконсультируюсь у него. Затем будем напрямую разговаривать с хирургом, который предложил эту методику.

– Я согласен, – половиной разума осознавая авантюрность предложения, Эрик был уже согласен, он не терял ничего даже в случае неудачи. Поверить в невозможное  – разве не этим он занимался несколько месяцев?

* * *

Когда понимаешь, что то, чего ждешь сильней всего, не произойдет – сложно и тяжело принять правду. Хотя разум и шепчет утешающее, что так будет правильней, но сердце упорно стоит на своем. Наверно, если бы Лия могла поделиться с кем-то тем, что клокотало внутри, заставляя терять спокойствие, ей было бы только хуже. Болезнь надо переболеть, а ничто так не лечит, как мысли, что даже если сейчас слишком тяжко,  это пройдет в свой срок. И хоть порою хотелось кидать книги, разбивать ни в чем неповинную вазу, свалиться и плакать, ненавидя себя и всех, Лия просто сидела на окне, бессмысленно и бесцельно глядя в никуда, ожидая пока приступ истерики погаснет, не разгоревшись. Или же старалась очутиться на улице, где эмоции, радостно поглощавшие полумрак и замкнутое пространство для своего роста, улетучивались, испугавшись ветра, ворошившего волосы, солнца, гревшего лицо, и запаха жизни, нещадно испепелявшего воспоминания.

  Она старалась сначала искать оправдание в том, что найти её Эрику сложно. Но логика доказывала, что нет ничего невозможного для того, кто хочет чего-то добиться. Она предполагала, что завтра всё изменится, но наступало завтра, принося новый день и прежнюю правду. И понемногу Лия свыкалась с мыслью, что просто всё закончено. Единственное, что оставалось прежним и не менялось – доля неприязни к тому, кто ходил по тем же коридорам, что и она, стараясь не пересекаться с ней, и кто был виноват в происходящем. Но это не мешало Лии все чаще ловить себя на мысли, что она пытается понять – что же представляет он из себя?

Дом не был абсолютно пуст – она спускалась в просторную кухню, где улыбчивая пожилая миссис Норис, единственный человек, постоянно находившийся в доме вместе с ними, составляла ей компанию. Она  заботливо ставила перед ней, продрогшей после очередной долгой прогулки  горячую чашку чая, и создавала ощущение почти сказочного уюта. Лия могла бы задать ей вопрос о виновнике своих злоключений, но что-то всегда останавливало её. Миссис Норис восприняла пребывание Лии в доме так, словно это было чем-то естественным, не проявляя ни удивления, ни задавая вопросов. И это было даже хорошо.

Погода решила, что достаточно побаловала теплом, и неожиданно вернула зиму, принеся вновь заморозки и щедрые дожди. Лия, порядком уставшая от вынужденного безделья, пришла в теплое и ярко освещенное помещение кухни, где так приятно пахло выпечкой и пряностями. Сюда не долетал шум ветра, и не знобило от промозглой сырости, стремившейся проникнуть в дом.

  – Моя дорогая, мне придется отойти на пару минут, – миссис Норис ставила на поднос небольшой лазурный чайник, из которого поднимался пар, такую же лазурную сахарницу и чашку. Всё это напоминало Лии очаровательные наборы посуды, о которых она часто мечтала в детстве.  – Погода совершенно недобра к нам всем, хозяин простыл и неважно себя чувствует. Я думаю, что ему стоит выпить горячего чаю, чтобы не заболеть серьезнее.

  Про себя Лия решила, что это – еще самое малое, чего тот заслужил, но откинув злорадную мысль, решила, что нехорошо заставлять пожилую женщину нести увесистый поднос невесть куда.

 – Не беспокойтесь, я отнесу, – предложила она и, видя почти облегчение на лице миссис Норис, добавила, – Правда, я не знаю – куда именно, в доме так много комнат.

 – О, это тут, рядом, поднимитесь по лестнице и поверните направо. Вторая комната слева.

  Дел у пожилой дамы и без того хватало, предложенная помощь была более, чем кстати. Лия кивнула, надеясь, что не забудет маршрут, и направилась к лестнице, ощущая себя официантом.

Официантом. Это пробудило в памяти один из обрывков воспоминаний.

  Она остановилась на половине лестницы. Администрация ресторана сказала, что кто-то  затеял драку. Кто-то  из официантов. Картины пролетели перед глазами, словно стая встревоженных птиц, догадки и мысленный вопль негодования – всё смешалось воедино. Лия вернулась к действительности и одолела последние ступени.

Вторая комната налево была пуста, когда она толкнула дверь и вошла. Заваленный бумагами стол – единственное освещенное небольшой  лампой место, выглядел маяком в море сумрака. Лия поставила поднос на краешек стола, свободный от бумаг, и огляделась. Вдоль одной стены протянулся шкаф с книгами, соблазнительно темнеющими на полках. Другая стена была спрятана под ковром, приятный орнамент которого наполовину прятал стоявший стеллаж с папками.

Лия взглянула на бумаги, лежавшие на столе. Всевозможные тексты, официальные бумаги, гербы департамента здравоохранения – все словно наскоро собрали в стопку, чтобы не тратить место. Судя по всему, человек, работавший здесь, был крайне трудолюбивым и весьма занятым. Лия провела рукой по столу, словно тот мог рассказать ей о хозяине.

– Вас заинтересовала моя работа? –  Она вздрогнула, от резкого движения небрежно сложенные листки бумаги вспорхнули и разлетелись по полу белыми птицами. Ощущая себя пойманной на месте преступления, Лия опустилась, собирая предательские листки. Дорнот продолжал неподвижно стоять, не делая ни шага и наблюдая, как она поднимает документы.

  Подобрав последний лист, Лия поднялась и, злясь на непрошеное ощущение вины, кивнула на поднос, уныло стоявший на столе.

 – Миссис Норис сказала, что Вам нездоровится. Я принесла горячий чай.

 – Спасибо, – Ян чуть кивнул, словно показывая, что принял объяснение.

  – Только не стоит думать, что Ваше самочувствие меня заботит,– Лия разозлилась и несла полную чушь, прекрасно понимая, что говорит не то, что следует.

 – Прекрасно знаю, что Вы бы вбили мне кол в сердце. И, можете поверить, что разделяю такие пламенные чувства.

  Дорнот шагнул наконец в комнату, направляясь к столу. Свет лампы не был слишком тусклым, чтобы Лия не заметила достаточно болезненный вид, запавшие глаза и остроту черт лица, выдававшие, что он действительно болеет и достаточно сильно. Но это не смогло её остановить от вопроса:

 – Тот официант в ресторане. Это тоже были Вы?

  Ян опустился в кресло, спокойно выдержал взгляд Лии и кивнул.

 – И Вы так легко разрушили все в моей жизни, не жалея ничего для этого? –  Кончики пальцев похолодели, словно их засунули в зимний снег. Лия готова была убить его, настолько её  охватило бешенство. И останавливаться она не хотела. Дело сейчас было уже не в её погибших отношениях, дело было в лабиринте, куда её затягивало желание выбить из него правду вместе с духом, – Что Вам  это дало?

 – Абсолютно ничего.

  Она опешила. Это было похожим, как если бы ей с ходу пришлось врезаться в стену. Дорнот чуть пожал плечами, словно отвечая на её недоумение, и поднял на неё глаза:

 – Уверен, что ты прекрасно знаешь ответы на свои вопросы, но зачем-то требуешь их от меня.

  Лия поджала губы, заклиная себя промолчать и душа на корню все ругательства, которые просились наружу.

 – Вам не стоит долго сидеть, лучше ложитесь, – внезапно сказала она, удивляясь тому, что оказалась способна на спокойный тон.

 – Все нормально.

  Повисла тишина, как бывало обычно после их неудачных диалогов. Лия развернулась и вышла из комнаты. Поразительно, как можно быть таким самонадеянным, спокойным и почти игнорировать её, будто она напросилась к нему в дом! Но вместе с тем, ей пришлось раздраженно признать, что он действительно нездоров, а это её как-то задевало. Всё же он оставался весьма вежливым по отношению к ней. И ей совсем не нравилось, что даже в этой ситуации Дорнот оказывается положительней, чем она хотела бы его видеть

  Вечер был на редкость не похож на весенний. В окно стучал дождь, а ветер заунывно шумел где-то в камине. Лия сидела в углу кровати и раздумывала – как там сейчас, дома? Что делает мать? Жулибо, скорей всего, сидит в кухне, ожидая момент, что бы утащить что-нибудь съестное. А что делает сейчас Он?

  На секунду Лия задумалась, позволяя себе такую минутную слабость. Но затем отрезвляюще дотронулась до лица, где уже давно прошел синяк, не проходя при этом в душе. Она поплотней завернулась в одеяло и неожиданно подумала о том, что где-то на другом конце дома наверно по-прежнему не спит Дорнот. Лия почти никого не видела в доме поздно вечером, кроме него, а это означало, что сейчас он так же один. Больной. И в полном одиночестве. Она поежилась. Как бы это не казалось глупым, после того, что происходило, что-то неприятно царапало при этой мысли.

Ругаясь на чем свет стоит, Лия вылезла из теплой постели и, натягивая брюки, убедила себя, что просто проверит – как он? из профессионального долга. Если же всё нормально – вернется обратно.

  Казалось, что в доме никого нет кроме неё и тишины. Лия осторожно ступала по полу,  словно её шаги могли потревожить сон старых стен. Дойдя до лестницы, она заметила, что камин внизу еще освещает полумрак несколькими языками пламени, лениво лижущими каминную кладку. Это было единственное освещенное место, и Лии захотелось подойти к нему. Она так же осторожно спустилась, стараясь не шуметь, и почти подошла к огню, когда из кресла, стоявшего перед камином, раздался голос Яна:

  – Проходите, у огня теплее.

Лия остановилась. Кажется, она говорила, что просто проверит – как он там, и вернется обратно?

 – Не уходите, посидите здесь.

  Это было необычно. Эта была почти просьба. Лия прошла к камину, опустилась на пол, устланный ковром и прислонилась к стоявшему рядом креслу, близнецу того, в котором сидел Ян.

 – Я спустилась узнать – как Вы, – спокойно сказала она, подбирая поудобней ноги.

 – Спасибо, что побеспокоились, но всё хорошо.

  Огонь в камине плясал, рисуя какие-то известные лишь ему картины, рассыпался искрами в фейерверке и снова продолжал танцевать, лениво поедая поленья.

  Впервые Лия вдруг поняла, что ей хорошо. Ей было просто хорошо, несмотря ни на что. Словно тишина и покой наконец-то спустились на неё, очищая от остатков всего, что не давало спокойно дышать.

– Улыбка придает свет лицу, – произнес Дорнот, словно ощущая, что Лия улыбается. Она кивнула и обернулась на него. Ян сидел с книгой, лицо оставалось в тени, не позволяя отчетливо разглядеть его выражения.

 – По Вашим словам моё присутствие угнетает, но Вы приходите, что бы проведать меня. Вы так сильно преданы долгу профессии?

 – Я не меряю свои поступки долгом, – возразила Лия, – Если кому-то  не хорошо, я не могу просто пройти мимо.

 – Кто-нибудь счел это ложью или же добротой на грани с безрассудством.

Ложью это сочли. Не так давно. Лия нахмурилась, прогоняя непрошеные воспоминания

 – Почему вы всегда один? Или ваши родственники не в курсе, что Вы тут? – Она  решила атаковать сама, прежде чем снова специально или ненароком  атакуют её.

 – Наверно потому, что я не имею родственников, горящих желанием присутствовать рядом.

Дорнот наблюдал за ней, говоря это. Его взгляд ощущался по-прежнему как направленный на собеседника прицел.

 – Мать умерла, оставив меня целиком на попечении отца, достаточно рано. Отец умер несколько лет назад.  Остальная родня не особо страдает семейной любовью, поэтому мы не поддерживаем никаких отношений.

Лия вновь ощутила укол сочувствия.

 – Как Вы правильно догадались, мы не настолько бедны. Но вот только мое желание быть врачом не вызывало одобрения ни у кого. Даже у тех, кто поддерживал отношения с моим отцом. Как и у него тоже, кстати. Он решил, что из меня так и не получилось достойного в его глазах сына, ну и я уехал.

Лия покачала головой, ощущая жалость к нему, которая оттесняла назад прежнюю неприязнь. Она была счастливей его, у неё всегда была семья, которая принимала её любой, не смотря ни на что.

 – Но это же неправильно, – она отодвинулась от кресла и повернулась к Дорноту.

 – Неправильным было забыть о фамильной гордости и спуститься до уровня обычного человека, стоящего на более низкой ступени общества, – его голос источал сарказм, за которым пряталась горечь, – Особенно когда тебе с рождения выбрана дорога, обещающая перспективы и не выходящая за рамки традиций. А ты решаешь распорядиться своей жизнью иначе.

 – Вы были счастливы, распоряжаясь своей жизнью, – возразила Лия, поддерживая последнюю фразу.

 – Меня приучили видеть в людях то, что может быть ценным для того, чтобы идти дальше. Ничто не должно остановить, если выбираешь цель. Ничто не должно выходить за рамки. Жизнь – это набор четких правил и условий, которые диктуют положение и семья. То, что в них не вписывается, либо необходимо вычеркнуть, либо обойти, чтобы не нарушить правил.

 – Как так можно жить, – почти возмущенно произнесла Лия, – Позволять жизни превращать человека в пешку и лишать всего, что позволяет ему оставаться самим собой!

 – Ну, таковы правила. Хотя именно из-за них меня можно считать самоуверенным мерзавцем.

Лия покраснела, не опуская глаз под взглядом Яна:

 – Я не считала так.

 – Бросьте, мы с Вами прекрасно знаем, что это не так, – он отложил книгу, которую держал в руках, в сторону, – Но это Ваше право считать меня кем Вам угодно.

 – Нет, – Лии отчего-то захотелось переубедить его, – Это не так. Я не считала так хотя бы потому, что не знала – что Вы из себя представляете.

Дорнот подошел к камину и облокотился на теплую каменную панель.

 – Люди предпочитают видеть то, что снаружи, а не заглядывать глубже.

 – Вы требуете слишком много, – её задели его слова.

 – Я никогда не требую ничего, кроме того, что могу сделать сам.

 – Знаете, каждый раз я видела не самые положительные проявления Ваших требований. Ваши слова о женщинах. Высокомерие – порой достаточно легкомысленное и оскорбительное отношение к людям. И Вы  не понимаете, почему о Вас складывается такое впечатление, когда сами всячески только поддерживали его? – Лия поднялась с ковра. От её благожелательного настроя не осталось и следа.

Пламя причудливо плясало, освещая лицо Дорнота, отчего все резкие линии лишь подчеркивались, придавая ему суровое, почти жестокое выражение. Он стоял, глядя сквозь камень и не шевелясь.

 – Мне нет дела до того, какое впечатление я произвожу, – Ян отнял руку от панели, на которую опирался, и повернулся к Лии, – Миру нет дела ни до кого, так почему меня должно волновать его мнение?

 – Мнение окружающего мира? Нет, – она не собиралась сдаваться, – Но зачем целенаправленно создавать вокруг себя пустоту, прекрасно понимая, что она разрушает самого Вас же?

Дорнот смотрел на неё. Свет пламени все так же превращал его лицо в непроницаемый камень, скрывая мысли и слова, которые рвались наружу на самом деле, как казалось Лии.

 – Да, никому нет дела друг до друга. Но зачем же разбивать всё, что может жить само, независимо от мира и его сиюминутного мнения? Зачем уничтожить себя? Ради абсурдных правил, которые ВЫ же сам и разрушили, не желая подчиняться ни им, ни миру?

Лия перевела дух. В комнате замерла тишина, огонь словно перестал потрескивать, так же застыв в ожидании. Дорнот молчал, прожигая насквозь Лию лишенным эмоций взглядом. Но при этом, словно за поставленной им же стеной, беспокойным пламенем рвались и горели слова. Сотни слов, мыслей, которым он не давал прозвучать. Что же с ним такое, что он почти превратил себя в маску, пародию на себя настоящего, и не показывает правды?

 – Доброй ночи. Надеюсь, что Вас ничто не побеспокоит, – произнес Ян, переводя взгляд на огонь. Лия не ответила, просто развернулась и молча пошла к лестнице.

* * *

Нарисованная картина опасно манила, уговаривая и отравляя логику согласиться. Все, что требовалось – простой осмотр и обследование. Но обманчивая простота  таила в себе угрозу. Она могла заставить поверить в чудо. И могла тут же эту веру уничтожить.

Поэтому Эрик испытывал неприятное ощущение дискомфорта, сидя в кабинете врача частной клиники. Его врач заявил, что этот доктор – талантливый специалист, работающий над революционными методами, и во всех случаях они показывали себя с лучшей стороны. Эрик слушал его в полслуха, напряженно ожидая появления этого чудодея, который мог подарить ему шанс на надежду.

В кабинете работал кондиционер, его ветерок касался лица. Кожа удобного кресла еле слышно потрескивала при малейшем движении. Эрик раздраженно вздохнул, заставляя себя не торопить время. Еще пара минут, и он уйдет. Незачем строить иллюзии.

В ответ на его мысли хлопнула открывшаяся дверь. Мимо Эрика стремительно прошел врач.

 – Прошу прощения, что заставил ждать. Я только что приехал, – произнес спокойный голос. Эрик кивнул, принимая объяснения, и вновь напрягся в ожидании. Мужчина опустился в кресло и зашелестел бумагами. Судя по всему, он был в возрасте – по скрипу кресла можно было предположить, что врач не обладает утонченной худобой, или же постоянно занимается спортом. А размеренные и уверенные движения были, в своем роде, визитной карточкой профессионала. Или крайне талантливого шарлатана.

 – И так, мистер, – он заглянул в карту, что бы посмотреть фамилию и на несколько секунд сделал паузу. В другой момент Эрик обратил бы внимание на эту заминку, но сейчас им всецело владели другие мысли.

– И так, мистер Маргулис, – словно и не было паузы, продолжил врач, – Вы отдаёте себе отчёт в том, что я не могу дать гарантий, но мы можем лишь рискнуть. И то, если убедимся, что Ваша проблема не имеет врожденной формы.

– Я понимаю Вас, – Эрик был готов заорать на него, что бы тот не тратил попусту слов, а переходил к делу, если способен что-то сделать. В возникшей паузе отчётливо ощущалось, что врач смотрит на него. Эрику даже показалось, что он находится под сверлящим его прицелом, настолько острым было это ощущение.

– Хорошо, – словно ставя точку, произнёс врач, – Тогда начнём.

Непривычная пустота, опустившаяся на дом, заставила Лию испытывать ощущение брошенности. Не то, что бы ей было в тягость одиночество. Но дом, лишенный присутствия этого странного человека, словно потерял что-то. Её никто не предупреждал о том, что Дорнот внезапно исчезнет. Просто, пробыв почти весь день на улице, Лия вернулась и поняла, что что-то изменилось.

Как всегда тепло улыбающаяся миссис Норис предложила ей ужин и попутно посетовала, что зря приготовила так много, хозяин уехал ещё до полудня. Почему-то  это неприятно кольнуло.

– Как уехал?

Она знала, что её недовольство связано только с тем, что каждый его поступок продолжал раздражать своим упорством, упрямством и независимостью, не считавшимися ни с чем.

Миссис Норис села на плетеный стул напротив Лии и пожала плечами:

– Ближе к полудню, дорогая. Судя по всему, у него срочные дела, – она улыбнулась своим мыслям, – мальчик всегда настолько занят, что мне редко выдаётся возможность увидеть его.

Лия подавила удивленное хмыканье.

– Вы давно его знаете? – Спустя секунду задала она вертевшийся на языке вопрос.

– Давно? Я знаю его с десяти лет, – судя по всему, с Яном у миссис Норис связывались только самые хорошие эмоции, и это было очень странно, что настолько неадекватный и самоуверенный человек мог вызывать добрые чувства. Лия напомнила себе, что миссис Норис может и не догадываться о втором лице Дорнота, и решила продолжить расспросы.

– У него наверно большая семья.

– Моя дорогая, количеством родственников семью не заменишь. Если настоящей семьи нет, то её нет.

– Вы хотите сказать, что у него было сложное детство? – Лия изобразила на лице подлинный интерес, который было не так сложно разыгрывать. Ей действительно было интересно.

– Я бы сказала, что в его детстве отсутствовало то, что нужно любому ребёнку: тепло, нежность. Нет, не подумайте ничего такого, его любили.

– Его мать рано умерла, – вспомнила Лия.

– Да, а отец видел жизнь весьма своеобразно. Наверно Вы знаете, что они принадлежат к достаточно известной в обществе фамилии, в которой мужская половина сплошь была военными и политиками. Так сказать, традиция.

Лия внимательно слушала, стараясь не пропустить ни слова.

 – Поэтому мальчик должен был соответствовать семейным требованиям. Он учился в частной школе, где весь упор шёл на то,  что бы создавать из молодых людей будущих деятелей для страны. К моменту окончания  школы все ожидали, что он примет решение продолжать традиции семьи или в армии, или в политике. Но когда мальчик приехал, в тот же вечер разразился грандиозный скандал.

Миссис Норис вздохнула, словно видя все вновь, и продолжила:

–  Он заявил отцу, что собирается стать врачом. И у того, и у другого одинаковые характеры. И само собой, то, что последовало потом, было вполне предсказуемым. Отец настаивал, приказывал и угрожал. Но бесполезно. Всё закончилось тем, что младшего Дорнота вычеркнули из жизни, заявив, что он – гнилая ветка на родословной дереве, не оправдавшая возложенных на него надежд.

Лия настолько напряженно слушала миссис Норис, что затаила дыхание.

– А Ян?

– О, он на следующий же день собрал вещи, уместившиеся в одном чемодане, и уехал. Один, в другой город, за столько миль от родного дома. Я думала, что уже никогда не увижу его, – миссис Норис сокрушенно покачала головой, – Ведь от него не было даже вестей. А потом, спустя два года, умер его отец. Родня, приехавшая на похороны, была крайне обрадована известию, что тот оставил им все, вычеркнув сына даже из жалкого клочка бумаги.

– А этот дом?

Миссис Норис улыбнулась.

– Когда он стал совершеннолетним, оказалось, что судьба о нём не забыла. Мать, словно предвидя всё, оставила ему свою собственность, этот дом, где он рос до того, как его отправили в школу. Я узнала об этом из письма, которое он мне прислал, предлагая поселиться тут. Как же я была рада, что он, вопреки всему стал таким умным и талантливым. Хотя это стоило ему так дорого.

– Не знала, что Дорноты настолько известные люди, – удивилась Лия.

– Что Вы, – возразила миссис Норис, – Это фамилия его матери. После того, как отец фактически отказался от него, он сжег тоже все мосты и взял фамилию покойной матери.

Лия задумчиво смотрела на ажурное плетение соломенной вазочки с печеньем. Странное ощущение сожаления и сочувствия клубились, подавляя возмущение, поднимавшееся всегда при одном упоминании о Дорноте. И, хотя она не хотела простить его поступка, что-то в его жизни стало понятным, а он – как то ближе. Но это было лишь одним фрагментом в запутанных переходах его многоликости, не объясняющим его настоящего лица.

Было далеко за полночь, когда она услышала приближающийся шум машины, говоривший о возвращении Яна. Лия не могла заснуть, уговаривая себя, что так на неё подействовала долгая прогулка, или дает о себе знать напряжение последних дней.

"Да кого, собственно, я пытаюсь обмануть. То, что я узнала, заставило меня пожалеть его. А теперь, как последняя дура, я испытываю заботливое беспокойство, хотя он заслуживает только хорошей оплеухи", – Лия раздраженно перевела взгляд на потолок. Несмотря на логичность рассуждений, что-то непонятное продолжало уговаривать, и она, мысленно ворча, встала с постели.

Лия стянула плед, закуталась в него и осторожно открыла дверь в коридор. Она прошла мимо лестницы – внизу было тёмно. Из приоткрытой двери комнаты падала тонкая полоска света, и Лия направилась к ней.

Освещённая комната, в которой она уже была, представляла странную картину беспорядка, царившего внутри. Заполненная до отказа, и при этом выглядевшая так, словно ее заполняли в непонятной спешке, не позволяя себе остановиться. Бумаги, книги, папки, лежащие на полу, в шкафах, на столе.

Лия осторожно заглянула дальше, отвлекаясь от созерцания хаоса. Щедрость жизни на сюрпризы не заканчивалась, продолжая предлагать самые непредсказуемые аттракционы, которым позавидовал бы любой остросюжетный фильм. Ян находился посреди комнаты. Он стоял на коленях, словно опустился за упавшими бумагами, с отрешенным видом пропуская сквозь пальцы мелкие обрывки бумаги, снова собирая их в ладони и снова просеивая их снова сквозь пальцы. Его лица не было видно, он низко опустил голову, но по неторопливо-механичным движениям было понятно, что Дорнот где-то далеко от этой комнаты, от этих обрывков и от всех сразу.

Вроде ничего особенного, но картина внушала какой-то неприятный безотчетный холодок по коже. Лия поежилась, она ощущала себя лишней в окружавшем Дорнота холодном, пустом пространстве. Секунду она колебалась, часть ее требовала уйти как можно дальше от этого, а вторая не могла уйти, оставив Яна одного с его призраками.

Она отворила дверь, стараясь, что бы он отвлекся, обратив внимание на звуки ее шагов. Но он не поднимал головы, реагируя на ее вторжение. Лия подошла ближе, помедлив, подобрала удобней плед, в который куталась, и опустилась рядом с ним, лицом к лицу, стараясь поймать его взгляд.

В тишине раздавался только шорох летящей бумаги, проскальзывавшей сквозь пальцы и дождем падавшей вниз. Лия молча сидела рядом. Ей придётся сидеть ровно столько, сколько понадобится, пока он не придёт в себя и не станет прежним.

Но Ян не становился. Напротив, он все медленнее повторял движения и наконец, набрав клочья бумаги в ладони, замер, не отпуская их.

– Я не смогу.

Он обращался словно в никуда, если не считать того, что продолжал смотреть на бумагу. Лия набрала воздуху, сейчас или никогда ей придётся что-то сделать. Осторожно, словно дотрагиваясь до дикого животного, она протянула руки и дотронулась до застывших ладоней.

– Я не смогу этого сделать.

Дорнот неожиданно поднял голову, и Лия увидела в них то, чего меньше всего ожидала сейчас увидеть – боль. Новый поворот лабиринта его души приветливо зиял темнотой. Раздумывать было некогда, и Лия спокойно и с теплотой заговорила, молясь, что бы ее силы внушения хватило на то, что бы вернуть Дорнота из зазеркалья:

 – Все будет хорошо… Пожалуйста, посмотри на меня…

Он продолжал глядеть сквозь неё, словно оставался на другой стороне зеркала. Лия обхватила покрепче его запястья, стараясь отвлечь от разрушающей концентрации на этих клочьях бумаги, словно именно в них и была причина происходившего.

Они сидели друг перед другом, на теплом паркете. До сих пор Лия не понимала – насколько далеко её затянуло в лабиринт темноты Дорнота, но сейчас она была готова пройти до конца, лишь бы не видеть такой пустоты. Словно Ян был каменной статуей, разваливавшейся под влиянием чего-то изнутри на мелкие кусочки, постепенно превращаясь в пыль.

 – Я не знаю, что произошло, но я знаю то, что говорю, – она обращалась куда-то за пределы комнаты, вне которой находился он, точнее – его лучшая часть, – Что бы ты сейчас не решил, ты можешь сделать всё. Ну, почти всё. Но ты можешь, я это знаю.

Где-то очень далеко, в глазах Яна словно забрезжила искра, и Лия, не отрываясь от неё (“Давай же, посмотри на меня!”), снова повторила как мантру: – Всё будет хорошо.

Медленно, но верно его глаза заполнялись прежним, знакомым светом. Ладони дрогнули, выпуская дождем обрывки бумаги, и крепко сжали пальцы Лии. Ян шумно вздохнул, прижал её и свои сплетенные пальцы ко лбу, словно наводя порядок после возвращения. Лия облегченно выдохнула – он вернулся из своей непонятной и пугающей прострации. Не хотела бы она пережить вновь такое, словно на её плечи взвалили огромный валун, и от  напряжения будто прижало к земле.

Наконец он опустил руки и покачал головой.

 – Прости.

 – Всё нормально, – Лии не хотелось сейчас возвращаться в прежнюю атмосферу ссор и конфликтов.

 – Уже поздно. Почему ты не спишь? – Прежний, спокойный Ян возвращался на место, надежно пряча все свои тайны.

 – Не спалось.

Он отпустил её пальцы и поправил сползающий с плеч Лии плед. Этот жест напомнил ей того незнакомого Яна, пришедшего на помощь, когда её обидела жена брата.

 – Не стоит бродить по дому так поздно.

Лия поджала губы, не желая отвечать.

 – Спасибо, что так думаешь обо мне, – он взглянул на злосчастные клочья бумаги, лежавшие между ними. Судя по всему, это был какой-то  документ или договор. Поймав направленный на него взгляд Лии, Ян спокойно смахнул обрывки в сторону так, что бы было невозможно разобрать текст, и спокойно заговорил:

 – Раз ты настолько великодушна, что веришь в то, что я могу сделать то, о масштабах чего не упоминал, я возьмусь за это дело.

Он помог ей подняться с колен, ноги настолько затекли, что Лия почти не чувствовала их. Лабиринт был не только темным, но и еще каждый его поворот был острым. И каждый угол можно было миновать, только задев его и ощутив боль. Стоил ли он того? Она знала только то, что хочет пройти его до конца.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю