Текст книги "Не соблазняй меня"
Автор книги: Джулия Ортолон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)
Глава 5
Эйдриан поднял глаза: в квартиру вбежала Сейди, черно-белая колли сестры, возвещавшая прибытие Эллисон и Скотта. Собака потрусила в гостиную, где Рори кормила из бутылочки Лорен. Та при виде собаки завопила от восторга и попыталась высвободиться из рук матери. Колли подошла поздороваться к мужу Рори, Оливье Чанселлору, который примостился возле барной стойки, отделявшей кухню от гостиной. Собака принялась попрошайничать, и Чане, глядя на нее, рассмеялся.
– Ну, знаешь, ты уж совсем избаловалась, – сказал Эйдриан колли, бросая ей кусочек поджаренного хлеба.
– Так, где же наша почетная гостья? – поинтересовалась спускавшаяся по лестнице в сопровождении Скотта Эллисон. Полная противоположность своей младшей сестры, Элли была субтильна, с черными, как у Эйдриана, волосами, держалась скромно, отчего мужчины долгое время не замечали ее – пока прошлой весной в их гостинице не остановился Скотт.
– Я сказал, чтобы она спускалась сюда к шести, стало быть, скоро появится, – ответил Эйдриан, кивая будущему зятю. – Привет, Скотт. Как подвигается работа над новой книгой?
– Идет потихоньку, – вздохнул тот.
Весь одетый в черное, Скотт напоминал одного из злодеев своих романов.
– Привет, Элли. Привет, Скотт, – поздоровалась Рори. Она наконец оставила попытки накормить Лорен и понесла ее к Чансу.
Эллисон, поведя плечами, скинула кофту, накинутую поверх футболки с длинными рукавами и джемпера.
– Здорово, что Джеки приехала, правда? У нас вроде как воссоединение семейства.
– Она привезла письмо? – Скотт повесил куртку и кофту Эллисон в шкаф под лестницей. – После проведенных изысканий мне не терпится поскорее прочитать его. Письмо – последний фрагмент головоломки.
– Когда она прибыла в гостиницу, письмо было при ней. – Рори отправилась помыть руки и помочь на кухне.
– Па-па-па-па. – Лорен запечатлела на отцовской щеке слюнявый, молочный поцелуй. Чане в ответ приподнял ее платьице и, прислонившись губами, пофыркал ей в живот, от чего девочка закатилась смехом.
Глядя на беседующих сестер, Эйдриан подумал, как мало они бывают вместе последнее время. Гостиница открылась уже после того, как Рори переехала жить к Чансу в его квартиру. Сначала Чане консультировал их по финансовым вопросам, позже стал деловым партнером, а потом, когда женился на Рори, и членом семьи. Молодожены построили себе небольшой домик позади гостиницы, чтобы жить рядом, но это уже было не то, все стало не совсем так, как в те времена, когда Рори жила с ними под одной крышей. Теперь вот и Элли тоже собиралась замуж за Скотта. После свадьбы они планировали поселиться в городе, в доме Бушаров.
Этот дом построил Анри Лерош, чтобы отослать от себя их с Маргаритой дочь Николь, заявив, будто она родилась не от него. После его смерти Жемчужный остров и вся корабельная империя Лероша достались его племяннику. Но Николь не стала оспаривать права на наследование. Она вместо этого, взяв девичью фамилию матери и пойдя по стопам Маргариты, стала примадонной театральной сцены в Нью-Йорке, Лондоне и Париже. В этом маленьком домике в Галвестоне она закончила свою жизнь разведенная, в одиночестве и нужде.
Дом впоследствии перешел к потомкам Николь, к «ужасным Бушарам», о которых шушукалось все «изысканное общество». Эйдриан с сестрами после смерти родителей тоже рос в этом доме. Но когда банк Чанса лишил их права выкупа находившегося тогда в залоге Жемчужного острова вследствие просрочки выплаты, они не упустили возможность превратить старинный особняк на острове в гостиницу типа «постель и завтрак».
В настоящий момент городской дом Бушаров принадлежал их тетке, Вивиан Янг. Но та уехала в Нью-Йорк и предложила Скотту с Эллисон жить в нем. В результате посидеть с сестрами по вечерам Эйдриану удавалось не часто, хотя все они по-прежнему работали вместе. Рори с Чансом вели финансовые дела, Эллисон заведовала магазином подарков, а Эйдриан хозяйничал на кухне. По утрам они подавали постояльцам завтрак, а по субботам, днем, для прибывших на катере туристов устраивали на веранде обед, являвшийся частью экскурсионной программы «Обед в Доме с привидениями», который они организовали совместно с Бобби и Пейдж. Вот только отдохнуть вместе всей семьей времени не находилось.
– Я вот тут все думаю, – сказал Эйдриан, водружая на барную стойку блюдо с закусками.
– Это всегда опасно, – заметила Рори.
– Нет, – ухмыльнулся Эйдриан. – Опасно, когда думать начинаешь ты.
Чане чуть не поперхнулся от смеха, заслужив сердитый взгляд своей благоверной.
– Я хотел сказать, – продолжил Эйдриан, – что нам, возможно, стоит пересмотреть наше домашнее положение.
– Какое такое «домашнее положение»? – удивилась Рори, вручая дочери кусочек хлебной корочки.
– А такое, что я один живу в хоромах с четырьмя спальнями, а вы, семейные люди, ютитесь в домах, вполовину меньше этого. Не кажется ли вам это несправедливым?
– И что ты предлагаешь? – спросила Эллисон. – Чтобы мы со Скоттом после свадьбы переехали сюда, а ты бы уехал жить в тот дом?
– Секундочку. – Скотт поднял руку. – Меня наш дом вполне устраивает. И ты, конечно, не обижайся, но я здесь жить не хочу. Писателю требуются уединение и покой, а тут день и ночь постояльцы, и все вечно чего-то хотят.
– Это понятно, – согласился Эйдриан. – Но мне, единственному оставшемуся в семье холостяку, кажется нелепым занимать самые просторные апартаменты.
– Тут есть два «но»: во-первых, ты старший, и, во-вторых, не останешься же ты до конца жизни холостяком.
– Хотелось бы еще немного им побыть. То есть я, разумеется, собираюсь со временем обзавестись и женой, и детьми, но только не сейчас. У меня даже девушки нет. – Эйдриан сразу подумал о Джеки, но тут же прогнал от себя эту мысль. Даже если бы он интересовал ее, она, казалось, была не из тех женщин, которые спят и видят, как бы поскорее выскочить замуж. Хотя это обстоятельство, учитывая нынешние предпочтения Эйдриана, сделало бы ее идеальной кандидатурой на роль его девушки, если бы сложившаяся ситуация не делала ее абсолютно недоступной.
– Если Скотт с Эллисон не хотят переехать сюда, то, может, поменяешься с нами? – обратился к Эйдриану Чане, глядя на него поверх головы Лорен.
Эйдриан еле удержался, чтобы не согласиться сразу же, потому что ничего так не хотел, как поменяться домами с Чансом и Рори. Однако сам он не мог решиться предложить им такое, ведь Чане построил этот дом за гостиницей на свои деньги.
– Я, пожалуй, подумаю над этим предложением, – невозмутимо проговорил Эйдриан, проверяя, все ли готово к ужину.
Чане робко улыбнулся жене.
– Признаюсь, я все время чувствовал себя виноватым оттого, что Авроре пришлось расстаться с гостиницей. Она всегда мечтала жить здесь, поэтому и настояла на том, чтобы выкупить и отремонтировать этот дом. И вот ей из-за меня приходится жить в другом месте.
– Ты так говоришь, будто я жалею, что вышла за тебя замуж, – улыбнулась Рори.
– Нет, но ты действительно тоскуешь по этому дому.
– Это правда. – Рори с надеждой посмотрела на Эйдриана: – Ты и в самом деле готов с нами поменяться?
– С превеликой радостью, – ответил он. – Вы переедете сюда, и вам будет проще вести дела, а я буду жить поблизости и приходить сюда по утрам на работу. Надеюсь, об условиях обмена мы с Чансом договоримся.
– С деньгами мы как-нибудь разберемся, – согласился Чане.
Рори взглянула на брата:
– А тебе не будет одиноко, когда ты съедешь из гостиницы?
– Уединение и тишина? – Эйдриан вздохнул. – Это, конечно, тяжело, но, думаю, я как-нибудь с этим справлюсь.
На лестнице послышался звук шагов. Эйдриан поднял голову и, увидев остановившуюся на последней ступеньке Джеки, уже не мог отвести от нее глаз. На ней была простенькая, более облегающая, чем обычно, футболка с длинными рукавами в поперечную красно-белую полоску, заправленная в синие свободные брюки. Футболка имела глубокий овальный вырез, в котором виднелось начало соблазнительный впадинки между роскошных грудей.
Это зрелище потрясло Эйдриана до глубины души: ему всегда казалось, что Джеки почти плоская. Но он сразу вспомнил, что всегда видел ее либо в спортивном лифчике-топе, стягивающем грудь, либо в очень свободных блузках, под которыми вообще сложно что-либо рассмотреть.
Он как завороженный смотрел на Джеки, оказавшуюся на самом деле куда более привлекательной, чем та, к которой он привык. Эйдриану очень нравились женщины с большим бюстом. Женскую грудь он считал одним из самых прекрасных божьих творений. У Джеки же отсутствие пышных форм, считал он, компенсируется интересным лицом и пылкой натурой.
Как только Эйдриан произнес про себя эти эпитеты, характеризующие Джеки, по его телу прокатилась огненная волна. Таких сильных эмоций по отношению к женщине он не испытывал с тех пор, как окончил среднюю школу. «О Господи! – так и хотелось простонать ему. – Ну почему, почему так все складывается, что она оказывается недоступной?»
– Я… э-э… – стояла, смущенно переминаясь с ноги на ногу. – Здесь нет двери, вот мне и пришлось войти без предупреждения. Надеюсь, не помешала?
– А? – Эйдриан стряхнул с себя оцепенение. – Ах да! Конечно! Проходи. – Он поспешил к ней, чтобы ввести ее в комнату. – Мы как раз сидели и ждали тебя. С тех пор как ты была у нас, прошло много времени, поэтому позволь снова тебе всех представить.
Эйдриан подвел напрягшуюся от волнения Джеки к своим родственникам. Не то чтобы она дичилась людей, вовсе нет. Просто совсем не умела вести светские беседы. Вот судовая команда или пассажиры на борту – другое дело, с ними проще.
– С моей сестрой Авророй ты сегодня уже виделась…
– Привет! – Рори помахала Джеки рукой.
– …а это ее муж, Оливье Чанселлор.
– Рада снова вас видеть. – Джеки протянула руку высокому, нескладному, коротко подстриженному блондину в очках в металлической оправе. Джеки довольно хорошо помнила Чанса и не забыла, что, когда была здесь в прошлый раз, они с Рори еще не были женаты, а теперь – поди ж ты! – они уже родители. Она кивнула на сидевшую у Чанса на руках девочку. – Вы быстро работаете.
– Как видите. – Мужчина с улыбкой, чтобы Джеки было лучше видно, развернул к ней девочку. – Это Лорен. Лорен, поздоровайся с капитаном Джеки. – Лорен брыкнула ногой и пронзительно завопила. Чане поморщился. – Мы… э-э… еще не привили ей навыки приличного поведения в обществе. Чего нет, того нет.
– Моя вторая сестра, Эллисон, – продолжил Эйдриан.
– Добрый вечер, – приветствовала Джеки Эллисон с мягкой улыбкой и дружеским рукопожатием. – Мы очень рады вашему приезду.
– Благодарю вас. – Джеки улыбнулась в ответ.
– Это то самое письмо? – Эллисон кивком указала на конверт.
– Да. – Джеки крепче сжала его в руке.
– А это жених Элли, Скотт Лоренс, – закончил Эйдриан.
– А, да, писатель. – Джеки пожала мужчине руку, разглядывая его: темные волосы, карие, цвета виски, глаза и аккуратно подстриженная бородка скорее выделяли, чем смягчали угловатость черт его лица. Джеки судорожно искала что сказать: – Я прочитала несколько ваших книг, и мне всегда было любопытно, откуда писатели черпают свои сюжеты?
Мужчина, к удивлению Джеки, расхохотался. Он повернулся к Эллисон, и они в один голос проговорили:
– Plots.com[2]2
Plots– сюжеты.
[Закрыть] онлайн.
Джеки почувствовала, как ее шею заливает краска. Она пыталась и не могла понять, что же сказала не так.
– Простите, – извинился Скотт, продолжая улыбаться. – Это у нас с Эллисон такая шутка. Очень приятно наконец-то встретиться с вами лично.
Джеки смущенно рассмеялась:
– Хотелось бы мне ответить вам то же, но я еще не совсем простила вас за то, что вы меня раскусили.
Мужчина вскинул бровь:
– Вы о том, что я раскрыл ваше родство с Джеком Кингсли?
– Именно. Интересно, как вам это удалось?
– Ваш знакомый Бобби сказал, будто вас назвали в честь Джека Кингсли, потому что ваш отец обожал легенду об утерянном сокровище Лафита. Мне пришло в голову, что тому могла быть и другая причина. Потом я узнал, что у Джека Кингсли был ребенок от буфетчицы из Корпус-Кристи, а Корпус-Кристи сразу же навел на мысль о вас.
– И это было все, чем вы располагали, когда заставили меня разговориться? – Джеки, досадуя на себя, покачала головой.
– Извините. – Скотт без тени раскаяния пожал плечами. – Ознакомившись с дневниками, я уже не мог остановиться. Мне нужно было во что бы то ни стало узнать, что случилось потом, когда дневниковые записи прервались.
– Кстати, о дневниках… – Джеки огляделась вокруг. – Когда мне можно будет их почитать?
– Сначала поедим. – Эйдриан выхватил у нее из рук конверт.
– У тебя всегда так: сначала еда, а потом дело?
– Еда – это и есть мое дело. И я пришел к выводу, что ожидание делает десерт еще слаще. Это что-то вроде прелюдии.
Эйдриан понес куда-то ее письмо, и Джеки уже готова была запротестовать, но он положил его на кофейный столик рядом с матерчатым чехлом, в котором лежала книга. Джеки догадалась, что в чехле дневники, и ее любопытство разгорелось с новой силой.
– Бобби звонил сказать, что они не смогут приехать: Пейдж заболела. Так что ужинать мы будем одни.
Но Джеки и думать не могла о еде. Как же можно спокойно есть, зная, что ответы на ее бесчисленные вопросы здесь, рядом, всего в нескольких футах, стоит только протянуть руку.
Глава 6
Весь вечер за столом царил восхитительный хаос: из рук в руки передавались громадные тарелки спагетти с курицей, салат и приготовленные на пару овощи. Маленькая Лорен, самый прелестный ребенок из всех, что Джеки доводилось видеть, весело стучала по подносу, укрепленному на высоком детском стульчике, а симпатяга колли кружила под столом, подбирая крошки.
– Ну-с, расскажите нам о вашем прадеде, – попросил Скотт, передавая Джеки корзинку с хлебом. – Что с ним сталось после смерти Джека?
– Милый, дай человеку хотя бы поесть, прежде чем приступать со своими расспросами. – Эллисон виновато посмотрела на Джеки: – Простите Скотта. После того как он прочел дневники, он просто помешан на Джеке Кингсли.
– И очень расстроен тем, что знаю о нем ничтожно мало. – Джеки взглянула на Эйдриана:
– Ты вроде бы говорил, что из дневников о Джеке Кингсли можно узнать все?
– Из них можно понять, что он был за человек, но о его прошлом или о его семье там почти нет информации.
– Он явно не любил распространяться о себе. Как некоторые среди нас. – Эллисон со значением посмотрела на жениха.
– Мало кто из мужчин захочет вытаскивать на свет божий свои прошлые грехи, да еще перед женщиной, на которую хочет произвести впечатление, – сказал Скотт.
– Это лишь потому, что мужчинам невдомек: за то, что им в жизни пришлось пережить, женщины любят их еще больше, – улыбнулась ему Эллисон.
Наблюдавшая за ними Джеки почувствовала зависть. Как здорово, когда между близкими царит такое взаимопонимание!
– Не хочу показаться навязчивым, – снова обратился к ней Скотт, – но не могли бы вы все-таки рассказать нам что-нибудь о вашем прадеде? Маргарита упоминает, что его звали Эндрю Кингсли, хотя Джек так и не женился на его матери. Однако мне пока не удалось отыскать его имени ни в одном из архивов переписей населения, проводившихся после Гражданской войны.
– Вообще-то, он мой прапрадед, но произносить это слово трудно, и я его для простоты сокращаю.
– Мы тоже так делаем, – отозвался Эйдриан, – когда говорим о Маргарите. Если произносить «прапрабабушка», кажется, будто заикаешься.
– Точно, – кивнула Джеки. – Как бы то ни было, а при крещении ему дали имя Эндрю Тейлор Кингсли. Эндрю его назвали в честь отца, полное имя которого было Эндрю Джексон Кингсли, а фамилия Тейлор досталась ему от матери, которая ее носила.
– Полное имя Джека – Эндрю Джексон? – переспросила Рори, выбирая застрявшие в волосах ребенка оранжевые кусочки детского питания. – Об этом Маргарита в своих дневниках никогда не упоминала… Нет, нет, золотце мое, морковку надо кушать, а не возиться в ней.
– Ка-ка! – громко прокричала Лорен. Джеки от удивления часто заморгала, а Эйдриан со Скоттом разразились хохотом.
– Ну, не смейтесь, – взмолилась Рори. – Вы же ее только поощряете.
– Ка-ка!
Чане покачал головой:
– Она так говорит, как будто произносит слово «какашка». А морковь, к вашему сведению, ее любимая еда.
Глядя, как девочка хлопает в свои липкие ладошки, Джеки подавила улыбку. До чего милый ребенок!
– Ка-ка! Ка-ка!
Чане со страдальческим видом глубоко вздохнул и снова обратил взгляд на Джеки.
– Вы остановились на том, что… – Джеки оторвалась от созерцания Лорен.
– Я пояснила, почему в архивах переписи населения отсутствует имя Эндрю Кингсли. После смерти отца он стал зваться Эндрю Тейлором.
– Почему? – спросил Эйдриан, занимавший за столом почетное место главы семейства.
– Знаете ли… – Джеки смущенно огляделась вокруг.
– Можно, я попробую угадать? – Эйдриан допил свое вино. – Это как-то связано с заявлением Анри о том, что Джек Кингсли якобы был шпионом янки?
– Не думаю, что Эндрю в это поверил. – Джеки без всякого аппетита вяло ковыряла вилкой в своей тарелке. – У него имелось письмо, опровергающее данное заявление, однако во время Гражданской войны и сразу после нее связь с человеком, даже огульно обвиненным в шпионаже в пользу янки, была небезопасной. Оставшиеся в живых люди из команды «Свободы», опасаясь жестокой расправы, были вынуждены разбежаться в разные стороны и залечь на дно. Долгие годы потом в нашей семье предпочитали умалчивать о своем родстве сДжеком Кингсли. Война закончилась, но у южан долгая память.
– Правда, – согласился Эйдриан. – Но это несправедливо и по отношению к Джеку, и по отношению к вашей семье.
– Но, – сказала Эллисон, передавая хлеб, – это еще один аргумент в пользу того, чтобы поднять «Свободу». Над музейной экспозицией мы будем работать в тесном контакте с Галвестонским историческим обществом, и нам бы хотелось, чтобы все узнали правду. В первую очередь правду о Джеке и Маргарите. Даже если для этого потребуется обнародовать отрывки из дневников, которых прежде, кроме нас, никто не видел.
– И ваше письмо тоже, – прибавила Рори, обращаясь к Джеки. Ее ребенок вдруг заерзал. Теперь, когда ужин подошел к концу, Рори сняла девочку с высокого стульчика и усадила к себе на колени.
Джеки, нахмурившись, обвела взглядом всех сидевших за столом:
– А вас не беспокоит, что вместе с правдой, которую вы откроете, всему свету станет известно, что Анри Лерош был главарем шайки контрабандистов и убийцей?
– Ничуть. – Эллисон удивленно взглянула на нее. – После того как он отрекся от своей дочери Николь и всего, что довелось из-за этого пережить нашим предкам, открытие всей правды об Анри станет для нас долгожданным актом правосудия.
– Но ведь Анри вам такой же родственник, как и Николь с Маргаритой, – заметила Джеки. – Вам это безразлично?
– Ну, так ведь его грехи – это его грехи, – отозвалась Рори. – Для нас главное – Джек с Маргаритой. После стольких лет они заслуживают того, чтобы быть наконец оправданными. – Она посмотрела на брата с сестрой: – Я права?
Джеки заметила, как вспыхнули глаза Эйдриана, когда он бросил взгляд на сестру, его минутное замешательство. И тут ей все стало ясно: его сестры верили, что Джек с Маргаритой не нашли после смерти успокоения. Она перевела взгляд на Скотта и Чанса, желая проследить за их реакцией, но те невозмутимо продолжали есть, не выказывая ни малейшего удивления на сказанное Рори. Так вот ради чего они все это затеяли. Эти люди верили в существование призраков.
Джеки снова посмотрела на Эйдриана. «Не может быть, чтобы ты относился к этому всерьез».
Он поднял бокал:
– За Джека с Маргаритой… и за то, чтобы истина восторжествовала!
– Да упокоятся их души с миром! – прибавила Эллисон, чокаясь с братом.
– За Джека и Маргариту! – хором повторили остальные, поднимая бокалы.
Джеки присоединилась к ним. Ее мозг лихорадочно работал. Неужели они полагают, что, опровергнув ложные обвинения и восстановив доброе имя Джека, они на самом деле помогут его душе обрести покой? Что же касается ее, то перспектива смыть позор со своего рода очень радовала ее и одновременно пугала. Ведь докапываясь до правды, можно открыть ящик Пандоры. И тогда вырвавшуюся наружу правду – и лестную, и нелестную – уже не сдержать.
Возвращая бокал на стол, Джеки почувствовала на себе пристальный взгляд Эйдриана. В его глазах, выражавших беспокойство, Джеки прочитала вопрос: «Ведь ты не откажешься?»
«Нет», – про себя вздохнула она. Возможно, он со своими сестрами и чудит, но она уже связала себя с ними обещанием.
– Ну ладно, – проговорил он, поднимаясь. – Если все поели, то почему бы нам не подать десерт в гостиной, где можно будет ознакомиться с письмом?
У Джеки екнуло сердце: она поняла, что знаменательный момент настал. Эллисон со Скоттом принялись убирать со стола, а Эйдриан направился на кухню за десертом.
– Мне нужно поменять Лорен подгузник, – сказала Рори. – Не смейте без меня начинать.
– Кто хочет кофе? – спросил Чане и посмотрел на Джеки. – Это мое единственное достижение в кулинарии – я умею варить кофе. Хотите?
– Спасибо, но я, пожалуй, продолжу пить вино, – ответила она, решив, что ей нужно успокоиться. – Я могу чем-нибудь помочь?
– Нет-нет, – ответил Эйдриан. – Ты почетная гостья. Сиди, а мы за тобой будем ухаживать.
Джеки чувствовала себя неудобно оттого, что она выключена из общего хорошо сплоченного коллектива, но ей как представительнице рода Кингсли, как она полагала, придется свыкнуться с ролью аутсайдера.
Несколько минут спустя она сидела в гостиной в кресле с куском шоколадного торта «Шварцвальд» на тарелке. Несмотря на его аппетитный вид, Джеки знала, что не сможет съесть ни кусочка. Эйдриан же, устроившийся рядом с ней на стуле с прямой спинкой, с удовольствием занялся десертом. Рори с Чансом выбрали место на диване, Лорен, лежа на животе, расположилась между ними. Ее на первый взгляд неугасимая энергия теперь, кажется, пошла на убыль.
– Ну? Кто будет читать письмо? – спросила Рори.
– Я! – подал голос Скотт, занимая кресло напротив Джеки. Эллисон, держа тарелку с тортом навесу, примостилась на подлокотнике.
– Почему это ты? – вскинулся на него Эйдриан.
– Э! – воскликнул Скотт. – Да если б не я, вы и не знали бы о его существовании.
– Верно, – вынужден был признать Эйдриан. – Ты, безусловно, достоин этой чести, разве что… – Он повернулся к Джеки. – Может, хочешь сама прочитать его?
Она покачала головой, стараясь избавиться от напряжения.
– Ну, хорошо. – Скотт тщательно вытер руки салфеткой и открыл большой конверт.
В первый раз за вечер в комнате воцарилось молчание: все наблюдали, как Скотт вынимает из защитных пакетов несколько старых ветхих листков бумаги.
Взгляд Джеки был прикован к бокалу вина. Если Эйдриан со своими сестрами верит в привидения, то им понравится то место в письме, которое, как она опасалась, заставит всех остальных усомниться в его подлинности.
– «Дорогой Эндрю, – начал Скотт спокойно, поставленным, как у профессионального чтеца, голосом. – Искренне сожалею, что не смог написать тебе раньше. К настоящему времени до тебя уже, разумеется, дошла весть о кончине твоего отца, а вместе с ней и множество слухов. Своим первым долгом считаю необходимым заверить тебя, что те, кто обвиняет твоего отца в измене Югу, сами не кто иные, как лживые изменники, стремящиеся скрыть свое собственное предательство. У твоего отца в жизни было четыре любви – ты, Техас, его шхуна и женщина по имени Маргарита. И он никогда бы не предал – а так оно и было! – ни одну из этих привязанностей. Прости меня, мой мальчик: не успел я начать, как уже отклоняюсь от курса. Впредь постараюсь излагать мысли просто и не сбивать тебя с толку, хотя, признаюсь, последние месяцы меня обуревают страсти». – Скотт поднял глаза на Джеки. – Судя по всему, писать письма детям ему было непривычно.
– Наверное, вы правы.
– Сколько лет тогда было Эндрю? – поинтересовалась Рори.
– Девять или десять. – Джеки откашлялась. – Достаточно большой, чтобы осознать свою потерю и понять, что люди вокруг говорят об отце ужасные вещи.
– Трудный возраст, – заметил Скотт, прежде чем снова обратиться к письму.
Он прочитал описание той трагической ночи, прочитал о том, как Джек получил записку от Маргариты, в которой говорилось, что Анри узнал об их связи, и о том, что она после этого опасается как за свою собственную жизнь, так и за жизнь ребенка. Леденящие душу подробности случившегося, гром и молнии, гнев и страх, выходившие из-под пера автора письма, склоняли к мысли, что человек, выводивший эти строки страница за страницей, изливая переполнявшие его чувства, словно в акте экзорцизма, и сам освобождался от одолевавших его демонов.
– «…Когда шхуну поразил первый пушечный выстрел, пришла очередь капитана взяться за штурвал. Он намеревался, по всей видимости, направить судно прямо на берег, чтобы оказаться ближе к Маргарите. Я вступил с ним в спор, попытался уговорить его развернуть корабль, но он оттолкнул меня. В эту минуту в судно попал второй пушечный снаряд, от которого в трюме загорелся порох.
Капитан знал, что мы тонем (я прочел это в его глазах), и наконец приказал покинуть судно, но сам, вместо того чтобы со всеми поспешить к шлюпкам, бросился сквозь бушевавшее пламя к себе в каюту. Верь мне, мой мальчик, я не покинул твоего отца в его безумстве в последнюю минуту. Я отправился вслед за ним, клянусь честью. Однако он снова оттолкнул меня, прокричав, что не оставит шхуну без своего сокровища.
Ты, конечно же, помнишь, что это за сокровище, ибо я не раз собственными ушами слышал, как отец, показывая тебе пороховницу, висевшую у него в каюте на стене за письменным столом, рассказывал тебе легенду о Жаке Лафите и своем деде…»
Скотт в волнении поднял горящие глаза.
– О! – Чане подался вперед, поправляя на носу очки. – Лучше и быть не может.
– Правда. – Эйдриан отставил свою тарелку в сторону. – Это именно то, что нам нужно, – подтверждение, что пороховница в момент гибели корабля была на борту, а также координаты ее местонахождения.
– О'кей, все это хорошо, но давайте все-таки дочитаем письмо до конца. – Рори махнула Скотту рукой.
И он снова обратился к письму.
– «Когда твой отец побежал вперед по коридору, где-то под нами раздался мощный взрыв. Огненной волной меня отшвырнуло к люку. Когда я пришел в себя настолько, что сумел подняться на ноги, моему взору открылось зрелище, которое я буду помнить до самой своей смерти: в конце прохода твой отец тщетно пытался открыть дверь своей каюты. Его рука сжимала ручку, но повернуть ее он был не в силах. Я слышал, как он взревел от досады, и тут на палубу обрушилась одна из мачт. Я, покачнувшись, едва удержался на ногах.
Именно в тот миг я осознал, что человек в конце коридора не мог быть капитаном, то была лишь игра моего разбушевавшегося воображения, ибо отец твой лежал бездыханный у моих ног.
Не пожелав предать его тело морской пучине, я потащил его к шлюпке, но тот странный призрак так и остался на корабле, словно бы даже после смерти капитан не мог расстаться со своей пороховницей. Это воспоминание и по сей день тревожит мне душу. Именно оно побудило меня написать тебе и разъяснить, почему сокровище Лафита так много значило для твоего отца. Он хотел передать его тебе как символ своих надежд на твое светлое будущее, надежд на то, что со своей кровью он передал тебе лучшую, а не худшую часть своего существа.
Я много раз ходил в море с твоим отцом, Эндрю, и знаю, что значила для него честь. Очень прошу тебя, мой мальчик, никогда не забывай об этом. Помни слова отца о том, что всем жизненным невзгодам нужно мужественно смотреть в лицо. Если бы он только сознавал, что истинное сокровище – это именно его наказ, а не семейная реликвия, которую он хотел оставить тебе в наследство.
Пороховница затонула вместе со шхуной. Она покоится на дне бухты Жемчужного острова, но вера твоего отца в тебя продолжает жить, в этом я уверен. Дорожи ею, и храни мое письмо как напоминание об этом. Живи честно, как жил твой отец последние годы. Не ищи легкого богатства, но следуй той дорогой, которая приведет тебя к согласию с самим собой, и учись дорожить тем, что нельзя оценить деньгами.
С уважением, Бернард Крамер…» – Скотт, сдвинув брови, откашлялся. – Он собирался написать: «Первый помощник капитана „Свободы“», но потом перечеркнул эти слова и подписался: «Твой друг».
Последовало молчание.
– Да. – Эйдриан, до этого сидевший затаив дыхание, выдохнул. – Потрясающее письмо!
– Да. – Джеки откашлялась. – Потому-то у нас в семье его и хранили.
– Хорошо, что хранили. – Эйдриан мягко улыбнулся ей. А потом без предупреждения взял ее за руку и, встав, потянул Джеки за собой. Она, оказавшись в его братских объятиях, была слишком поражена, чтобы как-то отреагировать. – Спасибо тебе, – сказал он, выпуская ее. Не успела Джеки опомниться, как к ней подбежали Аврора с Эллисон, которые тоже, обе со слезами на глазах, принялись обнимать ее.
– Да, спасибо вам, – поблагодарила Эллисон. – Мы знаем, вам это далось нелегко. Мы вас понимаем.
Джеки заглянула в глаза Эллисон и сразу же ей поверила. Эллисон действительно понимала ее. Как и все остальные. Джеки внезапно почувствовала, что она здесь больше не аутсайдер, что она вместе со всеми.
Это всеобщее проявление симпатии, говорившее, что она принята в их семью, разбудило в ее душе что-то до сих пор незнакомое. Все вдруг разом заговорили. Вокруг стоял радостный гомон; новое, не известное Джеки раньше, ощущение солидарности заполнило ее целиком, и она испугалась, что сейчас тоже расплачется.