Текст книги "Влюбиться в звезду"

Автор книги: Джулия Лэндон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Глава 17

Джек позвонил Майклу и сказал, что ему нужен самолет.

– Какой-нибудь определенный? – уточнил Майкл, словно его ежедневно просили достать самолет. Впрочем, Джек не сомневался, что тот сможет предоставить даже Усаму бен Ладена, если попросят.

– Обычный, – ответил Джек, имея в виду маленькие «сессны», на которых «АЭ» перевозили знаменитостей на экстремальные приключения.

– Собираешься в небольшое путешествие? – спросил М;шкл.

– Да.

– И ты уже сказал мне куда?

– Нет. Редхилл, Техас. Ближайший аэропорт – Даллас.

– Ага, – сказал Майкл. – Это все объясняет. – Я заберу его в Роли и верну в Нэшвилле.

– Договорились, – отозвался Майкл.

– Спасибо, – сказал Джек.

– Только один вопрос – исключительно для того, чтобы покормить любопытных зверушек в офисе: за каким чертом тебе нужен самолет?

– Просто нужно быстро обернуться, – ответил Джек кик можно бесстрастнее. – Брат Одри в больнице. Я сопи раюсь свозить ее туда между выступлениями.

– Одри… – протянул Майкл.

– Да, Одри, – эхом откликнулся Джек и нахмурился.

– Так ты везешь ее и любовничка в родной город?

Джек заерзал в кресле.

– Только ее, – признался он.

И услышал в трубке нечто, определенно прозвучавшее как смешок, а потом Майкл произнес:

– Ладно, а теперь я хочу убедиться, что все понял правильно – ты везешь Одри в ее родной город, где, вероятно, познакомишься с мамой и папой и проведешь пару дней. Так?

– Ты все выяснил, Ренни? – раздраженно спросил Джек.

– Последний вопрос – у вас что, свидание? – Майкл расхохотался над своей неуклюжей шуткой.

Джек вздохнул:

– Если ты уже покончил с детскими подколками, может, займешься поисками самолета?

– Черт, конечно, будет тебе самолет, – фыркнул Майкл и, к счастью, перевел разговор с этой ерунды на организационные вопросы.

Этой же ночью самолет ждал их на частном аэродроме около Роли. В час ночи их туда отвезли Кортни и Тед (Джек подозревал, что тот уже попался на крючок). Тед помог погрузить пару дорожных сумок, а потом отвел Одри в самолет.

Когда она оказалась внутри и села на одно из кожаных сидений у столика в хвосте самолета, Тед засуетился и заявил, что нужно скорее доставить Кортни в отель.

Джек проводил его, увидел, как Кортни обогнула машину и подошла к дверце у пассажирского сиденья, возвел глаза к небу и запер дверь самолета.

Потом оглянулся на Одри:

– Все в порядке?

– Да, – ответила она, осматривая салон. – Я хочу по пытаться немного поспать, если ты не против.

– Конечно, – сказал Джек. – Мы должны вылететь отсюда через пятнадцать минут. До Далласа около двух часов лету.

– Ладно.

– Пристегнись, – напомнил Джек и вошел в кабину. Но Одри уже откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. И выглядела она, подумал Джек, очень уставшей.

Он закрыл за собой дверь и занялся делом. Через полчаса, достигнув безопасной высоты полета и выяснив все с несколькими диспетчерскими пунктами, Джек включил на полную громкость свой айпод. И когда почувствовал, что кто-то прикоснулся к его плечу, едва не прошиб крышу самолета.

Джек резко повернулся, выдергивая наушник, и нахмурился, услышав веселый смех Одри.

– О Боже! – воскликнула она. – Ты чуть не катапультировался!

– Люди, как правило, стучатся, – сказал Джек, снова поворачиваясь к приборной доске.

– Я стучалась, но ты был полностью поглощен своим ийподом. – Она облокотилась на его плечо, вглядываясь и лобовое стекло; белокурый локон упал с ее плеча и теперь щекотал ему щеку. – Ого! Там черным-черно!

Да, там черно, поэтому он и должен смотреть на приборную доску, а не на холмы ее грудей.

– По-моему, ты собиралась поспать, – произнес Джек.

– Не могу, – ответила Одри. – В голове слишком много всего. Можно, я посижу тут? – спросила она, указывая на кресло второго пилота.

– Пожалуйста, – отозвался Джек, глядя, как она протягивает туда сначала одну длинную, голую, очень сексуальную ногу, а потом другую. – Ремень, – напомнил он, когда Одри устроилась.

Она послушно пристегнулась и стала разглядывать приборную доску, наклоняясь, чтобы прочитать надписи.

– Так здорово, что ты умеешь на этом летать, – сказала она, потянувшись к круговой шкале. Джек схватил ее за запястье. Одри посмотрела сначала на него, потом на свое запястье.

– Лучше ничего не трогай, – предупредил Джек. Похоже, он не мог отпустить ее запястье, и Одри приподняла золотистую бровь. Джек неохотно отпустил.

Одри улыбнулась. В глазах поблескивал смех. Джек смотрел вперед, в ночь.

– Как тебе понравилось сегодняшнее шоу? – поинтересовалась Одри.

– Фантастика. Как всегда.

– Правда? – спросила она, как будто удивилась этому ответу, и повернулась, насколько позволял ремень. – Можно, я кое-что спрошу? Как по-твоему, «Осколки моего сердца» должны идти перед или после «Вне себя»? Я никак не могу решить – не знаю, хочу ли я медленное вступление к «Вне себя» или медленный выход из него. Мы пробовали и так, и эдак, и я никак не могу решить, что лучше.

Джек, никогда не обращавший внимания на порядок номеров, пожал плечами:

– Не знаю. Мне кажется, нормально так, как есть.

– Хммм, – прищурившись, протянула Одри. – Не знаю. Может, вообще передвинуть его в самое начало? Ну, понимаешь – начинать медленно и спокойно.

Джек промолчал, подумав, что вокруг нее вполне достаточно людей, которые в состоянии решить этот вопрос.

– А какая песня тебе больше всего нравится? – спросила Одри.

– «Сложные меры», – тут же ответил он и фыркнул, услышав, что Одри удивленно ахнула.

– Ты шутишь! Она такая медленная и…

– Это одна из твоих старых песен, – перебил он. – Я бы хотел, чтобы ты пела их почаще.

Одри усмехнулась.

– Я тоже неравнодушна к старым песням, – призналась она и чистым, прекрасным голосом пропела несколько тактов из «Сложных мер». Джек начал кивать в такт музыке. Одри засмеялась и замолчала. – Давай! Пой со мной!

Джек хмыкнул и помотал головой.

– Я веду самолет. Ты поешь.

– Ну давай! – повторила Одри и слегка толкнула его. – Ты же ее много раз слышал!

Она снова запела, и Джек послушно присоединился таким визгливым голосом, что это напомнило ему собачью свору, воющую на луну. Через несколько мгновений Одри согнулась пополам от хохота.

– Ты ужасен! – радостно воскликнула она.

– Спасибо, – ухмыльнулся Джек.

– Все, ты победил. Ты ведешь самолет, я пою, – весело произнесла Одри и просияла улыбкой, словно просочившейся ему в поры. Она промычала еще несколько тактов песни, а потом снова посмотрела на Джека. – А почему эта песня нравится тебе больше всех?

Он толком и не знал. Это была песня о любви, и ему очень нравилось, как чувственно звучит в ней голос Одри. Почти так же чувственно, как сейчас, когда она тихонько напевает себе под нос.

– Просто она больше всего похожа на тебя, – сказал Джек.

– Правда? Это как?

Он понятия не имел как, знал только, что это правда.

– Я толком не знаю, – сознался Джек. – Но мне кажется, что в тебе больше энергии и жизненности, чем может передать поп-музыка, а вот в балладах все это проявляется по-настоящему.

– Жизненности?

Джек посмотрел на нее:

– Ну, понимаешь – хорошие времена и плохие времена. Сердечная боль и счастье. На самом деле тебя гораздо больше, чем вся эта жвачка.

Одри посмотрела ему в глаза, задумчиво покивала и отвернулась, глядя на скопление огней внизу, отмечающих города.

– Моя жизнь жвачкой не была, это уж точно.

– Ничего, если я спрошу, что с твоим братом?

Она кинула на него подозрительный взгляд.

– Ладно, не важно.

– Извини, – успокоившись, ответила Одри. – Просто всякий раз я пугаюсь, что люди вынюхивают что-нибудь для передачи в бульварную прессу. – Она вздохнула и покачала головой. – Вот и говори о параноиках.

– Мне кажется, у тебя есть все основания быть параноиком.

Она улыбнулась:

– Но я уже давным-давно поняла, что могу тебе доверять. Это просто привычка.

Джек сразу почувствовал себя лучше.

– Мой брат, – вздохнула она, откинулась на спинку кресла и скрестила руки на груди. – Даже не знаю, с чего начать. Например, вот с этого: он был одним из самых талантливых гитаристов во всем Техасе. Во всяком случае, я твердо уверена, что он мог бы добиться очень многого. Еще детьми мы с ним уходили в гараж и играли там на гитарах, чтобы не слышать, как ссорятся родители.

Джек посмотрел на Одри – она застенчиво улыбнулась.

– Мама и папа ненавидели друг друга с тех пор, как родился Аллен, и дня не проходило без того, чтобы нам об этом не напомнили.

– М-да.

– Вот именно, м-да. В общем, моя сестра Гейл, когда это начиналось, просто уходила из дома со своими кавалерами, а мы с Алленом еще были слишком маленькими, поэтому отсиживались в гараже. Он на два года младше меня, – добавила она. – Он меня просто обожал. Если бы я велела этому мальчику спрыгнуть с моста, он бы прыгнул с улыбкой на губах. И еще он обожал играть на гитаре – гораздо больше, чем я, – со смехом призналась Одри. – Ирония судьбы, правда?

– Есть немного, – согласился Джек. – Он до сих пор играет?

– Не думаю, – ответила Одри. – Мы были близки до сих пор, пока не пошли в старшие классы, ты сам знаешь, как оно там бывает. У него свои друзья, у меня – свои. И в гараже мы больше не отсиживались. Я продолжала играть, а вот Аллен… Аллен к этому времени начал играть в свои игры. Я так и не поняла, что сталось с мечтой.

– С мечтой? – переспросил Джек.

– Да, – кивнула Одри, снова посмотрев на него. – Мы заключили договор – как только сумеем, уедем из Редхилла и создадим свою группу. Мы были твердо намерены уехать в Остин и получить там хоть какую-то работу. Я закончила школу в семнадцать, решила, что поеду в Остин первой и на месте соображу, где мы с ним будем жить и как сколотим группу. Он, конечно, хотел, чтобы я осталась – понимаешь, из-за мамы и папы… – Не договорив, Одри замолчала и отвернулась, чтобы Джек не видел ее лица. – Никто из нас не хотел с ними жить. И Аллен был еще маленьким, а я… я не могла не уехать, – совсем тихо поговорила она. – Я не могла больше терпеть.

Одри замолчала и рассеянно провела пальцем по своим шортам.

– Я не могла не уехать, – повторила она. – Но я сказала Аллену: когда закончишь школу, приезжай ко мне, я найду тебе место. Но он так и не приехал. И на гитаре играть совсем перестал, а дальше выяснилось, что он то и дело попадает в беду. Можно и не говорить, что все покатилось под горку. В общем, мы не были образцовой семьей, – сказала она. – Тебе не кажется, что здесь довольно прохладно?

– За моим креслом висит куртка, – произнес Джек, мотнув в ту сторону головой.

Одри потянулась, достала старую армейскую куртку и надела ее задом наперед, так, что спина куртки закрывала ее спереди. Буквально утонув в ней, Одри обхватила себя руками и скрестила ноги.

– А ты видела Аллена после того, как уехала из дома? – спросил Джек.

– О да, – ответила Одри. – Прошло года два, прежде чем я сумела наскрести достаточно денег, чтобы съездить в Редхилл, но к тому времени я уже познакомилась с Лукасом, а у него была машина. Он меня и возил.

При упоминании Боннера Джек стиснул зубы.

– Но большую часть времени Аллена дома не было. Он связался с какими-то негодяями и постоянно попадал в беду. Время от времени нанимался на какую-нибудь странную работу. Он просто плыл по течению.

– И что же случилось с Алленом на этот раз? – спросил Джек.

Одри покачала головой, и в ее волосах замерцали золотые искорки света.

– Я не знаю. Мама говорила очень расплывчато, но это наверняка наркотики. – Глубоко задумавшись, она закусила губу, но вдруг резко выпрямилась и посмотрела на Джека. – А как насчет тебя, Джек Прайс? Что у тебя за семья?

Прямая противоположность. Его родители были надежны, как скала; обе старшие сестры оберегали Джека и его брата Паркера, как собственных детей. Они с Паркером уехали из Мидленда, где выросли рядом с кузовном мастерской, которой владел их отец, но остальная семья по-прежнему живет там, по-прежнему собирается вместе по выходным, по-прежнему связана тесными узами.

– У нас очень дружная семья, – сказал он, искренне желая, чтобы Одри поняла. – Все ладят между собой.

– Здорово, – со смешком сказала она. – Ты даже не представляешь, как тебе повезло.

Но Джек прекрасно это знал. В его жизни хватало людей из несчастливых семей, и он очень ценил свою.

– Я не могу довериться никому из своей семьи, – произнесла Одри и снова повернула к нему лицо. – Представляешь, мой отец продался в ток-шоу о знаменитостях и рассказал обо мне кучу всякой чуши. Он просто насочинял! – добавила она, взмахнув рукой, чтобы обозначить, сколько он «насочинял». – И получил за это пятьдесят тысяч долларов! А потом у него хватило совести спросить меня, почему я так расстроилась!

– Это мерзко, – согласился Джек. – Наверное, такова цена славы. Я уже видел такое у многих людей, с которыми работал: число друзей и родственников, с кем можно оставаться самим собой, сокращается прямо на тазах.

– Вот именно! – воскликнула Одри. – Мне и в голому не приходило, что папа может такое сделать – но у него перед носом помахали деньгами. Я вдруг сделалась его «талоном на обед». Ты бы видел, какой я ему построила дом – впрочем, ты увидишь, потому что, приехав в Редхилл, его невозможно не заметить. Я сказала подрядчику – делайте так, как он захочет. Папа захотел огромный особняк в городке, где стоят одноэтажные домишки с тремя спальнями и двумя ванными комнатами. Это же нелепо! – Она снова отвернулась и покачала головой. – Не знаю, кому я могу теперь доверять.

Джек знал. Он знал это лучше, чем Одри, и теперь спори и сам с собой, стоит ли говорить ей о своих подозрениям насчет Лукаса.

– А ты уверена, что можешь доверять тем, кто тебя окружает? – осторожно спросил он.

К его огромному изумлению, она рассмеялась.

– Черт, нет! Ты что, серьезно думаешь, что я не знаю, кто продаст меня в мгновение ока?

Ее ответ удивил Джека, и у него забрезжила надежда: может быть, Одри давно раскусила Лукаса Боннера.

– Знаешь? – переспросил он.

– Конечно!

– Но… но кажется, что ты с ним так тесно связана – ты позволяешь ему командовать собой.

Одри сильно наморщила лоб:

– Кто мной командует? Черт.

– Ты это о ком? – требовательно спросила Одри.

– А ты о ком?

– О Кортни!

– Ага, – кивнул Джек. – Отличное попадание.

– А ты что, говоришь о Лукасе? – явно рассердившись, спросила Одри.

Джек негромко застонал. Иной раз, когда дело касалось женщин, ему казалось, что он напоролся на циркулярную пилу.

– Да, – устало произнес он.

У Одри открылся рот. Потом она его плотно закрыла. На мгновение.

– Ты в самом деле нечто особенное, – сказала она.

– Ты не первая женщина, кто говорит мне это, – весело хмыкнув, признался Джек. – Но я не уважаю мужчин, которые используют женщин для своих целей.

– И что это должно означать?

– Одри, – сказал Джек, посмотрев на нее, – тебе не кажется подозрительным, что всякий раз, когда о тебе должны написать в журнале, газете или Интернете, Боннер обязательно оказывается рядом и в девяти случаях из десяти извлекает выгоду из того, что должно иметь отношение только к тебе?

– Нет, я не считаю это подозрительным. Куда бы я ни пошла, мне в лицо суют фотоаппараты, а мы с Лукасом очень много времени проводим вместе. Конечно, его тоже фотографируют!

– Он оказывается рядом с тобой на фотографиях только потому, что хочет этого, – сказал Джек. Весь его здравий смысл улетучился за иллюминатор, в окружавшую их черноту. – Он не дает тебе возможности быть самой собой. Он хочет, чтобы ты была при нем. Он хочет воспользоваться твоей карьерой, как трамплином для своей собственной. Посмотри, что он устроил у дома Кейти. Он не хотел, чтобы ты туда шла, но узнав, что ты все-таки там, моментально извлек из этого выгоду.

– Это нелепо, – произнесла Одри, но довольно неуверенно. – Он просто рекламировал фонд «Певчая птичка».

– И это совершенно случайно совпало с выходом его диска.

– Черт возьми, Джек, мы с тобой… мы… ну, мы друзья. Но это вовсе не означает, что ты знаешь все обо мне и Лукасе.

– Мне кажется, он использует тебя, ты можешь проложить себе дорогу и без него.

– Я и прокладываю себе дорогу!

– О, в самом деле? – спросил Джек. – Так это была твоя идея заняться поп-музыкой и отправиться в турне по стране?

Одри моргнула.

– Это твоя идея – нанять охрану, и хореографов, и Кортни?

– Он мой менеджер, Джек. Менеджеры именно этим и занимаются! Они управляют всеми делами, – сказала ОдриИ, – чтобы люди вроде меня могли сосредоточиться ни музыке! Если я не буду концентрироваться на музыке, так ведь ничего и не получится, верно?

Он определенно расстроил ее и даже не мог сказать, почему он это сделал. Ну какая ему разница, что она позволяет Лукасу Боннеру перешагивать через себя?

– Ты права, – согласился Джек. – Твое дело – музыка. У тебя очень большой талант.

Одри скрестила руки на груди и посмотрела в иллюминатор. Помолчав немного, она спросила:

– Ты правда так думаешь?

Она выглядела такой невозможно уязвимой, такой неуверенной в своем таланте!

– Куколка, – мягко произнес Джек, – когда ты поешь, клянусь Богом, вокруг тебя собираются ангелы. Не думаю, что сегодня есть певица, хотя бы вполовину равная тебе по таланту, ничья музыка не трогает меня так, как трогает твоя. Это самая честная правда, клянусь Богом. Никогда не сомневайся в своем таланте.

На ее лице засияла благодарная улыбка.

– Спасибо, – сказала Одри и положила ладонь ему на руку. – Ты даже не представляешь, что это для меня значит! – Улыбка стала еще шире. – Но насчет Лукаса ты ошибаешься.

– Нет, – ответил Джек.

– Ошибаешься! – весело воскликнула Одри, отпустила его руку и встала с кресла. – Я все-таки попробую немного поспать, ладно?

Еще раз улыбнувшись, она вышла из кабины, оставит. Джека таким растаявшим, сентиментальным и, да поможет ему Господь, сверх всякой меры возбужденным.

Глава 18

Они прилетели в Даллас около трех ночи, там – спасибо умению Кортни дергать за нужные ниточки – их уже ждал спортивный «кадиллак». Оттуда по пустой дороге нужно было добираться до Редхилла около часа; городок уютно располагался в центре абсолютной пустоты к юго-востоку от Форт-Уэрта.

Одри выросла в Редхилле. Ее родители, несмотря на то что десять лет назад развелись, до сих пор ссорились по любому поводу. На одном конце города был луг, на другом – механический завод, а замыкали его с обеих сторон два соперничавших дома на холмах, возвышавшихся над городом. В одном доме жил отец Одри, а в другом – ее мать.

Отец до сих пор владел автомастерской на два бокса, но редко туда заходил. Он предпочитал принимать клиентуру в своем растянутом во все стороны оштукатуренном особняке, крытом красной черепицей. Этот дом построила для него Одри – на холме, чтобы отец мог видеть город сверху. Он настоял на том, что сам будет генеральным подрядчиком на строительстве. В результате получилась такая мешанина стилей, что дом производил шизофреническое впечатление. Позади дома имелся большой бассейн, который быстро превратился в пруд, мастерская, где отец держал различные автомобили на различных стациях ремонта, и несколько пекановых деревьев, нуждавшихся в подрезке. Отец не был аккуратистом – вокруг дома в изобилии валялись автомобильные и мотоциклетные детали и, как венец славы, играющая на гитаре лягушка, сидевшая когда-то на крыше его мастерской.

На другом конце города, на втором холме, стоял дом матери, старое викторианское здание, свидетель истории Редхилла с момента его основания. Вечно строившая из себя мученицу мать заявила, что ей не нужен новый дом. Она клялась, что прекрасно себя чувствует в обычном домике с тремя спальнями и двумя ванными комнатами и не нуждается в новом шикарном особняке. А потом увидела отцовский домище. Одри купила матери дом, о котором та мечтала всю сознательную жизнь. Одри попыталась его отреставрировать, но мать спорила по каждому пустяку. Деревянные полы или плитка, мама? Ничего не нужно – старые полы вполне годятся. Бассейн делать, мам? Что за глупый вопрос! В результате интерьер так и остался устаревшим, а мама постоянно жаловалась, что дом слишком большой и ей трудно поддерживать в нем чистоту, но, упаси Боже, ни под каким видом не желала нанимать кого-нибудь для уборки. Когда Аллен не пил и не принимал наркотики, он жил дома и ухаживал за лужайкой. Когда он надолго пропадал, два садовых гнома, спасенных матерью из старого жилья, стояли на страже перед кустами роз, которые никогда не цвели.

Одри становилось дурно при мысли, что Джек увидит всю ее семью. По отдельности они не такие уж и плохие, но вместе превращались в сборище настоящих уродов.

«Кадиллак» въехал в город около половины пятого утра. Редхилл словно вымер. Два светофора на Мэйн-стрит, тянувшейся через весь городок, мигали желтым, а единственная проехавшая мимо машина принадлежала полиции, и копы посмотрели на приезжих с большим подозрением. «Кадиллак» в этом городе мог означать только две вещи: наркотики или похоронную процессию.

Одри объяснила Джеку, как выехать в предместье городка, где в восьмидесятых годах построили больницу. Очевидно, тогда кто-то решил, что Редхилл сильно разрастется, поэтому больницу расположили на большом участке земли, с перспективой пристройки к ней новых корпусов.

Они поставили машину на большой пустой парковке. Одри постепенно наполнял ужас. Возвращение домой никогда не было для нее приятным, но на этот раз она по-настоящему боялась. Вчера она несколько раз пыталась, дозвониться до матери и даже перед самым началом шоу, когда уже все было готово, позвонила ей снова. Но никто не взял трубку. И после шоу тоже дома опять никто не ответил. И разумеется, мобильника у мамы не было.

– Да зачем, скажи на милость, он мне нужен? – рассердилась она, когда Одри попыталась подарить ей телефон.

– Не знаю, мама. Чтобы ты всегда была на связи с миром…

– Ну, поскольку единственный человек там, в мире, это ты, Одри, не думаю, что в этом есть большая необходимость. Мы, все остальные жители планеты Земля, прекрасно обходимся обычными старомодными телефонами.

Господи, если бы ее мать сумела посмотреть на это с точки зрения остального мира, она бы поняла, что Редхилл расположен скорее на Марсе, чем на Земле.

Джек ободряюще улыбнулся:

– Выше голову, куколка. Если бы все было совсем плохо, кто-нибудь обязательно позвонил бы тебе.

Как странно, думала Одри, пока они бок о бок шагали ко входу в больницу, что Джек после столь недолгого знакомства так хорошо читает ее мысли.

Они вошли в больничную дверь, и в нос ударил запах хлорки. В пустом холле за стойкой сидела невысокая полная женщина лет пятидесяти в круглых очках с толстыми стеклами, с волосами, помытыми и уложенными так, словно все это делалось в парикмахерской для собак.

Одри подошла к стойке. Женщина подняла голову и тепло улыбнулась:

– Я могу вам чем-нибудь помочь?

Прежде чем Одри успела сказать хоть слово, непонятно откуда появилась еще одна женщина и пронзительно закричала:

– О Боже мой! О Боже мой!!!

Джек моментально шагнул вперед, заслонив собой Одри, словно ждал, что на нее сейчас нападут. Но женщина, точнее, девушка выбежала на небольшое полукруглое пространство перед стойкой и швырнула на нее стопку медицинских карточек.

– Вы Одри Пару!

– Ради всего святого, Мелисса! – воскликнула та, что постарше, поправляя очки, которые Мелисса, стремясь подбежать к Одри, каким-то образом сумела сбить набок.

Мелисса не обратила на коллегу никакого внимания – она сияла, глядя на Одри. Женщина за стойкой откатилась на своем кресле в сторону и встала.

– Мы можем вам чем-нибудь помочь, мисс? – снова спросила она.

– Можно мне ваш автограф? – пискнула Мелисса.

– А… да, конечно, – ответила Одри и оглянулась в поисках клочка бумаги. Мелисса сунула ей под нос папку.

– Здесь? – спросила Одри, показав на медицинскую карту некоего Стива Хельгенштайна.

Старшая хладнокровно убрала карту и протянула Одри блокнот. Одри благодарно улыбнулась ей и подписала блокнот.

Мелисса схватила его и в восхищении уставилась на подпись.

– О Боже! – снова воскликнула она, резко повернулась, вцепилась в телефонную трубку и начала тыкать и кнопки.

– Ну а теперь я могу вам чем-то помочь? – устало спросила старшая.

– Да, – кивнула Одри, стараясь не обращать внимания на Мелиссу, сейчас с любопытством поглядывавшую на Джека. – Я ищу своего брата. Насколько я понимаю, он лежит здесь.

– А где Лукас Боннер? – спросила Мелисса.

– Его здесь нет, – поспешно ответила Одри и посмотрела на вторую медсестру.

– Говорите, он наш пациент?

– Да, мэм. Аллен Лару.

– Аллен Лару. Сейчас посмотрю, – отозвалась та и осторожно уселась в свое кресло на колесиках. Мелисса что-то оживленно шептала в трубку.

– Скорее давай! – исступленно прошипела Мелисса, отключилась и немедленно набрала следующий номер.

– О, эта штука так медленно работает! – сказала медсестра, недовольно потряхивая головой и глядя на компьютер. – Подождите еще минутку.

– Потрясающе! – пробормотал Джек. Одри оглянулась. В холл начал подтягиваться народ, одетый в разноцветную медицинскую униформу. Они приходили по двое и по трое и смотрели на нее так, словно она была экзотическим животным в зоопарке.

– Пожалуйста, побыстрее, – попросила Одри медсестру.

– Прошу прощения, Одри дает автографы? – спросила Джека какая-то женщина.

– Я… э-э… сейчас узнаем, – отозвался он.

– А вы кто такой? – радостно улыбаясь, спросила его другая.

– Джек, – ответил он, улыбнувшись в ответ.

Честное слово, сколько бы раз это ни происходило, Одри никак не могла к этому привыкнуть. Дюжина пар глаз изучала ее босоножки, шорты и кудряшки стоимостью триста пятьдесят долларов, и она чувствовала себя при этом ужасно неловко. Одри просто ощущала, как они разглядывают ее кольца, серьги с бриллиантами и сумку от «Прада». Но всего удивительнее было то, что женщина за компьютером как будто не замечала, что эта толпа все теснее сжимается вокруг Одри – точнее, вокруг Джека. Лицо медсестры исказилось от напряжения, с которым она вглядывалась в монитор.

– Вы сказали, Аллен Лару? – снова переспросила она.

– Верно. – У Одри начинался приступ клаустрофобии. – Его привезли сюда вчера. – Внезапно ей пришло в голову, что Аллена могли отвезти в Даллас. Ну почему она не смогла дозвониться до матери! Если он в Далласе, это очень плохо. – Может быть, его перевезли в Даллас? – предположила она, заранее страшась ответа.

– Эй, Одри! – окликнул ее кто-то. – Мой брат учился с тобой в школе. Грег Бейкер. Ты его помнишь?

– Э-э… – Одри обернулась и улыбнулась дюжине зевак. Что они все делают тут среди ночи? Пока они стоят и пялятся на нее, у пациентов могут случиться приступы. – Конечно, – ответила она, глядя сверху вниз на похожую на гнома женщину. – Он играл в оркестре, да?

– Нет, работал в магазине. Он говорил, вы ходили вместе в класс по истории.

– А-а, – глубокомысленно кивая, протянула Одри. – Конечно. – Она понятия не имела, кто такой Грег Бейкер. – Да, конечно же, я помню Грега. Передайте ему от меня привет, ладно?

– А вы тоже ходили в здешнюю школу? – спросила женщина у Джека.

Он улыбнулся ей своей сногсшибательной улыбкой и помотал головой.

– Я учился в Мидленде.

– В Мидленде? – воскликнула другая девушка. – Я тоже училась в Мидленде! А вы в каком году?

– Слишком давно, чтобы что-то помнить, – ответил Джек. – Вы, должно быть, тогда учились в начальной школе.

Все захихикали.

– Ну что там? – обратилась Одри к женщине за компьютером.

– Нет, милочка, я не могу его отыскать.

– Да потому что его сегодня выписали, Делорес! – выкрикнул кто-то сзади.

– Ну, здесь об этом ничего не сказано! – отрезала Делорес, тыча в клавиши. – Ты уверена?

– Одри, ты про Редхилл написала песню «Возвращаясь домой»?

– М-м… мне кажется, это песня Келли Кларксон, – сказала Одри.

– Ты уверена? Могу поклясться, это ты ее пела!

– Я… честное слово, уверена.

– Если ты ищешь брата, так его отправили домой, к матери, – произнес единственный мужчина в комнате, довольно пожилой. – Тебя подвезти?

– Нет, спасибо, – вмешался Джек. – У нас есть машина.

– Ну, здесь не сказано, что его выписали, – решительно заявила Делорес. – Все эти новые технологии, которые нас заставляют использовать, выеденного яйца не стоят, если плохо работают.

– Ты дашь мне автограф? – спросила еще одна девушка.

– А где Лукас? – выкрикнул кто-то.

– Одри, пожалуйста, не уходи, пока не дашь мне автограф. Моя Эллисон меня убьет, если узнает, что я тебя иидела, но осталась без автографа, – взмолилась какая-то медсестра, роясь в сумочке. Еще одна пустила по кругу стопку бланков для рецептов.

– Я даже не вижу здесь упоминания, что он у нас лежал, – настаивала Делорес.

– Делорес, да ради Бога! Он ушел домой! – рявкнула Мелисса и снова с широкой улыбкой обернулась к Одри. – Я просто в восторге от твоего нового альбома. Знаешь, я много всякого слышала о тебе и сказала мужу: «Это все от зависти. Она наверняка очень славная». И пожалуйста – ты такая и есть! – воскликнула она, радостно захлопав в ладоши. – Ты просто очень славная, и хорошенькая, и по-настоящему талантливая!

– Спасибо, – слабо произнесла Одри, взяла сунутый ей в руки церковный бюллетень и подписала его с обратной стороны.

– Это твой бойфренд? – прищурившись, спросила Мелисса.

– Нет, – ответил Джек.

– А хочешь стать моим бойфрендом? – спросила женщина-доктор, к полному восторгу остальных.

Через полчаса они все-таки сбежали. Одри заехала на «кадиллаке» на круговую дорожку перед домом матери, выключила двигатель и посмотрела на Джека.

– Прости, что так получилось в больнице. Но мне кажется, надо честно предупредить тебя, что это ерунда по сравнению с тем, что нас ждет здесь, – произнесла она, показав на дом матери.

Джек улыбнулся и прикоснулся к ее щеке.

– Все нормально. Я знал, что ты очень популярна, еще до того как мы сюда вылетели.

Одри рассмеялась. Джек посмотрел на дом:

– И что теперь?

– Теперь? Зайдем внутрь и подождем, пока все проснутся.

– Хорошо. Пойдем, – согласился Джек.

Они приближались к входной двери, как к вражеским укреплениям. Подойдя к крыльцу, Одри знаком велела Джеку остановиться, сдвинула маленького гномика и взяла ключ, на котором он стоял. Потом поставила гнома обратно и отперла дверь.

В передней с кружевными занавесками и синим ковром пахло обезболивающей мазью «Бенге», томатным соусом и табаком. В доме не было ни проблеска света. Одри поставила сумку рядом со старой, голубой в клетку, кушеткой, принадлежавшей матери от сотворения мира – от нее сильно воняло табаком, – и взглянула на Джека.

Он окинул взглядом комнату и показал головой на кресло, стоявшее перед плазменным телевизором; Одри кивнула и села на кушетку, глядя, как Джек пробирается к креслу. Усевшись, он посмотрел на Одри, на которую падал свет уличного фонаря, и подмигнул ей.