Текст книги "Джек Бестелесный (Галактическое Содружество - 1)"

Автор книги: Джулиан Мэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 31 страниц)

Пожалуй...

– Есть много способов, как Он мог бы это сделать (образы), но поставь себя на место Бога и попробуй найти самый изящный способ общения со своими мыслящими творениями. Способ, одновременно самый трудный и неправдоподобный, зато дающий шансы преуспеть наиболее чудесным образом.

Не самый легкий?

– Конечно же нет! Какое удовлетворение это даст? Я могу спеть "Поздравляю с днем рожденья!" (цитата), но куда больше удовлетворения я получаю от сцены безумия в "Лючии" (цитата), хотя она меня совсем выматывает.

Я понял.

Прижимая, прикручивая, Тереза прилепляла одну свечку за другой, иногда отвлекаясь, чтобы поправить те, которые наклонялись.

– Самый элегантный способ, каким Бог мог вступить в общение с нами, должен был бы возмутить тупоумных и восхитить сознания, обладающие чувством юмора и любовью к приключениям, как и Его собственное сознание.

Бог может смеяться?

– Конечно, милый. И грустить тоже. Верховное Существо без этих качеств не было бы верховным. Угрюмые, не умеющие радоваться люди пытаются доказывать, что это не так, но их доводы неубедительны.

Объясни, как Бог вступил в прямое общение с нами.

– Это происходило по-разному на разных планетах Галактики. На нашей, как я считаю, это было общение с евреями и христианами. Это долгая история, и тебе надо будет прочесть ее в Библии (образ). Увлекательнейшая повесть о нравственной человеческой эволюции, в которой история и мистика сплетены в удивительный клубок. Это не только Слово Божье, но и чудесное литературное произведение, истинное сокровище; одни страницы исполнены глубокого смысла, другие увлекательны, третьи удивительно поэтичны, но есть и скучные, а от некоторых посланий святого Павла я просто зубами скриплю. Мне очень жаль, что я не прочла ее всю, но ты можешь выискать кусочки в моей памяти. Разные религии толкуют Библию по-разному, но мы, католики, верим, что, когда сознание одного избранного племени чрезвычайно умных людей (образ) достаточно созрело для понятия любящего Бога, Он просто заговорил с ним. Она засмеялась. – Ну, может быть, все не так просто! (Образ.)

И племя восприняло Его весть и передало ее другим?

– Некоторые. А другие все время пятились и соскальзывали назад, к примитивным понятиям о гневливых богах, которых необходимо постоянно умиротворять кровавыми жертвоприношениями и еще всякой чепухой (образ). Богу приходилось уговаривать их и шлепать, как делает любящая мать, когда ее дети расшалятся (образ), и... нет, тебе надо прочесть Библию и поговорить о ней с теми, кто разбирается в этом лучше меня. Твоя мама очень необразованная женщина и особенно в религиозных вопросах. Возможно, я все объяснила шиворот-навыворот. В школе и в колледже я ведь интересовалась только музыкой... Куда же я засунула фольгу? Совсем забыла вырезать звезду. Елки без звезды не бывает (образ).

Значит, любовь – мотивация для всего творения?

– Думаю, да. Психорешетки в пределах нашей нормальной реальности не могли бы существовать без пяти других, и наоборот. Если Бог хотел создать сознания, чтобы любить их, Ему пришлось сотворить целый космос. И он прекрасен! По большей части.

Но творить из любви к творимому? Так странно!

– Еще бы. По сути вообще бессмысленно – если смотреть на Вселенную рационально. Но любой художник знает, что это так. И всякий душевно здоровый взрослый человек знает, что влюбленным хочется разделить свое счастье со всем миром. И если ты Бог, любящий себя, или даже ты сама Любовь в каком-то высшем смысле, а других сознаний, чтобы поделиться с ними счастьем, нет, тогда... тогда ты создаешь их.

Значит, можно сделать вывод, что Бог действительно нуждается в нас?

– Теперь большинство наших единоверцев убеждены, что это так... Фу ты! Если вот те две свечки искривятся, они подпалят елку. Придется найти им другое место.

Однако эмбрион не отступал: "Но ведь многие сотворенные сознания несовершенны? А иногда бывают злыми?"

– По-моему, это как-то связано с теорией хаоса, в которой я ровно ничего не понимаю. Когда родишься, спросишь об этом своего брата Марка. Кроме того, существует принцип, согласно которому куда прекраснее создать чудесное творение из несовершенного материала. Само несовершенство отдельных элементов – пусть даже и зла, как часто бывает в человеческих делах, – помогает Богу достигнуть еще больших творческих высот.

Какая странная идея.

– Старинная пословица гласит: "Бог пишет прямо кривыми строчками". Человеческая история полна кривизны, петель и сплетений (образы). Казалось бы, анархия, варварство, наименьший общий знаменатель должны были бы восторжествовать давным-давно. Но нет. Все зверства, катастрофы, клубки бессмыслиц каким-то образом вошли в единое построение, которое становится лучше и лучше с каждым годом – и одновременно многое выглядит даже хуже! Мир, в который ты будешь рожден, кажется чудесным по сравнению с тем, каким он был всего около сорока лет назад (образы). Потому что в Галактическом Содружестве многим людям живется вольготнее, чем до Великого Вторжения. И все-таки есть недовольные, есть просто плохие люди, возникают скверные или трагические ситуации. И все-таки мы, дети Бога, продолжаем развиваться и становимся лучше на каждом уровне, почти вопреки самим себе. Это тоже как-то связано с нелинейностью и хаосом. И с Божьей любовью.

Эмбрион сказал: "Все так таинственно. Противоречит здравому смыслу!.. Почему эта идея мне приятна?"

Но Тереза только засмеялась.

– А елочка тебе нравится? – Она как раз прикрепила звезду и отступила на шаг полюбоваться общим результатом. Деревце стояло на столе перед окном. Оно было украшено журавлями из искусно сложенной фольги, крошечными овсяными лепешками и гномиками из шишек и проволоки с головами, руками и ногами из затвердевшего теста, раскрашенного косметикой.

Джек был тактичен: "Ты столько сил положила на рождественскую елку. Дядюшке Роги она, конечно, очень понравится. И будет любопытно посмотреть, как эти жировые цилиндрики загорятся все разом. Рискованно – но интересно".

На столе перед елкой Тереза расстелила шаль вместо праздничной скатерти, расставила на ней тарелки и чашки, разложила вилки и ножи.

– Свечи мы зажжем, сев за стол... А елка не загорится! Мы с Роги этого не допустим. А потом мы обменяемся подарками. Сейчас они лежат завернутые под елкой.

Мама, почему на Рождество дарят подарки?

– Таков обычай. Волхвы (образ) принесли дары младенцу Иисусу. Богу-младенцу. А он – дар Бога нам. – Она проверила жаркое, которое томилось в ожидании, когда его разрежут, и принялась энергично натачивать на оселке большой нож.

Джек сказал: "Это самый большой парадокс. Даже больше, чем Сотворение. Богу было совершенно не нужно становиться человеком и Самому учить нас любви. Я понимаю, почему некоторые земные религии отрицают это".

– Опять ты копался в моем сознании... Да, Воплощение – полная нелепость. Но согласись, такой прекрасный способ приковать наше внимание. К тому же нам гораздо легче молиться Богочеловеку и любить его, потому что ему понятны наши человеческие трудности. А как любить всемогущего Творца Биг Бэнга? Какое ему дело до того, что мое жаркое подгорит и доживу ли я до твоего рождения...

Эмбрион сказал: "Мне бы хотелось, чтобы ему было дело до этого".

– Ага! – Тереза вперевалку направилась к нарам Роги и извлекла из-под них последнюю припрятанную бутылку рома. – Это уже психология. Воплощенный в человека любящий Бог обретает мифические обертоны, воздействующие на самые глубины человеческой психики. На ту почти инстинктивную нашу часть, которую мы назвали подсознанием.

Я пока ничего похожего не испытывал.

– Ничего, еще испытаешь! – засмеялась Тереза. – Вот когда начнешь общаться с другими людьми по-настоящему.

Я... Лучше было бы без этого. Даже позволить дядюшке Роги со мной познакомиться, и то оказалось очень страшным. В его сознании есть темные места. И я увидел темноту в сознании Grandpere Дени перед тем, как закрылся от него.

– Не мучайся из-за этого. Во всех людях есть хорошее и плохое. И во мне, и в тебе. Вот еще причина, почему любящий Бог – это такое огромное утешение. В нем нет темноты. Бог знает о нас все и тем не менее любит нас. И желает нам добра, даже когда отрекаемся от него. Мы бы не поняли этого и за миллион лет, если бы Он не открылся нам. Это величайшая из тайн... Подожди, дай сообразить. Суп и рис в закрытых кастрюльках греются позади духовки. Кипяченой воды для разбавления достаточно, а десерт...

А Бог воплощался и для других рас Содружества?

– Кроме лилмиков. Антропологи Содружества – или как они там себя называют – придерживаются мнения, что у многих первобытных рас галактики существуют мифы о Воплощении, очень сходные с нашим. Конечно, это не доказательство Божьего Воплощения. Доказать его вообще нельзя. Надо верить. И я верю. И дядюшка Роги, и твой папа, и братья, и сестры, и миллиарды других существ.

Она прижала обе ладони к своему вздутому животу, на мгновение закрыла глаза и вызвала образ своего нерожденного ребенка.

– Я верю в любовь Бога, как верю в твое великое будущее, Джек. Меня многое пугает, многое делает несчастной. Но если я сохраню веру, то не отчаюсь. Нет, нет!

Мама...

Но в этот момент нога в сапоге начала громко стучать по двери, и Тереза поспешила ее открыть. В комнату ввалился Роги с огромной охапкой дров, а с ним ворвались снежные хлопья и волна морозного воздуха.

– Фу-у-у! Ну, этого нам должно хватить на час-другой! – Он бросил свою промороженную ношу в корзину, наполнив ее выше краев, и начал стягивать верхнюю одежду. – А тут пахнет чем-то вкусным!

– Филе лося, поджаренное на лосином жиру с чесночной солью. Бульон из лося с клецками из костного мозга лося и морковью. Рис под лосино-грибным соусом. И ромовые тарталетки с изюмом на лосином жиру.

Она захлопотала у печки, а Роги сел рядом на табурете, стянул сапоги и зашевелил пальцами на ногах, восстанавливая кровообращение.

Тереза протянула ему исходящую паром чашку. Роги понюхал и пришел в восторг.

– Масляный ромовый пунш? Но я думал, маргарин давно кончился.

– Предусмотрительность еще никому не Мешала, – торжественно произнесла Тереза и подняла свою чашку. – A la bonne votre, mon cher ami [За ваше здоровье, мой дорогой друг (фр.).], и счастливого Рождества.

– Joyeux Noёl [Счастливого Рождества (фр.).] тебе, – сказал Роги, – и Ти-Жану.

Они чокнулись, выпили и поцеловались. Потом она усадила его за стол и велела разрезать жаркое, а сама принесла остальную еду и зажгла свечи на елке.

– Не беспокойся. Вон ведро с водой и мокрая тряпка. Пожара можно не опасаться. – Погасив две сильные лампы, она опустилась на стул, и несколько минут они молча сидели рядом и думали о своем, глядя на колеблющиеся огоньки, на ответный блеск инея, густым слоем покрывшего окно, и прихлебывая душистый пунш.

– А ему он не повредит? – спросил Роги. – Ром?

Тереза, улыбаясь, покачала головой.

– Ром сильно разведен, а он уже такой большой, что капелька спиртного ему даже на пользу... Правда, малыш?

Эмбрион ответил: "Он изменяет мое сознание. Любопытно! Займусь исследованием этого явления",

Теперь засмеялся и Роги вместе с Терезой. Потом они прочли застольную молитву и принялись за еду.

Тереза развернула подарки Роги.

– У меня есть еще один, – сказал старик. – Там, на крыльце. Я его еще не закончил, ну и положил сюда, к остальным, его рисунок.

Тереза разглядывала дощечку с рисунком и четыре странные вещички. Рисунок изображал раму с подвешенным на ней подобием мешка. Деревянные вещички напоминали миниатюрные гантели, длиной в шесть-семь сантиметров со "штангой" тоньше зубочистки. Роги показал, что один шарик на конце составляет с ней одно целое, зато другой снимался, открывая остро заточенный конус.

– Это, – с гордостью объявил Роги, – первобытные английские булавки. Мы ведь забыли захватить их. Древесина очень твердая, и я намучился, вырезая их. Теперь тебе не понадобится завязывать узлы на пеленках Ти-Жана.

– Какая прелесть! А рисунок? Качели для маленького?

– Не совсем. Когда я кончу, это будет теплая сумка с внутренней обшитой мягким рамой. Словом, так индианки носили младенцев. Либо подвешиваешь дощечку, так что малыш покачивается и смотрит на тебя, либо носишь на спине – будут и лямки.

Тереза обняла и расцеловала Роги.

– Чудесные подарки! – Она встала. – Я налью тебе еще пунша и принесу свой подарок.

Свечи на елке давно растаяли, и на столе среди остатков их пиршества горели две обычные лампы. Тереза велела Роги повернуться лицом к нарам, вывернула лампы до максимума и поставила их на пол у его ног.

– Огни рампы! – возвестила она и повесила полосы фланели на полки над нарами, почти закрыв их. – Это задник, а в стерео вставлен специальный диск. Исполнительнице осталось только надеть костюм в ее роскошной уборной, а точнее, в душевой кабине – и представление начнется.

Она вручила ему что-то плоское, завернутое в полотенце, и исчезла за занавеской у двери.

– Я провожусь несколько минут, – крикнула она оттуда – Подбрось пока поленьев в огонь. Тебе не повредит и убрать со стола. Но прежде разверни вступление к подарку.

Роги заинтригованно развернул полотенце и тоже увидел дощечку, но с узором по краю, напоминавшим славянские орнаменты, а середину занимала тщательно выписанная афишка:

Программа

"СНЕГУРОЧКА" (СНЕЖНАЯ ДЕВА)

Весенняя сказка

Опера в четырех действиях с прологом Н. Римского-Корсакова

Либретто композитора по пьесе А. Островского

Перевод на французский П. Гальперина и П. Лало

С ТЕРЕЗОЙ КЕНДАЛЛ

в заглавной партии

в записи исполнители

певцы и оркестр "Метрополитен-Опера".

– Чтоб мне провалиться! – воскликнул Роги.

Он слушал эту оперу на свадьбе Терезы и Поля, но потом как-то признался ей, что почти ничего не запомнил – в таких был расстроенных чувствах. Так что же задумала Тереза теперь?

Роги убрал со стола, подложил поленьев в печку и, когда зазвучала увертюра, устроился поудобнее в своем кресле. Снаружи, под стрехами, свистел и выл зимний ветер, но его переполняла приятная сытость, в маленькой хижине было тепло, а аромат горячего пунша туманил голову и убаюкивал чувства самым блаженным образом. Из миниатюрных колонок лилась сочная романтичная музыка, флейты и валторны перекликались, как птицы в апреле. Но в ней проскальзывало и что-то зловещее, дрожание струн, словно намекавшее, что зима все еще царит полновластно и весна слишком поторопилась.

Роги почувствовал тихую истому, веки его сомкнулись...

Он увидел унылый, скованный стужей лес, а за ним замерзшую реку с обнесенным стеной древним русским городом на том берегу. Луна заходила, начинало светать. Запели петухи. Небеса посветлели, и словно бы миллионы птиц опустились на ветки деревьев, завершая свое долгое путешествие с юга. На корне дуплистого дерева сидел маленький лесной дух и радостно смотрел на них. Он запел, что сейчас на землю спустится Весна.

И она явилась в зелено-золотой колеснице, запряженной лебедями и гусями, окруженная мириадами певчих птиц в ярком оперении. Явилась и начала рассказывать Роги странную музыкальную историю.

Когда-то Весна влюбилась в Мороза и родила ему дочь, прелестную Снежную Деву, Снегурочку. Весной Мороз забирал ее с собой в мрачный Северный край, укутанный вечными снегами. А теперь Снегурочке исполнилось шестнадцать лет, и она мечтала жить с людьми, освободившись от власти своего сурового отца.

Внезапно в воображаемом Роги лесу забушевала вьюга, и на сцену вышел сам Мороз. Весна стала упрашивать его освободить милую маленькую Снегурочку.

Мороз согласился, но угрюмо предупредил: если их дочь полюбит смертного и он ответит ей любовью, ревнивый бог солнца Ярило умертвит ее любовь сродни солнечному жару и, как и он, запретна для Снежной Девы.

Тут пришла сама Снегурочка.

Роги вдруг осознал, что глаза у него открыты, и в иллюзорный лес (не Тереза ли его создала?) внезапно проникла живая женщина в белоснежном одеянии, отороченном таким же мехом и усыпанном сверкающими ледяными кристалликами.

А Тереза пела – пела так, как в дни своих триумфов. Ее изумительный живой голос естественно вплетался в записанную музыку и пение. К ней вернулась вся магия, которая считалась утраченной навсегда, и Роги замер, качаясь в этих завораживающих волнах, боясь поверить, что это не иллюзия.

Снегурочка радовалась, что ей позволят уйти в мир людей. Она подсматривала за юношей и конечно же влюбилась в него и в его песни. От звука его голоса у нее таяло сердце. "Тает!" – вскричал Мороз и рассказал, что ее ждет, если ей ответят взаимностью. Но она думала только о юноше, только о любви, только о своем счастье.

Мороз удалился в ледяное логово, а Весна преобразила лес. Тесная хижина, казалось, распахнулась в цветущий зеленый круг, и восхищенная Снегурочка оказалась в толпе веселых парней и девушек, которые плясали и пели, завлекая ее в свой круг.

Пролог кончился, и опустился воображаемый занавес.

Тереза стояла между двумя горящими лампами и улыбалась Роги. Точно у Золушки, ее великолепный белый наряд снова превратился в простую фланель с опушкой из заячьего меха, с нашитыми на нее блестками и снежинками из фольги. Но красива Тереза была по-прежнему и все так же источала победоносную магию.

– Как тебе опера? – спросила она.

– C'est fantastique! [Фантастично! (фр.)] – воскликнул Роги. – Но как ты проецируешь иллюзию? Вот не думал, что твоя созидательная метафункция настолько развита.

– У меня нет. Но у Джека – да.

– Маленький?

– Он отыскивает образы декораций и других действующих лиц в моей памяти и воплощает их. А теперь – действие первое!

Позднее Роги снова не сумел вспомнить перипетии оперного сюжета. Запомнил он только щемяще прекрасную Снегурочку: девушка умоляла свою мать Весну подарить ей то, что обрекало ее на гибель, – но иначе она все равно умрет. Весна исполнила просьбу дочери, и Снегурочка наконец полюбила молодого человека, горячо в нее влюбленного. Они должны были сочетаться браком вместе с другими молодыми парами на ежегодном весеннем празднике плодородия.

И тут сказка приблизилась к трагической развязке. Празднующие запели песню сева, в которой требуется выкуп за будущий хороший урожай.

А мы дадим девицу, девицу.

А нашего полку прибыло, прибыло.

А нашего полку убыло, убыло.

Потом Снегурочка спела блистательную арию, в которой она признавалась в любви.

– В очах огонь, – восклицала она, – и в сердце и в крови во всей огонь!

Внезапно ее поражает солнечный луч, она тает и погибает.

Ее обезумевший от горя возлюбленный бросается в реку, не слушая местного царя, который объясняет, что присутствие Снежной Девы среди людей оскорбляло солнечного бога Ярилу и, останься Снегурочка жить, он лишил бы их землю света и тепла.

Затем на вершине своей священной горы появляется сам Ярило, держа в одной руке сноп, а в другой светящуюся человеческую голову. Народ поет в его честь гимн, завершающий оперу.

Роги хлопал так, что у него заболели ладони. Беременная дива, абсолютно измученная, обливаясь счастливыми слезами, упала в его объятия, и он уложил ее на нары прямо в костюме.

– Ты переутомилась, – сказал Роги, пряча тревогу.

– Нет же, нет! Я прекрасно себя чувствую. Все было замечательно, Роги. Я пела, пела!

Он снял с ее головы венец и подложил ей под затылок набитую мхом подушку.

– Ты пела потрясающе! А финал... не знаю, понял ли я его смысл...

Тереза закрыла глаза.

– Эта сказка восходит к древнему славянскому религиозному обряду. Чтобы умиротворить солнечного бога, обеспечив себе хорошую погоду и богатый урожай, племя приносило в жертву девушку. Жаль ее, конечно, зато так хорошо для остальных людей, которым нужно выжить, преуспевать и плясать в солнечных лучах.

Она открыла глаза и спокойно посмотрела на него.

– Разве ты не рад, что у нас больше нет таких богов?

25

Сектор 15: звезда 15-000-01 (Телонис),

планета 1 (Консилиум Орб)

Галактический год: Ла Прим 1-378-470

6 января 2052

Он танцевал с кузиной Адриеной, своей ровесницей, которую считал наименее противной из всех своих юных родственниц. Марк всегда любил танцевать и танцевал прекрасно, пока его партнерши не пытались проецировать романтичные обертоны. Ему никак не хотелось отвлекаться на секс – такое занудство! Танцы же предоставляли безопасную возможность слияния мужской энергии с женской. В полной гармонии с одинаково настроенной операнткой вроде Адриены Марк позволял себе на краткие мгновения отключать свой бесценный самоконтроль без всякой опаски, и его нарочито невозмутимое лицо озарялось чуть кривой улыбкой редкого очарования.

Старшая дочь Адриена Ремиларда и Шери Лозье-Дрейк была высокой некрасивой девочкой, обычно державшейся резко и властно. В глубине души Адриена считала своего кузена Марка самым красивым, самым обаятельным мальчиком во всей Вселенной. Но она скорее умерла бы, чем позволила ему догадаться об этом, а потому, когда он пригласил ее на танец, она укрылась за самым непроницаемым психоэкраном и разыграла скучающее равнодушие. Ему это понравилось. Оркестр заиграл построенный на диссонансах джаз-вальс "Я одна улыбка", и она закружилась в его объятиях, завороженная тайным экстазом, ничего не видя вокруг, и даже не сразу заметила появление лилмиков.

Однако ультрачувства Адриены никогда не отключались полностью, даже когда она находилась в состоянии, близком к оргазму. И они почти невольно сфокусировались на необычных аурах припозднившихся гостей бала, данного в честь принятия представителей Конфедерации Землян в Консилиум. Адриена вся напряглась, и упоение исчезло.

– Это ОНИ! – прошептала она, испуганно глядя через плечо Марка.

Он не сбился с темпа, но бездумность в его серых глазах тотчас сменилась настороженностью.

– Черт! Ты права, Адди. Все пятеро, и не в простеньких греческих хламидах на этот раз, а разоделись кто во что горазд!

– Но зачем они явились?

– Бог знает. Может, просто хотят светски пообщаться.

Фурор, который вызвало появление воплощенных лилмиков на дневном приеме в Консилиум, не шел ни в какое сравнение с изумлением, воцарившимся теперь в бальном зале. Днем земляне не сполна оценили беспрецедентную честь, оказанную их расе, когда пятеро Надзирателей материализовались в человеческом облике на трибуне Председательствующих в Зале Консилиума. Реакция экзотических Первых Магнатов и их соратников была смешанной. Крондаки несколько растерялись; восторженные гии забалансировали на грани паралича сердца; полтроянцы испустили непроизвольные вопли и вскрики одобрения, а симбиари возмутились от макушек до пят, точнее, до перепонок на ногах и за довольно проницаемыми психоэкранами кисло напомнили друг другу, что галактические менторы не снизошли до того, чтобы почтить их расу своим присутствием, когда первые Симбиарские Магнаты прошли в Консилиум.

Лилмики председательствовали на краткой церемонии принятия новых человеческих Магнатов. Они наблюдали, как Поль Ремилард лишь с небольшим перевесом был избран Первым Магнатом Конфедерации Землян. Они выслушали обращение Поля к Консилиуму от имени человечества, а затем важно поаплодировали, когда Симбиарское Попечительство было официально упразднено и всем землянам наконец было дано гражданство в Галактическом Содружестве. (Испытательный срок дипломатически не упоминался.) По завершении официальной церемонии лилмикские Надзиратели исчезли – чтобы, как решили псе, больше не возвращаться.

Приглашения на бал в честь принятия Конфедерации Землян в Консилиум были вручены всем Магнатам, но в расчете, что лишь немногие нелюди его примут. Крондаки на суше вообще не танцевали и прислали вежливейшие отказы. Чопорные симбиари считали танцы глупостью, а к тому же прекрасно знали, что люди не очень-то и хотели, чтобы на балу присутствовали их недавние попечители, а потому они тоже отказались, за исключением горстки высокопоставленных функционеров, которые не без сожаления решили, что положение обязывает их присутствовать. Гии пришли бы с удовольствием, но их собственные празднества неизбежно завершались упоенным публичным разгулом сладострастия, чего они не могли позволить здесь из уважения к межрасовому этикету, поэтому они приглашений не приняли. Добродушные лиловокожие маленькие полтроянцы обожали танцевать под человеческую музыку и пришли в довольно большом числе.

Все присутствовавшие стали свидетелями нежданного чуда.

Оркестр доиграл джаз-вальс до конца, но большинство пар сразу оборвали танец и, перешептываясь, глазели на вошедших лилмиков. Пятеро Надзирателей словно не замечали сенсации, которую произвели. Кивая, улыбаясь, часто останавливаясь ради общепринятого – ладонь к ладони – взаимного приветствия оперантов, они смешались с толпой гостей и приняли участие в светской болтовне. Их достопочтенный руководитель был в классическом фраке и белом галстуке; его европейского типа товарищ щеголял в модном реактивном костюме из мерцающего зеленого небулина; третий "мужчина", с лицом американского индейца, был облачен в черный традиционный костюм южноамериканского кабальеро с кружевной рубашкой и алым кушаком. Еще эффектнее выглядели две "женщины": африканка надела тюрбан, вишневое ниспадающее одеяние и украсила руки широкими золотыми браслетами, а шею и грудь – тяжелыми ожерельями; костюм "японки" из бирюзовой и белой шелковой парчи был расшит жемчужинами.

Оркестр заиграл "Динди" – очаровательное произведение бразильского классика Антонио Карлоса Хобима, и тут лилмики совершили нечто уж совсем невообразимое: они пригласили на танец людей.

Надзиратель в костюме кабальеро подошел к Люсиль Картье, а франт в небулине почтительно поцеловал руку Лоры Трамбле. Дэвид Макгрегор в юбке своего клана и бархатной куртке стал кавалером азиатской красавицы, а Поль Ремилард, лишь на секунду утративший светскую выдержку, оказался в паре с величавой африканкой.

Марк и Адриена чуть не подпрыгнули, когда у них за спиной раздался голос:

– Мой милый, я заберу у тебя эту очаровательную барышню.

Марк резко повернулся и увидел перед собой того, кто помешал ему улизнуть на космолете на Землю. Днем с галереи для зрителей в Зале Консилиума, разглядывая таинственные фигуры в длинных одеяниях на трибуне Председательствующих, мальчик не узнал грозного вершителя своей судьбы. Но теперь лилмикский владыка, Примиряющий Координатор, в великолепном архаическом фраке стоял перед ним и Адриеной.

– Вы! – воскликнул Марк. – Так вы один из лилмиков!

– Даже больше, – ответил экзотик с изящным полупоклоном. – Я единый лилмик. – Его глубоко посаженные глаза проецировали на мальчика неотразимое принуждение. – Перед тем как я потанцую с Адди, выслушай мои дальнейшие инструкции, юный Марк. Веди себя послушно и разумно. Когда тебе наконец будет разрешено вернуться на Землю, оказывай своему отцу всемерное уважение и послушание. Что бы ты ни думал, он их вполне заслуживает.

Адриена онемела. Так они знакомы!

– А... как же те? – спросил Марк.

Лилмик сделал небрежный жест.

– Можешь не тревожиться об их нуждах и потребностях. Все необходимое сделано и делается. Позже ты должен будешь помогать младшему, насколько это в твоих силах. – Он повернулся к Адриене, почти парализованной благоговейным ужасом, и чуть коснулся губами ее пальцев. Нечеловеческие глаза, светившиеся иронией, пока он разговаривал с Марком, теперь стали ласковыми, почти печальными. – Вы сегодня очаровательны, ma petite [Моя крошка (фр.).]. Нет, более того, милая Адди. Вы настоящая красавица. Потанцуем? Мне бы хотелось, чтобы вы запомнили этот вечер на всю жизнь.

Родственная Тенденция танцевала с Люсиль Картье; они составляли поразительную пару: лилмик с чеканным бронзовым лицом в щегольском южноамериканском костюме и миниатюрная женщина Земли, мать и бабушка Ремилардов, в сверкающей накидке из черных, зеленых и серебряных бус с метровой бахромой из тех же бус и эффектной шляпой с плюмажем из бус и множеством тонких нитей, которые изгибались над ее лбом, точно усики бабочки.

– Могу ли я выразить восхищение вашим костюмом, профессор Картье? прожурчала Тенденция. – Ему, бесспорно, нет равных на этом балу.

– И по тяжести – тоже, – сказала Люсиль, сияя улыбкой. – Платье из бус вместе с накидкой весит пятнадцать кило, а шляпа – почти пять. Если бы я не напрягала ежеминутно мой психокинез, то просто рухнула бы на пол. Не понимаю, почему я всегда выбираю именно такие туалеты! Но зато я просто наслаждаюсь этим балом!

– Так чудесно, что вы на время отвлеклись от семейных забот.

Люсиль посмотрела в бирюзовые глаза Надзирателя.

– Вам, лилмикам, они все известны, не так ли?

– Не все, мадам профессор. Но и этого достаточно. Вы, Ремиларды, крайне важны для будущности Галактического Содружества, и нас очень встревожили трагедии, недавно вас постигшие.

– Вы так добры! – Люсиль экранировала свое сознание так отчаянно, будто от этого зависела ее жизнь, хотя и понимала, что лилмик, конечно, видит ее насквозь. – Ваше сочувствие так велико, что вы откроете мне, кто убил моего зятя и Маргарет Стрейхорн?

– К несчастью, не могу. У меня нет полных сведений об этих преступлениях, но я могу рекомендовать выход из другой тягостной для вас ситуации.

Люсиль подняла бровь.

Родственная Тенденция увлекла ее в танце через зал и кивнула на полтроянца и полтроянку, беседовавших с Дени Ремилардом.

– Так это же... – Люсиль нахмурилась. – Фред и Минни! Вот не думала увидеть их здесь. Ведь они оба не Магнаты.

– Они получили особое приглашение. Но в отличие от Магнатов Консилиума, которым нужно закончить дела, прежде чем покинуть Орб, они отправятся на Землю завтра на своем личном космолете, чтобы свести к минимуму число лекций, которые они опоздают прочесть в Дартмуте. Их корабль движется с чрезвычайно высоким фактором смещения, так что на Землю они должны попасть через две недели. Я понимаю, что вы предпочтете остаться, чтобы присматривать за... э... осиротевшими детьми вашего сына Поля. Но если бы ваш муж Дени захотел вернуться домой с полтроянцами, они были бы в восторге. И у Дени будет случай убедиться, что и Фритисо-Пронтиналин и Минатипа-Пинакродин горячо сочувствуют трудностям, которые вынуждено терпеть человечество из-за Статутов Размножения, введенных Содружеством.

Люсиль уставилась на своего лилмикского кавалера с неприкрытым изумлением.

– Многие полтроянские корабли способны держать и суперлюминальные и сублюминальные скорости, – терпеливо продолжала Тенденция. – Они спокойно летают в планетарной атмосфере и могут без помех проникать сквозь относительно слабые силовые поля, генерируемые охранными человеческими приборами. Причем, если желательно, не оставляя никаких следов.

Люсиль продолжала кружиться в объятиях лилмика, пытаясь собраться с мыслями. Наконец она прошептала: