Текст книги "Санта на замену: Тур извинений (ЛП)"
Автор книги: Джули Оливия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)
ГЛАВА 5
Не могу поверить, что стою в очереди к Санте. Причём не к тому, с которым я встречаюсь, а к фальшивому. И рядом со мной стоит Николас – ходячий кошмар, насвистывающий Little Drummer Boy в такт радиостанции торгового центра.
Я так не злилась на Санту с… ну, с 1999 года.
Николас замолкает, но тут же начинает свистеть снова, когда следующая праздничная классика звучит из динамиков.
– Ты можешь прекратить? – прошу я.
Его густые седые брови взмывают вверх.
– Ваш свист прекрасен, словно у птички, Николас, – восторженно восклицает какая-то бабушка позади него.
– Благодарю, Бетти, – отвечает Ник с лёгким подмигиванием.
Жест почти незаметный, как будто предназначен только для неё, но я всё равно вижу это, и внутри становится тепло. Особенно от того, как его глаза искрятся, словно праздничный салют.
– Ну, ё-моё, – тихо шепчу я себе под нос сквозь вымученную улыбку.
– Что такое? – спрашивает он. – Она хорошая женщина, у неё пекарня.
Ник наклоняется вперёд, и его большая тень падает на меня. Он не то, чтобы высокий, скорее всего, примерно метр восемьдесят – как мой зять. Но дело не в росте. Это всё его присутствие. Масштаб…
– Так что ты попросишь? – шепчет он, обдавая ухо тёплым дыханием.
Я вздрагиваю и отстраняюсь.
– Не скажу.
– У нас так много секретов, Бёрди Мэй.
– Так бывает, когда стоишь в очереди с незнакомцем, – огрызаюсь я.
Рядом вмешивается какой-то мальчишка:
– С незнакомцами разговаривать нельзя.
Опускаю взгляд и вижу ребёнка с растрёпанными волосами, похожего на моего племянника, будто мы не в уютном торговом центре, а где-то на ветру. У него рассечена бровь, а при улыбке видно отсутствие двух передних зубов. Он словно ожившая рождественская песня.
– Всё верно, Купер, – отвечает Ник.
– Как ты вообще всех знаешь? – шепчу я, а потом обращаюсь к Куперу: – Ник – незнакомец. Мне не стоит с ним разговаривать?
Купер озорно улыбается беззубой улыбкой.
– О, нет, мистер Николас хороший.
– Отлично, – сухо отзываюсь я, одаривая Ника недовольным взглядом.
Он тихо смеётся и продолжает насвистывать.
Мы подходим к верёвкам, ведущим к трону Санты. Эльфы по очереди запускают детей, пропуская их каждые пару минут.
– Не чувствуешь себя звездой? – спрашивает Ник, когда моя очередь почти подходит.
Я закатываю глаза.
– Мы ведь сейчас увидим самого Санту, – говорит он с преувеличенным акцентом на имени, будто это должно вызвать во мне священный трепет.
Всё, что я ощущаю, – как живот сжимается от того, как близко он стоит сзади. А ещё… как хочется, чтобы он снова говорил мне тёплые слова на ухо.
– Это не Санта, – шепчу я так, чтобы Купер не услышал. – Просто подделка.
– Ты не веришь в дух праздника, – отвечает Ник, оглядывая фальшивого Санту на троне.
Он смотрит на него странно, словно оценивает. Одобрительно кивает, и я, сама не знаю почему, но чувствую себя чуть лучше. Он же знает всех – может, проверяет, нет ли странных Санта-Клаусов?
И вот, когда эльф подходит ко мне, Ник легко перешагивает через верёвку.
– Вперёд, Бёрди Мэй.
– Эй, а как же солидарность?.. – начинаю я, но эльф уже расстёгивает верёвку и переводит взгляд с меня на Купера.
– Ну, что, малыш? – спрашивает она, махнув пальцем через плечо.
Купер с улыбкой качает головой.
– Нет-нет, она первая.
Его улыбка, слишком большая для такого ребёнка, полностью открывает розовые дёсны и отсутствующие зубы. Он явно счастлив, что взрослый человек стоит с ним в очереди к Санте.
Эльф закатывает глаза, но я обхожу её и тихо говорю:
– Спааасибо.
Поднимаюсь по ступенькам, и вот – я и весёлый толстяк.
Все фальшивые Санты – это кот в мешке. У некоторых потрясающие бороды и они готовят отличные вафли, у других – татуировки и язык, созданный для женских удовольствий.
Этот определённо из первой категории, потому что, стоит ему на меня посмотреть, я сразу понимаю: его язык к этому не приспособлен. Он слишком жизнерадостный. Недостаточно дерзкий. Да и явно старше моих обычных Сант.
– Хо-хо… хо, ё-моё, – лицо фальшивого Санты мрачнеет при виде меня. – Ты издеваешься.
– Мне это нравится меньше, чем вам, честное слово, – бормочу я, поднимаясь по последним ступеням и плюхаюсь прямо на его широко расставленные колени.
Фальшивый Санта наклоняется ближе, и я чувствую его запах. Сначала мята – как и положено хорошему Санте, – но после неё пробивается неизбежный запах середины дня в костюме Санты. Я слишком часто их стирала, чтобы не узнать.
– И чего же ты хочешь, девочка?
– Послушайте, я здесь ради того парня, – отвечаю я, кивая в сторону Николаса.
Ник стоит, прислонившись к колонне напротив трона, и выглядит невероятно. Руки в карманах, джинсовая куртка с меховым воротником, а волосы только слегка тронуты снегом, который успел лечь на нас по пути сюда. Он – мокрая мечта миссис Клаус.
– Он выглядит, как я в молодости, – говорит фальшивый Санта и громко смеётся.
Спасибо, Санта. Отличный способ напомнить мне, что он моложе.
– Вы гораздо обаятельнее, честное слово, – говорю я.
– Да ну, быть не может.
Даже несмотря на сомнения, он всё равно улыбается, оставаясь в роли Санты. Это, честно говоря, трогательно. Он странным образом напоминает мне Зака, моего первого Санту. Наверное, дело в его немного кривом носе с бугорками. Необычный, но идеально дополняющий ровные белые зубы.
– Итак, чего ты хочешь? – спрашивает фальшивый Санта. – Нового пони? Обручального кольца от того парня? – он кивает в сторону Николаса.
Я отрицательно качаю головой, сжав губы.
– Ну, тогда быстрее. Время не ждёт!
И вот он снова напоминает мне Зака. Даже тем, как говорит. И я вдруг чувствую себя чуть спокойнее.
– Честно говоря, не знаю, – пожимаю плечами.
– Обычно дети просто говорят мне, чего хотят на Рождество. Может, начнём с этого? – он качает головой из стороны в сторону, и в этом движении что-то странно доброе.
Щёки его – то ли от излишка румян, то ли от жары – ярко-красные, как у хорошо разогретого человека.
Я смеюсь:
– Ну… мира во всем мире?
– А ты сама живёшь в мире?
И снова это сходство с Заком. Он был помешан на мире и медитации, даже благодарил рождественскую ёлку за её «дары», из-за чего Энн долгие годы звала его «хиппи-Санта». Страшно, насколько голос этого мужчины напоминает его.
– Просто… Рождество всегда немного одинокое время, знаешь?
Фальшивый Санта ненадолго замолкает, а затем говорит:
– Это не обязательно так. Поверь.
И снова этот тон, словно Зак вернулся. Я даже почти уверена, что передо мной он.
И тут меня словно накрывает волной. Чувства вспыхивают, а за ними – слова. Они начинают вырываться наружу, горячие, как лава из давно спящего вулкана. Секунду назад я была взволнована, а теперь уже говорю:
– Прости. За всё, что я сделала. За всё, что между нами было.
– Что?
Да, хороший вопрос. Но остановиться я не могу. Всё кажется настолько правильным.
– Нет, тише. Дай мне договорить, – говорю я. – Ты напоминаешь мне моего бывшего, и, похоже, у меня происходит какой-то прорыв.
– Эм… – Он начинает ёрзать подо мной, и я его понимаю. Но я не сойду с его коленей.
– Слушай, Зак…
Поезд мчится, и остановки уже не будет.
– Зак?
– Зак, прости меня за то, что я бросила тебя на следующий день после Рождества. Тогда шёл снег, а в декабре в Джорджии снег – большая редкость. Ты так радовался, что подарил мне тот проигрыватель, а я сказала, что он мне не нужен. Хотя, на самом деле, он был нужен. Просто я была растеряна и подавлена из-за папы, но, думаю, это не оправдание… Прости.
Слова вырываются так быстро, что я и сама не успеваю за ними следить. Но в груди что-то щёлкает, словно часть сердца, оторванная когда-то давно из-за этого проклятия, наконец-то находит своё место.
Фальшивый Санта быстро моргает:
– Это… всё?
Кажется, он осторожно подбирается к разговору, словно я держу его в заложниках с ножом в руках. Но это не так. Я чувствую себя прекрасно. Возможно, женщины с ножами чувствуют то же самое.
– Да, – говорю я и выдыхаю. – Это всё.
– Ну, тогда слезай, девочка, – бурчит он, совершенно очевидно устав от меня.
– Постой, а как же фото?
– Нет.
Я с преувеличенно несчастным видом слезаю с его колен и благодарно киваю помощнице-эльфу, которая презрительно смотрит на меня. Поскрипывая сапогами, выхожу к Николасу, и только радостные вопли Купера за моей спиной напоминают, что мир снова в порядке. Хотя я чувствую себя… иначе. Лучше.
– Ну, как оно? – спрашивает Николас.
Его глаза внимательно осматривают меня, словно пытаются уловить перемены. А перемены есть, но не внешние.
– Я… извинилась, – говорю я, перебирая свои мысли.
Николас сосредотачивает взгляд на моих глазах, и медленно, словно специально для меня, на его лице появляется улыбка. Едва заметная ямочка в бороде выглядит как отпечаток большого пальца.
– Ты извинилась? – он усмехается. – За что?
Я не могу рассказать ему о Заке или о своих бывших. Мы же вроде как договорились быть вице-президентами Клуба Ненавистников Санты. Тем более его рука сейчас тянется к моему рукаву, и я замираю, пока он снимает белый клочок ваты с моего пальто.
Я бы обошла всех Сант, лишь бы его рука коснулась меня ещё раз.
– За всякое, – говорю я. – Даже не знаю. Честно говоря, это было похоже на терапию.
– Значит, я зря трачу деньги на терапевта, когда мог бы просто пойти к Санте?
– А ты-то, оказывается, зря их ненавидел.
Его челюсть напрягается, он качает головой:
– Нет, у меня есть причины. Но этот – из хороших. Это старина Рик. Классный парень, ведёт воскресный фермерский рынок.
Я медленно киваю. Но зачем ему было проверять, кто именно изображает Санту? Я не спрашиваю. Вместо этого мы выходим из торгового центра. Ветер уже не такой колючий, как раньше. Снег растаял, но не весь. В общем, день оказался не таким уж плохим.
– Ну что, – говорит Николас, хлопая в ладони, – всё высказала?
Я пожимаю плечами:
– Частично.
– Хочешь ещё раз?
Я замираю, остановившись на полушаге, и поднимаю на него взгляд. И всё же кажется, что он читает мои мысли. Потому что этот поход к Санте действительно возвращает мне часть души, которую я бы не нашла без Николаса.
– Ты шутишь? – спрашиваю я.
– Я не шучу насчёт извинений перед Сантой.
– Это не…
И тут всё замирает. Моё сердце, время, весь мир – как будто кто-то нажимает на паузу. Николас поворачивается ко мне, медленно берет меня за подбородок, аккуратно касается его пальцами и слегка приподнимает моё лицо. На первый взгляд, этот жест можно назвать дружеским, но мой бешено колотящийся изнутри желудок уверен в обратном.
Едва заметное движение – но оно сбивает дыхание и заставляет меня застыть, как статую.
– Бёрди Мэй, хватит плутать в этих рождественских лабиринтах, – мягко говорит он.
Наши взгляды встречаются, и в его глазах, таких светлых, как зимний лёд, мелькает что-то, что расплавляет меня до самого ядра.
Ох.
Я молчу, не в силах отвести взгляд, а когда тишина становится ощутимо гулкой, он наконец отпускает меня. Но моё сердце продолжает грохотать, будто копыта северных оленей, мчащихся сквозь грудную клетку.
– Ты… ты должен прекратить это, – выдыхаю я.
– Что именно?
– Быть… очаровательным. Наверное.
На большее меня просто не хватает. Ведь я не могу, не должна, не имею права позволять себе чувствовать что-то к Николаcу. Не к нему. Никогда. Но почему-то я всё ещё стою на месте, собирая по кусочкам свои мысли после этого странного, до ужаса интимного прикосновения к подбородку, от которого хочется нырнуть в сугроб и остаться там до весны.
Он хмыкает:
– Постараюсь.
– Эм… сколько ещё Санта-Клаусов в этом городе, как думаешь? – пытаюсь перевести разговор.
– О, Бёрди Мэй. Думаю, их точно недостаточно, чтобы удовлетворить твою душу, но мы можем попробовать.
Я улыбаюсь.
– Придурок, – бурчу я.
Он довольно улыбается.
– Ну, что же, спасибо за компанию, хотя ты меня совершенно бросил, – говорю я.
На что он театрально возмущённо вскидывает брови и протяжно восклицает:
– Эй!
Я всё равно не могу перестать улыбаться, и это бесит.
– У меня дела, – добавляю я.
– Ещё Санта завтра? – интересуется он.
Я останавливаюсь, ветер гуляет в волосах, холодит шею, покачивает его волосы и аккуратно трогает его бороду. Я открываю рот, собираясь что-то сказать, но закрываю его, так ничего и не ответив.
Ведь я отлично провела время… но это же он. И это просто невозможно.
– Нет, – наконец выдыхаю я.
Он хмурит брови.
– А я думал… – начинает он, будто говорит не столько мне, сколько себе. Шёпот мечты, едва различимый. – Напомни, почему ты меня так ненавидишь?
Я не нахожу слов. Да и есть ли в этом смысл? А если есть, то насколько всё это рационально?
Я – взрослый человек. И знаю, что Николас – не какая-то мифическая сила, способная разрушить всё на своём пути. Но та часть меня, что знает это, – это та же часть, которая готова поклясться всеми тринадцатью северными оленями, что после него уже ничего не было так, как раньше.
Потому что просто не могло быть.
– Что-то во мне… думает, что ты испортил моё детство, – признаюсь я, наконец. – И я пока не могу избавиться от этого ощущения.
– Скажешь мне, почему? – спрашивает он. В его взгляде – печаль, и это разбивает мне сердце. Но не сильнее, чем та боль, которую я чувствую за саму себя.
– Нет. Просто… я знаю, что это звучит глупо, но…
– Ты что, не получила своего Фёрби, Бёрди Мэй? – перебивает он. – В этом дело?
Мои щеки пылают. Медленно, потом всё быстрее, а потом вдруг всё разом, словно прорвалась плотина воспоминаний.
– Постой… откуда… как ты про это помнишь? – едва выговариваю я.
Николас пожимает плечами, будто помнить такую деталь двадцатилетней давности – это что-то совершенно обычное.
– Было бы стыдно, если бы я этого не помнил, – бормочет он.
– Я его так и не получила, – признаюсь я почти шёпотом.
– А должна была, – тихо говорит он.
Я не могу это осознать. Я так сильно хотела эту игрушку. Теперь я понимаю, что тогда они были редкостью, практически дефицитом. Иногда я даже задумываюсь, не искал ли папа ту самую игрушку той ночью.
Николас снова оживляет прошлое – тот самый день, о котором я так хочу забыть.
– Перестань, – прошу я так же тихо. – Ты ведь даже не знаешь меня.
– Нет, – говорит он, делая шаг вперёд. Я тут же отступаю, и он останавливается, будто я только что ударила его. Брови у него сходятся на переносице, а во взгляде – ранимость.
– Но что, если я скажу, что помню тот день тоже?
Я перестаю чувствовать пальцы на ногах, и я не знаю, в чём причина – в снегу под ногами или в том, что этот день значил для него так же много, как и для меня – пусть даже по-другому.
– Что? – едва выдавливаю я.
– Забавно, как всё выходит, да? – криво улыбается он. Без привычных ямочек его улыбка кажется натянутой, грустной. – Я разрушил твоё Рождество, а ты… ты была чем-то другим. Чем-то хорошим.
– Ты просто так это всё говоришь, – возражаю я.
Он слегка наклоняет голову, снова хмурится.
– Разве в это так сложно поверить?
Это правда? Были ли наши воспоминания о том дне настолько разными?
– Я… я должна идти.
Я вдыхаю, выдыхаю и поворачиваюсь. Я даже не прощаюсь. Просто ухожу, преодолевая милю через снег обратно к гостинице, где меня ждёт успокаивающий стук клавиш, тишина и полное отсутствие кого-либо, кто способен разрушить мою жизнь одним упоминанием странной игрушки с огромными глазами, которую я хотела двадцать лет назад.
Игрушки, которую я так и не получила.
ГЛАВА 6
Три дня до Рождества.
«Я видела, как мама целовалась с Санта-Кл…»
Ещё до того, как я успеваю отключить будильник, раздаётся входящий звонок. Тянусь к жужжащему телефону, и на экране появляется лицо моей сестры – хитрая ухмылка неизменна.
– Моё утро настроено на восемь ноль-ноль, что означает: у тебя сейчас десять. Скажи, что ты не заводишь будильник специально, чтобы меня разбудить.
– Приветствие пропускаешь? – смеётся Энн.
– Оно предназначено для сестёр, которые уважают разницу во времени, – ворчу я, натягивая одеяло на голову и закручиваясь в кокон, как настоящий человеческий буррито.
Согреться здесь просто невозможно.
– Знаешь, я проверила погоду в твоём районе…
– Конечно, проверила, – бормочу я.
Пауза едва заметная, прежде чем она добавляет:
– … и снег, похоже, не собирается прекращаться.
Достаю пальцы из-под одеяла, чтобы раздвинуть шторы. Всё то же белое покрывало, что и вчера. Наверное, ночью опять шёл снег.
– Бим… – Энн вдыхает, и я чувствую, что сейчас начнётся. Словно мама, только строже. Ей это всегда удавалось лучше, чем нашей настоящей маме, особенно после того, как она утратила силы. – Я начинаю волноваться.
– Энн, я буду дома к Рождеству. Перестань беспокоиться.
– Я и так волнуюсь! – она понижает голос, в трубке слышится скрип половиц и приглушённый звук телевизора, будто она перешла в другую комнату. – Мама всё спрашивает про папу, а ты всегда справляешься с этим лучше.
В груди неприятно сжимается. Но если я спрячусь под одеялом, тревога меня не найдёт, верно? Я пытаюсь зарыться глубже в уютное покрывало.
– Ответственная Бим сейчас недоступна.
– А птичкам из гнезда вылетать нельзя.
Я уже открываю рот, чтобы ответить, но замолкаю. Стук.
Кто-то стучит в мою дверь…?
Я замираю, медленно откидываю одеяло, слой за слоем, пока не выглядываю наружу, чтобы посмотреть на неподвижную дверь.
– Бим? Ты там? – спрашивает Энн.
– Кто-то постучал, – шепчу я. – Наверное, это просто сервис номера или что-то такое.
И тут за дверью раздаётся низкий голос:
– Сервис номера?
Николас.
Я вскакиваю, роняя телефон на пол. От холода я тут же натягиваю одеяло обратно на плечи, словно это может защитить меня от неожиданных визитов.
– Бёрди Мэй? – слышится его голос.
– Как ты нашёл мой номер?
– Мы с Дороти старые друзья, – отвечает он. – Она сказала, в каком ты номере. Можно войти?
– Что?! Нет! – воплю я. – Зачем ты здесь?
Раздаётся приглушённый смех, и я живо представляю, как его тёплое дыхание трогает усы и бороду.
– Я пытаюсь сделать так, чтобы ты перестала меня ненавидеть. Но, похоже, восемь утра – не лучший выбор для этого.
Щёки мгновенно вспыхивают.
И только тогда я слышу настойчивый, почти металлический голос из телефона.
– Бёрди Мэй?!
Энн.
Я наклоняюсь к полу, вытаскивая аппарат из-под кровати, всё ещё завернувшись в одеяло.
– Энн, я перезвоню.
Но Энн уже в панике:
– Кто там у тебя в номере так рано, Бёрди Мэй?!
– Просто местный. Я его не знаю.
Я знаю. Очень хорошо знаю, и именно в этом вся проблема.
– Ты обязана мне поклясться, что мы это обсудим.
– Энн, это не имеет смысла.
– Позвони. Мне. Потом, – шипит она.
Я кладу трубку и пару секунд просто сижу, переваривая происходящее, пока за дверью раздаётся нерешительное:
– Эй?
– Подожди!
Сбрасываю одеяло, игнорирую холод и бегу к стулу, где вчера бросила штаны. Натягиваю их, хватаю толстовку колледжа и, конечно же, застреваю в ней, задыхаясь от страха. Но всё же успеваю открыть дверь.
Николас опирается на дверной косяк, излучая самоуверенность. Одна рука в кармане пальто, едва заметная улыбка, приподнятая бровь, сверкающие глаза. Кажется, он выучил позу под названием: «Как быть невыносимо красивым».
И держит чашку кофе.
– Ты правда думаешь, что визит в восемь утра заставит меня перестать тебя ненавидеть?
Он пожимает плечами.
– Вчера ты вломилась ко мне.
– Я не знала, что это твоя квартира, – защищаюсь я. – Это совсем другое.
– Ну, я принёс оливковую ветвь. Или, точнее, кофе.
– Для меня?
– Для тебя.
Я стою, тупо глядя на чашку, пока он тихо смеётся. Этот смех… Он чертовски уютный, как его глаза, сияющие так, что согревают даже здесь, в этом месте.
Бах-бах-бах.
Николас вздыхает:
– Ну что, закончишь наконец изображать, будто хочешь то ли поцеловать меня, то ли убить? Честно говоря, я не могу понять, но лицо у тебя становится всё краснее. А пока ты об этом думаешь, надень что-нибудь приличное, – он кивает на меня. – У нас ещё один Санта на очереди.
– Что? – я чуть не захлебываюсь словами.
– Ты же сама хотела, не так ли?
– Я… может быть… – запинаюсь я, хотя это правда.
Я даже уже начала подумывать пойти в одиночестве. Но если он здесь, выглядит так, будто его слепили из горячего шоколада и корицы, и предлагает кофе…
– Ну же, – протягивает он, и в его тоне звучит мальчишеская просьба, хоть и с долей упрямства. – Дай мне шанс реабилитироваться. Маленькой Бёрди Мэй это бы точно понравилось.
Я не могу сдержать едва заметную улыбку.
– Маленькая Бёрди Мэй была бы совсем не в восторге.
– Беспощадная, – отвечает он с весёлой морщинкой на носу и улыбкой.
Но он всё равно не сдвигается с дверного проёма. Секунды тянутся в тишине, и я замечаю, как его самоуверенность начинает таять. Плечи немного опускаются, рука глубже прячется в карман, будто только это помогает ему стоять прямо и не расплескать кофе.
Это мило. Так трогательно.
Чёрт бы его побрал.
– Ладно, дай только свитер надеть, – говорю я, закатывая глаза. – Но только один Санта, и всё, мне надо возвращаться к работе.
– Конечно, – кивает он. – Не дам твоим сексуальным Сантам долго скучать без тебя.
Он не знает, что я ухожу от одного Санты, чтобы провести время с другим. Но это уже совсем другая история.
Я хватаю свою шапку с помпоном, чтобы прикрыть немытую голову, и тут меня что-то сбивает сзади. Оборачиваюсь – рядом на полу валяется толстое пальто, отлетевшее от удара. Второе мгновением позже приземляется мне на бедро, тоже сползая на пол. Всё это, конечно же, дело рук Николаса.
Мы встречаемся взглядами: я с выражением капризного ребёнка на Рождество, а он с хитрой ухмылкой эльфа, который и подстроил всё это разочарование.
– Тебе же нужно два пальто, правда? – говорит он, растягивая слова с усмешкой.
– Вон отсюда, проказник, – указываю я на дверь. – Я спущусь через минуту.
Он лишь пожимает плечами, ставит стакан кофе на столик у двери и, к моему удивлению, выходит.
Когда он исчезает, я наслаждаюсь секундой тишины, прежде чем хватаю телефон, чтобы перезвонить сестре. Энн точно вызовет полицию, если я этого не сделаю.
Она отвечает ещё до первого сигнала:
– Так, кто это был?
Я даже не знаю, с чего начать, поэтому говорю, что это хозяин гостиницы вернул мой зарядник для ноутбука.
Я не упоминаю про фальшивого Санту. И уж точно не говорю, что собираюсь провести время с привлекательным мужчиной, который тоже выглядит как Санта.
Потому что боюсь представить её реакцию.
И потому что знаю, что поступаю неправильно.
Но это меня не остановит.
***
– Ну что, куда на этот раз? – спрашиваю я.
Мы пробираемся через заснеженную улицу в сторону центра города. Здесь всё будто из другой эпохи: ни одной машины – дороги ещё не расчистили. Единственные звуки – моё тяжёлое дыхание, хруст снега и изредка звон колокольчиков, словно где-то играет невидимый оркестр.
– В центр площади, – отвечает Николас. – Думаю, это шоу Тима.
– Тим? – переспрашиваю я, добавляя в голос нотку умиления. – Тот парень из бара?
– Он самый.
– А тебе нравится быть барменом? – выпаливаю я.
Он смеётся:
– Нравится общаться с людьми. Это заставляет меня выходить из дома.
– Семьи нет? – спрашиваю я.
Его брови буквально взлетают вверх.
– Ну… в смысле… Прости, развод же.
– Да, но ещё и… – он указывает на себя большим пальцем. – Сирота. Так что ты, можно сказать, попала в точку.
– О, я задаю худшие вопросы.
– Ну, хотя бы не назвала меня сироткой Энни.
– Боже, это ужасно.
– Рыжие волосы и несчастная судьба, – говорит он, пиная сугроб. – Дети бывают жестоки.
– Вот это уже слишком.
– Признай, ты ведь уже подумывала об этом, – подмигивает он.
И это подмигивание сразу выбивает меня из колеи.
На этой волне я вдруг спрашиваю у него:
– Значит, ты смотришь на мои губы?
Флиртовать с «врагом» нельзя… но всё-таки…
– Всегда, Бёрди Мэй, – его голос звучит низко и обжигающе.
Я краснею так, что это уже не скрыть ни под шарфом, ни под снежным сугробом.
– Так ты хочешь, чтобы я села на колени к твоему другу? – продолжаю я, меняя тему.
Николас смеётся.
– Тим безобидный. Он в этой роли уже лет тридцать.
– Сначала Рик, теперь Тим. Ты что, со всеми Сантами в городе дружишь?
Он на секунду замолкает, и его осанка меняется: плечи напрягаются, шаги становятся твёрже, взгляд застывает, как у оленя, готового броситься под машину.
Мне это не нравится, но откуда-то внутри я всё равно ощущаю, как холод проходит через все мои слои одежды.
– Не со всеми Сантами, – говорит он медленно.
И даже старается казаться спокойным, но это плохо ему удаётся.
Я не могу не поддеть:
– Ах, понятно. Просто боишься Санту, верно?
– Нет… – протягивает он, а уголок его рта приподнимается в ленивой улыбке. – Я не боюсь Санту, Бёрди Мэй.
– Конечно, нет, – усмехаюсь я. – Хотя я тебя понимаю. Мужчина с загадочным мешком и скрипучими сапогами, шляющийся за тобой по ночам, и заявления о том, что он видит тебя во сне…
Николас смеётся, а я тихонько подшучиваю, чувствуя, как холодно становится на улице, но тепло внутри.
Ник смеётся, отклоняясь назад, словно смех полностью поглощает его. Я замечаю, как при этом двигается его грудь. Но уже через мгновение кажется, что он не рад этой вспышке веселья, как будто тяжесть его презрения к Санте должна подавлять любую радость. Однако не в этот раз. Он едва ли cам не превращается в хохочущего Санту.
Когда смех затихает, он прикусывает нижнюю губу, делает вдох и выдох, а потом молча пинает носком ботинка снег перед собой, словно стеснительный мальчишка, который не знает, куда выплеснуть свою энергию.
– Ты могла бы писать ужасы, – говорит он.
– Подумаю об этом. А теперь скажи, что с тобой не так? Почему Санта вызывает у тебя такие странные эмоции?
Ник косится на меня, его губа всё ещё зажата между белоснежными зубами. Щетина у его губ короткая, чуть рыжеватая – остатки прежнего оттенка волос. Этот нюанс вызывает у меня странное, противоречивое чувство, которое мне одновременно нравится и раздражает.
– Серьёзно, расскажи, – настаиваю я. – Твоя очередь.
– Сначала ты, потом я, – дразнится он.
Я закатываю глаза, пытаясь вернуть себе самообладание. Теперь мне кажется просто нелепым рассказывать этому мужчине, который заставляет моё сердце трепетать одним лишь прищуром, что я – настоящий знаток Санты. Поэтому я этого не делаю. Просто не могу.
– Нет уж, спасибо, – отвечаю со смехом.
– Тогда никаких ответов.
– Они мне и не нужны, – говорю я, хотя это колоссальная ложь.
Я же писатель, а писатели, если уж на то пошло, всегда жутко любопытны. И я до безумия хочу узнать, что скрывается в багаже Николаса.
Мне хочется знать его тайны. Очень.
***
Колени Тима, если честно, гораздо менее удобные, чем у первого Санты. Более того, он выглядит куда менее внушительно – будто недопил положенное количество молока, чтобы нарастить характерную для Санты мягкость и полноту. Но, кажется, это мало кого волнует – в очереди слишком много отвлекающих факторов.
На площади царит странная атмосфера. Тут не только выстроен изысканный пряничный домик, но и помощники-эльфы отличаются необычайной мускулистостью. Их зелёные футболки натянуты на плечах так, что больше напоминают участников шоу вроде «Мистер Олимпия» или стриптизёрскую труппу.
Толпа здесь гуще, чем в торговом центре. Среди лиц я замечаю Купера – он машет мне рукой с такой энергией, что это кажется одновременно смешным и немного пугающим. А ещё он кривится, когда мимо проходят эти мускулистые эльфы.
На фоне их напряжённости Николас со своим бесконечным насвистыванием выглядит почти умиротворяюще. Я толкаю его в бок и киваю на самого внушительного из эльфов.
– Ну, как тебе? По шкале от одного до десяти? – шепчу я.
– Это Джо, – так же тихо отвечает Ник. – Твёрдые одиннадцать.
– Серьёзно?
– Ещё бы.
Не успеваю оглянуться, как снова оказываюсь на коленях у фальшивого Санты – на этот раз у Тима. Сидеть неудобно, моя костлявая попа никак не сочетается с его худыми коленями. Но Тим оказывается на удивление добродушным. Таким же добрым, как и два дня назад, а ещё у него хорошая память.
– Получила свой гоголь-моголь? – подмигивает он.
Я не пытаюсь искать скрытые смыслы. Не сейчас, пока я сижу у него на коленях.
– Да, но попросила поменьше лишнего алкоголя, после того как увидела, как ты упал.
Он весело хихикает:
– Умница. Ну, что тебе нужно? Или ты просто тут ради странного эксперимента?
Почему-то я доверяю этому чудному парню. Возможно, я и правда пришла ради какого-то эксперимента. Но он не возражает, и этого достаточно, чтобы я посмотрела ему прямо в глаза и спросила:
– Можно я притворюсь, будто ты мой бывший, и извинюсь?
Тим, хоть и выглядит немного ошарашенным, быстро приходит в себя и серьёзно кивает:
– Дерзай, мэм.
Вот так просто? Отлично.
Я делаю глубокий вдох, пытаясь отгородиться от всех посторонних глаз: детей, карабкающихся в очереди, суровых эльфов-охранников и Николаса, лениво прислонившегося к дереву. Я сосредотачиваюсь. Вспоминаю бывших, улыбчивых и добрых, особенно… Фрэнка. Да, Фрэнка трёхлетней давности, Санту постарше и, честно говоря, совсем не из моей возрастной категории. Его добрая улыбка с чуть приподнятым носом и губами, как у Элвиса, до сих пор живёт в памяти.
– Прости за то, что я бросила тебя после новогоднего боя курантов. Просто это было тяжёлое Рождество. Для меня. Для моей матери. Не спрашивай. Ты не заслуживал, чтобы я вмешивалась в твою жизнь и всё портила.
– Я, вероятно, всё понял, – говорит Тим, поддерживая игру.
– Спасибо, – отвечаю со смешком. – Но всё равно извиняюсь.
На какое-то время наступает тишина, такая же, как с первым Сантой. Та же тихая уверенность, то же чувство облегчения, словно пазл занимает своё место.
– Полегчало? – спрашивает Тим, возвращая меня к реальности.
Я киваю:
– Да.
Тим улыбается, и до меня долетают звуки площади: разговоры, скрип снега под ногами, музыка. Вдалеке я замечаю Купера у фонарного столба – он показывает мне осторожный жест в виде пальца вверх, словно ставит мне «лайк», и это заставляет меня улыбнуться.
– Знаешь, Ник всегда любил необычных женщин, – неожиданно заявляет Тим.
Я оборачиваюсь, видя его выразительную игру бровями.
– О, мы не… – Не что? Не флиртуем? Не испытываем интереса? Честно говоря, я уже сама не уверена, поэтому просто говорю: – Эм… спасибо?
– Рад видеть его снова среди людей, – продолжает Тим. – Он это заслужил.
– Ты имеешь в виду, как он оказался здесь?
– Ну да, на этой площади.
– А что с ней не так?
– После прошлого года я думал, он больше никогда сюда не придёт, – добавляет Тим с едва уловимой грустью в голосе.
– Что случилось в прошлом году? – спрашиваю я, чувствуя, как приближаюсь к разгадке.
– О, ничего такого…
– Правда? – восклицаю я слишком быстро и настойчиво. Даже слишком странно.
Тим хмурит брови, его взгляд становится подозрительным.
– Он тебе не рассказывал?
– А должен был?
Спокойнее. Спокойнее.
Но я умираю от нетерпения. Мне отчаянно нужно узнать правду.
