Текст книги "Лишь пять дней"

Автор книги: Джули Лоусон Тиммер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 11
Мара

В клинике Гентингтона они провели практически шесть часов. Прошли через множество кабинетов, встретились с сотней врачей, прошли тесты и сдали анализы. Мара уже и не помнила, как они все называются. Зато она отчетливо помнила всякие мелочи. Например, как добра была Бэтти, которая сопровождала Мару на все тесты, анализы и опросы, держала ее за руку, пока они с Томом путешествовали из одного кабинета в другой.

Она помнила, как ее встретил доктор Тири, обеими руками приняв ее руку, протянутую в знак приветствия, и долго не отпускал. Благодаря этому она вдруг почувствовала себя в безопасности, поняла, что о ней позаботятся. И с тех пор при посещении клиники это ощущение не покидало Мару.

Помнила женщина и то, как Том миллион раз брал ее руку в свою, обнимал за плечи, целовал в щеку, висок, лоб и говорил, как любит ее.

А может, это вовсе и не мелочи были.

Сотрудники доктора Тири долго и подробно описывали заболевание, но Мара уже многое прочла о болезни и затруднялась сказать, почерпнула ли она тогда из всех этих рассказов что-то новое.

Еще до посещения клиники она знала, что болезнь Гентингтона – генетическое «запинание», более высокое, чем нормальное повторение определенной последовательности белка в конце определенной цепочки ДНК.

Она знала, что подтверждением диагноза является анализ крови, выявлявший число повторений белка в ДНК человека. Ниже 35 повторений, и все прекрасно – болезни нет, и не стоит волноваться ни о каких симптомах. Около 40 – анализ позитивен, через некоторое время появятся симптомы, но пациент проживет достаточно долго. Между 36 и 39 – и вы в нейтральной зоне: может, симптомы проявятся, а может, и пронесет.

Мара остановила призму и пробежала указательным пальцем по ее краям, и еще несколько деталей первой встречи с докторами пришли ей на ум.

Она тогда целый час проговорила с Бэтти. Спросила ее, правда ли, что у кого-то количество повторений может быть больше 45. Она читала в Интернете, что чем выше показатель, тем хуже. Значит, болезнь будет быстрее атаковать нервные клетки, прерывая взаимосвязь между мозгом и мышцами, и больной стремительно потеряет контроль над всеми своими конечностями. А значит, болезнь и убьет быстрее. Дети с наследственным заболеванием имели скорость повторений под 60, и у них было всего пять лет между диагностированием болезни и ее финальным ударом.

Она помнила, что Бэтти тогда ответила ей отрицательно: нет научного подтверждения связи между высоким показателем и быстрым развитием симптомов. Мара осознала, что не может положиться на клинику и, вообще, на медиков как таковых. Очень многого они не знают, утверждала Бэтти, и, говоря «они», она имела в виду ученых-врачей, занимающихся изучением болезни в лабораториях и стремящихся понять, почему возникает болезнь и как ее остановить.

А тем временем в реальном мире, не в лабораториях, было множество людей, страдающих от заболевания и делящихся опытом жизни с Гентингтоном в Сети.

И если в лабораториях этого еще не поняли, то Мара давно выяснила из дюжины свидетельств – пациенты с уровнем 45 имели более высокую скорость прогрессирования симптомов, чем их братья или деды, у которых уровень был 41.

И она видела ролик: женщина с показателем 46, которая восемью месяцами ранее забила два гола в футбольном матче «родители против детей» в игре с дочерью, безудержно гримасничала перед видеокамерой, верхняя часть ее тела качалась так неистово, что казалось, женщина свалится в любую секунду. Руки несчастной ни на секунду не останавливались, она напомнила Маре ярко окрашенные флюгеры, размером с человека, на автостоянках автомобильных представительств: их скручивало и мотало под порывами ветра.

Еще Мара отчетливо запомнила, как во время первого визита доктор Тири спросил ее о хорее – непроизвольных движениях конечностей. И тогда Мара взглянула на свои руки. К ее ужасу, они двигались туда-сюда. Она уставилась на Тома, и тот, смутившись, сказал:

– Обычно движения не столь интенсивные. Все настолько плохо только тогда, когда ты сильно нервничаешь.

Мара сцепила пальцы, чтобы заставить руки угомониться.

– Не переживай, дорогая, сейчас у тебя действительно сильный стресс.

Доктор Тири объяснил, что это обычное явление для людей с болезнью Гентингтона – иметь устойчивое неправильное восприятие собственных движений. Тот, кто постоянно волнуется из-за хореи, вообще не понимает и не дает себе отчет в том, что руки двигаются, сказал доктор. Некоторые имеют чрезвычайно нерегулярную походку, хотя уверены, что идут совершенно нормально.

– Это называется аносогнозия – отсутствие осознания болезни, – пояснил доктор Тири.

– Аносогнозия, – повторила Мара, подумав, как же странно звучит это слово и какой странный феномен – как руки могут сами двигаться, а их владелец об этом и не догадывается? Как походка может незаметно измениться? Неправдоподобно, но теперь это стало ее реальностью.

– Аносогнозия, – прошептала она себе, уставившись на дергающиеся руки. Казалось, они прикреплены к чужому телу.

Доктор Тири спросил у Тома:

– Значит, некоторое время наблюдалась хорея? А еще какие-нибудь физические симптомы?

Том украдкой глянул на Мару, прежде чем кивнуть доктору.

– Она постоянно все роняет, – сказал он тихо, и Мара поняла, что он разрывается между желанием не расстроить жену окончательно и в то же время дать доктору полную информацию.

– Все в порядке, – ободрила она мужа, улыбаясь и показывая, что она больше не обороняется, а готова сотрудничать, – расскажи все.

Том неуверенно заерзал на кресле.

– Она постоянно натыкается на предметы: на край стола, на кухонную стойку и… – он сделал паузу и набрался храбрости, – падает время от времени.

– Ты говорил со Стэф? – спросила женщина, вспомнив, как упала на йоге. Других падений Мара не помнила.

Том покачал головой:

– Нет. Я сам видел. А ты упала перед Стэф?

– Несколько раз, – прошептала она, и муж подвинул кресло ближе и обнял ее.

Позже, уже в машине, Том снова заговорил об аносогнозии. Это объясняло, почему он замечал ее неспокойное поведение ранее, а она нет.

– Я хотел тебе сказать, как только все началось. Но было видно, что ты не желаешь это обсуждать. И не могу сказать, что виню тебя… Хочешь впредь, с сегодняшнего момента, я буду тебе все рассказывать, если симптомы усугубятся?

Мара вспомнила женщину, похожую на ветряк, у которой был показатель 46. Кто захочет знать, что он так выглядит? Она покачала головой и отрезала:

– Нет.

Другие детали первой встречи – четырех или пяти часов обсуждений, киваний, записываний и общения со специалистами, чьи имена и лица стерлись из памяти, она припомнить не могла.

О втором визите, когда месяц спустя супруги приехали сдать повторный анализ крови, тоже не сохранилось особых воспоминаний.

Но зато отчетливо врезался в память третий визит, когда они встретились с Бэтти и доктором Тири, чтобы узнать результаты анализа. Встреча началась и закончилась одним числом.

Сорок восемь!

Ее показатель 48.

Доктор Тири вручил ей листок с анализом. Мара держала его всего лишь в течение секунды, а затем выпустила из рук, будто ее ужалили. Она зажмурилась и призналась себе, что, пожалуй, никогда впредь не сможет смотреть на это число без дробящего кости гнева. Она пропустит свое сорокавосьмилетие, если вообще доживет до него. Женщина открыла глаза и по выражению лиц окружающих поняла, что произнесла все это вслух.

Она попыталась встать, чтобы выйти из кабинета, но не смогла подняться из кресла. Том вскочил и помог ей. Обняв супругу, он прижался к ней щекой, грудью, ногами, всем телом и стал целовать ее щеки, глаза, волосы, шептать, что любит. Она не помнила, как долго они так простояли.

Через некоторое время Том чуть отстранился и тихо сказал что-то Бэтти и доктору, и они вышли из комнаты. Но сам Том не пошевелился, и Мара не могла. Она не помнила, как он довел ее до машины, скорее всего, нес ее практически весь путь или, по крайней мере, она полностью на него опиралась.

Всю дорогу домой они рыдали, это женщина помнила. Схватившись за руки, они сжимали их так сильно, как могли, пытаясь таким образом выразить друг другу свою боль. Расцепляли они это рукопожатие буквально на секунду, чтобы схватиться еще сильнее.

Дома они еле протолкнулись через гаражную дверь в гостиную и упали без сил на диван.

Лежали, плакали и обнимались, пока не потемнело.

Наконец Том отнес ее в спальню, помог надеть ночную рубашку и укрыл одеялом. Сняв все, кроме нижнего белья, лег рядом. Обнял, зарылся лицом в копну ее волос, и они отключились. Остаток недели прошел как во сне, хотя были моменты, которые она отчетливо помнила: завопившая Нейра, когда Том сообщил ей новости… Родители, забравшие Лакс в тот день, когда приходили «Те Леди»…

Непрерывно матерящаяся Стэф, рыдающая Джина…

Потом они составляли расписание для навещающих коллег, друзей (теперь уже бывших), которые пришли однажды, с бледным видом выслушали Тома, поняли, что будет происходить, и исчезли навсегда.

Ее родители постоянно гостили у них ту неделю, отец приносил всякие покупки, мама проводила время в кухне, готовила, несмотря на то что Джина каждый раз напоминала, что она заказала еду на вынос.

Мара помнила, как сидела однажды вечером с мамой, Стэф и Джиной, выпивая и тихо беседуя, пока Том и Пори укладывали Лакс. Мара тогда сказала, что не понимает, почему настолько шокирована. Долгое время умом она понимала – должно быть объяснение ее симптомам. И логически она представляла, что это и был ожидаемый результат. Джина и Нейра закивали, а Стэф налила еще и подытожила:

– Я думаю, логика ни черта не может объяснить, когда речь заходит о таких смертельных заболеваниях!

Глава 12
Марa

Мара устроилась за кухонным столом и открыла ноутбук. Часы на мониторе показывали четверть третьего утра. Прошло два часа с тех пор, как она вышла из спальни Лакс. Женщина покачала головой – как же сильно поменялся ритм сна с того времени, как она заболела!

Уже практически год Мара не спала спокойно в течение ночи и постоянно тревожилась, что же может с ней произойти следующим утром или на следующей неделе. Ночи, подобные этой, стали привычными. Весь дом спал, пока Мара бодрствовала в темной кухне – переживала все заново, волновалась, планировала…

Она приподняла ноутбук и вытащила листочек с липким краем, который спрятала под ним. Здесь были выписаны все, с кем нужно попрощаться, и список дел, которые нужно закончить в ближайшие пять дней.

Вооружившись ручкой, она вычеркнула имена двух друзей, которым позвонила после обеда под предлогом уточнения их контактных данных. Также она вычеркнула одну из мам девочек из садика Лакс. Мара с этой леди довольно часто общалась. Письмо подруге по учебному заведению ребенка было отправлено еще утром.

Кстати, это письмо тоже начиналось с выдуманного сообщения о школьных делах, а потом плавно подводило к сути: Мара благодарила знакомую за дружбу. Эту часть письма женщина переписывала несколько раз, чтобы тон не казался подозрительным.

Очень неплохо. Мара похвалила себя.

Она струсила и не рассказала о болезни на форуме, но у нее еще осталось время. Женщина снова приклеила листок к нижней стороне корпуса ноутбука, зашла в Интернет и открыла страничку форума.

Она погрузилась в обсуждения, состоявшиеся с тех пор, как она заходила сюда в последний раз.

Мара улыбнулась фразе Детройта, той, в которой он называет ее сестрой, и улыбка стала шире, когда женщина увидела, как много людей поддержали его в трудную минуту.

Она не была религиозной, но закрыла глаза и послала свое желание в космос: пусть с ее другом все будет в порядке после того, как мальчик вернется к матери.

Слава богу, у него скоро родится собственный ребенок.

К той просьбе она добавила еще мольбу: пусть кто-то из персонала доктора Тири позвонит ей завтра, посмеется над тем случаем в магазине и скажет, что это совсем ничего не значит.

Ее желания были на пути в космос, а она тем временем открыла веб-сайт исследований болезни Гентингтона, который нашла четыре года назад, и подвинула блокнот и ручку для записей. В первые несколько месяцев после прояснения ее диагноза она читала сайт каждый день, трепетала, узнавая о различных исследовательских группах, существующих во всем мире, обеспечивающих «значительный прогресс» или получающих «существенно новое финансирование», чтобы поддержать поиски, выяснить причину и найти лечение.

Несколько раз она заставала и Тома, сидевшего на том же сайте, хотя он никогда этого не признавал, говорил, что ищет информацию для пациента, и никогда толком не объяснял, почему он мгновенно закрывал ноутбук, прежде чем она могла заметить, что на нем.

Так и не поймав его на горячем, она сдалась. И «значительный прогресс», и «новые возможности» так и не привели ни к чему конструктивному, через некоторое время бесконечное сидение на сайте казалось бессмысленной тратой времени. Она уже очень давно не читала новостей.

Но сейчас, поддерживаемая мыслью о возможных утренних хороших новостях от доктора Тири, она включила диктофон, чтобы записать мысли, которые могут появиться в связи с празднованием ее дня рождения, а утром рассказать о них Тому.

Исследования проводились на животных.

Она погрузилась в чтение, держа ручку наготове, чтобы записать какие-то новые факты.

Двадцать минут спустя ручка упала из обессилевших рук. Новостей о лечении болезни не было.

Да, было описание тех усилий, что предпринимали ученые, но ничего существенно нового.

Фармацевтическая компания прекратила долгосрочное финансирование исследований после отрицательных результатов опытов на животных.

Лаборатория задержала начало работ по изучению процесса отмирания нейронов у пациентов с болезнью Гентингтона. Поэтому первая фаза теперь будет завершена через восемнадцать месяцев, а не через шесть, заявленных ранее. Конечным продуктом проекта мог стать, как надеялась команда, препарат, замедляющий процесс. Не лечение, просто замедление. И не для пациентов трех поздних стадий. У таких симптомы развиваются катастрофически. А каждая стадия длится в среднем от шести до восемнадцати месяцев. Таким образом, в аптеке Мары в ближайшее время эликсир не появится.

Она должна была догадаться, что так и будет. Ответ на вопрос о происхождении заболевания, его развитии, лечении был так же неясен, как и прежде. Не стоит мучить себя напрасными надеждами и ждать чуда!

Мара подняла голову от монитора, посмотрела на телефон на кухонной стойке и пожалела, что оставила сообщение доктору Тири. Они не осмелятся признать, что инцидент в магазине – начало конца.

Гентингтон развивается у каждого по-своему, эту мантру бормотали они при каждой встрече. И они никогда не предскажут скорую смерть, основываясь на одном случае.

При этом они не станут утверждать, что инцидент не является началом прогрессирования симптомов, которые приведут к бесповоротной кончине.

Они не смогут ее заверить, что это не первое звено в цепи еще бóльших и куда более серьезных унижений.

Они не станут утверждать, что у нее еще есть достаточно времени, прежде чем она потеряет физический контроль настолько, что будет не в силах решить свой собственный исход. Не скажут, что она может ждать еще год или даже месяц.

Единственное последствие разговора с клиникой – еще больше людей узнают, как она опозорилась перед всеми в супермаркете.

Когда утром ей перезвонили из клиники, она не ответила.

Часть II
Среда, шестое апреля Осталось четыре дня

Глава 13
Скотт

Скотт проснулся поздно, практически всю ночь не спал, лежал, уставившись в потолок. Он спустился вниз и был удивлен запахом кофе, разливающимся по кухне. Обычно в последнее время от запаха кофе Лори тошнило.

И он уже привык покупать кофе на вынос по пути на работу.

Лори доедала тост. Скотт показал на кофеварку:

– Ты пьешь кофе?

Лори скривилась:

– Не уверена, что когда-нибудь выпью его снова. Это одна из причуд беременных. Ты же все время слышишь, какими странными могут быть беременные. Обычно они не рассказывают обо всех прихотях, которые их вдруг обуревают. Я сделала его для тебя. Не уверена, что ты успеешь заехать в кофейню по дороге на работу. Ты вообще не спал ночью?

– Совсем чуть-чуть.

– Могу ли предположить, что же мешало тебе заснуть?

Скотт внимательно посмотрел на жену, раздумывая, придумать ли причину, например какие-то школьные дела?

Лори встала, поставила тарелку в раковину, подошла к мужу и положила руку ему на грудь:

– Знаешь, некоторое время ночью я тоже не спала. И думала, если ты так привязан к чужому ребенку, тогда у нашего малыша, который скоро родится, будет самый преданный отец на свете. – Она погладила мужа по щеке. – Мне кажется, я не достаточно сочувствовала тебе. Часто забывала о том, как мы с Куртисом близки, а значит, с тобой он в сотни раз ближе. Как бы ни было тяжело мне с ним прощаться, как бы я по нему ни скучала, понимаю, тебе тяжелее в миллион раз! Извини, если не до конца это сознавала!

Понимание, сквозившее в ее глазах и голосе, было столь неожиданным, что у Скотта пропал дар речи. Мужчина закрыл глаза и прижался щекой к руке супруги.

– Отвезти его в школу? – спросила Лори.

– Нет, у меня осталось так мало дней. Не хочу упустить ни одного! Жаль, что вчера не я привез его домой. Ты права – я поручу кое-что Питу на этой неделе, чтобы провести с малышом больше времени, и скажу той женщине…

– Отлично! – одобрительно сказала Лори мягким голосом.

Скотт ждал, что она станет твердить, мол, он ставит интересы школы выше всего, и решил не спорить, если до этого дойдет.

Но она промолчала, и, благодарный, он поцеловал ее руку, потом щеку.

– Спасибо за кофе.

Лори ушла на работу. Скотт опережал свой собственный распорядок дня на пятнадцать минут. Куртис, как обычно, опаздывал, но если он поторопится, получит подарок, причем один из самых приятных: выбрать радиостанцию по дороге в школу.

Скотт вытащил из холодильника их пакеты с обедом, поставил на кухонную стойку, в один добавил банан и злаковый батончик – для Куртиса, мальчик всегда ел по дороге в школу.

Потом мужчина поставил свою чашку в мойку, очистил банан для себя и быстро, в четыре укуса, расправился с ним.

– Малыш! Через шесть минут мы должны быть в машине! Поторопись!

Сегодня Куртис все проделал молниеносно и заслужил свой приз.

– Не хочу сегодня слушать спортивную болтовню. Они говорят только о бейсболе, а мне он не очень нравится, – и тут же быстро добавил, – хотя «Тигров» я люблю!

– Да, «Тигры» хороши! – согласился Скотт, пока ребенок забирался на заднее сиденье. – Что ты хочешь послушать? Рок, джаз, блюз или немного «Радио Детройт»?

– Моя мама обожает «Радио Детройт»!

– Ну, тогда послушаем его, чтобы отпраздновать возвращение домой и скорейшую встречу!

Стоило словам сорваться, как Скотт прикусил язык. Неправильно везти в школу ребенка, который озабочен какими-то проблемами. Скотт выругал себя и даже мысленно начал сочинять объяснительную записку для мисс Келлер: «Простите Куртиса, если он сегодня просто невыносим. Это все моя вина».

Но наивность юной души была незыблема. Ребенок воспринял эти слова позитивно и не вспомнил вчерашние слезы.

– Да, послушаем радио, чтобы отпраздновать встречу с мамой!

Скотт нашел станцию и, трогаясь с места, начал фальшиво подпевать, хотя Лори вечно твердила, чтобы он не позорился.

Посмотри на мое лицо,

На нем всегда сквозит улыбка…

Куртис нагнулся вперед, закрыл руками уши и умоляюще закричал:

– Ааааааа! Пожалуйста, не пой!

– Да ладно, ты хочешь, чтобы я слушал эту песню и не подпевал? Давай вместе!

– Но я не знаю всех слов.

– Вообще, если ты хочешь и дальше жить в этом городе, советую тебе выучить слова, это очень популярная песня!

Оставшийся путь они проделали в относительной тишине. Куртис был достаточно беспокойным ребенком, но не был жаворонком. Скотт повернулся к заднему сиденью и потрепал по колену угомонившегося ребенка, который рассматривал в окно скользящие мимо здания и деревья. Утро по дороге в школу обычно так и проходило: они слушали по радио музыку или спортивные обозрения. И ребенок, и взрослый хотели быть вместе, но при этом каждый полностью предавался своим собственным мыслям.

Скотт был счастлив разделить с малышом веселье и забавы, когда тот был в настроении, но он также был рад ехать в тишине, думая о работе, о новых приемах в баскетболе, которые можно освоить с учениками, или о том, какой раздел задать восьмиклассникам для изучения.

Сегодня учитель не хотел ни о чем задумываться, а просто смотрел на мелькавший за окном Ройял Оук и наблюдал, как из пригорода дорога вела прямо в Детройт.

За десять лет, которые он проработал в средней школе имени Франклина, Скотт видел эту дорогу сотни раз. То там, то здесь что-то менялось, и Скотт старался по возможности замечать эти изменения. Обычно они были только к худшему. Еще один заколоченный дом, еще одна стена изрисована граффити, хотя только на прошлой неделе владелец закрасил предыдущие рисунки.

Еще одно квадратное объявление, прибитое к парадной двери, по размеру и цвету понятно – это уведомление о выселении, хотя слов нельзя было разобрать из окна автомобиля.

Правда, время от времени происходило что-то положительное. Начала работать автомобильная мастерская, которая была закрыта годами. На ее парковке стояли автомобили сотрудников.

Вновь ожил склад, разорившийся много лет назад.

На окнах одного из заброшенных домов появились занавески, на крыльце валялись детские игрушки, а во дворе сушилось белье.

Именно такие перемены дарили Скотту надежду. Все может стать лучше. Семьи выкупят обратно дома и квартиры. Честные бизнесмены заново откроют магазины и маленькие фабрики.

Мальчишка, такой, как Брэй, может выиграть университетскую стипендию. Получить образование. Работу. Жизнь подальше отсюда.

Школа, в которой работал Скотт, была четким отражением Детройта – одновременно прекрасным и ужасным, демонстрирующим, каким все является сейчас и каким могло бы быть.

Наверное, когда школу только построили, все было прекрасно. Трехэтажное здание из красного кирпича с высокими окнами и огромной двустворчатой входной дверью. Лужайка перед входом была ярко-зеленой, площадка для игры в баскетбол идеально ровной, с четкими белыми полосами на зеленом фоне, ограда прямой. Мраморный холл сиял, деревянные классные двери блистали чистотой и гладкостью.

Ему было интересно, что думали о внешнем виде этого здания те, кто помнил его в лучшие годы? И что они чувствовали, когда понимали, как оно изменилось?

Кирпич поблек, в отдельных местах стал серым, а где-то черным – из-за смога фабрик, располагавшихся неподалеку. В части окон не хватало стекол, учителя вставили туда куски картона и приклеили с обеих сторон разноцветным скотчем. Фасад, когда-то казавшийся величественным, выглядел теперь нелепо и комично.

Лужайка перед школой превратилась в кусок коричневой грязной земли с редкими зарослями сорняков, изо всех сил цеплявшихся за жизнь.

Разметка баскетбольной площадки исчезла, а бóльшая часть поверхности игрового поля покрылась холмиками благодаря десяткам мичиганских зим. Ограда была поломана во многих местах и больше не возвышалась гордо и прямо, как некогда, и являла жалкое зрелище.

А внутри! Унылые и потертые полы на этажах. Стены гнилостно-бледно-зеленого цвета, который, возможно, однажды был веселым, но сейчас напоминал Скотту коридоры в киношных психбольницах периода шестидесятых. Двери классов с трудом можно было квалифицировать как деревянные. Покрытые инициалами учеников, ругательствами, рисунками, сделанными небрежно ручкой или фломастером либо тщательно вырезанными ножом.

Скотт подъехал к начальной школе Логана, которая находилась через несколько зданий от школы имени Франклина, и остановился на парковке. Архитектура этого учебного заведения никогда не претендовала на внушительность и солидность, в отличие от соседнего. Обычное одноэтажное здание из светло-желтого кирпича с зеленой металлической дверью.

Но оно не достигло такой степени упадка, как школа Франклина. Кирпич потемнел лишь в некоторых местах, да и не так сильно. Все стекла на месте. Никаких граффити на стенах. Двери в классные комнаты, на это однажды Скотт обратил внимание Лори, когда они приходили на родительское собрание, не были покрыты ругательствами и карикатурами.

– Мы приехали, малыш!

Куртис выпрыгнул из машины, повесил рюкзак на плечо, схватил пакет с обедом и, оббежав машину, приблизился к Скотту, который опустил стекло.

– Рука, – сказал Скотт, и они пожали руки.

– Щека. – Малыш немного засмущался, но наклонился, чтобы его поцеловали.

– Обещание.

– Обещаю.

– Нет, давай полностью, что ты обещаешь!

– Обещаю делать все, что мне говорит мисс Келлер.

– Как долго?

– Полностью, весь день!

– Хорошо, малыш, молодец, иди покажи им!

Скотт развернулся и поехал на работу. Он зашел в класс за десять минут до первого урока. Достаточно времени, чтобы зайти на форум и почитать последние новости.

Открывая ноутбук, он подумал: как странно, всю последнюю неделю, которую он посвятил общению с Куртисом, стремясь как можно больше времени проводить с мальчиком и наслаждаться каждым моментом, Скотт вообще не думал о форуме, не говоря о том, чтобы что-то писать на сайте.

А самое странное, что в минуты душевных терзаний наибольшую поддержку он получал не от Пита или Лори, а от группки незнакомых людей, хотя, войди они сейчас в его класс, он бы ни за что их не узнал.

Не то чтобы Пит или Лори не сочувствовали – они старались изо всех сил. Но когда дело касалось обсуждения самых сокровенных чувств, никто не мог соревноваться с форумом и его преимуществом – полной анонимностью. В отличие от людей, которые знали его в реальной жизни, МамаЛакс, ВзлетнаяПолоса, 2мальчика и другие не могли неверно трактовать его слова, «примерять» высказанное на себя, оценивать влияние его фраз на собственную жизнь и судить, правильно или нет он что-то говорит, – они не знали всей ситуации.

Например, заяви он Лори: «Меня убивает, что Куртис скоро уйдет от нас», она была бы обижена и оскорблена, потому что услышала бы: «Куртис более важен, чем будущий ребенок. Куртис более важен, чем ты».

Пит не был таким обидчивым, но он тоже не до конца все понимал и реагировал примерно так, как и Лори:

– Да ладно, чувак, вы же скоро увидитесь, когда он перейдет из начальной школы в твою среднюю. И ты проведешь с ним целых три года! А пока у тебя есть на чем сосредоточиться – у тебя скоро родится малыш! И не стоит забывать о двадцати ребятах в баскетбольной команде и еще о трехстах, которых ты каждый день встречаешь в коридорах.

Пит пытался приободрить его, но как-то не очень помогало!

Друзья Скотта не знали всех обстоятельств, и фразу «Меня убивает, что Куртис скоро уйдет от нас» они воспринимали буквально, как факт. Их она не обижала, они не пытались его переубедить. Они не возмущались его воображаемому родству с мальчиком.

И они реагировали именно так: «Как это ужасно! Как же ты это переживешь!»

Именно так они отвечали на все, что он писал о себе: на его мысли о воспитании, браке, сексе, расе. Они читали именно то, что он писал, и отвечали ему. Не всегда соглашались, было очень много горячих споров за прошедший год по тому или иному вопросу. Но Скотт и не хотел, чтобы с ним все соглашались, он хотел найти понимание и поддержку.

Что касается этой недели… Он не хотел чувствовать себя виноватым перед Лори, горечи и печали хватало и без этого. Он не нуждался в Пите, который пытался ободрить его, заставить воспринимать факт отъезда ребенка не столь мрачно. Через четыре дня Куртис покинет его – не было никакой радости, ни лучика надежды. Скотт не нуждался ни в ком, чтобы решить проблему, ибо сделать что-либо было невозможно!

Ему нужен был тот, кто поймет его чувства. Примет его боль. Согласится с тем, что его сердце разбито и что так и должно быть. И может быть, его сердце будет разбито еще очень-очень долго!

Именно это он получал, когда общался со своими безымянными и безликими друзьями на форуме: чистое настоящее признание. Именно поэтому он каждый день заходил на форум. Именно поэтому всегда находил время для общения в Сети, и чем меньше дней останется до расставания с Куртисом, тем больше он будет сидеть на форуме.

Когда мужчина отыскал вчерашние сообщения, его тронуло то, как много людей откликнулись и оставили комментарии. Более тридцати сообщений. Причем не случайные посетители форума. То были настоящие друзья, и им действительно было небезразлично. У Скотта с лица не сходила улыбка, пока он читал сообщения. И каждый желал ему удачи.

НеЗлодей снова написала, что мужские слезы – это нормально, и он засмеялся.

Недавно, в одну из ночей, после того как Лори уснула, он на цыпочках прокрался в комнату Куртиса, тихо сел на стул и горько заплакал. Слезы текли по щекам, по шее, капали на футболку, и он не мог оторвать взгляда от мальчика, которому наверняка снился хороший сон.

Пролистав страницу, Скотт задержал взгляд на сообщении, которое давно ожидал, от непостоянного члена форума Франни. Она вместе с мужем взяла на воспитание практически дюжину детей всего лишь за последний год.

Вторник, пятое апреля, 8.41 вечера.

«К сожалению, я не смогу помочь тебе так, как ты, возможно, ожидаешь. Самый лучший совет, который мы с мужем получили до того, как стали принимать детей на воспитание, – не нужно слишком привязываться. И мы ему следовали. Да, дети, о которых мы заботились, оставляли большой след в наших сердцах, но мы всегда пытались поддерживать эмоциональный баланс. Поэтому, когда приходило время и дети возвращались к биологическим родителям, мы не чувствовали, будто нас режут заживо, будто у нас забирают нашего собственного ребенка.

Учитывая все, что ты рассказывал о своем малыше, хочу напомнить, что сказала как-то МамаЛакс: ты полностью утонул в этом ребенке, вместо того чтобы оставить в своем большом сердце какое-то место для него, наряду с другими дорогими тебе людьми. Ты все отдал мальчику и обрек свое сердце.

И если все так и твое сердце разбито, то единственное, что ты можешь сделать, – постоянно напоминать себе: воссоединиться с матерью – лучшее для ребенка.

Мы с тобой обсуждали и раньше эту ситуацию. В конце концов, ребенок должен жить с собственными родителями.

Если мать мальчика избавилась от вредных привычек, а ты мне несколько месяцев назад писал об этом, тогда действительно для малыша лучше жить с матерью. Может, с ней не настолько хорошо, как с вами, учитывая, как вы о нем заботились, но тем не менее. Удачи, мой друг!»

Скотт посмотрел на часы, осталось шесть минут, прежде чем придут дети. Есть время написать ответ Франни.