Текст книги "Лишь пять дней"

Автор книги: Джули Лоусон Тиммер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Джули Лоусон Тиммер
Лишь пять дней

Часть I
Вторник, пятое апреля 
Осталось пять дней

Глава 1
Мара

Способ ухода из жизни Мара выбрала давно: таблетки, водка и угарный газ – она называла это коктейлем «Гараж». Звучало почти изящно. И порой, когда Мара произносила вслух этот своеобразный эвфемизм, то сама верила, что нет никакой катастрофы.

В любом случае для Тома это будет мучительно, думала она и ненавидела себя за еще не совершенный поступок. Мара хотела, чтобы ее тело не обнаружили. Она не желала, чтобы он увидел ее бездыханной, но все же понимала, что вовсе не найти ее после смерти будет для него во сто крат тяжелее. Том наймет людей, которые выведут машину из гаража и увезут ее вместе с телом. Потом он заполнит пустующее место, где раньше стояла ее машина, чем-то ненужным: садовыми принадлежностями или велосипедами, чтобы ничто не вызывало в памяти ее далекий образ и в голове не мелькали картины машины с телом.

Второе место в гараже займет его новая машина. Может, купить ее уже сейчас? И договориться о доставке после смерти? Подарок от мертвой жены…

Надо было давно это сделать, подумала Мара, например, к годовщине свадьбы или чтобы отпраздновать прибытие малышки Лакшми домой. Просто сделать подарок без повода. И вообще, так много всего надо было сделать.

Мара нахмурилась. Как получилось, что она провела почти четыре года, вычеркивая из длинного списка обязательных предсмертных задач один пункт за другим, и сейчас, за пять дней до конца, она все еще думает о предстоящих делах?

В этом, вероятно, суть: чем больше уговариваешь себя, что нужно еще немного подождать и все закончить, тем очевиднее мысль, что откладывать можно вечно. Всегда остается еще что-то. Что-то невероятно важное. Может, не настолько важное для того, кто обладает роскошной возможностью переносить на недели, месяцы, годы и кто, наконец, устав от постоянных оправданий, разом доводит все до конца.

Мара не могла позволить себе такой роскоши: меньше чем за четыре года болезнь Гентингтона разрушила ее и довела до состояния, к которому они с Томом не были готовы. И были документы, подтверждающие деградацию. Ее когда-то изящное, спортивное тело теперь не спешило повиноваться.

Если она позволит себе прожить еще несколько лишних мгновений с мужем и дочерью, поехать в то самое последнее важное место, где она уже давно мечтала побывать, то однажды, очнувшись утром, обнаружит, что уже слишком поздно, что болезнь одолела ее. Мара окажется в ловушке: жизнь превратится в муку, но прервать ее уже не хватит сил.

Время работало против нее, дальше откладывать нельзя. Все нужно сделать до воскресенья, как она и планировала. Настало время действовать.

Мара глотнула воды из стакана, стоявшего на прикроватной тумбочке. Поднялась, чтобы сделать несколько упражнений. Глубоко вздохнула, задержала взгляд на двери ванной, обеими руками потянулась к потолку. Ей хотелось смотреть на руки, это вполне естественно – глаза всегда сопровождают движение рук. Деревянная обшивка потолка непроизвольно притягивала взгляд, но Мара упрямо заставляла тело выполнять команды, которые четко отдавала себе, а именно: смотреть на дверь ванной. Она сосчитала до пяти, выдохнула и наклонилась вперед, вытянув руки к полу, и снова, сосчитав до пяти, выпрямилась. Приветствие солнцу, хотя и измененное до неузнаваемости из-за болезни, все же прояснило мысли.

Звуки льющейся воды, доносившиеся из ванной, затихли, Том вышел, вытирая волосы полотенцем.

Взглянув на его обнаженное тело, Мара пошутила:

– Доброе утро! Смотрю, ты одет, как я люблю.

Он засмеялся, поцеловал ее и ответил:

– Ты крепко спала, когда я проснулся. Собирался пригласить твоих родителей, чтобы они отвели Лакшми к школьному автобусу. – Том повернулся к кровати и добавил: – Могу позвонить им, если ты хочешь поваляться пару часов.

Горло сжалось, когда Мара услышала имя дочери. Пришлось опереться о шкаф, чтобы успокоиться, притворившись, будто выбирает одежду и ищет закатившиеся сережки. Наконец она сглотнула и заставила себя заговорить:

– Не стоит, спасибо. Я уже проснулась. Сама отведу ее к автобусу. Мне нужно двигаться, выполнить кое-какие поручения.

– Ты не должна заставлять себя. Если что-то нужно, просто напиши список, и я куплю все по пути домой.

Он подошел к шкафу, надел брюки и начал выбирать рубашку. Ей вдруг захотелось, чтобы он взял голубую, но он предпочел зеленую. Придется напомнить себе, подумала она, развесить голубые рубашки поближе, чтобы, когда он в следующий раз откроет шкаф, они оказались прямо перед ним. Они так чудесно подчеркивают цвет его ярко-синих глаз.

– Я вполне в состоянии все сделать сама.

– Конечно, просто не заставляй себя, – он пытался казаться строгим, но знал, что она все равно не послушает.

Он надел ремень, застегнул его на третье отверстие. Мара покачала головой: за двадцать лет он не набрал ни одного лишнего килограмма. Сейчас, в сорок лет, Том был в лучшей форме и пробегал больше, чем в двадцать. Последние десять лет он участвовал в марафоне. Она подумала, что это к лучшему, ведь в последнее время с помощью пробежек он снимал стресс.

Подходя к двери и легко коснувшись плеча мужа, Мара спросила:

– Кофе будешь?

– Нет, не могу, у меня начнется прием пациентов через двадцать минут.

Некоторое время спустя, уже в кухне, засыпая кофе в кофеварку, она почувствовала, как Том обнял ее сзади. Маре почему-то подумалось, что кофеварка способна перерабатывать любое количество кофе и никогда не засоряться, в отличие от постоянно загрязняющегося пола или кухонного стола, на котором вечно нет свободного места.

Супруг поцеловал ее в затылок.

– Не утруждай себя сегодня, постарайся ничего не делать, побудь дома, отдохни.

Затем, развернув ее лицом к себе, с чуть виноватой улыбкой добавил:

– Береги себя.

Мара смотрела, как муж шел к гаражу. Как бы ей хотелось, чтобы глаза перестало жечь, а дыхание пришло в норму. Она повернулась к кофеварке и заставила себя сконцентрироваться на каплях кофе, падающих в кофейник, запахе лесного ореха и теплом паре. Она поставила чашку на кухонную стойку, налила половину и с тоской уставилась на стеклянную ручку. Раньше, непременно соблазнившись свежезаваренным кофе, сделала бы первый глоток, но теперь научилась ждать, пока жидкость остынет. Она уже знала, что руки могут задрожать и кофе прольется, и предпочитала просто вытереть пятно на стойке, а не лечить ожог.

Успокоившись, она направилась к комнате дочери и, открыв дверь, заглянула. Маленькая головка девочки вяло оторвалась от подушки, и широкая улыбка засияла на лице, обнажив места, где выпали молочные зубки.

– Мама!

Мара села на кровать, раскрыла объятия, и девочка бросилась к ней, крепко обхватив шею женщины и прижимаясь все теснее.

– Как хорошо от тебя пахнет! – Мара зарылась лицом в волосы дочери, свежие после вчерашнего купания. – Ну что, готова ехать в садик?

– Хочу остаться с тобой сегодня, – ручки сжались еще крепче, – не отпущу, никогда!

– Даже если я пощекочу тебя… здесь…

Маленькое тельце задрожало от смеха, хватка ослабела, и Мара смогла встать. Она отошла к двери и, изобразив на лице строгое выражение, уставилась на садиковскую форму, сложенную на стуле в углу.

– Ладно, соня, одевайся, причесывайся, встречаемся в кухне. Автобус заедет через полчаса. Папа позволил тебе спать подольше.

– Ну ладно… – Дочка выбралась из постели, стянула пижаму и поплелась к стулу.

Мара облокотилась о дверной косяк и притворилась, будто следит, насколько аккуратно девочка одевается, а сама тем временем наслаждалась драгоценными секундами, наблюдая, как этот худющий и когда-то бездомный ребенок с оливковой кожей разбирает одежду, и сердце ее сладко замирало.

Одеваясь, Лакс щебетала под нос песенку, которую на ходу сочиняла обо всем, что делала. Том и Мара называли это «музыка поколения спрайт».

Я надеваю джинсы

С цветочками на карманах

И розовую кофточку,

Такую красивуююю…

Девочка отошла от стула, сделала пируэт, подняв руки над головой, и замерла в той красивой позе, которую приметила у старших из балетной школы. Выполнив па, она торжествующе посмотрела на маму. Мара заставила свои губы растянуться в улыбке. Не доверяя голосу, который мог предательски дрогнуть, она на пальцах показала количество оставшихся до автобуса минут.

Глава 2
Мара

Однажды ночью, четыре года назад, когда Маре уже поставили диагноз, она лежала в кровати и вглядывалась в темноту. Том пытался заснуть, совершенно уничтоженный известием. И еще до того, как первые робкие сероватые проблески рассвета принялись разгонять чернильную темноту, Мара пообещала себе, что сама выберет дату и не отступит, не даст себе ни секунды на оправдания.

До тех пор, пока не подойдет дата смерти, она будет жить максимально полной жизнью и, насколько сможет, будет все контролировать. Она возьмет верх над болезнью, а потом просто пошлет все к черту, проглотит свой коктейль и покинет этот мир на тех же условиях, на которых и жила – по собственному хотению. И она не доставит проклятой судьбе удовольствия отнять у Мары право выбирать.

Определить дату было просто – день рождения, 10 апреля. Она знала, что Том и родители впоследствии каждый год будут так или иначе оплакивать ее именно в этот день, и поэтому не хотела добавлять в их календарь дополнительную скорбную дату. Но какое именно десятое апреля? Какой год? Первый? Нет. Первый год после известия о диагнозе она решила оставить себе. По крайней мере, один хороший год, пока болезнь не перешла в следующую стадию. Второй год – тоже слишком рано, а на пятый может оказаться слишком поздно.

Когда рассветные лучи техасского солнца проникли сквозь занавески, окрашивая серый потолок спальни в его естественный белый цвет, Мара составила план: она выберет симптом, который ясно укажет на близкий конец, этакое предупреждение, что болезнь от начальной стадии неуклонно движется к финальной. Когда же этот симптом обнаружится, она даст себе время до следующего десятого апреля и покончит с жизнью.

Ожидая в кухне Лакс, Мара вдруг почувствовала неожиданный приступ тошноты, он накрыл ее, как ураган, и она схватилась рукой за кухонный стол в надежде, что все пройдет до того, как появится дочь. Мара крепко зажмурилась, воспоминания вчерашнего дня всплыли вновь, а тошнота лишь делала их еще явственнее. Картины произошедшего навязчиво мелькали под опущенными ресницами.

Она была в отделе круп бакалейного магазина, в нескольких метрах стоял маленький мальчик, ухватив пухленькой ручкой мамину ногу, пока та рылась, выискивая что-то на полке. Мальчик застенчиво улыбнулся Маре, и та улыбнулась в ответ.

Он поднял руку, и Мара помахала в ответ, как вдруг она резко почувствовала непреодолимое желание отправиться в туалет. Она оглянулась, пытаясь понять, где же дамская комната, и недоумевала, почему организм так нетерпелив, но, даже не додумав ответ, поняла, что слишком поздно. Медленно опустила голову и посмотрела на свои обтягивающие светло-серые лосины, в которых она занималась йогой, – на внутренней стороне правой ноги расплывалось большое темное пятно.

– О господи, – прошептала она в ужасе. – О господи!

Она попыталась прикрыть рукой самую большую часть пятна, но было поздно: малыш все увидел, и глаза его округлились от удивления. Мара улыбнулась ему еще раз, стараясь показать, что ничего плохого не произошло и не нужно расстраиваться, тем более что-то говорить своей маме. Рот ее не слушался, поэтому она приложила палец к губам, призывая малыша к молчанию, но тут, наконец, мама малыша оторвалась от своего занятия, и он потянул ее за руку, а другой рукой указал на Мару:

– Мамочка, та леди не успела вовремя на горшочек!

Лицо Мары вспыхнуло от смущения, она потянулась за пиджаком, который она, спасаясь от мощных кондиционеров в магазинах, всегда брала с собой, когда отправлялась за покупками, но пиджака не оказалось на месте. Она забыла его в машине. Мара стала лихорадочно искать, чем бы прикрыться. Взгляд опять наткнулся на мальчика, она попыталась улыбнуться, но дрожащие губы совсем не слушались.

Мама мальчика с невозмутимым видом, явно сдерживая эмоции, потянулась к пачке бумажных полотенец в своей корзине, распечатала ее и направилась к Маре, потянув за собой сына.

– Не пялься! – сказала она ребенку.

Но глаза малыша были прикованы к Маре и ее мокрым лосинам. Приблизившись, мальчик зажал нос пальчиками:

– Фууу…

Мама тут же свистящим шепотом одернула сына:

– Брайян!

Дойдя до Мары, женщина протянула бумажные полотенца.

– Может, нужно промокнуть?

Тон незнакомки был нейтрален, но на пунцовом от едва сдерживаемого смеха лице еле заметно подрагивали ноздри.

– Я могу принести одеяло из машины, – продолжила она, – но пока я схожу туда-обратно с ребенком…

– Спасибо, – прошептала Мара, приняв полотенца, – такого раньше со мной никогда не случалось. Она стала тереть лосины, а Брайян все тянул маму за руку.

Она подняла свои полные стыда глаза от мокрых лосин и встретилась со взглядом женщины, исполненным сочувствия. Мара прошептала:

– Не говорите ничего, пожалуйста, я не хочу расстраивать вашего сына.

– Да все в порядке, – ответила та и протянула Маре еще полотенец.

Мара искала, куда бы девать уже использованные, и, наконец, засунула их себе в сумку, заслужив тем самым новый осуждающий взгляд мальчика, который возобновил попытки увести маму и опять стал теребить ее руку. Мама притянула извивающегося ребенка поближе к себе, погладила его по голове и, нагнувшись, прошептала ему на ухо:

– Этой милой леди нужна помощь, и мы поможем ей!

– Но…

– Хватит! Больше ни слова!

Мара перестала тереть лосины, подняла голову и уже было открыла рот, чтобы сказать, что она просто выпила слишком много кофе. Естественно, не упоминая то количество воды, которое было необходимо для проталкивания всех таблеток, и в придачу протеиновый коктейль, который Том заставлял пить ее каждое утро, чтобы жена не теряла вес. И, кроме того, у нее был такой длинный список дел на сегодня, она опаздывала, и приходилось буквально бежать, поэтому она не успела сходить в туалет в течение прошедших часов.

Но Мара так ничего и не сказала, не желая обременять кого-либо своей историей. Наклонив голову, она стала еще неистовее тереть пятно, но толку было мало.

– Не очень-то помогает, – пробормотала она, чувствуя, как острая боль унижения застряла в голове и вылилась в эту хныкающую фразу. Мара уставилась на смятые в кулаке полотенца. Нужен будет очень тщательный душ и много мыла, чтобы смыть эту вонь.

Мара вновь глянула на мальчика, отвращение сквозило в изгибе его губ. Она мысленно поблагодарила Бога за то, что была в магазине сама и только незнакомцы стали свидетелями ее позора. А что, если бы Лакс была с ней? Или Том? При этой мысли кровь отлила от щек, Мара содрогнулась и оперлась о тележку, чтобы успокоиться.

– Мне очень жаль, что все так случилось, – сказала она, переводя взгляд с мамы на сына.

– Что с ней? – прошептал Брайян. Его мама и Мара встретились взглядами и без слов договорились, что вопрос ребенка останется без ответа.

– У вас очаровательный сын. – Мара не хотела, чтобы женщина расстраивалась из-за реакции ребенка. Кто может его винить? – К сожалению, мне придется оставить тележку здесь и бежать к машине.

– Я могу разложить по полкам все ваши покупки, – предложила женщина, поглядывая на лосины Мары. – Думаю, так будет лучше.

Ее улыбка была несколько натянутой, и Мара почувствовала себя ребенком, которому говорят, что волосы, которые он только что сам постриг, выглядят просто отлично!

– Спасибо за вашу доброту, и я хочу еще раз извиниться, – тихо прошептала Мара.

– Не переживайте, все в порядке.

Мара спешно пятилась между полок к выходу. Она слышала, как женщина подчеркнуто бодрым голосом зачитывала свой список покупок, пытаясь заглушить вопросы сынишки. Мара была уверена, что он спрашивает маму, что не так с той странной леди, у которой сумка полна описанных полотенец.

Она заставила себя высоко поднять голову, когда шла мимо кассиров. Но, добравшись до парковки, заметила, что ее губы предательски дрожат, а в горле застрял ком – все предвещало неизбежные слезы. Упав на сиденье машины, захлопнув дверь и даже не усевшись как следует, она закрыла лицо руками.

– О боже! О боже…

Рыдания рвались наружу, она практически захлебывалась в них. Совсем опустошенная от слез, она рухнула на руль. Около часа, покачиваясь и рыдая, она прокручивала случившееся в уме все медленнее и медленнее, каждый раз придумывая другой конец истории.

Истощившись окончательно и будучи не в состоянии выжать из себя ни единой слезы, Мара очнулась и с удивлением заметила машины, тормозившие рядом, услышала звуки радио, хлопающие двери, детей, зовущих родителей. Она позволила себе еще немного отдохнуть, устроив голову на руле, потом рукавом вытерла щеки, нос и уставилась на себя в зеркало заднего вида.

– Хватит, – мрачно сказала она своим покрасневшим глазам, – день рождения в воскресенье, до него я буду держаться.

Если считать с сегодняшнего утра, осталось пять дней. Так мало времени. Готовиться она начала четыре года назад тем ранним утром, лежа возле мужа, устанавливая для себя дату и обещая, что не позволит искать оправданий, чтобы изменить ее. С того самого утра она наслаждалась каждым моментом жизни, будто он был последним. На протяжении этого времени случались большие и малые радости. Большие – день рождения дочери, День благодарения, Рождество, годовщина свадьбы, и маленькие – готовить с мамой, смотреть, как отец что-то читает внучке, сидеть на скамейке, наблюдая, как муж с дочерью бегают наперегонки за мыльными пузырями, соревнуясь, кто первый поймает пузырь… Она была уверена, что именно по этим маленьким радостям будет скучать больше всего.

– Мама? – В кухню вошла Лакс с рюкзаком на одном плече, совсем как у больших детей в автобусе, и потянулась за стоящей на столе коробочкой с завтраком специально для балерин. – Ты не забыла положить печенье? – Девочка с подозрением уставилась на маму, открыла коробочку и, убедившись, что все на месте, закрыла ее и протянула Маре руку:

– Ты готова?

Клочок спутанных волос торчал над ее правым ухом. Неделю назад в садике дети играли с клеем, и Сьюзан, лучшая подруга Лакс, случайно выдавила немного клея прямо ей в волосы, а затем, недолго думая, выстригла всю эту кашу кривыми ножницами. С тех пор Мара пыталась убедить дочку забирать волосы в хвостик, чтобы этого места не было видно, но каждый раз все заканчивалось ссорой и слезами, и Мара сдалась.

При виде дочери – слегка взъерошенной, беззубой, но все равно прекрасной – горло Мары сдавил спазм, такой, что казалось, она задохнется.

Как она вообще сможет когда-либо быть готовой?

Но именно поэтому она дала себе обещание. Она справится, и не важно, готова она или нет.

– Я не собрала волосы в хвостик, – сказала Лакс и решительно задрала подбородок, ну точно как бабушка, хотя и не родная, Том всегда отмечал эту их схожесть. – Так волосы смотрятся слишком прилизанными, вот смотри – и она пригладила волосы со лба.

Мара откашлялась.

– Да, я знаю, я не думала о твоей прическе, просто сразу не ответила.

Лакс довольно закивала:

– Хорошо, так ты готова?

Мара поцеловала дочку в макушку и нежно пробежала пальцами по торчащим волосам, прежде чем взять Лакс за руку и ответить:

– Да, моя дорогая, готова.

Глава 3
Скотт

Скотт подъехал, припарковал машину ближе к дорожке, ведущей в дом, чтобы не мешать Куртису, который бросал мяч в баскетбольное кольцо, висевшее на двери гаража. Броски были простые, но не без изящества. Неплохо для восьмилетнего ребенка, подумал он. Услышав шум машины, Куртис обернулся и приветственно махнул рукой.

– А у тебя отлично получается, малыш!

– Да вообще-то не очень! Я так устал просто закидывать мяч! Но здесь все равно больше ничего не выходит! – Мальчик, сжимая мяч в руках, посмотрел на него как на предателя, потом кивнул. Скотт поставил портфель на землю, бросил ключи от машины и, одним грациозным движением перехватив пас, быстро забросил мяч в корзину. Тот со свистом упал. Куртис молниеносно подобрал его и попытался все проделать так же красиво, но мальчику не хватало ни роста, ни техники, и мяч приземлился за добрых два метра до корзины.

– Вот видишь! Я же говорил!

Скотт сразу же воспользовался моментом:

– Да, знаю, мне не следовало покупать такую корзину для баскетбола.

Готовясь к следующему броску, он стал прямо, раскрыл руки, и тут мальчик подбежал к нему и обнял двумя руками. Скотт бережно погладил головку, которая прислонилась к его груди, и заметил, насколько бледная у него ладонь, по сравнению с темной кожей, что просвечивалась сквозь курчавые волосы на голове. Нагнувшись и коснувшись губами головы мальчика, он вдохнул запах пота и мичиганской весны.

– Я буду по тебе скучать… – сказал он.

Малыш кивнул и обнял его еще крепче. Они постояли так, обнявшись, пока Куртис не отстранился, вытирая грязной рукой мокрое лицо, и не убежал за мячом.

– Где Лори? – окликнул Скотт убегающего мальчика.

– В кухне, делает лазанью.

Скотт одобрительно улыбнулся:

– Как ты это заслужил?

– Сегодня у меня было отличное поведение, и мисс Келлер отметила это в моем дневнике. – Малыш посмотрел на него с крайне довольным видом и приготовился к броску.

– Отлично! Ты заработал два очка на этой неделе, еще три – и сможешь в пятницу лечь позже.

– Попкорн и кино! До десяти вечера! – уточнил мальчик, но его рот искривился в преувеличенной тревоге. – Но Лори тоже захочет смотреть кино, потому что это будет последний фильм, который мы сможем посмотреть все вместе, так что он должен быть и для девочек! Без всяких там взрывов и прочего.

– Но все равно до десяти?

Куртис расцвел:

– Да! И попкорн!

– Хорошо, главное – веди себя прилично следующие три дня. Я скажу, что приехал. Покидаем еще мяч после ужина?

– Может быть, но мне вечером нужно еще почитать и заняться математикой, мне Лори сказала, – ответил Куртис, притворяясь рассерженным.

Скотт улыбнулся, отметив это притворство; мальчишка просто расцвел, живя с ними. Он с удовольствием следовал правилам и радовался, когда оправдывал ожидания. Но при этом Куртис был достаточно взрослым, чтобы делать вид, что он всего этого не замечает.

Скотт поддержал игру и строго сказал:

– Школа – это важно, малыш! Не задерживайся во дворе, скоро будем ужинать.

Он наклонился, чтобы подобрать вещи, и направился к входу. За спиной раздалось громкое «бах!»: мяч, наверное, опять не попал в кольцо.

Войдя в дом, Скотт закрыл за собой дверь и положил ключи на столик у входной двери. Он с удовольствием вдохнул запахи, витавшие в воздухе, – чеснока, томатов, базилика и сыра.

– Лори, – крикнул он, – пахнет просто великолепно.

Он поставил портфель на пол и принялся исследовать гвоздь, который пролез через половицы и теперь норовил порвать каждый наступающий на него носок. Затолкав гвоздь в пол каблуком, мужчина изучил оставшуюся часть пола на наличие таких же вылезших гвоздей. Прошло десять лет с тех пор, как он уложил эти полы. Скотт разогнулся и непроизвольно потер поясницу.

Конечно, дом мечты его жены совсем не вписывался в их весьма скромный бюджет. Они купили столетний дом, в колониальном стиле, который, как ему говорили риелторы, просто требовал заботы. На самом деле восстановление и ремонт дома заняли целый год. Они тяжело трудились по выходным и каждый вечер после работы, утешая себя разговорами, что так всегда бывает, когда въезжаешь в новый дом, особенно в такой, о котором мечтает жена. Скотт был полон решимости воплотить все фантазии Лори – с деревянными полами, встроенными полками и двумя каминами. Дом с характером, а однажды – и с детьми.

Мужчина пробежал рукой по стене холла. Сколько же здесь было слоев обоев до ремонта! Они потратили два месяца только на подготовку, срывая старые пласты один за другим. Потом выкрасили все в нейтральный теплый светло-бежевый цвет, но в каждой комнате создали своеобразный акцент – одну из стен сделали яркой. Цвет акцента выбирали очень тщательно, смешивали и сравнивали разные оттенки. Потом смеялись, составляя список подарков к Рождеству и мечтая включить в него парня, который продавал им краску в магазине, со всем его инвентарем.

Скотт подошел к кухне, облокотился о дверной косяк, жена склонилась у духовки, он все еще не мог поверить, что она беременна.

Лори не переоделась после работы, только завязала свои светлые волосы в хвостик.

– Отлично пахнет! – опять повторил он.

– Ой, это ты! Я и не слышала, что ты пришел! – Она вытащила лазанью из духовки и поставила на стол.

Скотт подошел и поцеловал ее.

– Я слышал, у Куртиса сегодня был хороший день. – Склонившись над блюдом, он снова с удовольствием вдохнул. – Ух, как пахнет! Это хорошо, я и сам мечтал о твоей лазанье в последнее время.

Лори скривилась и положила руку на живот.

– Ну что ж, вас уже двое, я едва переношу ее запах.

Перехватив его обеспокоенный взгляд, Лори махнула рукой:

– Все в порядке, просто на обед был салат фатуш, мы ели его в том новом кафе возле офиса, и он был жирноват. Кроме того, не обольщайся по поводу хорошего поведения Куртиса, я говорила с мисс Келлер, когда забирала его из школы. Она просто не придиралась, так как мальчик скоро переводится в другую школу, поэтому решила его поддержать и похвалить за поведение, поставив отличную оценку. Я думаю, она переживает, что, если его сейчас не поддержать, к пятнице он окончательно падет духом.

– Может, у мисс Келлер есть способ приободрить и меня? – Вздохнув, он подошел к окну, отодвинул занавеску и уставился на мальчика, который играл в мяч у гаража, и так он простоял, пока жена не обняла его, напомнив тем самым, кто сейчас больше нуждается во внимании.

– Я удивлен, что ты так снисходительна к нему. Готовишь лазанью, а он на самом деле ее не заслужил… – На протяжении года, что Куртис жил у них, именно Лори следила за его дисциплиной.

– Ожидание материнства сделало тебя мягче? – спросил он, положив руку на ее округлившийся живот.

Она пожала плечами:

– Я в любом случае собиралась ее делать, независимо от того, что мне сказала мисс Келлер, я просто хотела, чтобы он поел ее еще раз перед разлукой. А завтра я приготовлю спагетти и разрешу ему печь печенье на десерт. В четверг приготовлю пиццу, в пятницу, наверное, испеку торт, а в субботу ты можешь пожарить бургеры на гриле. Все его любимые блюда. Хотя, будь моя воля, я бы заставила его есть только овощи и фрукты перед отъездом, чтобы он хоть как-то набрался полезных веществ.

Скотт вздрогнул.

– Извини, – сказала она.

– Нет, все в порядке, какой смысл притворяться. Он же не переезжает в «Ритц». Он уезжает, и это нормально, по крайней мере так я постоянно повторяю себе последние несколько недель.

Он закрыл глаза, будто опять начав себя уговаривать.

– Все будет в порядке. Даже если он станет есть холодные пельмени прямо из кастрюли, мыться раз в неделю и вернется ко всем старым сомнительным приятелям. Он будет жить со своей родной матерью, это самое главное, даже если она не будет собирать ему завтрак в школу и следить за выполнением домашнего задания.

– Да, все это, конечно, верно, – ответил Скотт после того, как уловил в голосе жены скрытое раздражение. – Ты говоришь так, будто и сама в это веришь.

– Практически да. – Она снова заговорила, и, чтобы не слушать то, что он и так уже слышал много раз, он быстро перешел на другую тему:

– Спасибо, что забрала его из школы! Могу я тебе чем-то помочь, например накрыть на стол?

Это сработало, жена протянула ему три бокала, корзинку с булочками, а сама, вооружившись столовыми приборами и салфетками, повела мужа в столовую.

– Пожалуйста, но я думала, что суть того, что Пит на этой неделе заменяет тебя на занятиях, в том, чтобы ты больше времени проводил дома, а не встречался с родителями учеников. Почему ты не перенес ваши встречи с родителями на следующую неделю?

Жена говорила мягко, но в ее вежливости он слышал упрек. Такого рода вопросы она задавала постоянно.

Зачем в субботу он рано встал и отправился в Детройт, соседний город? Дорога отняла полчаса, а можно было в выходной спать дольше. Разве не очевидно, что дети, с которыми он проводит факультативные занятия по выходным, приходят туда лишь для того, чтобы получить на ланч бесплатную пиццу?

Зачем каждое лето по вечерам он играет с детьми в футбол? Все его коллеги счастливы иметь двухмесячный отпуск и не видеть своих учеников, а иные, перейдя в старшую школу, вообще освобождаются от факультативных спортивных занятий.

Скотт поднял руки и взмолился о пощаде.

– Ты же знаешь, как проходят мои встречи с родителями. Около часа я читаю спортивный иллюстрированный журнал вслух одному или двум родителям, которые соизволили прийти и все-таки поучаствовать в воспитании своего ребенка. И мне нужно быть там, если хоть кто-нибудь появится. Если я отложу встречи с этой мамочкой на следующую неделю, вряд ли она вообще придет.

– Ты не можешь в одиночку спасти каждого ученика в средней школе имени Франклина.

– Знаю, но я и не пытаюсь спасти каждого. Кроме того, трех лет, что они проводят со мной, недостаточно. – Лицо Скотта исказила кривая усмешка, но он надеялся, что эту гримасу не заметили.

Вернувшись в кухню, Лори вздохнула:

– Это не совсем то, что я имела в виду.

Скотт направился следом, взял из холодильника пиво, открыл его, затем наполнил стакан водой из-под крана и протянул его жене. Они чокнулись, отпили, и жена опять скривилась и приложила руку к животу.

– Ты уверена, что с тобой все в порядке?

Лори вздохнула:

– Ты знаешь, как это бывает: съешь что-то не то – и весь день испорчен.

Скотт опять поднял бутылку.

– Будем надеяться, последний триместр будет лучше. – Предыдущий триместр завершился две недели назад, а рожать ей пятнадцатого июля.

– Да, будем надеяться. – Лори поставила стакан на кухонный стол и уставилась на недопитую воду. – Не думаю, что сейчас уместно об этом говорить, и считаю, никогда для этого не найдется подходящего времени, но мне кажется, все станет лучше, когда Куртис уедет и наша жизнь будет прежней.

Заметив выражение лица мужа, она быстро добавила:

– Не лучше, я неправильно выразилась, просто легче. Как хорошо прийти домой сразу после работы, сесть и отдохнуть! Не нужно работать извозчиком, официантом, поднося что-то перекусить, контролером выполнения домашнего задания и так далее.

Скотт снова выглянул в окно и посмотрел на мальчика, игравшего на улице, но промолчал. Не было ничего в целом мире, что бы он предпочел времени с Куртисом.

Как-то раз мальчик спросил его: