Текст книги "Владычица Хан-Гилена"

Автор книги: Джудит Тарр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

– Он Ан-Ш'Эндор! – Волосы упали ей на глаза. Она отбросила их назад. – Он не тиран, которого все боятся. Но он король. Великий король. Император. Да разве я могу даже думать о том, чтобы быть рядом с ним?

– Мне кажется, – сказала княгиня, – что ты только это и делаешь. Знаешь, какое имя дали тебе в армии? Калириен. Быстрая и доблестная госпожа. Обрати внимание, дочь моя: доблестная госпожа. Когда Мирейн решил подарить тебе стражу, тысяча человек, прослышав об этом, выразили желание быть выбранными. А за ними толпилась еще тысяча. Ему пришлось провести трудную проверку, а потом еще более трудную, а потом еще и в конце концов подвергнуть каждого из выбранных испытанию своей силой. Пятерым из них теперь завидует вся армия, потому что они вознеслись почти так же высоко, как принцы.

– Ой, только потому, что теперь у них будет протоптана дорожка к моей знаменитой постели.

– Такие мысли не делают чести ни тебе, ни твоей страже. Где та правда, видеть которую мы учили тебя? Солдаты Ан-Ш'Эндора выбрали тебя своей госпожой. И простолюдины сделали то же самое.

– А как насчет дворян? – вскинулась Элиан. – Что ты скажешь о них?

– Дворянин видит то, что видит. А некоторым даже удается понять это.

– Нет, – сказала Элиан. Это было ее вторым словом.

Первое она ясно и четко произнесла в самой глубине своего сердца. Ни имя отца, ни матери, ни даже няни, которая воспитала ее. С самого начала это имя значило для нее больше всего. Мирейн.

– Я боюсь, – сказала Элиан. – Я вовсе не доблестна. Я страшно напугана. В конце концов я поклялась и сдержала слово, а потом влезла в интриги… Я не могу быть его королевой. Княгиня сказала очень мягко: – Ты можешь быть его любовницей. А все остальное придет.

Это слово «любовница», сказанное матерью своей дочери-девственнице, причем с такой нежностью, потрясло Элиан даже в большей степени, чем то, что ее мать появилась здесь одна, что она говорит так свободно и даже знает, о чем думают солдаты.

Элиан посмотрела на свои руки и на кровать. И там и тут было пусто. Пока она говорила, пока ее разум отвлекался на постороннее, ее руки разложили все вещи по местам. Кроме топаза. Он лежал в ее ладони и сверкал жестоким светом. Она спрятала камень.

Она не плакала. Она скорчилась на кровати, поджав колени к подбородку и прищурив воспаленные глаза.

– Я не могу понять его. А что, если я нужна ему только из-за моего лица? Или из-за приданого и доброй воли моего отца? Мирейн никогда не вел себя как влюбленный. Он вообще едва замечал меня. Неужели он так во мне уверен? Или ему это безразлично? Он даже к Илариосу не ревновал. – Разве?

– Да! – взорвалась Элиан. Сделав усилие, она сдержала свой голос. – Илариос хотел, чтобы я уехала с ним. Когда я сказала об этом Мирейну, он не стал решать за меня. Он даже не попытался остановить меня.

– Но он и не посоветовал тебе ехать, – улыбнулась княгиня. – Ах, дитя мое, если ты ничего не замечаешь, то другие кое-что видят. Он не сводил с тебя глаз, когда вы были вместе с принцем, смотрел на тебя постоянно и настойчиво. А когда ты уезжала верхом или уходила на прогулку, его разум отправлялся вслед за тобой; он безо всякого повода начинал огрызаться. Да, он ревновал. И очень сильно. – Тогда почему он не… – Он слишком горд.

Конечно, он слишком горд. Мужчине приходится смиряться, чтобы должным образом ухаживать за женщиной.

– Он не может любить меня! – закричала Элиан. Ее мать тихо рассмеялась.

– Но, дочь моя, он тебя уже любит. – Она слегка помрачнела. – Я могу понять твой страх. Мирейн дорог всем нам, и он, конечно, человек, но все равно остается сыном Аварьяна. И тем не менее, даже будучи человеком больше, чем богом, он очень раним. Ему легко причинить боль. Будь осторожна и не наноси ему рану, которая будет слишком глубока, чтобы ее залечить.

– Я никогда… – Элиан осеклась. – О мама, ну почему это происходит именно со мной?

– Если бы я знала, – ответила княгиня, – я сама была бы богиней. – Она соскользнула со стула, опустилась на колени, что было столь же необычно, как и все, что она делала в течение последнего часа, и заключила дочь в объятия. – Когда я родила тебя, то поняла, что у бога есть свои, совершенно особенные намерения на твой счет. Он наделил тебя множеством чудесных даров. Теперь он просит платы. Ты достаточно сильна, чтобы сделать это. Поверь мне, дитя мое, – сказала она, тщательно взвешивая каждое слово, – ты достаточно сильна.

Глава 19

Ночь перед днем зимнего солнцестояния называлась Мраком Года. В старые времена этот день считался празднеством богини. Когда Аварьян набрал полную и непобедимую силу в Хан-Гилене, обряды богини были запрещены и ее празднество померкло перед праздником Возвращения Солнца. Но некоторые традиции сохранились. К наступлению Мрака Года все огни тушились. Храм оставался темным, священники молчали. Народ сбивался в кучки и дрожал, думая о смерти и о холоде могилы.

Дворец питался теплом своих старых стен, но, когда теплые солнечные дни прошли, холод стал довольно ощутим. Музыка и пение были запрещены, смех утих, и теперь залы казались еще темнее.

Элиан провела несколько чудесных часов в тепле вместе с Анаки, которая, как молодая мать, не должна была страдать от холода. Но чувство вины и долга заставило Элиан выйти наружу. Небеса начали постепенно освобождаться от снежного бремени.

Элиан оставила их серую тяжесть ради ледяного воздуха дворца. Мирейн находился в рабочей комнате со своими писарями, гревшими руки возле слабого пламени ламп. Им она была не нужна, ему тоже, хотя он и подарил ей быструю улыбку занятого человека. Элиан решила почистить его доспехи. Это было неприятное занятие, но оно чудесно согревало ее.

Покрытые золотом пластины мерцали, великолепные даже при тусклом освещении. Когда Элиан, поджав губы, склонилась над шлемом, начищая зубец, который мастер не смог полностью выровнять, что-то темное и мягкое упало ей на плечи.

Она сбросила окутавший ее предмет. Им оказался плащ, чудесный плащ из темно-зеленого бархата, подбитого мехом такого же огненно-красного цвета, как ее волосы, легкий, теплый и мягкий, столь же приятный на ощупь, как и на вид. Пальцы ее заблудились в складках плаща, от удивления захватило дух. – Хазия, – сказала она. – Это, наверное, хазия. Улыбающийся Мирейн уселся у ее ног. – Да, это она.

– Но ведь это такая же ценность, как рубины, если не большая. Он жестом выразил согласие.

– Зверек чуть крупнее мыши, очень редкий и к тому же пугливый. По словам торговца, для того чтобы накопить шкурок на этот плащ, потребовалось добрых двадцать лет. – Он наклонил голову набок. – Тебе нравится?

– Не будь дураком! – Краска залила ее лицо, она нахмурилась. – Тебе не удастся купить меня, Мирейн.

– Разве я не могу сделать тебе праздничный подарок?

– Ты его уже сделал. Это стража. – А теперь еще один, – сказал он и легко, почти рассеянно дотронулся пальцем до меха. – Я ужасно богатый человек, знаешь ли. Северные племена так богаты, что ты и представить не можешь, а их самые богатые короли платят мне дань. Постепенно все это начинает казаться морским песком. Ничего не стоящее излишество. Если только не использовать его для подарков. – Но ни к чему раздаривать все! – вскричала Элиан, почувствовав укол практичности. Мирейн засмеялся.

– Не надо этого бояться, моя госпожа. Даже если бы я вбил подобное себе в голову, мои казначеи быстро привели бы меня в чувство. Содержание армии требует больших денег, да еще мой город. – При этих словах глаза его загорелись. – Строительство начнется весной. И ты нам поможешь. Тебе ведь захочется иметь что-то свое во дворце и в городе?

– Какое значение может иметь то, что мне хочется? – спросила Элиан, замерзшая в своем великолепном плаще.

– Значение имеешь ты, – сказал Мирейн и совершенно спокойно добавил: – Когда сойдет снег, я хотел бы отпраздновать нашу свадьбу. Весной, в день твоего рождения. Или, если хочешь, в день моего рождения, в праздник Вершины Лета. Или где-нибудь в промежутке.

Элиан ненавидела его. Его холодную самоуверенность, его спокойный взгляд. Она ненавидела свое собственное сердце, предавшее ее, начав отчаянно биться, и свой голос, дрожащий и прерывистый. – А что, если я не стану выбирать? Мирейн дотронулся до ее руки. Это было не более чем легкое прикосновение пальцев, но Элиан почувствовала ожог. – Настало время для решений. И, – за обжигающим прикосновением последовал огненный поцелуй, – для любви.

Ее душила злость. Предательское, предательское тело. Оно пело, когда Мирейн был рядом. И требовало, чтобы он стал еще ближе.

Но он слегка отстранился, и в душе Элиан мгновенно родились гнев, ярость и крайнее безрассудство. Его голос потерял мягкость и стал по-прежнему бодрым – голос брата, в котором едва угадывался король.

– А сейчас разгар зимы. Послезавтра я отправлю большинство моих союзников по домам, пусть правят своими землями для меня. Летом мы снова отправимся в поход.

Элиан содрогнулась, и он схватил ее за руку. На этот раз – никакого огня, только тепло и сила.

– Хотя Асаниан нам не союзник, но он и не враг. Пока что. Этого Зиад-Илариос от меня добился. Но восток восстает. Девять Городов вторглись на территории дальнего юга, на границе пустыни. Я слышал про ужасы, которые творятся там, и про то, что армии их набирают силу. Синдики проверяют мои фланги на прочность. Внезапно в глубине ее души родился холод. – Еще раньше, – сказала она очень тихо. – Холод. Север. Мирейн крепче сжал ее руку. – Север крепок, и он мой. – На севере тьма. Он нахмурился.

– Это зимнее солнцестояние, возлюбленная сестра. И всем нам холодно.

– Нет, – пылко сказала Элиан. – Я это чувствую. Она задела его гордость.

– Мое королевство – как мое тело. Оно спокойно лежит в объятиях зимы. Только на юге возникают трудности. И, – добавил он медленнее, – небольшие проблемы на севере. Совсем маленькие. Один или два набега. Тамошние племена процветают за счет этого, иначе все молодые люди там сошли бы с ума и стали бросаться друг на друга. – Племена? В Ста Царствах? – Это не в…

Это было в Ашане. Посланец оттуда прибыл поздно вечером, промерзший до костей, его кобыла чуть не пала. Когда вино проникло в его желудок, а теплая одежда окутала тело, он начал свой рассказ.

– Все это затеяли люди из Асан-Эридана, – сказал он. – Их девчонка, фаворитка любимого внебрачного сына лорда, привлекла внимание одного гостя. Парень не слишком богат, но у него есть родственники в Асан-Шейане. Он похитил девушку и изнасиловал ее. Сын лорда поймал его и по закону и по праву, хотя, может, и слегка опрометчиво, сделал так, что чужак больше не сможет наслаждаться ни с одной женщиной. Виновник, отпущенный на свободу, вернулся в Шейан. А его родственники к тому времени устали от зимы и горели желанием совершить нападение.

Так бы все и получилось, ваше величество, и на этом бы и закончилось. Но мой господин Омиан состоит в родстве с леди Шейана, и он был там, когда вернулся тот человек. И он ввязал своих собственных людей в шейанское дело.

Эридан располагается близко к границам Эброса и имеет тесные союзные и родственные связи с горсткой своих эбросских соседей. Столкнувшись с отрядами Луйана, лорд Эридана позвал на помощь своих друзей, И теперь мы стоим перед угрозой страшной войны. – Посланец встал со своего места и преклонил колени перед Мирейном. – Мы не стали бы тревожить тебя, Солнцерожденный. Но мой господин стар, а его наследник не стремится к миру, и остальные его сыновья тоже рвутся в бой с Эбросом. Прежде чем все закончится, Ашан может начать воевать сам с собой, и война внутри страны будет такой же яростной, как и за ее пределами. – Говорящий сложил ладони словно в молитве. – Ваше величество, если этот маленький кусок вашей великой империи имеет для вас хоть малейшее значение, мы умоляем помочь нам в нашей беде.

Мирейн посмотрел на посланца. Элиан был знаком этот взгляд: темный, спокойный и совершенно непроницаемый. Ей доводилось видеть, как высокородные господа отступали перед ним.

Этот человек не был высокородным лордом ни по крови, ни по разуму. Он скорчился на полу, прикрыв голову руками. Но у него хватило сил прокричать:

– Солнцерожденный! Во имя вашего отца, помогите нам!

Эти слова повисли в звенящей тишине. И тут раздался тихий, но достаточно ясный удар колокола. Услышав его, Мирейн поднял голову.

– Аварьян садится, – сказал он. – Храм ждет меня.

Посланец обнял его колени в великой дерзости и отчаянии. – Ваше величество!

– После ритуала, – сказал Мирейн, – ты получишь мой ответ.

Казалось, он ничего не сделал, но уже был свободен и широко шагал через зал, а гонец все еще стоял на коленях, обнимая пустой воздух.

* * *

Несмотря на то что храм Аварьяна был набит горожанами, там царил черный древний холод. Властители Хан-Гилена чувствовали этот холод на своих местах возле алтаря: князь и княгиня сидели рядом, а их сын и дочь стояли позади них. Хотя ни один огонек не разгонял тьму, над ними держалось слабое красно-золотое сияние – магический свет, который всегда усиливался в сердце Хан-Гилена. Он сиял даже через плащ Элиан.

Она едва обращала на это внимание. В ее душе царил такой обжигающий холод. Разум ее был хрупким, ясным, сияющим и холодным как лед. Мысли собравшихся здесь людей бились у нес в голове. Ко сильнее их был зов потемневшего алтаря, мантии и воды пророчества. Всей воли Элиан едва хватало на то, чтобы оставаться на месте. «Время пришло, – пела вода. – Время, время, время. Иди, провидица. Иди и правь мной».

Элиан до боли сжала челюсти. Здесь не за кого было уцепиться, даже если бы она и хотела этого. Орсан и его жена находились вне пределов ее досягаемости. Хал поддерживал Анаки, которая все-таки решилась принять участие в ритуале, хотя ее пришлось принести на носилках. Супруги были поглощены друг другом.

В темноте блеснул ослепительный свет. Детский голос, высокий и пронзительно-чистый, нарушил молчание.

Все жрецы и жрицы Хан-Гилена образовали бесконечную процессию, поток белых одеяний, золотых ожерелий, чистых голосов. Перед ними ступали новички в шафранном золоте, держа высокие свечи. Позади них разливался свет.

Потомки Халенанов сияли своей силой. Но это был собственный сын Аварьяна в величайшем храме Аварьяна: одеяние и ожерелье его были такими же, как и у остальных, голос звучал так же чисто, как у священных певцов, и тем не менее все это казалось лишь тенью перед мощью его сияния. Все расплылось перед глазами Элиан, и ей пришлось зажмуриться.

«Если его сейчас не назовут верховным жрецом, – прошептал ей холод, – тогда это звание – ничто. Он – единственный в своем роде. Сын бога, величайший из жрецов Солнца».

Мирейн взошел на высокий алтарь и склонился, как склоняется огонь перед сильным ветром. Элиан не слышала слов, которые он пел, не видела движений его танца, танца сковывания богини. Ибо узы, наложенные на тьму, высвободили другие силы, и одной из них, причем не последней, была сила Элиан. Не сознавая, что двигается, она отошла от брата и растворилась среди темных теней. Страшно близко, так близко, что она могла дотронуться до него, находился Алтарь Видения. Никто, кроме нее, Не думал о нем, ни единый взгляд не коснулся его. Элиан была так же одинока, как если бы храм пустовал.

Она протянула руку. Мантия была толстой и удивительно мягкой и струилась под ее пальцами как вода. Черная вода поблескивала в своем каменном гнезде, волнуясь и искрясь. Элиан должна бороться… сопротивляться…

«Иди, – раздался шепот. – Правь. Будь сильной и смотри».

Воля отказывалась повиноваться. Воля открыла разум, позволила воде проникнуть в него, заполнив его грузом снов и кошмаров. Воля управляла видениями, собирала их, придавала им форму.

«Правь?». В ее мозгу кружил хоровод картин. И тем не менее глаза видели, а ум понимал, где она стоит: у Алтаря Пророчеств, в черной мантии, накинутой поверх зеленого бархатного плаща Мирейна, подбитого мехом хазии. Больше она не чувствовала холода. Весь храм осветился солнечным сиянием: пока она боролась с видениями, Мирейн зажег плашмя Возвращения Солнца. Жрецы и Солнцерожденный пели торжественный антифон, их низкие голоса сплетались со звенящими серебристыми переливами голосов новичков и жриц. «И бог вышел вперед, – пели они, – и прильнул к своей невесте». Потом запел один Мирейн: «И тьма была повержена, и родился свет: Солнце в триумфе, непобедимый завоеватель, король навсегда…» – Король навсегда, – эхом отозвался чей-то голос. Элиан в ужасе поняла, что он принадлежит ей, только звучит выше, чище и сильнее, чем обычно. По рядам жрецов пробежала волна тревоги. Люди оборачивались, в изумлении глядя на Элиан. Но ее голос все звучал, бил, словно вода из источника, словно колокол, который долго гудит после удара, не приглушаемый ничьей рукой:

– Король навсегда или король никогда. Сын Солнца! Берегись! Даже когда ты стоишь здесь и опутываешь мрак цепями света, он грозит обрушиться на тебя. Ты поешь, ты исполняешь свой танец и размышляешь над этой маленькой бедой на севере. Тебя не утомляет зима – ты сам отправишься туда, чтобы разобраться, чтобы усмирить твой взбунтовавшийся народ собственным величавым присутствием. Плохие мысли и плохой выбор, Солнцерожденный. Север ждет воцарения силы древней Ночи. На севере – твоя смерть.

Мирейн неподвижно возвышался над алтарем. Его сияние ослабло до мерцания, едва различимого в великолепии ярко освещенного храма. Одежда на нем не соответствовала его рангу: всего лишь белое одеяние жреца, ничем не украшенное, и ожерелье на шее. Его лицо затуманилось в хороводе видений: Мирейн-мальчик на вершине Эндроса; Мирейн-юноша на троне Янона; Мирейн повзрослевший вступает в смертный бой с северным великаном; Мирейн возмужавший объединяет свои владения в империю. Мирейн, лежащий на холодном камне, безжизненным взглядом смотрит в потемневшее небо, а над ним – очертания тени, закутанной в ночную мглу. Она простирает над ним длинную руку в перчатке, наклоняется и вырывает сердце из его груди.

– Пошли кого-нибудь другого, – сказала Элиан очень спокойно и очень ясно. – Пошли того, кто будет достаточно силен, достаточно безжалостен, и жди здесь. Тогда, без сомнения, ты навсегда останешься королем, ты и твои наследники. Все миры склонятся перед тобой. Удивительно, до чего ясен был ее разум. Она могла видеть Мирейна насквозь, как через стекло; остальные, более ничтожные, были словно прозрачный ручей, журчащий на краю сознания. Но Мирейн стоял неподвижно, глаза его были светлы, и в них не отражалось даже тени испуга.

– Могу ли я послать кого-то другого, – спросил он, – если не дерзаю отправиться туда сам?

– Дело не в смелости или в трусости. Дело в том мире, который будет существовать в будущем. Ты – оружие Аварьяна против мрака. И если ты будешь разбит до того, как настанет предначертанное время, то какая же надежда останется для других детей света?

– Ты провидица, – сказал Мирейн. – Так узнай для своего короля: моя смерть неизбежна?

– Если ты не отправишься на север, то сможешь избежать ее.

– А если все-таки отправлюсь? Тогда всякая надежда потеряна? Элиан вздрогнула. Но ее дар не знал милосердия по отношению к человеческим страхам. Он заставил ее заговорить холодно и отчетливо:

– Смерть ждет тебя в Ашане. Но в гобелене времени есть одна нить, лишь одна среди мириад остальных, и это нить надежды. Надежды на то, что твоя жизнь будет спасена. Что с тобой станется: будешь ли ты заключен в глубоких подземельях, или изгнан в далекие земли, или – дай Боже, чтобы так и случилось, – снова воцаришься на троне – я не могу видеть. Мне мешает тень. – Но я буду жить.

– Ты можешь выжить. Если изберешь одну-единственную тропу из многих, совершишь правильный выбор, скажешь правильное слово и сделаешь правильный жест. Если ты отнесешься к опасности так, как тебе советует провидец. Но что это будет за слово и что это будет за жест, я сказать не могу.

– Да, не можешь. Мой враг достаточно силен, чтобы помешать твоему дару пророчества. И тем не менее надежда не может быть скрыта. – Его голос зазвучал громче, став чистыми сильным: – Я принимаю вызов. Я отправлюсь туда и раздавлю змею, притаившегося на земле моего королевства, а мой отец защитит меня. Ни один смертный не может победить меня. – Но это может богиня, – сказала Элиан. Никто не услышал ее. Все выкрикивали имя Мирейна. А он – он решил нс слушать. Он даже улыбался; продолжив ритуал, он пел как никогда превосходно, и вся сила его отца звучала в его голосе и сияла в его глазах.