Текст книги "Я покорю Манхэттен"

Автор книги: Джудит Крэнц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 35 страниц)

– Все-таки ты сука!

– Признайся, ты же не сможешь упустить свой шанс?

– Ошибаешься. Я пришлю тебе первоклассного внештатника. Да у меня самого пятьдесят основных клиентов, не считая разовых заказов. У тебя что, мания величия? Думаешь, я имею время возиться с макетом нового журнала? Это же серьезная работа.

– Мне нужен только ты.

– По-прежнему уверена, что все должны плясать под твою дудку? Нет, это просто невероятно, можно даже сказать, восхитительно – такая приверженность к прошлому. Прямо как доисторическое животное какое-нибудь. Стоит по уши в тине – и дышит!

– Хорошо, – вздохнула Мэкси. – Будь по-твоему. Пришли мне одного из тех, кого ты знаешь, только самого лучшего. Да, Рокко, пока ты не ушел, я бы хотела показать тебе несколько проспектов.

– Проспектов? О чем они?

– Это насчет пансионатов в Швейцарии. С полдюжины считаются очень хорошими. Пора послать Анжелику в приличную школу. Не только из-за французского и горных лыж. В городе ее окружает масса дурных влияний. Не мне говорить тебе, что в школах здесь продают и «травку», и ЛСД, и «ангельскую пыль». [48]48
  Вид наркотика.


[Закрыть]Все ее знакомые ребята какие-то слишком хипповые. Надо перевести ее в Швейцарию. Летом ты сможешь с ней видеться, когда она не будет в лагере. И на Рождество тоже, если уж очень соскучишься.

– Ты… ты… – Он буквально задыхался от злобы.

– О, мне так приятно, что ты передумал, – проворковала Мэкси. – Когда я могу рассчитывать, что ты его закончишь?

– Когда ягненок трижды махнет хвостиком, – проскрежетал он.

– Что это должно означать? Неделя? Две?

Он сгреб ее в охапку и, швырнув на кровать, больно шлепнул ладонью по заднице.

– Раз, – прорычал он. – Два! – Рокко шлепнул ее вторично. – И три!

– Трус! – задыхаясь от обиды и боли, крикнула Мэкси.

Она попыталась как можно сильней ударить его в пах. Крякнув, он снова хлестнул ее по заднице, падая на кровать от резкого удара, пришедшегося по его колену. Схватив Рокко за волосы, Мэкси стала тянуть изо всех сил, пока он попытался найти точку опоры чтобы встряхнуть ее до хруста костей. Кое-как Мэкси в самый последний момент удалось вывернуться, прежде чем его пальцы успели вцепиться в ее плечи. Согнувшись почти как при нырянии с вышки, она обеими руками ухватила его за член. Рокко замер. Господи, сверкнуло у него в мозгу, да она же меня кастрирует!..

Ни тот ни другой не шевельнули ни одним мускулом, в молчании, прерываемом только учащенным дыханием, ожидая следующего шага.

Пауза явно затягивалась, и Рокко с отвращением осознал, что его член, зажатый, как тисками, руками Мэкси, начинает набухать, становясь все тверже и тверже. Поделать хоть что-нибудь с этой чертовой штуковиной Рокко уже не мог. Он попытался освободиться от ее рук, но хватка оказалась мертвой. Примерно через полминуты он уже не так энергично пытался высвободиться из плена ее рук, и стоило Мэкси почувствовать эту перемену, как она отпустила одну руку и расстегнула молнию на его ширинке. Пальцы другой руки несколько расслабились: теперь это была уже не хватка тюремного сторожа, а прикосновение женщины, то сжимавшей, то отпускавшей своего пленника – с той волнообразной последовательностью, которой Рокко никогда не мог противостоять.

– Сука, – прохрипел он.

– Заткнись, – прошептала она, начиная ласкать его член нежными, еле ощутимыми прикосновениями, в то время как пальцы другой руки, расстегнувшей молнию, мягко сжимали его мошонку… Он сам яростно расстегнул пряжку на поясе и опустил брюки и эластичные плавки ниже колен, чтобы расширить для нее поле деятельности, но Мэкси продолжала заниматься исключительно его пенисом, не отвлекаясь на что-либо другое. Главное для нее было не дать ему сообразить, что происходит. А член – и это знает каждая женщина – думать не умеет. Ее пальцы чувствовали, как, становясь больше, он все сильнее подрагивает, вырываясь от нее, когда она принялась лизать набрякшую плоть языком, продолжая это до тех пор, пока не услышала стона удовольствия, вырвавшегося из груди Рокко помимо его воли. Она медленно проводила языком – снизу вверх, время от времени замирая как бы в нерешительности – продолжать ей или нет; но вот, решившись, она взяла в рот весь член, насколько это было возможно, и немного пососала, крепко обхватив губами, чтобы затем снова возобновить неторопливое продвижение языком снизу до явственно обозначившегося и такого нежного на ощупь рубежа у основания головки. Здесь она задержалась: ее язык превратился в раскаленную маленькую стрелу, облетавшую головку со всех сторон; однако брать ее в рот она не спешила. Он сам должен об этом попросить, решила она, сбросив нижнее белье так осторожно, что Рокко даже не успеет заметить быстрого движения под юбкой.

– Пожалуйста, – услышала она его выдох. – Пожалуйста.

При этих словах она слегка приподнялась и затем взяла ртом еще больше увеличившуюся в размерах головку. Сперва она подержала ее, как бы исследуя горячую пульсирующую плоть губами и распластанным языком. Упираясь в матрац, Рокко требовательным движением подался ей навстречу (Мэкси ли не помнить этого сигнала), после чего она начала сосать что было силы, распаляясь желанием овладеть его плотью, стать ее властелином, вобрать в себя. Откуда-то из другого мира донеслось до нее участившееся дыхание. Тогда она приподняла голову, все еще продолжая удерживать член рукой, рывком скользнула Мэкси вверх по кровати и, оседлав Рокко, привстала на колени, тут же обрушив свое влажное, ждавшее этой встречи женское естество на распростертое под ней тело. С яростной решительностью Мэкси то поднимала, то вновь опускала его, каждый раз уклоняясь от рук, пытавшихся хоть немного замедлить его безостановочное движение. Наоборот, ее движения становились все быстрее, она отдавала себя ему, отдавала целиком, подчиняясь безжалостному ритму и чувствуя, как постепенно растет ее собственный оргазм, растет с каждым новым обрушившимся на его тело падением, при котором ее клитор соприкасался с основанием его члена, прежде чем она снова поднималась, чтобы он мог войти в нее еще глубже. Они оба двигались теперь в унисон, охваченные безумием страсти, до тех пор пока спины их не напряглись, не изогнулись, на мгновение не замерли, и тела, помнившие о прошлом, не слились в одно дрожащее вздымающееся целое, наконец-то испытавшее ни с чем не сравнимое блаженство освобождения.

Мэкси как подкошенная рухнула на Рокко: его глаза были закрыты, тело казалось безжизненным. Ей стоило неимоверных усилий скатиться с него. Оба они, отметила она про себя, все это время оставались одетыми, если не считать ее валявшихся по полу трусиков, и даже обутыми. Губы Рокко шевельнулись, но Мэкси не расслышала, что он сказал. Она подвинулась ближе и услышала хрип:

– Я же не хотел тебя трахать.

– Скажи спасибо, трахальщик, – прошипела она в ответ и, собрав остаток сил, оттолкнула его от себя, так что Рокко чуть не свалился с кровати. Кое-как извернувшись, он умудрился не упасть. Заправив рубашку в брюки и застегнув ширинку, он стал озираться по сторонам, не решив, что ему теперь делать.

– Ты забыл макет, – промурлыкала Мэкси.

Рокко, не ответив, взял его и, пошатываясь, шагнул к двери.

– А от твоей фирмы реклама у меня будет? – крикнула ему вдогонку Мэкси, пока он старался нашарить ручку двери.

– Господи, помоги! – пробормотал Рокко, безуспешно попытавшись хлопнуть дверью.

Лежа на постели, Мэкси уставилась в потолок. Да, у каждого мужчины всегда найдется слабое место. У всех одно и то же. И если ты понимаешь эту простую истину, можешь не сомневаться, что останешься в выигрыше. Более того, она обнаружила средство, помогающее от бумажных порезов: пальцы больше не болели.

Глава 18

– В монтажную и – печатать! – Тон, которым произнес эти слова режиссер, означал, что последний кадр в очередной картине с участием Инди Уэст отснят.

Она почти бегом бросилась в свою артистическую уборную, упиваясь вновь обретенной свободой и невероятным везением: ее психоаналитик, доктор Флоренс Флоршайм, находилась в отпуске! Такого стечения обстоятельств не наблюдалось уже многие годы – с тех самых пор, как она стала кинозвездой. Это означало, что она наконец может беспрепятственно в ту же секунду отправиться на помощь Макси: последний ее звонок не на шутку встревожил Инди. С ее подругой, должно быть, происходит что-то крайне серьезное. Вот уже две недели, с самого воскресенья, как она больше не звонит. И когда бы Инди сама ни пыталась сделать это, она все время натыкается на Анжелику, у которой, надо отдать ей должное, обнаружился прямо-таки настоящий талант по части убедительного вранья. Каждый раз, по ее словам, «ма работает и тревожить ее совершенно невозможно», причем произносит она все это таким тоном, что, не знай Инди свою подругу как облупленную, не поверить ребенку было бы просто невозможно. Наверное, талант этот наследственный: ведь Мэкси тоже нельзя не поверить, когда она что-то утверждает.

Но что бы ни случилось «там на Востоке» (Инди поймала себя на том, что в известном смысле уподобляется англичанам, которые, всю жизнь сидя в каком-нибудь захолустном индийском гарнизоне, тем не менее, говоря о «доме», упорно имели в виду далекую Британию), она намерена сама раскрыть зловещую тайну, с некоторых пор окружавшую Мэкси. Чемоданы уже уложены – и она завтра же вылетает в Нью-Йорк, оставив своих зверюг на попечение платной псарни, где за их пребывание брали примерно столько, сколько берут с постояльцев в гостинице «Беверли Хиллс». В общем, уже к вечеру она будет знать, что же на самом деле происходит с ее старшей и единственной подругой.

Ведь не могла же Мэкси всерьез принимать весь этот абсурд с изданием какого-то там журнала, посвященного застежкам или молниям? Трудно было поверить в эту туманную версию, то и дело прерывавшуюся приступами самообвинения и бурными выпадами против мерзавца дяди. Интересно, как он выглядит? Если не считать Лили, чьи фото мелькали в прессе довольно часто, остальных членов семьи Мэкси и ее родственников Инди никогда не видела. Правда, пару раз, когда они еще обе учились в школе и вместе готовились к урокам, к ним в комнату заглядывали Тоби и Джастин, но теперь она бы их ни за что не узнала. После первого замужества Мэкси личные контакты Инди с семьей Эмбервиллов оборвались, и всю информацию она стала получать исключительно из рассказов своей подруги, главным образом по телефону. Если бы за эти последние шесть лет Мэкси не выбиралась иногда к ней в Калифорнию, они вообще едва ли бы увиделись: последний раз Инди была на Манхэт-тене, когда Мэкси впервые развелась, а сама она готовилась к отъезду в колледж. Потом ей выпало несколько дней погостить у Мэкси на яхте – в то время ее подруга решила соединить свою судьбу с этим небожителем, он же Скверный Деннис Брэйди, проживавшем в Монте-Карло, но зато весь ужасный «шотландский сезон» она целиком пропустила. Позор, что так произошло. Мэкси в качестве графини Киркгордон – это необходимо было видеть самой: более неподходящей роли невозможно себе представить, а подобный бесценный шанс вряд ли повторится.

Теперь, когда родители Инди умерли, Мэкси, в сущности, стала ее семьей, оставаясь единственным фокусом всех ее интересов. Хотя девяносто девять процентов их контактов поддерживались с помощью телефона, они могли читать мысли друг друга и через телефонную трубку. Более того, именно Инди была крестной матерью Анжелики: пусть она почти не видела свою крестницу, но общение с лихвой восполнялось восхитительными подарками, которыми она ее буквально засыпала. И вот, после всего этого так нахально врать своей любящей и любимой крестной! Кто бы мог подумать… Придется обстоятельно побеседовать с девочкой насчет Эмерсона и важности самого понятия «правда». С Мэкси в роли матери трудно, конечно, представить себе, какие дурные привычки могли выработаться у ее дочери, заранее решила Инди, тряхнув головой, что должно было выражать сомнение в возможности эти привычки победить. Но все равнр она попытается помочь ребенку стать на правильный путь, воспользовавшись некоторыми из уроков доктора Флоршайм, и купит ей приличные простыни…

Мэкси справляла новоселье по Ролодексу. [49]49
  Записная книжка фирмы «Ролодекс» на металлических петлях.


[Закрыть]Все, числившиеся в ее записной книжке, получили приглашение – и все приняли его. Посвятив задуманному событию целое утро вдвоем с Джулией и ни на минуту не слезая с телефона, она чувствовала необыкновенный прилив сил. «Радость жизни» объяснялась очень просто: Мэкси ни на минуту не забывала, что ее драгоценный макет в руках Рокко, и он занят его доводкой! Хорошее настроение и помогло ей. организовать вечеринку так, как ей больше всего нравилось.

– Вечеринки и должны возникать как гром среди ясного неба, и утром никто не должен знать, что произойдет вечером, – заявила она Джулии. – Если дать людям время подумать, что им надеть, как причесаться, кто придет, кроме них, то это все равно что лишить розу ее аромата. А тут они всегда могут, если у них уже были другие планы, привести с собой тех, к кому собирались пойти. Так все получается особенно чудесно из-за своей полной непредсказуемости.

Так оно и было – настоящий зоопарк. Конечно, элитный, поскольку предназначался только для избранных видов: газели, павлины, олени, роскошные пантеры, лоснящиеся котики, самодовольные львы, а иногда и маленькие обезьянки. Все это были манхэттенские особи, а посему уровень производимого ими шума, выраженный в децибелах, достигал высот, немыслимых для любого крупного города мира.

Входная дверь оставалась все время распахнутой настежь, потому что звонка в общем шуме никто бы попросту не услышал. Сопровождаемая лифтером, нагруженным ее чемоданами, Инди в изумлении замерла на пороге. Постояв немного, она повернулась, чтобы уйти: совершенно очевидно, что время для нанесения визита выбрано неудачно. Что ж, она остановится в люксе, который киностудия держит для своих звезд в «Палас-отеле», а позвонит Мэкси уже завтра. Всякого рода вечеринки повергали Инди, и без того застенчивую, в неописуемый ужас.

– Крестная! – окликнула ее Анжелика, почтительно сгребая ее в охапку и приподнимая. – Неужели это ты? Собственной персоной! Невероятно! Ма пыталась до тебя дозвониться, но твой телефон молчал. Откуда ты узнала насчет нашей вечеринки?

– Так ты… Анжелика?

– Да, я знаю, что выросла. Сейчас я тебя опущу обратно. Надеюсь, тебе не больно?

– Нет, что ты. Просто ты меня удивила. Скажи-ка мне, Анжелика, разве не ты все время старалась меня убедить, что твоя мать работает и ее поэтому нельзя беспокоить? И что же? Я приезжаю и застаю здесь настоящий сумасшедший дом! Что здесь, в конце концов, происходит?

– Но она правда работала,крестная, до вчерашнего вечера. Мрак! Но сейчас она расслабляется.

– А почему у тебя в каждом ухе проколото по три дырки, Анжелика? И почему твои сережки похожи на пучки перьев? Ты что, член какой-нибудь религиозной секты? – Инди постаралась придать своему голосу Мэксимум строгости, хотя изумление, вызванное неожиданной красотой девочки, мешало ей сделать это должным образом: да осознает ли сама Анжелика, что ее ждет в будущем?

– Да, крестная, я попробовала к ним вступить, – пояснила Анжелика. – Я что, не права? Честно говоря, я себя ощущаю изгоем. А как тебе мои штаны из чертовой кожи? Умереть можно, правда? По-моему, их делали где-то в колонии прокаженных. Мрак!

– В общем, не хило, – отозвалась Инди, стараясь использовать прежний жаргон семидесятых, чтобы ответ был на уровне. – Дырки в ушах, кстати, скоро зарастут, если ты вынешь эти свои запонки. И, пожалуйста, кончай называть меня крестной!

– Хорошо, раз ты настаиваешь, – согласилась несколько удрученная Анжелика. – Давай я отнесу твои вещи в спальню для гостей… Инди.

Анжелика, легко подхватив чемоданы, решительно двинулась вперед, приглашая гостью последовать за ней.

– Нет, нет. Постой! Я не смогу здесь находиться. Посмотри, сколько кругом народу! – в панике воскликнула Инди, готовая бежать куда глаза глядят.

– Не волнуйся! Через пять секунд я вышвырну из гостевой всех до одного. В конце концов, ты же у нас почетный гость, а не они. Разве это так уж трудно сообразить?

– Послушай, Анжелика, ты что, всегда так разговариваешь?

– Стараюсь. Стараюсь… – И Анжелика, снова схватив чемоданы, стала расчищать дорогу.

Вскоре Инди осталась одна в комнате.

«Да, – подумала она, быстро переодевшись, – этому ребенку явно необходима помощь». Какое счастье, что она успела приехать, пока еще не слишком поздно. Ясно одно: Мэкси совершенно не занимается воспитанием дочери.

Из гостевой Инди выпорхнула в белом наряде из кружев и шифона от самой Джидит ван Амринж, таком воздушном, что казалось, ему не дает улететь только брошь, закрепленная сбоку на талии, – старинная греческая монета, обрамленная полукружьями неограненных изумрудов и сапфиров. Ее красота была подобна веем временам года, за исключением зимы. В соответствии с требованиями режиссера и сценарием она представила перед зрителем то как воплощение чарующей весны, то знойного лета, а иногда и пышной осени в бесконечном завораживающем калейдоскопе своих героинь. На сей раз, предоставленная самой себе, она избрала пленительный образ весны, с ее свежестью и обещанием радости.

При всей своей застенчивости Инди была реалисткой. Она прекрасно знала: нет таких одежд, в которых бы она могла остаться незамеченной в толпе гостей, – так что лучше уж, не притворяясь, одеваться под стать кинозвезде. В сущности, именно поэтому она привлекала к себе гораздо меньше липких взглядов, чем Диана Китон с ее нарочито затрапезным стилем, словно говорившим: «Буду я тут еще для вас специально выпендриваться!» В конечном счете, это только обращало на себя внимание и озлобляло. С другой стороны, Инди никогда не позволяла себе блестящих одежд: блестки на платье напоминали ей о торжествах при вручении премии «Оскар». В конце концов, она ведь сама была ее лауреатом. Выйдя из своей комнаты, Инди отправилась разыскивать Мэкси. Она ни на секунду не останавливалась – этот метод позволял ей избегать назойливых приставаний и расспросов. И даже если кто-то пытался ее удержать, она всем своим видом давала собеседнику понять, что безумно спешит. По этой же причине она никогда не держала в руке бокала или рюмки, чтобы иметь возможность в нужный момент воскликнуть: «Извините, но мне надо взять что-нибудь выпить. Я скоро вернусь». И уже не вернуться. Она всегда могла также ласково попросить беседовавшего с ней мужчину (женщины, как правило, не испытывали особого желания с ней разговаривать) пойти принести для нее выпивку, чтобы в ту же секунду улизнуть в прямо противоположном направлении. Если же ей действительно хотелось выпить, она шла в бар, где бармен наливал ей то, что она просила. Залпом осушив рюмку, Инди тут же отдавала ее обратно.

У нее давно выработалась манера глядеть поверх людских голов, так что им не удавалось заглянуть ей в глаза: совершая постоянные зигзагообразные движения, она, как движущаяся мишень, усложняла прямое попадание. К тому же выражение ее лица свидетельствовало, что в другом конце зала она увидела хорошего знакомого и сейчас пытается к нему пробиться. Сочетание всех этих приемов давало ей возможность, бывая на всех обязательных голливудских приемах, не разговаривать на них ни с кем, кроме агентов из артистического бюро, провести которых представлялось попросту невозможным, поскольку они были вездесущи и все время крутились около нее. В качестве клиента она их не отпугивала. Да и как могла это себе позволить женщина, пусть и прославленная красавица, чью красоту они и продавали, причем из суммы гонораров автоматически изымались их комиссионные?

Вообще-то, рассуждала Инди, дрейфуя из комнаты в комнату и считая себя в безопасности после принятых обычных мер предосторожности, она не испытывает особой робости в присутствии своих агентов или тех, с кем ей приходится непосредственно сталкиваться в процессе создания картины. Все эти люди знали, что она такая же, как другие: едва кончался период их голливудского ученичества и они становились вторыми помощниками вторых ассистентов режиссера или чем-нибудь в этом роде. Доктор Флоренс Флоршайм, со своей стороны, вообще убеждала ее, что, в сущности нет ни малейшей разницы между неуловимой кинозвездой и какой-нибудь всем доступной дурнушкой. Но это всегда вызывало у Инди панику.

– Что особенно страшного может случиться, если бы вам все-таки пришлось быть втянутой в разговор? – поинтересовалась доктор Флоршайм, на что Инди никогда не могла дать вразумительного ответа. Ее мозг отказывался себе это представить. Конец – вот что означал разговор. При виде ее красоты у собеседника умирало само желание разговаривать, а значит, вся ноша общения с ним волей-неволей ложилась на ее хрупкие плечи. К счастью, доктор Флоршайм никогда не глядела на Инди, после того как она входила в комнату или выходила после очередного сеанса, так что могла вести разговор сама, а болтать с ней о пустяках не разрешалось.

Все увеличивая скорость своего лишь внешне осмысленного кружения по комнатам, Инди начинала испытывать легкую панику: Мэкси нигде не было. Если так пойдет и дальше, то она вынуждена будет смотреть на людей, вместо того чтобы глядеть, как обычно, поверх их голов. А тогда рискуешь наткнуться на чей-нибудь взгляд.

– Извините! – Она действительно натолкнулась, только не на взгляд, а на какого-то мужчину, от неожиданного толчка пролившего на свой пиджак содержимое двух рюмок, которые держал в руках. – Ради бога, это все из-за моей неловкости, я не туда смотрела, разрешите, я помогу стереть пятна… – залепетала покрасневшая Инди.

– Не беспокойтесь, это всего лишь водка. А она не оставляет пятен, – успокоил ее незнакомец, и в звучании его голоса, в первых же произнесенных им словах было нечто, сразу же разогнавшее уже охватившую ее панику. Человек с таким голосом, подумалось ей, владел бы ситуацией даже в том. случае, если бы это оноблил ееплатье, а не наоборот. Удивительно, до чего быстро он все же сумел развеять ее страх.

– Вы как будто кого-то разыскиваете? – продолжал незнакомец. – Может, я вам помогу?

– Нет, – Инди с удивлением услышала свой голос, – я просто брожу в толпе.

Мэкси подождет, тут же решила она, отважившись даже взглянуть на мужчину, которого только что облила. Почти на голову выше нее, он выглядел лет на тридцать с небольшим. Интересно, как выглядел бы этот спокойный человек в мокром пиджаке, если бы вдруг влюбился? Проходивший мимо официант забрал у него обе пустые рюмки, которые ее новый знакомый все еще продолжал держать в руках. Инди схватила со стола целую пригоршню бумажных салфеток для коктейлей.

– Можно я… с вас капает на ковер, – рассмеялась она, делая вид, что собирается подтереть пол.

Он взял салфетку из ее рук.

– Водка испаряется и не оставляет следов. Здесь достаточно жарко, так что через минуту-другую пятна исчезнут.

И опять-таки слова были самыми простыми, но лицо его при этом оставалось таким сосредоточенно-задумчивым, как если бы он парил в мире грез. Очарованная до такой степени, что она напрочь забыла про все свои страхи перед незнакомыми людьми, Инди поймала себя на том, что смотрит на своего собеседника с тем бестактным любопытством, с каким обычно смотрели на нее саму, как будто лицезрение черт лица могло открыть им нечто новое. В нем было что-то изысканное, решила она, доброе и вместе с тем твердое, уверенное. Особенно это чувствовалось в очертания его рта, словно созданного для… нет, не то… такие рты бывают только у мужественных людей. В то же время в нем ощущалась нетерпеливость. Стоя рядом с этим человеком, вы невольно подпадали под влияние его… вероятнее всего, сосредоточенности, обладавшей прямо-таки электромагнетическим свойством. Инди надеялась, что он побудет с ней какое-то время и не уйдет к тому человеку, к которому, по всей видимости, направлялся с двумя рюмками в руках. Впрочем, похоже, он и не собирался никуда уходить. Они стояли в самом центре переполненного гостями зала – маленький островок, состоявший из двух высоких людей, затерянных в бушующем водовороте. Она взглянула ему прямо в глаза и увидела в них требовательную настойчивость: в них не было и намека на почтительную трепетность узнавания, с которой ей приходилось мириться в подобных ситуациях.

– Мне нравится ваш голос, – произнес мужчина.

– Спасибо. – Сказав это слово, она впервые в жизни почувствовала, что ей понравился комплимент в свой адрес. Его уверенность, казалось, уже передалась и ей.

– Он прямо ласкает воздух, – добавил он.

– Да, но, знаете ли, всегда есть вероятность, что это всего лишь притворство. – К ней неожиданно вернулась прежняя привычка к розыгрышу (она даже незаметно перешла на интонацию, которая помогла ей сыграть Бланш Дюбуа, слегка смазывая окончания слов, словно у нее кружилась голова, произнося с придыханием глаголы и заканчивая фразу едва заметным повышением тона). Он улыбнулся, как улыбаются глупости маленькой очаровательной девочки, а Инди испытала вдруг прилив смехотворной гордости.

– У вас платиновый голос, – заключил он. – Мне всегда нравились женщины с такими голосами. Но, по-моему, он вам не вполне подходит. Вы слишком застенчивы для южанки… а именно в этом и заключено все их обаяние… они никогда не обнаруживают свою застенчивость, чтобы не вызвать ее у других.

– А я, значит, обнаруживаю? – удрученно спросила Инди, всегда считавшая, что она сыграла роль Бланш недостаточно убедительно, хотя критики были единодушны в своих похвалах.

– Моментально. По крайней мере, на мой взгляд. Но мне и это в вас нравится. Робость присуща всему роду людскому, в той или иной степени. Но здесь, на Манхэттене, люди становятся чересчур агрессивными, чтобы не проявить такое вполне нормальное и неизбежное качество, как робость. А в результате, – он обвел рукой зал, – мы и получаем то, что вы слышите. От этого шума устаешь, его нельзя перекричать. Поэтому большей частью я предпочитаю говорить шепотом… так меня гораздо легче расслышать.

– У меня был специальный инструктор, он говорил мне то же самое.

– Инструктор? – Он наклонился и взглянул на нее еще пристальней.

– Да, он занимался моим голосом, – ответила Инди, пораженная его невежеством.

– А вы что, певица?

– Да, в общем когда-то я пела, – продолжала Инди, все больше удивляясь: уже много лет ей не встречались люди, не знавшие, кто она, так что у нее просто не было опыта, как надо вести себя в подобной ситуации. Глаза ее сузились от внезапного подозрения. Господи, неужели это один из тех, кто притворяется, что не узнает ее? Да они хуже любых зевак. Но нет, скорей всего, он просто не любит ходить в кино. Или читать журналы. И в его доме ее попросту не знают.

– А что вы вообще делаете? – сразу же спросил он, не давая ей времени для собственных расспросов. Притом вопрос был задан в его обычной манере, то есть звучал как команда.

– Я… работаю… и, как все, живу. Ну, кормлю своих собак, хожу в гимнастический класс, много читаю, плаваю, посещаю вечеринки и… пожалуй, все. Наверное, в моем изложении это не производит впечатления особенно насыщенной жизни… Да, чуть не забыла: конечно, у меня есть свой психотерапевт, ее зовут доктор Флоренс Флоршайм… Перестаньте смеяться! Не вижу тут ничего смешного, фамилия как фамилия, она ее не выбирала… Согласна, что с таким именем, как у нее, ей, может, и не следовало, скажем так… выходить замуж за человека с фамилией Флоршайм, – говоря это, Инди и сама не могла удержаться от смеха. – Наверное, она страстно влюбилась, или же это ее девичья фамилия.

– А вы что, никогда ее не спрашивали? – заинтересовался он.

– Она редко отвечает на вопросы. Во всяком случае, она очень щепетильна в этом отношении.

– Да? А мой «псих» почему-то отвечает.

– Тогда он не последователь Фрейда, – с чувством собственного превосходства заметила Инди.

– Он говорил мне, что, как и все другие «психи», воспитан на Фрейде, но со временем отбросил все то, во что не верил… Например, когда вы утверждаете, что ненавидите свою мать, то он исходит из того, что ваша старушка – просто отвратительная особа, если, конечно, не будет доказано обратное. Но считать, что теперешняя ненависть вызвана тем, что в возрасте трех лет вы хотели с ней переспать, отказывается.

– Судя по этому описанию, ваш доктор мне нравится. Но я уже привыкла к своему… И потом Флоршайм слишком много обо мне знает, – мрачно заключила она.

– Да, «психи» у других всегда кажутся нам лучше, чем у нас самих. Таково первое правило психоанализа. Что же касается определения, которое вы сами дали своей жизни, то я с ним согласен. Она действительно не слишком насыщена. Где, например, в ней муж, дети?

– Их нет. А у вас?

– Ни разу не женился, детей тоже нет.

– Вас что, это не интересует или просто не было времени? – осторожно осведомилась Инди: тут явно что-то не чисто, подумала она, в жизни такого не бывает.

– Просто со мной это еще не случилось. Но обязательно случится. В общем, пока что я свободен, и самым постыдным образом. Как насчет того, чтобы выбраться из этой чертовой дыры и поехать куда-нибудь поужинать?

– С удовольствием.

– Инди! Что ты здесь делаешь? – Мэкси была до того поражена, что голос невольно сорвался на писк.

– Привет, дорогая! Я тебе потом все расскажу! А сейчас мы поехали ужинать, – ответила Инди, смягчив жесткость своих слов взглядом, в который попыталась вложить любовь, поддержку и настоятельную просьбу разрешить ей поскорее удрать с этим человеком, вернее, божеством, пока кто-нибудь еще (хотя бы тот человек, к которому он направлялся с рюмкой водки) не перехватил его и тем самым не разлучил их, что было бы ужасно.

– Но, Тоби, ты же не можешь просто так взять и исчезнуть вдвоем с Инди, – завопила Мэкси в ярости. – Все-таки она мояподруга, черт бы вас всех побрал! А я даже не знала, что она здесь!

– Инди? Так вот она какая, твоя подруга! «Самая красивая женщина в мире»! – Тоби стоял как громом пораженный, на его лице отражалась сложная гамма чувств, среди которых явно преобладала растерянность.

– Заткнись! – От застенчивости Инди не осталось и следа. – Ты же сам четырежды сказал, что я тебе нравлюсь. И нечего теперь вести себя как… болван. Да и потом уже слишком поздно, не так ли?

– Господи… – проворковала Мэкси. – Сдается мне, что я стану свидетелем первой ссоры между двумя голубочками. Прекрасно. Ну, давайте…