Текст книги "Чертовски богат"
Автор книги: Джудит Гулд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 37 страниц)
Глава 30
Едва вернувшись домой, Дина первым делом сказала Джулио, что ее ни для кого нет дома. Лишь после этого она направилась к себе в гостиную, чтобы плести паутину в спокойной обстановке.
Под пристальным взглядом элегантной «Графини Эссекской» кисти Сарджента и двух томных красавиц Болдини Дина скинула туфли из крокодиловой кожи и уютно устроилась на огромном диване в стиле Людовика XV.
Весело что-то напевая, Дина потянулась к телефону, но перед тем, как набрать нужный номер, решила дать себе небольшую передышку.
Ее взгляд упал на полотна Болдини – теперь уж так не пишут, эти вещи принадлежат иной, ушедшей эпохе. Слегка склонив голову набок, Дина любовно, как, впрочем, и всегда, принялась их рассматривать.
Эти картины производили на нее особенное впечатление. Стоило случиться какой-нибудь неприятности или даже просто утратить почему-либо привычную уверенность в себе, как Дина приходила на свидание с Болдини и черпала в нем силу. Она часто спрашивала себя, в чем тут загадка, как удается этим юным дамам, заключенным в золотую раму, столь неотразимо на нее воздействовать.
Впрочем, сейчас Дину больше занимала задуманная ею с Бекки Пятой комбинация.
Мысленно пройдя ее этап за этапом, Дина с удовлетворением отметила, что пока все идет как нельзя лучше.
Три месяца. Три долгих месяца. Именно столько времени прошло после приема в «Метрополитен», где ее впервые посетила мысль соединить Зандру с Карлом Хайнцем. Но тогда это была действительно всего лишь мысль. Понадобилась Бекки, чтобы придать ей реальные очертания.
Теперь, когда Бекки удачно провернула первую фазу, настал черед ее, Дины. Она заранее предвкушала успех.
Дело не в том, что просто удачно выбрано время – оно выбрано самым удачным образом, лучше и быть не может.
Сейчас или никогда!
Устроить брак принца Карла Хайнца фон унд цу Энгельвейзена и графини Графбург означало убить разом даже не двух, а нескольких зайцев. Дело не в том, что Дина укрепит свое положение в обществе; куда важнее, что таким образом она положит начало своему триумфальному восшествию на самый верх, а Карл Хайнц и Зандра будут ее вечными должниками.
«Спокойно, спокойно! – прикрикнула на себя Дина. – Нечего делить шкуру неубитого медведя».
Она оторвала взгляд от портретов Болдини и положила руку на телефон. Довольно, слишком долго она предавалась мечтаниям. Пора действовать. Дина набрала прямой служебный номер Шелдона Д. Фейри.
Деловой обед прошел удачно, и Фейри вернулся на работу с приятным чувством хорошо сделанного дела. Он даже обласкал сияющей улыбкой свою чопорную, худую, как жердь, секретаршу мисс Боткин.
Мисс Боткин была из вырождающегося племени хранителей старых традиций. Она гордилась тем, что не только подает шефу кофе, но сама его варит и даже мелет зерна вручную. В этой приемной нет места новомодным штукам, пока она здесь, – ни за что. Мисс Боткин упрямо цеплялась за давно отжившие свое викторианские нравы.
Фейри пригладил серебристые волосы, поправил галстук и прошел в кабинет, где можно было в одиночестве насладиться одержанной победой.
Он шел на обед, не исключая самого худшего, а вернулся к себе, пребывая в совершенной эйфории.
И для этого были все основания. Выяснилось, что Леонард Соколов, этот всемирно известный телемагнат, вовсе не из тех богачей, которые рассматривают живопись просто как возможность удачного вложения денег или дань моде.
Человек умный и проницательный, Соколов одним глазом зорко следил за тем, что происходит в сфере бизнеса, а другого не сводил с политики, философии, искусства, особенно современного.
Так что встреча с магнатом, чья коллекция скоро должна была пойти с молотка, оказалась для Фейри достаточно поучительной. Но что его особенно удивило, так это сам Соколов. Этот человек обнаружил нешуточное знакомство с Мондрианом, Лихтенштейном, Клее и говорил о них с таким энтузиазмом, будто это были его собственные дети.
Жаль только, к жене он не относился с таким же восторгом, иначе и с коллекцией не пришлось бы расставаться, а так ему понадобились деньги, и, видно, немалые, на развод.
Фейри сочувственно поцокал языком. Как у всякой медали есть две стороны, так и беда одного человека оборачивается прибытком для другого. Явный потерпевший в данном случае – сам Соколов. В выигрыше окажутся адвокаты с их запредельными гонорарами; жена, которая своего не упустит, и «Бергли» с его комиссионными.
Ибо именно «Бергли» – не «Сотби» и не «Кристи» – выставит его коллекцию на продажу. Так было решено за обедом.
Эти приятные размышления были прерваны пронзительной трелью телефона. Наверняка жена. Фейри поспешно схватил трубку.
– Да?
– Это вы, дорогой? – промурлыкал чей-то голос, явно не принадлежащий жене Шелдона Нине. – Это Дина.
О Боже! Фейри почувствовал, как у него по коже бегут мурашки. Что ей нужно на этот раз?
– Слушаю вас, миссис Голдсмит, – бесстрастно откликнулся он.
– Я не оторвала вас от дел?
О да, еще как оторвала, подмывало выкрикнуть Шелдона, но, конечно, ничего подобного он себе не позволил.
– А то смотрите, если очень заняты, я могу и перезвонить, – великодушно предложила Дина.
Откуда вдруг такая любезность? Совсем на нее не похоже. Фейри еще больше насторожился.
– Ну что вы, я всегда к вашим услугам.
– Вот и хорошо. Как самочувствие?
– Спасибо, все в порядке. – Красный сигнал светофора наложился на пронзительный гудок, прозвучавший у него в голове. – Надеюсь, и у вас тоже?
– Да как вам сказать... по-всякому бывает. Но в целом все хорошо. – Предисловие закончилось, Дина перешла к делу: – Вот что, я позвонила вам, дорогой, так как мне нужна... ваша помощь!
– Да-а? – неопределенно переспросил Шелдон. В этот момент ему больше всего хотелось бы вернуться за только что покинутый обеденный стол... а еще бы лучше исчезнуть на каком-нибудь необитаемом острове, затеряться в Гималаях – где угодно, лишь бы длинная рука Дины Голдсмит туда не дотянулась.
– Видите ли, – пояснила Дина, – мы с Робертом хотим купить загородный дом. Ему нравится Коннектикут, ну а я предпочитаю Хэмптон. По-моему, он не представляет себе, как тоскливо бывает в глуши.
– Да, да, вы совершенно правы, очень тоскливо, – подтвердил Фейри, чувствуя, как неумолимо надвигается неизбежное.
– На днях мне случилось пообщаться с Бекки Пятой. – Дина многозначительно помолчала, давая собеседнику возможность оценить значение этого факта. – И знаете, что она мне посоветовала? Ни в жизнь не догадаетесь!
Фейри невнятно что-то промычал.
– Свозить Роберта в Нью-Джерси! Куда-нибудь на охотничьи угодья. Она уверяет, что нескольких дней там будет достаточно, чтобы раз и навсегда излечить его от привязанности к захолустью.
Фейри ждал продолжения.
– И еще Бекки сказала, что вы с ней соседствуете как раз в тех краях.
Фейри прижал руку ко лбу и закрыл глаза.
«О Боже, Боже, – мысленно взмолился он, – ну что я Тебе сделал?»
– Это верно, – с трудом выговорил Фейри.
– Вот я и подумала, – продолжала Дина, – не нагрянуть ли к вам в один из ближайших уик-эндов? Осмотреться, почувствовать атмосферу. Пусть Роберт на собственном опыте убедится, какая это тоска – жизнь в глуши.
У Фейри голова пошла кругом. Нагрянуть? На уик-энд? О Господи, надо попробовать ее отговорить, причем сейчас, сразу же, а то ей еще что-нибудь придет в голову.
– Э-э, миссис Голдсмит, боюсь, жилье у нас там слишком убогое, – поспешно сказал он. – Жена любит верховую езду, так что конюшня содержится в лучшем состоянии, чем дом. – Он заставил себя весело рассмеяться. – Уверен, что вам у нас совсем не понравится.
– Обо мне можете не беспокоиться, – отрезала Дина. – Важно, чтобы Роберту не понравилось.
Фейри отказывался верить своим ушам. Мало того, что ему приходится иметь дело с Голдсмитами в Нью-Йорке, так они теперь за городом его достали! Причем в его собственном доме!
– Ну так как, милый? – продолжала Дина. – Если у Роберта не возникнет там настоящего отвращения – а должно быть именно так! – я кончу свои дни где-нибудь в графстве Литчфилд. А мне так хочется в Саутхэмптон! Я уже подобрала там домик. Как только увидела – сразу поняла, что именно это мне и нужно. Понимаете? Мое счастье в ваших руках!
У Фейри пересохло в горле, настолько живо ему представилось, как по его любимому гнездышку расхаживают Дина со своей вечной болтовней и ее мужлан Роберт со своими вонючими сигарами.
– Э-э, не вижу все же, чем мы с женой можем быть вам полезны, – неловко пробормотал он.
– Еще как можете! Ну что, через пару недель?
Фейри даже поперхнулся от такой наглости.
– Мне надо поговорить с женой, – выдавил он.
– Естественно. Это само собой разумеется.
– Я перезвоню.
– Буду ждать. – Дина немного помолчала. – И вот еще что, милый.
– Да, миссис Голдсмит?
– Не забывайте: рука руку моет.
И с этими словами Дина повесила трубку.
«Рука руку моет, – повторял про себя Фейри, – рука руку моет».
Все понятно, яснее не скажешь.
– Вот гнусная баба! – воскликнул он и грохнул кулаком по столу. – Да чтобы ты в аду сгорела!
Взяв кое-как себя в руки, Фейри позвонил домой. Жены не оказалось, сработал автоответчик.
Он поспешно повесил трубку и набрал номер мобильного.
Один звонок, другой... Фейри слышал собственное хриплое дыхание, пальцы его сжимали трубку с такой силой, будто он собирался раздавить ее. Ну же, ну, отвечай!
Ему просто необходимо поговорить с Ниной. Она мастак по части всяческих отговорок. Может, и на сей раз что-нибудь придумает, чтобы вытащить его из этого ада.
Не ведая о мучительных страданиях мужа, Нина Фейри заказывала себе в «Гермесе» новый костюм для выездки. Шапочка, блуза, жакет, сапоги, шпоры. Вообще-то все как обычно, но «Гермес» есть «Гермес».
В глазах Нины это значило немало.
Она как раз перечисляла все, что ей нужно, когда зазвонил мобильный телефон.
– Да, слушаю.
– О Господи, Нина, слава Богу, что нашел тебя наконец. Ты где?
– В «Гермесе». Я же тебе говорила...
– Да, да, да, – раздраженно перебил жену Фейри. – Слушай, тут возникло одно неотложное дело. Говорить можешь?
Нина огляделась. Вокруг сновали покупатели.
– Э-э, не совсем. Минуту. – Она прикрыла ладонью мембрану и повернулась к продавщице: – Я могла бы где-нибудь остаться одна?
– Ну, разумеется. Прошу за мной, мадам.
Миновав несколько залов с самыми разнообразными товарами, от превосходного фарфора до изысканной мебели, Нина оказалась в небольшом кабинете.
– Шелдон?
– Да, я слушаю, – выдохнул он.
– Теперь можно. Так что произошло? Ты прямо не в себе.
– Что произошло? – едва не взвизгнул Фейри. Казалось, еще чуть-чуть, и у него начнется настоящая истерика. – Нашествие Чингисхана, вот что!
– Боюсь, я не совсем тебя понимаю. – Нина потеребила золотую сережку.
– Нашествие Голдсмитов, вот что случилось!
– То есть как это?
– Ты что, оглохла?
– Не делай из меня идиотку. И перестань говорить загадками.
– Ладно, сейчас все поймешь. И ушам своим не поверишь!
– Ты все же попробуй. – Нина уселась за чей-то рабочий стол.
– Сейчас. – Слышно было, как он пытается справиться с прерывистым дыханием. – Едва я вернулся с обеда, как... что бы ты думала?
Нина промолчала.
– Зазвонил телефон. Мой личный телефон! Ты же знаешь, он почти никому не известен, его и в справочнике нет.
Нина сочувственно хмыкнула.
– Это была Дина Голдсмит! Не знаю уж, как она добыла этот номер. А впрочем, ничего удивительного, эта прохиндейка на все способна!
– Не так быстро, милый. – Чувствуя, что у нее начинает болеть голова, Нина прижала пальцы к вискам. – Давай по порядку, а то я все равно ничего не понимаю. Итак, позвонила Дина...
– Ну да, я же говорю!
– И что ей надо?
– Представляешь, она... она навязалась к нам в гости! – выпалил он. – О Господи, неужели не осталось ничего святого? Мой дом – моя крепость! Когда это только было!
– Ну а ты ей что сказал? – спокойно осведомилась Нина.
– А ты что думаешь? Конечно, попытался соскочить с крючка, да что толку?
Шелдон безрадостно рассмеялся. Чувствовалось, что нервы у него напряжены до предела.
– Эта женщина просто не знает слова «нет»!
– Возьми себя в руки, Шелдон. Дай подумать...
– Только побыстрее! Иначе уже через две недели мы окажемся в компании этой женщины и ее неотесанного мужа!
– А она объяснила, зачем ей все это понадобилось?
Шелдон быстро передал ей содержание разговора с Диной и добавил:
– Да только фокусы все это. У нее что-то свое на уме, только что – никак в толк не возьму.
– Гм, – задумчиво протянула Нина. – Через две недели...
– Ну да! Сделай что-нибудь! Придумай, как нам выбраться из этой... из этой...
– Да успокоишься ты или нет? Это еще не конец света. Вообще-то... – Нина поудобнее устроилась на стуле. – Тут возникают некоторые возможности...
– Эй, о чем это ты?
В его голосе снова послышались панические нотки. Нина подавила нарастающее раздражение.
– Слушай, милый! Я ведь о нас забочусь. О тебе. О твоей карьере, о положении в обществе. И с этой точки зрения, может, это даже совсем неплохо – пригласить к себе Голдсмитов...
– Нина!
– Доверься мне, дорогой. Забудь обо всем, занимайся своим делом, а уж об остальном я сама позабочусь.
– Да, но ты придумаешь, как от них избавиться? Обещай мне, что...
– Довольно! – О Господи, как же она ненавидит хнычущих мужчин. – Я знаю, что делаю.
– О Господи!..
– Тихо, тихо, милый. Неужели мне нужно тебе напоминать, что хоть Бекки Пятая нам и соседка, мы так ни разу и не встретились?
– Ну и что из этого?
– А то... – Нина скрестила ноги, – что прошел слух, будто в последнее время Бекки Пятая каким-то образом сблизилась с Диной Голдсмит. Отсюда следует, что на эту лошадку стоит поставить, глядишь, и выиграем.
– Ты в своем уме?
– В своем, в своем, – с улыбкой заверила его Нина. – Можешь считать меня интриганкой. Но интрига еще не безумие. Это я тебе говорю. Ладно, потом поговорим.
– Но...
– Я же сказала – потом! – оборвала его Нина. – А пока мне надо подумать. Да, кстати, дай телефон Дины, сразу же и позвоню.
* * *
Повесив трубку, Дина с удовлетворением подумала, какое все-таки великое дело – власть.
О власть, власть, что с тобой сравнится?
Впрочем, время насладиться одержанной победой у нее еще будет. А сейчас подгоняют разные неотложные дела. Прежде всего надо позвонить Зандре. Как Дина и рассчитывала, Нина Фейри пригласила всех троих – Роберта, ее и Зандру.
Если все и дальше пойдет по плану, именно Зандра станет очередной принцессой фон унд цу Энгельвейзен!
Не медля ни секунды, Дина набрала номер отдела старых мастеров «Бергли».
– Привет, дорогая, это я.
– Привет, – лениво откликнулась Зандра.
Она сидела за столом, глядя, как длинная лента, тянущаяся из факсового аппарата, постепенно переходит в нетерпеливые руки Кензи.
– Что случилось? Может, я забыла в ресторане сумочку или что-то еще? Представляешь, иногда становлюсь такой рассеянной...
– Нет, нет, – успокоила ее Дина, – ничего ты не забыла.
– Ну и слава Богу. А то ведь я не только сумочку – голову могу оставить, не будь она так плотно привинчена ко всему остальному.
Дина вежливо рассмеялась и сказала:
– Я вот что звоню, дорогая. Есть идея: поедешь с нами за город через две недели?
– Что-что? За город? Вот уж меньше всего ожидала.
– Так как, можно на тебя рассчитывать?
– Я... э-э... – Зандра постаралась собраться с мыслями. Уж слишком неожиданным было приглашение. Надо вспомнить, может, на это время у нее уже что-нибудь назначено? Она пролистала свой ежедневник.
– А кто еще будет?
– Да никто, в общем, – уклончиво ответила Дина. – Нас троих – тебя, меня и Роберта – приглашают Фейри. Вот и все. Так, небольшой междусобойчик.
– Я... Право, не знаю, что и сказать.
– Скажи «да», дорогая. Не то я... я умру от скуки, и отвечать за это придется тебе!
– Право, Дина, дай хоть подумать немного...
– Может, я не вовремя позвонила?
– Да нет, что ты. Просто я никак не ожидала...
– Ну и что? Нет, ты просто должна быть с нами, – настаивала Дина. – Я прошу. Я требую.
Должна? Зандра недовольно сдвинула брови. Ничего и никому она не должна. И чего это Дина так суетится из-за ерунды?
– Слушай, – начала Зандра, но тут ее остановил торжествующий возглас Кензи. Все ясно. Это факс от профессора Тиндеманса, и, стало быть, дело с картиной Гольбейна можно теперь передать в руки судебных властей.
– Эй, Зандра, – послышался в трубке голос Дины, – ты почему замолчала?
– Слушай, Дина, у меня тут срочное дело, потом перезвоню.
– Хорошо, но как все же насчет уик-энда?
– Идет. Можешь на меня рассчитывать, – сказала Зандра, лишь бы отделаться. – Отличная идея. Как в старые добрые времена. Ладно, потолкуем об этом позже. Вечером позвоню. Пока!
Зандра повесила трубку и задумалась.
Уик-энд за городом? А что, неплохая идея. Хотя бы развеется, а то уж целых три месяца, как не выбиралась с Манхэттена. Давно пора сменить обстановку.
Плотно обвешанная полотнами Гойи, гостиная в пентхаусе Бекки Пятой напоминала шкатулку с драгоценностями, в центре которой – самое главное, самое дорогое сокровище.
Бывшая первая леди разглядывает картину в позолоченной раме. Это Коро, «Купающаяся Венера». Ее прислали из галереи на Мэдисон-авеню.
Покупать или не покупать? Вопрос, ответ на который стоит три с половиной миллиона долларов.
Впрочем, дело не в деньгах – деньги, если надо, найдутся. Проблема в том, достойна ли эта картина ее собрания?
Именно над этим размышляет сейчас Бекки Пятая.
Ее мысли прервал громкий стук в дверь.
– Войдите.
Шаркающей походкой вошел Урия, откашлялся и прокричал:
– Мадам, на проводе миссис Голдсмит.
– Спасибо, Урия. – По-прежнему разглядывая Коро, Бекки подняла отводную трубку. – Да?
– Добрый день, дорогая, это Дина.
– Да, Дина?
– Все в порядке. Приглашение получено.
– А Зандра? – Бекки все еще не отрывала глаз от картины.
– Она будет с нами.
– Отлично. Поздравляю, дорогая. Сейчас позвоню Карлу Хайнцу.
Глава 31
Вечерний Манхэттен сверкал инеем. Если посмотреть сверху, в такие дни, как сегодня, он походил на знаменитую черно-белую фотографию Беренис Эббот, авторский экземпляр которой висел у Карла Хайнца в холле.
Правда, между действительностью и ее фотографическим изображением оставалась одна существенная разница: цвет.
Миллионы светящихся окон отдавали желтизной. На улице постоянно мигали светофоры: красный, желтый, зеленый... желтый, красный, зеленый... Переливалась неоновая реклама. Ослепляя фарами, по улицам-рекам плыли корабли-автомобили.
А в остальном мало что изменилось с тех пор, как мисс Эббот, поднявшись в воздух, сделала свой знаменитый снимок. Правда, здания подросли, машин стало больше, а свет ярче. А в остальном – все как в 1932 году.
Вот почему Манхэттен, особенно если смотреть на него сверху, всегда так легко узнать.
В половине восьмого Ханнес с Кензи вошли в «Луму», рыбный ресторан на Девятой авеню, где он зарезервировал столик.
– Мяса ты здесь не найдешь, – заметил Ханнес, подвигая Кензи стул.
Она благодарно улыбнулась и бегло оглядела зал, выдержанный в умиротворяющих тонах цвета морской волны.
Упершись локтями в стол и переплетя пальцы, Кензи исподтишка бросила взгляд на Ханнеса. В который раз ее поразила его физическая красота и властная повадка. Ей вдруг подумалось, что впервые встречает такого... в полном смысле мужчину.
И похоже, не одна она так думает. Стоило им войти, как вся женская клиентура ресторана, словно по команде, повернулась к Ханнесу.
Кензи охватило странное чувство – нечто среднее между гордостью и ревностью. «Извините, подруги, – подумала она, – но этот парень уже занят».
– По слухам, кормят в этом ресторане отлично, – заметил Ханнес.
Не желая портить ему удовольствия, Кензи умолчала о том, что уже была здесь несколько раз. Вспомнив с кем, она испытала острый приступ раскаяния. «Я что, совсем совесть потеряла? Ведь раньше на его месте сидел Чарли! О Боже! – Мысли ее метались, а чувство вины становилось все невыносимее. – И что же я за человек такой? Ведь всего сутки назад была с Чарли. Пусть даже мы и не собирались заниматься любовью, пусть все получилось само собой. Но ведь получилось! А теперь? Теперь я сижу с другим, и надо же, чтобы этот другой оказался его напарником!»
Кензи встряхнулась. «Нечего распускаться! – молча прикрикнула она на себя. – Не в чем мне каяться. Чарли остался в прошлом. И нельзя, чтобы это прошлое воздействовало на будущее».
– По-моему, крепких напитков здесь не подают, – откуда-то издалека донесся до нее голос Ханнеса. – Как насчет вина?
– Извини, – встрепенулась Кензи и разгладила перед собой скатерть. – Задумалась.
– А что такое? – Он обеспокоенно посмотрел на нее.
– Да нет, все в порядке, – улыбнулась Кензи. – Вино – это прекрасно.
Заказав бутылку вина урожая 1982 года, Ханнес повернулся к ней:
– Да, кстати. От профессора Тиндеманса факс пришел?
Кензи хлопнула себя рукой по лбу.
– Совсем забыла. – Она вытащила из сумки длинный продолговатый конверт и протянула его Ханнесу. – Вот ксерокопия.
Словно раздумывая, не прочитать ли сразу, Ханнес несколько секунд смотрел на конверт, но потом все же его отложил.
– Не возражаешь, если прочитаю утром? Не хочется портить вечер.
Его низкий голос обволакивал ее, обдавал теплом, так что Кензи почувствовала, как у нее внутри все полыхает.
От ответа ее спасло появление официанта. Церемонно продемонстрировав гостям наклейку на бутылке, он ловко вытащил пробку и плеснул несколько капель в бокал Ханнеса. Тот покрутил его в пальцах, принюхался, сделал глоток и важно кивнул:
– Отлично.
Официант наполнил бокалы доверху и сразу отошел.
– Тост, – заявил Ханнес.
Кензи выжидательно посмотрела на него.
– За нас, – мягко закончил он.
Она почувствовала, что заливается краской.
– За... нас, – прошептала Кензи, чокаясь с ним.
Атмосфера была перенасыщена эротической энергией, казалось, вот-вот между ними проскочит искра и все вокруг загорится.
Кензи отставила бокал.
– Чудесное вино, – хрипло выдавила она.
– Пожалуй. – Ханнес пристально посмотрел на нее. – Но компания еще лучше. Высший класс.
– Пять против одного, – рассмеялась Кензи, – ты это всем своим знакомым говоришь?
Ханнес задумчиво поигрывал бокалом.
– Не увлекайся. Можешь проиграть.
– Следует ли понимать тебя так, – улыбнулась Кензи, – что ты пригласил меня нынче вечером, чтобы соблазнить?
– Не отрицаю, – кивнул он. – И еще, чтобы узнать получше. В прошлый раз нам так толком и не удалось поговорить.
– Что ж, начинай.
– Да? А я-то собирался больше слушать, чем говорить.
– Не пойдет, – снова засмеялась Кензи. – Выкладывай. Помнится, ты говорил, что отец у тебя дипломат?
Ханнес согласно кивнул.
– А как ты оказался в Интерполе?
– Это длинная история.
– Ну и что? Я никуда не тороплюсь.
– Ну что ж, – глубоко вздохнул Ханнес. – Только с самого начала предупреждаю: счастливого конца в этой истории не будет.
– Такие концы бывают, как правило, только в литературе да в кино. – Кензи пристально посмотрела на него.
– Пожалуй.
– Не знаю даже, с чего начать, – сказал Ханнес, продолжая поигрывать бокалом.
– С чего начать? А почему бы не с самого начала?
– Действительно.
Кензи ловила каждое его слово. Жизнь, что разворачивалась перед ней, так походила на ее собственную, что аж дух захватывало. Правда, обнаружились два крупных различия. Во-первых, у нее было трое братьев, а Ханнес – единственный ребенок в семье. А во-вторых, если ее в детстве перевозили из одного военного городка в другой, то он мотался с родителями по столицам.
– На самом деле это не так романтично, как может показаться, – заметил Ханнес. – То есть, конечно, поначалу интересно, особенно когда попадаешь в какую-нибудь экзотическую страну. Словом, мир я повидал: Бангкок, Найроби, Вашингтон, Лондон, Москва, Мехико...
Ханнес отпил немного вина.
– Беда посольской жизни заключается в ее замкнутости. Это очень тесный мирок. С местной публикой почти не общаешься – только посольские и их семьи, ну и еще официальные лица. Что же касается меня, то стоило только завести приятелей, как отца тут же перебрасывали в другую часть света.
Ханнес задумчиво улыбнулся.
– Но знаешь, чего мне не хватало... не хватало больше всего?
Кензи покачала головой.
– Дома. Места, куда можно вернуться.
Это Кензи понимала хорошо. «Вот так же и со мной было в детстве, – подумала она. – У нас тоже никогда не было дома. И стоило только более или менее устроиться, как отца переводили в другую воинскую часть. При такой жизни сколько-нибудь прочной дружбы действительно не заведешь, Ханнес прав».
– ...естественно, родители рассчитывали, что я пойду по стопам отца, – продолжал Ханнес. Глаза у него вдруг подернулись дымкой, он словно перенесся в далекое прошлое. – А попросту говоря, они хотели, чтобы и я сделался дипломатом.
– А получилось по-другому, – сказала Кензи.
– Да, получилось вот так.
Ханнес допил вино, отставил бокал и, поймав взгляд официанта, знаком велел ему подойти. Пока тот снова наполнял бокалы, за столом стояло молчание.
Дождавшись, когда официант отойдет, Ханнес продолжал:
– Странно все же. Мечтаешь об одном, а выходит нечто совсем другое.
Кензи кивнула.
– Возьми хотя бы меня. У родителей были свои планы, но сам я всегда хотел стать художником.
– Неужели? – воскликнула Кензи, пораженная еще одним совпадением в судьбе.
– Да, представь себе, – улыбнулся Ханнес. – С тех самых пор, как я научился держать в руках карандаш, все время что-то чертил. Или рисовал. Все говорили, что у меня талант. И будущее казалось само собой разумеющимся.
– Постой, постой, – улыбнулась Кензи. – Так ты собирался снять мансарду в Париже? Рисовать до потери пульса... спорить в прокуренных кафе об искусстве... устраивать выставки...
– ...и дождаться признания, – печально закончил Ханнес.
– Думаешь, у тебя действительно получалось?
– По-моему, да.
Ханнес насмешливо поднял бокал в собственную честь и, не отставляя его, принялся вертеть в пальцах.
– А однажды утром я проснулся, и мне все стало ясно. Видишь ли, Кензи, кое-что у меня действительно получалось. И получалось неплохо. – Он помолчал. – Но всего лишь неплохо.
– И ты поступил в Интерпол.
– Не сразу. Сначала я занялся политологией.
– Ага, трудолюбивый парнишка пошел все же по отцовской дорожке.
– Вот именно.
– А потом остановился.
– И опять-таки твоя правда.
Кензи показалось, что у Ханнеса на мгновение затуманился взгляд, словно он гнал прочь какие-то дорогие воспоминания.
– Послушай-ка, – тон Ханнеса изменился.
Кензи стремительно склонилась к нему и взяла за руку. Он сильно, до боли, сжал ее пальцы.
– Мир – поганая штука. Какую бы уединенную жизнь ты ни вел, как бы уверенно себя ни чувствовал, все это только иллюзия. Беда всегда тебя подстерегает. И может случиться в любой момент. Помни об этом.
Кензи невольно вздрогнула. Чувство защищенности и благополучия, которое всегда ее согревало, внезапно улетучилось. И тем не менее мелодраматический поворот темы не только насторожил, но и заинтриговал ее.
К чему это он, интересно, клонит, подумала Кензи. Но выпытывать не стоит, надо набраться терпения, сам скажет, когда срок придет.
Почувствовав, что ей не по себе, Ханнес выпустил ее руку.
– Извини, мне вовсе не хотелось тебя пугать. Сейчас все объясню, и, надеюсь, ты меня поймешь.
Ханнес помолчал, наморщил лоб и почесал переносицу.
– Полагаю, ты не думаешь, что я всегда был таким циником или мизантропом, как сейчас? Было время, и мне дышалось легко и привольно. Тогда я был молод и уверен, что будущее в моих руках.
Кензи отхлебнула немного вина. Ровный ресторанный гул не мешал слушать, напротив, создавал приятный звуковой фон.
– Политологией, – продолжал Ханнес, – я занимался в Оксфорде, потом в Йеле. По окончании университета благодаря связям отца я получил место в Финском посольстве во Франции. И заметь, не просто место, мне посчастливилось работать в непосредственном окружении посла. Вскоре я сблизился с его семьей. Ну а дальше все понятно – я влюбился в его дочь. Ее звали Елена. По прошествии недолгого времени мы обвенчались.
– Она была красива? – Кензи почувствовала укол ревности.
– Елена? – Ханнес со вздохом прикрыл глаза. – О да... Настоящая красавица.
– Так что же?..
– Судьба, – горько сказал Ханнес. И сделался вдруг маленьким и беззащитным. – Господи, и как же я... – Голос у него сорвался, он остановился на середине фразы и поспешно отвел глаза.
И все же Кензи успела заметить в них не только боль, но и... скрытую угрозу. Она ласково погладила его по стиснутым в кулак рукам.
– Ну что ты, стоит ли так себя терзать?
– Стоит, – хрипло ответил он, – еще как стоит. И я скажу тебе почему. У тебя есть право это знать.
– Смотри, тебе виднее. Только знай, я не настаиваю...
Ханнес надсадно закашлялся – так трещит корабельный руль при шквальном порыве ветра.
– Это случилось семь лет три месяца и двенадцать дней назад. В день нашей свадьбы. И только потому, что Елена и мои родители оказались не там и не в том месте, где нужно.
Голос его сорвался, Ханнес отчаянно замотал головой и взъерошил волосы.
– Они направлялись в церковь на венчание и по дороге зашли в банк, где хранились наши драгоценности, – за ожерельем, которое по семейной традиции надевает невеста. Ты только подумай – они умерли из-за какой-то там безделушки!
Кензи ошеломленно посмотрела на него.
– Грабители! Вооруженные грабители...
Эти слова он прошептал так, что Кензи пришлось изо всех сил напрячься, чтобы расслышать их.
– Отец, мать и Елена столкнулись с ними совершенно неожиданно... И они расстреляли всех троих...
– И к чему их приговорили?
– Да ни к чему! Их до сих пор не нашли.
Кензи недоверчиво посмотрела на него. В ее сознании совершенно не укладывалось, как это вообще возможно – убить и скрыться как ни в чем не бывало.
«С детства, – подумала она, – нас приучают к мысли, что преступников неминуемо ловят и наказывают. Но оказывается, так бывает только в кино. В жизни все иначе. Жизнь жестока, несправедлива и уродлива».
Ханнес медленно поднял глаза. В них застыли слезы.
– Ты даже не можешь себе представить, Кензи, каково мне тогда было...
– Ну и как же... как же ты справился с этим? Что было потом?
– А что мне оставалось? – Ханнес понурился. – Я дал себе слово найти убийц. Вот и ищу до сих пор. Теперь ты все знаешь. Так я попал в полицию. Хотя, честно говоря, – криво улыбнулся он, – меньше всего я собирался заниматься поиском похищенных произведений искусства. Мне были нужны убийцы.
– А это как получилось?
– Начальство так решило. Но может, оно и к лучшему. Похоже, с этой работой я справляюсь.
Ханнес как будто немного успокоился.
– Ну все, довольно об этом, – решительно сказал он. – Не за тем я затеял этот ужин, чтобы напускать на тебя своих демонов. Что заказываем?
Кензи пробежала глазами меню, но мало что сумела разглядеть. Названия блюд расплывались у нее перед глазами. О еде она сейчас меньше всего думала – только о Ханнесе.
