Текст книги "Суперфадж"

Автор книги: Джуди Блум

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Глава восьмая
Витаминизировано!

– Хочу на Хэллоуин быть привидением, – сказал Фадж. – Страшным-престрашным привидением!

– Думаю, это можно организовать, – согласилась мама. Она кормила Тутси фиолетовым пюре из баночки. Половину каждой ложки Тутси выплёвывала, и маме приходилось собирать у неё пюре со щёк и начинать по новой. Затолкать в младенца ложку еды требует не меньше трёх попыток.

– А ты, Питер? – спросила мама. – Кем хочешь быть на Хэллоуин?

– Шестиклассники не наряжаются в маскарадные костюмы.

– Правда? Когда я была в шестом…

– Это было давным-давно, – прервал я маму.

– Сто лет назад? Или больше? – встрял Фадж.

– Ну, не настолько давно, – нахмурилась мама.

– А кем будет Тутси? – спросил Фадж.

– Младенцем, – говорю.

– Ха-ха, Пита. Смешной ты.

Всякий раз, как Фадж смеётся, Тутси тоже смеётся. С полным ртом. Кошмар. Сливовое пюре размазалось по всему лицу, залило слюнявчик, попало на кудряшки и на погремушку, которой она, хохоча, колотила по подносу.

Черри всегда вертится рядом во время Тутсиной кормёжки. Он полюбил детское питание. Мама говорит, ему это вредно. Мол, он должен жевать твёрдое, чтобы тренировать зубы и челюсти. И раз в неделю я ему даю специальную таблетку от запаха изо рта. Поскольку в последнее время он попахивает. Хорошо, что Шейлы Тубман нет рядом, а то скажет, что собака у меня вонючая, а мне и возразить нечего.

Фадж говорит, что Черри должен дважды в день полоскать рот синим зубным полосканием «Свежее дыхание», которое по телевизору рекламируют. Фадж большой поклонник рекламы. Всё запоминает и, когда мы идём в супермаркет, шпарит наизусть всю эту муру.

Папа по утрам торчит в университетской библиотеке, а днём работает дома.

– Как продвигается книга? – однажды спросил я, вернувшись из школы.

– Медленно, Питер, – ответил папа. – Очень медленно. Я пока только информацию собираю. Надеюсь к Рождеству закончить подготовку и после праздников начать наконец писать.

Фадж, стоя в дверях, жевал кусок сыра.

– А Доктор Сьюз может написать книжку за час, – сказал он.

– Откуда ты узнал? – спрашиваю.

– Я не узнал, но наверняка может, спорим? Одна рыбка, две рыбки, красная рыбка, синяя рыбка… Вы любите зелёные яйца с ветчиной? Я люблю, я – Сэм-всё-съем!

– Ладно, ладно, – говорю, – хватит.

– Я тут пытаюсь поработать, – сказал папа. – Идите спорить в другую комнату.

Вечером, когда мы смотрели выпуск шестичасовых новостей, показали любимую рекламу Фаджа.

– Ой, глядите, – сказал он, – это мои танцующие коты.

Он бросил Лего и уставился в экран.

– Любой знает, что на самом деле кошки танцевать не умеют, – сказал я. – Это просто компьютерная графика.

– Замолчи, Пита. – Фадж повернулся к папе. – Они рекламируют кошачий корм, собачий корм, человечий корм. Почему же нет рекламы для птичьего корма?

– Хороший вопрос, Фадж, – папа и не подумал отвечать.

– Майны всех стран, соединяйтесь! – начал я придумывать рекламный лозунг для потребителей птичьего корма.

– Как это они соединятся из всех стран? – не понял Фадж.

– Никак, никак.

– Ты разговариваешь как Дядя Перьев, слова повторяешь дважды, – сказал Фадж.

– Это инфекция, – буркнул я.

– Что такое инфекция?

– Не бери в голову.

– Надо кормить Дядю Перьева шоколадом «Шоко», – сказал Фадж. – Если первым делом с утра угостишь любимого шоколадкой, весь день пойдёт как по маслу. «Шоко» вилкозаминирован.

– Нет, нет, – говорю. – Не так. Витаминизирован!

– Я так и говорю. Вилкозаминирован.

– Да нет же. В-и-т-а-м-и-н-и-з-и-р-о-в-а-н. Это значит – насыщен витаминами.

– Прям насыщен? – не поверил Фадж.

– Да. И вообще, нечего верить всему, что говорят по телеку. Правда, пап?

– Да, – сказал папа.

– Вы врёте, когда придумываете рекламу? – спросил Фадж папу.

– Нет, но порой преувеличиваем.

– Как это – преувеличиваете?

– Чуть приукрашиваем, чтобы донести смысл.

– Как это – приукрашиваете?

– Иногда папе приходится растягивать границы правды, – встрял я.

– Спасибо, Питер, – сказал папа. – Отличное объяснение.

– А почему ты так много знаешь, Пита?

– Отчасти потому, что учусь в шестом, а отчасти потому, что умён от природы, – ответил я.

– Почему же тогда у тебя за контрольную по географии тройка с плюсом?

– Потому что мистер Богнер запутал нас дополнительными вопросами.

– Что такое дополнительные вопросы?

– Вопросы, которые учителя задают, чтобы доказать, что ты не так умён, как думаешь, – ответил я. – Когда-нибудь ты с этим сам столкнёшься.

– Но я как раз именно так умён, как думаю! – сказал Фадж. – Вот так-то!

Я не был настроен разводить споры на эту тему.

В пятницу мы с Алексом поехали в центр. Возле кинотеатра остановились поглазеть на афишу «Супермена». Я уже видел «Супермена» в Нью-Йорке, а вот Алекс нет, и мы решили, когда фильм прибудет в город, сходить на него.

Рядом с кинотеатром располагалась художественная галерея. Одна из картин, выставленных в витрине, показалась мне знакомой. Это был белый холст с двумя чёрными кругами в серёдке и красным квадратом в левом верхнем углу.

– Я знаю эту картину! – сказал я Алексу.

– Да чего тут особо знать-то?

Я щёлкнул пальцами.

– Точно! Это картина Фрэнка Фарго.

Алекс пожал плечами.

– Кто такой этот Фрэнк Фарго?

– Отец моего друга. Я заходил к ним, когда он её рисовал. Давай заглянем.

Единственным живым человеком в галерее, кроме нас, была высокая, худая женщина с жирафьей шеей и очень кудрявыми волосами, кудрявей не бывает. Она была очень красивая. Мне нравилась её походка – с высоко поднятой головой и прямой спиной.

– Здравствуйте, – сказала она. – Чем могу помочь?

– Мы хотели узнать про картину, выставленную в окне, – сказал я. – Белую, с кругами.

– Она называется «Гнев Аниты», – сказала женщина. – Её написал Фрэнк Фарго.

– Я же говорил! Я же говорил! – сказал я Алексу, но тот смотрел на полотно без интереса. – Я его знаю, – объяснил я Жирафьей Шее. – Он отец моего друга.

– Правда?

– Да.

– Сколько она стоит? – спросил Алекс.

– Две с половиной тысячи долларов, – ответила женщина.

– Что? – не поверил он. – За это?

– Да. Он довольно известный художник.

– Да это же ерунда на постном масле! Я такую за час накалякаю, спорим?

– Ага, а Доктор Сьюз за час книжку напишет, – пробормотал я.

– При чём тут Доктор Сьюз? – спросил Алекс.

– Ни при чём. Забудь.

– Картина может казаться простой, – сказала женщина, – но уверяю вас, чтобы такое нарисовать, нужен большой талант.

Вечером я спросил родичей, знают ли они, что Фрэнк Фарго – известный художник.

– Да, – сказал папа. – А ты не знал?

– Нет. Мне никто не сказал. Мне вообще никто ничего не говорит!

– Мы с мамой подумываем купить его картину. В центре города в галерее висит.

– Белая такая, с чёрными кругами и красным квадратом?

– Точно, она, – сказал папа. – Понравилась тебе?

– Не знаю. Дорогущая.

– Да в том-то и дело, – вздохнул папа.

– Но раз я теперь снова пойду работать… – мама оторвалась от вышивки.

– Куда ты пойдёшь? – не поверил я.

– Работать. Мне предложили пойти на неполный рабочий день к доктору Монро, это здешний дантист.

– Я думал, тебя уже тошнит от зубов, – говорю. – Думал, ты собираешься изучать историю искусств.

– История искусств может и подождать. Пока нужно мыслить более практично.

Я глянул на папу. «Всё из-за книги, – подумал я. – Из-за твоей дурацкой книги».

– Будь папа директором рекламного агентства, тебе не пришлось бы думать о практичности?

– Питер! – мама вдруг разозлилась. – Некрасиво так говорить!

Ну и разозлилась, подумаешь, я тоже разозлился!

– Всё нормально, Энн, – сказал папа. – По-моему, Питер хочет, чтобы я стал директором агентства. Правильно, Питер?

– Ну разумеется. Кто ж не хочет, чтобы папа стал директором?

– Но я не хочу быть директором агентства, – сказал папа. – И ты должен постараться это понять. А вот писать книгу я хочу. Иногда следует поступать менее практично, зато по велению сердца.

– Я, между прочим, никогда не говорила, что меня тошнит от зубов, – проворчала мама. – Я говорила, что хотела бы подумать о другой профессии. Вот я и думаю. А работать я бы сейчас пошла с удовольствием. И если бы папа не писал книгу, разве я могла бы оставить Тутси? Так что всё одно к одному, видишь?

– Нет! Не вижу. Всё изменилось.

– В каком смысле? – спросил папа.

– Не знаю. Всё! Мама пойдёт снова работать, ты пишешь книгу, Тутси родилась… Фадж пошёл в школу… я в шестом классе… всё стало по-другому!

– И тебе это не нравится? – спросила мама. – Ты это пытаешься сказать?

– Не знаю, нравится мне это или нет.

– К изменениям приходится привыкать, – сказал папа, – но в конечном счёте они всегда к лучшему.

Но я уже не слушал.

– Можно я сегодня Джимми позвоню? – спросил я.

– Конечно, – сказал папа. – Звони!

Джимми взял трубку.

– Привет. Как дела? – Он явно что-то жевал.

– Не знаю, – говорю. – Всё стало другим. Никак не привыкну.

– Ну а здесь всё по-старому. Только тебя нет. – Наверное, он проглотил то, что жевал, поскольку стало чётче слышно. Он рассказал о школе, о наших друзьях и о том, как Шейла Тубман врёт всем, что страшно по мне скучает. Потом говорит: – Питер, я должен кое в чём признаться.

– В чём?

– Я пользовался твоим камнем. Не просто сидел, понимаешь? Именно пользовался.

– Не страшно. Не бери в голову.

– Правда?

– Ага.

– Ты настоящий друг, знаешь? Прям вот настоящий.

– Я тоже должен кое в чём признаться, – сказал я. – Я пользовался гипнотическим шаром. Не просто смотрел на него, а пользовался, чтобы уснуть.

– Понятно, – сказал он.

– Так что, наверное, мы квиты.

– Наверное. – Но звучало это так, словно он уже не считает меня лучшим в мире другом.

– Я сегодня видел картину твоего отца, – сказал я, чтобы сменить тему. – Белую, с чёрными кругами и красным квадратом.

– Ах, эту. Он это нарисовал перед маминым отъездом в Вермонт. Как-то вечером они поцапались, и она швырнула на холст красной краски. Вот как там появился красный квадрат. И вот почему она называется «Гнев Аниты».

Я не знал, что сказать, потому что Джимми никогда не говорил о разводе родителей. Поэтому я снова сменил тему.

– А знаешь, сколько она стоит? Две с половиной тысячи долларов! Можешь поверить, что кто-то отдаст такие деньги за картину?

– Твои слова показывают, как мало ты разбираешься в искусстве, Питер. – Он, кажется, опять что-то грыз. Сушки, решил я. – Последние три работы моего отца продались больше чем за две тысячи каждая. Так что прежде чем открыть рот, сперва разберись, что к чему! – и шваркнул трубку на рычаг.

Ну вот, приехали. Только этого мне и не хватало – чтобы мой лучший друг бросал трубку посреди разговора. «Может, он через десять минут перезвонит», – подумал я.

Но он не перезвонил.

* * *

Я ждал со звонком до Хэллоуина.

– Привет, – сказал я. – Извини.

– За что?

– Ну, сам знаешь… что высказался насчёт цены за картину твоего папы.

– Ах, за это.

– Просто мои предки хотят её купить.

– Это какую?

– Ну, сам знаешь. «Гнев Аниты».

– Ах, эту. Лучше уговори их купить другую. «Гнев Аниты» – плагиат. Даже мой отец это признает.

– Но ты говорил…

– Мало ли что я говорил.

С минуту мы молчали. Наконец я придумал:

– Что поделываешь на Хэллоуин?

– Как всегда, ничего. А ты?

– Веду Фаджа выпрашивать конфеты.

– Как это тебя уговорили?

– Я сам вызвался.

– Сам вызвался? – Кажется, на этот раз он жевал жвачку. – А ты не врал, сказав, что всё изменилось. – Точно, жвачка. Я слышал, как он надул пузырь, потом раздался характерный хлопок.

Мама с папой удивились, когда я предложил повести Фаджа за конфетами. Но Алекс обещал составить нам компанию, если не придётся стоять рядом с Фаджем, или держать его за руку при переходе улицы, ну или что-нибудь ещё в этом роде. К тому же мы собирались вернуть его домой пораньше, а потом пойти сами. И я понимал, как Фаджу хочется, чтобы мы его повели, а не родители, как остальных малышей.

Алекс пришёл в половине седьмого. Увидев его, я не поверил глазам! На нём был костюм. Простыня с чёрными кругами и красным квадратом.

– Я «Гнев Аниты»! – сказал он. – Нравится? – Он покрутился с растопыренными руки.

– Необычно, – признался я.

– А ты кто? – спросил он.

– Я?

На мне были джинсы и рубашка – одежда, в которой я сегодня ходил в школу.

– Он шестиклассник, – сказал Фадж. – А Тутси – младенец, а Черри – собака, а мама – мама, а папа – папа, и только я – страшное, страшное привидение. У-у-у! – он забегал по комнате.

– Хочешь сказать, что ты не наденешь маскарадный костюм? – спросил Алекс. – Даже маску?

– Конечно, надену, – отвечаю. – Она… э-э… наверху. Подожди, я сейчас.

Я ринулся наверх. Мама переодевала Тутси.

– Где маска Фаджа? – спросил я.

Она смотрела без намёка на понимание.

– Ну та… ты что, не помнишь? Четыре коробки от хлопьев плюс двадцать пять центов.

– Ах, эта маска, – сказала мама, посыпая присыпкой Тутсину попу. – Даже не знаю.

– Ну мам! Она мне срочно нужна. Пожалуйста, постарайся вспомнить.

– Ты же вроде говорил, что в этом году обойдёшься без маскарада.

– Передумал. Алекс внизу, ждёт.

– Дай сообразить. – Мама застегнула на Тутси чистый подгузник. – Она может быть в шкафу, глянь в красной коробке с игрушками Фаджа.

Я побежал по коридору в комнату Фаджа и распахнул дверцы шкафа. Красная коробка с игрушками, красная коробка… где же она… Есть! Я вкопался по локоть и выудил с самого дна коробку из-под печенья, где лежала чёрная оправа для очков с резиновым носом и приклеенной бородой и усами. Ещё я нашёл старую шляпу, когда-то принадлежавшую дедушке Хэтчеру. Разгладил как смог и надел вместе с маской. Бросил взгляд в зеркало в ванной и побежал вниз.

– Это моё! – взвыл Фадж, увидев меня.

– Да я всего на несколько часов одолжу…

– Нет! Нет! Нет!

– Нет? – говорю. – Ладно. Тогда не пойдёшь со мной и Алексом. Иди с мамой и папой, как все остальные подготовишки. Пока! – Я сорвал очки с носом, швырнул на пол и сделал вид, что ухожу.

– Нет! – заорал он. – Вернись, Пита!

– He-а. Или разреши надеть маску.

– Ладно, можешь надеть. Но она всё равно останется моей, правда?

– Да, конечно. Она твоя.

Я взглянул на Алекса, тот качал головой. Никак не мог привыкнуть к нашей семейке.

Мы взяли свои наволочки для угощений и коробки для денег в фонд ЮНИСЕФ и пошли. Обошли дома по нашей стороне дороги, перешли на противоположную. Недалеко от дома миссис Малдор Алекс сказал:

– Может, она угостит нас червяками.

– Червяками? – спросил Фадж.

– Да, – сказал Алекс. – Она большой любитель червей.

– Как и Дядя Перьев, – сказал Фадж.

– Дядя Перьев – птица, – напомнил я ему.

– Почему все мне это повторяют? – обиделся Фадж. – Я знаю, что Дядя Перьев птица. – Он помолчал, потом спрашивает: – А что она делает с червяками?

– Ну, сам понимаешь. Ест, – сказал Алекс.

– Правда? – Фадж решил уточнить у меня.

– Это предположение, – ответил я.

Мы подошли к дому, и Алекс позвонил.

– Если она даст нам червей, можем скормить их Дяде Перьеву, – шепнул Фадж.

– Тсс! – зашипел я.

Миссис Малдор открыла дверь. Она была в тренировочном костюме для бега.

– Так-так-так, – протянула она, – что это за милое привидение пожаловало?

– Я не милое. Я страшное! – сказал Фадж. – У-у-у!

Миссис Малдор всплеснула руками.

– Батюшки, страх-то какой!

– Здравствуйте, миссис Малдор, – сказал Алекс.

– Здравствуй, Алекс. Какой у тебя необычный костюм.

– Он называется «Гнев Аниты». Идею я подсмотрел на картине в галерее.

Миссис Малдор отвернулась и крикнула вглубь дома:

– Беверли! Беверли! Иди сюда, ты должна это видеть.

И тут же я её узнал. Жирафья Шея. Узнал, даже не глянув на лицо, – по походке и кудряшкам. – Это моя дочь Беверли, – сказала миссис Малдор. – Алекс нарядился картиной. Угадай какой.

Беверли посмотрела на Алекса.

– Белый фон, чёрные круги и красный квадрат. Не иначе как «Гнев Аниты».

– Правильно, – сказал Алекс.

Я хотел было рассказать Беверли о том вечере, когда разругались родители Джимми, и как миссис Фарго швырнула красную краску на холст мистера Фарго, и мистер Фарго назвал картину «Гнев Аниты», потому что Анитой звали маму Джимми. Так хотелось всё рассказать ей. Но потом я вспомнил, как делился с Джимми вещами, которые не открыл бы больше ни одной живой душе, и понял, что на месте Джимми я бы не хотел, чтобы мой лучший друг трепался всему свету про тайны моей семьи.

– А вы по правде едите червяков? – ни с того ни с сего спросил Фадж.

Я ткнул его в спину, но это его не остановило.

– Пита говорит, вы всё время их едите, а он у нас умён от природы и потому всё знает, кроме ответов на дополнительные вопросы.

Миссис Малдор с Беверли переглянулись.

Фадж не отставал:

– Ну так что?

– Ты про что? – спросила миссис Малдор.

– У вас сегодня на ужин червяки?

Алекс застонал. Ну всё, можно поставить крест на нашем бизнесе.

Миссис Малдор улыбнулась Фаджу.

– Да, червяки.

– Нет ничего лучше червяков домашнего приготовления, – подхватила Беверли. – А рецепт моей мамы – это нечто.

– Мы едим их вместо цветной капусты, – сказала миссис Малдор. – Надо же откуда-то брать витамины.

– Значит, ваши червяки витаминизированы? – уточнил Фадж.

Алекс снова застонал.

– Мои червяки витаминизированы самой матушкой-природой, – убеждённо сообщила миссис Малдор. – В них полно витаминов. И никаких консервантов, прошу заметить. Всё только натуральное!

Всё это страшно напоминало рекламу. Я уже представил, как диктор говорит красиво поставленным голосом: «Покупайте натурально витаминизированных червяков миссис Малдор… Добавляйте их в виде порошка в ваши любимые блюда, коктейли, подавайте вместо цветной капусты к праздничному столу…».

– Не желаешь отведать моего особого печенья с червяками? – спросила Фаджа миссис Малдор.

– Желаю, – Фадж потопал за ней в дом.

Мы прошли в кухню. На стойке стояло большое блюдо с печеньем.

– С пылу с жару, – сказала миссис Малдор.

– А похоже на шоколадное, – сказал Фадж.

– Оно и есть шоколадное. Шоколадно-червячное, если быть точной.

– А где тут червяк? – уточнил Фадж.

– Да ты червяков не увидишь, – засмеялась миссис Малдор. – Я их смолола и добавляю в муку.

«Точно как в моей рекламе», – мысленно ахнул я.

– Ну давай же, – миссис Малдор подтолкнула тарелку с печеньем к Фаджу. – Возьми.

Фадж выбрал одну штуку и поднёс к губам. Но кусать не торопился, его явно одолевали сомнения.

Беверли взяла печенье и целиком положила в рот.

– М-м-м, просто объеденье. – Она взяла ещё одно и быстро съела. И слизнула с ладони крошки.

Фадж куснул своё печенье. Очень медленно прожевал.

– Вкусно, – сказал он. – Червяков даже не чувствуется.

Миссис Малдор предложила нам с Алексом, и мы тоже взяли по штучке.

Фадж спросил, можно ли ему ещё, а миссис Малдор ответила:

– Погоди, мы вот как сделаем. – И она завернула несколько штук в бумагу и дала ему с собой.

Вернувшись домой, Фадж вывалил содержимое своей наволочки на стол, рассортировал по кучкам и принялся вести подсчёт:

– Одиннадцать «М&М», семь «Хрустящих Нестле»… пять шоколадок «Херши» без орехов… три с орехами… два батончика «Милки вэй»… один батончик с мюсли… четыре яблока… и шесть червячных печений.

– Что ты сказал? – переспросила мама.

– Ничего, мам, – сказал я. – Ничего он не сказал. Правда, Фадж?

– Вот, мам, – сказал он, – попробуй одну штучку. Миссис Малдор только что испекла.

– Спасибо. – Мама попробовала. – Очень вкусно. Интересно, где она раздобыла рецепт.

– Это семейный рецепт, древний, – сказал я.

– Печенье натурально витаминизировано че…

Я не дал ему договорить.

– Никаких консервантов. Никаких пищевых добавок. Натуральные ингредиенты. И куча витаминов. Да, Фадж?

– Да, Пита, – сказал он, улыбаясь. Понял, значит.

Глава девятая
Суперфадж

У Фаджа появился друг. Зовут Дэниел. Толстячок с копной рыжих волос и торчащими хуже, чем у меня, ушами. Впервые я его увидел перед клеткой Дяди Перьева. Он стоял и вещал:

– Майны родом из Индии и других частей Азии. Майна обыкновенная – отважная, бесстрашная птица размером чуть больше дрозда.

– Дрозда… дрозда… – повторил Дядя Перьев.

– Молчи и слушай, – велел ему Фадж. – Разве ты не хочешь узнать о себе?

Дэниел продолжил:

– Майна – шумная, общительная птица…

– Это точно! – согласился я, стоя в дверном проёме, где остановился, чтобы послушать, чем они там занимаются.

Дэниел обернулся и уставился на меня.

– Кто ты такой? – спросил он.

– Питер. Старший брат Фаджа. А ты кто такой?

– Дэниел Манхейм. Мне шесть. Живу на Вайн-стрит, 432. Имеешь что-нибудь против?

Последнюю фразу он произнёс голосом крутого парня, и прозвучало это как «В пятак хочешь?».

– Да не особенно, – ответил я, стараясь не засмеяться.

Дэниел снова повернулся к Дяде Перьеву.

– Многие майны хорошо подражают человеческой речи. Они могут разговаривать, петь и свистеть. Майна обыкновенная – вид Acridotheres, сокращенно – A. tristis.

– Дэниел эксперт по птицам, – объяснил Фадж.

– Да уж вижу, – сказал я.

– Хочешь послушать о стервятнике? – спросил Дэниел.

– Как-нибудь в другой раз, – пообещал я.

В субботу Дэниел пришёл к нам на второй завтрак.

– Хочешь бутерброд с арахисовым маслом или с тунцом? – спросила мама.

– С тунцом, – сказал Дэниел. – Имеете что-нибудь против?

– Нет. – Мама несколько удивилась внезапному превращению в «крутого парня». – С тунцом так с тунцом.

– Где телек? – спросил Дэниел. – Я всегда смотрю телевизор во время еды.

– В гостиной, – подсказал Фадж.

– У вас в кухне нет телека?

– Нет, – ответила мама.

– Мне жаль вас. – Дэниел оттолкнул свой стул. – Тогда я пообедаю в гостиной.

– Мы не смотрим телевизор во время еды, – сказала мама. – Так что садись, пожалуйста, и подожди, пока будет готов обед.

Дэниел надулся.

– Без телека у меня аппетит не разыграется.

– Не голоден – не ешь, – сказала мама. – Телевизор тут совершенно ни при чём.

Я подумал про себя, что ему в любом случае не повредит пару раз пропустить второй завтрак.

– Я смотрю детский канал «Никелодеон» и мультики, – сказал Фадж, хотя его никто не спрашивал. – И всю рекламу. Никогда не пропускаю рекламу. Больше всего люблю. Мой папа раньше сочинял рекламу, но теперь пишет книгу. Однажды я снимался в рекламе. Ехал на машинке «Тодл-байк».

– Врёшь, – сказал Дэниел.

– Не вру!

– Я тебе не верю!

Мама принесла бутерброды с тунцом и два стакана молока.

– Я ничего с луком не ем, – сообщил Дэниел. – И фасоль не ем, и горох. А пью только шоколадное молоко, и корочку с хлеба мне срезают.

– В бутерброде с тунцом нет ни лука, ни фасоли, ни гороха, – сказала мама. По-моему, она уже была готова сказать Дэниелу, куда он может деть свой бутерброд, если не хочет есть. Но не сказала, а вместо этого сходила за какао-порошком. – Клади сколько хочешь, – сказала она, срезая Дэниелу корочку с хлеба. – Вот. Надеюсь, теперь тебя всё устраивает.

– Мамочка, скажи, что я снимался в рекламе, – попросил Фадж.

– Да. Фадж снимался в рекламе «Тодл-байк».

– Видишь, я же говорил.

– А тебе заплатили? – поинтересовался Дэниел.

– Не знаю. Мамочка, мне заплатили?

– Меня там не было, Фадж. Помнишь? Я навещала в Бостоне тётю Линду и её младенца.

– А, точно, – сказал Фадж. Потом спросил меня: – Мне заплатили, Пита?

– Тебе разрешили съесть столько шоколадного печенья «Орео», сколько сможешь.

– Мне дали «Орео», – перевёл Фадж Дэниелу.

– Ненавижу «Орео», – заявил Дэниел.

* * *

В тот день, когда Дэниел ел у нас бутерброд с тунцом без лука, фасоли, гороха и корочки, Тутси научилась ползать. Вот она стоит на четвереньках, качается и ни туда ни сюда, и вдруг раз – и поползла. Мама побежала позвать папу, а он бросился наверх за камерой. И до вечера мы снимали домашнее видео. Тутси была звездой.

Только на Дэниела всё это не произвело впечатления.

– Все дети ползают, – сказал он.

Поупражнявшись неделю, Тутси стала настоящим асом – двигалась с такой скоростью, что не догнать. И уже пыталась встать. Теперь нигде нельзя было ничего оставить, всё попадало прямиком ей в рот. Буквально всё, до чего она могла дотянуться: от фломастера до катушки ниток, от деталей конструктора «Лего» до папиной тетради. Однажды она сжевала три страницы его заметок, и папа весь вечер их склеивал.

Родители убрали мелочи в недосягаемые для младенца места. Тутси была собой довольна. Она сказала:

– Ога бахфах фам.

Черри тоже научился ползать на животе, и Тутси, хохоча, играла с ним в догонялки. Черри и Тутси были дружбаны не разлей вода.

Я постоянно держал дверь в свою комнату закрытой. К чему рисковать. Папа приделал две калитки на лестнице: вверху и внизу.

Надо было ходить теперь осторожно, чтобы не наступить на Тутси, которая вечно крутилась под ногами.

– Посадите её в манеж! – завопил как-то Фадж, когда она добралась до его конструктора и всё раскидала.

– Ей необходима свобода для исследований, – объяснил папа.

– Ну, тогда пусть не попадается мне на пути, – пригрозил Фадж. – А то придётся показать ей, кто тут старший брат! – И тут он наступил Тутси на руку, а она закричала.

* * *

В субботу в гости приехал Джимми Фарго.

– Ух ты, как малышка подросла – просто не верится! – сказал он, увидев, как Тутси шурует на четвереньках по гостиной. – Когда ты уезжал, она была размером с мою кошку, а теперь – только погляди, совсем как… настоящий человек.

– Путта… Путта… – сказала Тутси и поднялась с пола, подтянувшись за мою ногу.

– Что она говорит? – спросил Джимми.

– Ничего, просто детские звуки издаёт, – сказал я.

Ещё больше впечатления на Джимми произвёл Дядя Перьев.

– Ух ты, ну и птица!

– Он говорит по-французски. Скажи «бонжур», – предложил я Джимми.

– Бонжур, птичка, – сказал Джимми.

– Бонжур, тупица, – сказала птичка.

Я засмеялся, Джимми – нет.

– Эй, курья башка, меня зовут Джимми. Можешь так сказать? Джимми.

– Так сказать… так сказать…

– Нет, дурак! Джимми!

– Джимми дурак… Джимми дурак…

– Да нет же! Просто Джимми.

– Просто Джимми… просто Джимми…

– Я сдаюсь, курья башка!

– Курья… башка… Джимми курья башка…

– Заткнись! – заорал Джимми.

– Заткнись… заткнись…

– Сдаюсь!

– Сдаюсь… сдаюсь… сдаюсь…

Наконец Джимми улыбнулся.

– Ну и птица!

Алекс зашёл познакомиться с Джимми.

– Ты и есть знаменитый Джимми Фарго? – сказал он.

– Кто сказал, что я знаменитый? – спросил Джимми.

– Ну… Судя по тому, как Питер о тебе всегда рассказывает…

– Ага. Судя по тому, как он всё время рассказывает о тебе, ты и есть знаменитый Алекс Санто.

– Он самый, – сказал Алекс.

– Тогда я знаменитый Джимми Фарго.

И пошло, и покатилось. Они выпендривались друг перед другом. А я оказался посередине, между двумя моими лучшими друзьями.

По-моему, мама поняла, как мне несладко, и предложила:

– Почему бы вам, мальчики, не сходить в кино?

– Что показывают? – спросил Джимми.

– «Супермена», – сказала мама.

– Я уже видел, – сказал Джимми.

– Я тоже, но могу и второй раз посмотреть, – сказал я.

– Я дважды смотрел, – сказал Джимми.

– А я ни разу, – сказал Алекс.

– Второй раз интереснее, – сообщил Джимми.

– А в третий наверняка ещё интересней, спорим? – сказала мама.

– Ладно, – сказал Джимми. – Я пойду. – И нагнулся завязать шнурки.

– Прекрасно! – обрадовалась мама. – Тогда вы возьмите с собой Фаджа и Дэниела.

Мы втроём устроили совещание по-быстрому.

– Я против Фаджа ничего не имею, если не придётся сидеть рядом с ним, – сказал Джимми.

– Я тоже, – сказал Алекс. – И рядом с его дружком не сяду. Он зануда.

– Я тоже, – сказал Джимми.

Я вернулся к маме.

– Ладно, мы их берём, но сидеть рядом с ними не будем.

– Хорошо, – не стала спорить она.

– Договорились, – кивнул я Алексу и Джимми.

Мы отправились в город. Продажа билетов на сеанс ещё не началась, и мы показали Джимми картину его отца в витрине галереи.

– Я на Хэллоуин нарядился «Гневом Аниты», – сказал Алекс. – Потрясающий костюм получился!

– Да ты скромняга, – хмыкнул Джимми.

– Просто говорю как есть.

– Ну он вообще, – шепнул мне Джимми.

– Обычно он не такой, – шепнул я в ответ. «Не надо было сводить их», – подумалось мне.

Они друг другу не понравились. А я крайний.

– Ой, а давайте зайдём и познакомим Джимми с Беверли, – сказал я преувеличенно бодрым голосом.

Беверли обрадовалась:

– Да никак это Алекс, и Питер, и Фадж!

– И Дэниел Манхейм, – сказал Дэниел. – Мне шесть. Вайн-стрит, 432.

– Рада знакомству, Дэниел, – сказала Беверли.

– А это Джимми Фарго, – сказал я Беверли. – Понимаете? Фарго.

– Сын Фрэнка?

– Точно.

– Мне очень нравятся картины твоего отца. Такие оригинальные.

– Он работает над новой, – сказал Джимми. – Называется «Салями на параде».

– Звучит фантастически!

– Папа любит салями. Бутерброды с салями и луком – его любимая еда.

– А я ничего с луком не ем, – сказал Дэниел.

– Мы знаем, – проворчал я.

– Салями с луком, – продолжал Джимми. – Папа может только этим и питаться!

Беверли засмеялась.

– Наверное, целуется он нечасто.

– Точно, – сказал Джимми. – Это моя мама любила целоваться. Поэтому и уехала в Вермонт.

– Что ж, – сказала Беверли, – мечтаю познакомиться с твоим папой.

– А что, можно будет это устроить. – Меня осенило, что Беверли и мистер Фарго наверняка влюбятся друг в друга.

Судя по всему, Джимми подумал о том же.

– Он не каждый день питается салями с луком. По воскресеньям он ест копчёную лососину с яичницей.

– А я не ем ничего с фасолью и горохом, – сказал Дэниел. – Ненавижу корочку на хлебе, а пью только шоколадное молоко.

– Ишь, привереда, – Беверли покачала головой.

– Да, – согласился Дэниел. – Имеете что-нибудь против?

– Нет, ни в коей мере.

– Нам пора, – сказал я. – Мы идём на «Супермена».

– Удачи! – крикнула вслед Беверли.

Интересно, кто-то кроме нас вообще заходит в эту галерею? Я там ни одной живой души не видел.

Перед кинотеатром выстроилась очередь.

Пока мы тащились вдоль неё, чтобы встать в хвосте, я заметил Джоанну Макфадден. С ней были Шерон, которая всегда смотрит или в пол, или в небо, и Элейн, которая обожает бить мальчишек в живот.

Джоанна меня тоже заметила и помахала рукой:

– Питер! Давай деньги, я куплю вам билеты. А то вам ещё долго стоять придётся.

Мама дала мне денег на всех. Я протянул их Джоанне и встал рядом. Тут подул ветер, разметал ей волосы, и они полетели мне в лицо, а я не шевельнулся, хотя в носу ужасно защекотало.

– Ну, – сказала Элейн, когда билеты были куплены, – ты не собираешься представить нас ему? – Она мотнула головой в сторону Джимми.

– А, да. Джимми, это Элейн, Шерон и Джоанна.

Джимми долго смотрел на Шерон. Шерон глядела в небо.

– Я Дэниел Манхейм, – сказал сами знаете кто. – Мне шесть. Живу на Вайн-стрит, 432.

– Как мило, – улыбнулась Элейн. – А ты кто? – Это уже Фаджу.

– Фадж Хэтчер.

– Твой младший братишка? – спросила Джоанна.

– Угу.

– А я и не знала, что у тебя такой чудесный брат, – Джоанна впервые сказала мне столько слов сразу.

Фадж расплылся в улыбке.

– Чудесный, да, я такой.

– А я Дэниел Манхейм. Мне шесть.

– Мы поняли, – сказала Элейн.

– Имеете что-нибудь против? – Дэниел выпустил на сцену «крутого парня».