Текст книги "Суперфадж"

Автор книги: Джуди Блум

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Джуди Блум
Суперфадж

Посвящается Ларри, без которого не было бы никакого Фаджа, и всем моим читателям, упросившим написать про него ещё одну книжку

Глава первая
Сюрприз!

Жил я себе припеваючи, жил, и вдруг мама с папой обрушили на меня новость. Бум! Вот так вот, запросто.

– У нас для тебя замечательный сюрприз, Питер, – сказала мама перед обедом. Она резала морковку в салатницу. Я стащил кусочек.

– Какой? – спрашиваю. Может, думаю, папу сделали директором агентства. Или позвонила моя учительница и сообщила, что несмотря на более чем скромный табель она всё же считает меня самым умным мальчиком в нашем пятом классе.

– У нас будет ребёнок, – сказала мама.

– Чего у нас будет? – тут я подавился и как начал кашлять! Пришлось папе по спине меня хлопать. Изо рта выскочила жёваная морковка и шлёпнулась на стол. Мама смахнула её тряпкой в ведро.

– Ребёнок, – сказал папа.

– В смысле ты беременна? – спрашиваю маму.

– В смысле да, – она похлопала себя по животу. – Почти четыре месяца.

– Четыре! Вы уже четыре месяца знаете, а мне не сказали?

– Мы хотели удостовериться, – сказал папа.

– Четыре месяца для этого понадобилось?

– Сегодня я второй раз ходила к врачу. Ребёнок родится в феврале, – сказала мама и потянулась взъерошить мне волосы. Я поднырнул под её руку, и она промахнулась.

Папа снял крышку с кастрюли на плите и помешал подливку. Мама снова резала морковку. Можно подумать, мы обсуждали погоду.

– Как вы могли? – заорал я. – Как вы могли! Вам что, одного мало?

Они оба замерли и уставились на меня.

А я всё орал:

– Второй Фадж! Вот что нужно этой семье, самое оно, ага! – и выскочил из кухни.

Фадж, мой четырёхлетний братец, был в гостиной. Запихивал в рот крекеры и хохотал как сумасшедший над передачей «Улица Сезам».

Глядел я на него и представлял, что всё это начнётся по новой. Капризы, рёв, беспорядок и многое, многое другое. Я так разозлился, что со всей дури пнул стену ногой.

Фадж обернулся.

– Привет, Пита.

– За что мне всё это?! – завопил я.

Он кинул в меня горсть крекеров.

Я ринулся в свою комнату и с такой силой шваркнул дверью, что со стены свалилась карта и спланировала на кровать. Мой пёс, Черри, загавкал. Я приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы он протиснулся в щель, и снова заперся. Вытащил из шкафа адидасовскую сумку и напихал в неё содержимое двух ящиков комода. «Второй Фадж, – меня просто замкнуло на этой мысли. – Они хотят завести ещё одного Фаджа».

В дверь постучали.

– Питер, – позвал папа.

– Уходи.

– Я хочу с тобой поговорить, – сказал он.

– О чём? – А то я не догадываюсь, ага.

– О ребёнке.

– Каком ребёнке?

– Сам знаешь, о каком.

– Нам больше не нужно никаких детей.

– Нужно или нет, а ребёнок будет, – сказал папа. – Ты скоро свыкнешься с этой мыслью.

– Никогда!

– Поговорим позже. Мой руки. Обед готов.

– Я не хочу есть.

Я застегнул молнию на сумке, схватил куртку и отпер дверь. Никого. Вышел в холл и обнаружил родителей на кухне.

– Я ухожу, – сообщил я. – Не собираюсь дожидаться, пока родится ещё один Фадж. До свидания.

И не двинулся с места. Стоял и ждал – что они станут делать.

– Ты куда? – спросила мама. Она вынула из буфета четыре тарелки и вручила папе.

– К Джимми Фарго, – говорю, хотя до этого момента не задумывался о таких мелочах.

– У них однокомнатная квартира, – сказала мама. – Вам будет очень тесно.

– Тогда к бабушке. Она с удовольствием меня приютит.

– Бабушка на неделю уехала в Бостон, в гости к тёте Линде.

– А-а.

– Лучше мой руки и садись обедать, а решишь потом.

Я не собирался признаваться, что голоден, но есть хотелось. Кастрюли и сковородки источали такие ароматы, что у меня слюнки текли. Так что я скинул адидасовскую сумку и потопал мыть руки.

Фадж стоял у раковины на табуретке, руки в пенном облаке.

– Привет, ты, наверное, Берт, – прогундосил он лучшим из своих сезамовских голосов. – Меня зовут Эрни. Рад познакомиться. – И протянул мне мыльную лапу.

– Закатай рукава, – проворчал я. – Развёл болото.

– Болото, болото, болото я люблю! – спел Фадж.

– Мы в курсе, – говорю.

Я быстро сунул пальцы под кран, потом вытер о джинсы.

Мы сели за стол, Фадж взгромоздился на стул. Поскольку он отказывался сидеть на детском стульчике, ему приходилось стоять за столом на коленках, чтобы доставать до тарелки.

– Пита не мыл руки, – сообщил он. – Только помочил.

– Ах ты… – начал я, но Фадж уже выделывался перед папочкой:

– Привет, я Берт. А ты, наверное, Эрни.

– Верно, – сказал папа, подыгрывая ему. – Как дела, Берт?

– Что ж, я тебе отвечу, – сказал Фадж. – У меня позеленела печень и отваливаются ногти на ногах.

– Сочувствую, Берт, – сказал папа. – Может, завтрашний день будет поудачней.

– Да, может быть.

Я помотал головой и нагрузил на тарелку горку пюре. Залил подливкой.

– Помните, как мы повели Фаджа в «Гамбургер Хэвен», и он заляпал стены пюре?

– Я заляпал? – вдруг заинтересовался Фадж.

– Ага, а ещё вывалил себе на голову плошку зелёного горошка.

Мама засмеялась.

– Надо же, я об этом совсем забыла.

– Жаль, ты не вспомнила раньше, до того, как заводить ещё одного ребёнка, – сказал я.

– Ребёнка? – переспросил Фадж.

Мама с папой переглянулись. Всё понятно. Они ещё не сообщили Фаджу радостную весть.

– Да, – сказала мама, – у нас будет ребёнок.

– Завтра? – поинтересовался Фадж.

– Нет, не завтра, – сказала мама.

– А когда?

– В феврале, – ответил папа.

– Январь, февраль, март, апрель, май, июнь, июнь… – завёл Фадж.

– Ладно, ладно, – перебил я, – мы все в курсе, какой ты умный.

– Десять, двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят..

– Хватит! – взмолился я.

– А, Б, В, Г, Д, Е, Ё, Ж…

– Кто-нибудь выключите его!

Фадж несколько минут помолчал. Потом говорит:

– А какой он будет, этот новый ребёнок?

– Надеюсь, не такой, как ты, – сказал я.

– Почему? Я был хорошим ребёнком, правда, мам?

– Ты был интересным ребёнком, – поправила его мама.

– Видишь, я был интересным, – сказал мне Фадж.

– А Питер был очень милым ребёнком, – сказала мама. – Очень тихим.

– Вам повезло, что вы меня первым родили, – сказал я маме, – иначе, боюсь, вы бы больше не захотели детей.

– А я тоже был тихим? – спросил Фадж.

– Я бы так не сказал, – мягко увильнул папа.

– Я хочу ребёнка, – заныл Фадж.

– Будет тебе ребёнок.

– Сейчас!

– Сейчас нельзя, – сказал папа.

– Почему?

– Потому что он внутри меня, – улыбнулась мама.

Ну, началось, подумал я. Вот он, тот самый вопрос. Когда я об этом спросил, мне вручили книжку «Откуда берутся дети». Любопытно, что мама с папой скажут Фаджу. Но Фадж его не задал. Он бросил ложку в тарелку и взвыл:

– Я хочу ребёнка. Хочу ребёнка – прямо сейчас!

– Придётся тебе подождать до февраля, как и нам всем, – сказал папа.

– Сейчас, сейчас, сейчас! – вопил Фадж.

И ещё пять лет такого, подумал я. А то и больше. Кто сказал, что на этом они остановятся?

– Спасибо, – сказал я, выходя из-за стола. В кухне взял свою сумку, потом встал в дверях и сообщил: – Пойду, пожалуй, – и сделал всем ручкой.

– Куда Пита идёт? – спросил Фадж.

– Я сбегаю из дома, – объяснил я. – Но вернусь вас навестить. Как-нибудь.

– Нет, Пита, не уходи! – Фадж спрыгнул со стула и кинулся ко мне. Обхватил мою ногу и как заревёт: – Пита… Пита… Возьми меня с собой.

Я попытался стряхнуть его. Не вышло. Ох и цепкий же он. Я посмотрел на папу с мамой. Потом вниз, на Фаджа. Он глядел на меня в точности как Черри, когда клянчит печенье.

– Если б я мог знать, каким получится этот ребёнок… – проговорил я.

– А ты рискни, Питер, – сказал папа. – Совсем не обязательно, что он будет похож на Фаджа.

– Совсем не обязательно, что не будет.

Фадж тянул меня за ногу.

– Хочу интересного ребёнка, – сказал он. – Как я.

Я вздохнул.

– Не вздумайте подселить его в мою комнату, слышите?

– Ребёнок будет спать здесь, – сказала мама. – В столовой.

– А есть мы где будем?

– Что-нибудь придумаем, – сказала мама. Сумка стекла на пол. Я попытался вывернуться из мёртвой хватки Фаджа.

– Ладно, пока останусь. Но когда ребёнок родится, если он мне не понравится – уйду.

– Я тоже, – сообщил Фадж. – У Сэма вон тоже родился новый ребёнок, и он так воняет. Фу, – он зажал нос.

– Кто хочет десерта? – спросил папа. – Ванильного пудинга.

– Я, я хочу! – завопил Фадж, выпустил мою ногу и полез на стул.

– А ты, Питер?

– Почему бы и нет, – я тоже уселся за стол. Мама взъерошила мне волосы. На сей раз я милостиво позволил.

Глава вторая
Агу, агу, агушеньки

Фадж скрипел мозгами несколько дней, но всё же додумался до того самого вопроса.

– А как в тебя попал ребёнок, мама?

Так что мама одолжила у меня книжку «Откуда берутся дети» и прочла её Фаджу.

Узнав правду, Фадж незамедлительно взялся просвещать всех и каждого, каким именно образом мама с папой сделали ребёнка. Он поведал об этом Генри, нашему лифтёру. Генри с улыбкой сказал:

– Да, такое не враз переваришь, правда, малыш?

Он рассказывал кассирше в супермаркете. Её глаза делались всё больше, больше, пока мама не попросила:

– Хватит, Фадж.

– Но я ещё до самого интересного не дошёл, – удивился он.

– Питер, – сказала мама, – что-то тут очень жарко, может, выведешь брата на улицу?

Он увидел в автобусе беременную и сказал:

– Я знаю, что у вас растёт внутри и как оно туда попало.

Женщина пересела на другое место.

Он поведал всё бабушке. Она сказала маме:

– Энн, не рановато ли вы на него обрушили такие знания? В наши дни детям рассказывали про аиста.

– Что такое аист? – спросил Фадж.

– Большая птица, – быстро ответил я.

– Как Большая Птица из «Улицы Сезам»?

– Не совсем.

– Я люблю птиц, – сказал Фадж. – Хочу стать птичкой, когда вырасту.

– Птичкой не получится, – объяснила бабушка.

– Почему?

– Потому что ты мальчик.

– Ну и что? – Тут Фадж расхохотался и давай кувыркаться по полу.

Фадж не переставая говорил на свою любимую тему. Просветил всех в детском саду, и учительница была так впечатлена, что позвонила маме и попросила зайти. У детей, мол, к ней много вопросов. Мама сходила в садик и выступила с успехом. И предложила мне провести подобную беседу и в моём классе.

– Нет, спасибо, – ужаснулся я.

Я никому не сказал, что у нас будет ребёнок, одному только Джимми Фарго. Я с ним почти всем делюсь. Ещё Шейла Тубман знала, поскольку жила в нашем доме и видела маму с животом.

– А она не старовата детей рожать? – спросила меня в тот день Шейла.

– Ей тридцать четыре.

Шейла открыла рот.

– Ого, так она и впрямь очень старая!

– Не такая старая, как твоя, – говорю.

Я не представлял, сколько лет миссис Тубман, но Либби, сестре Шейлы, тринадцать, значит, миссис Тубман наверняка старше моей мамы.

– Но моя-то не беременная, – пожала плечами Шейла.

– Да, но…

Я не знал, что ещё сказать. И вообще не понял, к чему она ведёт.

Поднявшись к себе, я спросил маму:

– А в тридцать четыре не слишком поздно детей рожать?

– Да нет, – сказала мама. – А почему ты спрашиваешь?

– Просто интересно.

– Бабушка родила тётю Линду в тридцать восемь.

– А-а…

Значит, моя мама не самая старая женщина на свете, решившая завести детей. А Шейла, как всегда, несёт чушь.

* * *

Моя сестра родилась 26 февраля, пока мой класс был на экскурсии в музее «Метрополитен». Позже выяснилось, что это случилось в 14:04, мы как раз были в Египетском зале, изучали мумии.

Её назвали Тамарой Роксаной, но несколько недель все называли её просто Малюткой. «Малютка плачет». «Малютка проголодалась». «Тсс… Малютка спит».

Потом мама перестала звать её «Малюткой» и начала сюсюкать и говорить всякие глупости типа «Как поживает моя Тутси-Вутси?» Как будто младенец может взять и ответить. «Не нужно ли моей Тутси-Вутси поменять подгузник?» Да, нужно, почти всегда! «Не хочет ли моя Тутси-Вутси покушать?» Да, хочет, почти всегда!

Ещё мамина Тутси-Вутси никогда не спала дольше двух часов подряд. Каждую ночь я просыпался от её воплей. Черри, который обычно дрыхнет у меня в ногах, тоже просыпался – и начинал подвывать. Они всегда выли дуэтом.

К тому времени, когда ей исполнился месяц, все уже называли её Тутси. Я-то сразу понял, что с этим возникнут проблемы, и попытался предупредить родителей.

– Когда она придёт в школу с таким именем, её станут дразнить. «Тутси-Ролл» – это же шоколадные конфеты такие!

Мама с папой только посмеивались:

– Ну и забавный же ты, Питер!

Ничего забавного в этом не было. Я-то на своей шкуре знал, как это бывает в школе. Но взрослых попробуй убеди. У меня уже есть брат по имени Фадж – «сливочная помадка». А теперь ещё и сестра Тутси. Может, моим родичам просто нужна конфетная фабрика? Выходит, мне хоть с именем повезло.

Тутси была намного мельче, чем я ожидал, однако оказалась довольно прочной. Это обнаружилось, когда Фадж попытался оторвать ей большой палец на ноге.

– Я просто хотел посмотреть, что получится, – объяснил он, когда Тутси завопила.

– Никогда больше так не делай! – рассердилась мама. – А если бы Питер захотел оторвать палец тебе?

Я рассмеялся, а Фадж сказал:

– Питер знает, что у меня не отрываются.

– У Тутси тоже, – сказала мама.

Однажды возвращаюсь из школы, а Тутси нет в кроватке. Наверное, мама её кормит, решил я и пошёл в мамину спальню поздороваться. Мама лежала, закрыв глаза руками.

– Привет, – говорю, – а где Тутси?

– В кроватке, спит, – пробормотала мама.

– Неа, нет её там, – говорю.

– Конечно, там. Только что её положила.

– Мам, я в кроватку заглядывал, пусто.

Мама убрала руки с лица.

– Что ты такое говоришь, Питер?

– Мам, Тутси нет в кроватке. Вот что я говорю.

Мама подскочила.

– Где ж она тогда?

Мы оба помчались в столовую.

– Нет! – взвыла мама, заглянув в кроватку. – Её похитили!

– Да кому она нужна! – И я тут же пожалел о своих словах.

– Звони в полицию, Питер! Нет, погоди, сначала папе… Нет, в полицию. 911.

– Подожди-ка, мам. А где Фадж?

– Фадж? Наверное, у себя в комнате. Он слушал запись, когда я уложила Тутси. – Тут до неё дошло. – Ты думаешь…

Мы бросились в комнату Фаджа. Он сидел на полу, играл с машинками и слушал пластинку «Волшебный дракон Пафф».

– Где Тутси? – спросила мама.

– Тутси? – Фадж переспросил точно так же, как и я, когда не хочу отвечать на вопрос.

– Да, Тутси! – Мама повысила голос.

– Прячется.

– Как это?

– Мы играем, – объяснил Фадж.

– Кто играет?

– Мы. Я и Тутси.

– Тутси не умеет играть. Она ещё слишком маленькая.

– А я ей помог, – сказал Фадж. – Помог ей спрятаться.

– Фадж, – сказала мама, и я почувствовал по голосу, что сейчас она ему задаст, – где Тутси?

– Я не могу сказать. Она рассердится.

И когда мама готова была взорваться, я вдруг кое-что придумал.

– Давай сыграем в «горячо-холодно», – предложил я Фаджу. – Иди за мной, и когда я пойду в сторону Тутси, кричи «горячо», а когда не туда, кричи «холодно». Понял?

– Я люблю играть, – сказал Фадж.

– Хорошо. Готов?

– Готов.

– Вперёд. – Я спустился на первый этаж и двинулся к гостиной.

– Холодно, холодно, холодно, – пел Фадж.

Я свернул на кухню.

– Холодно, холодно, холодно.

Я вышел в коридор.

– Горячо. Ой, горячо! – закричал Фадж.

Я открыл шкаф для верхней одежды.

– Очень горячо… Осторожно, обожжёшься! – Фадж прыгал и хлопал в ладоши.

Тутси лежала на дне шкафа и спала. Мама схватила её и давай причитать:

– Слава Богу, моя Тутси-Вутси жива-здорова! Она положила её обратно в кроватку – и началось.

– Это очень, очень плохой поступок! – шумела она. – Я на тебя рассердилась, Фадж!

– Но Тутси нравится играть.

– Ты что, и раньше её прятал?

– Да.

– Никогда больше так не делай, слышишь! Ты понял?

– Нет.

– Нельзя её так носить.

– Она не тяжёлая.

– Но младенцев носят совсем по-другому.

– Как мамы-кошки котят? – спросил Фадж.

– Да, примерно.

Фадж засмеялся.

– Но ты-то не носишь Тутси в зубах.

– В зубах – нет. Но я беру её на руки очень осторожно, чтобы ничего ей не повредить.

– Ты меня любишь, мама?

– Да, очень люблю.

– Тогда отдай кому-нибудь Тутси, – сказал Фадж. – Она мне надоела. Неинтересная.

– Когда-нибудь с ней станет интересно. Она сможет играть с тобой в прятки. Но придётся подождать. Она ещё не готова.

– Не хочу я ждать. Я хочу, чтобы ты её отдала. Прямо сейчас!

– Тутси – наша малютка.

– Я твоя малютка!

– Ты мой сын.

– Нет, я твоя малютка.

– Ладно, – согласилась мама. – Ты тоже малютка.

– Тогда возьми меня на ручки, как берёшь Тутси.

Мама раскрыла объятия, и Фадж запрыгнул ей на руки. Положил голову ей на плечо, сунул пальцы в рот и зачмокал.

Знаю, глупо, но на какой-то миг я ему позавидовал.

С этих пор при любой возможности Фадж пытался продать Тутси.

– Вам нравится наша малютка?

– О, да… Она прелестна.

– Можете забрать её за 25 центов.

Это не срабатывало, тогда он стал предлагать её бесплатно.

– У нас есть малютка, – говорил он прохожим. – Можете взять её, за так.

Поскольку и это не срабатывало, он начал предлагать её с доплатой.

– Я вам дам 25 центов, если заберёте её себе, только чур не возвращать.

Он и Шейле Тубман попытался её навязать.

– Мама говорила, что, когда я родилась, Либби тоже хотела от меня избавиться, – сообщила Шейла.

«Это можно понять», – подумал я.

– Но у неё прошло, пройдёт и у тебя, – сказала она Фаджу.

Фадж лягнул Шейлу и убежал. Шейла склонилась над коляской Тутси.

– Ей повезло, она не похожа на тебя, Питер.

– Это что ещё значит? – говорю.

– А ты в зеркало иногда поглядывай. – И наклонилась к Тутси: – Агу, агу, агушеньки!

– Мы с ней как с обычным человеком разговариваем.

– Но она не обычный человек, – сказала Шейла. – Она младенец.

– Короче… Можешь не издавать этих глупых звуков?

– А ей нравится. Гляди… если ей щекотать подбородок, она улыбается.

– Тебе только кажется, что улыбается. На самом деле это газы.

– Ничего подобного. Тутси улыбается – мне, и только мне, правда, масипусечка?

Ну, да, да, выражение на лице Тутси и впрямь смахивало на улыбку. Но даже безмозглый младенец вряд ли станет улыбаться Шейле Тубман.

Вечером Фадж влез в кроватку Тутси.

– Я младенец, – сказал он. – Ге-ге-ге.

Папа выудил его и поставил на пол.

– Ты большой мальчик. И спать должен в кровати для больших мальчиков.

– Нет, я не большой. Я младенец. Уа-уа-уа.

Ну, думаю, пора провести с парнем беседу.

– Слушай, Фадж… хочешь, я тебе почитаю? – Да.

– Ладно. Иди ложись, я сейчас.

Я почистил зубы, надел пижаму. Когда зашёл к Фаджу, он сидел с любимой книжкой на коленях. «Муравьед по имени Артур».

– Читай, – сказал он.

Я сел рядом.

– Тебе не надоело вести себя как младенец? – спрашиваю.

– Нет.

– А я думал, ты хочешь быть похожим на меня.

– Хочу.

– Но ты тогда выбери, на кого ты хочешь быть похожим – на меня или на младенца.

– Почему нельзя сразу?

– Ну… потому что малыши ничего не умеют. Только едят, да спят, да ревут. Они даже не интересные.

– А почему же тогда все так любят Тутси?

– Потому что она новенькая. Скоро она им надоест. Лучше быть старше.

– Чем лучше?

– Больше привилегий.

– Что такое привилегий?

– Это значит, мы можем делать то, что она не может.

– Например?

– Поздно ложиться спать, смотреть телек, и всё такое.

– Мне нельзя поздно ложиться. Это тебе можно.

– Потому что я старший брат. Но тебе можно будет ложиться позже, чем Тутси.

– Когда?

– Когда ей будет четыре, а тебе восемь. Тогда сможешь ложиться гораздо позже. И в школу пойдёшь, научишься читать и писать, а она – нет. И ещё…

– Читать, – сказал Фадж, залезая под одеяло.

– Перестанешь вести себя как маленький? – спросил я.

– Я подумаю.

– Ну хоть что-то, – сказал я.

Фадж заснул раньше, чем я дочитал до конца. Я поправил ему одеяло и выключил свет. Потом долго смотрел на себя в зеркало в ванной. Что там Шейла Тубман болтала? Почему Тутси повезло, что она на меня не похожа? Нормально я выглядел, как всегда. Если не считать ушей. В последнее время они кажутся мне великоватыми. Я прижал их пальцами к голове, «Неплохо, – подумал я. – Можно перед школой приклеивать пластырем. Но слишком уж хлопотно. Если отрастить волосы подлиннее, можно их прятать. Да, так и поступлю. Буду отращивать».

Я зевнул. Когда зеваешь перед зеркалом, видно гланды.

И пошёл к себе, и лёг, и заснул. Кому какое дело, что думает Шейла Тубман! Тоже мне важная особа.

Глава третья
Ещё одна прелестная новость

Жизнь у нас дома сильно изменилась. Папа приходил вечером с работы, притаскивал полные сумки продуктов и готовил ужин. Стиральная машина вкалывала круглые сутки. Всякий раз, как Тутси кормили и похлопывали по спинке после еды, она срыгивала. Переодевать её нужно было раз шесть на дню. Фадж снова стал писаться – и в штаны, и в кровать. Мама с папой говорили, что у него просто такая фаза, мол, немного терпения, и это пройдёт. Я предложил снова надевать на него памперсы, но идею не поддержали.

Однажды мама расплакалась. Прямо у меня на глазах, не скрываясь.

– В чём дело? – спросил я.

– Просто ужасно устала. Столько всяких дел! Порой кажется, до конца недели не дотяну.

– Так и бывает, когда рожаешь ещё одного ребёнка! – говорю.

От моих слов она ещё пуще разрыдалась. Не люблю, когда мама плачет. Вроде и жалко её, и в то же время начинаю злиться.

Несколько раз в неделю на помощь приходила бабушка. Ещё мама наняла Либби Тубман после школы сидеть с Фаджем. А я до ужина торчал у Джимми Фарго. Никто из домашних по мне, похоже, не скучал.

Но к середине мая жизнь наладилась. Тутси стала спать днём по четыре часа, а ночью и того дольше. Мама с папой готовили теперь ужин вместе. Мама уже поговаривала о том, чтобы вернуться в колледж и защитить диссертацию по истории искусств, что меня здорово удивило. Потому что до моего рождения она работала ассистентом стоматолога.

– Почему вдруг история искусств? – спросил я.

– Потому что мне это интересно.

– А как же зубы? Зубы тебя больше не интересуют?

– Нет, интересуют, конечно, – сказала мама. – Но искусство больше. По-моему, я готова к переменам.

– А родить Тутси – недостаточные перемены?

– Это хорошо, но в один прекрасный день она вырастет и пойдёт в школу, а я захочу заниматься любимой работой.

– Ясно, – сказал я.

Однако не уверен, что я понял.

В последний день учёбы нам в школе устроили праздник с кексами и пуншем. Я выпил восемь стаканов. Пунш – мой любимый напиток. Мама говорит, у меня пуншевая зависимость. А я отвечаю:

– Точно. Если вскрыть меня, обнаружится, что по моим венам течёт нектар из семи натуральных фруктовых вкусов.

К восьми стаканам прибавьте дорогу домой, ожидание лифта, поиски ключа, открывание двери и пробежку по коридору до туалета. Я очень хотел писать. Нестерпимо.

А в туалете заседал Фадж, листая «Муравьеда по имени Артур».

– Скорей! – кричу. – Сейчас не выдержу!

– Мне спешить вредно, – сказал Фадж.

Я побежал в мамину спальню, но дверь в её ванную комнату была заперта.

– Мам! – забарабанил я в дверь.

– Не слышу тебя! – крикнула она. – Я в душе. Через пять минут выйду. Проверь, пожалуйста, Тутси, ладно?

Я ринулся обратно, но Фадж и не думал вставать.

– Давай же, – говорю, – мне срочно. Я выпил восемь стаканов пунша.

– А я два стакана какао.

– Может, слезешь на минутку?

– Это вредно, – сказал он.

– Ну давай же, Фадж!

– Я не могу думать, когда ты здесь.

– О чём тебе надо думать?

– О том, чтобы писалось!

Я мог его просто смахнуть с унитаза. Но теперь, когда он перестал мочить штаны, всем полагалось поддерживать его туалетные начинания. Так что я опять рванул по коридору, а сам думаю: да, Тутси в этом смысле хорошо устроилась: писает, когда приспичит и где приспичит.

Тут я вспомнил, как учитель читал нам книжку про Англию восемнадцатого века. Люди тогда пользовались не унитазами, а ночными горшками. Эх, мне бы такой. Всё, не могу больше терпеть! Скрюченный, я вбежал в гостиную, огляделся. В углу у нас растёт дерево в кадке, вымахало выше меня. Может, туда? Нет, гадость, фу! Но тут уж не до приличий: я потянулся к пряжке ремня…

И тут Фадж крикнул сверху:

– Всё, Пита. Я сделал. Спустишь воду.

Фадж отказывается смывать за собой: боится, что его утянет в канализацию. Но сейчас я и не пытался его переубедить. Я пулей влетел в уборную, и настало мне счастье. Фадж наблюдал за процессом. Это произвело на него сильное впечатление.

– Никогда не видел столько за раз, – одобрил он.

– Спасибо, – сказал я.

Вечером мы все сидели перед телевизором в гостиной, я держал Тутси на коленях. И тут она тихонько вздохнула. Во сне она ужас до чего похожа на спящего Черри. По звукам, которые издаёт мой пёс, понятно, что ему снится. Когда что-то страшное, он поскуливает и вздрагивает. Погладишь его – успокоится.

Вот и с Тутси так же. Спит она крепко, но постоянно издаёт какие-то звуки, попискивает, кряхтит, постанывает. А то вдруг примется чмокать, будто сосёт из бутылочки, губы бантиком. Наверное, во сне она часто ест. И вот эти тихие вздохи ужасно умиляют. Это значит, что она довольна. Она лежала у меня на руках вся такая тёплая, мягкая, что я и сам весь размяк.

Когда передача закончилась, папа выключил телевизор, повернулся к нам и сказал:

– У нас хорошие новости, мальчики.

– Что, опять? – я опустил глаза на Тутси.

Родители засмеялись.

– Нет, на сей раз кое-что другое, – сказал папа.

– Интересное? – спросил Фадж, разгоняя по полу машинку. – Вруууммм, вруууммм…

– Очень даже интересное, – ответила мама.

– Ещё одна сенсация? – проворчал я. – Выкладывайте.

– Сенсация – это как привилегия? – спросил Фадж.

– Нет, – говорю. – Помолчи. – И поглядел на папу: – Ну? – Наши с ним представления об интересном могли существенно различаться.

– Мы переезжаем в Принстон, – сказал папа.

– Что? – Я чуть не подпрыгнул, но вовремя удержался: лучше не прыгать с младенцем на коленях.

– А Принстон рядом с парком? – Фадж елозил машинкой по маминой ноге.

– Нет, тупица, – говорю, – это город в штате Нью-Джерси.

– А Нью-Джерси рядом с парком?

– Только не с Центральным парком, – осторожно сказала мама.

– Тебе там не нужен будет парк, – добавил папа. – Потому что у тебя будет собственный участок возле дома.

– Что это – участок?

– Примерно как маленький парк, – объяснила мама.

– Мой личный парк?

– Более-менее личный, – сказал папа, чтобы его унять.

– А как же история искусств? – спросил я маму.

– А что история искусств?

– Ты же вроде собиралась её изучать.

– В Принстонском университете есть факультет истории искусств. Я могу туда ходить.

– Это всего на год, – сказал мне папа. – Посмотрим, как нам жизнь вдали от большого города.

– Вдали-вдали-вдали… – пел Фадж. При нём невозможно разговаривать, неужели они не видят.

– Переезд на следующей неделе, – сказал папа.

– А как же Мэн? – спрашиваю. Мы всегда летом ездим на две недели в штат Мэн.

– «Мэн» пишется М-Э-Н, – спел Фадж. – М-Э-Н.

– Откуда он знает, как пишется «Мэн»? – спросила папу мама.

– Понятия не имею.

– Ну так что с Мэном? – напомнил я.

– Вместо Мэна получается Принстон, – ответил папа.

– Вместо-вместо-вместо… – забормотал Фадж.

– Да замолчи ты! – заорал я. И добавил почти так же громко: – Ненавижу Принстон.

– Ты там никогда не был, – возразила мама.

– Нет, был. Мы ездили в гости к каким-то твоим дурацким друзьям, и они нас накормили отвратным ужином: креветки, грибы и шпинат – всё вперемешку. А я был голодный, но они мне ничего другого не дали. Даже лишнего куска хлеба. Я помню.

– A-а, верно, – сказала мама. – Надо же, я и забыла, как мы гостили у Милли с Джорджем.

– Вечно ты забываешь самое важное!

– Послушай, Питер, – сказал папа. – Мы надеялись, ты обрадуешься переезду. Мы уже там дом арендовали. Вообще-то это дом тех самых Милли и Джорджа. Они на год уезжают в Европу.

– Та старая развалюха?

– Никакая не старая развалюха. Красивый старинный особняк. А нашу квартиру мы сдадим. Так что, пожалуйста, попробуй увидеть в переезде хорошее.

– Хорошее-хорошее-хорошее… – запел Фадж.

– Надо было раньше мне сказать. И про Тутси надо было сказать, как только узнали. Никогда мне ничего не говорите. На вот, – я сунул папе свёрток с Тутси. – Сам держи своего дурацкого младенца, у меня своих дел полно.

Я ринулся прочь из гостиной, по пути от души пнув машинку Фаджа. Пока дошёл до своей комнаты, братец уже ревел.

«Вот и хорошо», – подумал я.

Потом заорала Тутси. «Ещё лучше!»

А следом и Черри подхватил её вой. «Так им и надо!»

Я хлопнул дверью, и карта снова спланировала на кровать.

Я, наверное, заснул одетый, потому что проснулся оттого, что мама трясла меня за плечо.

– Давай-ка, Питер, разденься и лезь под одеяло. Поздно уже.

– Слишком жарко, чтобы укрываться, – пробормотал я.

– Ладно. Хочешь спать одетым – спи, но только сегодня. А кеды всё-таки сними.

– А мне так нравится, – сонно сказал я.

– Хорошо. Хочешь спать в кедах – спи, но только сегодня…

– Лучше всегда.

Это мама проигнорировала.

– Питер, что касается Принстона…

Я остановил её жестом.

– Не хочу об этом говорить.

– Говорить и не надо. Просто слушай.

– Я слишком устал.

– Ладно. Завтра поговорим.

– Всё равно я ничего не могу изменить. Как и с Тутси. Меня никто не спрашивал.

– Но теперь ты против неё не возражаешь, правда ведь?

– Просто привык.

– И к Принстону привыкнешь. Вот увидишь.

Тут она принялась расписывать, в какую школу я буду ходить, но я был полусонный и почти не слушал, пока она не произнесла что-то вроде: «…и братишка твой пойдёт в ту же школу».

Тут я сел на кровати, сна ни в одном глазу.

– Что ты сказала?

– О чём?

– Да вот только что – про Фаджа и школу?

– A-а… Мы водили его на собеседование. И хотя он по возрасту маловат, нам разрешили записать его в подготовительный класс. Так что у него будет ещё год перед настоящей учёбой, ты же знаешь, он уже умеет считать десятками, и алфавит шпарит наизусть, и знает месяцы и дни недели, и цвета… к тому же слово «Мэн» может произнести по буквам.

– Да, да, мы все знаем, что он гений. Но ты ещё кое-что сказала… Что он будет ходить в ту же школу, что и я.

– Верно. Ты пойдёшь в шестой класс, а он в подготовительный. Здорово, правда?

– Здорово? – Ну всё. Я выпрыгнул из постели и схватил свою адидасовскую сумку. – Ты думаешь, прийти в новый класс – это здорово? Я там никого не знаю. И уж точно я не хочу заявляться в школу с маленьким чудовищем. Ты, что ли, совсем ничего не понимаешь? – Я открыл ящик комода и стал кидать одежду в сумку. – На этот раз я ухожу по-настоящему!

– Питер, милый… – сказала мама. – Нельзя уходить из дому всякий раз, как услышишь что-то, как тебе кажется, не совсем приятное.

– Мне не кажется. Я знаю!

– И всё же побегом проблемы не решают.

– Ты – нет, а я решаю.

Я запихнул в сумку бейсбольную перчатку, любимые джинсы, журналы комиксов «Мэд», несколько моих самых маленьких карт местности и пару аудиокассет.

– Сделать тебе с собой бутерброд с арахисовым маслом? – с улыбкой предложила мама.

– Нет, это для маленьких! Я на полном серьёзе ухожу!

Мама перестала улыбаться.

– Я понимаю, каково тебе. Но мы с папой думали…

– Вы с папой думаете по-другому, чем я.

– Теперь вижу.