Текст книги "Загадочные события во Франчесе"

Автор книги: Джозефина Тэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

6

Но к пятнице принимать меры для предотвращения угрозы было уже поздно.

Роберт рассчитывал на добросовестность полиции, рассчитывал на то, что слухи в сельской местности расходятся медленно, но он совсем упустил из виду «Ак-Эмму».

«Ак-Эмма» – была пришельцем с другой стороны Атлантики, бульварной газетой, которая втерлась в общество английской прессы лет десять тому назад. Основополагающий принцип ее издателей был таков: оплатить иск обиженного в две тысячи фунтов – не такая уж большая цена за тираж, который приносит доход в полмиллиона. Эта газета позволяла себе более кричащие заголовки, более сенсационные фотографии и более откровенные письма читателей, чем самая разнузданная газета, издававшаяся когда бы то ни было на Британских островах. На Флит-стрит[13]13
  Улица в Лондоне, на которой расположены издательства основных английских газет и название которой употребляется в обобщенном смысле как «британская пресса». – Прим. перевод.


[Закрыть] для такого рода газеты существовало краткое и непечатное определение, но поделать с ней никто ничего не мог. Дело в том, что английская пресса сама осуществляла цензуру над собой, сама решала, что можно печатать, а чего нельзя, исходя из принципов здравого смысла и хорошего вкуса. Если появлялся бульварный листок, который не желал подчиняться правилам, не существовало силы, которая могла бы принудить его это делать.

За десять лет «Ак-Эмма» на полмиллиона обошла по ежедневной выручке самые популярные из существовавших до того в Англии газет. По утрам в метро семь человек из десяти по пути на работу читали «Ак-Эмму».

И вот «Ак-Эмма» пронюхала про историю во Франчесе и раструбила о ней на всю Англию.

В пятницу утром Роберт поехал на ферму к пожилой женщине, которая считала, что она при смерти и хотела изменить свое завещание. Она проделывала это примерно раз в три месяца, и ее доктор утверждал, что она «еще задует сто свечей на своем именинном пироге». Но адвокат не может позволить себе сказать клиенту, который срочно вызывает его к своему смертному одру в полдевятого утра, не приставать к нему по пустякам. И Роберт взял несколько бланков для завещаний, забрал в гараже машину и отправился на ферму. Хотя ему опять пришлось спорить со своевольной старухой, которая отказывалась понимать, что нельзя завещать четыре трети своего завещания. Роберт получил удовольствие от поездки по зеленеющим весенним полям и на обратном пути мурлыкал песенку, предвкушая встречу с Марион.

Он решил простить ее за то, что ей понравился Невиль. В конце концов Невиль не пытался «сплавить» ее Карли. От всего этого никуда не денешься. Роберт загнал машину в гараж, едва успев проскочить под носом первой партии любителей верховой езды, и потом, вспомнив, что уже начался новый месяц, пошел в контору Билла Броу, чтобы оплатить счет. Но в конторе он застал одного Стэнли, перебирающего счета и квитанции своими сильными пальцами, которыми удивительным образом заканчивались его худые и с виду слабые руки.

– Когда я служил в войсках связи, – сказал он, бросив на Роберта рассеянный взгляд, – я считал, что наш квартирмейстер – жулик, но теперь я в этом не уверен.

– Что-нибудь пропало? – спросил Роберт. – Я зашел оплатить свой счет. Билл обычно выписывает его в начале месяца.

– Наверное, он где-нибудь здесь, – сказал Стэнли, продолжая перебирать квитанции. – Посмотрите на столе.

Роберт, привыкший к здешним порядкам, стал раскапывать груду квитанций, набросанных на стол Стэнли, чтобы добраться до нижнего слоя – аккуратно сложенных счетов, подготовленных Биллом. И вдруг он увидел газетную фотографию молодой девушки. Он не сразу ее узнал, но лицо показалось ему знакомым, и он вгляделся в фотографию.

– Нашел! – с торжеством воскликнул Стэнли, вытаскивая бумажку из сколотой пачки. Он сгреб остальные квитанции в кучу и открыл взору Роберта первую страницу утреннего выпуска «Ак-Эммы».

Роберта прошиб холодный пот. Протянув руку за бумажками, которые держал Роберт, Стэнли заметил, что тот вперился в фотографию и одобрительно сказал:

– Ничего девчонка. Напоминает мне одну египетскую потаскушку. Такие же широко расставленные глаза. Ничего была девчонка. Но время безбожно.

Стэнли принялся приводить стол в порядок, а Роберт тупо смотрел на газетную страницу.

ВОТ ЭТА ДЕВОЧКА

кричали со страницы огромные буквы. Под ними примерно две трети полосы занимал портрет Бетти Кейн. А еще ниже, шрифтом помельче, но достаточно крупным было напечатано:

Не этот ли дом?

Внизу страницы опять огромными буквами шла строчка:

ДЕВОЧКА УТВЕРЖДАЕТ, ЧТО ЭТО ТОТ САМЫЙ ДОМ: А ЧТО ГОВОРИТ ПОЛИЦИЯ?

Читайте рассказ о том, что произошло в этом доме, на второй странице.

Роберт развернул газету.

Так и есть, вся история во всех подробностях. Не упоминается только имя Шарпов.

Он бросил газету на стол и опять воззрился на фотографию. Вчера еще Франчес был закрыт от посторонних глаз высокой стеной и жил такой обособленной жизнью, что даже жители Милфорда не знали толком, как выглядит этот дом. Сегодня фотография дома глядит на вас из каждого газетного киоска от Пензанса до Пентленда.[14]14
  То есть от самой южной точки Великобритании в Корнуолле до самой северной в Шотландии. – Прим. перевод.


[Закрыть] И его мрачный фасад служит контрастом для невинного полудетского лица.

Газета, видимо, использовала фотографию, сделанную в студии. Волосы у Бетти были тщательно причесаны, и на ней было нарядное платье. Без школьной формы у нее был совсем другой вид – не то чтобы она казалась старше или взрослее, нет. Роберт старался подобрать слово. Да, вот в чем дело – она уже не казалась запретным плодом. Школьная форма исключала всякие мысли о ней как о женщине. Она была сродни черному одеянию монахини. Глядя на фотографию, Роберт подумал, что о защитных свойствах школьной формы можно было бы написать целый трактат. Защитных в обоих смыслах слова: и как броня, и как камуфляж. А сейчас, без формы, Бетти была просто существом женского пола – она была женщиной.

Тем не менее ее лицо казалось трогательно юным и взывало о помощи. Открытый лоб, широко поставленные глаза, пухлая, словно ужаленная осой, нижняя губка, которая придавала ей выражение обиженного ребенка, – все это вместе взятое производило убедительное впечатление правдивости. В историю, рассказанную девочкой с таким лицом, поверит не только епископ Ларборский.

– Можно, я возьму эту газету? – спросил Роберт.

– Берите, – ответил Стэнли. – Я ее уже прочитал за завтраком. Там нет ничего интересного.

Роберт удивился.

– А эта история тебя разве не заинтересовала? – спросил он, показывая на первую полосу газеты.

– Да нет, – сказал Стэнли, взглянув на фотографию. – Разве что напомнила мне ту потаскушку из Египта. Та тоже врала без зазрения совести.

– Так ты не веришь ее истории?

– Да кто же в это поверит?

– Где же, по-твоему, она была весь этот месяц?

– Если судить по ее сходству с той потаскушкой с Красного моря, то я бы сказал, что не иначе, как шастала по крышам, – сказал Стэнли и пошел обслуживать подъехавшую машину.

Роберт сунул газету в карман и с нахмуренным лицом пошел к себе в контору. По крайней мере один читатель «Ак-Эммы» не поверил этой истории: но тут большую роль играет случайное сходство с египетской проституткой.

К тому же Стэнли явно не обратил внимания на собственные имена и названия местности, а согласно обзорам общественного мнения, только десять процентов читателей проявляют такое безразличие, остальные девяносто процентов вчитываются в каждое слово. Так что жители Милфорда уже наверняка с наслаждением обсуждают эту историю.

В конторе Роберту сказали, что несколько раз звонил инспектор Хэллем.

– Закройте дверь и зайдите ко мне, – сказал Роберт мистеру Хезелтайну, который сообщил ему эту новость и сейчас стоял в дверях кабинета. – Взгляните на это.

Одной рукой Роберт потянулся за телефонной трубкой, другой сунул газету мистеру Хезелтайну.

Старый клерк как-то брезгливо потрогал ее сухонькой ручкой – словно разглядывая какую-то новую для него и не очень пристойную вещь.

– Так это та самая газетка, о которой столько говорят? – сказал он и принялся читать ее, словно египетский папирус.

– Ну, мы оба влипли, – сказал Хэллем, когда их наконец соединили с Робертом, и добавил несколько крепких эпитетов в адрес «Ак-Эммы». – Можно подумать, что у полиции мало дел, надо еще, чтобы ее хватала за пятки эта злобная шавка, – сказал он в заключение. Разумеется, его больше всего задели нападки на полицию.

– А из Ярда вам не звонили?

– Грант названивает куда только можно с девяти часов утра. Но управы на них не найти. Остается только терпеть. Полицию у нас только ленивый не критикует. Но и вы тоже ничего не можете им сделать.

– Я знаю. Какая у нас великолепная свободная пресса.

Хэллем добавил еще несколько эпитетов в адрес прессы.

– А ваши дамы знают? – спросил он.

– Наверное, нет. Вряд ли они читают «Ак-Эмму». Какая-нибудь добрая душа наверняка им ее пришлет, но прошло еще слишком мало времени. Впрочем, я жду их у себя в конторе через десять минут, и газету я им покажу.

– Мне даже жаль эту невыносимую старуху, – сказал Хэллем.

– Но как «Ак-Эмма» пронюхала эту историю? Мне казалось, что родители девочки – то есть ее опекуны – были против всякой огласки.

– Грант говорит, что брат девчонки озлился, что полиция ничего не предпринимает, и сам отправился в «Ак-Эмму». А их хлебом не корми, дай защитить попранные права. Вы же знаете их лозунг: «Ак-Эмма» добьется для вас справедливости!» Один такой крестовый поход продолжается у них целых три дня.

Повесив трубку, Роберт подумал, что, если от этой статьи будет плохо обеим сторонам, то, по крайней мере, им будет одинаково плохо. Полиция станет усерднее искать свидетелей, а публикация фотографии мисс Кейн вселяет слабую надежду, что кто-то ее узнает и скажет: «Эта девчонка не могла быть во Франчесе, потому что я ее видел совсем в другом месте».

– Ужасная история, мистер Роберт, – сказал мистер Хезелтайн. – А статья про нее еще ужаснее. Дурно пахнет.

– Дом, о котором идет речь, – сказал Роберт, – это Франчес, где живут миссис и мисс Шарп и куда, если вы помните, я несколько дней назад ездил по этому самому делу.

– Вы хотите сказать, эти дамы – ваши клиентки?

– Да.

– Но, мистер Роберт, мы же не занимаемся такими делами! – в голосе мистера Хезелтайна был испуг и изумление. – Это выходит за пределы… это не в нашей компетенции…

– Я считаю, мы вполне компетентны защитить клиента от подобной публикации, – холодно сказал Роберт.

Мистер Хезелтайн с сомнением глядел на кричащий заголовок, явно затрудняясь перед нелегким выбором – защищать преступниц или встать на сторону бульварной газетенки.

– Вот вы прочитали рассказ этой девочки. Вы ей верите? – спросил Роберт.

– Нельзя же такое придумать, – в простоте душевной ответил мистер Хезелтайн. – Она рассказывает все в таких подробностях.

– Это верно. Но я ее видел, когда ее привозили во Франчес опознавать дом и людей – помните, я поспешно уехал после того, как мисс Тафф подала мне чай. Так вот – я не верю ни одному ее слову. Ни одному, – повторил Роберт, радуясь, что может сказать это вслух – не столько мистеру Хезелтайну, сколько самому себе, – и что он, наконец-то, уверен в собственной позиции.

– Но как она могла все это придумать, и откуда ей знать, что находится в доме, если она там никогда не была?

– Этого я не знаю. Просто не представляю.

– Такой одинокий, стоящий на отшибе дом, к тому же невидимый с дороги, и дорога-то пустынная, по которой мало кто ездит.

– Все это так. У меня нет объяснений этому фокусу, но я ни минуту не сомневаюсь, что это – фокус. Дело не в правдоподобности ее рассказа, а в том, про кого она все это рассказывает. Я убежден, мать и дочь Шарп не способны на безумные действия, в которых она их обвиняет. А в то, что эта девочка способна придумать лживую историю, я вполне готов поверить. Вот и все. – Роберт помолчал. – И вам придется положиться на мое мнение, Тимми, – сказал он, обращаясь к старому клерку, как в детстве, по имени.

Убедил его Роберт или подействовало «Тимми», но мистер Хезелтайн больше не выдвигал возражений.

– Вы сами сейчас увидите этих преступниц, – сказал Роберт. – Я слышу в прихожей их голоса. Проведите их, пожалуйста, ко мне. Попросите их сюда, пожалуйста.

Мистер Хезелтайн безропотно пошел выполнять приказание, а Роберт перевернул газету так, чтобы вошедшим был виден лишь сравнительно безобидный заголовок: «Девушка, которую выкрали». На голове миссис Шарп на сей раз была шляпа – плоская нашлепка из черного репса. Однако облегчение на лице мистера Хезелтайна говорило о том, что головной убор возымел нужный эффект. Видимо, он ожидал клиентов совсем другого облика: к таким же клиентам, как миссис Шарп, он давно привык.

– Не уходите, – сказал ему Роберт, пожимая руки дамам. И объявил:

– Я хочу вам представить ветерана нашей фирмы мистера Хезелтайна.

Миссис Шарп протянула старому клерку руку величественным жестом, достойным королевы Виктории. Мистер Хезелтайн не только забыл свои опасения – он капитулировал. Первый бой Роберт таким образом выиграл.

Роберт заметил, что Марион, очевидно, не терпится ему что-то сказать. Как только старый клерк вышел, она заговорила:

– Сегодня утром с нами произошло что-то очень странное. Мы зашли в кафе Энн Болейн – мы там почти каждый раз пьем кофе, когда бываем в городе. Там было два пустых столика. Но, увидев нас, мисс Трулав поспешно наклонила стулья за этими столиками и сказала, что они заказаны. Я, может, и поверила бы, но у нее был такой смущенный вид. Как вы думаете, по городу уже поползли слухи? И она так сделала потому, что услышала какие-то сплетни?

– Нет, – горестно сказал Роберт, – она это сделала потому, что сегодня утром прочитала вот эту статью в «Ак-Эмме». – И Роберт перевернул газету. – Мне очень жаль сообщать вам такую новость. Придется вам стиснуть зубы и перетерпеть, как говорят дети. Вы, наверно, никогда и в руки не брали эту гнусную газетенку. Очень жаль, что вам приходится с ней знакомиться, когда она выбрала вас мишенью для своих нападок.

– Господи! – воскликнула Марион, увидев в газете фотографию Франчеса.

Затем в гробовой тишине мать и дочь принялись читать статью на второй странице.

– Я так понимаю, – сказала, наконец, миссис Шарп, – мы не можем потребовать опровержения?

– Нет, – ответил Роберт. – Все, что здесь написано, соответствует действительности. И они не добавили никаких комментариев от себя. И даже если бы и добавили – а я не сомневаюсь, что это еще будет – вам еще не предъявлено официальное обвинение. Пока дело не передано в суд, они вольны комментировать его, как им вздумается.

– Да тут комментарий и не нужен, – заметила Марион. – Из статьи ясно вытекает – полиция не выполнила свой долг. Они что, считают, что мы их подкупили?

– Я полагаю, что тут вытекает другое – полиция склонна становиться на сторону богачей, и бедная жертва не может добиться справедливости.

– Богачей, – исполненным горечи голосом повторила Марион.

– Любой, кто живет в доме, где больше шести печных труб,[15]15
  В традиционных английских домах на крышу выходит одна железная труба от каждого камина, так что над крышами обычно возвышается целая колоннада труб. – Прим. перевод.


[Закрыть] – богач. А теперь, если вы немного оправились от шока, давайте подумаем. Мы знаем, что эта девушка никогда не была во Франчесе, что она не могла…

– Вы это знаете? – прервала его Марион.

– Да, – ответил Роберт.

Вызывающий блеск угас у нее в глазах, она опустила их вниз и тихо произнесла:

– Спасибо.

– Давайте подумаем, если мисс Кейн не была в доме, то как она могла его увидеть? Что она его видела, в том нет сомнения. Вряд ли она просто повторяет услышанное от кого-то описание дома… Так как же она могла его увидеть? Я хочу сказать, не делая для этого особых усилий?

– Я полагаю, его можно увидеть со второго этажа автобуса, – ответила Марион. – Но по этой дороге не ходят двухэтажные автобусы. Или с воза с сеном – но в это время года сено не возят.

– Может быть, сено в это время года и не возят, – прокаркала миссис Шарп, – но грузовики ходят по этой дороге в любое время года. Я видела грузовики, у которых в кузове были наложены ящики или тюки выше чем стог сена.

– Это верно, – сказала Марион. – Предположим, ее подвезли не на машине, а на грузовике.

– Нет, тут возникает естественное возражение: если бы ее подвезли на грузовике, ее посадили бы в кабину, хотя бы к кому-нибудь на колени. Никто не станет заставлять девушку лезть в кузов, да еще поверх тюков. К тому же, если вы помните, шел дождь… Скажите, а никто не приходил во Франчес спросить дорогу, или предложить какой-нибудь товар, или что-нибудь починить – кто-то, с кем она могла бы быть, даже если сама осталась за воротами?

Нет, обе женщины были уверены, что за этот месяц к ним никто не приходил.

– Тогда остается предположить одно: она разглядела Франчес, проезжая мимо и сидя достаточно высоко, чтобы было видно поверх забора. Скорей всего, мы так и не узнаем, как и когда это произошло, и даже если узнаем, то не сможем это доказать. Так что нам следует сосредоточить усилия на другом: доказать не то, что ее не было во Франчесе, а то, что она находилась в каком-то другом месте.

– Вы думаете, это реально? – спросила миссис Шарп.

– Тут нам может помочь эта публикация, – сказал Роберт, кивнув в сторону «Ак-Эммы». – Я бы даже сказал, нет худа без добра. Мы никогда не смогли бы напечатать фотографию этой девушки и попросить того, кто знает, где она пропадала весь месяц, связаться с нами. Но теперь, когда они ее напечатали, это может сыграть нам на руку. Они раззвонили на всю Англию про то, как ужасно вы с ней обошлись, что вам сильно осложнит жизнь. Но они также напечатали ее фотографию, и, если нам повезет, кто-то может сообразить, что с девушкой, изображенной на фотографии, ничего подобного не могло случиться. В то время, о котором она рассказывает, она не могла быть во Франчесе, потому что, как этот человек твердо знает, она была совсем в другом месте.

Лицо Марион немного посветлело, и даже миссис Шарп слегка расслабила напряженно-прямую спину. Но что казалось катастрофой, может в конечном итоге их спасти.

– А как насчет частного детектива? – спросила миссис Шарп. – Вы, надеюсь, сознаете, что у нас очень мало денег, а частное расследование, кажется, очень дорого стоит.

– Да, обычно оно обходится даже дороже, чем предполагаешь, потому что трудно предусмотреть все расходы. Но для начала я сам собираюсь повидаться с людьми, которые замешаны в этой истории, чтобы узнать, по какой линии нам направить расследование. Узнать о ее характере и склонностях.

– Вы думаете, они вам скажут?

– Разумеется, нет. Они, наверно, и сами не знают, какие в этом тихом омуте водятся черти. Но их отзывы помогут мне составить о ней более четкое представление. По крайней мере, я на это надеюсь.

Некоторое время все молчали.

– Мы вам очень признательны, мистер Блэр.

Миссис Шарп опять заговорила тоном царствующей королевы, но было в ее интонации и что-то другое. Какое-то удивление – точно она мало встречала в жизни доброго отношения и ни от кого его не ожидала. Ее милостиво-любезная фраза явно скрывала более пространную речь: «Вы знаете, мы бедны и никогда не сможем вознаградить вас за ваши труды, так как вы того заслуживаете, да мы и не принадлежим к категории людей, дела которых вы обычно ведете, но вы хотите сделать для нас все, что в ваших силах, и мы вам за это очень благодарны».

– Когда вы поедете в Эйлсбери? – спросила Марион.

– Сразу после обеда.

– Сегодня?

– А зачем тянуть?

– В таком случае, мы больше не будем вас задерживать, – сказала миссис Шарп, вставая. Какую-то секунду она смотрела на лежащую на столе газету, потом сказала:

– Нам так нравилось жить вдали от любопытных взглядов.

Проводив дам, Роберт позвал к себе в кабинет Невиля, снял трубку и попросил соединить его с домом. Он хотел попросить тетю Лин собрать ему чемодан.

– Ты, верно, никогда не читаешь «Ак-Эмму»? – спросил он Невиля, дожидаясь, когда его соединят.

– Я так понимаю, что это – риторический вопрос, – ответил Невиль.

– Ну так взгляни на сегодняшний номер. Добрый день, тетя Лин.

– А что, кто-то грозит подать на них в суд? Мы на этом можем неплохо заработать. Они почти всегда платят по иску, не доводя дело до суда. У них есть для этого особый фонд…

Невиль замолк на полуслове, прочитав заголовок на первой странице.

Искоса поглядев на него, Роберт с удовлетворением увидел у него на лице выражение изумления и негодования. Куда девалась его обычная веселая ухмылка! Нынешняя молодежь, подумал он, считает, что ее ничем нельзя пронять. Отрадно сознавать, что, столкнувшись с жестокой действительностью, они реагируют, как все люди.

– Тетя Лин, душенька, соберите мне, пожалуйста, чемодан в дорогу. На одну ночь.

Невиль рывком развернул газету и углубился во вторую страницу.

– В Лондон – и обратно, но могу и задержаться Так или иначе, соберите маленький чемодан и положите туда самый минимум необходимого. А не все что мне вдруг может понадобиться. Ради Бога, тетя Лин! В прошлый раз вы положили в чемодан бутылку с порошком от несварения желудка, которая весила по крайней мере фунт. И когда я принимал порошок от несварения? Ну и пусть, пусть у меня будет язва желудка… Да, я приду обедать через десять минут.

– Какие скоты! – сказал поэт и интеллектуал, забыв в трудную минуту все свои изысканные выражения.

– Ну и что ты об этом думаешь?

– Думаю? О чем?

– Об истории, рассказанной этой девушкой.

– Что об этом можно думать? Неуравновешенный подросток, врет напропалую, чтобы вызвать сенсацию.

– А если я тебе скажу, что этот неуравновешенный подросток – тихая, обыкновенная, вежливая школьница, которая совсем не гонится за сенсацией?

– Ты ее видел?

– Да. На прошлой неделе. В тот раз, когда я впервые поехал во Франчес. Полиция привезла ее, чтобы она опознала дом и его хозяев, и Марион хотела, чтобы при этом присутствовал юрист. Вот так-то, дорогой юноша. Может быть, с тобой она и обсуждает «Мопассана и выражение лица у кур», но в минуту нужды она обратилась ко мне.

– Она просила тебя их представлять?

– Да.

Невиль облегченно вздохнул.

– Ну, тогда все в порядке. На минуту я подумал, что ты против нее… против них. Но если ты на их стороне – все не так уж плохо. Мы можем объединить усилия и вместе ставить палки в колеса этой… малютке. – Роберт рассмеялся, услышав типичное для Невиля словечко. – Ну и что ты собираешься делать, Роберт?

Роберт рассказал ему о своих планах.

– А контору я оставлю на тебя.

Он увидел, что Невиль опять разглядывает портрет «малютки». Он подошел и встал рядом, и они вместе глядели на спокойное полудетское лицо.

– В общем-то приятное лицо, – заметил Роберт. – Что ты о нем думаешь?

– Я думаю, с каким удовольствием я расквасил бы этот нос и наставил синяков под этими глазами, – сквозь зубы проговорил эстет.