Текст книги "Загадочные события во Франчесе"

Автор книги: Джозефина Тэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

– Значит, мы обязаны их взять? – сказала Марион. – И предстать перед судом – и мама тоже, – чтобы ответить… чтобы нас обвиняли в таких вещах?

– Боюсь, у вас нет выбора.

Казалось, Марион и испугалась его категоричности, и обиделась за отсутствие поддержки с его стороны. Хэллем протянул ей повестку, и по его виду Роберт понял, что он тоже почувствовал ее обиду и, в свою очередь, обиделся.

– Я должен сказать вам, что если бы не мистер Блэр (боюсь, сам он умолчит об этом), то дело не обошлось бы повесткой, а сюда бы приехал Грант с ордером на арест, и эту ночь вы бы провели не у себя дома, а в камере. Не беспокойтесь, мисс Шарп, не надо меня провожать.

Роберт посмотрел ему вслед и, припомнив, как пренебрежительно обошлась с ним в тот раз миссис Шарп, подумал, что теперь она квиты…

– Это правда? – спросила миссис Шарп.

– Чистая правда, – подтвердил Роберт и рассказал, как Грант приехал с ордером на арест. – Но за свое спасение благодарите не меня, а мистера Хезелтайна из нашей фирмы.

И он рассказал, как старый клерк мгновенно среагировал на искажение буквы закона.

– А что это за новые свидетельские показания, которые у них, якобы, появились?

– К сожалению, они у них действительно есть, – сдержанно сказал Роберт. – Сомневаться в этом не приходится. – Он рассказал о свидетеле, который видел, как девушка села в машину в Мейнсхилле. – Это как раз подтверждает наши подозрения: уйдя с Черрилл-стрит и, якобы, отправляясь домой, она на самом деле шла на свидание. А вот другое свидетельское показание – значительно серьезнее. Вы как-то говорили, что у вас была женщина, вернее, девушка с фермы, которая раз в неделю приходила помогать вам по дому.

– Да, Роза Глин.

– Я так понял, что с тех пор, как начались все эти сплетни, она у вас больше не работает?

– Какие сплетни… Вы имеете в виду историю с Бетти Кейн? Что вы! Мы ее уволили задолго до этого.

– Уволили?! – резко переспросил Роберт.

– Да, уволили. А что вас так удивляет? Нам не раз приходилось увольнять прислугу.

– Дело не в этом, просто в данном случае это очень многое проясняет. А за что вы ее уволили?

– За воровство, – ответила миссис Шарп.

– Стоило оставить на виду кошелек, как она крала шиллинг, другой, – добавила Марион, – но так как нам была нужна прислуга, мы закрывали на это глаза и старались держать от нее кошельки подальше. Да и всякие прочие предметы, например, чулки. А потом она украла часы, которые я носила двадцать лет. Я как-то собралась стирать и, чтобы не намочить, сняла их, а когда пришла за ними, их уже не было. Я спросила у нее, но она, конечно же, «их не видела». Ну это уже было слишком. Я так привыкла к этим часам, они стали как бы моей неотъемлемой частью, ну как волосы и ногти. Вернуть часы было невозможно: ведь у нас не нашлось никаких доказательств, что именно она взяла их. После ее ухода мы с мамой все обсудили, утром пошли на ферму и просто сказали, что больше не нуждаемся в ее услугах. Это произошло во вторник (она всегда приходила по понедельникам), а днем, когда мама легла отдохнуть, приехал Грант с Бетти Кейн.

– Понятно. А когда вы объявили девушке, что она уволена, на ферме был еще кто-нибудь?

– Не помню. По-моему, никого не было. А она сама не с фермы Стейплов – они прекрасные люди. Она дочь одного их работника. И, насколько я помню, мы ее встретили на улице, возле дома, и там же ей все сказали.

– Ну и как она отреагировала?

– Она немного покраснела и сделала обиженный вид.

– Она стала красная как рак и надулась как индюк, – уточнила миссис Шарп. – А почему вы спрашиваете?

– Потому что она скажет под присягой, что когда работала у вас, слышала с чердака крики.

– Неужели так и скажет, – задумчиво проговорила миссис Шарп.

– Что еще хуже, есть показания, что она слышала крики еще до того, как стало известно о похищении Бетти Кейн.

После этого воцарилась тягостная пауза. И Роберт опять подумал, как тихо в доме, словно на кладбище. Молчали даже французские часы на каминной полке. Штора на окне надулась от порыва ветра и снова бесшумно, как в кино, упала на место.

– Вот это удар ниже пояса, – сказала, наконец, Марион.

– Не могу не согласиться.

– Это и для вас удар.

– Да, для всех нас.

– Я не имею в виду вашу работу.

– Не работу? А что же тогда?

– Я хочу сказать, что из этого следует, что мы вас все это время обманывали.

– Марион, ну что вы говорите! – нетерпеливо перебил ее Роберт, впервые назвав ее по имени и даже не заметив этого. – Неужели я поверю словам подруг Розы Глин и перестану верить вам!

Она, похоже, его вообще не слушала.

– Как бы мне хотелось, Господи, как бы мне хотелось, чтобы у нас было одно, хотя бы одно показание в нашу пользу! – страстно сказала она. – Этой девице… ей все, абсолютно все, сходит с рук. Вот мы говорили «это неправда», но мы не можем доказать, что это неправда. Это только слова. Все – бездоказательно. Жалкое отрицание. Все факты складываются в ее пользу и подтверждаются ее россказни, а у нас нет ни единого доказательства, что мы говорим правду. Ни единого!

– Сядь, Марион, – сказала ее мать. – И успокойся. Словами тут не поможешь.

– Я бы убила эту девицу, честное слово, убила бы. Господи, я бы ее целый год мучила два раза в день, а с Нового года начала бы все сначала. Когда я думаю, что она с нами сделала…

– Не думайте об этом, – перебил ее Роберт. – Думайте лучше, как ее разоблачить на суде. Если я хоть чуть-чуть разбираюсь в людях, это доставит ей больше мучений, чем побои.

– Неужели вы до сих пор верите, что такое возможно? – поразилась Марион.

– Да, верю. Я пока еще не знаю, как нам это удастся сделать, но я верю, что удастся.

– Без одного-единственного показания в нашу пользу и с кучей доказательств в ее пользу?

– Да.

– Скажите, мистер Блэр, что это – ваш врожденный оптимизм или внутренняя убежденность в торжестве справедливости, или еще что-нибудь? – спросила миссис Шарп.

– Не знаю. Думаю, истина сама по себе имеет законную силу.

– Однако она слишком помогла Дрейфусу, Слейтеру, да и многим другим, – сухо заметила миссис Шарп.

– В конце концов помогла.

– Если откровенно, мне бы не хотелось провести свою жизнь в тюрьме, ожидая, пока истина проявит свою силу.

– Думаю, что до этого, то есть до тюрьмы, дело не дойдет. В понедельник вы явитесь в суд, а так как у вас нет доказательств своей невиновности, дело будет направлено для дальнейшего судебного разбирательства. Мы будем ходатайствовать об освобождении вас под залог, значит, вы останетесь здесь до выездной сессии суда присяжных в Нортоне. Я надеюсь, что до того Алекс Рамсден нападет на ее след. Ведь нам не нужно знать, чем она занималась весь этот месяц. Нам всего лишь нужно доказать, что в тот день, когда, по ее словам, она села к вам в машину, на самом деле она была совсем в другом месте. Стоит поставить под сомнение хоть один факт, и вся ее легенда рухнет. И сделать это на суде – для меня дело чести.

– Публично раздеть ее, как нас раздела «Ак-Эмма»? Думаете, на нее это подействует? – спросила Марион. – Так же, как на нас?

– Быть героиней газетной сенсации, не говоря уже о любви и обожании семьи, а потом быть разоблаченной в суде как лгунья, мошенница и потаскушка? Думаю, подействует. А главное, в результате своей проделки она опять добилась внимания Лесли Винна – внимания, которое потеряла, когда он обручился. До тех пор, пока она остается угнетенной невинностью, ей гарантировано внимание Лесли, а как только мы ее разоблачим, она потеряет его навсегда.

– Мистер Блэр, я не думала, что мне доведется увидеть, как в ваших благородных жилах скиснет «благостное млеко», – заметила миссис Шарп.

– Если бы она так сорвалась из-за помолвки этого юноши, что вполне могло быть, я бы искренне ей сочувствовал. Она в таком трудном возрасте, и помолвка, наверное, была для нее ударом. Но я не думаю, что дело в этом. По-моему, она истинная дочь своей матери, но слишком рано ступила на ее путь. Такая же эгоистичная, себялюбивая, жадная и внешне благопристойная, как и мать. Ну, мне пора. Я обещал вернуться домой после пяти: мне может звонить Рамсден. И еще мне нужно позвонить Кевину Макдермоту – посоветоваться насчет защиты и всего прочего.

– Боюсь, что мы… вернее, я… была не слишком любезна, – сказала Марион. – Вы для нас так много сделали и так много делаете. Но это был такой удар. Так неожиданно, как гром среди ясного неба. Простите меня, если…

– Мне нечего прощать. По-моему, вы обе были на высоте. А сейчас у вас никого нет вместо нечестной и нечистой на руку Розы? Ведь с таким домом трудно управляться самим.

– Ну, из местных сейчас никто не согласится. Но Стэнли – ну что бы мы без него делали? – знает одну женщину в Ларборо, которую можно уговорить приезжать к нам раз в неделю на автобусе. Знаете, когда мысли об этой девице становятся невыносимыми, я думаю о Стэнли.

– Да, – улыбнулся Роберт. – Соль земли…

– Он учит меня готовить. Я теперь умею переворачивать яйца на сковороде так, чтобы не растекался желток. Он меня спросил: «Зачем вы в них тычете – вы что, дирижируете оркестром?» А когда я его спросила, почему у него все так ловко получается, он сказал, что научился готовить «в палатке площадью полквадратных метра».

– Как вы доберетесь до Милфорда? – спросила миссис Шарп.

– Сяду на дневной автобус из Ларборо. Телефон еще не починили?

Женщины восприняли это не как вопрос, а как утверждение. Миссис Шарп попрощалась с ним в гостиной, а Марион вышла проводить до ворот. Когда они шли напрямик по траве, растущей внутри круга, образованного подъездной дорожкой, Роберт заметил:

– Хорошо, что у вас маленькая семья, а то здесь протоптали бы тропку к порогу.

– Мы и так протоптали, – сказала она, глядя на примятую траву. – Это выше человеческой натуры – идти по кривой, если можно пройти по прямой.

Слова, думал Роберт, слова, пустые слова, чтобы хоть как-то прикрыть горькую правду. Он весьма прочувственно и красиво вещал о силе истины, но что толку в красивых словах? Есть ли шанс, что Рамсден к понедельнику сумеет найти доказательства? Или хотя бы к выездной сессии суда присяжных? Прямо скажем, шанс небольшой. И лучше сразу приучить себя к этой мысли.

В половине шестого позвонил, как и обещал, Рамсден. В его отчете не было ничего утешительного. Ему не удалось установить, проживал ли в гостинице «Мидленд» тот мужчина, никаких сведений о нем он не нашел, а потому искал девушку. Но ему не удалось найти никаких следов. Он роздал своим людям копии ее фотографии, и они спрашивали о ней в аэропортах, на вокзалах, в бюро путешествий и гостиницах, где она могла бы остановиться. Но ее там никто не видел. Он сам прочесал весь Ларборо и с удовлетворением отметил, что по фотографии ее можно узнать: в местах, где Бетти Кейн действительно бывала, ее легко по ней узнавали. Например, в двух кинотеатрах, где, по словам девушки из кассы, она всегда бывала одна, и в женском туалете на автовокзале. Заходил он и в гаражи, но безрезультатно.

– Знаете, – сказал Роберт, – он подобрал ее на автобусной остановке на дороге в Лондон через Мейнсхилл, где она всегда садилась на автобус, когда ехала домой. – И он рассказал Рамсдену последние новости. – Как видите, времени у нас в обрез. В понедельник должны явиться в суд. Если бы мы узнали, где она была в тот первый вечер! Тогда вся ее легенда рухнет!

– А какая была машина?

Роберт описал машину и услышал, как на том конце провода вздохнул Рамсден.

– Да, – согласился с ним Роберт, – в округе, пожалуй, тысяч десять таких машин будет. Ну что ж, на этом я с вами прощаюсь. Мне нужно позвонить Кевину Макдермоту и поведать ему о наших бедах.

В конторе Кевина уже не было, в своей бывшей холостяцкой квартире его тоже не оказалось. В конце концов Роберт застал его дома в Вейбридже. Судя по голосу, он успел отдохнуть и был в хорошем настроении, и как только услышал, что у полиции появились новые свидетельские показания, стал слушать, не перебивая, пока Роберт не рассказал все до конца.

– Как видишь, Кевин, – сказал в заключение Роберт, – мы попали в жуткую переделку.

– Ну что же, звучит по-детски, но формулировка точная. Мой тебе совет – «отдай» им полицейский суд и сосредоточься на выездной сессии.

– Кевин, может, ты приедешь на выходные, и мы с тобой все обсудим? По подсчетам тети Лин, ты у нас уже шесть лет не был, так что давно пора. Приедешь?

– Я обещал сыну в воскресенье поехать с ним в Ньюбери покупать пони.

– Может, вы это отложите на потом? Я уверен, Син согласится, когда узнает, что это благое дело.

– Сину абсолютно безразличны все дела, если они не сулят ему выгоды, – сказал любящий отец, – ведь он мой сын. А если я приеду, ты познакомишь меня со своими ведьмами?

– Разумеется.

– А Кристина приготовит мои любимые пирожные с кремом?

– Обязательно приготовит.

– И спать я буду в комнате, где по стенам развешаны салфетки с цитатами из Библии?

– Так ты приедешь, Кевин?!

– Конечно, в Милфорде, кроме как зимой, можно сдохнуть от скуки. – Он имел в виду охоту, так как сельскую местность признавал исключительно сидя верхом на лошади. – К тому же я давно мечтал прокатиться в воскресенье с сыном на пони. Но перед искушением познакомиться с ведьмами, поесть пирожных с кремом и поспать в комнате с библейскими цитатами я устоять не в силах.

Роберт уже собирался положить трубку, как Кевин вдруг сказал:

– А тебе не приходило в голову, что полиция права?

– Ты хочешь сказать, бредовая придумка соответствует действительности?

– Да. То есть, ты допускаешь такую возможность?

– Если бы допускал, то не стал бы… – рассердился было Роберт и рассмеялся. – Лучше приезжай, и сам все увидишь.

– Приеду, приеду, – заверил его Кевин и положил трубку.

Роберт позвонил в гараж и, когда Билл поднял трубку, спросил, на месте ли Стэнли.

– А разве вы не слышите?

– А что случилось?

– Мы только что вытащили гнедого пони Мэтта Эллиса из смотровой ямы. Вам позвать Стэнли?

– Не надо. Передайте ему, пожалуйста, чтобы он зашел ко мне по дороге домой и передал от меня записку мисс Шарп.

– Обязательно передам. Послушайте, мистер Блэр, правда, что у вас плохие новости, извините за любопытство?

«Милфорд! – подумал Роберт. – И как это только получается? Может, новости разносит ветром, как цветочную пыльцу?»

– К сожалению, вы правы. Они сами расскажут Стэнли, когда он придет к ним вечером. Пожалуйста, не забудьте передать ему про записку.

– Не волнуйтесь, я все передам.

В записке он написал, что в субботу вечером приезжает Кевин Макдермот, и спрашивал, можно ли ему привезти его к ним в воскресенье днем.

16

– Ну почему, когда Кевин Макдермот выезжает за город, он одевается как рекламный агент? – спросил Невиль, когда они с Робертом ждали, пока гость умоется с дороги и спустится ужинать.

По мнению Роберта, Кевин в загородной одежде был похож на занюханного тренера лошадей для малопрестижных состязаний, но тактично умолчал об этом. К тому же Невиль, который вот уже несколько лет поражал всю округу немыслимой одеждой, не имеет права осуждать чужие вкусы.

Правда, сегодня Невиль пришел к ужину в безупречно строгом традиционном темно-сером костюме и, по всей видимости, решил, что теперь вправе забыть о своих недавних экспериментах.

– Ну что, Кристина как всегда сбилась с ног, приготавливая угощение для своего любимца?

– Я бы сказал, сбилась с рук, взбивая яичные белки.

Кристина обожала Кевина и называла его «воплощением сатаны», но не за его внешность (хотя в нем и было что-то сатанинское), а за то, что он «защищает виновных из любви к наживе». А обожала его за то, что он был очень хорош собой, хвалил ее стряпню и она считала его «исправимым грешником».

– Надеюсь, это будет суфле, а не меренга. Как ты думаешь, удастся уговорить его приехать в Нортон на выездную сессию суда присяжных?

– Думаю, вряд ли – он слишком занят, даже если и заинтересуется делом. Но я надеюсь, что приедет кто-нибудь из его людей.

– Натасканный Макдермотом?

– Вот именно.

– Не понимаю, зачем нужно, чтобы Марион надрывалась, готовя обед для Макдермота. Неужели он не понимает, что ей придется самой готовить, убирать и мыть, да еще и таскать все взад-вперед на их допотопную кухню?

– Марион сама пригласила нас на обед. Наверное, считает, что так нужно.

– Ты всегда был без ума от Кевина и просто не в состоянии оценить такую женщину, как Марион. Это… это неприлично, что такая женщина тратит силы на домашние дела. Она должна пробираться сквозь джунгли, лазить по скалам, быть вождем дикого племени или покорять космос. Десять тысяч безмозглых блондинок, разодетых в меха, целыми днями сидят и красят свои ноготки, а Марион возит на тележке уголь! Уголь! Марион! А после суда у них не останется ни гроша, чтобы нанять прислугу, даже если они и сумеют ее найти.

– Будем надеяться, что они хотя бы не окажутся на каторге.

– Роберт, этого не может быть! Это немыслимо.

– Да, немыслимо. Разве можно себе представить, что кто-то из твоих знакомых сядет в тюрьму?

– Достаточно того, что они сядут на скамью подсудимых. Марион, которая за всю жизнь не совершила не одного жестокого, противозаконного и бесчестного поступка? И все из-за какой-то… Знаешь, вчера вечером я славно развлекся: я нашел книгу о пытках и до двух часов ночи не спал – все никак не мог выбрать достойную для этой гнусной Кейн.

– Жаль, с тобой не было Марион. Она тоже любит этим заниматься.

– А ты чем бы занимался на ее месте? – в тоне Невиля слышалось легкое презрение, словно он давал понять, что мягкий по натуре Роберт просто не способен испытывать столь сильные чувства. – Тебе это не приходило в голову?

– Мне незачем думать об этом, – спокойно парировал Роберт. – Я собираюсь раздеть ее публично.

– Что?!

– В переносном смысле. Я собираюсь на суде изобличить все ее притворство, чтобы все увидели, какова она есть на самом деле.

Какое-то время Невиль с любопытством смотрел на него.

– Аминь, – тихо сказал он. – Роберт, я и не знал, что ты так к этому относишься.

Он хотел еще что-то сказать, но тут открылась дверь, вошел Макдермот, и вечер начался.

Пока они ели превосходный ужин тети Лин, Роберт все думал, правильно ли он поступает, предложив Кевину обед во Франчесе. Ему ужасно хотелось, чтобы Кевину понравились Шарпы; но Кевин по натуре очень темпераментный, да и Шарпы люди очень своеобразные. Как бы не навредил этот обед, ведь Кевин большой гурман. Когда Роберт утром прочел принесенное Стэнли приглашение на обед, он обрадовался, что они сделали такой жест, но теперь его постепенно охватывало беспокойство. И по мере того как на натертом до блеска столе из красного дерева одно за другим появлялись великолепные блюда, которые подносила сияющая от удовольствия Кристина, беспокойство заполнило его до краев, грозя вырваться наружу. Это у Роберта «бламанже, которое не поднялось» может вызвать теплое сочувствие; рассчитывать, что оно произведет такое же впечатление на Кевина, не приходится.

Похоже, Кевин всем доволен, думал Роберт, слушая, как Макдермот признается в любви тете Лин, не забывая время от времени сказать что-то приятное и Кристине. Боже мой, ох уж эти ирландцы! Невиль тоже был на высоте, весь воплощенное внимание. Он учтиво вставлял в свою речь «сэр» – достаточно часто, чтобы Кевин чувствовал свое превосходство, но не настолько, чтобы почувствовать себя старым. В сущности, это более изощренная, английская разновидность лести.

А тетя Лин, с розовыми щеками, прямо как девушка, вся сияла от удовольствия, впитывала комплименты как губка и щебетала без умолку. Слушая ее Роберт с изумлением обнаружил, что ее отношение к Шарпам претерпело огромные изменения. Исключительно благодаря грозящему им тюремному заключению, они из «этих женщин» превратились в «бедняжек».

Кевин здесь был вовсе ни при чем: это было сочетание природной доброты и путаницы в голове.

Как странно, думал Роберт, оглядывая стол, что эта семейная вечеринка – такая веселая, теплая и уютная – состоялась из-за беды, в которую попали две беспомощные женщины из мрачного, безмолвного дома, затерянного среди полей.

Он пошел спать со смешанным чувством тепла после вечеринки и тревоги и боли в душе. Спят ли сейчас во Франчесе? Да и до сна ли им теперь?

Роберт поздно заснул и рано проснулся; он лежал, вслушиваясь в тишину воскресного утра, и надеялся, что сегодня будет хороший день (в дождь, когда Франчес из грязно-белого превращался в серый, он выглядел ужасно), и пусть то, что Марион приготовила к обеду, «поднимется». Около восьми часов к дому подъехала машина и остановилась под окном. Потом кто-то негромко просвистел военную побудку. Это Стэнли. Роберт встал и высунул голову из окна.

В машине, как всегда без шляпы, был Стэнли (Роберт еще ни разу не видел Стэнли с покрытой головой) – он сидел и взирал на него с благодушно-терпеливым видом.

– Спите, бездельник?

– Вы разбудили меня только для того, чтобы поиздеваться надо мной?

– Не только. У меня поручение от мисс Шарп. Она просила вас захватить с собой заявление Бетти Кейн. Обязательно захватите, это очень важно. У нее такой вид, будто она откопала клад.

– Она довольна? – удивился Роберт.

– Как невеста в день свадьбы. Нет, правда, ничего подобного не видел с тех пор, как моя кузина Бьюла выходила замуж за своего поляка. У Бьюлы лицо как лепешка, но, можете мне поверить, в тот день она была красива, как Венера, Клеопатра и Елена Прекрасная вместе взятые.

– А вы случайно не знаете, почему у мисс Шарп такой довольный вид?

– Нет. Я пытался закинуть удочку, но, похоже, она приберегает это на потом. Так или иначе не забудьте захватить копию заявления; разгадка – в заявлении.

Стэнли поехал дальше по направлению к Син Лейн, а сильно озадаченный Роберт взял полотенце и пошел в ванную. До завтрака он нашел у себя в бумагах заявление и еще раз с удвоенным вниманием прочел его. Интересно, что такое Марион вспомнила или обнаружила, что ее так обрадовало? Очевидно, Кейн где-то допустила ошибку. Марион довольна и просит его принести с собой заявление Кейн. Значит, где-то в заявлении и есть доказательство того, что Бетти Кейн лжет.

Он дочитал заявление до конца, так и не поняв, что же это может быть, и начал читать снова. Да что же это такое? Может, она сказала, что шел дождь, а дождя не было? Но это не влияет на достоверность ее рассказа. А может, дело в автобусе? В том, который, по ее словам, проехал мимо, когда ее везли в машине Шарпов? Может, она ошиблась во времени? Но они проверяли и не раз – со временем все в порядке. Может, дело в подсветке таблички на автобусе? Может, было слишком рано, чтобы включать подсветку? Но это всего лишь неточность, мелкая ошибка, которая не может перечеркнуть заявление Кейн.

Роберту не хотелось думать, что Марион из желания получить «хотя бы одно маленькое доказательство» в свою пользу преувеличивает значение пустяковой неточности и видит в ней доказательство лжи. Ведь обрести надежду и потом ее потерять еще хуже, чем не иметь ее вовсе.

Эта новая забота почти полностью вытеснила беспокойство по поводу обеда, и он перестал думать о том, понравится ли Кевину, как его накормят во Франчесе. Когда перед уходом в церковь тетя Лин осторожно спросила его: «Роберт, а что вам подадут на обед? Я почти уверена, они, бедняжки, питаются разогретыми консервами» – он просто ответил: «Они понимают толк в хорошем вине, и Кевин это оценит».

– Что случилось с юным Беннетом? – спросил Кевин, когда они ехали во Франчес.

– А его не приглашали на обед.

– Я не это имел в виду. Куда подевались его безумные костюмы, высокомерие и агрессивность а-ля «Наблюдатель»?

– А, он разошелся с «Наблюдателем» из-за этого дела.

– Да ну!

– Впервые он отлично знает обстоятельства дела, о котором разглагольствует «Наблюдатель», и, я думаю, контраст явился для него сильным ударом.

– И надолго эти благотворные перемены?

– Знаешь, я не удивлюсь, если навсегда. Во-первых, он достиг того возраста, когда бросают детские глупости и меняются к лучшему, а во-вторых, похоже, он задумался, достойны ли защиты те, на кого проливает слезу «Наблюдатель», или они такие же, как и Бетти Кейн. Взять, к примеру, Котовича.

– Ба! Патриот! – выразительно сказал Кевин.

– Он самый. Еще на прошлой неделе Невиль вещал о нашем долге перед Котовичем – долге защищать и беречь его, и обеспечить английским паспортом. Сомневаюсь, что сегодня он все еще того же мнения. Он удивительно повзрослел за последние дни. Я даже не подозревал, что у него есть костюм, в котором он был вчера вечером. Наверное, это тот самый костюм, в котором он ходил на выпускной вечер: с тех пор я ни разу не видел его прилично одетым.

– Будем надеяться, это надолго. У парня отличная голова, и как только он избавится от дури, он принесет конторе большую пользу.

– Тетя Лин очень переживает, что он поссорился с Розмари из-за дела во Франчесе, и боится, что он так и не женится на дочери епископа.

– Ура! Тем лучше для Невиля! Он начинает мне нравиться. Роб, ты уж постарайся, как бы между прочим, подлей масла в огонь и сделай так, чтобы он женился на какой-нибудь хорошенькой глупышке, которая нарожает ему пятерых детей и будет устраивать по субботам для всей округи вечеринки с игрой в теннис, если не идет дождь. Такая разновидность глупости намного приятнее, чем та, когда лезут на трибуну и вещают на темы, в которых ничего не смыслят. Ну что, приехали?

– Да, это и есть Франчес.

– Настоящая «загадочная вилла».

– Раньше все было по-другому. Ворота, как видишь, ажурной работы (между прочим, довольно изящной) – и все было на виду. Просто предыдущему хозяину взбрело в голову наглухо зашить ворота железом, и из обычного дом превратился в загадочный.

– Во всяком случае, он очень подошел для затеи Бетти Кейн. Ей здорово повезло, что он попался ей на глаза.

Потом Роберту было стыдно, что он сомневался в Марион, – и насчет заявления Бетти Кейн, и по породу обеда. Он просто недооценил ее хладнокровие и трезвость ума; к тому же он забыл об умении Шарпов принимать людей такими, каковы они есть, а ведь это всегда так приятно. Они даже и не пытались состязаться в гостеприимстве с тетей Лин и не стали устраивать парадный обед в столовой. Вместо этого они накрыли стол на четверых у окна в гостиной, где на него падал солнечный свет. Это был очень красивый стол вишневого дерева, только абсолютно ненатертый. Зато фужеры ослепительно блестели. (Как это похоже на Марион, подумал Роберт, сосредоточиваться на главном и не думать о мелочах).

– У нас ужасно мрачная столовая, – сказала миссис Шарп. – Проходите и убедитесь в этом сами, мистер Макдермот.

Тоже очень характерное высказывание. Никаких вам светских разговоров со стаканчиком хереса вокруг стола. Проходите и полюбуйтесь на нашу жуткую столовую. И гость сразу же чувствует себя как дома.

– Скажите, пожалуйста, – сказал Роберт Марион, как только они остались вдвоем, – о чем это вы хотели…

– Нет-нет, пока не пообедаем, ни слова о деле. Пусть для вас это станет своеобразным десертом. Я вспомнила об этом сегодня ночью, когда думала, как встретить мистера Макдермота. Я так счастлива, теперь все будет по-другому. Я хочу сказать, что хотя это и не меняет сути дела, для нас это чрезвычайно важно. Это то самое «маленькое доказательство» в нашу пользу, о котором я так мечтала. Вы сказали мистеру Макдермоту?

– О вашей просьбе? Нет, я ему ничего не говорил. Я подумал, что лучше не надо.

– Роберт! – сказала она, насмешливо на него глядя. – Да вы мне просто не поверили. Вы боялись, что я несу чушь.

– Я боялся, что вы на основании одного маленького факта столько всего нагородите, что он не устоит. И…

– Не бойтесь, – успокоила она его. – Устоит. Пойдемте на кухню, вы мне поможете донести поднос с супом, хорошо?

Вдвоем они прекрасно управились: Роберт нес поднос с четырьмя пиалами, а вслед за ним Марион несла большое блюдо с серебряной крышкой, – вот пожалуй, и все. Когда они съели суп, Марион поставила перед матерью блюдо со вторым, а напротив Кевина – бутылку вина. На второе был тушеный цыпленок с овощами и к нему – монтраше.

– Монтраше! – обрадовался Кевин. – Вы необыкновенная женщина!

– Роберт говорил мне, что вы любите красные вина, но сегодня в погребе старого Кроули выбор – увы! – не тот, что был раньше. Так что мне пришлось выбирать между монтраше и красным бургундским, которое хорошо пить зимним вечером, но не в полдень под курицу с фермы Стейплов.

Кевин заметил, что женщины крайне редко понимают толк в винах, которые не пенятся и не вышибают пробку.

– Откровенно говоря, – сказала миссис Шарп, – если бы эти остатки прежней роскоши можно было продать, мы бы, наверное, уже давно так и сделали, но, к счастью, запасы слишком невелики и разнообразны. Меня с детства научили разбираться в винах. У мужа был довольно хороший винный погреб, но у него не было такого вкуса к винам, как у меня. А вот у моего брата в Лессвейсе имелся отличный погреб, да и вкус к винам под стать.

– В Лессвейсе? – переспросил Кевин и взглянул на нее, словно что-то припоминая. – Вы случайно не сестра Чарли Мередита?

– Да, это мой брат. А вы знали Чарльза? Но этого не может быть. Вы слишком молоды.

– Чарли Мередит вырастил моего первого пони. Он был у меня целых семь лет, отличная была лошадка.

И с этого момента они оба утратили всякий интерес ко всем остальным и даже к еде.

Роберт перехватил благодарный и довольный взгляд Марион и сказал:

– Вы просто наговаривали на себя, когда утверждали, что не умеете готовить.

– Если бы вы были женщиной, вы бы сразу заметили, что сама я ничего не готовила. Суп я извлекла из консервной банки, разогрела и добавила немного хереса и специй; цыпленка я положила в кастрюлю (его принесли от Стейплов уже обработанным), залила кипятком, добавила туда все, что пришло в голову, и, помолясь, поставила в духовку; сливочный сыр тоже принесли с фермы.

– А откуда эти замечательные булочки к сыру?

– Их испекла хозяйка Стэнли.

И они потихоньку посмеялись.

Завтра ей предстоит сесть на скамью подсудимых. Завтра весь Милфорд получит за ее счет бесплатное зрелище. А сегодня она живет своей жизнью, получает удовольствие и радуется, делится своей радостью с ним, наслаждается моментом. Во всяком случае, так он думал, глядя в ее сияющие глаза.

Они убрали сырные тарелки прямо из-под носа увлеченной разговором пары, отнесли на кухню подносы с грязной посудой и сварили кофе. Кухня была огромная и мрачная, с каменным полом и старомодной, жутковатого вида мойкой.

– Мы включаем газовую плиту только по понедельникам, когда занимаемся генеральной уборкой, – сказала Марион, заметив его заинтересованный взгляд. – А так готовим на керосинке.