Текст книги "Мифы и личностные изменения. Путь к блаженству"

Автор книги: Джозеф Кэмпбелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Часть II. Живой миф

Глава 3. Общество и символ³³

Механизм мифов: как работают символы

Магия мифов осуществляется с помощью символов. Символ функционирует как автоматическая кнопка, которая включает выброс энергии и направляет ее по нужному пути. Поскольку в мифологических системах мира многие из символов практически универсальны, возникает вопрос: а почему? И каким образом универсальный символ может быть нацелен в определенном, культурно обусловленном направлении? Это довольно сложный вопрос, но я думаю, что смогу очертить ответ на него несколькими штрихами.

Встроены ли символы в психический мир человека или впечатаны позднее? Зоопсихологи заметили, что если ястреб пролетает над цыплятами, которые только что вылупились из яиц и никогда не видели ястреба раньше, то те убегают в безопасное место. Если над ними пролетает голубь, цыплята не прячутся. Когда исследователи запустили над цыплятами деревянные модели ястребов на проволоке, они разбегались, однако как только ту же самую модель запускали задом наперед – цыплята на нее не реагировали. Ученые называют эту реакцию, заложенную с рождения, ВПМ – Врожденным Пусковым Механизмом, или стереотипной реакцией[28]28
  ВПМ – совокупность нейросенсорных систем, обеспечивающих адекватность поведенческих актов по отношению к «пусковой ситуации»: настройку анализаторов на восприятие специфических раздражителей и распознавание последних, интеграцию соответствующих раздражителей и растормаживание (или активацию) нервных центров, связанных с данным поведенческим актом. (Источник: «Словарь-справочник по зоопсихологии (сравнительной психологии)» под редакцией Филипповой В. П.; Херсон: Гуманитарный институт научно-производственного центра комплексного изучения проблем человека «Человек», 1998.)


[Закрыть].

С другой стороны, когда утенок вылупляется из яйца, то первую движущуюся фигуру, которую он замечает, он начинает считать своим родителем. Он привязывается к этому объекту так, что потом привязанность невозможно разрушить. Эта связь, которая устанавливается в момент рождения, известна как импринт.

Возникает вопрос: какие реакции человеческой души стереотипны, а какие являются импринтами? Стереотипная реакция, как в случае с ястребом и цыплятами, предполагает отношения по принципу «замок-ключ», словно определенный образ ястреба был вмонтирован в мозг этих цыплят. Кто реагирует на стимул «ястреб» – конкретный маленький цыпленок, который никогда не имел дела с хищниками? Нет. Это общая реакция всех цыплят как вида.

Реакция цыплят на реального ястреба или его модель демонстрирует, как работает то, что Юнг называет архетипом. Эти цыплята никогда не сталкивались с ястребом, но тем не менее реагируют на его образ. В то же время маленький утенок, который привязался к приемной матери-курице, по-своему очень необычен; он индивидуален, а не просто представляет собой типаж. Связь между утенком и курицей – это результат импринта.

Различие между импринтом и обычной сильной заинтересованностью заключается в том, что импринт возникает в уникальный момент физиологической готовности. Как только доля минуты прошла и импринт состоялся, его уже не стереть из памяти.

Оказывается, мы не сумели выявить никаких стереотипных образов в душе человека. В рамках нашего обсуждения придется признать, что в человеческой душе не существует врожденных образов, действующих в качестве спусковых механизмов. Фактор импринта играет решающую роль.

Возникает вопрос: почему же тогда существуют универсальные символы? В мифологиях, в религиях, в социальных структурах каждого общества можно найти одни и те же символы. Если это не врожденные пусковые механизмы, заложенные с рождения в душу человека, то как же они там оказались?

Поскольку эти символы не возникают из врожденных механизмов и не могут передаваться через культуру (культуры так не похожи друг на друга), то должен существовать определенный набор жизненных ситуаций и опыта, общих для всех людей.

Получается, что подобные постоянные ситуации и опыт существуют в период раннего детства. Это опыт взаимоотношений ребенка с (а) матерью, (б) отцом, (в) взаимоотношения родителей и, наконец, (г) проблема собственных психологических изменений. Подобные универсальные ситуации и опыт порождают те самые Elementargedanken, «элементарные идеи», которые превращаются в неизменные мотивы мировых культур.

Общество, миф и развитие личности

Позвольте мне вкратце изложить представление Фрейда по интересующим нас вопросам в качестве основы для дискуссии о личности и обществе.

Начнем с того, что Фрейд строил свою психологическую модель на идее, что воля, желание, «Я хочу» изначально присущи душе человека. Душа – это маленькая машина, работающая по принципу «Я хочу», а общество, или его окружение, или семейные устои, или пределы возможностей собственного тела ребенка ограничивают эти желания.

Ребенок не может выдержать напряжение желания без возможности удовлетворить его. Сталкиваясь с абсолютным запретом – чем-то, чего ребенок не может, не может, не может получить, – желание уходит в область бессознательного. Как замечает Фрейд, хороший родитель может отвлечь ребенка от желанного, но запрещенного или невозможного, направив детское внимание на что-то еще; однако это первое «хочу» все равно сохраняется, погребенное в душе.

Принципиальный момент заключается в том, что не только неудовлетворенное желание уходит в область бессознательного, но и запрет оказывается там же. В области бессознательного оказывается динамическая единица энергии, которая содержит в себе и положительную, и отрицательную стороны; Фрейд называет это амбивалентностью. Такой процесс подавления вашего желания и подавления вместе с тем и запрета на него он называет интроекцией. С помощью описанного процесса интроецируется небольшой блок социального устройства, и в результате формируется встроенное «нет», табу, которое контролируется не природой, а социумом. В разных обществах существуют различные табу. Следовательно, то, что все религиозные люди называют сознанием, является социальной структурой, встроенной в нравственные устои той культуры, в которой воспитывается ребенок.

Давайте рассмотрим вслед за Фрейдом фундаментальную ассоциацию из раннего детства: стремление ребенка к матери и ее неспособность постоянно удовлетворять все его желания. Эта амбивалентность – желание и запрет, глубоко запрятанные вместе, – заключены в душе ребенка в качестве энергетической единицы. Энергия, заключенная в душе, рано или поздно должна найти выход, обрести разрядку, что и происходит на уровне бессознательного. Душа заменяет детское стремление к матери каким-либо другим желанием. То, что на сознательном уровне вы считаете абсолютно нравственным, – брак, например, – на уровне бессознательного служит абсолютно безнравственной цели: инцесту. В глубине души, так сказать, вы проживаете то, что в обществе находится под запретом, не разрешая себе даже осознать, что именно доставляет вам удовольствие.

Этот процесс лежит в основе представлений Фрейда о неврозе. Когда человека в ситуации, в которой ничего страшного нет, переполняют беспокойство и страхи, значит, это не настоящие страх и беспокойство. Это воображаемые наказания от невидимого родителя, который взыскивает за запретные желания, доставляющие тайное наслаждение.

Если человек пережил слишком много фрустраций и неудовлетворенных запретных желаний, то его неудержимо влечет в глубины собственной души; иными словами, там, в этих глубинах, происходит столько интересного, что человек может оказаться не способным активно действовать в мире сознательного. Если бессознательные переживания приобретают чудовищную интенсивность, человек может испытать так называемый психоз: он практически полностью теряет связь с окружающим миром.

Например, когда подавленные желания ребенка становятся желаниями взрослого человека и устремляются в область генитальной сексуальности, представления о матери как об их объекте превращаются в представления об инцесте, на который наложено абсолютно табу. Взрослый даже не догадывается, к чему стремится. Желание инцеста блокируется и бессознательным запретом, и страхом наказания; последняя угроза исходит от образа отца. Фрейд утверждает, что Отец – это первый враг. Мать подливает масла в огонь, говоря: «Вот погоди, папа придет с работы, я ему все расскажу». Мамочка переносит так называемое «материнское зло» на Папочку, и он получает свою роль.

А потом Папа становится учителем, знакомя ребенка со взаимоотношениями, которые царят во взрослом мире. К сожалению, у ребенка уже сформировалась эта любопытная амбивалентность по отношению к отцу. А отец чувствует отчуждение по отношению к ребенку из-за того, что он стал причиной отдаления от него матери – на какое-то время, по крайней мере. Возникает взаимная антипатия. Фрейд называет это сопротивлением Эдипову комплексу. Эдип по ошибке убил собственного отца и женился на собственной матери, что, по мнению Фрейда, отражает стремления всех маленьких мальчиков.

Существует, безусловно, и внутренняя реакция, направленная против Эдипова комплекса; Фрейд называет ее комплексом Гамлета. Подобно Гамлету, молодой человек восклицает: «О, нет, я не хочу убивать отца. Я так преклоняюсь перед своим отцом, Мать – вот ужасное, ужасное создание! Она постоянно искушает меня, подталкивает к отцеубийству». Подумайте, какое смятение переживает Гамлет: он начинает действовать и чуть не убивает собственную мать, после чего все, что Мать воплощает собой – женщины, окружающий мир, Вселенная, жизнь, возможность быть самим собой, – все это начинает внушать отвращение. Вот они, эти чистые души, которые не прикоснутся к женщине, но преклоняются, преклоняются, преклоняются перед образом отца. Вот преувеличенная реакция на страх стать Эдипом, означающая, что в глубине души страшащийся – такой же, как и он. Для Фрейда все мужчины – или Гамлеты, или Эдипы, или и то и другое.

У женщины проблема прямо противоположная: она страдает, переживая участь Электры, которая осознает, что мать стала ее соперницей в борьбе за любовь Папочки. В соответствии с этими представлениями девочка переживает кризис примерно в четырехлетием возрасте, когда впервые осознает свою половую принадлежность. Она начинает понимать, с чем связано разделение на мужчин и женщин. Ей нужно перенести свою привязанность с матери, которую любят и мальчики, и девочки, на отца. И отец становится наставником дочери, образцом взаимоотношений с мужчиной. Ему приходится немного играть эту роль, чтобы у дочери появилось представление о том, кто есть мужчина и чем он отличается от своей противоположности. Этот урок для девочки имеет такое же значение, как для мальчика – период, когда отец знакомит его с порядками в обществе. Отец играет роль духовного наставника, он является проводником целей, установленных в обществе, он знакомит ребенка с той ролью, которую он или она должны будут играть, когда вырастут. Мать рождает физическое тело; отец порождает дух. Эти мотивы снова и снова возникают в мифах разных культур – от самых утонченных до самых примитивных.

Воспитание на этом начальном уровне в идеале должно провести душу через порог, так, чтобы испытания взрослого мира породили чувство ответственности, а не стремление быть зависимым. Эти испытания должны положить конец отголоскам взаимоотношений детей с родителями, вместо которых должны возникнуть отношения взрослых друг с другом. Эта трансформация, которая должна совершиться в момент кризиса, и представляет собой постоянную проблему во всех обществах. Такой кризис завершает состояние зависимости, которое длится как минимум двенадцать лет, в течение которых мы не в состоянии сами о себе позаботиться. Человечество как вид отличается от других видов животных тем, что мы рождаемся слишком скоро. Ни тело, ни душа человека не созревают, пока он не достигнет двадцати лет с небольшим.

Затем наступает первый кризис. Это маленькое зависимое существо должно стать кем-то, кто не бежит за помощью к Папе и Маме, а сам является Папой или Мамой. Словно в форму, выражающую состояние зависимости, залили гипс, а когда он начал твердеть, его вдруг заставляют принять форму личной ответственности. Предполагается, что молодая взрослая душа должна сменить детский шаблон зависимости на зрелый шаблон ответственности – понимаемой, безусловно, в соответствии с требованиями каждого конкретного общества.

Эта фаза опыта – от рождения до начала подросткового кризиса – предполагает одни и те же испытания для всех взрослеющих людей. Развитие маленькой души вписывается в одни и те же временные рамки везде, и везде человеку в этот период необходимо совершить важный рывок вперед. В каждом обществе такая трансформация является предметом особого, пристального внимания. С человеком обращаются так, что он больше не может прибежать к Матери за защитой. Воспитательный ритуал превращает неизбежные, универсальные образы раннего детства в те образы, которые помогут личности встроиться в общество. Тотемный предок, Мать-Богиня, все соответствующие пантеоны – ведический, олимпийский, скандинавский, синтоистский или индейцев навахо – воплощают эти ранние импринтные образы, которые намеренно оформлены так, чтобы энергия, питающая их, затем направилась на формирование социальных отношений, значимых в мире культуры.

Главное, чего любое общество требует от своих членов, – способность принять ответственность мгновенно, без метаний. Личность, которая мечется между зависимостью и ответственностью, – это невротик; он амбивалентен, он разрывается, пытаясь двигаться сразу в двух направлениях. Пока он не сможет принять брошенный ему вызов, не обратившись внутренне к родителям за помощью, он никогда по-настоящему не повзрослеет.

В конце концов личности предстоит вернуться в зависимое положение, столкнуться с проблемой потери той самой ответственности, которая когда-то стала для него предметом такой гордости, и приготовиться шагнуть за дверь, уводящую во тьму. Чтобы избежать патологического нервного срыва в этот момент, мифологические образы должны помочь человеку войти в эту дверь добровольно. Эти образы служили для того, чтобы поставить подростков перед пугающей перспективой взять на себя полную ответственность, теперь они же должны быть использованы для того, чтобы подготовить человека на склоне лет к страшному вечному покою. Как мы увидим, проблема подобного перехода больше всего интересовала Юнга.

Эго: восток и запад

Я хочу ввести некоторые термины, которые важны для сравнения того, что, насколько я могу судить, принципиально для европейского, западного представлений о роли собственного Я в обществе, с тем, что свойственно стилю мышления Восточного мира.

По нашим сегодняшним представлениям душа состоит, так сказать, из двух этажей. Внизу располагается область бессознательного, а наверху – сознание индивида. У человека в руке что-то вроде фонарика – сознание. Если я спрошу у вас, что вы делали около половины одиннадцатого вечера в тот или иной день, может быть, вы и не ответите сразу. Однако, заглянув в свой ежедневник, увидите запись «Вечеринка у таких-то» – и вспомните об этом очень ясно. Вот пример того, что находится вне вашего сознания, но к чему можно получить доступ; Фрейд называет это до-сознательным.

Но поинтересуйся я, с какой игрушкой вы забавлялись на третий день своей жизни, вы бы не сумели этого вспомнить. Такие воспоминания погребены в глубинах бессознательного, которое Фрейд называет подсознанием, в царстве мыслей и воспоминаний, которые совершенно не доступны осознанному восприятию. Важнее всего, что там, внутри, находятся все ранние импринты первых четырех лет вашей жизни, и когда вам исполняется четыре, ваш юный разум уже полностью укомплектован.

Итак, в глубине подсознательного существует машина «я хочу», которую Фрейд обозначил с помощью понятия id. С этим «id» вы родились. Когда вы только появились на свет, id внутри вас не знает, какое сегодня число. Ему неведомо, что сейчас, начало эпохи пещер раннего неолита или двадцать первого века, родились ли вы в Тимбукту или в Вашингтоне, оно знает лишь то, что у вас – животного из рода человекообразных – есть человеческие потребности. Иными словами, у вас есть организм, и ему что-то необходимо.

Окружение говорит: «Не делай, не делай, не делай». Это противодействие – конфликт желания и запрета, которые мы уже обсуждали. И вы начинаете усваивать множество «я не должен», отправляя их в область бессознательного; «я не должен», продиктованные обществом, противостоят id, которое твердит: «я хочу». То, что Фрейд обозначает как суперэго, управляет потоком множества «я должен». Суперэго – это интериоризация голоса родителей и общества, которая приводит в равновесие наш id, говоря нам: «Не делай этого, а делай вот так».

По Фрейду, эго – функция, которая соединяет индивида с реальностью. Реальность с этой точки зрения является совершенно не метафизическим понятием. Эмпирическая реальность включает то, что окружает вас в данный момент, то, чем вы сейчас занимаетесь, какого размера ваше тело, сколько вам лет, что люди говорят вам и о вас. Эго связывает вас с реальностью ваших личных суждений – не тех суждений, которым вас научили, а тех, которые вы совершаете сами.

Вы можете судить о ситуации с точки зрения ваших представлений о том, как вам следует это делать, а затем осознать, что на самом деле думаете совершенно иначе. Ваши собственные суждения могут существенно отличаться от системы суждений, навязанных вам окружением. Только если вы совершили переход в состояние ответственности взрослого человека, вы сможете выносить свои собственные суждения, не принимая в расчет мнение общества. Конечно, если вы не потеряли с ним связь совершенно. Установки общества будут стучаться в вашу душу, отзываясь чувством вины.

Традиционные культуры Запада отличаются от культур Востока. Восточное религиозное воспитание требует от личности отказаться от эго. В этой традиции человеку велено вести себя в соответствии с идеалом общества, диктуемым суперэго. Не существует систематического развития эго в отношении реальности или индивидуальной ситуации.

Часто, общаясь с представителями восточной культуры, спрашивая о чем-то, что имеет отношение к происходящему сейчас, вы получите самый запутанный и уклончивый ответ, какой только можно себе представить. Очень, очень сложно получить суждение о реальности как о чем-то, происходящем непосредственно в данный момент. Поскольку эго не развито в восточных традициях, вы не добьетесь ответа, которого ожидаете от представителей западных культур, когда индивид берет на себя личную ответственность за собственное суждение, на свое собственное усмотрение.

Когда вы обращаетесь к восточным системам и читаете книги законов – индийский кодекс «Манава-Дхармашастра»[29]29
  То есть «Свод законов Ману» – сборник юридических норм, нравственных и религиозных предписаний, согласно легенде, переданный Брахмой первопредку человечества Ману. По-видимому, составлен в II веке до н. э. – I веке н. э. Закрепил кастовую систему на уровне права.


[Закрыть], например, – вы долго не сможете поверить в то, что предлагается делать с нарушающими законы. В книге Сун-цзы[30]30
  Самый известный древнекитайский трактат о военной политике. Сформирован окончательно в II-III веках н. э.


[Закрыть] «Искусство войны» автор заявляет, что за незначительные проступки должны применяться великие наказания; тогда более серьезных проступков просто не будет.

Дело в том, что в восточной религиозной терминологии эго идентифицируется с id. Индивидуальная система превращается в «я хочу», которое противостоит «тебе не должно». В соответствии с этим стилем мышления любое эго – это «я хочу». Следовательно, нужно отменить эго. Мы встречаемся с подобным посланием в наставлениях библейской традиции, полных запретов: «Тебе не должно, не должно, не должно». И восточные, и ортодоксальные иудео-христианские требования предполагают абсолютную покорность. А как насчет ситуации, в которой ваш разум подсказывает вам одно, а общество требует совершенно другого? Как вы чувствуете себя, когда поступаете не так, как от вас ожидалось? Вот одна из величайших проблем.

Как мы уже убедились, структура восточного общества закладывалась в иерархических городах-государствах бронзового века, в Месопотамии и ее окрестностях. Фундаментальная его идея заключалась в том, что небесный миропорядок должен стать образцом для жизни здесь, на земле. Макрокосм, великий космос – это упорядоченное пространство. Общество – мезокосм – стремится отразить в себе небесный замысел, то же касается и жизни отдельного человека, микрокосма. Это и есть Великая Гармония.

Мы также убедились, что религиозные образы выполняют определенные функции в мифологических системах: вызывать чувство благоговения перед таинственной вселенной бытия; создавать образ Вселенной с математически правильным движением солнца и луны по орбитам, сменой сезонов и лет; соединять личность с обществом, этим космосом и этой тайной. Вот функции мифологии, и, если они успешно применяются, то вы видите смысл во всем вокруг – в себе, социуме, мироздании и тайне, которую оно в себе заключает. Все это сливается воедино.

А личность в этой системе должна выполнять ту роль, которая продиктована ей группой жрецов, знающих порядок устройства Вселенной. Им ведомы законы мироздания, они знают, как их истолковать, а личность следует тому, что будет предписано знающими. В санскрите такая модель обозначается термином «дхарма» – миропорядок; само слово дхарма происходит от корня дхр — «поддержка». Поддержание Вселенной – вот что такое этот порядок. Подобно тому, как солнцу не нужно стремиться стать луной, как мыши не следует желать стать львом, так и человеку, который родился в одной касте, в определенной социальной прослойке, не следует желать стать кем-то еще. С рождения определены роль индивида, его характер, его долг и все остальное. В подобном обществе воспитание заключается в том, чтобы научить человека выполнять подобающую роль.

Иными словами, то, что Фрейд обозначает термином суперэго – общественный идеал эго, – должен быть единственным идеалом. А воспитание личности настолько сурово, что никто никогда не спрашивает у человека: «А чего бы ты хотел?» Людям восточной традиции говорят, что делать; им от начала до конца отдают приказы, даже в самые сокровенные моменты жизни – моменты совершения личного выбора, личного решения, личного открытия. Они тоже проходят в соответствии с внешними требованиями: человек не знает, с кем вступит в брак; другим решать за него. Отсутствует тест на зрелость личного решения, когда выбирают супруга; общество решает за вас. Эго полностью стерто.

Можно обобщить религиозные воззрения Востока примерно так. Высшая истина, высшая тайна жизни и бытия абсолютно трансцендентна. Человек не может принимать решений в области абсолютной истины. Человек не может ее вообразить себе. Человек не может подобрать для этого имени. Тем не менее абсолют касается внутренней реальности, в которой живет каждый человек, и сам человек является частью абсолюта, трансцендентного и имманентного одновременно. Абсолют находится за пределами Вселенной, доступной чувственному восприятию, и присутствует в каждой частичке этой вселенной. Все, что можно сказать об абсолюте, – ничто. Одновременно все, что можно выразить словами, указывает на абсолют. Следовательно, символы, ритуалы и действия включены в мир человеческого опыта, но указывают не на самих себя, а на эту трансцендентную, имманентную силу; эти ритуалы и символы помогают человеку осознать свою идентичность Абсолюту. Идентичность с трансцендентным – это суть человека в восточной философии, а следовательно, само эго личности представляет собой нечто второстепенное.

На Западе господствует совершенно иная идея. Она зародилась около 2500 года до н. э. вместе с семитскими империями Саргона и Хаммурапи. Мысль, которой мы все до сих пор придерживаемся, заключается в том, что Бог сотворил человека. Бог – это не человек, и субстанция, из которой сотворен человек, отличается от божественной: они онтологически, фундаментально различны.

Следовательно, все символы предполагают отношение. В восточной системе такого нет. Там боги – как и человек – просто проявления высшего порядка, который существовал до того, как появились боги. В Индии такой порядок называется дхарма, в Китае – Дао. В Древней Греции он назывался мойра; в древней Месопотамии он назывался ме. Такой космический порядок подчиняется законам математики, и даже божество не властно изменить его. Бог и человек – всего лишь два проявления этого порядка. Чтобы стать ответственным гражданином, вы должны идеально выполнять свою работу.

Итак, позвольте мне теперь проиллюстрировать это очень формальное отношение классической структурой индийского общества. Я хотел бы рассмотреть в этом контексте понятие жизни личности и ее развитие.

Безусловно, существуют четыре касты, или четыре общественных класса. В Индии четыре касты – брамин, кшатрий, вайшья и шудра.

Брамин обозначает «тот, кто связан или общается с брахманом», космической силой. Брахман – это имя существительное, не имеющее рода, которое обозначает силу, пронизывающую и охватывающую все живое. Брамин – это тот, кто знает о ней, толкует священные книги и сам создает их. Брамин находится на самой высшей ступени социальной иерархии.

Кшатрий – тот, кто исполняет истинный закон, то, что предписывает брамин, по крайней мере в идеале. Кшатрий – это вооруженная мечом рука закона.

Вайшья – это горожанин или торговец. Корень этого слова – виш, «сосед». Человек с деньгами, собственник, землевладелец, работодатель платит налоги, отдает десятину и нанимает на работу шудр. Это тело общества, его внутренности.

Шудра – это слуга, который исключен из религиозного миропорядка. У него свои религиозные наставники и деревенские жрецы, но ведический и традиционный индийский порядок браминов касается только трех высших каст (они называются дважды рожденными). Шудра – это ноги социума, несущие на себе все общество.

А цель восточного общества, как я уже упоминал, заключается в том, чтобы уничтожить эго, которое должно быть стерто. Вайшья уничтожает эго своей службой и выполнением приказов, оплачивая свои долги и заботясь о своей семье; его цель – делать деньги. Служба кшатрия заключается в том, чтобы с помощью силы вершить правосудие беспристрастно и бескорыстно. Предполагается, что он воплощает идеальное исполнение закона. А брамину надлежит этот закон знать.

Из этой системы исключено множество людей, называющихся париями. В ходе переписи, проведенной недавно в одной бенгальской деревенской общине, выяснилось, что более половины ее жителей были париями и просто находились вне общества. Им позволялось только выполнять самую тяжелую физическую работу и осуществлять низшие функции в обществе. Бывает и так, что парии живут в своих собственных деревнях, находясь, как это всегда и было, за пределами священного миропорядка.

Шудры – это ремесленники и крестьяне, осуществляющие свои функции внутри общества. Другая часть этой деревни на 50% состояла из шудр, так что те, кого обслуживали парии, были крестьянами. Вы понимаете, насколько жестким является подобное разделение на классы, когда читаете один из «Законов Ману», где говорится, что если шудра слышит, как вслух зачитываются ведические стихи, то – даже если это произошло случайно – ему нужно залить в уши расплавленный свинец. По-моему, это невероятно интересный способ казни. Ведическое знание было знанием о власти и обладало как социальной, так и духовной силой.

Результаты заметны по сей день. Если кому-то случается вести курс или читать лекции у восточных студентов, он получает невероятный для западного преподавателя опыт: студенты впитывают все, чему их учат. Индийская идея обучения предполагает, что гуру – это один из тех, чья власть безгранична, и сиса — студент – просто воспринимает его авторитет безоговорочно. Главное достоинство ученика в санскрите называется страдха, дословно – «абсолютная вера в учителя».

Гуру берет на себя ответственность за вас. Вы стараетесь прожить жизнь, следуя тому, что гуру считает правильным, фактически вы проживаете его жизнь вместо своей. Западный учитель просто предоставляет информацию, с которой вы можете делать что хотите, в зависимости от вашего собственного опыта. Я не говорю – и ни один западный преподаватель не скажет – как вам поступать на жизненном пути. Нет никаких путей. В особенности сейчас, когда все мы находимся в состоянии своеобразного свободного падения в будущее.

Мы стараемся воспитывать у студентов критическое мышление. Нет, разумеется, некоторых учителей может раздражать критика, которую вы высказываете наряду со своими независимыми суждениями, – черт подери! Однако в ситуации, когда каждое слово принимается как высшая истина, уж поверьте, учителю становится трудно удержаться и не воскликнуть: «Святый Боже, это же Я, Я есть закон, и пророк, и все такое прочее!» От этого образование тоже не выиграет.

Позвольте мне рассказать вам небольшую индийскую притчу об одном гуру. Как-то раз кое-кто из его учеников опаздывает на урок, и гуру спрашивает, где он был.

Ученик отвечает: «Я живу на другом берегу реки. Там сегодня наводнение. Я не смог переправиться в обычном месте. Не было ни моста, ни лодки – я не мог добраться сюда».

«Но, – говорит гуру, – сейчас-то ты здесь. Как ты сюда добрался? Лодка приплыла?»

«Нет».

«Наводнение пошло на убыль?»

«Нет, – отвечает студент. – Я просто подумал: мой гуру – это мое божественное откровение, он мой бог. Я просто буду медитировать о своем гуру и пройду по воде. Я сказал: “гуру, гуру, гуру” – и вот я здесь».

Так, подумал гуру, этого я о себе не знал. Он заинтересовался не на шутку и никак не мог выкинуть случившееся из головы. Когда ученик наконец ушел, гуру подумал: «Надо попробовать».

И вот он спускается к реке, оглядывается по сторонам, чтобы убедиться, что за его экспериментом никто не подглядывает, и произносит: «Я, я, я».

Потом ступает на воду – и камнем идет ко дну.

Единственная причина, по которой он был гуру, – то, что его самого (скажем так) в ситуации не было. Он был прозрачен для трансценденции, пока не подумал: «Я». Предполагается, что гуру – это идеальное оконное стекло, через которое проникает и сияет свет его учения. Именно эту мудрость гуру несут сквозь века; она не имеет ничего общего с происходящим в данный момент или с тем человеком, который передает ее другим.

Дхарма определяет не только то, кто вы есть, но и то, как вы должны провести каждый период своей жизни. Первую часть жизни проводят в деревне. В середине жизни человек удаляется от мирских дел – так начинается вторая половина его века: жизнь в лесу. Таким удивительным способом индийцы умели совместить то, что в современном обществе совместить не удается: представление о социальном долге – дхарме – и идею удаления от дел, когда человек оставляет все позади: это называется мокша, или освобождение.

Первая часть жизни, в свою очередь, делится еще на две: первую половину первой половины нужно посветить учебе, изучению путей дхармы.

Как уже было сказано, идеал студента в Индии – это страдха, абсолютное доверие и абсолютное подчинение своему учителю. С помощью такого идеального подчинения ученик направляет все свое либидо, все свои эротические интересы на учителя. Он должен до кончиков пальцев идентифицироваться с ним, имитировать своего учителя, быть таким, как он, превратиться в него. Происходит, можно сказать, передача образа без малейшего намека на развитие критического мышления.