Текст книги "Мифы и личностные изменения. Путь к блаженству"

Автор книги: Джозеф Кэмпбелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

У меня есть друг, очень примечательная личность, который вначале принадлежал к пресвитерианской церкви, затем заинтересовался индуизмом, а потом стал прислуживать индуистскому монаху в Нью-Йорке около двадцати лет назад. Потом он отправился в Индию и там сам стал индуистским монахом. Однажды он звонит мне и говорит: «Джо, я собираюсь принять католичество»¹³.

Да, церковь проявляет интерес к экуменистскому единению. По крайней мере, ее представители так считают. Но если вы сидите за столом с ними, создается впечатление, что это им вовсе не интересно. Они слишком узко видят ситуацию и слишком держатся за свои принципы, опровергая другие системы. Мой друг, который из индуиста превратился в римского католика, написал в американском журнале иезуитов: «Нет, вам не следует так относиться к другим религиям. Если вы хотите донести свои убеждения до индуистов или буддистов, вам необходимо разобраться, о чем они думают, и нельзя относиться к их учениям свысока».

И вот его отправили в Бангкок на встречу представителей католических монашеских орденов. Это была та самая конференция, где Томас Мертон погиб от удара электричеством в каком-то из отелей[10]10
  Томас Мертон – американский поэт, монах-траппист, богослов, преподаватель, публицист, общественный деятель, проповедник дзэн-католицизма. Погиб на встрече христианских монахов с монахами нехристианских конфессий от случайного удара током.


[Закрыть].

Любопытно, что мой друг рассказал мне о том, что у римских католиков и буддистов не было проблем со взаимопониманием. Каждый из них стремился к тому же и знал, что этот духовный опыт невыразим словами. Общение – это всего лишь попытка подвести слушателя к краю пропасти, это – дорожный знак, а не сам по себе объект. Но не связанные с монашеством представители церкви прочитывают содержание этого общения и слишком буквально его понимают, это тормозит их, и вот в этот момент и возникает конфликт.

Мой старый учитель, Генрих Циммер, говаривал так: самое лучшее нельзя высказать словами – это трансцендентные, невыразимые истины. Второе по значимости понимается неверно: мифы – это метафорические попытки указать путь к этому самому лучшему. А третье по значимости связано с историей, наукой, биографией и так далее. Говорить можно лишь о явлениях из этой третьей группы. Но люди воспринимают это так, словно все относится именно к третьей группе; и этот образ более не прозрачен для трансцендентного.

Вот история, которая, как мне кажется, лучше всего описывает, что такое жизнь и что значит иметь достаточно мужества, чтобы ее прожить. Эта легенда восходит к сказаниям о короле Артуре, Поиске святого Грааля, авторство приписывается неизвестному монаху, жившему в XIII веке.

Однажды Артур восседал в своем праздничном зале с рыцарями Круглого Стола. Артур не позволял никому начать трапезу, пока не произойдет чудо. В те времена чудеса были делом привычным, так что никто не успел очень уж проголодаться.

Они ждали сегодняшнего чуда – оно явилось. Святой Грааль возник перед собранием рыцарей – но не во всей своей красе, а под сенью прекрасного сияющего покрова, – и исчез. Присутствующие были в восхищении, их переполнило благоговение.

Тогда поднялся сэр Гавейн, племянник Артура, и произнес: «Я предлагаю дать обет, что все мы отправимся на поиски этого Грааля, чтобы он предстал перед нами без покрова».

«И решили они, что бесчестьем будет отправиться на поиски всем вместе. Каждый из них должен будет поодиночке войти в Таинственный Лес там, где сам того пожелает, там, где тьма гуще всего и где не будет ни дороги, ни тропинки».

Вы входите в самую темную чащу леса, где нет дорог. Каждая тропа была проложена кем-то другим, а каждый человек – уникален.

Вопрос в том, как найти свой собственный путь к благодати.

Часть I. Человек и миф

Глава 1.Почему необходимы ритуалы¹⁴

Функции мифологии

Обычно первая функция живой мифологии заключается в том, чтобы примирить сознание с предпосылками своего собственного существования; то есть с сокровенной природой самой жизни.

Итак, жизнь питается жизнью. Ее первый закон заключается в том, что сейчас я съем тебя, а потом ты ешь меня, – это вполне доступно для восприятия сознанием. Жизнь до самой смерти питалась жизнью за миллионы лет до того, как открылись наши глаза и стало понятно, что же происходит вокруг, задолго до того, как Homo Sapiens появился во Вселенной. Органы жизни эволюционировали так, чтобы чужая смерть стала основой для существования обладателя. У этих органов есть импульсы, о которых сознанию неведомо. Когда ты осознаешь их, тебя охватывает страх – ведь этот кошмар, живущий по принципу «съешь-или-сам-будешь-съеденным», и составляет твою глубинную сущность.

Этот кошмар оказывает чудовищное воздействие на чувствительное сознание, этот монстр и есть жизнь. Жизнь – это существование, наполненное ужасом, будь иначе, вы бы не были сейчас здесь. Самая основная задача, которую призваны разрешить миф и царящие в нем правила, – примирить сознание с этим фактом.

Во-первых, примитивные порядки мифологии носят утвердительный характер: они касаются жизни, которую описывают, исходя из ее собственных правил. Я не думаю, что любой антрополог смог бы утверждать, будто мифология отрицает существование этого мира. Когда вы осознаете, что древние люди восставали против боли, страданий и проблем, просто связанных с самим фактом человеческого существования, – это довольно интересно. Я изучал многие мифы разных культур во всем мире, и мне не приходит на ум ни одной отрицательной фразы, отражающей древние представления о существовании или о Вселенной. Усталость от жизни проявляется позднее, когда жизнь становится намного благополучнее.

Единственный способ занимать жизнеутверждающую позицию заключается в том, чтобы принять глубинную основу жизни, даже самую ее грязную и ужасную сущность. Именно такое жизнеутверждающее начало заключено в древних ритуалах. Некоторые из них настолько жестоки, что о них не захочется читать, не говоря о том, чтобы стать их свидетелями. Но тем не менее они представляют собой живой образ, который открывается уму подростка, как бы говоря: жизнь чудовищна, и если ты собираешься жить, жить придется именно так, то есть по законам своего племени.

В этом состоит первая функция мифологии: не просто примирить сознание с предпосылками его собственного существования, но сделать так, чтобы при этом человек мог испытать благодарность, любовь, осознание блаженства. В горечи и боли признать, что в основе своей жизнь прекрасна и полна чудес. Такое жизнеутверждающее мировоззрение угадывается даже в самых ужасающих ритуалах и мифах.

Позднее, примерно в VIII веке до н. э., свершилось то, что я называю Великим Поворотом. Люди, обладающие определенной чувствительностью и тонкостью восприятия, обнаружили, что не могут принять обыденный ужас существования. Их точка зрения отражается в словах Шопенгауэра о том, что жизнь «есть нечто такое, что в сущности не должно было бы существовать»¹⁵, фундаментальная, метафизическая, космическая ошибка. Многие находят ее столь ужасной, что добровольно уходят из нее.

Какая же мифология может возникнуть в такое время? Мифология ухода, капитуляции, отречения – отрицающая жизнь. Здесь мы находим мифологические системы, связанные с уходом от жизни. Имеется в виду настоящий отказ от существования: уход из этого мира. Как победить в себе естественное желание жить и разочарование в жизни? Начните почитать отрицающие мир и космос мифологии, обслуживающие эту потребность. Джайнизм или ранний монашеский буддизм были бы самыми главными примерами такого метафизического подхода.

Джайнизм, возможно, одна из самых старых функционирующих религий в мире. Мало осталось ныне живущих джайнистов, в основном они обитают в Бомбее и его окрестностях. Их первый закон – ахимса, ненасилие, отказ от причинения вреда всему живому. Как ни удивительно, это весьма состоятельные индийцы. Если вы избрали путь, исключающий причинение другим живым существам боли – по крайней мере, физической боли, — банковское дело подходит вам как нельзя лучше. Джайнистам удалось стать немногочисленной, но крайне элитарной социальной группой.

Как и многие секты, отрицающие жизнь, джайнизм предполагает разделение на два сообщества. Одно из них – светское, члены его живут в миру. Они поддерживают существование другого сообщества, состоящего из монахов и монахинь, которых поддерживает первое сообщество. В принципе, те и не нуждаются в значительной поддержке, потому что удаляются в лесную чащу, выполняя основную задачу – уйти.

Что нужно сделать для этого? Для начала перестать употреблять в пищу все, что кажется живым. Вы, конечно, не будете есть мясо, это табу номер один. Но вы не будете питаться и тем, что ведет растительную жизнь. Вы не сорвете с ветки ни апельсина, ни яблока. Вы будете ждать, когда они сами упадут на землю. Представьте себе чудесное меню джайниста-аскета. В конце концов вам остается только питаться сухими листьями и чем-то наподобие этого, зато взамен вы освоите дыхание по системе йогов и научитесь переваривать каждую частичку всего, что съели.

Вторая цель заключается в том, чтобы, ведя подобное существование, утратить к жизни всякое желание. Дело не в том, чтобы умереть от того, что вы утратили желание жить, а в том, чтобы первое совпало со вторым. На высших ступенях посвящения вам необходимо каждый день приносить обет не совершать больше определенного количества действий; необходимо сократить количество шагов, которые вы совершаете, потому что с каждым шагом, особенно в лесу, вы повреждаете какое-то количество мха, давите муравьев, причиняете вред почве.

Идея, заключенная в этой традиции, – и это фантастический образ Вселенной, – заключается в том, что у всех вещей вокруг есть душа, и это монады жизней стремятся вверх. Вы наступаете на живое. Я думаю, что это – один из величайших образов вселенной: образ сонма восходящих джива, или живых монад. Напоминает открытую бутылку с газированным напитком: когда ты снимаешь к нее крышку – все пузырьки устремляются вверх. Откуда они берутся? Куда уходят? Они не принадлежат никаким категориям и выходят за любые рамки. В течение всей жизни они стремятся ввысь.

Итак, у нас есть две позиции по отношению к величайшей тайне. Первая – принять ее полностью. Вам не следует ни от чего отказываться. Вы можете контролировать собственное существование, свою социальную роль и так далее, но в глубине души вы принимаете все вокруг. Другая позиция – сказать «нет» всему вокруг и больше не принимать участия в этом ужасе, насколько возможно. Ваша основная задача – отрешиться от мира.

Третья система возникает, насколько можно судить по письменным свидетельствам, в зороастризме, примерно между XI и VII веками до н. э. Появляется представление о божестве по имени Ахура Мазда, повелителе света и истины, который создал весь мир. Ангра Майну, повелитель обмана, разрушает этот мир или отрицает его. Как учил Заратустра (или Зороастр), вскоре должно быть восстановлено идеальное мироздание, и мы примем участие в этом восстановлении. Следуя добру, а не злу в нашей повседневной жизни и во всех наших деяниях, мы постепенно будем способствовать восстановлению мира утраченного добра. Часть этих узнаваемых верований дошла до нас на поздних этапах библейской традиции в христианском учении о грехопадении и воскресении из мертвых.

Такая позиция предлагает мифологию, которая призвана улучшить положение вещей, такой взгляд на мир предполагает возможность, что с помощью определенных действий можно совершить некоторые изменения. Молитва или добрые деяния помогут человеку изменить базовые принципы, фундаментальные основы жизни. Вы принимаете факт существования этого мира при условии, что он будет соответствовать вашим представлениям. Все равно что жениться на ком-то исключительно с целью сделать его лучше – по сути, это вовсе не брак.

Насколько мне известно, существует три основных мифологических точки зрения на высокоразвитые культуры: одна принимает все сущее, вторая – все отвергает, а третья говорит: «Я приму этот мир, если он станет таким, каким, по моему мнению, должен стать». Распространенное светское воплощение этой последней позиции находит свое выражение, безусловно, в стремлении к постоянным реформам, к прогрессу, которое современный человек легко заметит во всем, что его окружает.

Мифологический порядок – это система образов, которые позволяют сознанию обрести смысл существования. Однако у него самого смысла нет – он просто существует. Это наш разум пытается найти смыслы; он может функционировать, только если осознает (или придумывает) некую систему правил.

Мифология предлагает игру: поверь в то, что делаешь то-то и то-то. В конце концов, в ходе этой игры вы приобретаете положительный опыт бытия-в-бытии, участия в жизни, которая наполнена смыслом. В этом и состоит первая функция мифологии: вызвать в человеке чувство признательности и жизнеутверждающего благоговения перед чудовищной тайной, которой является наше существование.

Вторая функция мифологии – представить такой образ космоса, вселенной вокруг нас, который будет поддерживать и вызывать это чувство благоговения. Данную функцию мифологии можно обозначить как космологическую.

Здесь не поднимается вопрос истинности. Ницше утверждает, что для верующего нет ничего хуже истины[11]11
  Скорее всего, имеются в виду слова Ф. Ницше: «Вера означает нежелание знать, что есть правда» («Антихрист»).


[Закрыть]. Так ли это? Да кому какое дело? В сфере мифологического сознания меня устраивает существующее положение дел, оно – источник моей жизни. Попробуйте подвергнуть сомнению космологическую достоверность архаических представлений священника о вселенной и мировой истории. И услышите в ответ: «Кто ты такой, узколобый умник, чтобы сомневаться в этом чуде, источнике всей моей жизни?»

Люди живут, играя в определенную игру, и вы можете разрушить ее, вылезая в роли Мистера Зануды и заявляя: «Ну и толку от этого?» Космологический образ создает для вас поле игры, приняв правила которой, вы сможете примириться со своей жизнью, своим существованием, собственным сознанием, или ожиданиями, или смыслом жизни. Вот что может дать мифология или религия.

Конечно, система должна создавать смысл. Я испытал одно из величайших потрясений в жизни во время миссии «Аполлона-11» на Луне. Это было как раз накануне высадки на лунную поверхность, когда трое отважных людей прилетели к Луне в канун Рождества и рассказывали, как там сухо и пустынно. А потом, в честь Рождества, они стали читать библейскую главу о сотворении мира. Они читали вслух древние слова, не имеющие никакого отношения к космосу, где плыл корабль, читали о плоском трехслойном торте, которым представлялась вселенная, за семь дней созданная Господом, жившим как раз где-то там, где сейчас летели космонавты. Они читали о том, как были разделены воды вверху и воды внизу, и сразу же заметили, какая Луна сухая. Несоответствие между религиозной традицией и актуальным физическим явлением до глубины души потрясло меня в тот вечер. Какой ужас для нашего мира, что до сих пор в нашем распоряжении нет ничего, что бы могло затронуть души людей так глубоко, как эти строки, и быть при этом осмысленным, применимым к наблюдаемому миру вокруг нас!

Одна из проблем библейской традиции заключается в том, что представляемая в ней вселенная описывается в соответствии с шумерскими представлениями, которые существовали пять тысяч лет назад; с тех пор у нас появилось две модели Вселенной. Была система Птолемея, и за прошедшие четыре или пять тысяч лет у нас появилась система вселенной Коперника, описывающая Солнечную систему и вращающиеся галактики. Но посмотрите, вот они мы, – завязли в занимательной истории, описанной в первой главе о Сотворении мира!

Итак, вторая функция мифологии заключается в том, чтобы представить такой образ космоса, который бы поддерживал в нас чувство мистического благоговения и объяснял бы все, с чем приходится сталкиваться во вселенной, которая нас окружает.

Третья функция мифологического порядка заключается в том, чтобы создать определенную социологическую систему и придать ей ценность: создать систему общих для всех представлений о том, что хорошо и что дурно, что уместно и что неуместно, от чего будет зависеть существование общества как отдельной единицы.

В традиционных обществах подобные представления о порядке и законе вписаны в космологический порядок: у них та же сущность и природа, они так же ценны и так же не подлежат сомнению. В библейской традиции, например, единый Бог, который создал вселенную, надиктовал Моисею на горе Синай и социальные законы, выраженные в Десяти Заповедях. Следовательно, законы этого священного общества так же естественны, как и законы Вселенной. Вы же не можете сказать: «О, Господи, мне не нравится, что солнце так рано всходит весной и летом. Пусть появляется попозже». И точно так же не можете возмутиться: «Ах, мне не нравится, что нельзя есть мясо вместе с молоком». Оба закона возникли из одного и того же источника. Они аподиктичны, то есть не подвергаются сомнению. Социальные законы традиционного, основанного на мифах общества так же аутентичны и так же не могут быть подвергнуты критике, как и законы мироздания. Вам их не изменить, вы не можете противостоять им, иначе окажетесь на грани смерти.

Это свойственно древним традиционным представлениям о нравственности. Мораль дана свыше, и ни на одном конгрессе люди не могут постановить: «Так, это устарело, это – полный абсурд, а вот это сведет всех нас в могилу. Давайте изменим это. Будем же благоразумны». Церковь ничего не может здесь предпринять, и традиционное общество – тоже. Папа Римский сталкивается с этой проблемой, когда обсуждается проблема контрацепции. Он попал в абсурдную ситуацию, утверждая, что знает мнение Бога на этот счет.

Я бы хотел сказать кое-что Папе Римскому и долго думал, как же это сделать. Когда Данте в «Божественной комедии» попадает туда, где расцветает Райская Роза, Беатриче показывает ему этот цветок. Они созерцают прекрасную белую розу с Троицей в центре. Давайте назовем ее Сосуд Розы. В нем находится множество человеческих душ, все те, кто призван занять места падших ангелов. Беатриче привлекает внимание Данте к тому, что этот сосуд уже почти полон. Это случилось в 1300 году, а задумайтесь о том, что произошло с тех пор? Папа Римский просто невнимательно читал свои книги. Пора остановиться, понимаете? Послание уже было нам отправлено. Так что в определенный момент нужно остановиться и больше не заполнять сосуд. Там даже стоя уже не поместишься[12]12
  124
  В желть вечной розы, чей цветок раскрыт
  И вширь, и ввысь, и негой благовонной
  Песнь Солнцу вечно вешнему творит,
  127
  Я был введен, – как тот, кто смолк, смущенный, —
  Моей владычицей, сказавшей: «Вот
  Сонм, в белые одежды облеченный!
  130
  Взгляни, как мощно град наш вкруг идет!
  Взгляни, как переполнены ступени
  И сколь немногих он отныне ждет!»
  (Данте. «Божественная комедия», Песнь тридцатая, пер. М. Лозинского)
  Более распространенная трактовка этих строк Данте – указание на общую испорченность мира, на ощущение близости Апокалипсиса, свойственное Средневековью, и на то, что «много званых, но мало избранных» (Евангелие от Матфея 20:16).


[Закрыть]. В любом случае такова религиозная традиция.

Нечто подобное существует в Индии, где верят не в бога-творца, а в брахман — безличную силу, которая сначала порождает вселенную, а затем разрушает ее. Неотъемлемой частью этого универсального порядка являются законы, управляющие жизнью животных и растений и законами индийского общества, его кастовой системой. Эти законы неизменны. Они воплощают порядок, который царит во вселенной.

В Индии и по сей день существует противоречие между кастовой системой и традициями, которые ею порождаются, с одной стороны, и светскими законами современного индийского общества – с другой. Несколько лет назад представитель высшего духовенства в одном из индуистских храмов выразил следующую мысль: «Если вы хотите быть британцем, не соблюдайте кастовые законы. Если вы хотите остаться индусом, соблюдайте обычаи». А эти обычаи учат, что у каждой касты есть своя роль и свое место. В традиционном обществе социальный порядок вписывается в законы вселенной, и существует такое явление, как нравственный закон. Люди все еще пользуются этим термином, но то, что считалось нравственным вчера, может оказаться безнравственным сегодня. Так, конечно, может произойти, так и случилось, я убедился в этом в течение собственной жизни.

Наконец, четвертая функция мифологии – психологическая. Миф призван провести человека через этапы его жизни, от рождения к зрелости, через преклонные годы – к смерти. Мифология должна сделать это, опираясь на обычаи определенной социальной группы, ее представления о космосе и о чудовищной тайне.

Вторую и третью функции мифа обеспечивают светские правила жизни. Наша космология находится в руках науки. Первый научный принцип заключается в том, что абсолютную истину мы так и не познали. Правила науки – это рабочие гипотезы. Ученому известно, что в любой момент могут быть обнаружены новые факты, которые ниспровергнут существующую теорию, и это происходит постоянно. Любопытно, учитывая, что в религиозной традиции чем старше доктрина, тем она достовернее.

А вот в мире науки труд, созданный более десяти лет назад, уже считается устаревшим. Происходит постоянное поступательное движение вперед. Нет единых устоявшихся законов. Нет канонических текстов, на которые можно полагаться. Все течет, все изменяется. Мы знаем, что даже скалы могут течь и изменяться, просто на это им нужно больше времени. Ничто не вечно.

Сегодня и в рамках общественных отношений мы не рассматриваем законы, которые нами управляют, как ниспосланные свыше. Нет, время от времени – например, при обсуждении проблемы абортов, – откуда-нибудь еще доносятся новости о том, что сенатор Такой-то или его преподобие Сякой-то находятся на прямой связи с Богом. Однако смысла для общества в этих утверждениях немного. Воля Господа больше не является основанием для законов нации. Конгресс решает, в чем заключается достойная цель устройства общества и какой из социальных институтов должен будет воплощать это в жизнь. Я бы сказал, что в светском обществе соотношение космологической и социальной функции больше не представляет проблемы.

Но для всех нас первая и четвертая функции мифов все еще актуальны, и я буду рассматривать именно их. Мы скоро совсем отдалимся от старых традиций, вместе с ними утратив и чувство благоговения. Как я уже заметил, и по этому поводу вы можете занимать одну из трех позиций.

Четвертая функция теперь стала педагогической. В основном она заключается в том, чтобы препроводить человека из детства в зрелость и освободить от груза в старости. Детство – время зависимости и послушания. Будучи зависимым от родителей, ребенок обращается к ним за советом, помощью и одобрением. Но приходит время, когда человек начинает полагаться только на себя и сам становится авторитетом в своих глазах. Здесь необходимо отметить различие в традиционном отношении к этой проблеме и тем, что принято в современном западном обществе. Традиционная идея заключается в том, что взрослый, который перешел от этапа зависимости к этапу ответственности, должен безоговорочно принимать законы общества и воплощать их. Общество модерна и постмодерна старается развивать критические способности индивида, призывает высказывать собственные суждения об устройстве общества и себе самих. Но это не означает безоговорочно ниспровергать основы – тем более до того, как человек понял, что они из себя представляют.

На этом мне хотелось бы остановиться подробнее.