Текст книги "Черное солнце третьего рейха. Битва за «оружие возмездия»"
Автор книги: Джозеф Фаррелл
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)
Вскоре после этого короткого многозначительного диалога Виртц предлагает еще одно решение: «Готов поспорить, – говорит он, – что речь идет о разделении методом рециркуляционнойдиффузии» [222]222
Bernstein, op. cit., p. 118.
[Закрыть]. Очевидно, Виртц намекает на то, что процесс разделения идет в много этапов и выход одного цикла разделения используется как вход для следующего, чтобы добиться большей чистоты. Процесс повторяется до тех пор, пока не достигается нужная чистота – чистота оружейного урана. Из данного контекста неясно, о каком именно процессе диффузии идет речь, потому что немцам, союзникам и японцам были известны по крайней мере два метода, которые назывались «диффузией». Один из них, о котором упоминает Бернстейн, комментируя замечание Виртца, заключается в производстве уранового газа с последующим пропусканием его под давлением через синтезированный металл. Под синтезированием понимается то, что металл имеет миллиарды микроскопических пор, крошечных отверстий определенного размера, через которые атомы различных изотопов проходят с чуть отличающейся скоростью. «Согласно первоначальным оценкам, для практически полного разделения потребуется 500 циклов прохождения через такой барьер по сравнению с 22 000 циклами центрифуги» [223]223
Ibid., op. cit., p. 119, n. 28.
[Закрыть]. Другим является процесс тепловой диффузии, который уже был подробно изложен в главе 7.
Метод тепловой диффузии кратко мелькает в опубликованных расшифровках Фарм Холла. На следующий день после атомной бомбардировки Хиросимы о нем упоминает Вайцзеккер [224]224
Ibid., p. 199.
[Закрыть]. Относительно этого метода Бернстейн комментирует, что его опробовал Коршинг и что устройство для разделения изотопов состоит из «стеклянной трубы и нагревающейся спирали. Для разделения изотопов урана он не подходит» [225]225
Ibid, p. 83, n. 27.
[Закрыть]. Однако на самом деле Бернстейн описывает здесь первую трубу Клузиуса – Диккеля для тепловой диффузии, которая, как он совершенно справедливо указывает, оказалась малоэффективной. Однако Уилкокс, рассказывая о японской атомной программе, описывает другой метод, основанный на трубе Клузиуса:
В конце концов группа Нисины остановилась на процессе под названием тепловая диффузия. Это был один из самых первых методов разделения изотопов. Однако до тех пор, пока его в 1938 году не усовершенствовали немецкие ученые Клаус Клузиус и Герхард Диккель, он не имел практического применения. Принцип тепловой диффузии основан на том, что легкий газ движется в сторону источника тепла. Клузиус и Диккель создали простое устройство, основу которого составляли две металлические трубы, одна из которых помещена в другую. Внутренняя труба нагревается, наружная труба охлаждается. При включении устройства более легкий U-235 движется к нагретой стенке, U-238 движется к холодной стенке. Конвекционные течения, создаваемые этим движением, посылают U-235 вверх, a U-238 – вниз. В результате получается что-то вроде отапливаемого дома зимой: теплый воздух поднимается к потолку, холодный остается у пола. В определенный момент времени можно собрать скопившийся вверху U-235 и закачать в устройство новую порцию газа. Это был простой и быстрый способ получать U-235 в достаточно высоких концентрациях [226]226
Wilcox, Japan’s Secret War, p. 95
[Закрыть]. (Курсив мой. – Д. Ф.)
А последовательным пропусканием через подобное устройство чистоту можно было повысить еще больше. В любом случае в описаниях метода, предложенных Бернстейном и Уилкоксом, есть определенные расхождения. Возможно, последний описал модификацию первоначального метода, которая заключалась в одновременном подведении к устройству тепла и холода.
Затем Хартек, Виртц и Гейзенберг продолжают обсуждать проблему разделения и обогащения изотопов, и чуть дальше следует:
ХАРТЕК. Они добились этого широкомасштабным применением масс-спектрографов или же успех принес фотохимический процесс.
ВИРТЦ: Ну, а я скажу, что или фотохимический процесс, или диффузия, обычная диффузия. Сырье облучается светом определенной длины волны и… (далее все начинают говорить вместе).
И здесь Бернстейн снова замечает, что «не совсем ясно», что представляет собой этот фотохимический процесс [227]227
Bernstein, op. cit., p. 120, n. 37.
[Закрыть]. В любом случае, каким бы ни был этот процесс, после того как Виртц упоминает о нем и об облучении светом определенной «длины волны», остальные ученые начинают говорить разом. Быть может, они сознательно старались заглушить слова Виртца, не дать записать их на магнитофон? Этого мы никогда не узнаем. Так или иначе, разговор продолжается:
ХАРТЕК:…Или используя в огромных количествах масс-спектрографы. Предположим, с помощью одного масс-спектрографа возможно получить за один день один миллиграмм – скажем, двести тридцать пятого. Они могли сделать дешевый масс-спектрограф, который при массовом производстве будет стоить сотню долларов. И тогда ста тысяч масс-спектрографов будет достаточно.
И снова красноречивый комментарий Бернстейна: «Именно так и поступили союзники» [228]228
Ibid., p. 120, n. 38.
[Закрыть]. Но, как мы уже видели, весьма вероятно, что именно так поступили и немцы нa заводе по производству буны в Освенциме, а затем в огромном подземном комплексе, которым заведовало особое командование СС Каммлера. Ученые, собранные в Фарм-Холле, как и ожидалось, пребывали в абсолютном неведении относительно этой программы, однако до основных моментов дошли сами.
Возможно, в сто раз больше, чем было в распоряжении Хартека или любого другого из видных ученых, интернированных в Фарм-Холле; но, разумеется, это число значительно меньше сотен тысяч рабов, заключенных концентрационных лагерей, имевшихся у СС. Позднее Ган подхватывает патетическую жалобу «группы Гейзенберга», добавляя: «Конечно, мы не могли работать в таких масштабах» [230]230
Ibid., p. 121.
[Закрыть]. Несомненно, все эти факты и методы были известны штабу Каммлера, и Каммлер, несомненно, разрабатывал их с присущей ему целеустремленностью.
Далее Хартек подтверждает данную точку зрения следующим замечанием относительно процесса Клузиуса, и цифры, которые он назвал, раскрывают опасный потенциал возможностей нацистской Германии по разделению и обогащению изотопов, если бы, работы велись в таких же масштабах, как и «Манхэттенский проект»:
Если принять как факт то, что взрывчатку можно получить посредством масс-спектрографов, – мы бы этого никогда не добились, потому что нам никогда не удалось бы получить 56 000 рабочих. Например, если взять метод Клузиуса – Линде в сочетании с нашим циклом обмена, нам нужно было бы задействовать непрерывно пятьдесят рабочих, чтобы получить две тонны за год. Если бы мы хотели получить десять тонн, нам нужно было бы задействовать двести пятьдесят человек. Таких возможностей у нас не было [231]231
Ibid., p. 121.
[Закрыть].
Для Хартека и остальных ученых из Фарм-Холла проблема заключалась не в средствах и методах, а только в недостатке рабочей силы, которой у СС было в избытке. Позже Хартек высказывается еще более определенно:
Учитывая все названные цифры, я прихожу к выводу, что речь идет о масс-спектрографах. Если американцы пользовалась другим эффективным методом, им было бы не нужно тратить так много денег. И им не нужно было бы столько много людей.
Ему отвечает Коршинг, и далее следует небольшой спор, в котором Хартек вскользь касается одной тонкой темы, а редакторское примечание Бернстейна демонстрирует либо полное неведение, либо сознательную недоговорку:
«КОРШИНГ: Спектрографы тут ни при чем.
ГЕЙЗЕНБЕРГ: Должен сказать, на мой взгляд, ваша теория верна, и речь вдет именно о спектрографах.
ВИРТЦ: А я готов поспорить, что это не так
ГЕЙЗЕНБЕРГ: Тогда зачем были нужны шестьдесят тысяч человек?
КОРШИНГ: А вы попробуйте выпарить одну тонну урана.
ХАРТЕК: Для этого достаточно лишь десяти человек, Я был поражен тем, что увидел в «И. Г.» [232]232
Bernstein, op. cit., p. 122.
[Закрыть]. (Курсив мой. – Д. Ф.)
Единственный комментарий Бернстейна к этому диалогу очевиден: он уточняет, что под «И. Г.» понимается концерн «И. Г. Фарбен», и больше ничего не добавляет. Или Бернстейн не знает о таинственном «заводе по производству синтетического каучука» концерна «И. Г. Фарбен» в Освенциме, который потреблял больше электроэнергии, чем Берлин, но так и не выпустил ни одного килограмма буны, или же он сознательно умолчал обо всех странных фактах, имеющих отношение к замечанию Хартека. По крайней мере со стороны Бернстейна «легенде союзников» бояться нечего.
Однако, со своей стороны, Хартек или прозрачно намекает на то, что он был свидетелем широкомасштабных работ, которые проводил концерн «И. Г. Фарбен», задействовав десятки тысяч рабочих, или же из его замечания следует, что немецким ученым удалось обнаружить значительно менее трудоемкий процесс. В любом случае, мне не известен ни один другой завод «И. Г. Фарбена», который в то время занимался проблемами обогащения урана. Единственный комплекс, обладающий необходимой сигнатурой «завода по обогащению», находился в Освенциме, и это означает, что Хартек видел комплекс не просто такой же громадный, как и тот, что в Ок-Ридже, штат Теннесси, но и более эффективно работающий – нам известно, что это можно было сказать про масс-спектрограф фон Арденна, – по сравнению со своим американским аналогом, а также в меньшей степени зависящий от квалифицированной рабочей силы, ибо источник рабочей силы в Освенциме, хотя и неиссякаемый, вынужден был постоянно восполнять непрерывную «естественную убыль».
В любом случае, если это так, есть все основания считать, что Хартек и, возможно, также некоторые или все остальные ученые, интернированные в Фарм-Холле, тщательно разыгрывали спектакль, демонстрируя самый минимум знаний, указывающий на то, что им был известен по крайней мере в самых общих чертах способ создания атомной бомбы без ядерного реактора (или «уранового двигателя», как они его называли), при этом перемежая его полным незнанием конкретной специфики, тем самым давая понять, что их не привлекали к работе на самом высоком уровне, – или же они сознательно притворялись. По крайней мере, в случае с самим Хартеком есть все основания полагать, что он в определенной степени сознательно притворялся, ибо он был свидетелем – если не непосредственным участником – обширной программы обогащения урана, которую тащили на своих спинах изнуренные заключенные концентрационного лагеря.
Как будто этого недостаточно, Вайцзеккер позднее подтверждает версию о существовании совершенно секретной программы под контролем СС, которую мы уже списали в общих чертах:
ВАЙЦЗЕККЕР: Если вы хотели создать бомбу, нам, вероятно, следовало сосредоточить больше внимания на разделении изотопов и меньше – на тяжелой воде… Если бы мы занялись этим достаточно рано, возможно, мы смогли бы к чему-нибудь прийти. Если американцы смогли закончить работы над бомбой к лету 1945 года, мы при счастливом стечении обстоятельств смогли бы зачертить их зимой 1944–1945 годов [233]233
Bernstein, op. cit., p. 123.
[Закрыть].
Обратите внимание, что он не только указывает те самые временные рамки, с которыми мы уже сталкивались в случае с непроверенным сообщением об испытании германской атомной бомбы на острове Рюген, но, что гораздо важнее, его заявление следует после прозрачного намека Хартека на существование именно такой программыв нацистской Германии.
Чуть позже дальнейший обмен мнениями прерывается следующим загадочным комментарием британской военной разведки к замечаниям, сделанным Вальтером Герлахом: «Далее Герлах объясняет, что руководство нацистской партии, похоже, было уверено в том, что они работают над бомбой, и рассказывает, как в Мюнхене партийные функционеры ходили от дома к дому в ночь с 27 на 28 апреля этого года, предупреждая всех о том, что на следующий день будет применена бомба» [234]234
Ibid, p. 126.
[Закрыть]. В редакторском примечании Бернстейна сквозит его полное недоумение, что подтверждает то, что ему, по всей видимости, ничего не известно о предполагаемых испытаниях на острове Рюген и в Ордруфе: «Неясно, кто собирался использовать это оружие и против кого» [235]235
Ibid, p. 85.
[Закрыть].
В любом случае, немецкие ученые, собранные в Фарм-Холле, в основном не опровергают предположение о существовании секретной атомной программы, а подтверждают ее.
Наконец, Хартек снова, должно быть, оглушил своих английских тюремщиков следующим замечанием, сделанным, как явствует из расшифровки, вечером 6 августа 1945 года:
ХАРТЕК: Множительный коэффициент для двести тридцать пятого равен 2,8, и перед тем как один атом столкнется с другим, какой длины путь он успеет преодолеть? 4 сантиметра, R x– это радиус. Затем это надо умножить на среднюю длину свободного пути и разделить на квадратный корень множительного коэффициента. Получится 3,2. R xравен приблизительно 14 сантиметрам, масса равна 200 килограммам; тогда происходит взрыв [236]236
Bernstein, op. cit., p. 133.
[Закрыть].
Даже Бернстейн не может оставить это без внимания, и его комментарий указывает на то, что за цифрами Хартека «может что-то крыться»:
Этот на первый взгляд сделанный мимоходом расчет критической массы, в отличие от расчетов Гейзенберга не ведущий ни к какому разумному ответу, в определенной степени демонстрирует то, что Хартек уже занимался этой проблемой. Трудно поверить, например, что если бы он не думал над ней, то догадался бы просто так, что критический радиус обратно пропорционален множительному коэффициенту. Неясно, откуда Хартек взял для множительного коэффициента значение 2,8. На протяжении всей войны ученые в Лос-Аламосе, несомненно, знавшие гораздо больше, чем он, пользовались значением 2,2. Только после войны с применением более совершенных методов измерений это значение было увеличено до 2,52. Возможно, именно Хартек в январе 19ч2 года представил германскому управлению вооружений эти цифры, пытаясь заинтересовать армию в продолжении работ по созданию бомбы [237]237
Ibid., p. 121.
[Закрыть].
Быть может, Хартек уже просчитывал эти значения. Но есть еще одно вероятное объяснение.
Возможно, во время своего посещения «И. Г.», о котором Хартек уже упоминал, кто-то показал ему эти цифры. В этой связи, возможно, примечательно то, что из всех ученых, находившихся в Фарм-Холле, именно Хартек в своих высказываниях наиболее часто признаёт существование практически осуществимого метода, который, примененный в широких масштабах, мог бы обеспечить получение достаточного количества чистого расщепляемого урана, пригодного для производства атомной бомбы. Также примечательно то, что расшифровки раскрывают широкий спектр методов, известных и доступных немцам, которые, примененные в широких масштабах и с привлечением достаточного труда, позволили бы добиться именно этого. Замечания Хартека упорно указывают в сторону Манфреда фон Арденна, Фрица Хаутерманса, «завода по производству синтетического каучука» концерна «И. Г. Фарбен» в Освенциме. Подобно директорам «Фарбена» на скамье подсудимых в Нюрнберге, Хартек по-своему пытается сказать правду. Возможно, эти факты и сделанные на их основе предположения также объясняют, почему по прошествии стольких лет расшифровки Фарм-Холла были наконец рассекречены, так как при тщательном рассмотрении они вовсе не подкрепляют «легенду союзников».
ГЛАВА ДЕСЯТАЯВРАТА К ЧЕРНОМУ СОЛНЦУ:
ВЫВОДЫ ИЗ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
________________________________________________________________________
Так что доказательств соглашения Мартина Бормана с Соединенными Штатами, если таковое и было, судя по всему, не существует. Однако, похоже, Соединенные Штаты предприняли значительные усилия, чтобы убедиться в отсутствии подобных доказательств!
Картер Хидрик.
Я считаю, что есть все основания полагать, что в нацистской Германии еще в ходе Второй мировой войны была создана и успешно испытана, а может быть, даже применена в боевой обстановке урановая атомная бомба. Также вполне вероятно, что немецким ученым удалось сделать существенный шаг к созданию, если не практическому испытанию плутониевой бомбы, основанной на методе ускоряемого деления, обладающей небольшой критической массой и большим разрушительным действием. Это утверждение, каким бы радикальным оно ни казалось, позволяет разрешить многие нестыковки и противоречия политической и стратегической истории войны, как пустяковые, так и значительные. Мне кажется, предположение о том, что в Германии осуществлялась самая настоящая программа создания атомной бомбы, а не те жалкие неудачные лабораторные исследования, о которых твердила «легенда союзников», представляет убедительные объяснения целому спектру загадок, над которыми уже столько лет ломают головы историки и аналитики.
Например, как относиться к тому, что в декабре 1941 года после нападения Японии на Перл-Харбор Гитлер объявил войну Соединенным Штатам? Аналитики уже многие десятилетия ломают голову над этим решением и его возможными мотивами; предложено великое множество малоубедительных объяснений – от чувства «буржуазной солидарности» со своими японскими союзниками и желания придать официальный характер тайной морской войне, которая уже на протяжении нескольких месяцев велась между Третьим рейхом и Соединенными Штатами, до маниакального безумия Гитлера и до уверенности нацистской верхушки в том, что Рузвельт все равно собирается не позднее 1943 года принять участие в войне в Европе. Но какими бы ни были рассуждения и побудительные мотивы Гитлера, с точки зрения обычного военного анализа объявление войны Америке со стороны Германии было чистой воды самоубийством, поскольку подавляющее превосходство в промышленных мощностях и изолированность за океаном обеспечивали то, что Соединенные Штаты рано или поздно одолеют военную машину Германии. Решение Гитлера, принятое тогда, когда остановившиеся германские армии замерзали у ворот Москвы, выглядит не просто самоубийственным. Гитлер еще раз показал, кто он есть на самом деле: сумасшедший.
Однако с позиции доказательств, представленных выше поенная картина декабря 1941 года начинает выглядеть совсем иной, и совсем иной ее видели на секретных совещаниях у фашистского диктаора. Немецкие ученые открыли явление ядерного деления, немецкие ученые предложили способ создания атомной бомбы посредством применения в широких масштабах устройств разделения и обогащения изотопов и использования огромного человеческого труда. Чуть больше чем через месяц немецкие ученые заверят Гитлера, через меморандум Управлению вооружения и боеприпасов, что количество материала, необходимого для получения бомбы, измеряется не тоннами, а килограммами. А любимый ученый-атомщик фюрера барон Манфред фон Арденн и его соратник доктор Фриц Хаутерманс уже опубликовали труд с описанием того, как все это сделать. И еще Гитлеру было известно, что Германия располагает необходимым сырьем – ураном – в количествах, о которых Соединенные Штаты могли только мечтать.
Далее, оглядываясь назад, становится понятна завеса секретности, окружавшая германский атомный проект, ибо лучшим источником дешевого труда являются концентрационные лагеря, существование которых Гитлер стремился скрыть от немецкого народа, и по очевидным причинам. Еще в начале 1941 года концерн «И. Г. Фарбен» уже начал возводить в Освенциме «завод по производству синтетического каучука». А может быть, в извращенном рассудке Гитлера маячило нечто большее: перед войной некоторые ученые рейха обрисовали в общих чертах принцип оружия, еще более мощного, чем атомная бомба, которая являлась для него не более чем детонатором. Исходя из этого, Гитлер, азартный игрок, пошел на риск, уверенный в том, что всего через год-два получит в свое распоряжение этот устрашающий арсенал, и объявил войну Соединенным Штатам.
Также все те военные операции и дислокация войск на европейском театре в самом конце войны, которые прежде казались бессмысленными, теперь начинают приобретать непоколебимую логику. Безрассудный и, по утверждению многих, бессмысленный с военной и политической точек зрения бросок союзных войск от Берлина на юго-восток Германии и к Праге полностью соответствует тому, что американское руководство на самом высшем уровне знало о черных проектах особого командования СС и империи секретного оружия Каммлера. Одержимость, с которой Гитлер настаивал на обороне Бреслау в Нижней Силезии и самой Праги, одержимость, которую никак не могли понять его собственные генералы, приобретает военный смысл только в контексте проекта создания атомной бомбы и межконтинентальной ракеты – первая цель была успешно достигнута, а ко второй немецкие специалисты подошли опасно близко.
Точно так же от предложения рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера заключить сепаратный мир с западными союзниками принято отмахиваться, как от судорожных попыток отчаявшегося кровавого палача избежать неотвратимого конца – и только. Но Гиммлер вместе с Гитлером и, возможно, Мартином Борманом входил во «внутренний круг» тех, кому было в полной мере известно об истинной деятельности империи Каммлера. Возможно, Гиммлер использовал эти знания как предмет торга. Его предложение было отвергнуто не столько потому, что оно не было искренним (с точки зрения Гиммлера), сколько потому, что к этому времени он уже потерял контроль над этой империей. Вероятно, сделка была заключена между представителями Каммлера и резидентом УСС в Цюрихе Алленом Даллесом или через самого генерала Паттона. Борман, как мы уже видели, также принимал участие в этом заговоре и, как будет видно в последующих разделах, был напрямую связан с Каммлером.
Версия о существовании германской атомной бомбы также объясняет те странные мелочи, упоминание о которых проскальзывало в различных периодических изданиях союзников перед самым концом войны в Европе и непосредственно после него: «пробные полеты» сверхтяжелых самолетов из Европы до Нью-Йорка и обратно; планы Манхэттена, подготовленные Люфтваффе, с оценками вероятных разрушений, соответствующих тем, что образовались бы при взрыве ядерной бомбы, эквивалентной той, которая была сброшена на Хиросиму; аэродром в Норвегии с сорока тяжелыми дальними бомбардировщиками, способными совершить перелет до Америки и обратно; «заводы по производству синтетического каучука», совершенно непостижимым образом потребляющие электроэнергии больше, чем Берлин, и, как это ни парадоксально, за всю войну так и не выпустившие ни килограмма буны, подводные лодки с грузом инфракрасных взрывателей – техническая сложность подобных устройств свидетельствует об их предназначении для применения в ядерных бомбах, – и порошка обогащенного урана, готового для превращения в металлическую форму. Точно так же эта версия предлагает более правдоподобное объяснение таинственной гибели самого знаменитого и популярного американского генерала, как и невозможную «трехкратную» смерть самого зловещего генерала нацистской Германии. Генерал Паттон, как было показано выше, командовал той самой 3-й американской армией, которой был доверен захват комплекса по созданию секретных видов оружия в Тюрингии и чехословацком Пльзене. Он, в качестве командующего армией, имел доступ ко всем донесениям войсковой разведки, действующей в этом районе, и он вполне мог стать первым человеком, не считая Каммлера, который увидел столько, что смог составить общую картину происходящего.Если Паттона действительно умышленно заставили замолчать, а я абсолютно в этом убежден, тогда, несомненно, приведенные выше рассуждения предлагают наиболее вероятную мотивировку этого. И, наконец, как уже говорилось выше, успехи германской атомной программы, вполне возможно, служили дополнительным моральным стимулом участников «бомбового заговора» против Гитлера в июле 1944 года.
Кроме того, эта версия подводит более прочный фундамент под другую группу «странных мелочей», таких как нелепое утверждение о том, что инженеры союзников были настолько уверены в конструкции урановой бомбы, что «Малыш» был сброшен на Хиросиму без предварительных испытаний, или же (другое объяснение) имеющегося количества оружейного урана было недостаточно для двух таких бомб, чтобы испытать одну перед тем, как сбросить вторую. Предположение о том, что американские военные могли сбросить не прошедшее испытания сверхоружие на вражеский город, причем этот враг, как было известно, сам работал над созданием такого оружия, является просто абсурдным. Еще белее абсурдным его делает «легенда союзников», если задуматься над тем фактом, что одна плутониевая бомба уже была успешно испытана и имелась другая плутониевая бомба, готовая к боевому применению против Японии. В таком случае, почему сначала сбросили неопробованного «Малыша» вместо проверенного плутониевого «Толстяка»?Рациональное объяснение предлагает основной тезис первой части настоящей книги: американцы не испытывали «Малыша» потому, что, как обмолвился Оппенгеймер, бомба имела «немецкое происхождение». Американцам не нужно было ее испытывать, потому что это уже сделали немецкие специалисты.
Далее, проникновение германских ядерных технологий не только в американскую, но и японскую программу объясняет то, почему японцы после атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки так медлили с ответом на требование союзников о безоговорочной капитуляции, ибо всего через день после бомбардировки Нагасаки сами японцы также на непродолжительный срок присоединились к ядерному клубу. А пять лет спустя генерал Макартур командовал американскими войсками во время одной из самых страшных военных катастроф в истории Соединенных Штатов, случившейся в районе Чосинского водохранилища, где находился крупнейший в Азии производственный комплекс, построенный японским промышленником Дзюном Ногучи, нервный центр японской атомной программы. Не был ли риск, на который пошел Макартур, захватывая и удерживая Чосинское водохранилище, хотя бы отчасти обусловлен имеющимися в распоряжении американского командования секретными разведданными, и не было ли истинной целью операции получить более подробную информацию о недавно побежденном враге и не допустить утечку технологий потенциальным врагам, таким как коммунистический Китай?
И последний, но, определенно, далеко не второстепенный момент: к концу Второй мировой войны обогащенного урана и атомных бомб вдруг стало слишком много для того, чтобы источником всего этого богатства был один только «Манхэттенский проект». Переводчик советского маршала Родиона Малиновского рассказал о некой «неразорвавшейся бомбе», сброшенной на Нагасаки 8 августа и затем переданной японцами русским [239]239
Кстати, а как русским пришла в голову мысль потребовать эту бомбу? Определенно, Соединенные Штаты им о ней ни за что не стали бы рассказывать. Единственным разумным объяснением является то, что русские знали, откуда родом эта бомба, а дальше оставалось только сложить два и два.
[Закрыть], а были еще одна японская бомба, два испытания в Германии и еще бомба, затонувшая на борту американского крейсера «Индианаполис», направлявшегося к берегам Японии, – и все эти бомбы вышли из «Манхэттенского проекта», если еще в конце декабря 1944 года союзникам катастрофически не хватало оружейного урана, а к маю 1945 года была получена лишь половина необходимой критической массы? Откуда взялся весь этот лишний уран, не говоря уж о лишних бомбах? Лично я считаю, что скорее всего все это было получено из нацистской Германии, благодаря рейхсляйтеру нацистской партии Мартину Борману и обергруппенфюреру СС Гансу Каммлеру.
Однако эти выводы поднимают новые проблемы, требующие решения, и, рассматривая их, мы уже более внимательно присмотримся к черной империи секретного оружия Каммлера, «мозговым центрам», подземным заводам и десяткам тысяч заключенных, трудившихся на них на положении рабов.
