Текст книги "Последний - на Арлингтонском кладбище"

Автор книги: Джозеф Димона

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

– Читал, – ответил Уильямс.

– Ну так вот, мой сын вчера вечером разгадал, кто это. Мы смотрели новости по телевизору, и он явился с ответом. Это Освальд.

– Ли Освальд?

– Вот именно. Настоящий Ли Освальд. Вы знаете, у него был двойник. Сын заставил меня прочесть одну из книжек об этом заговоре, там есть свидетельство, что, когда один Освальд покупал что-то в одном городке, другой был в другом, не то на стрельбище, не то где-то еще. И малыш говорит, что один из этих Освальдов еще на свободе.

Уильямс сотрудничал в этом деле с комиссией Уоррена, помогал расследовать каждую версию заговора. Всех волновала связь с ЦРУ:

Освальд жил в России, следовательно, ЦРУ по крайней мере обращалось к нему. Но в конце концов все улики указали на то, что Освальд действовал в одиночку, и Уильямс поверил в это.

– Что ж, – сказал он водителю, – кто он такой, станет известно двадцать второго ноября.

– Почему?

– В письме указана эта дата.

– Но осталось всего две недели. По-вашему, он за это время убьет еще четверых, хотя его ищет все правительство?

– Я думаю, попытается, – сказал Уильямс.

Рокфеллер-центр высится посреди города, уже немного постаревший, но все еще величественный, его современные стеклянные башни кажутся фантастическими видениями, которые в один прекрасный день рассеются.

Такси свернуло с Пятой-авеню, но Уильямс не замечал ничего вокруг. Теперь, больше чем когда-либо, он понимал, что должен как-то заставить Лоуэлла охотиться за собой, немедленно! Меллона спасла накануне лишь чистая случайность. Позвони он агенту ФБР пятью минутами позже, Меллон был бы мертв.

Газеты снова подняли шум. Покушение вызвало гневные нападки на "беспомощное"

ФБР, неспособное защитить известную жертву с помощью сотен морских пехотинцев.

На это Уильямс мог бы кое-что возразить. От такого убийцы, как Лоуэлл, который все рассчитывает заранее, всегда совершает что-то непредвиденное и действует с поразительной дерзостью и точностью, защитить намеченные жертвы невозможно, разве что посадить их в тюремные камеры, на что не согласятся ни Сполдинг, ни Уорнки, хотя кто-то из ФБР всерьез предлагал эту меру. Теперь уж было ясно, что обычные меры – охраняемый номер в отеле, дом-сейф – бесполезны против методов Лоуэлла.

Водитель остановился у здания № 30, и Уильямс поднялся лифтом на восьмой этаж, где размещалась "Интернейшнл телевижн пэкейджинг".

Помещения фирмы были обставлены с неброской роскошью, повсюду, даже в приемной, стояла мебель в стиле эпохи Регентства и висели картины-подлинники. Уильямса проводили в кабинет вице-президента, отвечающего за производство, высокого, худощавого, седеющего человека по имени Том Джексон.

– Мне поручено оказывать вам всевозможное содействие, мистер Уильямс, сказал он. – И, честно говоря, я берусь за это очень охотно. История в высшей степени ужасная.

– Давно работает ваша компания, мистер Джексон?

– Года два с половиной плюс-минус месяц. А что?

– Почему же вам потребовалась помощь внештатников? Джексон улыбнулся.

– Видите ли, мистер Уильямс, это был особый случай. Мы широко привлекали всех, у кого были еще не демонстрировавшиеся пленки с президентом Кеннеди, для юбилейного выпуска в прошлом году. Болтон в числе прочих откликнулся на объявление. Он провел несколько интервью на похоронах президента. В самом деле очень впечатляюще.

– Вы просматривали эту пленку?

– Да. И, кажется, это была моя идея – послать его девять лет спустя за интервью к этим четверым. Свести вместе прошлое и настоящее.

– И он взялся за это?

– Да, сэр. Продюсером фильма был Боб Торли. Он расскажет вам, что произошло.

Через несколько минут вошел человек в сером кашемировом свитере, серых брюках, мягких кожаных ботинках и пожал руку Уильямсу.

– Ну и псих этот Болтон, а?

– Как он среагировал на четыре повторных интервью? – спросил Уильямс.

– Среагировал? Его это чуть не доконало. Начну с того, что он был в скверной форме. Я еще при первой встрече заметил, что он слишком нервный для работы.

Наверно, мистер Джексон, взяв его, просто оказал ему любезность, потому что он, – вьетнамский ветеран и все такое прочее.

– Тогда я думал, – сказал Джексон, – что мы сможем использовать его пленку.

– Но после того, что Болтон выяснил, это стало невозможно. Видите ли, мы хотели, чтобы он навел справки о тех людях, прежде чем соваться к ним за интервью. И когда он вернулся, злющий, как черт, я спросил, в чем дело. Он сказал: те четверо обожателей Кеннеди теперь превратились в шлюху, мошенника, бездельника-пьяницу и педика.

Уильямс задумался. Первых троих он мог определить, поэтому педиком оставался Уорнки. Уорнки? Футбольный тренер?

– Он не уточнял, кто есть кто?

– Нет. Какой смысл? Он сказал, что не станет снимать их в память о Кеннеди, потому что они осквернили – именно так он и выразился – все, ради чего Кеннеди трудился. Заявил, что не позволит нам использовать свою пленку с похорон после того, что узнал. Мы ответили: ладно, обойдется. И все.

– Одному продюсеру в Балтиморе он сказал, что был выгнан с работы из-за взглядов! У него были безупречные взгляды. Он любил Кеннеди и работал над этой передачей, как вол. Мы поручили ему отредактировать несколько сцен, выяснить кое-что из времен Кеннеди, и он был рад, как ребенок.

– Значит, насколько вам известно, он разочаровался в замысле, узнав, что сталось с теми четверыми?

Джексон развел руками.

– В чем же еще могло быть дело? В тот день он ушел отсюда и больше не возвращался. Точка. Не скажу, что его уход явился ударом для нас – в конце концов, он был просто внештатником, – но он так горячился, не желая использовать эту пленку, что от этого, вероятно, часть ее стерлась. В общем, мы решили обойтись без этих четверых, в том числе, разумеется, без интервью Болтона на похоронах.

Уильямс спросил, можно ли ему посмотреть юбилейный фильм.

– Я бы рад помочь вам, мистер Уильямс, но там даже нечего смотреть. Фильм так и не был закончен. Зато можете посмотреть версию этого года.

– А почему не закончен прошлогодний фильм?

– Болтоновский? Отделы новостей на телестудиях не любят независимых продюсеров-документалистов, мистер Уильямс. Они хотят сами делать все свои передачи... В телебизнесе это хорошо известно. Поэтому нам сообщили в последнюю минуту, что часы наибольшего приема заняты и заказчик отказывается от фильма.

Полгода работы пошло насмарку, но теперь у нас надежный заказчик, и мы делаем новый юбилейный телефильм. С полной гарантией.

Уильямс знал, что Джексон говорит правду. Однажды он принимал участие в антитрестовском деле против телекомпаний, захвативших часы наибольшего приема, и в частности отделов новостей, отказывающихся от независимых продюсеров.

– У вас нет пленки Лоуэлла? – спросил он.

Джексон покачал головой.

– Тогда я хотел бы посмотреть новый фильм.

– Да-да, – сказал Джексон. – Сейчас я свяжусь с монтажером. Он позвонил секретарше и потребовал к телефону Санчеса. Когда Санчес взял трубку, Джексон сказал:

– У меня здесь человек, ему нужно посмотреть наш новый фильм о Кеннеди. Монтаж не закончен?.. Что ты можешь показать ему?.. Ясно. Минутку. Монтаж еще не закончен, – сказал он Уильямсу, – но Санчес может показать вам несколько эпизодов с разных пленок.

– Когда монтаж будет закончен?

Джексон спросил в трубку Санчеса.

– Пока не может сказать. Они ждут какую-то пленку, а когда она поступит, неизвестно.

– Я еще приеду, – сказал Уильямс.

Джексон поглядел на него.

– Я все же не понимаю, какое отношение фильм этого года имеет к Болтону. Болтон не принимал в нем никакого участия. Но вместо ответа Уильямс спросил:

– Когда ваша передача идет в эфир, мистер Джексон?

– Двадцать второго ноября в восемь часов.

Уильямс поблагодарил его, Торли и вышел из кабинета. Но, проходя мимо, он остановился у стола секретарши, принимающей посетителей, изящной брюнетки, та одарила его улыбкой.

– Мистер Джексон говорит, что в тот день, когда уходил Джефф Болтон, дежурили вы. Помните?

– О, конечно. Он славный парень. Нервный только очень. Зазвонил телефон, и Уильямсу пришлось ждать, пока секретарша вставит штекер в гнездо. Потом она взглянула на него и сказала:

– Я только знаю, что мистер Брокуэй пришел к мистеру Джексону. А через пять минут Джефф вернулся с ленча, вид у него был просто ужасный. Бедняга, с тех пор как он повидал тех, кого интервьюирировал, на нем лица не было.

– Ну и что?

– Я не знаю, что произошло. Он зашел к мистеру Джексону и вышел через десять минут бледный как смерть. Я спросила: "Что случилось?" А он: "Ничего. Ничего".

Вышел, и больше я его не видела.

– Кто такой мистер Брокуэй?

– Один наш финансист из другого города. Он приезжает сюда по делам время от времени, поэтому здесь у него есть кабинет. Мистер Джексон очень любезен с ним.

– Значит, когда Болтон зашел к Джексону, там находился человек по фамилии Брокуэй?

– Верно.

– А через десять минут Болтон ушел и больше не показывался?

– Тоже верно, – сказала секретарша. – Он был совсем зеленый! Сказал, что больше не придет никогда.

Уильямс поблагодарил ее и вышел.

2

В Торонто была сильная метель, и самолет Уильямса кружил, казалось, несколько часов, прежде чем нырнуть в серый вихрь. На высоте пятьсот футов достаточно развиднелось для посадки с лыжным шасси на обледенелую полосу.

Уильямс взял напрокат "пежо" и спросил дорогу у девушки за конторкой. Она дала ему карту, обвела карандашом оба названных адреса и предупредила:

– Улицы здесь убирают быстро, но в течение ближайшего часа ехать будет трудно.

Если вы незнакомы с нашими дорогами, лучше подождать.

– Рискну, – сказал Уильямс и через несколько минут пожалел об этом. Снег все еще валил, и колеса с хрустом вязли в белой массе:

в довершение всего от дыхания запотели окна, и стеклоочистители натужно скрипели по ветровому стеклу.

Задержка самолета уже выбила его из расписания, а в ситуации, где на счету каждая минута, это могло оказаться роковым. Здесь, в Торонто, должен быть какой-то ключ. Уар должен будет назвать настоящие фамилии на документах, изготовленных для Лоуэлла. А Майк Горджо и его друзья должны знать о человеке, который сотрудничал с ними несколько лет, больше, чем открыли.

То, что Уильямс узнал в Балтиморе и Нью-Йорке, значительно приблизило его к разрешению самой главной загадки: мотивов Лоуэлла. Интуиция подсказывала, что он на верном пути.

Уильямс звонил из Нью-Йорка Майку Горджо, и тот обещал приютить его на ночь; у него как раз выехал один временный жилец. Но сперва Уильямс хотел повидать Уара.

Когда он остановился у ателье "Бон суар", снегопад стал утихать. Войдя, он подождал, пока полная женщина в синем халате не обратит на него внимания, и представился.

– А, – сказала женщина. – Мы ждем вас. Я Мари Уар.

Она повесила на дверь табличку "Закрыто" и повела Уильямса в заднюю комнату.

У гладильных станков стоял громадный негр. Женщина повела Уильямса вверх по лестнице в спальню, где бледный, осунувшийся Робер сидел на кровати.

– Вот что, Робер, – сказала миссис Уар, – хватит дурить. Скажи этому человеку, какие документы ты изготовил для Джеффа.

– Мари считает, – сказал Робер, – что я не должен покрывать его, раз он убивает людей. Я даже слег. Но считаю, что она права.

Он подал Уильямсу листок со стола возле кровати.

– Прошу прощения, утром я пролил на него чай.

Уильямс прочел фамилию и адрес:

Джим Адамс Сиэтл, штат Вашингтон Оук-стрит, 135.

– У него паспорт, – сказал Робер, – кредитная карточка компании "Галф ойл", которой он не будет пользоваться, и членский билет сиэтлского яхт-клуба.

– Откуда мне знать, что вы не лжете, спасая своего приятеля? – спросил Уильямс.

– Он не лжет, – гневно сказала миссис Уар. Уильямсу было ясно, почему Робер передумал. – Я сама знаю. В то утро, когда он уходил, я сказала: "Оревуар, Джефф". А он улыбнулся и сказал: "Мари, теперь меня зовут Джим".

Уильямс поверил ей. Попросив разрешения, он позвонил в Вашингтон и сообщил Коннорсу полученные сведения.

– Действуй дальше! – сказал Коннорс и обещал тут же передать их на телеграф.

3

Метель прекратилась внезапно, и, когда Уильямс вышел из "Бон суар", улицы уже были очищены. Осторожно ведя машину, Уильямс ехал по предвечернему Торонто на северную окраину. К пяти часам, когда он был у дома, где жил Майк Горджо, уже стемнело; Уильямса ждали к полудню.

Он нажал кнопку звонка, дверь открыл молодой человек с взъерошенными белокурыми волосами. Уильямс представился и сказал, что ему нужно видеть Майка.

– Входите, но сейчас его нет.

Уильямс вытер ноги о половик и увидел еще троих молодых людей, они сидели и читали.

– Я Френк Пауэрс, – сказал белокурый. – Майк решил, что из-за метели вы не смогли вылететь, и ушел полчаса назад. Но комнату для вас на всякий случай оставил.

– Это хорошо, – сказал Уильямс. Он чувствовал, что трое парней относятся к нему с опаской. Он был представителем закона. Они дезертирами.

Один из них быстро принес чашку дымящегося черного кофе. Уильямс сел на скрипучую кушетку с продавленными подушками.

– Никто из вас. не встречался с Алленом Лоуэллом? – спросил он.

Высокий темноволосый парень, сидевший у дальней стены, вспылил:

– С тем типом, что убивает людей? Вы что, хотите обвинить нас в соучастии?

– Никто из нас с ним не встречался, – сказал Пауэрс. – Я сам расспрашивал по всему Торонто. И узнал, что он приезжал к Уару в прошлом году.

– Значит, ты его видел?

– Нет. Он тайком приезжает, тайком уезжает.

– Но откуда ты знаешь? – спросил Уильямс. – Он мог не назвать своей настоящей фамилии.

– Мы не скрываем своих фамилий, – гневно сказал Пауэрс. – И гордимся тем, что сделали, что бы ни говорили о нас в Америке.

– Аллен Лоуэлл примерно шести футов ростом, – сказал Уильямс, стройный, коротко стриженный. Видели когда-нибудь здесь такого? Чисто американский тип.

– Дело вот в чем, – сказал Пауэрс, – большинство этих ребят недавно из армии, поэтому коротко остриженных много, смотря в каких частях они служили... Да, а теперь слушайте. Был тут один такой с год назад, спрашивал Майка. Вел себя как-то странно... будто нервничал или что. Не мог спокойно сидеть. Я сказал ему, что Майк будет к обеду и что можно поспать в комнате наверху. Но когда Майк вернулся, этого парня уже не было. Он так и не виделся с Май-ком.

На Уильямса это впечатления не произвело.

– У него могла быть сотня причин, чтобы уйти.

– Да, но когда я повел его наверх, казалось, что он хотел остаться. Рухнул на койку, вид у него был совсем измотанный. Я даже решил, что он болен.

Уильямс ощутил, как у него напряглись мышцы живота. Лоуэлл внезапно ушел из "Интернейшнл телевижн"... Некто похожий на него внезапно ушел из этого дома...

Правда, дезертиры все время приходили и уходили. Уильямс допил кофе.

– Где эта комната? – спросил он. Пауэре проводил его наверх в небольшую комнату, там стояла низкая койка с провисшей сеткой.

– Комната Майка рядом, – сказал он. – Мы называем ее президентским номером.

Ванная в конце коридора. Располагайтесь как дома. Мы всегда гостеприимно встречаем шпиков ФБР.

– Я из министерства юстиции, – сказал Уильямс.

– Для нас все вы шпики, – ответил Пауэре и ушел.

Уильямс пошел в ванную, умылся и по пути назад заглянул в комнату Майка. Ему сразу бросилось в глаза, что Майк – футбольный болельщик. На всех стенах висели снимки с матчей НФЛ[18]. Что ж, это у них с Лоуэллом общая черта, подумал Уильямс. У него был номер ежегодника "Стойбенвилл хай", он прочел там, что в юные годы Лоуэлл был вратарем этой команды и брал "мертвые" мячи.

В коридоре не было никого, и Уильямс зашел в комнату. В дополнение к снимкам НФЛ на комоде стояла фотография четвертьза-щитника, отбивающего мяч. Спортсмены на ней были в школьном или студенческом возрасте. Видимо, Горджо, как и Лоуэлл, участвовал в футбольных матчах. Уильямс долго разглядывал эту фотографию.

Он направился в угол комнаты к письменному столу, и тут совершенно неожиданно раздался звонок.

Парни взбежали наверх и ворвались в комнату.

– Что тут такое, черт возьми? – спросил Пауэре. Но Уильямс, присев у стены, разглядывал глазок электрической сигнализации.

Звонок не умолкал.

– Видимо, Горджо нужна секретность, – сказал Уильямс стоящим в дверях. – Кто знает, как отключить сигнализацию?

– Мы даже не знали, что у него есть сигнализация. Я ни разу не слышал этого звонка.

Уильямс обнаружил провод, идущий вдоль плинтуса за стол к выключателю, судя по всему, установленному недавно. На полу еще валялись крошки краски и штукатурки.

Он повернул выключатель, и звонок прекратился.

Для чего эта сигнализация у стола? Уильямс сказал парням:

– Все в порядке, тревога окончена.

Но они не уходили.

– Послушайте, мистер, если он установил сигнализацию, значит, там есть что-то, чего вам не следует видеть.

– Что же? – спросил Уильямс. На столе и в ящиках были только письма и счета, ничего изобличающего, не было даже списка краж Болтона, несмотря на договоренность.

Парни переглянулись.

– Что ему скрывать? – сказал Пауэре. – Разве фамилии дезертиров на тот случай, если канадская полиция передумает и возьмется за нас.

– Все равно, зачем ставить сигнализацию? – спросил другой. Все спустились вниз, и тут появился Майк Горджо. Это был коренастый, кудрявый, обаятельный парень.

– Черт, – сказал он, потирая руки, – никак не привыкну к этому холоду. – Заметив Уильямса, он умолк. – Вы Джордж Уильямс, да?

– Да.

– Ну, будьте как дома. Эй, Ларри, – сказал он одному из парней, поднимись ко мне, достань припрятанную бутылку шотландского. Она в чемодане под кроватью.

– Я не смогу пройти мимо сигнализации, – сказал Ларри. Горджо рассмеялся.

– Тьфу ты, я и забыл. Слушай, глазок всего в футе от пола, перешагни.

И плюхнулся в кресло.

– Похоже, от нее будет больше неудобства, чем толку.

– Когда ты установил ее? – спросил Уильямс. – Ребята не знали о ней.

– Ну, – сказал Майк, – узнав, что по соседству со мной вздумал ночевать представитель министерства юстиции, я приобрел комплект сигнализации и вчера вечером установил сам. Видите ли, до того, как попасть в военные преступники, я был электриком.

Уильямс улыбнулся.

– Что ж, я привел ее в действие, так что ты был прав.

– Еще бы, черт побери, меня это не удивляет. Вы здесь по делу об убийстве, значит, должны осмотреть все. Пистолет под подушкой не нашли?

– По правде говоря, – с улыбкой сказал Уильямс, – меня больше интересовали футбольные фотографии.

– Еще бы, не сомневаюсь, – ответил Майк. – И все же, мистер Уильямс, открою вам один секрет. Эту штуку я ставил не для вас. Для себя! Меня уже трижды грабили в этом гнусном городе. Теперь я обзавелся сигнализацией, держу под подушкой пистолет, и если еще кто сунется к старине Майку, то будет продырявлен.

– Ты хранишь деньги в комнате?

– Ох уж эти служащие министерства юстиции, – усмехнулся Горджо. – Вы не знаете принцип грабежа? У тебя в руках человек – у тебя в руках деньги. Ты ведешь его к деньгам за нос. Проклятие, двое бандюг сцапали меня сонным и забрали все до цента... все, что я скопил за пять лет. Да еще сломали два ребра. – Он засмеялся. – Надо же. Расставил ловушку бандюгам, а в нее угодил бешеный пес из министерства юстиции. Ладно, черт возьми, я знаю одно. Эта штука установлена не зря!

Ларри спустился с бутылкой шотландского, и Майк налил всем.

– Когда собираетесь к Уару? – спросил он.

– Я уже видел его, – сказал Уильямс. – И узнал новую фамилию Болтона.

Майк почтительно взглянул на него.

– Молодчина вы, Уильямс. Вот уж не думал, что Робер расколется. Он рассказывал мне душещипательную историю, как Болтон спас его отпрыска.

Все допили, и Уильямс спросил Горджо, могут ли они поговорить наедине. Парни охотно оставили Майка с беспокойным гостем из министерства юстиции.

Уильямс подождал, пока они выйдут, и поставил свой стакан на кофейный столик.

– Когда Карл Ричардсон войдет в эту дверь, Майк?

4

Во взгляде Горджо ничего не отразилось.

– Какой Карл Ричардсон? Никакого Ричардсона я не знаю.

– Думаю, что знаешь, Майк. Думаю, что ты был с ним во Вьетнаме. Потому что мне известно кое-что, чего Аллен Лоуэлл не знал три года. Настоящее имя Майка Горджо – Джо Маркони.

Молчание, потом Горджо сказал:

– Видимо, сигнализация навела вас на мысль...

– Ты допустил небольшую оплошность, Майк, и притом дважды. У тебя на комоде стоит фотография футболиста. Она очень заинтересовала меня, потому что эту же самую фотографию я видел в твоем школьном ежегоднике.

– Что?

– Поэтому я знаю, кто ты на самом деле. И знаю, что олимпийцы внедрили тебя в группу дезертиров, чтобы ты мог тайно использовать их и вербовать новых. А приманкой для них был некто, уже работающий для СДО в Штатах, потому что он ненавидит войну и все связанное с ней, – это не кто иной, как твой друг по школе и "зеленым беретам" Аллен Лоуэлл.

– Я не слышал ни о каком Аллене Лоуэлле! – сказал Горджо.

– Тебе нужен был человек, прошедший школу у олимпийцев. Он намного облегчил твою работу. Ты с ним списался под своим новым именем и заключил кое-какую сделку.

Предметом сделки был его брат, так, Майк? Ты втянул его в эту историю? Дело в том, что мне не дает покоя одна деталь. Человек, донесший о Колдуэлле и Томми Шовайса, звонил из Торонто!

Горджо ничего не ответил, и Уильямс продолжал. Он сказал, что после смерти брата Лоуэлл попался на крючок. И выполнял любые задания для дезертиров, а на самом деле для олимпийцев.

– Но ты знал, что, если он приедет сюда поговорить с Майком Горджо, твоей заочной сделке конец. Поэтому ты писал ему от имени Горджо, держал его на расстоянии, а когда он приезжал, тебя не оказывалось в Торонто.

Ответом было лишь молчание и недоуменный взгляд.

– Итак, ты много лет заставлял Аллена Лоуэлла делать в Штатах всевозможную грязную работу якобы для дезертиров. Он устанавливал электронные микрофоны в кабинетах, крал досье, подслушивал телефонные разговоры и слал тебе обличающие сведения, девяносто девять процентов их ты передавал олимпийцам для шантажа и давления на либеральных политических деятелей и газетчиков, а один процент – дезертирам. Прекрасно, Майк. Поздравляю тебя.

Горджо поглядел на него, как на помешанного.

– Уильямс, вы меня с кем-то спутали. Я вовсе не Джо Маркони. Этой фотографии не было в стойбенвиллском ежегоднике... – Он прикусил язык.

– Стойбенвилл? Откуда ты знаешь, что я имел в виду стойбенвиллский ежегодник?

– Гад ты, Уильямс!

– Может быть, – спокойно ответил Уильямс, – но я не дурак, Майк. Ты до сих пор не знаешь, что Лоуэлл появился здесь год назад, потому что внезапно столкнулся с Карлом Ричардсоном. Считалось, что Ричардсон погиб во Вьетнаме, но столько лет спустя оказалось, что он жив и все еще следит за ним. Может, за ним все эти годы следили и олимпийцы? У Лоуэлла возникли подозрения, он приехал в Торонто, чтобы выяснить, кто ты такой, а тебя, естественно, не было. На этот раз он пошел прямо к тебе в твою комнату. У тебя хватило ума скрыться, но ты забыл кое-что. Он увидел ту фотографию, Майк.

Глаза у Горджо блеснули, и Уильямс понял, что попал в точку. Если так, то единственно возможный ответ на загадку шестерых в списке был наконец ясен.

Только бы он не ошибся в расчетах... и Ричардсон подтвердил бы это.

Майк придвинулся вплотную к Уильямсу и зашептал:

– Прощайся с жизнью, Уильямс. Пистолет не под подушкой. – Он вытащил оружие из-за пояса. – Ричардсон будет здесь с минуты на минуту. Сигнализация установлена для него. Я предоставлю ему играть роль хозяина. Может, допьем то, что осталось?

– Прекрасное предложение, – сказал Уильямс, – но несвоевременное. Мне нужно идти.

Он открыл шкаф и надел пальто. Майк сперва опешил, потом шагнул к нему.

– Ты никуда не пойдешь!

Уильямс улыбнулся, открыл дверь и вышел. Он понимал, что Горджо не посмеет выстрелить, побоится полиции. Эту грязную работу должен был выполнить Карл Ричардсон, а не подсаженный к дезертирам олимпиец.

"Пежо" стоял примерно в ста футах. На полпути к нему Уильямс обернулся и увидел, что Горджо стоит в дверях, колеблясь, рискнуть или нет, а расстояние между ними все увеличивалось. Потом Горджо принял ошибочное решение. Он вскинул пистолет и нажал спуск. Выстрел гулко прогремел на тихой улице, но Уильямс резко пригнулся и забежал за стоящие машины. Отперев "пежо", он завел мотор. Горджо бежал по тротуару к нему. Колеса машины забуксовали в снегу, и Уильямс не мог тронуться с места. Горджо поднял на бегу пистолет, поскользнулся и растянулся во весь рост.

Пистолет заскользил по асфальту. Когда Уильямс наконец тронулся, в него едва не врезался мчавшийся автомобиль. Гневно взглянув на водителя, он увидел, что это Карл Ричардсон.

Маркони вскочил и бросился к пистолету. Ричардсон с первого взгляда оценил положение – двери были открыты, люди глядели в окна, – прибавил газу и на первом перекрестке свернул. Уильямс, едва удержавшись на повороте, помчался следом. Он твердо решил, что на сей раз Ричардсон от него не уйдет.

Впереди мерцали хвостовые огни машины Ричардсона. Куда он едет? На юг, к Гамильтону? Нет. Машина съехала с главной магистрали, свернула налево, и они понеслись по обледенелой дороге на север, к горам.

Уильямс был безоружен, правда, Ричардсон не мог этого знать; и все же было самоубийство ехать за ним в безлюдные горы, где Ричардсону ничего не стоило остановиться и убить его с близкого расстояния. Но от того, сможет ли он как-то остановить Ричардсона, не боясь пули, и выведать, что ему известно, возможно, зависела жизнь трех человек.

Внезапно хвостовые огни исчезли. Уильямс миновал заснеженный поворот, но впереди их не было. Потом он понял, что Ричардсон выключил свет, ночью на темной дороге это было опасно, хотя за полчаса навстречу не проехало ни одной машины.

Очевидно, Ричардсон замыслил какой-то трюк.

Они были уже в горах, дорога шла вверх над крутыми склонами. Тучи разошлись, и в свете луны Уильямс разглядел машину Ричардсона, темную тень, заполнявшую дорогу.

Ричардсон делал именно то, чего опасался Уильямс. Он заманивал его повыше в горы, где мог устроить засаду и убить преследователя, когда тот подъедет.

И Уильямс пошел на хитрость. Он до отказа выжал акселератор, извилистая дорога шла по краю обрыва, это был большой риск, но он все приближался и приближался к Ричардсону, а потом изо всех сил нажал на клаксон и, посигналив пять минут, остановился у обочины.

Ричардсон услышал гудок и подумал: что за черт! Он сигналит мне. Но что это может значить? Нуждается в помощи? Помощь! Ричардсон был уверен только в одном:

здесь, на открытом месте, он убьет Уильямса. И никакие хитрости, как в Центральном парке, его не спасут.

Но скорость он сбавил. Сигнал. Он должен что-то означать. Может, Уильямс предупреждает его? Может, у него в машине есть радио и он услышал, что дорога где-то впереди перекрыта?

Ричардсон подъехал к площадке, где стояли тракторы дорожных строителей, включил заднюю скорость, въехал между двумя тракторами, потом ухитрился сделать поворот и очень-очень медленно поехал вниз. "Люгер" лежал у него на коленях.

И тут осознал, что делает. Этот проклятый Уильямс опять схитрил. Поставил его в положение обороняющегося. Опасность ситуации внезапно стала ясна ему. Если Уильямс вылез из машины и поджидает его наверху, на обрыве, и если у него есть пистолет...

Сукин сын! Ричардсон в отчаянии огляделся и понял, что на такой узкой дороге невозможно развернуться снова, а потом увидел "пежо", стоящий поперек дороги меньше чем в тридцати футах. Он был в ловушке!

Гудок машины Уильямса не умолкал. И Ричардсон внезапно увидел, что за рулем в ней нет никого. Видимо, Уильямс сел на пол или чем-то закрепил клаксон. Но для чего ему сигналить?

Вот тут-то Уильямс недооценил опыт и мастерство бывшего "зеленого берета". Хотя Ричардсон не совсем понимал, что происходит, он знал что-то происходит и этот сигнал предназначен сбить его с толку. Взяв из ящика для перчаток две гранаты, уложенные в ватный чехол, Ричардсон быстро выскочил в левую дверцу и бросил гранату в машину Уильямса.

Внутри "пежо" полыхнул слепящий взрыв, зазвенели стекла, и Ричардсон, ощутив внезапный удар, упал навзничь. Проклятый осколок металла от разорванной машины пролетел тридцать футов и угодил ему в грудь! Он лежал, сжимая вторую гранату и проклиная свою глупость, а Уильямс с шорохом спускался по откосу холма.

Он нагнулся над лежавшим и без труда обезоружил его.

– Возьму ее, пока вы снова не подорвались, Ричардсон. – И, перешагнув через него, открыл дверцу его машины.

Лежавший застонал, и Уильямс увидел в его взгляде страх. Агент ЦРУ негромко спросил:

– Вы хотите бросить меня здесь?

– Почему бы нет? – ответил Уильямс. – Вы бросили бы меня... разорванным на куски.

– Господи, Уильямс, я не хочу умирать. – Кровь заливала его рубашку, боль усиливалась. Надо было искать выход. Если Уильямс срочно не доставит его в больницу, он умрет. – Возьмите меня, Уильямс.

– Нет.

Ричардсон в панике схватил Уильямса за лодыжку.

– Возьмите... я скажу вам то, что вы хотите знать.

– Поторгуйтесь, Ричардсон, поторгуйтесь как следует.

– Уильямс, – слабым голосом произнес Ричардсон. – Я скажу... почему Лоуэлл хочет убить вас шестерых.

Служащий министерства юстиции поглядел на Ричардсона, "мясника" с безумными от страха глазами.

– Я уже знаю, что побудило его к этому. Лоуэлл год назад случайно столкнулся с вами на Рокфеллер-плаза, 30, и узнал вас... мистер Б року эй.

Потрясение ясно отразилось на лице Ричардсона.

– Не такой уж ты... – Ричардсон закашлялся кровью, – хитрый... гад. Вчера ты не обманул никого из наших в "Интернейшнл телевижн".

Но прежде чем он успел договорить, Уильямс уже исчез.

Десять минут спустя, когда к искореженной машине подъехал грузовик, Карл Ричардсон был мертв.

Джордж Уильямс прилетел в Вашингтон и сразу же отправился к Коннорсу. Увидев его. Коннорс подскочил.

– Черт возьми, что там случилось? Канадцы требуют твоей шкуры.

– Ричардсон преследовал меня, и с ним произошел несчастный случай, ответил Уильямс. – Я не убивал его. Коннорс сел и улыбнулся.

– Погибают все, кроме тебя.

– Удача может вскоре изменить мне, – сказал Уильямс. – И ждать больше нельзя. Я должен срочно встретиться с Лоуэллом.

– Как же ты намерен это устроить? Вместо ответа Уильямс стал что-то писать в блокноте. Коннорс вспылил.

– Что ты разузнал? Выкладывай.

Уильямс протянул ему блокнот, и Коннорс увидел, что записка адресована Лоуэллу.

Она состояла из одной фразы: "Я видел твой юбилейный телефильм, и ты прав".

– Это и есть твоя новость?

– Опубликуй как обращение от моего имени, – сказал Уильямс.

– Какой фильм? Над которым он работал в прошлом году?

– Опубликуй и увидишь, что последует.

– Постой ты, – сердито сказал Коннорс. – Я ничего не понимаю. Что там, в этом фильме?