Текст книги "Я расскажу вам, как погиб…"

Автор книги: Джойс Алекс

– Браво! – не удержался я.

Сара улыбнулась.

– Преимущественная подача, – огласил Филипп.

Сара успела отбить у сетки, Лючия хотела его перебросить, но мяч улетел в аут.

– Счет геймов пять-четыре в пользу миссис Драммонд, – торжественно объявил Филипп.

Играющие поменялись площадками. Проходя мимо нас, Лючия сказала Яну:

– Разносит меня твоя жена в пух и прах.

Но дышала она совершенно ровно. Зато Сара разрумянилась и, наклонившись, вытирала лицо полотенцем.

Легкую подрезанную подачу Лючии Сара отбила в аут.

– Пятнадцать-ноль, – объявил Филипп.

Вторая подача была сильнее, но Сара била вслепую и так сильно, что Лючия только подбросила второй мяч, который был у нее в руке, и перешла в другой угол корта.

– По пятнадцати.

Сара играла отлично. Выигрывала, но играла отчаянно. Она понимала, что если перестанет бить изо всех сил, тотчас же хладнокровие Лючии разрушит все ее атаки и она проиграет.

Сейчас Лючия стояла выпрямившись у задней стенки корта. Она спокойно смотрела на противницу. Сара остановилась неподалеку от линии приема мяча, согнувшись и сжав ракетку обеими руками. Лючия подбросила мяч и к моему удивлению вместо слабого подрезанного мяча послала сильный и точный удар. Сара стояла не двигаясь, ошеломленно глядя на Лючию.

– Тридцать-пятнадцать! – оповестил Филипп.

Очередную подачу Сара отбила со злостью, прямо на ракетку противницы. В ответ Лючия закрутила мяч, и когда соперница с большим трудом взяла его, она спокойно послала его вдоль линии и, уже не следя за мячом, вернулась на линию подачи.

– Сорок-пятнадцать…

Сара рукавом вытирала лицо. Если она сейчас не соберется, то счет геймов будет пять-пять, и тогда у нее уже не будет сил бороться.

Лючия подавала. Она использует теперь первую же ошибку Сары, чтобы закончить гейм. Но Сара послала мяч просто в угол корта, заставив Лючию отчаянно бежать за мячом, а когда она все-таки взяла его и с огромным усилием отбила, еле сохраняя равновесие, послала такой сумасшедший удар, что Лючия только растерянно развела руками.

– Сорок-тридцать, – бесстрастно провозгласил Филипп.

Опять подача и опять быстрый мяч на бэкхенд. Лючия отбила его простым точным ударом вдоль линии. Этот мяч должен был пролететь высоко над Сарой и закончить гейм. Но ко всеобщему удивлению Сара в фантастическом прыжке перекрыла дорогу мячу и послала его обратно.

Я посмотрел на Сару. Ее лицо не скрывало радости. Стоя посреди корта и глядя на Лючию, которая серной бежала к сетке, она мягко взяла мяч и послала его легким кроссом. Лючия отбила его в угол, но Сара интуитивно была уже на середине площадки, когда мяч коснулся ракетки противницы. И мы вновь увидели удар Сары. Смуглая хрупкая рука произвела мягкий округлый размах, но мяч как будто выстрелил из пушки. Никто в мире не смог бы взять этот мяч.

– Отлично! – крикнула Лючия и махнула ракеткой.

Но Сара даже не улыбнулась, готовясь принять очередную подачу.

– По сорока, – объявил Филипп. Он повернулся к нам: – Превосходный матч, правда?

Но Лючия уже подавала. Сара легко взяла мяч. Лючия тоже спокойно отбила его. Пошел обмен простыми мячами. Раз-два, бэкхенд, форхенд. Наконец, Сара слегка закрутила мяч.

– Внимание, прием. Сетовый мяч. – Филипп явно занервничал.

Лючия сохраняла спокойствие. Она сильно подала. Сара так же сильно отбила на форхенд. Соперница вся напряглась, когда мяч летел к ней, и я почувствовал, что наконец она играет ва-банк. Сара с середины корта приближалась к сетке. Лючия, как шпагой, ударила ракеткой по мячу, и он ласточкой пролетел в миллиметре от сетки, в миллиметре от отчаянно размахивающей ракеткой Сары и упал в миллиметре от линии.

– Здорово, – Сара наконец-то улыбнулась, но внезапно бросилась к сетке, проскочила под ней и оказалась на половине соперницы. Лючия неподвижно стояла, опустив ракетку и сжимая запястье правой руки.

– Что случилось? – мы вскочили со скамейки, но нас опередил Филипп.

– Не знаю, – Лючия побледнела. – Я, по-моему, разорвала связку, а может, просто растянула. Это ужасно.

– Это пройдет, – Филипп стоял перед ней, нервно сцепив руки.

– Но моя завтрашняя операция! Мне больно.

Сара и Ян взяли ее под руки и отвели на скамейку.

– Филипп, – превозмогая боль, обратилась Лючия к Дэвису, – будьте добры, принесите мне мой медицинский чемоданчик. Он в гардеробной.

– Торопитесь, Филипп! – Сара нетерпеливо махнула рукой.

Филипп побежал так, как будто у него выросли крылья. Сара крикнула ему вслед:

– Это такой черный чемоданчик, на столике под окном.

– Да-а, – отозвался Филипп и исчез среди деревьев.

– Ну как ты? – спросила Сара, наклонившись над рукой Лючии. – Это был фантастический удар. Не удивительно, что связка не выдержала. Но думаю, это не страшно. Правда, дня два ничего нельзя будет делать этой рукой…

– Не знаю, – покачала головой Лючия. Скривившись, она дотронулась до больного места. – Что-то чересчур острая боль. Боюсь, что придется отложить операцию, – пробормотала она. Затем выпрямилась и попробовала улыбнуться: – Но идея была хорошая. Ты ведь совершенно его не ожидала?

– Даже если бы и ожидала, не знаю, что бы я смогла сделать. Но все это ерунда. Ты должна сегодня пораньше лечь и не шевелить рукой. А завтра посмотрим.

– Если боль утихнет и рука не распухнет, – Лючия снова дотронулась до нее, – после пары массажей я уже послезавтра смогу держать нож.

– Нож?! – не поняла Сара. – Ох, – рассмеялась она, – я ведь подумала о столовом.

– Ну сегодня-то я точно буду ужинать как ребенок. Придется Гарольду мне резать и мазать.

– Вот и я, – выкрикнул Филипп, приближаясь к нам с черным чемоданчиком в руке.

– Откройте, пожалуйста.

В чемоданчике был комплект хирургических инструментов, бинты и несколько пузырьков с лекарствами.

– Хорошо, что я всегда вожу его с собой. – Лючия вынула левой рукой эластичный бинт и заглянула в чемоданчик. – Ой, нет ножниц. Я же их утром вынула. – Она внимательно осмотрела два длинных узких ножа со слегка загнутыми концами, достала один из них и протянула Яну: – Отрежь мне, пожалуйста, полтора ярда бинта.

Филипп растянул бинт, и Драммонд наклонился над ним. Нож легко вошел в прорезиненную ткань, и она расползлась, как промокашка.

– Никогда не думал, что этот нож такой острый, – задумчиво сказал Ян.

– Он должен быть еще острее, чтобы ткань не оказывала никакого сопротивления. Конечно, это преступление, что я сейчас им режу бинт. Теперь он ни на что не годен. Ну, теперь стяните бинт. Вот так. И наматывайте, ровно наматывайте справа налево.

Когда повязка была готова, Лючия встала.

– Мне уже лучше, – сказала она. – Думаю, завтра все пройдет.

Сопровождаемая заверениями, что все счастливы ей помочь, она покинула корт. Мы двинулись к дому. Впереди Лючия и Сара, держащая ее за руку, за ними с ракетками Филипп, замыкали шествие мы с Яном, который нес чемоданчик.

– Попробую сесть за машинку, – сказал я. – Хорошая у нас с тобой была прогулка. Жаль, Ян, что мы так редко видимся.

Ян кивнул:

– Через два дня приедет Бен и надо будет договориться съездить куда-нибудь втроем. Давно мечтаю о рыбалке в Шотландии. Постоянно не хватает времени, но сейчас я верю, что мы обязательно найдем его. Остановимся в каком-нибудь мрачном замке, переделанном в отель, а?

– Отлично, – ответил я. – А как насчет того, чтобы завтра утром здесь отправиться на рыбалку и утереть нос твоему приятелю?

– Идет. Это будет, конечно, небольшим нарушением дисциплины, но ведь без этого никак нельзя. После ужина договоримся, когда выходим и что берем с собой. Я покажу тебе свои снасти. – Ян рассмеялся. – Я держу их в лаборатории, в запертом шкафу, на котором нарисованы череп и кости и написано: «Опасно для жизни!». Только Спарроу знает, что у меня там удочки.

Мы подошли к дому, вошли в холл и поднялись наверх.

– Сейчас я к тебе приду, дорогая, – сказала Сара перед дверью комнаты Лючии, – и помогу тебе раздеться.

– Сказать Спарроу о вашей травме? – спросил Филипп.

– Нет, не нужно. Он огорчится и ему придется прервать работу. А мне все равно сейчас ничто не поможет… – Левой рукой она нажала на ручку двери. – Спасибо, Сара. Я тебя жду.

Сара взяла из рук Яна чемоданчик и переступила порог комнаты.

– Я сейчас приду. Мне нужно только пойти отдать распоряжения слугам.

– Ну я пошел к себе, – сказал я и помахал Дэвису рукой. – После ужина зайду к тебе в кабинет, – повернулся я к Яну.

Я вошел в комнату. Достав пачку сигарет и увидев, что там оставалось только две штуки, я вспомнил, что на дне чемодана лежит еще одна пачка. Этого все равно мало, подумал я, если работа пойдет. Во время работы я курил одну за другой, но докуривал сигареты только до половины.

Я сел за машинку. Часы с солнечным маятником пробили за моей спиной три. На странице стояло бессмертное: ГЛАВА ПЕРВАЯ.

А если… О, Господи, подумал я, но мысль назойливо возвращалась. Тихая старая усадьба на берегу моря, окруженная с трех сторон густым парком… В усадьбе несколько человек… Двое ученых, их жены – актриса и врач. Гость из Америки. Друг хозяина со времен войны. Молодой секретарь. Любовные осложнения внутри узкого круга. Внезапная смерть человека… В полночь раздается выстрел… Все просыпаются, подходят к двери. Кого нет?

Я прекрасно знал, кого нет. Я записал его инициалы на листе бумаги, лежащем рядом с машинкой. Кто же его убил? Я сидел и просчитывал мотивы. Скрытые, явные… И внезапно меня осенило: да! Это великолепный мотив для преступления! Мотив простой и ясный, и в то же время скрытый и ужасный в своей правде. Да. Только этот человек мог убить!

Я написал на листе бумаги еще две буквы. Да, я уже открыл своего убийцу. Конечно, нужно будет изменить описания людей, их профессии, время, местоположение усадьбы и ряд других подробностей. Но в целом проблема поставлена. Я взял новый лист и начал грубо делить книгу на главы. Ложные следы. Алиби. Мотивы и убийства. Каждый под подозрением. Но убийца один. И я нашел его! Я уже знал, что книгу напишу быстро.

5
«Вот я стою…»

Я поднялся из-за стола, когда часы пробили без четверти восемь. В течение двух часов схема книги была начерчена. Еще несколько планов, и я начну писать. Завязывая перед зеркалом галстук, я довольно улыбнулся сам себе и состроил рожу. Это очень хорошо, что Паркер позвонил мне. Тихо насвистывая, я направился в гостиную, где застал только одного человека.

Увидев меня, Филипп Дэвис приподнялся с кресла. Перед ним на столике лежала шахматная доска с фигурами, расставленными таким образом, как будто партнер минуту назад прямо посреди игры вышел из комнаты.

– Ну как, удалось поработать? – спросил Филипп.

– Да, – ответил я и, вынув пачку, предложил ему сигарету.

– Ой нет, только не перед ужином, – Филипп сделал легкое движение рукой, как будто защищаясь от удара. – Это отбивает аппетит. Конечно, – поспешил добавить он, – я это говорю не для того, чтобы испортить вам удовольствие от сигареты…

Я закурил и указал на шахматную доску.

– Вижу, у вас весьма оригинальные маленькие радости. Вы играете сами с собой?

– Нет! Что вы! Сам с собой я бы не смог играть. Все сводил бы к ничьей… Это просто шахматная задача. Вот как раз наша клубная газета, – он показал мне газету. – Здесь напечатаны прелюбопытнейшие задачи и способы их решения. Я член правления клуба, – с гордостью добавил Дэвис.

– Это, должно быть, очень увлекательно, – не очень уверенно сказал я, делая вид, что вглядываюсь в расставленные на доске фигуры. – Профессиональный шахматист, наверное, быстро найдет правильный ход.

– Нет, – Дэвис отрицательно покачал головой. – Это так же, как с вашими романами, если позволите такое сравнение. Ведь вы предполагаете, что сообщили все данные об убийце, но делаете это так, чтобы затруднить его обнаружение. Кроме того, вы расставляете ловушки, и человек приходит к неправильному заключению. А одна неправильная версия тянет за собой другую, и в результате вы приходите к фальшивой развязке. И тут такая же ловушка и такие же препятствия. Честно говоря, я поклонник ваших книг. Особенно мне понравилась «Тайна зеленого такси».

Внутри у меня екнуло. Но, к счастью, дверь в гостиную открылась и вошел профессор Роберт Гастингс.

– Добрый вечер, – сказал он. – Я вижу, мистер Дэвис, вы используете каждую свободную минуту, – Гастингс указал на шахматы. – Но по правде говоря, – Гастингс повернулся ко мне, – он действительно прекрасный игрок. Позавчера мы разыграли пять партий, и я ни разу не смог перехватить инициативу. Фигуры этого молодого человека вели себя так, как будто были в преобладающем количестве.

– Это просто опыт, господин профессор, – Дэвис разрумянился от удовольствия.

– Надолго ли вы приехали в этот очаровательный дом? – спросил меня Гастингс.

– Еще не знаю. Возможно, на две-три недели. Хочу тут кое-что написать. Здесь идеальное место для работы, не правда ли?

– Не знаю. Я тут не работал. Зато оба моих знакомых и присутствующий здесь их помощник работают как заведенные. Хорошо еще, что Ян не работает после обеда, а Спарроу вечером. Иначе я бы их вообще не увидел. Видимо, они финишируют. Я знаю это состояние и очень его люблю. Разум чувствует приближение отдыха, поторапливает нас и вызывает лихорадочное возбуждение. Сейчас, мне кажется, мы являемся свидетелями такого состояния. Правда, Филипп?

– Приблизительно, господин профессор. Мне трудно ответить на ваш вопрос. Ведь не всегда такой финиш является настоящим. Иногда кажется, что результат совсем рядом, за поворотом, если можно так сказать, а оказывается, что он по-прежнему скрыт за семью печатями. Мистер Драммонд говорит, что до тех пор, пока работа не закончена, даже не известно, правильно ли она начата, так как путь может быть совершенно ложным, и в конце концов понимаешь, что нужно начинать все сначала.

«Умный парень», – подумал я и с интересом посмотрел на невинную мальчишескую физиономию. Профессор открыл рот и тут же закрыл его, потому что дверь снова открылась, и в комнату вошли дамы, сопровождаемые мужьями.

– Прошу к столу, – сказала Сара. – Слава Богу, Кэт вернулась и обслужит нас. Пришла разгоряченная, с растрепанными волосами. Видимо, один из ловцов бабочек попытался поймать и ее. Но не будем сплетничать о слугах. Достаточно того, что они сплетничают о нас.

Мы перешли в столовую. Молчаливый Гарольд Спарроу сел рядом с Лючией. Платье холодного фиолетового цвета прекрасно оттеняло ее светлые волосы. Ее правую руку, согнутую в локте, поддерживала белая косынка, завязанная вокруг шеи, на которой по-прежнему сверкал прекрасный рубин.

Не очень-то волнуют ее драгоценности, подумал я, если к разным платьям она надевает одно и то же украшение.

Я взглянул на Сару. Ничто в ней теперь не напоминало того подростка, с которым я приехал из Лондона. За окном догорал день, и над столом сияла огромная хрустальная люстра. В ее свете белое, очень открытое платье, бриллиантовые серьги и великолепный бриллиант на среднем пальце левой руки выразительно оттеняли Сарины смуглые гладкие плечи и шею. Ее большие черные глаза сияли, высоко поднятые волосы блестели. Сейчас она походила на фантастическое существо с другой планеты.

– За здоровье нашего гостя! – провозгласил Ян, поднимая бокал. – К сожалению, это наш последний совместный ужин здесь, в последний раз за этим столом мы сидим с профессором Гастингсом. Конечно, я уверен, что мы скоро увидимся, потому что мир становится все теснее, и все чаще мы переезжаем с континента на континент, чтобы встретиться со старыми знакомыми и их новыми успехами. Я пью за здоровье нашего гостя и за то, чтобы мы могли почаще посещать его великолепную лабораторию, читать его прекрасные статьи, удивляться его успехам и успехам его родины, так много давшей науке.

Все подняли бокалы. В тосте Яна, проникнутом сердечностью, проскальзывала нотка иронии. Но даже если Гастингс это и заметил, вида он не подал. Подняв бокал, он поблагодарил за гостеприимство и пожелал обоим ученым счастливого окончания работы, которого, быть может, ждет весь мир, хотя не отдает себе в этом отчета. Это прозвучало очень мило. И настроение у всех улучшилось. Даже молчавший до сих пор Спарроу попытался сказать несколько слов американцу. А Лючия, которая с невеселой улыбкой позволяла то ему, то сидящему по другую сторону Филиппу ухаживать за собой, так ослепительно улыбнулась профессору, что я почувствовал к ней некоторое недоверие. Я считал себя хорошим психологом и думал, что могу с первого взгляда оценить любого человека. Между тем, Лючия каждый раз представала в новом свете. Я взглянул на ее мужа. Крупный, сильный, казалось, несколько ограниченный во всем, кроме своей работы, человек! И она! Что их связывало? Любит ли она его? Наверное. Она не могла выйти за него из корыстных соображений, ведь она сама достаточно богата. Не могла ее привлечь и слава – она была более знаменита, чем он. Так почему же в ее жизни появился Спарроу? Но, в конце концов, я довольно часто сталкивался с любовью совершенно неподходящих друг другу людей. Но чтобы, имея такую жену, увлечься кем-то другим, да к тому же женой друга?! Я вновь взглянул на Спарроу, который в этот момент что-то тихо говорил Лючии, осторожно поправляя косынку на ее плече. Потом я перевел взгляд на Сару. Слегка наклонившись влево, она разговаривала с американцем. Нет, все-таки меня не очень удивляет Спарроу. Я бы ничему не удивился. Но Ян? Если он случайно узнает… Это сломает ему жизнь. Нет ничего ужаснее, чем обмануть доверчивого человека. И Сара не может об этом не знать. Господи, хоть бы она была осторожна! Поймав себя на этой циничной мысли, я усмехнулся и прислушался к разговору.

– В Нью-Йорке мы будем на гастролях в марте, – говорила Сара. – Если вы будете в городе, приглашаю вас.

– В каких спектаклях вы будете играть? – спросил Гастингс. – Заранее предупреждаю, что театр – не самая сильная сторона моего образования.

– В «Гамлете» – Офелию, в «Макбете» – леди Макбет, а в «Орестее» – Клитемнестру.

– Правда?! – Лючия вскинула голову. – Как здорово. Никогда не видела эту пьесу на сцене. Вы играете все три части трилогии?

– С сокращениями. Но моей роли это не касается. Я играю все, что Эсхил написал о царице.

– Ты уже знаешь свою роль? – в голосе Лючии прозвучал заметный интерес.

– Да, – Сара заколебалась. – Не так, чтобы уже можно было сейчас играть на сцене, но знаю уже давно.

– Прочитайте, пожалуйста, какой-нибудь фрагмент, – попросил Гастингс.

– Пожалуйста, Сара, – поддержал Ян.

– Ой, только не сейчас, – Сара засмеялась и покраснела, как девочка.

– Именно сейчас, дорогая. – Ян взял ее за руку. – Наконец-то и я тебя услышу. Находясь здесь безвылазно, я уже забыл, что у меня жена – актриса.

– Ну если ты так просишь… – Сарин взгляд говорил о том, что для него она готова декламировать где угодно, хоть на морском дне. Она прикрыла глаза. Все затихли. Я посмотрел на Спарроу. Он сидел, не поднимая глаз от скатерти. Сара начала свой монолог:

 
Вот я стою, гордясь, что дело сделано.
Убила. Отпираться я не стану, нет.
Накидкою, огромной, как рыбачья сеть, —
О, злой наряд! – Атрида спеленала я.
Не мог он защищаться, убежать не мог.
 

Я смотрел на нее и не верил своим глазам. Это была уже не Сара, а греческая царица. Гордая, надменная и в то же время не совсем уверенная в себе после совершенного убийства, но все равно царица.

 
Ударила я дважды, дважды вскрикнул он
И рухнул наземь. И уже лежавшему —
В честь Зевса подземельного, спасителя
Душ мертвецов, – я третий нанесла удар.
Так, пораженный насмерть, испустил он дух,
И с силой кровь из свежей раны брызнула,
Дождем горячим, черным оросив меня.
И радовалась я, как ливню Зевсову
Набухших почек радуется выводок.
 

– О, Боже! – пробормотал Гастингс после минутной тишины.

– Какая мерзкая женщина, правда? – сказала Сара и усмехнулась. – Ян, налей мне вина, а то у меня пересохло в горле. Вредно произносить такие монологи после острых блюд.

Обстановка разрядилась. Все с благодарностью взглянули на Сару за то, что она прервала затянувшееся молчание. Решив окончательно переменить тему, Сара спросила:

– Ну как твоя рука, Лючия? Кажется, счет был ничейным? Значит, тот последний мяч выиграла ты?

– Подожди, – Лючия дотронулась до лба. – Я сейчас почувствовала себя маленькой, глупой девочкой, – с грустью сказала она. – Я всегда знала, что ты великая актриса, но чтобы за ужином, вот так, по заказу, за одну секунду… Нет, все мы с нашими способностями просто дети рядом с тобой. Я сейчас смотрела на тебя и думала: неужели ты можешь так перевоплотиться и стать кем хочешь и когда захочешь. – Она замолчала. – Простите, – затем тихо добавила она, – я редко так волнуюсь…

В дверях появилась Кэт:

– Звонят из Лондона мистеру Дэвису.

Но Филипп не слышал: он не отрывал застывшего взгляда от Лючии. Когда слова горничной наконец дошли до него, он вскочил и, извинившись, вышел из комнаты.

– Весьма признательны, что уважаемые господа остались довольны. Премного благодарны и низко кланяемся, – прошепелявила Сара голосом старой нищенки из Сохо. Все рассмеялись. – Так о чем же мы говорили? Да, о твоей руке, Лючия.

– Мне уже лучше. Думаю, завтра смогу ею двигать. Ты мне сделаешь на ночь массаж, Гарольд? – она повернулась к мужу.

– Конечно, – Спарроу поднял голову и вновь опустил ее.

Вот это типажи, подумал я. Чудесные типажи для моей книги: она, читающая по просьбе мужа в присутствии любовника монолог женщины, убившей мужа ради любовника. А эта, другая! Восхищается ею и поражает своим абсолютным неведением. Что за дьявольская игра – жизнь!

Когда вернулся Филипп, все были настолько поглощены разговором о театре, что не обратили на него внимания. Он тихо вошел и сел за стол. Он сидел напротив меня и только поэтому я не мог не заметить, насколько он бледен. Поймав мой взгляд, Дэвис попытался улыбнуться, но улыбка получилась вымученной. Вконец смешавшись, несчастный юноша положил себе на тарелку огромный кусок торта, до которого так и не дотронулся.

Сара, остановившись на полуслове, посмотрела в окно.

– Полнолуние, – объявила она. – В Лондоне, – задумчиво продолжила она, – никогда нельзя понять, зима на дворе или лето. Когда же я в последний раз видела луну? Наверное, полгода назад. Самое время для заучивания роли. Бродить по тихим аллеям и творить интонацию… – Она улыбнулась. – Поверь, Лючия, над каждым вздохом этой роли я работаю уже два года. Во мне во сто раз больше трудолюбия, чем того, что ты называешь талантом. Пожалуй, после ужина я пойду по

 
Бездорожью тропинок тайных,
Чтоб в одиночестве с собой поговорить…
 

Она поднялась.

– Все, пошла в парк.

Когда Сара произнесла последнюю фразу, я увидел, что Спарроу поднял голову и взглянул на нее.

Остальные тоже поднялись из-за стола.

– Ты, наверное, прямо сейчас ляжешь? – спросил Спарроу, взяв Лючию под руку.

– Да. Но ведь ты попозже сделаешь мне массаж?

– Не забудьте, – напомнил Ян, – что Малахия после десяти спускает овчарок.

Я остановился у дверей, пропуская общество. Дэвис шел рядом со Спарроу, и я услышал, что он просит уделить ему минуту.

– Конечно, – ответил Спарроу, – только уложу жену и пройдусь по парку. Подождете меня?

Филипп кивнул.

Уже за дверью я почувствовал на плече руку Яна.

– Я сейчас иду к себе в кабинет, – сказал он. – Попозже заходи ко мне. Я покажу тебе удочки и договоримся, во сколько выходим. – Он махнул рукой и пошел в лабораторию.

Я посмотрел на часы. Было без десяти девять. В сумерках я с трудом узнал широкую спину Гастингса, который кружил вокруг клумбы, время от времени наклоняясь к цветам. Сквозь ветви светила луна, еще низкая, но полная и белая. Я тоже решил пройтись по парку и подумать над романом. Этот лунный свет был отличным реквизитом для размышления об убийстве. Поработаю сегодня не до износа, подумал я, чтобы завтра в лодке не клевать носом. Усмехнувшись неожиданному каламбуру, я побрел в сторону упавших деревьев. Передо мной простирался огромный парк, наполненный ароматами и таинственными звуками лунной ночи.