Текст книги "Я расскажу вам, как погиб…"
Автор книги: Джойс Алекс
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)
3
Ребенок на шоссе
На крыши Лондона падал мелкий беззвучный дождь. Я прикрыл глаза. В комнате теперь стало тихо, так тихо, что я услышал свое собственное дыхание и, услышав его, напрягся, потому что мне вдруг показалось, что это вовсе не мое дыхание, а кого-то, стоящего за моей спиной. Но тут же рассмеялся: «Дурак впечатлительный, – подумал я, – достаточно того, что твой старый друг, который случайно оказался полицейским, попросил тебя о маленькой услуге, показав одновременно письмо, напечатанное на „Ремингтоне“ каким-то ненормальным, тысячи которых бросают подобные письма в почтовые ящики Лондона, и твое воображение начинает создавать картины ближайшего будущего, полные крови, трупов, среди которых твой любимый друг и товарищ по оружию». И все-таки, вынужден я был себе в этом признаться, мне уже хотелось, чтобы после моего приезда в Саншайн Менор там начались какие-нибудь ужасные события, в которых на мою долю выпала бы ответственная роль. Будь откровенен, мысленно говорил я сам себе, ты хотел бы, чтобы те, о ком шла речь, начали атаку, и ты, путем невероятных усилий, у всех на глазах, спас бы обоих ученых. Особенно на глазах у Сары Драммонд, о которой, признайся, ты непрестанно думаешь уже два часа, с той минуты, когда, увидев ее на сцене, осознал, что уже через два дня встретишь ее в прелестном дворике старинной усадьбы, окруженной вековыми деревьями.
Я плеснул в стакан виски, но пить не стал, увлекаемый проснувшимся писательским воображением. Вот, представлял я себе, вот они бегут через парк с похищенными записями Драммонда и Спарроу. А ты внезапно преграждаешь им путь. Гремят выстрелы, взлетают перепуганные птицы и падают люди, в молчании сражающиеся не на жизнь, а на смерть… По освещенной луной клумбе к дому идет человек. Он весь в крови, одежда его разорвана, волосы в беспорядке. Но в руках у него папка с бесценными рукописями. И человек этот – ты! Ты входишь в квадрат света, падающего из дверного проема, и они (прежде всего она) смотрят на тебя. Усталый, ты прислоняешься к стене и протягиваешь папку: «Вот она», – скромно говоришь ты. И в этих двух словах выражен весь твой героизм, потому что все видят и понимают, что ты должен был испытать в этом мрачном парке. Конечно, тут же приезжает полиция, вбегает Бен Паркер со своими людьми, но ты этого уже не видишь: тебя оставили последние силы и ты начинаешь сползать по стене… Тебя подхватывают, и чья-то нежная рука протягивает тебе стакан с виски. Нежная рука… «И все ароматы Аравии…»
Я громко расхохотался и посмотрел в угол, где стояла открытая машинка с бессмысленным листом: ГЛАВА ПЕРВАЯ.
Да… ГЛАВА ПЕРВАЯ… Что ты сделал, братец мой, за эти годы, что? Этот пустой лист торчит перед тобой как пресловутый знак вопроса. Сегодня тебе исполнилось 35 лет. И за эти тридцать пять лет ты не сделал ничего, чтобы оправдать свое существование. Ну, может, на войне. Но тогда ты знал, что ты нужен. Ты сражался за страну, в которой родился, и за тот образ жизни, к которому ты привык. Но когда, наконец, ты защитил Англию, все утратило смысл в тот же день, когда ты снял форму. И с тех пор ты не можешь найти этот смысл. Кэрол… Ах, если бы Кэрол… У нас мог быть ребенок, и этот дом не был бы таким пустым… Вот если бы она сейчас позвонила…
И телефон зазвонил! Воистину события сегодняшней ночи имели какую-то необъяснимую связь! Я вскочил и пошел к телефону, пытаясь найти слова, которые сейчас скажу Кэрол. С бьющимся сердцем я схватил трубку и выдохнул:
– Алекс слушает.
– Добрый вечер…
Голос, который раздался в трубке, не был голосом Кэрол. Низкий, мелодичный и почему-то очень знакомый.
– Прошу прощения за поздний звонок. После спектакля был ужин, и я только что вернулась домой. Спасибо за розы – они восхитительны, – слышалось в трубке.
– Сара Драммонд? – спросил я.
Вопрос был идиотским.
– Звоню, чтобы поблагодарить за цветы… И еще… Я как раз получила письмо от Яна. Он пишет, что вы собираетесь к нам. Когда?
– Кажется, послезавтра, – сообщил я, уже совсем ничего не соображая.
– Вы знаете, Ян пишет: «Позвони ему и, если он сможет выехать на день раньше, забери его с собой». Так вот я и звоню…
Пора было взять себя в руки и наконец сказать что-нибудь остроумное, но как назло ничего стоящее не лезло в голову.
– Очень приятно. Большое спасибо, – промямлил я.
– Ну так как? – прожурчал низкий голос. – Я готова заехать за вами в девять часов утра.
От полной растерянности я вдруг перешел на светский тон:
– Мне бы не хотелось доставлять вам столько хлопот, – торжественно произнес я.
– О, кроме моего багажа и меня в автомобиле никого не будет.
– В таком случае… – начал я.
– В таком случае я заеду в девять.
Меня просто загипнотизировал ее голос.
– Если я вам скажу, – заговорил я, – что ежедневно ровно в семь сажусь за работу, вряд ли вы мне поверите. Поэтому девять – самое время.
Похоже, я глупел с каждой минутой, но, увы, уже ничего не мог с собой поделать.
– Может, поедем на моей машине? – сказал я голосом, от которого, услышав его со стороны, меня бы просто вытошнило. – Правда, она на техобслуживании, но завтра я могу ее забрать…
– Нет, мы поедем на моей, – решительно произнесла Сара. – Я люблю водить, а еще больше возить мужчин. Мужчина-пассажир доставляет мне гораздо больше удовольствия, чем женщина. Может, потому что за последние две тысячи лет возили нас, и мы не имели понятия, как можно без этого обойтись. Только, – продолжала Сара, – я до отвращения пунктуальна. Поэтому прошу вас в девять ждать меня перед домом. А сейчас спокойной ночи.
И прежде чем я успел раскрыть рот, она повесила трубку. «Вот это да!» – подумал я и почувствовал внезапный прилив энергии. Весело насвистывая, я направился в ванную и пустил горячую воду… Уже на кухне, открыв холодильник и достав оттуда сыр, масло, сардины и банку лимонного сока, я понял, что судьба преподнесла мне щедрый подарок в день моего тридцатипятилетия. Заведя будильник на восемь (все-таки что-то да омрачает эту жизнь), я улегся в постель, и старый двор, шелест деревьев и далекий шум моря, доносящиеся через открытое окно, утренний туман над обрывистым берегом, невысокая темноволосая стройная фигурка… – все наконец покрылось пеленой безмятежного сна.
Едва я успел закрыть глаза, как зазвонил будильник. Я вскочил с тахты и подбежал к окну.
После хмурого дождливого вечера над городом занималось солнечное теплое утро. От крыш домов шел пар, и они отражали яркую синеву безоблачного неба.
Поставив чайник, я отправился в ванную. Вчерашнее виски давало о себе знать. Но шум закипавшего чайника, солнечный Лондон за окном, а главное – мысль о том, что сейчас, выйдя на улицу, я увижу кремовый «мерседес» Сары Драммонд, буквально за пять минут отрезвили меня. Почему кремовый и почему «мерседес», я не мог сказать, но именно такая машина должна быть у Сары Драммонд.
В таком благостном настроении допивая кофе, я посмотрел на часы и с ужасом увидел, что уже без двадцати девять. Пулей вылетев из столовой, я стал выбирать из шкафа рубашки, галстуки, пижамы, носки и носовые платки. Достав несколько свитеров и костюмов, я наконец упаковал чемоданы. Так, теперь портфель с бумагой, машинка… и… я осмотрелся… все! Нет, не все. Подбежав к бюро и выдвинув средний ящик, я взял лежащий на самом дне оставшийся с войны пистолет и засунул его между костюмами. Схватив весь свой багаж и спустившись на лифте вниз, я выскочил на улицу и огляделся вокруг. Кремового «мерседеса» не было. Я поставил свои чемоданы перед стоящим напротив черным «ягуаром» и, вытерев пот со лба, отдышался. Было ровно девять. Теперь я могу спокойно подождать и придумать эффектную фразу, которой я встречу Сару.
– Здравствуйте, – вдруг услышал я знакомый низкий голос, – вы собираетесь ехать с кем-то другим?
Я чуть не упал. За рулем черного «ягуара» в двух шагах от меня сидела Сара Драммонд и явно забавлялась выражением моей физиономии.
– Ой, здравствуйте, – я подошел к машине. – Фантастика! – я развел руками. – Я думал, вы приедете на другом автомобиле.
– Значит, вы об этом думали, – из машины на меня смотрели темные блестящие глаза. – Это хорошо. Мне всегда хорошо, когда обо мне думают, – она протянула мне узкую смуглую руку, и я пожал ее. «И все ароматы Аравии…»
Когда я нагнулся за своим багажом, она сказала:
– Положите чемоданы на заднее сидение. Вот так. А теперь садитесь скорее. Я не могу дождаться, когда приеду домой.
Я сел, и мы поехали.
Я вижу ее третий раз, думал я, и каждый раз она совершенно другая. Когда я впервые ее увидел, в день свадьбы три года назад, она была какой-то очень трепетной и тихой и шла рядом с мужем, глядя на него влюбленными глазами, как будто и не щелкали вокруг фотоаппараты, и не суетились вокруг репортеры светской хроники, отражающие женитьбу прославленного британского ученого на великой трагической актрисе.
Вторая наша встреча произошла на обеде в клубе Яна. На этот раз это была настоящая английская леди, почти ничем не отличающаяся от других дам, с той лишь разницей, что мужская половина общества не спускала глаз именно с нее.
Теперь же передо мной сидела юная девчонка, только что окончившая школу и в честь этого получившая от отца в подарок свой первый автомобиль. Смуглая, черноволосая, темноглазая, одетая во все черное, с белым шарфом на шее. Как трудно сейчас в ней узнать вчерашнюю женщину, усталую и сломленную, внезапно, в течение часа постаревшую, безумную и жаждущую смерти, покоя, которые дают отдых и забвение… Сколько же ей на самом деле лет? На сцене она уже давно, наверное, лет десять. Может быть, ей тридцать, а может, как и мне, – тридцать пять. Впрочем, какое это имеет значение?
– Я был вчера потрясен, – нарушил я молчание. – Никогда не предполагал, что можно такого достичь в этой роли. Думаю, что если бы вы жили во времена Шекспира, он бы написал не о принце датском, а о датской принцессе. Жаль, что вы не встретились.
– А мне не жаль, – Сара рассмеялась. Мы стояли на перекрестке, ожидая зеленого света. – Меня наверняка бы сейчас уже не было, а самое главное все-таки быть! Но если бы мы встретились, я бы сказала ему, что люблю его как бога и готова молиться на него всю жизнь.
Автомобиль тронулся, и мы поехали по длинной улице Лондона, между двух рядов роскошных, двухэтажных особняков.
– Сейчас мы проскочим Кройтон, – Сара посмотрела на спидометр, – и выедем на шоссе.
– Сколько времени обычно занимает дорога?
– Час до Брайтона и четверть часа вдоль моря, если нет большого движения, потом еще несколько минут до Малисборо, а как раз за ним наш дом.
Она нажала на педаль. «Ягуар» плавно набрал скорость и бесшумно обогнал две идущие впереди машины. Дома исчезли, и с левой стороны шоссе открылось широкое поле. Когда-то здесь был аэродром, вспомнил я.
– Вы теперь совсем не летаете? – не отрывая взгляда от шоссе, равнодушно спросила Сара.
– Совсем. Даже за океан.
На этот раз Сара оторвалась от шоссе и с интересом посмотрела на меня.
– Почему? – спросила она.
– Сам не знаю. Может, у меня слишком много воспоминаний? Я пытался несколько раз и каждый раз думал о войне…
Из-за видневшихся вдали домов показался пассажирский лайнер. Медленно набирая скорость, он пролетел над нами и повернул на юг.
– И в самом деле нет никакого смысла в этих воспоминаниях. Вы правы. Самое главное – быть.
Самолет словно таял по мере удаления. Теперь видна была лишь маленькая белая точка. Курс на Париж. Нет, на Амстердам. До конца жизни не забуду, в каком направлении летают самолеты из Лондона.
Я взглянул на спидометр – скорость шестьдесят миль. Хорошая скорость для такого оживленного шоссе. Сара оторвала руку от руля и протянула ко мне.
– Дайте, пожалуйста, сигарету. Пачка в ящике.
Я достал пачку «Галуаз», вынул сигарету и протянул ее Саре. Вытащив зажигалку, дал ей прикурить. Машина теперь неслась по шоссе на полной скорости. Я почувствовал себя неуютно.
– Что вы будете играть осенью? – спросил я, чтобы сменить разговор.
– Еще не знаю, но, видимо, в «Орестее» Эсхила.
– Кассандру?
– О, Боже, конечно, нет, – рассмеялась она. – Разве я могла бы играть эту истеричную корову?
– Но не Клитемнестру же?
Сара нажала на газ и начала декламировать:
Вот я стою, гордясь, что дело сделано…
* * *
Внезапно она резко затормозила. Я увидел побелевшие костяшки пальцев, сжимающих руль. Машина с визгом проехала еще несколько метров по шоссе и остановилась. Прямо перед колесами стоял ребенок и плакал, закрыв лицо руками, не понимая того, что уцелел чудом.
Сара выскочила из машины. Я увидел бегущую к машине молодую женщину в белом переднике.
– Бетси! – кричала она. – Бетси!
Сара взяла девочку за руку и подвела к дорожке, ведущей к дому. Мать схватила ее на руки.
– О, Господи, – шептала она, – как ты смогла открыть окно?
– Будет лучше, если в следующий раз вы зададите этот вопрос вовремя, – темные Сарины глаза метали молнии, – потому что могло бы случиться, что Бетси не открыла бы больше ни одного окна… Был бы сейчас здесь ваш муж, я бы предложила ему устроить вам хорошенькую взбучку, но он, видимо, на работе и не знает, что его жена идиотка. Идите домой и немедленно сделайте что-нибудь с вашими окнами. Понятно?
– Да-да, – ответила несчастная мать, – понятно. – Она повернулась и, держа на руках Бетси, которая уже перестала плакать и с удивлением рассматривала красивую даму, быстро пошла к дому.
Сара вернулась в машину.
– Это была моя вина, – пробормотала она, – я ехала восемьдесят миль в час.
Машина тронулась. Я посмотрел на Сару и с удивлением увидел, что она смеется. Заметив мой взгляд, она сказала:
– Понимаете, у вас было такое забавное лицо, вы так внимательно слушали, когда я начала декламировать, и вдруг… Вы даже не смотрели на шоссе, а только на меня.
– Вы умудрились все это заметить, когда тормозили, чтобы не задавить ребенка?
– Конечно. Я все равно больше ничего не делала, кроме как изо всех сил жала на тормоз, чтобы мы не угодили в кювет. Однако, я понимала, что мне придется наехать на девочку, если не будет другого выхода. При такой скорости я не могла рисковать.
Сара спокойно сидела за рулем и слегка улыбалась. Я молча смотрел на нее.
– Так о чем мы говорили? Ах, да, я декламировала монолог Клитемнестры. Ее-то я и хочу играть. Я много лет назад выучила эту роль. Потрясающе! Убивает мужа, а потом бесстыдно, гордо и спокойно выходит к людям и объявляет, что с этого момента будет править со своим любовником. Колоссальная женщина! Я прекрасно ее сыграю! Если вы увидите спектакль, то убедитесь в этом, – отпустив руль, она захлопала в ладоши, как довольный ребенок. – Уже Брайтон.
Я вдруг вспомнил, что в прошлом году был здесь с Кэрол, и с облегчением вздохнул, когда перед первыми домами Сара повернула вправо, явно намереваясь ехать в объезд.
– А много сейчас народу в Саншайн Менор? – спросил я, сообразив, что ни разу не удосужился спросить о Яне и его гостях.
– Ян, Гарольд, то есть Спарроу. Вы его, наверное, знаете?
– Нет, но слышал о нем.
– Он очень приятный человек, – безразлично сказала Сара, – а его жена, Лючия, – моя близкая подруга. Какая она очаровательная! Вам, наверное, доводилось о ней слышать?
– Только то, что она – гениальный хирург.
– Нейрохирург. У нее собственный метод оперирования. Вы только подумайте: что же это за потрясающая способность – проникать внутрь человеческого мозга! Кроме того, она необычайно красива. О, как бы я хотела быть такой же, как она! Это же настоящая принцесса! Она и горошек ест, как принцесса, и руки моет, как принцесса. Сколько раз смотрю на нее и не могу подобрать другого слова. Если бы вы знали, какого труда мне стоит выглядеть на сцене леди из высшего общества, да к тому же привыкшей повелевать, вы бы поняли, почему я столько говорю об этом. А еще она милая, остроумная и холодная, как железо. Восьмое чудо света!
– Спарроу, наверное, счастлив, имея такую жену, – рискнул я заметить.
– Что? – она смотрела на шоссе, которое вилось среди старых деревьев. – Наверное.
Солнце уже поднялось высоко и щедро освещало сверкающую зелень старинного парка.
– Смотрите, – внезапно оживилась Сара, – море!
Сквозь стволы деревьев я увидел грязно-зеленое пространство, косо поднимающееся к горизонту. Сара нажала на газ.
«Наша огромная сладкая мать», – пробормотал я известную строку Джеймса Джойса.
– Да, Джойс, – усмехнулась Сара. – Единственный писатель, которого я могу читать бесконечно. То есть… Простите, конечно.
– Не надо извиняться. – Я смотрел на приближающееся море, которое простиралось перед летящим автомобилем и становилось все более плоским. – Я не писатель и никогда им не буду. Гнусное занятие, которое я выбрал, позволяет мне просыпаться, когда я хочу, не вставать в присутствии директора, зарабатывать столько денег, сколько хватает на спокойную жизнь, много читать и путешествовать. Вот и все. Да, но мы говорили о ваших гостях…
– Там еще ассистент Яна – Филипп Дэвис, симпатичный такой юноша, который, вместо того чтобы бегать за девицами или позволять им бегать за собой, окончил химический факультет и работает как лошадь, с утра до вечера. Хотя, мне кажется, что он тайно влюблен в Лючию. Но я думаю, что все мужчины должны влюбляться в нее, тайно или явно. Вас, кстати, это тоже не минует.
Хотелось бы действительно в кого-нибудь влюбиться, подумал я. Мы выехали на приморскую автостраду, протянувшуюся вдоль обрывистого берега. Слева внизу шумело море. Вдали белели барашки волн, гонимые косым ветром в сторону меловых скал. Шоссе нырнуло в туннель, какое-то время мы ехали в темноте. Но вот вдали заблестел яркий круг выхода, и туннель остался позади.
– А что, вам никогда не удавалось по-настоящему влюбиться? – как будто прочитав мои мысли, спросила Сара.
– Нет, – удивленно ответил я. – Вернее, я думал, что это так, но в конце концов оказывалось, что мое чувство гораздо слабее, чем хотелось бы.
– А что, вы хотите, чтобы вас захватило это?
– До определенного возраста мужчины ищут любви. Позднее это проходит.
– Вы так считаете?
Мы миновали уже второй приморский городок.
– Шохем, – грустно сказала Сара. – Когда-то я была здесь со своим первым возлюбленным. Тогда я тоже была полна иллюзий. – Она внезапно рассмеялась. – Какие же мы лгунишки. Ведь человек всю жизнь, с того момента, как начал думать, и до того момента, как перестал чувствовать, видеть и слышать, только и делает, что ищет любви. Вы, и все люди в этом городке и в целом свете ищут, ошибаются, падают, поднимаются и продолжают искать, пока хватает сил, пока они живы. Нет такого срока, когда это проходит. И нет никаких иллюзий. Только любовь связывает нас с правдой. Только любовь позволяет нам быть писателями, актерами, вождями и бороться за то, чтобы получить больше, чем мы имеем. Без нее мы ничего не значим. И даже сами себе мы не нужны.
Сквозь деревья мелькнула приземистая каменная башня.
– О, Малисборо, – воскликнула Сара, – сейчас мы уже будем дома.
Маленький городок, утопающий в садах, раскинулся вокруг небольшого готического собора с замшелыми стенами, помнящими еще времена Тюдоров.
– Наш старый Малахия еще разводит свои розы? – спросил я. – Мы не виделись с ним с того времени, как отходили у Яна после того прыжка. Он вам рассказывал?
– Из горящего самолета? Да. Рассказывал об этом так, как будто вы выпрыгнули из окна первого этажа. Тогда с вами был еще кто-то третий?
– Был. Паркер, – ответил я.
– Вы с ним видитесь?
– Да, – ответил я.
– Он, кажется, инспектор Скотленд Ярда?
Вопрос прозвучал риторически.
– Ой, – спохватилась Сара, – вы спрашивали о Малахии. Он такой же, как всегда. Впрочем, может, он когда-нибудь меня все-таки полюбит.
Внезапно она затормозила.
– Боже, как хорошо, что вы мне напомнили. – Она развернулась и, задев передними колесами край тротуара, помчалась обратно в Малисборо.
– Что случилось? – спросил я.
– Табак! – она притормозила перед ближайшей лавкой. – Помогите мне, пожалуйста, выбрать табак. Меня не было дома две недели. Я никогда не возвращаюсь с пустыми руками.
Пышнотелая хозяйка лавки упаковала нам большую банку «Медиум плейерса». Мы уже направились к выходу, и вдруг я спохватился: «А я что же, с пустыми руками?»
– Простите, – сказал я Саре и, вернувшись к прилавку, приобрел трубку.
– Подождите меня немного в машине, – попросила Сара, когда мы вышли на улицу.
Я смотрел на удаляющуюся тонкую фигурку и думал: могла ли она действительно задавить девочку? Погруженный в эти мысли, я не заметил, как вернулась Сара с двумя пакетами.
– Это для девочек, – сказала она. – Для Кэт – светло-голубой ситец, она же блондинка. А для Норы – серый, с белыми цветочками. Правда, не знаю, хватит ли – она здорово за последнее время располнела. Это наша кухарка. А Кэт – горничная. Ну вот, кажется, все.
Когда мы выехали из города, я не выдержал и спросил:
– А что, вы правда могли бы задавить девочку?
– Да, – спокойно ответила Сара. – При такой скорости «ягуар» не смог бы остановиться на повороте. Мы въехали бы в кювет, за которым растет огромный дуб. То есть, если бы мы проскочили кювет, то все равно врезались бы в дерево. Наверняка бы погибли. А я не могу оценить жизнь чужого ребенка выше, чем вашу и мою. Но я ведь сделала все возможное, чтобы до этого не дошло.
– Сара, вы действительно вели машину чересчур быстро.
– Этот инцидент был вызван не скоростью машины, а недосмотром матери.
Даже дамасский клинок сломался бы о сталь Сариного голоса.
Остаток пути мы проехали в молчании. Наконец автомобиль сбавил скорость и свернул на узкую асфальтированную дорогу. Здесь шоссе шло на юг, огибая Саншайн Менор широким полукругом. В центре его стоял дом фасадом в парк. За домом был широкий двор, окаймленный каменной балюстрадой, нависшей над обрывистым берегом.
Автомобиль проехал через открытые ворота, перед которыми я заметил небольшую палатку, разбитую в траве под вековым буком. Мы выехали на широкую аллею. Сара нажала на клаксон и, не снимая с него пальца, так и ехала, сигналя, до самого дома.
– Я всегда так делаю. – Глаза ее светились радостным блеском.
Мы остановились перед низкой террасой, на которую выбежала женщина в белом платье, а за ней высокий светловолосый мужчина. Сара молча открыла дверцу и взбежала на террасу.