Текст книги "Сочинения"
Автор книги: Джорж Беркли
Жанр:
Философия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 37 страниц)
300. Платон и Аристотель считали, что бог отделен или существует отдельно от мира природы. Однако египтяне считали, что бог и природа составляют одно целое или что все, вместе взятое, составляет одну Вселенную. Поступая так, они не исключали разумный дух, но считали, что он содержит в себе все. Поэтому, что бы ни было неправильно в их способе мышления, он тем не менее не подразумевает атеизма и не ведет к нему.
458
301. Человеческий дух настолько обременен и отягощен сильными и более ранними чувственными впечатлениями (§ 264), что надо счесть за чудо, что древним удалось добиться такого успеха и так глубоко проникнуть в интеллектуальные вопросы, не располагая даже и малейшим проблеском божественной традиции. Тот, кто вообразит кучку грубых дикарей, предоставленных самим себе, представит, насколько они погрязли в грубых чувствах и предрассудках и поглощены ими, насколько они не способны выйти из этого состояния при помощи своих данных им от природы сил, неизбежно подумает, что первая искра философии была заимствована с неба и что это была, как выразился один языческий автор, .
302. Философам древности было известно и то плачевное состояние человеческого рода, в котором он очутился в результате грехопадения. Слова [54] показывают, что у всех них – египтян, пифагорейцев, платоников и стоиков – было какое-то представление об этом состоянии, общие черты которого, кажется, были намечены в приведенных выше понятиях. Теология и философия осторожно освобождали душу от тех пут, которые привязывали ее к земле, и помогали ей вознестись к высшему благу. Дух обладает инстинктом или склонностью возноситься вверх, что показывает естественное стремление возродиться и подняться из нашего нынешнего чувственного и низкого состояния до состояния света, гармонии (order) и чистоты.
303. Восприятия чувств грубы, но даже в чувствах есть различия. Хотя гармония (harmony) и пропорции не являются объектами чувств, все же ухо и глаз – это те органы, которые представляют душе такие материалы, посредством которых она может понять и гармонию, и пропорции. Благодаря чувственным опытам мы знакомимся с низшими способностями души, а от них либо благодаря постепенному изменению (§ 275), либо благодаря вознесению мы достигаем высших. Чувство поставляет образы (images) для памяти. Последние становятся объектами, над которыми работает воображение (fancy). Рассудок (reason) рассматривает и судит результаты работы воображения. А эти действия рассудка становятся новыми объектами разума (understanding). На этой лестнице каждая низшая способность является ступенью, ведущей к способности, стоящей над ней. А самая высшая естественно ведет к божеству, которое является, скорее, объектом интеллектуального познания, а никак не (than even) дискурсивной способности, не говоря уже о способности чув-
459
ственной. Через всю систему существ проходит цепочка, и в ней одно звено тянет за собой другое. Самые низшие явления связаны с самыми высшими. Поэтому если читатель, склонный лишь к низкой чувственности, вдруг обнаружит, что от простой любви к животной жизни его отвлекло, захватило врасплох и завлекло какое-то любопытство в отношении интеллектуальных вопросов, то такая беда – не удивительное дело, и на нее нечего жаловаться.
304. Платон учит, что познания в собственном смысле слова не существует, а есть только мнение относительно вещей, ощущаемых и тленных (§ 263, 264),– не потому, что они по своей природе непознаваемы или окутаны тьмой, а потому, что их природа и существование неопределенны, постоянно текут и изменяются, или, скорее, потому, что они, если строго придерживаться истины, вообще не существуют, так как они всегда рождаются или находятся т. е. в вечном потоке, не имея в себе ничего устойчивого или постоянного, что могло бы составить объект истинной науки. Пифагорейцы и платоники проводят различие между тем, что только что стало, и тем, что существует. Чувственные явления и телесные формы вечно рождаются и погибают, появляются и исчезают, никогда не остаются на одном месте, но всегда находятся в движении и изменении и вследствие этого фактически представляют собой не одно существо, а последовательный ряд существ, тогда как понимается как обладающее своего рода абстрактной или духовной природой и являющееся истинным объектом интеллектуального познания. и поскольку нельзя познать вещи переменчивые и неустойчивые, то поэтому мнение Протагора и Теэтета, что ощущения есть наука, нелепо". И, действительно, нет ничего более очевидного, чем то, что, например, видимые размеры и формы вещей находятся в постоянном изменении, они меняются в зависимости от изменения расстояния, с которого на них смотрят, и от [применения] более или менее точных подзорных труб. Что касается тех абсолютных величин и фигур, которые, как полагают некоторые картезианцы и другие современные философы, существуют в вещах, то предположение об этом должно показаться пустым всякому, кто примет во внимание, что оно не поддерживается ни одним доводом рассудка и ни одним опытом чувства.
305. Так же как разум не ощущает, т. е. не слышит, не
460
видит и не осязает, так и чувство не знает (knoweth); и, хотя дух может использовать как чувство, так и воображение в качестве средств, при помощи которых он получает знания, все же чувство – или душа в той мере, в какой она касается чувственного,– не знает ничего. Ибо, как справедливо замечено в «Теэтете» Платона, наука заключается не в пассивных восприятиях, а в рассуждении на их основе (upon them) —
306. Мы обнаруживаем, что в древней философии Пла
тона и Пифагора различали три вида объектов. Прежде
всего форма или вид, который не порождается и не унич
тожается, неизменный, невидимый и совершенно не ощу
щаемый чувством, ибо постигаемый только интеллектом.
Второй вид – постоянно текущий и изменяющийся
(§ 292, 293), порождающий и гибнущий, появляющийся
и исчезающий; он понимается чувством и мнением. Тре
тий вид – материя (matter), которая, по учению Плато
на, не являясь объектом ни разума, ни чувства, вряд ли
может быть понята при помощи некотооого Фальши
вого способа мышления,
(см. его «Тимей») 88. То же самое учение содержится в пифагорейском трактате «De Anima Mundi»", где проводится различие между идеями, чувственными вещами и материей и определяется, что первые понимаются интеллектом, вторые – чувством, а последняя, т. е. материя – Основание для этого излагает Фемистий – перипатетик 81. Ибо, говорит он* 2, должно считать ложным то действие, у объекта которого нет ничего позитивного, ибо он является просто отсутствием (privation), как тишина или темнота. и такой он считал материю.
307. Аристотель различает три рода объектов в соответствии с тремя умозрительными науками. Он полагает, что физика имеет дело с такими вещами, которые имеют в себе начало движения, математика – с вещами постоянными, но не отвлеченными, а теология – с существом отвлеченным и неподвижным; о таком различии можно прочесть в девятой книге его «Метафизики» вз. Там под отвлеченным он понимает отделимое от телесных существ и чувственных качеств.
308. Тот же философ считал, что душа человека – tabula rasa 64и что врожденных идей не существует. Платон, напротив, считал, что душа содержит первоначальные идеи, т. е. понятия, которые никогда не были и не могут
461
быть у чувства, такие, как бытие, красота, доброта, сходство, равенство (parity). Возможно, некоторые полагают,, что истина заключается в следующем: в душе нет собственно идей, или пассивных объектов, кроме тех, которые возникли из чувства; но, кроме того, имеются и ее собственные действия или проявления; таковы понятия.
309. Одно из положений философии Платона заклю
чается в том, что душа человека была изначально снабже
на врожденными внутренними идеями и нуждается в
чувственных явлениях – не в абсолютном смысле, для
производства идей,– а только для пробуждения, возбуж
дения и приведения в действие того, что уже заранее су
ществовало в душе в скрытом, бездействующем состоянии,
подобно тому как о вещах говорят, что они хранятся в
памяти, хотя на самом деле не воспринимаются, пока не
произойдет того, что их вызовут оттуда и сделают види~
мыми другие предметы. Представляется, что такое поня
тие несколько отличается от понятия о врожденных иде
ях в том виде, как его представляют себе те современные
философы, которые пытались взорвать их * 6. Как говорил
Парменид, понимать и быть – одно и то же. А Платон
в своем седьмом письме не проводит различия между
духом и познанием. Отсюда следует, что дух (mind), познание и понятия, либо в привычках, либо в действиях, всегда идут вместе.
310. И хотя Аристотель считал душу в ее первона
чальном состоянии чистым листом бумаги, он все же по
лагал, что она является истинным вместилищем форм,
"(§ 269). Данное положение, сначала выдвинутое другими, он признает, как это следует из его третьей книги «De Anima», с той оговоркой, что его необходимо понимать не в отношении всей души, а только в отношении Следовательно, если
принять то, что говорит Фемистий в своем комментарии на упомянутый выше трактат, можно сделать вывод, что все существующее заключено в душе. Ибо он говорит, что формы есть сущее. Благодаря форме все есть то, что оно есть. и он добавляет, что именно душа сообщает формы материи:
Поэтому они суть первые в душе. Далее он добавляет, что дух есть все; принимая форму всего, он становится всем при помощи интеллекта и чувства. Александр Аф-родизийский '* говорил то же самое, утверждая, что дух
462
есть все сущее, '». и это
в сущности является учением и самого Аристотеля, который в своей третьей книге «De Anima» утверждает также, подобно Платону, что фактическое (actual) познание и познанная вещь есть все одно:
Отсюда следует, что вещи находятся там, где познание, т. е. в духе. Или, если выразить ту же мысль по-другому, душа есть все. Можно было бы еще многое сказать, объясняя учение Аристотеля, но это бы завело нас слишком далеко.
311. Что касается абсолютного актуального существования (§ 264, 292, 294) чувственных или телесных предметов, то представляется, что ни Платон, ни Аристотель не признавали такового. В «Теэтете»'* нам говорят: когда кто-либо утверждает, что какая-либо вещь существует или создана, то он должен одновременно сказать, для чего, из чего или в отношении чего она существует или создана; ибо утверждение, что какая-либо вещь существует сама по себе или абсолютно, абсурдно.
В соответствии с упомянутым учением Платон далее утверждает также, что вещь не может быть сладкой и в то же время сладкой ни для кого. В отношении Аристотеля тем не менее необходимо признать, что даже в его «Метафизике» есть некоторые выражения, которые, кажется, говорят в пользу абсолютного существования телесных вещей. Например, в одиннадцатой книге, говоря о материальных чувственных вещах, он сказал: «...что же удивительного в том, если нам никогда не представляется то же самое, как это [действительно! имеет место с больными», потому что мы сами постоянно изменяемся и никогда не остаемся теми же самыми?» и далее он говорит: «Сами чувственно воспринимаемые вещи из-за этой причины не бывают затронуты каким-либо изменением в себе, но чувственные образы [они] вызывают у больных другие, а [уже] не те же»' 3. Представляется, что в приведенных высказываниях подразумевается отдельное и абсолютное существование объектов чувства.
317. Что бы современные философы ни понимали под материей, ни Платон, ни Аристотель не понимали ее, как телесную субстанцию. Для них она совершенно определенно не означала позитивного актуального бытия. По описанию Аристотеля, она состоит из отрицаний'*, не обладая ни количеством, ни качеством, ни сущностью. и не только платоники и пифагорейцы, но даже и сами пе-
463
рипатетики объявляют, что ее нельзя познать ни чувством, ни каким-либо прямым и правильным размышлением, а только с помощью какого-то ложного и поддельного метода, как было уже отмечено ранее 75. Знаменитый перипатетик XVI в. Симон Порций ™ вообще не признавал ее какой-либо субстанцией, ибо, сказал он, nequit per se subsistere, quia sequeretur, id quod non est in actu esse in actu ". Если верить Ямвлиху, египтяне полагали, что материя не только не включает в себя ничего от субстанции или сущности, но даже, по их мнению, бог создал ее, отделив от всей субстанции, сущности и бытия,
". Аристотель, Тео-фраст и все древние перипатетики учили, что материя в актуальности – ничто, но в потенции – все.
318. По мнению упомянутых философов, материя есть
только рига potentia, только возможность. Однако гово
рили, что преемник Фалеев Анаксимандр считал высшее
божество бесконечной материей. Тем не менее, хотя Плу
тарх назвал это материей ", оно просто было
что означает лишь бесконечное или неопределенное. и хотя
современные философы учат, что пространство реально
и бесконечно протяженно, все же, если мы примем во вни
мание, что оно не является интеллектуальным понятием
и не может быть, кроме того, воспринято ни одним из на
ших чувств, то мы, как и Платон в его «Тимее» в0, возмож
но, склонны будем полагать, что ато тоже результат
или ложного рассуждения, и своего рода сон наяву. Платон замечает, что, когда мы думаем о месте (place), мы как бы спим и полагаем необходимым, чтобы все существующее находилось в определенном месте. Он замечает также, что это место или пространство (§ 250, 270) есть т. е. должно
ощущаться так же, как видится темнота или слышится тишина, так как оно является лишь отсутствием.
319. Если кто-либо вздумает сделать вывод о реально
сти или действительном существовании материи из совре
менного учения о том, что тяжесть всегда пропорциональ
на количеству материи, пусть он лишь пристально изучит
современное доказательство этого учения; он обнару
жит, что это доказательство представляет собою пороч
ный круг и из него в действительности можно сделать
только такой вывод: тяжесть пропорциональна весу, т. е.
самой себе. Поскольку материя понимается только как
отсутствие и просто возможность, а бог является абсолют-
464
ным совершенством и действием, из этого следует, что бог и материя настолько далеко отстоят друг от друга и настолько противоположны друг другу, насколько это можно себе представить,– настолько, что сама идея материального бога была бы абсолютно несообразной.
320. Высшее существо – это сила, которая все создает, интеллект, который всем повелевает, доброта, которая все совершенствует. Зло, недостаток, отрицание не суть объекты творческой силы бога. Перипатетики из движения выводят идею первого неподвижного двигателя. Платоники считают бога творцом всего блага, неспособным творить зло и неизменным. Анаксагор учил, что все вещи существовали как беспорядочная масса в состоянии общего хаоса; но из него появился дух, внес в них различия и отделил их друг от друга. Представляется, что Анаксагор приписывал духу двигательную способность; некоторые позднейшие философы тщательно отличали упомянутый дух от души и жизпи, приписывая ему единственную способность – размышление.
321. Но все же бог считался первой действующей силой, источником и творцом всех вещей, которые он создал не случайно или опосредованно, а как актуальная и реальная сила (efficacy). Так, в десятой книге трактата «De Secretiore Parte Divinae Sapientiae secundum Ae-gyptios» esговорилось, что не только бог первая действующая сила, но также и то, что он есть тот, кто поистине действует или творит, qui vere efficit s*.
326. Далее, независимо от того, отделен ли от чувственного мира и рассматривается ли сам по себе как существующий отдельно от сотворенной системы и управляющий ею или же вся Вселенная, включая дух вместе с бренным телом, считается богом (§ 300), а творения– частичными проявлениями божественной сущности, – в обоих случаях, как бы ни были неправильны некоторые представления, не получается атеизма, поскольку принимается, что дух или интеллект царит над всей системой вещей, управляет и руководит ею. и таково было общее мнение, распространенное среди философов.
327. И если кто-либо будет, подобно Аристотелю в «Метафизике» 8в, отрицать, что бог знает что-либо вне себя, потому что бог охватывает все, это мнение тоже нельзя по справедливости объявить атеистическим. Нельзя считать атеизмом и высказанное тем же автором положение о том, что существуют некоторые вещи, до позна-
465
ния которых бог не снисходит, так как они слишком низменны, низки и порочны,– каким бы неверным и недостойным божественного совершенства ни было это положение.
328. Разве не могли бы мы представить себе, что о боге
можно сказать, что он есть все в различных смыслах,
ибо он является причиной и источником всех существ?
Ибо в соответствии с учением платоников и перипатетиков
(§ 309, 310) так как есть вмести
лище всех форм и так как одно и то же охватывает всю ми
ровую систему, управляет ею (§ 320) и сохраняет ее.
Аристотель заявляет, что божественная сила или влияние
пронизывает всю Вселенную (§ 173) и что бог в мире то
же самое, что лоцман на корабле, возничий на колеснице,
регент в хоре, закон в городе, полководец в армии. Он
очень подробно излагает это в своей книге «De Mundo» 88—
трактате, который издревле приписывался ему и который
не следует у него отнимать из-за отличия трактата по сти
лю от других сочинений, ибо, как справедливо замечает
Патрици", вполне можно признать, что стиль этого
трактата, написанного в виде письма монарху, отличается
от его других, сухих и труднопонимаемых, произведений.
329. И хотя у философов, даже принадлежащих к школе Платона и Аристотеля, можно встретить выражения, смысл которых сводится к тому, что бог смешивается со всей природой и со всеми стихиями или же наполняет их, тем не менее это должно быть объяснено таким образом, что речь идет о силе, а не о протяженности, которую никогда не приписывали духу (§ 290, 292, 297, 319) ни Аристотель, ни Платон. Они всегда утверждали, что дух бесплотен и, как замечает Плотин ,0, бесплотные существа удалены друг от друга не по месту, но (употребляя его выражение) по своей несхожести(alterity).
330. Вероятно, эти изыскания покажутся сухими и бесполезными таким читателям, которые привыкли иметь дело только с чувственными объектами. Занимать ум вещами чисто интеллектуальными для большинства людей утомительно, тогда как чувственные способности приобретают силу благодаря постоянному упражнению. Отсюда объекты чувства влияют на нас сильнее (§ 264, 294) и слишком часто считаются высшим благом. За обладание этими вещами люди воюют и дерутся, обманывают друг друга. Поэтому для того чтобы укротить человечество и привить ему чувство добродетели, наилучшим человече-
466
ским средством будет упражнять разум людей, дать им возможность хотя бы мельком узрить иной мир, стоящий выше чувственного, и, в то время как они стремятся к животной жизни и ведут ее, учить их не пренебрегать жизнью интеллектуальной.
331. Получившие распространение взгляды имеют немаловажное значение для государства, так как религия; нравственность и система правления страны всегда испытывают на себе косвенное влияние ее философии, которая воздействует не только на умы профессоров и студентов, но и на мнения всех лучших ее граждан и на деятельность всего народа, хотя, правда, отдаленно и опосредствованно, но довольно значительно. Разве не известно, что полемическая и схоластическая философия вызвала дискуссии в областях права и религии? и разве фатализм и саддукейство ** не укрепились во время всеобщего пристрастия к корпускулярной и механической философии, которая господствовала в течение примерно столетия? Последняя, действительно, могла бы с пользой занять определенную часть досуга и любопытства любознательных людей. Но когда она вошла в храмы науки как необходимое знание и самая важная часть обучения, то, заняв мысли людей и сосредоточив в столь большой степени их умы на телесных предметах и законах движения, она сделала их в значительной мере (хотя и ненамеренно/ косвенно и случайно) неспособными к рассмотрению духовных, моральных и интеллектуальных вопросов. Безусловно, если бы в наше время среди тех, кто считает себя слишком мудрым, чтобы признавать заповеди Евангелия, получила распространение философия Сократа и Пифагора, тогда мы не наблюдали бы того, что корысть так прочно и повсеместно захватывает умы людей, а гражданский дух считается благородной простотой •*,– и это среди тех, кого считают самой просвещенной и к тому же самой богатой частью человечества.
332. Можно было бы вполне серьезно считать, что я довольно грубо подшучиваю над своими читателями, заявляя им, что самые великие люди всегда с огромным уважением относились к Платону, труды которого являются пробным камнем для обнаружения поверхностных и неглубоких умов; его философией восхищались во все века; она давала патриотов, правителей и законодателей самым процветающим государствам, а также отцов – церкви и докторов – школам. Хотя в наши дни редко кто пости-
467
гает всю глубину этого древнего учения, все же как было бы хорошо для нас, если бы наши молодые аристократы и поместные дворяне вместо современных правил (maxims) усваивали бы понятия великих людей древности. Но в наши времена свободомыслия многие качают пустой головой при упоминании как Аристотеля и Платона, так и Священного писания. А к трудам этих знаменитых древних философов большинство людей относится так же, как к сухим и варварским писаниям схоластов. Можно со всей скромностью предположить, что среди нас, даже тех, кого называют лучшими людьми, найдется немного таких, у кого будет больше разума, добродетели и любви к своей стране, чем у Цицерона, который в письме к Аттику не мог не воскликнуть: «О Socrates et Socratici viri! numquam vobis gratiam referam» •*. Побольше бы наших соотечественников, о боже, было бы столь же обязано этим писателям школы Сократа! Конечно, там, где люди хорошо образованы, искусству управлять государством лучше всего учиться по трудам Платона. Но скверным людям, лишенным дисциплины и образования, и Платон, и Пифагор, и Аристотель, вместе взятые, будь они живы, не смогли бы принести много пользы. Платон нарисовал очень смешную и поучительную картину такого государства, которую я по некоторым причинам не буду воспроизводить. Но тот, кто хочет, может увидеть ее на стр. 78 второго тома произведений Платона, изданных Альдусом •*.
334. С другой стороны, Сократ в «Первом Алкивиаде» •*
заявляет, что размышление о боге есть истинное средство
познать или понять свою собственную душу. Так же как
глаз, пристально глядя на зрительную часть или зрачок
другого глаза, видит себя, так и душа видит и понимает
себя, когда она размышляет о боге, который есть мудрость
и добродетель и тому подобное. В «Федоне» Сократ гово
рит •• о боге, что он и [есть] благо и
должное (§ 260, 220). Плотин представляет бога как по
рядок *', Аристотель – как закон * 8.
335. Возможно, тем, кто приучен рассуждать о суб
стратах, покажется более разумным и благочестивым при
писать, богу более субстанциальное бытие, чем понятий
ные сущности (entities) мудрости, порядка, закона, доб
родетели или доброты, которые, будучи лишь сложными
идеями, созданными и соединенными разумом, являются
его собственными творениями и не имеют в себе ничего
субстанциального, реального или независимого. Однако
468
необходимо принять во внимание, что в философской системе Платона порядок, добродетель, закон, доброта и мудрость являются не порождениями человеческой души, а тем, что врождено и изначально существует в ней не как случайное явление в субстанции, а как свет, чтобы ее просвещать, и как руководящее начало, чтобы управлять ею. На языке Платона термин «идея» означает не просто пассивный недействующий объект разума, а употребляется как синоним и («причина» и «начало»).
В соответствии с учением этого философа доброта, красота, добродетель и тому подобное представляют собой не фикции, изобретенные умом, не просто смешанные модусы и даже не абстрактные идеи в современном смысле слова, а самые что ни на есть реальные сущности, интеллектуальные и неизменяемые, и в силу этого более реальные, чем мимолетные, преходящие объекты чувства (§ 306), которые, не обладая устойчивостью, не могут быть предметом науки (§ 264, 266, 297) и еще менее того – интеллектуального познания.
336. Как уже было отмечено, Парменид, Тимей и Платон проводили различие между genitum и ens. Первый постоянно рождает и рождается или находится in fieri •• (§ 304, 306), но никогда не существует, потому что никогда не остается прежним, находясь в состоянии постоянного изменения, непрерывно исчезая и нарождаясь. Под еп-tia они понимали предметы (things), далекие от чувства, невидимые и интеллектуальные, которые, никогда не меняясь, остаются одними и теми же, и в силу этого о них можно сказать, что они, действительно, существуют; считалось, что что обычно переводят как «субстанция» («substance»), хотя более правильно было бы переводить это слово как «сущность» («essence»), принадлежит не к явлениям чувственным и материальным, у которых отсутствует устойчивость, а, скорее, к интеллектуальным идеям, хотя они распознаются с большим трудом и производят меньше впечатления на ум, притуплённый животной жизнью и погруженный в нее, чем материальные предметы, которые постоянно занимают наши чувства и досаждают им.
337. Самый утонченный человеческий ум (intellect), способности которого напряжены до предела, может уловить только некоторые несовершенные проблески божественных идей (§ 313, 330), отвлеченных от всех телесных, чувственных и воображаемых вещей. Поэтому Пи-
469
фагор и Платон 10° говорили о них таинственно, скорее скрывая их от глаз непросвещенных людей, чем выставляя на всеобщее обозрение, ибо они полагали, что эти абстрактные предметы, хотя они и суть самые реальные, вряд ли были наилучшим образом приспособлены для того, чтобы оказывать влияние на умы обычных людей или стать для них началами познания, не говоря уже о долге и добродетели.
338. Аристотель 101и его последователи изобразили идеи Платона в самом чудовищном виде, и некоторые представители самой школы Платона высказали в отношении их очень странные мнения. Но если самого философа не только читать, но и тщательно изучать и если он сам выступит как истолкователь своих идей, тогда, я полагаю, предубеждение, ныне существующее в отношении его, вскоре исчезнет (§ 309, 313) и даже перейдет в величайшее уважение благодаря тем возвышенным понятиям и мудрым наставлениям, которые сверкают и сияют во всех его трудах, не только содержащих, кажется, все самое ценное знание, накопленное в Афинах и Греции, но и являющихся сокровищницей самых отдаленных традиций и начал науки Востока.
339. В «Тимее» Платона ,огупоминаются древние люди, творцы традиций и сыны богов. Поистине замечательно, что в рассказе о сотворении мира, содержащемся в том же сочинении los, говорится, что бог остался доволен своими трудами и что ночь он сделал предшествующей дню. Чем больше мы думаем об этом, тем все более трудно нам будет постигнуть, как вообще простой человек, выросший среди грубых привычек повседневности и отягощенный чувственностью, смог возвыситься до науки, не опираясь ни на какую традицию (§ 298, 310, 302) или учение, которое могло бы либо посеять семена познания, либо пробудить и заставить прорасти те находившиеся в спячке семена, которые были изначально посеяны в душе.
340. Человеческие души, находящиеся в таком низменном состоянии, граничащем с откровенно животной жизнью, несут свое бремя и смотрят сквозь сумерки грубой атмосферы, созданной из ежедневно произносимых ложных суждений, из ежедневно усваиваемых ложных мнений и ранних привычек, еще более старых, чем суждения и мнения. Самый острый глаз не в состоянии ясно зрить сквозь такую среду (§ 292, 293, 294). и если благодаря какому-либо чрезвычайному усилию душа и преодолеет
470
эту область сумерек и на мгновение увидит проблеск чистого огня, тяжесть животной природы, к которой она прикована цепью, вскоре затянет ее обратно и погрузит в себя. А если она снова попытается устремиться ввысь, несмотря на кипение необузданных страстей и сильных аффектов, быстро воспоследует [ее] вторичное возвращение в эту область тьмы и призрачных мечтаний.
341. Тем не менее поскольку дух в результате неоднократных попыток набирает силу, мы не должны отчаиваться, а должны продолжать напрягать возникшие у нас самые возвышенные способности, стремясь вернуться в высшую сферу, достигнуть ее и пробиться в нее; тем самым наша природная слабость и слепота может быть до известной степени преодолена и привьется вкус к истине и интеллектуальной жизни. Кроме постоянно преобладавшего мнения величайших людей древности о том, что существует как мировой дух (universal spirit), творец жизни и движения, так и мировая душа (universal mind), просвещающая и направляющая все явления, среди них был признан и догмат о том, что существует также или (§ 329), которого они считали Fons Dei-tatis m, первой ипостасью божества.
342. Они полагали, что единое, или будучи неизменным и неделимым, всегда одним и тем же и совершенным, в силу этого существовало истинно и изначально, а другие вещи – только в той степени, в какой они были одними и теми же благодаря сопричастности Это придает вещам единство, устойчивость, реальность (§ 264, 306). Платон, подобно Моисею 1о5, характеризует бога по его бытию. Оба учили, что бог есть тот, кто истинно есть Изменение и разделение считались недостатком или чем-то дурным. Зло разобщает, разделяет, уничтожает. Добро, напротив, вызывает согласие и союз, собирает, соединяет, совершенствует и сохраняет целое. Те различные существа, которые составляют Вселенную, являются частями одной и той же системы, они объединяются для достижения единой цели и совершенствования единого целого. и эта их склонность и совпадение их устремлений порождает у отдельных созданий частную конкретную (partial particular) идею добра. Отсюда, возможно, произошло так, что стали считать за одно и то же.
350. Возможно, у некоторых читателей возникнет недовольство от того, что они сверх ожидания найдут здесь
471
такие размышления и исследования, которые для них не представляют никакого интереса. Но, возможно, некоторым другим будет приятно обнаружить, что в скучный предмет благодаря отступлениям внесено разнообразие, что он прослеживается издалека и также далеко проводятся получаемые выводы, что делаются экскурсы в античные времена, а заимствованные оттуда древние сентенции (§ 298, 301), рассыпанные в настоящем эссе, используются не как основополагающие принципы, а только лишь как намеки с целью пробудить любознательного читателя и занять его ум вопросами, которым не гнушались уделять внимание самые выдающиеся люди. Эти великие люди – Пифагор, Платон и Аристотель,– никем не превзойденные в искусстве политики, основывавшие государства, наставлявшие самодержавных правителей, очень подробно писавшие об управлении обществом, в то же время были весьма проницательны во всех отвлеченных и возвышенных размышлениях, так как для указания пути в самых важных действиях всегда необходим самый яркий свет. и что бы ни думали люди, тот, кто не размышляет много о боге, человеческой душе и summum bo-num 10>, возможно, и станет процветающим земляным червем, но вне всякого сомнения будет плохим патриотом и скверным государственным деятелем.
