Текст книги "Жертвоприношение любви (ЛП)"
Автор книги: Джорджия Ле Карр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)
20.
Виктория Джейн Монтгомери
Я наблюдаю за его уходом и чувствую покалывание силы с шипением скользившее во мне. Его щеки залились румянцем. Он покраснел. Впервые с тех пор, как я знаю его, я заставила великого Блейка Лоу Баррингтона покраснеть от стыда.
Я удерживаю власть сейчас, я полностью наполнена ею.
Я откидываюсь на спинку кресла, ожидая пока за мной придет медсестра, чтобы препроводить меня назад в комнату. Дверь открывается, кто-то входит, но это не медсестра. Небольшой, мертвенно-бледный мужчина, одетый полностью в черное появляется на пороге. Его туфли начищены до блеска. Я смотрю на него с удивлением.
На мгновение мое тело замирает от страха. Я сглатываю, сдерживая свой приступ страха, совершенно необоснованного ужаса, потому что мужчина кажется скорее трупом, которого реанимировал какой-то безумный доктор, чтобы он мог передвигаться по земле, чем настоящее реальное живое, дышащее человеческое существо. Отвращение и ужас расползаются по моему телу. Невозможно правильно описать его странную внешность. Нос острый и узкий, а рот тонкий и опущенный вниз, но самыми зловещими являются его глаза. Они красные, а радужка черная, блестящая, пустая.
Как только эти глаза соединяются с моими, я чувствую жуткий озноб, сотрясающий меня. Я видела эти глаза раньше... я никогда не видела его в своей жизни раньше, но я узнала его.
Я встаю нетвердыми ногами и приседаю на одно колено. Это совершенно не обязательно, но я делаю это специально, чтобы расположить его к себе. Мне нужны союзники. А союзник, как он, настолько могущественный, его явно послал Эль.
– Леди Виктория.
– К вашим услугам.
Он приветливо улыбается и подходит ближе ко мне, я начинаю себя ощущать так, словно теряю сознание. Злоба от его присутствия настолько ощутима, что мое тело инстинктивно содрогается. Не в состоянии остановиться, я делаю шаг назад, и чтобы как-то скрыть свою реакцию на него, направляюсь на свое место, развернувшись. Со стороны это выглядит не так элегантно, как хотелось бы. Затем я сажусь, соединив ноги, и разложив юбку вокруг себя, и приняв выражение лица – покорная услужливость.
Я боюсь его. Потом я вспоминаю Феникса. Почему я должна бояться? Мной руководит божество. Я делаю работу для Эль. Мне нечего бояться и все-таки мой рот будто наполнен сажей. Я сглатываю это чувство и облизываю губы.
– Вы позволите? – растягивает он слова, зная, какой эффект оказывает на меня... и тайком наслаждается моей тревогой.
– Конечно. Пожалуйста.
Он садится, его движения выглядят такими осознанными и театральными, фактически как у гея, но он точно не гей. Его вкусы эклектичны. Я знаю это, даже не зная его самого. Он садист, мне достаточно только лишь одного взгляда в его глаза, и я вижу это.
– Они относятся к вам хорошо здесь?
– Да, спасибо.
– Это радует меня. Я спрашиваю... о услужливых ассистентках.
– Да, они все очень услужливы.
Он кивает.
– Вы не долго будете здесь находится, прежде чем выйдете отсюда.
Я ничего не говорю, мне вдруг страшно. Мне интересно, почему он здесь. Он не является моим союзником. Он находится здесь совершенно по другой причине.
– Кто вы? – лопочу я.
– Мы ведем свой род от понимания сути, упавшего света. Ах, но на самом деле, вам интересно, почему я здесь.
– Именно это приходит мне на ум.
– Для вас важно получить сатисфакцию. Блейку следует заплатить за то... обманывал вас. Нам нравится ваш маленький план, чтобы развенчать его. Он не является Баррингтоном, и ему не следует маскироваться под этим именем, но мы просим вас, не причинять никакого вреда Блейку и его семье.
Я чувствую полное замешательство. Я хотела предложить Блейка принести в жертву Фениксу. Я хочу увидеть, как его красивые голубые глаза затухают, стекленеют. Умирают, проклятые навеки.
Голос этого человека врезается в мои мысли.
– Позвольте нам оставаться благосклонными.
– Почему вы решили, что я хочу причинить ему боль?
– Леди Виктория, вы недооцениваете нас. Это не привлекательное качество, не повторяйте ошибок. Вам категорически не разрешено наносить вред Блейку или его сыну. Он будет проводником для его собственной передачи прав наследнику.
Чтобы скрыть свое разочарование, я наклоняю голову.
– И какие ваши установки?
– Сила, повиновение и доступность.
– У вас есть все три составляющие во мне.
Его бескровные губы растягиваются в пародии улыбку. Такой холод исходит от этой улыбки, даже замерзает кровь.
– Хорошо. То, что вам может показаться похожим на хаос, на самом деле, тщательно скоординированная атака. Результат будет получен согласно плану, и совершенно неважно, что вы сделаете, – он смотрит в окно на пасмурное небо, и такое впечатление, как будто сам находится где-то далеко.
Я хмурюсь от замешательства. В братство принимают лишь исключительно строго избранных. У Блейка нет родословной.
– Что вы хотите от бастарда и его маленького беспородного ублюдка?
– Невероятно, как альянсы могут быть иногда в большей степени продуктивными, – говорит он загадочно.
Дверь открывается, и медсестра вносит на подносе стакан с водой. Я смотрю на нее почти с благодарностью. Наличие другого человека в помещении, даже в течение нескольких секунд, позволяет мне немного прийти в себя.
– Вот пожалуйста, – говорит она и ставит бокал на низкий столик.
– Благодарю вас, – говорит он тихо.
Она выбегает за двери, и они закрываются за ней. Я наблюдаю, как он берет стакан, подносит к бледным губам и отпивает глоток. Я вижу, как он глотает, мои глаза не могут оторваться от его адамова яблока, у него такая белая и так туго натянутая кожа, что такое чувство, будто она почти светится насквозь.
Мои мысли носятся по кругу, засасывая все глубже. Какого черта? Я должна терпеть и наблюдать, как Блейк со своей проституткой будут опять процветать...? Я отрицательно качаю головой. Что-то здесь не так.
– Почему? Почему вы так заботитесь о человеке без родословной?
И вдруг его глаза, по-другому и не скажешь, становятся живыми, как будто он был простой пустой оболочкой, и кто-то или что-то внезапно наполнило его пустое тело и анимировало. Я чувствую себя по необъяснимой причине незащищенной и как будто на меня смотрят глаза не по инерции, а остро и проницательно. Глаза, которые знают меня. Глаза, которые знакомы мне. Моя рука поднимается к горлу. Его жесткие губы едва двигаются, но жестокие слова, которые выходит из них переворачивает весь мой мир вверх ногами.
21.
Блейк Лоу Баррингтон
Итак, все было ложью. Я не Баррингтон. У мен нет родословной, и нет состояния. Я совсем не лучше, чем все остальное человечество. Это должно было быть страшным ударом. Я должен был оцепенеть от шока, или ярости. Вся моя жизнь сплошная ложь! Но странное дело, уходя от Виктории, я чувствую себя не обремененным и испытываю облегчение.
Наконец, все встало на свои места.
Потная кожа моего отца, прижимающаяся к моей на половину оголенной спины.
Ведь он был не моим отцом. И его жестокость была не оправдана. Он был всего лишь моим смотрителем. Когда я начинаю погружаться в это глубже, то у меня нет облегчения, скорее наоборот, я понимаю, что своего рода опасное возбуждение, словно дверь, которая я думал больше никогда не откроется, неожиданно открылась, и новая жизнь тянет меня, она находится в пределах моей досягаемости. Я только должен правильно разыграть свои карты.
Но я не доверяю Виктории. Мне кажется, что она не успокоится такой слабой местью. Она захочет крови. Это ее путь – крови, чтобы накормить богов. Скорее всего, моей. Она знает, что ей не сойдет с рук пролить кровь Сораба, поэтому ее планы однозначно должны включать мою смерть. И тогда она испытает истинное удовольствие, увидев Лану вдовой.
Первому человеку, которому я звоню – мой адвокат.
– Джей, как можно быстрее приезжай ко мне и изыщи самый эффективный способ, чтобы урезать все финансовые связи с богатством Баррингтонов.
Наступает минута молчание – оцепенение.
– Эм... я не совсем понимаю. Вы можете объяснить более подробно, что конкретно имеете в виду?
– Допустим, мой брат узнает, что я не являюсь Баррингтон… какие документы следует оформить ему, чтобы вычеркнуть меня из списка Fortune?
– Понятно... э-э... я... хм... мне придется проконсультироваться и перезвонить вам.
– Позвони мне, как только узнаешь.
– Да, обязательно, я позвоню.
Я звоню своему секретарю, чтобы она подготовила мой полет в Нью-Йорк сегодня, потом я набираю своего брата.
– Маркус, мне нужно с тобой поговорить. Я буду у тебя примерно через десять часов, ты сможешь выкроить время для меня?
– У тебя все в порядке?
– Не совсем, но я расскажу тебе все, когда увидимся.
После этого я звоню Билли и прошу ее, чтобы она пришла и осталась с Ланой на ночь. Она отвечает полностью запыхавшаяся, словно только что взбиралась по лестнице, или занималась диким сексом, но она тут же соглашается и говорит, что немедленно отправиться к Лане. Выполнив все эти важные звонки, я набираю мамин номер.
Девять с половиной часов спустя я сижу в квартире любовницы моего брата. Надя ушла, а он остался здесь. Я опускаюсь на новый белый диван и осматриваюсь с любопытством —странное место. На самом деле, оно похоже на самое необжитое место, которое я когда-либо видел за всю свою жизнь. Не единого пятна пыли, нигде и ничего. Все кругом просто белое – холодное и бездушное.
– Выпьешь? – спрашивает он.
– Что это?
Он держит в руках зеленую бутылку, которую купил на аукционе в Bonhams в Лондоне. Специальный ликерный виски от завода «Glenavon Distillery» в городе Баллиндаллох, Шотландия. Завод прекратил производство в 1950-х годах. Он наливает нам в два стакана бледно-золотую жидкость, и пересекает необычайно белый ковер, чтобы отдать мне стакан. Я благодарю его и делаю маленький глоток. Двести шестьдесят лет этой старой, пахнувшей чуть-чуть дымом жидкости, которая проскальзывает в мое горло, чувствуется еле уловимый запах дубовых бочек, торфяного моха и свой собственный вкус. Люди, сделавшие этот напиток уже давно мертвы. Я только чувствую обжигающий огонь при попадании в мой пустой желудок.
Маркус опускается на чистый диван напротив меня.
– Так в чем дело? – Он сидит так близко ко мне, и его голос эхом раздается в чрезмерно пустом пространстве.
Я делаю еще один глоток своего изысканного виски.
– Только сегодня узнал, что я не Баррингтон.
Он открывает рот от удивления. Ну, по крайней мере, теперь я знаю, что он об этом не знал.
– Что?
– Да, видимо я не Баррингтон.
Он очень быстро восстанавливается, этого у него не отнять. Закрывает рот и замолкает ненадолго, всевозможные мысли крутятся у него в голове и отражаются в его глазах, понятно, что все они эгоистичного характера.
– Кто тебе сказал?
– Виктория.
Его глаза сужаются. Он испытывает разочарование?
– Правда, она же в психлечебнице?
– У нее были результаты ДНК.
Он наклоняется вперед, сверкая глазами. Он выглядит как человек, который готов поверить своей удаче, я никогда не видел его с этой стороны.
– Ты... проверил результаты?
– Не стоит. Я всегда знал, что был другим.
Он откидывается назад, и сухо говорит:
– Ты не был другим, Куинн был.
– В любом случае, причина, по которой я нахожусь здесь – я не могу быть наследником семьи Баррингтонов. Я хочу, чтобы ты занял мое место и вообще нашел мне замену в иерархии Баррингтонов. Единственное, что я сохраню мои собственные личные инвестиции и портфель ценных бумаг Квинна.
Он смотрит на меня как-то странно, подозрительно, когда-то я называл этого человека своим братом, сегодня же мне предстоит увидеть его истинное лицо.
– Почему?
– Это длинная история.
– У меня полно времени, – говорит он вяло.
Я рассказываю о случившимся, когда я заканчиваю говорить, Маркус медленно выдыхает, смотрит в свой виски, опрокидывает его залпом, и направляется к сверкающему хромом и стеклом бару. Он чересчур громко ставит свой бокал на стеклянную поверхность, что даже сам вздрагивает, небрежно наливает виски в стакан, проливая его на блестящую поверхность, подносит, не глядя к губам, делает глоток и проглатывает. На мое несчастье, он пьян.
– Любой опытный юрист, разбирающийся в наследстве скажет тебе… любой контракт, который ты подписал под принуждением, может быть легко признан недействительным.
– Это простая вещь. Я просто хочу выйти из игры.
– Что ты подразумеваешь, когда говоришь, выйти из игры? – спрашивает он небрежно, словно смена мнения может меня напугать.
– Я ухожу от всего этого.
Он делает большой глоток, глотает и кашляет.
– Всего?
– Всего, – я смотрю на него с любопытством. Неужели я был таким же? И мне было всего недостаточно для моей ненасытной жажды, и я хотел большего?
– Ну, всего, поскольку это не принадлежит мне, – подтверждаю я.
У него вырывается возглас недоверия.
– Ты будешь нищий, – но я замечаю, что он не слишком старается переубедить меня в этом, просто оценивает насколько серьезно я к этому отношусь.
– Вряд ли.
– Ну, ты знаешь, что я имею в виду, – у него проскальзывает корыстная улыбка снова.
– Да, по твоим меркам, буду.
– Тогда тебе нужна будет работа. Ты можешь управлять бизнесом подо мной.
Странно, что я никогда не видел этих его надменных бровей и снисходительного наклона подбородка. Впервые я замечаю, что мой отец, точнее отчим, был прав, потому что увидел это. Алчный, жадный мужчина с развратными вкусами, который не может даже претендовать на лидерство. Мягкотелый дурак без даже малейшего намека на то, что сидеть во главе династии огромной и мощной такой, как Баррингтоны.
Я улыбаюсь.
– Нет. Я хотел бы придумать что-то свое. Сделать что-то другое.
– Ты говоришь, как Куинн.
– Ты справишься.
– Я действительно нуждаюсь в тебе, Блейк. Ты не пожалеешь, если сделаешь то, о чем я тебя прошу.
Я смотрю на него и про себя радуюсь, что он не мой брат. Он хочет нанять меня в качестве своего сотрудника.
– Извини, Маркус, но я уверен, ты заключишь новый союз.
– Ты просто собираешься уйти от всего этого? – он доволен своей удачи, но, кажется его злит и раздражает мое решение не работать на него. Позже, когда он прикончит эту бутылку, то возможно все сделает это законным и как можно скорее.
Я пожимаю плечами.
– Да.
Он хмурится, и кажется искренне смущенным.
– Почему?
– Когда я был моложе, идея, что вся природа – люди, животные, цветы, деревья, горы, реки, галактики, вселенные – это не более чем самовоспроизводящиеся фракталы интерактивной биологической программы на основе золотого сечения или спирали Фибоначчи была удручающая. Мы все анимированные математические конструкции причем с большой точностью. Ушло волшебство из творения. Я понимал, что нахожусь в геометрической тюрьме, но я не знал, как могу выйти из нее. До недавнего времени. Теперь я нахожу новую красоту и удивляюсь всякий раз, когда выхожу из автопилота. Всякий раз, когда я оставляю сборище менталитета и перестаю быть хищником, в моей жизни появляется любовь и в ней места злости.
– Из-за нее? – спрашивает он, в его голосе звучит глубокая ярость.
Ах, вот откуда берется раздражение. Он завидует мне, что я с Ланой.
– Даже не думай об этом говорить, Маркус, – предупреждаю я его, наблюдая за ним поверх своего бокала.
22.
Блейк Закона Баррингтон
«Сколько раз я говорил вам, что когда вы исключаете невозможное, которое и может оказаться маловероятной правдой? Мы знаем, что он пришел не через дверь, окно или дымоход. Мы также знаем, что он не прятался в комнате, поскольку здесь негде спрятаться. Откуда же он пришел?»
Шерлок Холмс, «Знак четырех» (1980)
Моя мать живет в апартаментах с видом на Central Park, которые занимают целых три этажа. Потолки двадцать три футов в высоту, окна от пола до потолка, и вид, который открывается перед вами в буквальном смысле захватывает дух. Уже наступила темнота, и город раскинулся роскошным ковром огней внизу, подо мной. Я смотрю вниз, на красивое зрелище и чувствую себя помятым и измученным.
Горничная приносит настой шалфея с ароматным медом и теплые булочки, заполненные гусиной печенью и закрученными ломтиками бекона. В этот момент моя мама совершает свой фантастически элегантный выход, я уже устал ходить по комнате за эти пятнадцать минут. Оборачиваюсь, чтобы оценить ее резкое появление в комнату, фарфоровая белая блондинка, безупречная, я помню ее, когда она еще носила длинные вечерние платья, и ее называли звездой красоты, кроме всего прочего она также носила пальто из оцелотов. Память оставляет неискреннее чувство в глубине моего живота.
Она печально улыбается.
– Я заставила тебя слишком долго ждать?
Мои губы изгибаются в ухмылке.
– Не очень.
Она томно опускается на диван, я почтительно целую ее в обе гладкие и надушенные щеки, сажусь напротив. Она деликатно поднимает руку к губам, чтобы скрыть свой вздох. Все ее действия направлены на то, чтобы скрыть хищный отблеск в своих глазах.
– В Сирии есть Византийские церкви, которые называются Сердцем Миндаля. Представь себе такое название для церкви.
– Маркус звонил тебе?
– А ты как думаешь?
– Ну, ты собираешься сказать мне, кто мой отец? Или мы будем обсуждать непонятные церкви в Сирии?
Она задумывается на мгновение, прищурив глаза, что я вижу только их синеву.
– Ты когда-нибудь видел во снах птицу или зверя с горящими красными глазами?
Я неподготовлен к такому вопросу. Если бы я мог предположить о таком вопросе то, моя реакция была бы совершенно другой. Я бы изобразил на лице совершенно другое выражение. Но так, как я не был готов, то она увидела неприкрытый шок, отразившийся у меня на лице. Хотя я отрицательно качаю головой, она пришпиливает меня своими глазами, неожиданно ставшими алчными и сверкающими от волнения.
– Тебе сняться такие сны, не правда ли?
Она с нескрываемой радостью говорит о таких снах, я же считаю их кошмарами. С самого детства мне снится такой сон, в котором я нахожусь, как в ловушке, и меня преследует массивный черный конь с красными глазами. Он гонится за мной через открытые поля, и я слышу, как он фыркает и тяжело дышит чуть ли не в спину. Иногда я вижу себя в заброшенном доме или сарае, в котором запираюсь и сижу очень тихо, пока конь бьет копытами в дверь. Оцепеневший, я пялюсь на дверь, которая сотрясается от грохота его копыт. Как правило, после этого я просыпаюсь в холодном поту.
– Ты знаешь, как тебе повезло?
Повезло? Я лишился всех слов, чтобы ответить.
– Иначе говоря конечная цель – с позволения мастера обитают наши души. Твой отец позволил это, – ее глаза затуманиваются от воспоминаний. – Иногда ты можешь увидеть, как ОН наблюдает своими глазами. ОН наблюдает за нами, живущими в человеческом облике. Это мы делаем для НЕГО. Мы позволяем ЕМУ воплощаться в человеческом облике и ходить по земле. Именно поэтому мы заботимся о чистоте нашего рода. Если мы загрязним нашу кровь, смешав ее с нечистой линией, он больше не сможет овладевать нами, именно поэтому мы имеем власть над всеми. Это наша награда – абсолютная власть над всем человечеством, – ее голос меняется, становясь вкрадчивым. – Ты не знаешь, каково это. Но ты должен разрешить ему овладеть тобой до конца.
Я встаю и отхожу на несколько шагов.
– Но я безродный, так ведь?
Она вдруг начинает смеяться с сарказмом.
– Дурак ты, Блейк. Я никогда не думала, что ты можешь быть так слеп. Неужели трудно догадаться, что твой род намного чище и выше, чем родословная Баррингтона?
Я смотрю на нее с удивлением, в груди полыхает огонь.
– Кто мой настоящий отец?
– Ты действительно хочешь, чтобы я сказала тебе? – она, кажется, искренне удивленной, что я до сих пор не знаю.
– Да, черт возьми, – резко отвечаю я. – Скажи.
– Твой биологический отец Хьюго.
– Хьюго?
– Да, Хьюго Монтгомери.
Хьюго Монтгомери! На пару минут все потеряло всякий смысл, время остановилось, весь мир, существующий в дали от этой гостиной, перестает существовать. Мы находимся с ней вдвоем в совершенно изолированном пространстве, высоко в небе. Я в упор смотрю на нее, она переводит на меня глаза, с выражением полного безразличия, ее глаза скорее похожи на голубые камни, ничего не выражающие, пустота. Затем антикварные часы на каминной полке семнадцатого столетия начинают свой отсчет.
– Кто? – недоверчиво спрашиваю я.
– Это не то, что пугающе, верно? – вздыхает она.
– Но он отец Виктории!
– Конечно.
– Виктория – моя сестра?
– Сводная сестра.
– И я должен был жениться на ней?
– Но ты же не женился, – напоминает она мягким скучающим тоном.
– Это было бы похоже на инцест, если бы я это сделал, – подчеркиваю я сердито.
– Я никогда не подозревала, что ты можешь быть настолько нудным.
– Почему семьи хотели, чтобы мы поженились?
– Для родословной. В ваших детях была бы самая чистая кровь из всех.
– Виктория знает об этом?
Мать отвечает совершенно сухим голосом.
– Я думаю, что она еще до конца не оправилась от шока, когда мы ей сказали.
– А Хьюго знает?
Она кивает.
– И... отец? Он тоже знал?
Она смотрит на меня с презрением, и я поражаюсь ее бессердечной, совершенно невыразительной маске, заставшей на лице. Она напоминает мне тех ловких снежных коз, которые даже на самых обрывистых скалах никогда не теряют свое спокойствие и опору, небрежно прыгающие по скалам, и поедая пучки травы среди опасной породы.
– Мы все знали, – восклицает она. – Неужели ты думаешь, что у меня была интрижка с Хьюго, не так ли? Мы планировали это заблаговременно, и мы сделали это ради блага семьи.
– Мой Бог! Вы все сумасшедшие.
– Сумасшествие – это субъективная вещь. Со стороны может показаться, что потерпели неудачу, не так ли?
